Текст книги "Против течения (сборник рассказов)"
Автор книги: Федор Гришанов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)
Наше государство. Тогда оно называлось «Советский Союз» – оказалось фактически не готово к серьёзной войне. Оно было ослаблено многолетней междоусобицей и безнаказанным засилием в руководстве страны инородного элемента, чуждого и даже враждебного русскому Духу.
Многовековое отсутствие в Русском Государстве общенациональной идеологии привело к постоянным шараханиям народа от одной помойной идеологической ямы к другой (монархизм, христианство, коммунистическое мировоззрение, демократические принципы и т.п.).
Вся страна была изгажена кровавой блевотиной от этих постоянных и губительных поворотов и метаний...
Словом, тот, кто оказывался не готовым к войне, всегда и несёт самые большие, самые трагические потери.
По всей стране полыхал огонь разрухи, запах мертвечины перебивал запах пороха, напряжение на фронте и в тылу, казалось, достигало своего предела. Но простой народ стойко и мужественно переносил и лишения, и гибель близких, и неимоверно напряжённый труд, и постоянный голод...
Вот именно в это время и угораздила прихотливая судьба родиться на свет нашего героя! В силу своего малолетнего возраста он, конечно, ничем не мог тогда помочь своей Родине и своему народу, но мелким вредительством занимался постоянно... кушать требовал!
Мама его, Татьяна Васильевна, вместе со старшим шестилетним братом Юрой жила тогда в городе Свердловске по улице Малышева, 2Б в трёхкомнатной квартире в самом центре. Но трёхкомнатной их квартира была только до войны, а когда началась война, мама поселилась в одной комнате, а две другие заняли беженцы из Украины, тоже семейные и с детьми. Жили все дружно и военные трудности и невзгоды старались переносить сообща.
Мама работала на каком-то закрытом стекольном заводе. Когда катастрофически увеличился поток увечных и раненых с громыхающих где-то далеко от Урала фронтов, из офицерских жён была сформирована как бы бригада по подготовке к приёму раненых: отыскивали подходящие помещения, занимались ремонтом, подбором мебели, комплектацией кухонного, медицинского и прочего оборудования, шили постельное бельё. Всё приходилось делать в спешном порядке: поток раненых резко возрастал с каждым крупным сражением. Но всё успевали, трудились, даже не осознавая меру своего великого духовного подвига... (Их уже нет с нами. Вспоминайте их доброй памятью, погрязшие в суете будничных мелких забот внуки и правнуки этих героических женщин!).
В семейном альбоме сохранилась редкая фотография того военного периода: мама – стройная и худая, брат – бледный и худой, а Серёжка – такой из себя розовощёкий плотненький карапуз! А времена-то какие были! В своё время мама рассказывала любопытному Сергею о военном времени:
– Когда объявили по радио о войне, я Васе (отцу то есть) сразу сказала: «Давай, побежим по магазинам, закупим муки, круп, консервов, печенья, мало ли что...» На что отец мне ответил: «Не паникуй, послезавтра сходим по магазинам, сейчас мне срочно надо бежать в часть и в военкомат. Всё. Я пошёл» (Да, отец был человеком долга, но...). Когда через день пошли по магазинам с сумками и мешочками, там мы увидели только пустые прилавки. Вот так-то. 27 июня проводила отца на фронт и остались мы с Юрой без запаса продуктов... но всё же выжили. Когда ты родился, было совсем тяжело... Чуть подрос. Лежишь и так жалобно пить просишь: «Пить! Пить!». Я тебе дам воды, а ты не пьёшь, головкой крутишь и требуешь: «Мано! Мано!», «молоко» то есть. Что делать?! Во время войны в Свердловске молоко продавали стаканами. Я куплю стакан молока, приду домой, скипячу в бидоне три литра воды, вылью туда молоко, вода станет такой, чуть мутноватой, какой-то голубой, вот её ты пил с удовольствием, только губами чмокал и подхваливал: «Ах, мано! Мано!». А я отвернусь к окну, чтобы ты не видел, и реву как корова. И тебя жалко, и себя жалко, и за отца и страшно и боязно, и весь наш несчастный народ тоже жалко. А что делать? Надо терпеть. И все терпели, страдали, но выжили в конце концов. И мы выжили. Отец с фронта помогал, дед помогал из деревни, даже соседи, сами полуголодные, помогали. Когда ты научился ползать, а потом ходить. Быстро и рано, особенно для такого тяжкого времени, научился ты ходить. Подойдёшь, бывало, к соседним комнатам, приоткроешь двери и смотришь на обедающих эвакуированных. Ничего не просишь. Просто смотришь и молчишь. И они всегда давали тебе чего-нибудь покушать. Так и выжили, может быть, только потому, что помогали друг другу...
Тут мама умолкла. В глазах у неё блестели бесценными алмазами слезинки. Она, как и в те далёкие времена, гордо и величаво как-то отвернулась к окну... Не хотелось ей бередить старые раны, больно и страшно, наверное, было вспоминать прошлое...
А толстенького крепыша Серёжу во время войны все соседи-беженцы, все знакомые, и даже малознакомые люди во дворе звали не по имени, а по как-то незаметно прилепившейся к нему кликухе «назло Гитлеру».
17.05.2016 г.
Первая Серёжкина любовь
«Любви я в ответ не прошу,
Но тем беззаветней
По-прежнему произношу
Обет долголетний».
П.Б. Шелли
Как мы уже неоднократно упоминали, отец нашего героя был военнослужащим. И пришлось Серёже в свои детские и юношеские годы объехать почти весь Урал. Каких только красот не насмотрелся он во время этих переездов! Как полюбил в детстве свою родовую землю, так и остался верен этой любви до преклонных лет.
(В своё время Сергей Васильевич имел возможность сравнивать и здраво осознал, что, скажем, Забайкалье, Дальний Восток, Кавказ, Закарпатье тоже характерны своей неповторимой своеобразной красотой. Но на Урале был ещё и какой-то особенный, немногословный и суровый народ. Местные мужики, например, тявкать не любили, но зато могли при случае какую-нибудь особо громко тявкающую особь в болоте утопить и даже не поперхнуться. Ну, и Сергей Васильевич оказался по жизни этой самой «уральской» породы).
Перед тем, как Серёжке пришла пора идти в первый класс, оказались они в городе Асбесте Свердловской области. Местное население, в том числе и семья нашего героя, жили в двухэтажных домах, а волжские немцы жили в бараках, наскоро построенных недалеко от той школы, где Серёже предстояло учиться.
В то далёкое и счастливое время (детство всё-таки!) в каждом дворе стояло много разнокалиберных голубятен (На Тополиной аллее, где спокойно и беззаботно доживает свой бурный век Сергей Васильевич, нет ни одной голубятни. Бедные современные дети! У вас же не жизнь, а сплошное глазение в мерцающие экраны!).
Там, в Асбесте, Серёжа увлёкся голубиной охотой и познакомился с азами верховой езды. Первый раз он оказался верхом на лошади, когда конюхи доверили ему немного промять невысокую беременную гнедую кобылу. Кобыла эта, пройдя шагом метров тридцать, увидела вдруг стоящую недалеко бочку с баландой (с пищевыми отходами), круто повернулась и, насколько позволяло ей толстое пузо, потрусила к ней. Подбежав к бочке, кобылка резко нагнула голову и... лихой наездник Серёжа (он же – пятилетний пацан) полетел через её голову вниз головой прямо в крепко пахнувшую бочку с отходами. Подбежавшие конюхи за ноги вытащили его из этой бочки, обмыли, обсушили... Так началась славная, блестящая карьера лихого джигита и бесстрашного наездника.
Второй сердечной привязанностью для Серёжи стали голуби. Как много было их во дворе, таких разных, но прекрасивых и преданных своим голубятням птиц! Каким разновозрастным, но интересным было сообщество голубятников, этих увлечённых и дружных людей, даже и переманивающих друг у друга молодых голубей (то есть занимающихся «голубиной охотой»). (Вот если к вам в сарайку зашла и живёт чужая курица, вы обязаны немедленно вернуть её законным хозяевам, иначе прослывёте ненадёжным человеком, прощелыгой и даже вором! А если ваш голубь залетит в чужую голубятню, то вы его можете только «выкупить», и то, если хозяин этой голубятни захочет вернуть вам вашего голубя. Как это было увлекательно – сманивать чужих голубей! И сравнить невозможно с нудными и совершенно неинтересными школьными уроками!).
Так голуби и лошади стали и оставались для него самыми прекрасными живыми существами до его уже почти преклонного возраста! (Но сейчас у Сергея Васильевича нет ни голубей, ни лошадок. Даже какой-нибудь облупленной сороки в клетке или заезженной клячи в каморке – нет. Да почти и ничего нет. Но он живёт, не унывает и радуется своей копеечной пенсии. Ему повезло. Ведь он прожил свою жизнь беззаботно, весело, интересно и счастливо. Чего и вам, алчные и суетливые дураки, желаем!).
На почве общего увлечения голубиной охотой подружился вездесущий Серёжа и с немецкими пацанами (Это были не те, а другие немцы, волжские. Их перевели на Урал в военное время по понятным причинам безопасности. У них даже говор был другой, и более мягкий, не такой вызывающий как берлинский акцент).
В первые послевоенные годы в стране было туговато с хлебом (Ну как же, надо было помогать подловатым европейским пяшкам строить совершенно им чуждый и ненужный социализм!), очереди за хлебом в магазинах были огромные, самые наглые покупатели по головам лезли к прилавку. А в немецком барачном квартале магазина не было. Немцы ходили покупать хлеб в «русский» магазин. Война только что закончилась. Злобное отношение к «проклятой немчуре» у многих ещё жило в умах и сердцах, особенно у старших пацанов. Спонтанно возникали у продуктового магазина и драки. В одну из таких драк зачем-то влез и пятилетний правдоборец Серёжа. После войны старшие пацаны лихими были: у всех в руках свинчатки и кастеты. Ну и попал в суматохе неизвестно от какой из бодающихся сторон наш малолетний герой под увесистый удар кого-то из опытных, значительно старше его, драчунов.
Принесли Серёжу домой. Смутно помнит он наполненный кровавой жидкостью тазик...
Пришедший врач предупредил родителей, что зрение у малолетнего «бойца» может ухудшиться... Таковым было первое боевое крещение нашего юного героя. Конечно. Рановато вышел он на тропу войны. Но у каждого – своя судьба.
Детский садик Серёжа никогда не посещал. Парами и строем никогда не ходил и выполнять чьи-то истерические команды не умел. Ему было хорошо дома. Вечерами он любил читать русские, а потом и немецкие книжки. Папа и мама были добрыми людьми. Он любил их, любил старшего, увлекающегося военным делом и спортом, брата, любил поднимать под небеса голубиные стаи, обожал скакать на просёлочных дорогах на лихих скакунах... Но наступил сентябрь и Серёжу безжалостно отвели в школу. Как говорится: первый раз – и сразу в первый класс.
Школа была переполнена жаждущими познаний малолетками. В их классе было сорок учеников! Четверть из них были заядлыми второгодниками, презрительно относившимися к высокомудрым школьным наукам (Зачем их–то надо было мучить? – Сразу по этапу отправляли бы в Сибирь – всё равно они там окажутся).
Быстро надоело нашему энергичному герою рисовать в тетрадке какие-то дурацкие кружки и чёрточки, петь какие-то бодренькие песни, зачем-то ходить строем вокруг школы и слушать грозные учительские увещевания невозмутимым и непробиваемым второ– и третьегодникам.
И не по годам хитроумному Серёже пришла в головёшку замечательная мысль: как избежать скучной и однообразной школьной рутины и вернуться в мир весёлых детских приключений.
Он по дороге из школы домой, поговорил со своей соседкой и одноклассницей Таней Матвеевой (У Тани отец – тоже фронтовик, офицер, да ещё и Герой Советского Союза. Он одним из первых перебрался под огнём врага на высокий правый днепровский берег). Серёжа попросил Таню сказать учительнице Галине Николаевне, что он, Серёжа заболел и в школу пока ходить не будет. Таня была красивой девочкой, но скромной и отзывчивой. Она выполнила просьбу своего отчаянного и беспечного одноклассника.
Серёжа с легкомысленной радостью вернулся к своему жизнерадостному образу жизни: каждое утро он брал в руки школьный портфель и чинно, вместе с другими учениками шёл по направлению к ненавистной ему школе, но, дойдя до немецких бараков, сворачивал к ним и целый день с неистовой радостью гонял голубей, играл в домино, карты и шахматы, пинал мяч в самодельные ворота... Словом, жил, а не прозябал в удушливой атмосфере идиотских, – как он полагал, – школьных наук.
Когда приличные и дисциплинированные ученики возвращались из школы по домам, Серёжа строил у себя на рожице постное выражение и, лицемерно вздыхая под тяжестью только что одолённой им науки, присоединялся к ним и спешил домой, чтобы доложить любящим его родителям о своих выдающихся школьных успехах (О школьных делах он успевал узнавать всё у той же Тани во время их совместного возвращения из «школы»).
Вечером, в награду за примерное поведение и успехи в учёбе, радостные родители отпускали своего сыночка на конюшню, где он с большим удовольствием убирал навоз, задавал корм, поил и чистил своих любимых лошадок, обучался приёмам профессиональной верховой езды... словом, жил полнокровной и интересной жизнью (Но не завидуйте ему, дорогие читатели! Всякому удовольствию всегда приходит отрезвляющий слишком увлёкшееся сознание конец)...
Отец пришёл на родительское собрание в школу... там всё и отрылось (Да, жалко папу. Вот всегда кажется, что делаешь пакость только самому себе, а оказывается, что она затронет и других, часто близких тебе людей).
Серёжин отец во время войны ходил по вражеским тылам, и решил не спешить с дисциплинарными выводами, а проследить, куда же девается его сынок после своих ежедневных деловых «уходов в школу».
Тропа разведчика привела его к немецким баракам. Там он сразу увидел не картину даже, а целый моноспектакль в исполнении будущего народного артиста страны Сергея Васильевича:
На скамейке у барака сидело несколько немецких старух и с весёлым интересом слушали, как наш юный герой рассказывал им (на немецком языке!) забавные немецкие анекдоты на животрепещущие для любых старух темы. Некоторые моменты бабки встречали и провожали дружным хохотом и похлопыванием себя по обширным национальным юбкам. Все веселились от души. Но когда Серёжа принялся было читать своим очарованным слушательницам звучные и глубокомысленные немецкие стихи, на авансцене появился потерявший терпение человек в военной форме – Василий Николаевич, отец юного герольда при дворе беднейшего немецкого княжества, именуемого в народе «трудармией».
Сергей Васильевич не помнит, был ли он сурово наказан своими родителями, но, видимо, в тот раз с ним поговорили настолько серьёзно, что он сразу вернулся в школу и никогда больше не прогуливал уроков. Вскоре он обогнал своих топтавшихся на месте одноклассников и занял своё законное место – первого ученика первого класса.
(Вообще-то необходимо заметить нашему безголовому Министерству образования и науки: все дети – разные. Одни – способные и хотят учиться, по любимым предметам. Другим – науки даются с трудом и они не ощущают в себе никаких «призваний». Нельзя всех скопом садить в один класс. Пусть это звучит и не совсем демократично, но нужно комплектовать классы по склонностям и способностям детей. Так они не будут мешать друг другу, и толку от обучения будет значительно больше... И почаще слабых министров переводить в дворники – тоже нужная обществу и уважаемая профессия).
Когда Серёжа успешно перешёл в следующий класс и распрощался со своими спарринг-партнёрами по уличному кулачному мордобою, оставшимися на третий год в том же классе (Ну зачем мучить таких детей? Не хотят учиться – и не надо. Обучить их хорошим рабочим специальностям, и они проживут свою жизнь спокойно, без натуги и счастливо. Кстати, для подавляющего большинства учеников, школьные науки по жизни оказываются совершенно бесполезными. Значит, в наших школярских заведениях учат не так и не тому?). Серёжа с энтузиазмом ждал каникул и надеялся хорошенько отдохнуть в обществе своих любимых голубей и лошадок. Но родители решили иначе. Они ещё не потеряли надежды отвлечь своего легко увлекающегося сыночка от таких опасных занятий как верховая езда и кулачный бой и превратить его в добропорядочного участника торжественных общественно-политических мероприятий и члена известных своим ханжеским высокомерием организаций. Короче говоря, отправили своего сорванца с богом (от глаз подальше) в пионерский лагерь (на самом деле, это были просто летние детские лагеря отдыха, куда отправляли детей вне зависимости от идеологических ориентаций, даже таких пожизненных беспартийных босяков, каким и оказался впоследствии Сергей Васильевич). Вообще-то нет ничего полезнее и благотворнее для городских детей как провести хотя бы лето на лоне природы, покупаться в прохладных водоёмах, побегать и порезвиться вдоволь в компании своих жизнерадостных и беззаботных сверстников, да и просто подышать прозрачным и целебным уральским воздухом.
Привезли детей в лагерь, распределили их по отрядам (Ну примерно, дорогие читатели, как у вас на зоне) и принялись строго по режиму «оздоровлять» замученных многомесячной учёбой детей. Главным признаком «оздоровления» в нелёгкие послевоенные годы считался набор веса отдыхающим от трудов праведных подрастающим контингентом будущих строителей светлого коммунистического «завтра» (так во всяком случае, – возможно – думали вожатые и воспитатели).
Но Серёжа ни о чём не думал, он просто огляделся вокруг и увидел... девочку, которая смотрела на него как-то заинтересованно, изучающе и внимательно. Серёжа тоже более пристально вгляделся в эту незнакомую ему девочку. Она была какая-то светлая, как будто озарённая каким-то внутренним огоньком, излучающим тепло на окружающий её мир. Серёжа даже ощутил это исходящее от неё благодатное тепло. Он подошёл к ней. Они одновременно протянули друг другу руки и пошли по бесконечной, уходящей в счастливую неизвестность, лагерной аллее. Они недолго шли молча. Девочка повернулась к нему, как-то стеснительно и мягко улыбнулась и спросила его:
– Мальчик, тебя как зовут?
– Серёжа, а тебя?
– Меня зовут... (Увы, дорогие читатели, к нашему великому сожалению и великому стыду для нашего героя, он... забыл её божественное имя. Всю свою последующую жизнь, иногда целыми часами, Сергей Васильевич силился вспомнить это ускользающее от него в сумятице жизни имя. Но, увы... Поэтому мы будем просто называть её ласковым словом «Девочка»).
Они шли по аллее. Они не видели ничего вокруг, кроме друг друга. Поглощённые милой детской и какой-то одухотворённой беседой, они не замечали подозрительных взглядов, которыми сверлили их встречные чинные и приглаженные пионеры. Им было хорошо вдвоём. Девочка с недетской печалью поведала Серёже свою печальную историю:
– У меня сломалась скрипка, и папа с мамой сказали, что я не хочу заниматься и сама её сломала. Но я не виновата. Зачем ломать скрипку? Она была такая красивая... А старший брат сказал, что он видел, как я била её об стул. А я не била. Я любила играть на ней. Нам задавали уроки, и я дома разучивала и играла. Почему брат так сказал...
– А это, наверное, он и сломал. – сразу сообразил догадливый Серёжа.
– Нет. Что ты! Брат – хороший, добрый. Он всё время сидит и книжки читает. Мама говорит, он – круглый отличник...
– Может быть, когда ты разучивала свои гаммы, ты кому-нибудь помешала, он зашёл к вам и от злости разбил твою скрипку.
– Может быть. Но мой брат не мог этого сделать. А у тебя есть брат?
– Есть, конечно. – с родственной гордостью ответил Девочке наш герой. – Он на лётчика учится. А потом будет воевать.
– А воевать страшно? – испуганно поинтересовалась Девочка у никогда ещё не воевавшего Серёжи.
– Нет. Они же – немцы, а мы – русские. Мы всегда победим. Так папа говорит. А он знает. Он всю войну воевал. У него и ордена и медали есть.
– А у меня папа с мамой в войну на заводе работали. – извиняющимся тоном поведала Девочка.
– На заводах тоже надо работать. – с «учёным видом знатока» оправдал наш герой Девочкиных родителей.
Потом Серёжа вспомнил подобную же историю, приключившуюся с ним самим, и решил рассказать её своей милой очаровательной спутнице.
– Знаешь, со мной в школе тоже случилось несчастье. Когда учительница зашла в класс, одна девочка, Наташа, разревелась и сказала ей, что у неё кто-то на перемене порезал портфель. Портфель у неё был кожаный и красивый. Галина Николаевна спросила: «Кто порезал Наташин портфель?». Все сидели и молчали. Но вдруг встал дежурный Попов и сказал ей, что он видел, как я выходил из класса и, наверное, это я порезал этот портфель. И все ему поверили. А я никогда не резал никаких портфелей. Ну зачем резать портфели! Но Галина Николаевна сказала, что я – хулиган и драчун, что я гонял голубей и прогуливал школьные уроки, а Попов – дисциплинированный, хороший мальчик, и он врать, как я, не будет. Все поверили Попову, а мне никто не верил. Только Таня Матвеева спросила Попова: «А ты видел, как Серёжа резал Наташин портфель?». На что Попов снова ответил, что в классе никого, кроме меня не было, и порезать чужой портфель мог только я. И Галина Николаевна потребовала, чтобы я, хулиган и разбойник, отдал свой кожаный и красивый портфель Наташе. Я кричал, что никакого портфеля я не резал. А все потребовали, чтобы я отдал свой портфель. Тогда я вынул свои тетрадки и книжки, и швырнул свой первый школьный портфель под ноги совсем разозлившейся учительницы. Родителей вызвали к директору. Все хотели, чтобы я сознался. А я не резал, и не сознавался. Никто мне не верил, даже папа с мамой. Все говорили, что я – хулиган, а Попов – послушный, скромный мальчик. А он врал. А меня совсем унизили. За то, что я безобразничаю и не каюсь, мама сшила мне для учебников сумку из серого картофельного мешка. Все смеялись надо мной, а я дрался, Попова два раза колотил по горбатому носу... Почему мне родители не поверили? Я же их так любил, и сейчас... люблю.
– А почему ты в школу не ходил? – заинтересованно и сочувственно спросила Девочка.
– Да там скучно. Целый день сидишь как дурак за партой, а я уже книжки русские и немецкие читаю. Что мне делать в школе? А с голубями и на лошадях так интересно!
– Скажи что-нибудь по-немецки. – попросила Девочка Серёжу, который, долго не раздумывая, брякнул:
– Ай лайк ю! – и покраснел по самую макушку.
– Ха-ха-ха! – весело рассмеялась Девочка. – Ты любишь шутить! Это не по-немецки, а по-английски. Со мной мама дома занимается. Меня не обманешь.
Серёжа покраснел ещё гуще, но быстро перевёл разговор к практической стороне:
– А ты научишь меня говорить по-английски?
– Конечно! Будешь приходить к нам, и мама будет заниматься с нами. Вдвоём учиться веселее. А ты где живёшь?
– В посёлке у завода. В двухэтажном доме. А ты?
– А мы – в центре. Это же совсем рядом. А на лошадях верхом кататься очень страшно?
– Да нет. Главное, чтобы лошадь никто не напугал.
– А ты падал с лошади? Это, наверное, больно?
– Нет, пока не падал. – уверил Серёжа Девочку, и слегка добавил ещё немного пунцового оттенка своим ушам, вспомнив приключение с бочкой баланды.
Они долго ходили, держась за руки, вели свои нехитрые детско-наивные разговоры. Им было так хорошо вдвоём. И когда где-то рядом с ними нестройный хор завистливых детских голосов прошипел: «Тили-тили-тесто, жених и невеста!», они даже и не подумали, что этот визг имеет какое-то отношение к ним.
С этого памятного дня они стали встречаться во всякое свободное от «лагерных мероприятий» время и вели долгие и очаровательные в своей детской наивности беседы (Чтобы не утомлять нашего умудрённого житейским и жизненным опытом, высокообразованного и умного читателя, мы опустим их дальнейшую милую болтовню и расскажем о главном, то есть о трагическом).
Однажды они дошли до своего любимого места на берегу озера, где их неожиданно встретила целая орава вечно чем-то недовольных пацанов, донашивающих на лагерном солнцепёке свои пионерские галстуки. Они окружили Серёжу и Девочку и начали дерзко насмехаться и даже издеваться над их дружбой. Их нравоучительная негодующая трепотня закончилась потасовкой. Серёжа дрался отчаянно, но вскоре его повалили на прибрежный песок и, видимо, из-за неумения драться, принялись как-то по-козлиному прыгать на него и даже пинать ногами. Серёжа барахтался по песку, стараясь увернуться от их злобных наскоков. Вся эта детская возня сопровождалась громкими ликующими воплями побеждающих своего малочисленного врага активных поборников высокой нравственности. Птицы вокруг прибрежного побоища взлетали с деревьев и с возмущёнными криками разлетались в разные стороны... И вдруг всё смолкло. Серёжа воспользовался моментом и вскочил на ноги... Рядом с ним стояла Девочка и сжимала в кулаке небольшой камень. На месте так неожиданно закончившейся битвы лежал какой-то пацан, а на голове его уже заметно выделялась алой полосой кровь. Остальные нападавшие стояли вокруг с изумлёнными, вылупленными от страха глазами.
И тогда Серёжа, не долго думая, схватил другой, более увесистый камень и бросился с ним на остолбеневшую толпу блюстителей нравственности. Те, как и полагается стадным героям, бросились бежать. Серёжа успел догнать двоих и крепко саданул их по прыгающим загривкам. Потом вернулся на берег озера. Девочка стояла и с почтительным изумлением смотрела на камень в своей руке (Явно это был её первый боевой опыт). Поверженный её ударом пацан начал потихоньку очухиваться и конвульсивно поводил рукой по своей пустой башке.
Серёжа забросил подальше в воду свой камень, потом взял камень у Девочки и отправил его туда же. Они пошли вдоль берега в противоположном от лагеря направлении.
– Куда они побежали? – спросила Девочка Серёжу.
– Наверное, жаловаться Начальнику лагеря.
– Теперь нас выгонят и отправят домой к родителям. И накажут... а за что?
Но Серёжа с раннего детства был энергичным и предприимчивым пацаном. Он сразу нашёл лёгкий выход из сложившейся ситуации, грозящей им обоим неминуемым наказанием.
– А мы не вернёмся в лагерь!
– А где мы в лесу будем жить? – встревожено спросила Девочка своего юного друга.
– Мы пройдём по тропинке вдоль берега, потом выйдем на дорогу. А дорога идёт прямо на станцию. Сядем там на поезд и вернёмся в город.
– Вот здорово! Им хочется нас поругать и наказать, а мы уже будем дома.
Порешив на этом обрушившиеся на них проблемы, наши очарованные своей высокой дружбой герои отправились на ближайшую станцию.
Там предприимчивый Серёжа деловито переговорил с путейскими рабочими и узнал, что грузовой поезд на Асбест будет только завтра в 6 часов утра. На нём можно добраться до города. Без всяких билетов. Никаких денег у наших беглецов, само собой разумеется, не было. Придётся ждать до утра. Рядом со станцией стояло несколько копёшек сена. В одной из них они сделали небольшую нору, чтобы там переночевать до утра. Серёжа залез в нору, прикинул размеры и промолвил наружу:
– Маленькая норка получилась. Тесно будет.
– Я уже спать хочу. – сонно проговорила уставшая от дневных передряг Девочка и тоже залезла в тёплую и ароматную, пахнущую лесными угодьями норку. Было тесновато немного, но зато – безопасно. Уже засыпая, Девочка сонно промолвила:
– Когда мы вырастем, тоже будем спать вместе.
– Да. – едва успел прошептать Серёжа и моментально заснул крепким сном детской невинности.
Но рано утром он успел вовремя проснуться, сбегал на станцию, узнал, что поезд уже стоит на путях, помчался за своей подругой, они залезли в пустой вагон товарняка и благополучно добрались до станции Асбест.
Приехав в город, они дружески попрощались и разошлись по домам, грустные и печальные, но, наверное, не от разлуки, а от предчувствия скорой встречи с родителями и неминуемого наказания за свои «геройские подвиги».
Но когда Серёжа постучался в свою дверь, радости родителей не было предела. Они же чуть с ума не сошли, когда им сообщили о пропаже их любимого сыночка! На фоне всеобщего ликования от возвращения живого и невредимого сына домой о справедливом наказании было забыто. Всё закончилось благополучно. Папа съездил в пионерлагерь за Серёжкиными вещами. Там он познакомился с отцом Девочки (О чём они долго и увлечённо беседовали, мы не знаем).
Но на этом целомудренная история первой Серёжкиной любви не закончилась. Ровно через год они опять (может быть и случайно) оказались в том же пионерском лагере. Но на этот раз всё обошлось без конфликтов и драк. Они просто договорились, встали поздно ночью, собрали свои вещи и двинулись по знакомому им пути. На станции Асбест их уже ждали вконец расстроенные таким непутёвым своим потомством родители. Но потом они вместе со своими неразлучными детьми несколько раз ходили друг к другу в гости, мирно беседовали, сидя за столом переговоров, уставленным закусками, и долго о чём–то совещались, пока Серёжа и Девочка гоняли под окнами белых, красных, синих, чёрных, плёких, белохвостых и прочих голубей, этих живых символов и олицетворений нежной любви ко всему человечеству (Может быть, родители уже смирились и только думали, когда же их, Серёжу и его Девочку, поженить?).
Но буквально через несколько недель отца перевели служить в другое место, и Серёже пришлось расстаться со своей подругой... Увы, навсегда.
...С тех далёких и счастливых времён как-то незаметно промелькнули... 65 лет. Но Сергей Васильевич до сих пор безуспешно пытается вспомнить Её божественно небесное Имя. И часто, засыпая, видит перед своими уставшими глазами её светлый, незабываемый образ. Его беспокоит, как сложилась её судьба, он волнуется о состоянии её здоровья, тревожится о её личном и семейном, была ли она счастлива в этой жизни, и... где она?
...Может быть, когда-нибудь ему и удастся, наконец, вспомнить её Имя, имя самой прекрасной Девочки на земле.
21.05.2016 г.
Рыбацкий бригадир Сергей Васильевич
«От родного порога
В свете давнего дня
Смотрит прямо и строго
Вся родня на меня».
Л. Решетников
Третий и четвёртый классы начальной школы – с неизменной лёгкостью – одолевал Серёжа уже в посёлке Новогорный, рядом с Аргаяшской ТЭЦ.
Весь наш Урал, как затейливый узбекский ковёр, соткан щедрой природой сплошь из живописных и неповторимых в своей суровой красоте мест.
Вот и рядом с этим рабочим посёлком были и чудесное рыбное озеро и плодородные сельхозугодия и изобилующие лесными дарами рощи и перелески. Живи и радуйся, вольный и предприимчивый уралец на своей исконной земле!
Поселились в двухэтажном доме недалеко от местного стадиона. Рядом с домом находились обязательные в те времена сарайки для хозяйственных нужд. Вокруг дома было много свободной, ничем не занятой земли. Отец переговорил с соседями о своём намерении разбить участок под огород. Соседи не возражали, но сами к идее занятия овощеводством отнеслись довольно скептически: «Вам хочется копаться в земле – ну и копайтесь, а мы всё, что надо, на базаре купим».
