Текст книги "Против течения (сборник рассказов)"
Автор книги: Федор Гришанов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)
Дети в таком интернате, естественно, были разновозрастные: от первого до десятого, выпускного класса. Серёжа наш был тогда семиклассником. Учёба всегда поддавалась ему легко, уроки он успевал делать в школе, поэтому всё остальное своё время он посвящал изучению окружающего мира: запоем читал все попадавшие в его руки книги и встревал (вляпывался) во всевозможные, иногда чреватые приключения.
Со спальным местом Серёжа определился ещё утром. Его койка стояла у окна, прямо выходящего на знаменитую Транссибирскую магистраль. Серёжа положил сумку с книжками на кровать и отправился в столовую, где уже начинался общий интернатский обед.
В помещении, примыкающем к кухне и соединённым с ней раздаточным окном, было установлено несколько столов, вокруг которых уже сидели будущие подруги, друзья и недруги нашего героя. Старшие ребята, десяти– и девятиклассники сидели за большим столом. Все места вокруг него были заняты. И вообще оказалось только одно свободное место в углу, где сидели три самых маленьких девочки. Серёжа осмотрелся ещё: да, действительно, свободное место было только за их столом. Серёжа подошёл к ним, вежливо поклонился и любезно осведомился:
– Здравствуйте, прелестные мадемуазели. Вы позволите присоединиться к вам? Больше свободных мест нет.
– Да... Конечно... Садитесь. Нам ещё кастрюлю с первым не принесли... Она – тяжёлая. А дежурные о нас забыли.
– Ничего страшного. Это сделаю я. – Серёжа подошёл к окошку и взял кастрюлю с торчащим в ней черпаком. Поставил её на середину стола и посмотрел на своих соседок (В это время за столом старшеклассников кто-то насмешливо хихикнул).
– А вы теперь и разливайте. – предложила одна из его новых компаньонок.
– Нет, девочки. Кто из вас самая хозяйственная?
– Вера.
– Вот Вера и будет всем нам разливать. – Серёжа приоткрыл кастрюлю. – ...Борщ.
– Хорошо. – промолвила Вера и добавила. – Я дома, когда мама с папой на работе, сама младшим готовлю... («Да, – определил Серёжа. – девочки не только симпатяги, но и деловые»).
Отведав несколько ложек борща, Серёжа сразу понял, что кормёжка в интернате будет отличной: борщ оказался просто замечательным: вкусным, наваристым, щедро заправленным мясными кусочками и жиром... Потом девочки принесли и второе блюдо: шикарную котлету с гороховым гарниром, салат из помидор, а потом ещё и десерт: чай, булочку и всем по куску арбуза... да это не интернат, а какой-то дом отдыха на Черноморском побережье! Кстати, за первым же обедом «бедному» Серёже пришлось слопать добавочно ещё одну котлету и порцию салата, та как две девочки кушали только по полкотлетки, а третья не ела помидоров. А Серёжа, ведущий сверхактивный образ жизни, работавший как сельскохозяйственный вол, да ещё и занимавшийся спортом, ел всё.
(И ещё... В то время Серёжа и не интересовался, платят ли родители что-нибудь за содержание своего славного потомка в интернате, а потом Сергей Васильевич тоже забыл их спросить об этом, а потом спрашивать уже было не у кого... Может быть, и вообще ничего не платили. Наверное, тогда Государство наше было очень богатым... или на разных должностях было больше честных работников).
После вкусного обеда дежурные девочки быстро убрали со столов и вымыли посуду, и все школьники уселись за свои столы выполнять домашнее задание (им было хорошо: не надо было натаскивать себя как охотничьих такс к выполнению каких-то идиотских ЕГЭ).
Поскольку Серёжа домашнее задание сделал ещё в школе (Так он поступал с самого раннего детства, а перед седьмым классом взял ещё да и выучил наизусть целых пять глав из «Евгения Онегина». Поэтому схватывал, понимал и запоминал всё наш герой с первого раза. Гораздо позже Сергей Васильевич не раз подумывал: «И зачем я в средней школе учился? – Надо было сразу в какой-нибудь физико-математический университет поступать!»). Итак, отправился наш герой знакомиться с окрестностями.
Первым делом зашёл он в здание старого вокзала (ну «здание» в данном случае прозвучало слишком высокопарно, но оставим так, как есть).
Сейчас-то в Миассе ближе к автогородку блещет всеми цветами радуги новый современный вокзал... (Да, чтобы не забыть: в городе Миассе необходимо построить ещё: моторный завод, мясокомбинат, модернизировать и расширить Ракетный центр, построить дополнительно жилья на 100 тыс. населения, привести в порядок дороги и социальную сферу... словом, подготовиться к переносу сюда столицы Русского государства из зажиревшей, обрюзгшей и недееспособной Москвы. Такой перенос заодно поможет русскому народу избавиться от нескольких сотен тысяч откровенных воров, паразитов, тунеядцев и оголтелых холуев американских псак и европейских пяшек... Да и воздух здесь почище).
Потом Серёжа осмотрительно перешёл железнодорожные пути и долго бродил по берегу Ильменского озера, любимому месту сбора бардовских тусовщиков. Слева – железные пути, бегущие куда-то до самого Тихого океана, справа – чистейшая озёрная гладь, ещё незамутнённая надменным и всёсокрушающим техническим прогрессом. Вдалеке у берега виднелись одноэтажные постройки делового советского периода, называемые просто «частным сектором». За железной дорогой на горе белым дымком обозначала своё присутствие таликовая фабрика...Всю жизнь любил Серёжа такие одинокие прогулки – именно одинокие – когда никто не отвлекает от неспешных размышлений и таинственных споров самого с собой. Как-то раз Серёжа даже высокомерно-хвастливо подумал: «Беседовать нужно с умными людьми. Поэтому я буду читать книги мыслящих когда-то людей, а вести диалоги буду сам с собой».
К ужину Серёжа заспешил домой, т.е. в интернат. Все уже энергично работали ложками и челюстями, только его «девочки» сидели, сложив на коленях руки и... ждали его. Серёжа раз и навсегда решил: в школу можно иногда и не ходить, а на завтрак, обед и ужин опаздывать нельзя... Впрочем, ужин прошёл в тёплой дружественной обстановке (Хорошо было бы всю жизнь просидеть за одним столом с такими милыми, прелестными и добрыми девочками! Каким горьким пьяницам достанется ваша скромная красота?).
После ужина в помещении столовой открылась изба-читальня: каждый занимался своим делом.
Серёжа достал томик Салтыкова-Щедрина и углубился в чтение. Кстати, этот автор писал только о нашей современной жизни. Перечитайте внимательно ещё раз его книги и сами убедитесь в этом.
Из интернатского персонала на ночь оставалась только уборщица тётя Маруся, которая предпочитала сидеть в своей комнатушке и не мешать подрастающему поколению заниматься, чем ему вздумается.
Старшие девочки, видимо, немного брезговали остальной непоседливой и шумливой публикой и поэтому скромно удалились в свою спальню, где они спокойно могли заниматься благородными девичьими занятиями: чтением, шитьём, светскими сплетнями и гаданием на кофейной гуще.
И действительно, оставшаяся в столовой ребятня вела себя довольно назойливо и шумно.
Серёжа тоже уже было собрался перейти в «мужскую» спальню, где в это время было гораздо тише и спокойнее. Но вдруг он услышал чей-то хрипловатый начальственный голос:
– Эй ты, пацан! Ты почему уроки не делаешь?
Серёжа поднял голову и по устремлённому на него взгляду с «руководящего стола» понял, что эти грубоватые слова обращены именно к нему. Говорил их Женя Воронин, десятиклассник, здоровенный такой верзила, занимавшийся после ужина каким-то черчением. По его настырному и ядовитому взгляду Серёжа сразу понял, что этому громиле почему-то не нравится независимое, – как он, видимо, посчитал, – поведение новичка.
– Я уже сделал уроки.
– Когда это? (оказывается за новичком Серёжей уже велось негласное наблюдение).
– Ещё в школе.
– Ого! Какой умный, а похож на дурака!
Серёжа оставил без внимания этот комплимент и продолжал читать. Но вдруг раздался какой-то треск, и сразу за ним знакомый голос:
– Эй ты, подними пенал!
Женя, видимо, сам нарочно сбросил его на пол. Серёжа, не отрывая глаз от страницы, спокойно ответил:
– Твой пенал, ты и подбирай!
Серёжа, конечно, слышал, как отодвинулся стул, и кто-то медвежьими шагами направился в его сторону. Он продолжал спокойно читать свою книгу до тех пор, пока не получил увесистый удар по затылку и не полетел вместе со своей табуреткой на пол...
(В те далёкие времена наш юный герой даже и не догадывался, что он является прямым потомком славных и непобедимых Русо-ариев. Но в жилах-то у него текла кровь именно этих гордых и беспощадных предков...).
Всё остальное произошло совершенно автоматически. Он даже не успел ни о чём подумать и действовал по воле каких-то древних полузабытых инстинктов.
Серёжа резко вскочил с пола, подобрал валяющуюся табуретку, подскочил к удовлетворённо садящемуся за свой стол Воронину и со всего размаха долбанул этой увесистой, крепко сколоченной табуреткой по лохматой башке своего обидчика. Удар был такой силы, что табуретка разлетелась вдребезги, у Серёжи в руке остался только расщеплённый обломок одной из ножек. Воронин беспомощно свалился на пол, из его головы заметными струйками сочилась кровь. Был он без сознания. Всех детей охватило предчувствие чего-то ужасного. Раздались истерические визги, началась какая-то суматошная беготня... Серёжа по-прежнему стоял над поверженным неприятелем с обломком своего «оружия» в руках... (как потом выяснилось, такого в этих старинных стенах ещё никогда не было... Тем более, в присутствии маленьких детей).
Сперва показалось, что наступившей панике и хаосу не будет конца, но прибежала тётя Маруся и решительно взяла бразды правления в свои руки. Сразу воцарился хоть какой-то порядок: кто-то побежал вызывать «Скорую помощь», кто-то развёл младших детей по спальням, кто-то собрал обломки табуретки и унёс их на кухню. Тётя Маруся внимательно осмотрела раны на дурной башке Воронина, потом взяла стакан с водой и брызнула в побледневшее лицо «интернатского вожака». Тот, к радости окружающих, вздохнул и как бы очухался. Тётя Маруся тоже облегчённо вздохнула:
– Живой.
Потом она ещё раз брызнула в лицо поверженного богатыря водой, потрясла его чуть-чуть и спросила:
– Ну как ты, Женя?
Женя помолчал немного, а потом, к великой радости интернатского сообщества, прошептал:
– Нормально. Только больно и в голове гудит.
– Ничего, Женя, пройдёт... Лежи, лежи! Сейчас врачи приедут, вылечат, – успокаивала Воронина тётя Маруся. – Ты вот что... Когда тебя спросят, говори: побежал, споткнулся, упал и ударился головой об косяк.
– Ладно. Понимаю. – прошептал лежащий на полу Женя.
После этого интернатская уборщица оглядела окружающую её ребятню и весьма убедительно проинструктировала их:
– Запомните: он бежал, споткнулся и ударился головой об косяк. Все поняли? Вот. А то будет нам всем на орехи. А ты чего тут стоишь? – обратилась она к герою общего переполоха. – Иди в спальню и сюда не показывайся. С тобой сама заведующая будет разбираться (Вездесущие девочки, видимо, уже успели обо всём случившемся тётю Марусю проинформировать).
Выходя из столовой, Серёжа ещё успел услышать команды, которые раздавала старшим девочкам бывалая и опытная по жизни тётя Маруся:
– Ну всё. Быстро наводим порядок. Рая! Воды принеси! Быстрее, быстрее, пока «Скорая» не приехала! Фая! Маша! А вы что стоите, рты поразинули? Быстро за дело!... Ну и подвезло нам всем с этой бандитской шпаной!
Серёжа сел на кровать, решил продолжить чтение такой интересной книги, но читать ему уже почему-то расхотелось. Он просто сидел и думал, иногда посматривая на бегущие куда-то мимо их окон поезда... Было о чём подумать нашему герою (А тётя Маруся – молодец! Всех выручает).
Приехавший врач осмотрел раны на голове Воронина, внимательно посмотрел ему в глаза и решил забрать его на госпитализацию. С версией интернатской уборщицы о причинах травм он, кажется, согласился, хотя и заметил ей в шутку: «У нас больше всего косяков в детской колонии». Увезли интернатского вожака на лечение, может, и мозги ему там, в больнице, немного вправят, чтобы не поднимал руку на тех, кого не знает.
Во время суеты, связанной с приездом «Скорой», в «мужскую» спальню, озираясь вокруг, зашла старшая – девушка уже – ученица Фая, такая смуглая, симпатичная и стройная девочка. Она прямо направилась к сидящему у окна с печальным видом Серёже.
– Собирайся! Пойдём со мной.
– Куда?
– Спрячу тебя.
– Зачем?
– Ты что? Тебя же ночью бить собираются! (Серёжа сразу вспомнил злобные взгляды приятелей Воронина, их суровые бандитские физиономии). Но хвастливо ответил своей неожиданной заступнице:
– Ничего! Отмахнусь!
– Да их же много! Отделают тебя на всю жизнь! Собирайся!
– Вот ещё! Обойдусь!
– Ну, и дурак же ты. – с горечью промолвила Фая и разочарованно ушла в столовую.
Серёжа остался сидеть на койке. Потом сунул руку в стоящий рядом сапог: «Ничего. Нож на месте. Отмахнусь. Главное, виду не подавать!».
После всех этих событий Серёжа, что вполне естественно, долго не мог уснуть и лежал с открытыми в высокий интернатский потолок газами. Вдруг около его койки раздались какие-то шорохи, чьи-то шаги. С него скинули одеяло, и чей-то хриплый голос скомандовал:
– Ты, гад, вставай! Пойдёшь с нами!
Серёжа протянул руку к сапогу, но кто-то ударил по ней кулаком и прикрикнул:
– Обойдёшься без сапог! Тут недалеко.
Нападавших, защитников чести Жени Воронина, было шесть человек, а ножик, на который так рассчитывал легкомысленный Серёжа, остался спокойно и беззаботно лежать без дела в сапоге.
Его затолкали в тёмную кладовку рядом с кухней... И началось. Никто ещё и никогда так не колошматил нашего дерзкого героя. Он молчал и сопротивлялся как мог, хватал всё, что подворачивалось под руку, и, почти не глядя, лупил по сторонам... Но силы были явно не равны. Во-первых, все ребята были старше Серёжи, во-вторых, они тоже выросли в тайге, а в-третьих, они же были «интернатские»!
Из разбитого серёжкиного носа ручьём хлестала кровь, левая рука почти уже не могла защищаться, все части тела горели от боли. Силы оставляли нашего тринадцатилетнего героя... Он так не хотел падать... Он уже просто стоял, слегка защищаясь правой рукой от сыпавшихся на него со всех сторон ударов. Дело шло, казалось, к неминуемой развязке...
И в этот момент дверь в кладовку резко распахнулась, коридорная лампочка осветила кровавое поле побоища. Всё в кладовке было перевёрнуто. Но Серёжа не упал. Он всё-таки сумел выстоять перед бешеным и умелым натиском интернатской «шестёрки». Сразу же раздался звонкий девичий голос:
– Вы, сволочи, оставьте парня! Братьям пожалуюсь! Приедут, всех вас перережут! Шестеро – на одного! Всем расскажу, ворюги проклятые!
Нападавшие постояли немного, а потом, как по команде. Один за другим вышли из кладовки и направились в спальню. Серёжа и Фая (а это была именно она) остались вдвоём на поле битвы. Фая, спасительница нашего незадачливого героя, почти с ужасом смотрела на избитую, окровавленную серёжкину рожу. Отделали его, конечно, замечательно. Он шатался, но последним усилием воли старался удержаться на ногах... Пожалуй, это было первое настоящее «боевое крещение» нашего героя... И всё-таки он не упал, выстоял! Эх, жалко, что не догадался нож заранее из сапога достать! Всё бы лучше закончилось! (Ну и дурья ты башка, Серёжа! Не лучше, а хуже бы всё закончилось! И не миновать бы тебе тогда детской колонии!... Может быть, только отец спас... Ну и дела... И это только начало учебного года! Чего ещё ждать от этой откровенно бандитской публики!).
Наконец Фая потянула нашего избитого героя за руку:
– Пойдём!
– Куда?
– Сперва умою тебя...
Пришли – Фая поддерживала нашего слабеющего героя – в умывальную комнату. Серёжа Кое-как разделся с Фаиной помощью (вообще-то Серёжа, протрудившись все каникулы, был крепким и загорелым парнем). Потом Фая ненадолго сбегала куда-то (наверное, всё-таки, к тёте Марусе), вернулась с сумочкой, в которой оказалось всё медицинское (йоды, зелёнки, вата, бинты и прочее). Фае даже пришлось и умывать нашего героя. Потом она профессионально принялась обрабатывать и бинтовать Серёжкины боевые «награды». Заставила выпить две какие-то таблетки и запить водой. Полегчало нашему лихому уральцу, он даже сумел один раз благодарно улыбнуться спасающей его Фаине Фаттаховне...
Оделся Серёжа уже самостоятельно, но чувствовал себя ещё не совсем уверенно. Фая взяла его за руку.
Они вышли из интерната, прошли немного в сторону и зашли в интернат уже через другую, тоже оказавшуюся открытой, дверь. Там, в другом коридорчике, между комнатой тёти Маруси и спальней старших девочек оказалась ещё одна кладовка. Они зашли в неё. Фая зажгла свет. Кладовка была небольшой, но уютной. Фая забрала с собой медицинскую сумку и вышла, строга наказав пострадавшему в боях за свою честь герою:
– Сиди тут тихо. Никуда не выходи. Я скоро вернусь.
Теперь Серёже осталось только покориться совей спасительнице. Своя инициатива его почему–то всегда до добра не доводила. Серёжа присел на табуретку и стал ждать...
Минут через десть Фая вернулась с чайником и объёмистой сумочкой в руках. Она поставила всё это на табуретку, развернула матрас, присела на него и, весело улыбнувшись, сказал своему подопечному:
– Ну что, герой? Оклемался немного? Будем пить чай с пирожками. Ты как, кушать хочешь?
– Чаю с пирожками попью. – смущённо и обрадованно признался Серёжа.
Странное дело, но у Серёжи после перенесённых побоев, страшно разыгрался аппетит. Пирожки оказались горячими и такими вкусными...
– Фая, а кто такие смачные пирожки стряпал?
– Сами и стряпаем. Мясо, фарш, муку, масло на кухне берём. Там всё есть. А для сладких пирожков я варенье из дома привезла. А что, правда вкусно?
– Да я такой вкуснятины ещё никогда не ел!
– Ты дерись почаще, так тебе и свиные помои понравятся. Болит тело?
– Да нет, уже почти прошло.
– У нас, Серёжа, в интернате такой порядок: пацаны дерутся только в понедельник и вторник, а в четверг, пятницу и субботу драк нет.
– Почему?
– А чтобы в субботу к родителям без синяков приехать.
– Здорово! И я в конце недели не буду драться! Фая! А ты их братьями напугала... У тебя сколько братьев?
– Шесть. И сестра Рая, в шестом классе учится. Сестра – прилежная, спокойная девочка, а братья... трое уже в тюрьме сидят, когда они придут, на замен им другие сядут... Вот так и живём.
– А что отец ничего с ними сделать не может?
Фая весело рассмеялась ни наивный Cерёжин вопрос.
– Раз Тимур на воровстве попался. Отец рассердился и говорит ему: «Снимай, подлец, штаны. Лупить тебя буду». Тимурка штаны снял, а тут подошли другие братья и тоже штаны сняли... Лупи, мол, отец, всех. Папа расстроился, плюнул и ушёл к дяде Вите, соседу, водку пить... Их уж теперь никак не исправить и от воровства не отучить...
– А что они воруют? – деловито поинтересовался Серёжа.
– Да разное. Железная дорога – богатая. Всё есть.
– А учиться они...
– Серёжа, у нас в интернате почти одни девочки. А ребята... Кто просто бросит, кто в ремесленное уйдёт, кто – в детскую колонию. Здесь только самые хитрые остаются. А мои братья простые. Сперва сделают что– нибудь, а потом думают. Но они хорошие, добрые. Нас с Раей никто не обижает. Скучно только в лесу всё время жить. Приедем в субботу домой, и до понедельника в огороде спины не разгибаем. На зиму–то сколько надо сена, картошки, кормов всяких! Хорошо ещё в тайге грибы и ягоды, рыба и мясо, но за всем побегать и поползать надо... Вот так и живём у железных рельсов... Поезда идут мимо, а уехать некуда... – вздохнула Фая.
У нашего героя было чувствительное сердце и отзывчивая к чужим страданиям душа, ему стало так жалко эту добрую, смелую и... такую красивую девушку, что он, почти и не подумав, вдруг брякнул:
– Знаешь, Фая, когда я закончу школу, я на тебе женюсь и увезу тебя в большой и жизнерадостный город с парками и театрами... и мы будем в нём жить.
Даже сквозь смуглую Фаину кожу было заметно, как она покраснела, смутилась, а в её прекрасных карих глазах появились непрошенные слезинки:
– Что ты, что ты, Серёжа! Куда уж мне из болота да в город соваться. Я ведь утром твоего папу видела, он у тебя военный, офицер, а мой отец – простой обходчик, а братья – чисто разбойники.
– Фая! Да все люди в этой жизни – равны: все они рождаются и умирают, а всё, что происходит между рождением и смертью – это так, мимолётное, всё пройдёт и всё забудется. А мы только начинаем жить (Ах, Серёжа, Серёжа! Если уж ты такой умный «философ», то думал бы сперва, а не встревал во всякие переделки! За «табуреточку»–то, если бы не доброта тёти Маруси и врача «Скорой», маршировал бы ты сейчас в какой-нибудь атлянской детской колонии!).
И тут Фая, проявившая такие чудеса своего стойкого характера, вдруг совсем уж откровенно заплакала. Но, сквозь слёзы и всхлипывания, поведала нашему Серёже и свою невесёлую историю:
– Ах, Серёжа! Ты такой добрый... и смелый. Я когда тебя утром увидела... Ты мне как-то сразу по сердцу пришёлся. Мне девочки... так и сказали: «Нравится – иди!» (Серёжа по своей малоопытности, конечно, не догадался о значении этих слов). Если бы ты знал нашу жизнь! Вокруг такое творится!... И моя судьба уже решена... Да, да! Не смотри на меня так, пожалуйста! Меня же родители... просватали уже! – тут эта храбрая спасительница Серёжи совсем расстроилась и разрыдалась, но продолжала сквозь слёзы свою повесть. – А жених мне... смотреть тошно... да, говорят, он уже и за воротник зашибает хорошо. Кончилась моя жизнь, так и не начавшись!
– Да ты, Фая, откажись и не ходи замуж! Тебе школу закончить надо...
– Не могу отказаться: родители–то уже сговорились, да и свадьба уже скоро. Школу сразу придётся бросить, а я... хотела учиться. У меня даже троек никогда не было. Хотела на мед.сестру или фельдшера выучиться. Я... старалась, а теперь всё пропало.
– Давай к нам, в заповедник убежим! Я там все места знаю. В двух пещерах даже жить можно! (Вот так и в дальнейшей своей жизни наш легкомысленный герой никогда не будет упускать малейшей возможности вляпаться в какую-нибудь полукриминальную историю!).
Но более взрослая Фая сразу охладила горячий пыл своего юного друга:
– Нет, Серёжа, от своей судьбы никуда не убежишь. Плохо мне в жизни придётся. Ничем хорошим всё это не кончится. Или он меня по-пьяни прирежет, или я сама его задушу... Ты, наверное, Серёжа спать хочешь?
– Да, пойду в спальню.
– Нет, тебе сейчас туда идти нельзя. Там это шакальё только тебя и дожидается. Они же в ремесленное не пошли, потому что работать не хотят. А здесь просто болтаются, только делают вид, что учатся. Жрут, в карты играют и... даже водку уже пьют. Может быть, их армия хоть немного выправит... Да ну их... Здесь сегодня спать будешь. На задвижку закроемся и ляжем спать.
Вот только тут Серёжкино сердце трепетно забилось в сладком предчувствии чего-то нового и желанного...
Фая сбегала в свою спальню и принесла бельё, развернула явно не двуспальный матрас и застлала их импровизированную постель. Всё это она проделала с решительным видом, даже и зубы плотно зажав во рту. Потом выключила свет... Серёжа испугался, как бы у него сердце не выпрыгнуло из груди. Даже руки прижал к ней. Он слышал частое, взволнованное фаино дыхание... Она раздевалась. Серёжа тоже поспешил сбросить с себя свою помятую одежонку. «Кровать» действительно оказалась узкой. Серёжа сразу прижался к своей подруге, протянул к ней свои жадные руки... (о своих боевых ранах он давно уже забыл).
Два молодых и горячих тела яростно потянулись друг к другу. И вдруг...
– Серёжа, миленький, не надо. Я боюсь. Мне страшно. Боюсь. Ой, что с нами будет? Что мне делать завтра? Серёжа, Серёжа, пожалей меня!..
(Здесь мы прервём наше повествование для очередного многословного и утомительного для читателя отступления. Читатели наверняка решили, что это был первый так называемый сексуальный опыт нашего героя. Нет, это был второй его сексуальный опыт. А первый приключился с ним в посёлке Потанино...
В основном, конечно, на потанинских кирпичных заводах работали тогда заключённые. Гражданские неохотно шли на эту горячую каторгу. А зекам пообещают досрочное освобождение, они и толкают целую смену тележки с кирпичами, мечтая о своей будущей иллюзорной свободе... Но работали и штатские. Посёлок Потанино был довольно большим, и школа там тоже была весьма вместительная...
В ней и учился Серёжа. После первого же урока физкультуры, учитель отправил его в местную детскую футбольную команду. Там он сразу стал вторым центрфорвардом, а первым был Слава Сосков.
Поскольку они оба были выдающимися технарями и скоростниками, то они вдвоём легко взламывали любую, самую бетонную оборону противника. Схема была примитивной до смешного: один хитроумными финтами оттягивал на себя колунов–защитников, потом отдавал резкий пас вперёд на выход, а второй легко убегал от своих громил–опекунов, выходил один на один с вратарём... Словом, голы сыпались в ворота кривоногих шахтёрских отпрысков как горох из козы после хорошего обеда... Учились они со Славой в одном классе. И учились заметно лучше других ребят. Ну и ходили везде вместе.
Вторым серьёзным увлечением у всеядного Серёжи и его друга Славы была игра... в карты на деньги.
Здесь их главным учителем и наставником был уже почти взрослый парень по прозвищу «Заячья губа» (Сам «Заячья губа» уверял всех, что свою верхнюю губу он рассёк, выпрыгнув на ходу с поезда у любимой станции Потанино... впрочем, всё может быть).
Какие это были интересные уроки... Очко, Бура, Сека! Обладающий немалыми математическими способностями Серёжа схватывал буквально на лету их загадочную и затягивающую прелесть! Немного подучившись и освоив азы нескольких азартных игр, начали играть на деньги. Чаще всего почему–то выигрывал более опытный «Заячья губа». Пришлось научиться ещё и деньги добывать (Поскольку замечательные родители Сергея Васильевича давно уже покинули эту догнивающую земную юдоль, мы можем быть с вами вполне откровенны... Да, впрочем вы и сами уже обо всём догадались... Но в итоге всё же профессиональным вором наш герой не стал, а скорее наоборот, никогда чужого не брал и оказался, к немалой радости окружающих, совершенно бескорыстным человеком... И такое, дорогие читатели, очень редко в нашей жизни, но всё–таки бывает).
Играли обычно в лесопосадках у ветки на кирпичные заводы. Тихо, свежо, листочки шелестят... играй себе в удовольствие, проигрывай родительские денежки... «Заячья губа» был бывалым парнем и частенько рассказывал любознательным молокососам о своих подвигах по самой загадочной, женской линии. Там, за железнодорожной веткой, в частном домишке проживала и его постоянная пассия, к которой он частенько наведывался вместе с выигранными у лопоухих юнцов деньгами.
Однажды «Заячья губа», будучи в особо весёлом и каком–то игривом расположении духа, спросил своих проигравшихся картёжных партнёров:
– Ну что, парни, хотите с бабой переспать?
– Конечно, хотим! А с кем? – хором с энтузиазмом молодых жеребчиков, ответили на лестное предложение своего опытного наставника утомлённые девственностью энергичные спортсмены (Господа мужики! Занимайтесь спортом! Будете такими же крепкими и страстными самцами как наши юные герои, и вас тоже будут любить застоявшиеся в своих стойлах... женщины).
– Толик! (так звали «Заячью губу»). А когда пойдём? – хорохорились и торопились познать неизведанное наши героические футболисты (Интересно, Славка–то играл потом в какой-нибудь серьёзной команде?).
– Да прямо сейчас. Пошли. Я уже договорился.
И Слава с Серёжей с трепетом душевным попёрлись за своим так раззадорившим их вожаком.
Почти все домишки были какими–то ветхими и покосившимися. Подойдя к одному из них «Заячья губа» счёл необходимым наставить своих учеников:
– Я пойду первым. Вы здесь ждите. Кто пойдёт следующим – сами решайте.
После чего Толик постучал тихонько в низенькое окошко, а потом скрылся за любезно распахнувшейся перед ним дверью. Серёжа и Слава остались на улице ждать своего звёздного часа.
Постояли возле дома. Походили туда–сюда, чтобы унять мелкую дрожь в коленках. А потом Слава на правах местного старожила высказал своё мнение:
– Я пойду первым, а ты – за мной.
Но Серёжа наш был тоже тёртым калачом, и уступать своё место под солнцем никому не собирался.
– Нет, первым пойду я.
– Почему?
– Потому что я больше голов забиваю.
– А кто тебе, хвастуну, пасы даёт?
Бац! Бац! Яростно сошлись в неистовой схватке наши юные дон Жуаны. Долго мутузил они друг друга, валяясь на грязноватой деревенской траве... Силы–то у них были примерно равны. Оба драться умели (Кстати, это искусство оказалось почти единственно необходимым для достойного проживания в железнодорожном интернате).
Потом немного поостыли, постояли, посмотрели друг на друга: у Серёжки из носа тёплым ручейком текла кровь, зато у Славки бровь была рассечена, и глаз начинал заплывать. Теперь Серёжа первым перешёл в наступление за право побарахтаться в постели со стареющей деревенской распутницей.
– Я пойду первым!
– На! Я первый сказал!
– Давай тогда вон до той колонки побежим, кто победит, тот и будет первым.
– Испугал! Да я тебя и в болотных сапогах перегоню.
– Ну, что, побежали?
– Раз! Два! Три!
Но поскольку наши юные «бабники» были одного возраста, одинакового роста, и играли в одной линии атаки, то и определить победителя в забеге сами он, конечно, не смогли.
– Я – первый.
– Выкуси! Ты сзади прибежал!
– Врёшь!
Бац! Бац! После второй схватки у Славы тоже из носа густо закапала молодецкая кровь, зато у Серёжи почернело слегка левое ухо (А ведь наши юные гладиаторы ещё даже и не видели, за Что они свою кровь проливают).
В течение двух часов, пока «Заячья губа» развлекался с предметом их общего вожделения, Слава и Серёжа провели пять забегов, не выявивших явного победителя, и примерно десять раундов бойцовских схваток, где, со стороны глядя, пожалуй, обоих соперников можно было посчитать проигравшими.
...Когда удовлетворённо позёвывая и потягиваясь, «Заячья губа» вышел, наконец, на крылечко, он сразу–то и не узнал своих прилежных учеников. Вид у них, действительно, был весьма жалким.
Толик подошёл к ним и властно промолвил:
– Ну, всё. Пошли по домам. Кина не будет.
