Текст книги "Против течения (сборник рассказов)"
Автор книги: Федор Гришанов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)
Всё семейство, кроме старшего брата, уехавшего тогда в спецшколу ВВС и младшей сестрёнки, дружно принялось за работу. Земля была чёрная и податливая, дело двигалось весело и споро! (Серёжа уже в те далёкие времена частенько задумывался и недоумевал, почему его родители везде что-то новое придумывают: то какую-нибудь живность разводят, то осваивают свободные территории, а другие взрослые ничего не предпринимают сами и вечно ждут, когда им кто–то пример покажет? – Не от своих ли родителей перенял он эту жизнерадостную склонность во всём проявлять незаурядную выдумку и творческую инициативу?).
Большинство поселкового народа предпочитало культурно отдыхать после трудового дня, только немногие энтузиасты выращивали кое-где второй хлеб. А земли пустующей было в округе тогда немало (в то время к ней не протянули ещё свои ненасытные загребущие лапы подлые и продажные «уплотнители»).
Но отец и мать Серёжи умели взламывать царившую вокруг нудную регламентированную жизнь. Увидят потом соседи, как всё быстро и хорошо растёт на щедрой уральской земле, и сами возьмутся за лопаты и грабли.
Летом, когда Серёжа мечтал хорошенько отдохнуть от непоколебимо уверенного в своей правоте школьного занудства, родители взяли отпуск и вместе с сестрёнкой отправились в Тюменскую область посетить маминого брата. Десятилетнего мужичка Серёжу оставили на хозяйстве. А хозяйство было весьма немаленькое: огород 4 сотки, куры во главе с петухом, наседка с цыплятами, утки, кролики во главе с крупным серым кролом. Да ещё и, для полного счастья, пара поросят.
И вместо того, чтобы ежедневно бегать на озеро, купаться, загорать, играть в футбол, читать интересные книжки, сподобился наш герой постигать вековечные азы суровой крестьянской судьбы.
С раннего утра до заката солнца он полол сорняки и рыхлил почву, таскал на своём детском хребте воду и поливал набухающие разноцветными плодами грядки, готовил разнообразные корма, поил и кормил всю эту доверенную ему живность, собирал яйца, словом, жил полнокровной кулацкой жизнью. И всё у него получалось: урожай созревал, цыплята и поросята росли как на дрожжах, кролики плодились, утки... вот их Серёжа сразу и крепко невзлюбил: вечно хотят жрать, громко чавкают, корма летят во все стороны... но что делать? – Терпи, казак, атаманом будешь! (Но постоянно добавляя питательные корма в кормушку этим вечно чавкающим домашним уткам, Серёжа не только приобрёл стойкую неприязнь к этим в общем–то жирным и вкусным птицам, но и – ну тут-то какая связь? – глубочайшее отвращение к пустым и бессмысленным многочасовым словоизлияниям так называемой интеллигентной публики.
К преклонным годам особо противно оказалось для Сергея Васильевича высокомерное столичное верхоглядство и визгливое камлание патриотов, и злобные потуги и бездарных оппозиционных лицедеев, хором блеющих обтрёпанную забугорную маразматическую и подлую чушь.
Если для записных московских пустомель слова «говорить» и «мямлить» означают одно и то же, то зачем они всё же постоянно разевают свои истекающие казённым жиром рты?).
Но пора вернуться от гомонящей и кудахтающей аудитории к молчаливым, но зато плодовитым кроликам.
(Кстати, вас не удивили такое твердолобое трудолюбие и стойкость характера у десятилетнего школьника? Вас не изумило долготерпение нашего будущего героя, не бросившего всё это хлопотное хозяйство и не побежавшего по железнодорожным шпалам в далёкий город Ишим и не вопящего громче паровоза: «Родители! Помогите!»? Мы можем посоветовать вам только одно: почаще полите сорняки на летнем солнцепёке, и у вас тоже будет железный характер).
Когда нагруженные щедрыми сибирскими дарами (мёдом, вареньем, орехами) родители с сестрой вернулись домой, они были изумлены и обрадованы прекрасными результатами плодотворной хозяйственной деятельности своего энергичного отпрыска.
Папа тут же решил улучшить условия содержания своего живого поголовья, в частности, кроликов. Он быстро соорудил просторный открытый вольер для летнего отдыха этих мирных и добрых животных. И все кролики были довольны, разгуливая по большой огороженной территории и угощаясь разнообразным и питательным кормом...
На следующее утро, когда мама с папой пошли задавать корм своим любимым питомцам, они увидели ужасную картину: обе крольчихи и все крольчата были задушены, их тела были разбросаны по «летнему» вольеру. Крол исчез (Что это было? Может быть, какой-нибудь злобный барсук или плотоядная куница забрались в вольер и... Но опытные кролиководы уверяют малоопытных дилетантов, что крола никогда нельзя помещать в одной клетке с его потомством, что иногда на него находит какое-то безумие и тогда... Словом, папа совершил в глазах Серёжи свою первую ошибку. И наивный Серёжа облегчённо подумал: «Если уж папа иногда ошибается, то и мне...»).
Лето закончилось трагически для кроликов, зато зимой Серёжа наконец-то научился кататься на коньках. Дело было так: Серёжа получил первые в своей жизни коньки с ботинками и отправился на ближний поселковый каток. Он совершенно не умел кататься на коньках и сразу же стал предметом глумливых насмешек со стороны старожилов этого захудалого, можно даже сказать, деревенского катка. Особенно нагло и хамовато смеялись над его падениями так называемые девочки. Серёжа рассердился и ушёл домой. Но поздно ночью он вернулся на каток и при блёклом лунном свете начал отрабатывать элементы катания на своих «дутышах». Ночами он занимался на катке, а днём мирно спал на уроках, ловко подперев свою бедовую головушку об избитую жёстким уральским льдом ладонь... Через неделю упорных ночных тренировок он снова, уже вечером, пришёл на каток и сразу стал предметом обожания и тайных воздыханий «так называемых девочек».
Уважаемые читатели! Позвольте сделать и в ваш адрес небольшое замечание: Мы уже в течение длительного времени ведём пустые, не имеющие ничего общего с заданной темой рассказа, разговоры, а вы... молчите... Вот, наконец-то мы услышали ваше возмущённое слово, и сразу переходим к главному, то есть к рыбалке.
Вы прекрасно знаете, что все многочисленные уральские водоёмы так плотно забиты разнообразной рыбой, что она плавает в воде, высунув на поверхность свои мордочки в тщетной надежде, что вы её, наконец, поймаете и бросите погреться в подвешенный над костром котелок.
Можно приплыть на лодке и встать на якорь в том месте, где отработанная тёплая вода с Аргаяшской ТЭЦ смешивается с озёрной прохладой этого кишащего не только рыбой водоёма, забросить удочку, посмотреть на поплавок и... ваше сердце радостно забьётся в предвкушении ароматного, туго набитого нежной и сочной белизной пирога.
Но Серёжа по воле судьбы, не превратился в азартного мелкого удильщика. Он стал... крупным браконьером (И боже вас упаси жаловаться на него в какой-нибудь там «Рыбнадзор»! Мы давно знакомы с Сергеем Васильевичем и прекрасно осведомлены о том, с каким изяществом, можно даже сказать, искусством умеет он легко преодолевать и происки конкурентов и административные козни. Уверяем вас, он снова выйдет сухим из воды, а вы, – как всегда – останетесь в дураках. Это же только снаружи наш герой выглядит как какой–то невзрачный и обтрёпанный человечишко. Да, он никогда не затягивал свою шею галстуком, да, он одет в изрядно изношенный пиджачишко и носит истоптанные грязноватые ботинки: да, его главу давно уже украшает весьма заметная лысина, но зато он смотрит своими близорукими глазами на окружающий его хаос как на мутную прозрачность и знает такое, что... Нет, поговорим лучше о рыбалке).
Само собой разумеется, что глубоко законспирированную рыболовецкую артель мог организовать только один человек – Василий Николаевич, Серёжин отец. Рядовой состав бригады периодически менялся, количество занятых ночным разбойным промыслом энтузиастов колебалось от 4 до 8 человек. Техническое оснащение состояло из: грузовика с водителем-солдатом, который в самом процессе лова никогда не участвовал; хорошей лодочки и 50-метрового невода с трёхпалыми ячейками (рыбную мелочь наши промысловики оставляли более мелким рыбакам). Сам процесс рыбалки происходил исключительно в тёмное время. Во-первых, почти все участники этих лихих вылазок были офицерами и днём находились на службе, а во-вторых... Ну, вы сами понимаете.
Озёр на Южном Урале – великое множество. В одном – караси, в другом – карпы, в третьем – всего... нет, не помаленьку, а помногу. Практически всегда возвращались домой с богатым уловом. Иногда даже караси или карпы через борт машины на дорогу сваливались. В таких случаях излишек «рыбной продукции» отвозился на солдатскую кухню, и рядовой состав вместо перловой каши с большим аппетитом кушал настоящую рыбацкую уху. Естественно Серёжа никак не мог не прилепиться к этой романтической и рисковой деятельности.
Сначала он присматривался и осваивал нехитрые тонкости такого способа рыбной ловли.
Однажды в мотне оказалась щука просто гигантских размеров. Отец поручил Серёже отнести это грозно разивающее щелястую пасть чудовище к машине. Щучий хвост волочился по зелёной прибрежной траве... И вдруг Серёжа получил весьма чувствительный удар в бок, скользкое бревно вырвалось из его рук и полетело в одну сторону, а юный рыбачок – в другую. Щука яростно металась по земле и приближалась к водной поверхности. Серёжа быстро очухался, подбежал к беснующейся рыбине и, бросившись на неё, заставил успокоиться. Опять кое-как поднял её и потащил дальше. Потом произошло ещё две такие же ожесточённые схватки между матёрым хищником и скромным учеником начальной школы.
Когда Серёжа, наконец, с большими усилиями дотащил это скользкое, бьющееся за свою жизнь, бревно до машины, сидящий на пригорке и наблюдавший его героическую борьбу водитель Антон встал и, иронически посмеявшись, заметил:
– Ну, ты, Серёга, даёшь! Хороший спектакль устроил. Посмотри-ка, как товарищи офицеры над твоей схваткой любуются!
Рыбацкая артель действительно занималась не заброской невода, а с весёлым юмором смотрела «спектаклик», устроенный юным рыбаком и матёрой щукой. Серёжа даже застыдился своей неопытности в рыбацких делах.
– Насмешил ты народ хорошо. А дело-то просто делается. – втолковывал Серёже сержант срочной службы Антон. Потом он поднял с земли приличный булыжник и с размаху долбанул им по огромной щучьей башке.
Щука сразу успокоилась. Теперь ей можно было спокойно и безмятежно ждать, когда её почистят, выпотрошат, разрежут на куски... вот такова уж судьба многих наших так называемых «братьев меньших».
...Состав браконьерской бригады периодически менялся, но Серёжа не пропускал ни одной ночной вылазки и как-то постепенно и незаметно оказался фактически главным помощником отца в этом – с вашей городской точки зрения – неблаговидном занятии.
Он знал все рыбные места, знал все опасные омуты и лежащие на дне коряги, умел управлять лодкой и забрасывать невод (поплавки – вверх, грузила – вниз), научился мастерски выводить невод и вытаскивать трепещущую, забитую рыбой, мотню на берег (Мог бы стать и профессиональным рыбаком, но не получилось: многие у нас не любят низко плавать, а предпочитают высоко летать... Жаль, что падать всегда приходится вниз).
Летом хорошо: во-первых, в школу ходить не надо, а во-вторых, рыбачить легко и приятно.
Может быть, именно поэтому и нагрянула однажды в отцовское учреждение высокая ведомственная комиссия не только из Челябинска, но и, страшно даже вспоминать, из самой Москвы!
Поработала полномочная комиссия, как говорится, «на местах» и отправилась на дальнейшие разборки в областной центр. Отец тоже поехал с ними. А вот младшие контролёры, всякие там капитаны и майоры московские, остались на месте для дальнейших многосулящих нечто хорошее проверок. Ну, и попросили столичные гости организовать для них любительскую рыбалку (Узнали от кого-то из местных о ночных походах Василия Николаевича). Отец согласился, но москвичи забеспокоились: как же они без него управятся с малознакомым им делом? Папа улыбнулся и успокоил их:
– Ничего, не волнуйтесь, будет вам опытный бригадир.
Дома отец ещё раз проинструктировал «опытного бригадира» и уехал в Челябинск. Рисковал отец, конечно, но, как потом догадался Серёжа, отец его был ещё и любителем пошутить и разыграть чопорную и горделивую московскую публику.
Когда начало смеркаться и приближалось наше любимое, воровское времечко, отправился Серёжа с плотно набитыми туесками в гараж. Там уже наготове стоял грузовик. Антон дружелюбно махал ему из кабины. В кузове сидели приодетые в рабочую одежонку шесть проверяющих. Поскольку отец назначил Серёжу бригадиром, то он на законном основании решил во всём подражать своему родителю. Подойдя к машине, забрался на колесо, убедился, что лодка, вёсла и, главное, невод на месте, посмотрел на нахохлившихся как куры на насесте и удивлённых его появлением «рыбаков» и, подражая папиному командирскому баску, промолвил:
– Здравствуйте, ребята! Все собрались?
– Да. Все. – ответил чей-то одинокий голос.
– Ну, тогда поехали! – и Серёжа по-хозяйски уселся в кабину (раньше он всегда ездил в кузове). Антон хитровато улыбнулся, и машина тронулась по хорошо знакомому ей маршруту.
– Ну что? – весело спросил Антон у своего временного начальника.
– Давайте, дядя Антон, к третьей заводи.
– Удивить хочешь? Правильно.
В третьей заводи всегда были самые обильные съёмы. Подъехали к озеру. Поскольку Серёжа был (неожиданно для него самого) повышен в должности и назначен бригадиром, сам он уже ничего не делал, а только деловито распоряжался выгрузкой инвентаря и подготовкой к основному действу (Позже насмешливый водитель Антон рассказал Серёже, что, когда они приехали на место, гости шёпотом спросили его: «А кто это?», на что Антон без всяких колебаний компетентно объяснил им: «Это – самый главный уральский браконьер»).
Когда спустили на воду лодку и аккуратно сложили в неё невод, «бригадир» обратился к московским «рыбакам»:
– Кто лодкой умеет управлять?
Только двое отозвались на этот нехитрый вопрос, Серёжа выбрал более солидного дядьку, подумав: «Наверное, подполковник». Один конец оставили в руках новоиспечённых рыбарей и отправились забрасывать невод. «Подполковник» весьма ловко и умело вёл лодку по озёрной глади. Когда пристали к берегу, по три человека взялись за каждую верёвку, Серёжа стоял посередине и командовал:
– Правая сторона – помедленней! Вот так. Хорошо. Теперь сходитесь! Хватит! Равномерно тяните.
– Что-то тяжело идёт. Не танк ли вытаскиваем? – раздался чей-то сомневающийся голос.
– Нет, всё нормально. Уральские танки не тонут. – авторитетно успокоил взволнованную бригаду Серёжа.
Ещё до появления туго набитой серебристой мотни опытный рыбак Серёжа знал, что улов будет небывалым. Так оно и оказалось. Рыбы было... ну, очень много. Хватит ли в кузове у Антона запаса специальных мешков?
Восхищению и восторгу московских гостей не было предела. Такого рыбного изобилия им явно не приходилось ещё видеть. Рыбу сложили в огромную кучу. Поехали ещё на заход. Потом Серёжа сам сел за вёсла, а «подполковнику» доверил забрасывать невод, с чем тот прекрасно справился. Серёжа даже подумал: «Наверное, в Москву на службу с Урала перевели. Толковый дядька. В разведку с ним можно ходить».
В общем, рыбалка оказалась весьма удачной. Все стояли вокруг добытой рыбы и радостно потирали руки. «Старшой» Серёжа деловито распоряжался:
– Сейчас поделим её на шесть равных частей, упакуем с солькой и крапивой в мешки и повезёте её в столицу, родню кормить.
– Почему на шесть? – спросил «подполковник». – А вам с Антоном?
– Вся эта рыба – ваша. А мы тут живём и рыбёшку каждый день жуём.
– А старшим начальникам? – волновался за остальных членов комиссии московский «подполковник».
– А генеральскую рыбку в Шаголе уже на самолёт грузят. Всем хватит. Здесь ваша добыча. – пояснил всезнающий браконьерский водитель.
– А как рыбу-то будем делить? – заинтересовался один из молодых офицеров.
– Рыбу будем делить по-рыбацки, то есть справедливо. – охотно пояснил браконьерский «идеолог» Серёжа. – рыба вся разная. Кто-то любит щук, кто-то предпочитает линей, а кому-то по душе окуньки или даже ёршики. Вот, смотрите, мы с Антоном разложили её примерно на равные кучи. Сейчас один из вас отворачивается, а другой указывает на какую-нибудь кучку и спрашивает: «Кому?», отвернувшийся отвечает: «Ивану», потом «мне», потом «Петру». Так делится весь рыбацкий улов: честно и справедливо. И никому не обидно.
Потом можно даже кучами меняться.
– Здорово! – восхитился молодой офицер. – Действительно: честно и справедливо. Кому что достанется, то и его.
Весело, с шутками, поделили рыбацкий улов, упаковали в мешки, и кто-то из офицеров выразительно крякнул. Антон сразу всё понял:
– Завтра утром самолёт улетает в Москву. Надо быть в Шаголе. Транспорт уже наготове, в гараже. Костёр разводить и уху варить не успеем, а поужинать... Всё готово. – Антон достал откуда-то две фляжки, несколько булок хлеба, две кастрюли с котлетами, Серёжа вытащил из кабины мешок с зеленью и три упакованных в полотенца ещё тёплых пирога (Дорогой читатель, если вы никогда не ужинали после удачной рыбалки на берегу озера, когда по воде изредка шлёпает, нарушая природную тишину, редкая волна, когда всё небо усеяно яркими уральскими звёздами, когда вокруг костра сидят приятные собеседники и товарищи по общему делу... Испытайте хоть раз в жизни всё это, и вы узнаете, что же это такое «рыбацкое счастье»!).
Когда Антон поставил на брезентуху шесть гранёных стаканчиков, кто-то из офицеров шутливо спросил:
– А почему только шесть?
– Я – за рулём. – начал Антон.
– А мне завтра ещё картошку окучивать. – тут же вставил «деловой человек» Серёжа (на самом-то деле этот «деловой человек» спиртное впервые попробует только на первом курсе института, а тут он просто «марку держит»).
Как давно уже известно всему миру, русские офицеры – народ мужественный и крепкий (во всех смыслах, в том числе и касательно содержимого во фляжке). Подкрепились все основательно. На отсутствие аппетита никто не жаловался.
– Ну, у вас и пироги – вкуснотища!
– Вот эти два с рыбой и луком, а этот – с ягодами, – на десерт. Антон, ты чай не забыл? – осведомился Серёжа у водителя.
– Никак нет, товарищ командир. Всё – на месте. – не преминул пошутить весельчак Антон.
– А пироги кто стряпал? – деловито поинтересовался «подполковник».
– Мама с тётей Ниной.
– Передай им нашу большую офицерскую благодарность. Пироги замечательные. Пришлю сюда дочку Катерину на выучку... Да, женихи тут – не чета московским лоботрясам.
– Да, бригадир у нас – крепкий парень. – подтвердил раскрасневшийся на уральском морозе московский новоиспечённый браконьер.
Серёжа, чтобы как-то прекратить поток комплиментов в свой адрес, вдруг сказал:
– А ваша рыба самая вкусная!
– Почему?
– Потому что вы сами её поймали.
– А ведь верно, товарищ бригадир.
«Подполковник», явно душевно расположенный к нашему юному герою, поинтересовался и о его школьных делах:
– А как ты, Серёжа, в школе учишься? Двойки, тройки есть?
– Нет.
– Что, и четвёрок нет?
– Нет. Одни пятёрки. Я же не всё время рыбачу. Люблю книжки на русском и немецком читать. Английский плохо знаю, а словаря хорошего, большого нет. Надо ещё учить.
– А немецкий-то язык ты где выучил? – поинтересовался молодой офицер.
– У немцев.
– У каких немцев? – удивлённо спросил другой рыбак.
– В Асбесте. Их там много живёт.
– А, понятно, дак это же наши немцы, волжские, – понял ситуацию рыбак.
– Зимой я люблю на охоту ходить. – заминая щекотливую тему, проговорил Серёжа о другом своём любимом занятии.
– Как? Один? – удивился «подполковник».
– Нет. С папой. Барбоской.
– Кем? Кем? – сразу со всех сторон посыпались вопросы.
– Барбоской. – повторил Серёжа.
– Да кто такой «Барбоска»? – (вполне естественный вопрос).
– Папа идёт с двустволкой, а я так, барбоской. Когда найдём заячью лёжку, заяц убежит. Папа замаскируется и остаётся ждать, а я бегу за зайцем по следу. Он хоть и хитрый, петляет, прыгает в сторону, а всё равно, как дурак, прискачет на свою старую лёжку. Там его папа и ждёт.
– А ты, Серёжа, ещё и опытный следопыт, оказывается! Разбираешься в следах?
– Да, конечно, и заячьи, и лисьи, и волчьи, и медвежьи следы знаю. Все разные (вот тут уж точно заврался наш Серёжа – ухарь. Любишь ты, Сергей Васильевич, иногда пофорсить: не видел ты тогда ещё ни медвежьих следов (тем более на снегу), ни рожи его, взлохмаченной праведным медвежьим гневом. Но на природе под звон стаканчиков всё сошло благополучно. Постарайся больше не врать, охотник «Барбоска»), по свежей пороше следы легко читаются. Бежишь, бежишь, а потом выстрел услышишь. На полянку выбегу, а там уже папа зайца за уши трясёт, показывает. Красота. Иногда большие попадаются, но больше средние. Парочку добудем и домой идём.
– А почему только парочку? – опять спросил любознательный молодой офицер.
– А зачем больше? У нас же и свинина, и курятина своя есть, и картошка, и капуста квашеная, и грибы солёные. Всё есть.
– Да, – вздохнул другой офицер. – я тоже сюда свою Ольгу на выучку отправлю. Пожалуй, уралочкой-то быть лучше, чем москвичкой...
– Нет, – счёл необходимым возразить и вставить своё мнение наш герой. – В Москве лучше. Там много книг и библиотек. Я люблю читать. Всё запоминаю.
Не понимал тогда ещё Серёжа того уважения и удивления, с каким смотрели на него бывалые московские офицеры, временно поменявшие в бараке свои мундиры с боевыми орденскими ленточками на рыбацкие, зековские фуфайки... Но членам комиссии пришла пора гнать в Челябинск на аэродром.
Шумно и дружески простились. Москвичи поехали в Шагол поддерживать слегка захмелевший генералитет при посадке в военнотранспортный самолёт, а Серёжа, не спеша, с чувством выполненного перед отцом долга, отправился домой отдохнуть часок-другой и энергично взяться за обработку весьма немаленького картофельного огорода.
(Вы, читатель, не удивляйтесь, что наш герой так, по-свойски, почти панибратски разговаривал с гораздо старшими его, заслуженными офицерами. Несколько позже, уже в Ильменском заповеднике ему придётся рыбачить с лодки удочками в компании... министра финансов всего Советского Союза... Да, кстати, «невесты московские», Катя и Ольга, может быть, и приезжали попозже в Новогорный, но героя нашего, к сожалению, уже там не было. – Отца перевели в другое место... А то бы был сейчас наш Сергей Васильевич каким-нибудь большим московским руководителем... А что? Всем можно ломать дрова, а ему, Сергею Васильевичу, нельзя? – Нет, наломал бы он там таких дров, что и по сей день московский народ при упоминании его славного имени «Барбоска» вздрагивал бы от страха и суеверного ужаса).
...Ловко орудуя тяпкой вокруг зелёных кустов молодого картофеля, Серёжа вспоминал удачный поход за рыбой и горделиво так любовался своей, как он думал, незаурядной личностью: «Да, московские невесты, когда пироги рыбные будут трескать, наверное, размечтаются: хорошо бы хотя бы за одной партой посидеть с таким лихим удальцом, как рыбацкий бригадир Сергей Васильевич».
07.06.2016 г.
Интернат
«Необходим для сердца перелом:
Догнать... Вернуть...
Сказать кому-то слово...
И жутко Вам, что всё уже в былом,
А в будущем не видно и былого».
Игорь Северянин
Однажды Сергей Васильевич вместе с одной из своих бывших жён поехал из застольного города Челябинска в посёлок Атлян навестить временно гостившего там одного из своих непутёвых сыновей. До Миасса, будущей столицы Русского государства, доехали в электричке, там на вокзале. Необходимо было пересесть в атлянский автобус. Автобус набился битком, половина пассажиров, в том числе и Сергею Васильевичу со спутницей пришлось ехать стоя.
(Изумительную красоту уральских пейзажей необходимо живописать опытным профессиональным пером, но поскольку мы... увы, только любители сладкозвучно околевающей российской словесности... Словом, приезжайте на Урал, уже собственным-то глазам вам придётся поверить).
Автобус был, конечно, старенький, но бежал по пересечённой местности как молодой олень. На одной из остановок в автобус зашли ещё три пассажирки – молодые и, как на подбор, стройные, симпатичные женщины.
Утончённый знаток изысканных женских прелестей Сергей Васильевич поначалу не обратил на них своего особого внимания. Но потом вдруг заметил, что эти красотки, внёсшие в духоту салона аромат весенней свежести, о чём–то перешёптываются и... смотрят на него! Потом одна из них протиснулась поближе к Сергею Васильевичу, посмотрела на него и заговорила милым приятным голосом:
– Здравствуйте! Вы меня не узнаёте?
Серёжа внимательно (и с большим удовольствием) посмотрел на прелестную незнакомку (его спутница в это время окинула каким-то подозрительным взглядом их обоих и гордо так отвернулась).
– Н..нет, не помню.
– Мы же с вами жили в интернате на станции и даже обедали за одним столом.
– Боже мой! – сразу рассыпался очарованный Сергей Васильевич. – Да вы же тогда были совсем маленькой девочкой, первоклассницей! А сейчас с Вас только картины рисовать!
– Ну вот, вспомнили, наконец. Вас же Серёжа зовут, правильно?
– Да, и я вас начинаю припоминать. Какое было весёлое, счастливое время! А вот ваше имя я, увы, позабыл... Столько лет прошло...
– Меня Надя зовут, а вот та моя подруга в белой кофточке – Лена. Она – тоже интернатская. Лена! Иди сюда! К нам поближе... (Спутница Сергея Васильевича демонстративно сдвинулась подальше... Да уж лучше бы Сергей Васильевич отправился один в эту поездку!).
У каждого человека редко, но бывают в этой жизни такие счастливые, наполненные каким–то радостным предчувствием, моменты в жизни... Увы, почему-то всегда они быстро заканчиваются. Через двадцать минут автобус остановился, и интернатские подруги, весело помахав вслед отправившемуся дальше по маршруту автобусу. Исчезли навсегда из жизни Сергея Васильевича, из жизни, состоящей сплошь из каких-то разнородных кусков, заведомо исключающих все признаки какого-то постоянства и стабильности. Остался Сергей Васильевич в автобусе один со своими семейными заботами... Ему была доступна только одна радость – вспоминать свою удивительную интернатскую жизнь...
В те далёкие пятидесятые годы автобусов, даже на очень важных государственных объектах, практически не было. Их функции выполняли так называемые «Коробки». Коробка делалась из фанерных листов, устанавливалась в кузов грузового автомобиля, там же были и скамейки для пассажиров. И дождь не промочит, и любуйся во время поездки окружающими дорогу красотами... Да, кстати уж, если вам придётся как-нибудь, случайно, ехать в «коробке» или в кузове грузовика, никогда не держитесь руками за боковые борта... Потому что при поездке по таёжным дорогам иногда... того... пальцы отрубают (были случаи).
Асфальтированная трасса до посёлка ещё только строилась. Поэтому поездки и в Миасс, и в Чебаркуль были связаны с весьма немалыми трудностями. Очень часто приходилось выбираться из кузова и выталкивать застрявшую в липкой уральской грязи машинёшку (высокопроходимые «Уралы» появились в наших лесах немного попозже). Но Серёжа хорошо запомнил, что, какие бы ни были трудности и препятствия на дороге, их «коробка» всегда добиралась до цели. И народ, хоть и измазанный в дорожной грязи, всегда был энергичен и весел. Весело выпрыгивали из кузова, дружно толкали взвывающий от натуги грузовичок, с шутками забирались обратно в свою «коробку» и ехали до ближайшей труднопреодолимой рытвины. Иногда такие коробки и переворачивались. Но смертельных случаев не было. Народ-то был особый, послевоенный... выносливый и броневой. Ну и Серёжа рядом с ними закалялся...
При слове «интернат» у современной, паразитирующей на «благотворительной деятельности» публики сразу озабоченно нахмурятся лбы и возникнут образы брошенных детей, запуганных и болезненных сирот... Нет, наш интернат был совсем другим. Это был железнодорожный интернат, расположенный недалеко от старой станции Миасс, рядом с путями, там, недалеко от таликовой фабрики. Никаких брошенных детей и сирот в нём не было. В основном там находились дети путейцев, резвая и живая ребятня со всяких отдалённых разъездов, полустанков, словом отовсюду, где просто и не могло быть школ. Жили в одноэтажном мрачновато-тёмном здании, а учиться ходили в обычную школу №22, расположенную на одной из Ильменских гор. На выходные и праздники все разъезжались к своим работящим родителям в таёжные и диковатые хутора.
Сам по себе интернат был небольшой. Состоял он из кухни, столовой (она же – читальный зал и место приготовления домашних заданий, трёх спален: для старших девочек, для младших девочек и одна общая спальня для пацанов. Да, умывальник тоже находился в здании, зато туалет был на свежем воздухе. Там же, рядом стояли и сарайки для хозяйственных нужд. В одной из них постоянно весело похрюкивали жирненькие свинки, кормящиеся отходами со щедрого интернатского стола.
Штат сотрудников был небольшим: пожалуй, не больше пяти: заведующая, воспитатель, повар, уборщица... да и детей-то было не так уж и много, примерно человек пятьдесят. Утром завтракали, шли на гору в школу, после школьных занятий обедали, делали уроки, потом ужинали и укладывались спать... У хитроумных детей всегда была масса свободного времени, которое каждый из «интернатских» использовал по своему, иногда весьма своеобразному, вкусу.
Из-за неблагоприятных погодных условий Серёжа попал в школу и интернат только 4-го сентября. Школа, как и интернат, была одноэтажной и старой, но состояла из двух зданий. Поскольку Серёжа всегда с удовольствием и непреходящим азартом учился всему новому, то он и здесь живенько окунулся в «мир знаний» уездного масштаба. После школьных занятий спустился с горы, заглянул на станцию и пошёл в своё новое прибежище – Миасский интернат. Как раз успел к обеду (Кстати уж. Кормили интернатских детей не просто хорошо, а замечательно: вкусно и разнообразно. Причиной этого, скорее всего, было то, что муж заведующей был каким-то очень большим начальником в Миасской системе торговли и общепита. А заведующая, хорошая женщина, хоть и появлялась в интернате не часто, но детей, видимо, жалела и любила. Словом, голодными «интернатские» никогда не были, всегда, даже в школе, отличались от других детей своей постоянной живостью, энергией, да и весёлым нравом).
