Текст книги "Против течения (сборник рассказов)"

Автор книги: Федор Гришанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)

Серёжа обхватил Оленькины ноги, потянул её на себя, развернул, сзади что–то треснуло, тяжёлая деревянная палка полетела вниз, назидательно треснула по неугомонной Серёжкиной башке... но даже и это его не образумило. Оленька не кричала: «Ма–ма! Ма–ма!» (Да и кто мог её услышать за такими крепкими «золотоносными» стенами). Она сопротивлялась молча, но упорно и отчаянно. Когда Серёжа начал сбрасывать и с самого себя «лишнюю» одежду, из его сапога вывалился блестящий зверобойный кинжал. Оленька увидела этот кинжал, глаза её расширились от ужаса. Но сопротивлялась она уже из последних сил. А Серёжа, наоборот, зверел всё больше и больше. Когда он начал срывать с Оленьки платье, ярость её сопротивления заметно уменьшилась. Может быть, её напугал огромных охотничий нож, может быть, ей стало жалко Серёжу, которого долбанула по башке оторвавшаяся гардина, а может быть, ей стало жалко своего, купленного на нищенскую учительскую зарплату платья (Ну, сколько вам, туповатым кремлёвским бюрократам, твердить: педагогам надо платить больше! А молодые учительницы должны хорошо и модно одеваться). Серёжка–то наш, на самом деле, был готов разорвать в клочья всю оставшуюся на Оленьке одежонку...

Потом он уложил её на кровать... и сразу из бешеного насильника превратился в ласкового и нежного, с утончённым вкусом любовника...

(Всё! Хватит! Занавес! Вам только дай волю, господа кинематографисты! А с нас, несчастных, и так семь потов пролилось на чистую и белоснежную, совершенно невинную бумагу).

Оленька не печалилась и не рыдала о потере своей девственности (Увы, целомудренная самоистязающая жизнь не только вредна для здоровья, но и гораздо тягостнее жизни, проведённой в веселии и любовных, необременительных для тела и души, утехах).

После счастливого спасения Оленькиной сумочки Серёжа стал гораздо чаще оставаться ночевать «у Гены Салова или в пещерке». С Ольгой Юрьевной они жили душа в душу, словно бы давно и упорно искали друг друга (Полиглот Сергей Васильевич, правда, до сих пор вздыхает о том, что не смог основательно изучить французский язык с таким доброжелательным педагогом как Софья Андреевна). Заботливые родители набили полную коляску разными таёжными продуктами, чтобы он отвёз их в город. И Серёжа привёз эти продукты, но не к Свете, как он когда–то мысленно планировал, а, – вы уже догадались – к Ольге Юрьевне.

(Кстати, о мотоцикле с коляской. У Серёжи никогда не было никаких прав, а он свободно разъезжал не только по тайге, но и по городу Миассу.

Вы, наверное, сразу подумали: а почему гаишники не прекратили такое явное безобразие? Всё дело в том, что на их вездеходном транспортном средстве был государственный номерной знак 70–00, который открывал нашему герою свободный проезд по станции и всему городу. Иногда к мотоциклу подходили обмундированные товарищи, но увидев этот номер, поворачивались и благоразумно возвращались к исполнению своих более насущных обязанностей. Всё дело в том, что какой–то большой милицейский начальник тоже оказался отцовским фронтовым приятелем. Они вроде бы даже вместе освобождали Освенцим и, к своему ужасу, одними из первых зашли на его территорию.

Но всё равно отец у Серёжи, Василий Николаевич, был старорежимно честный человек. Однажды он вручил своему сыну «Правила дорожного движения», Серёжа изучил их, безупречно ответил на все тридцать отцовских вопросов, словом, как бы сдал экзамен. А поскольку по вождению у Серёжи был всего единственный прокол: прыжок с мостков в озеро Большой Кисегач, то папа и посоветовал ему съездить в Миасс за заготовленными для него правами, но Серёжа именно в этот момент так закрутился со своими делами, что остался на всю свою жизнь «бесправным» человеком).

(Классики потому и называются классиками, что они всегда и во всём правы. Как это у них: «Вся жизнь театр, а люди в нём – актёры». И на самом деле, комические актёры всегда попадают в юмористические и смешные ситуации, а трагические герои–любовники имеют склонность вляпываться в такое... вы, конечно, уже догадались, кого мы имеем ввиду).

Однажды Оленька увлечённо занималась приготовлением «семейного» ужина, а Серёжа полёживал на её кроватке и почитывал одолженный ему «немкой» Софьей Ниловной толстенный фолиант. Был чудесный и мирный вечерок. Вся окружающая обстановка и сама природа обещали впереди только одни приятности... Да и Оленька, самозабвенно хлопотавшая по хозяйству, была восхитительна. Она заметно похорошела с того памятного вечера. Да и любимец Муз Серёжа не жил, а «как сыр в масле купался». От такого беззаботного счастья он даже поправляться начал... Через открытую дверь он любовался хлопотавшей на кухне Оленькой... И вдруг со двора раздался глухой стук в калитку.

–      Это, наверное, Марфа Сергеевна приехала! – просияла Ольга Юрьевна и побежала открывать закрытую на задвижку калитку.

Серёжа решил продолжить чтение. Но со двора через открытую дверь он услышал два голоса: нежное Оленькино сопрано и грубый мужской бас, обладатель которого был не совсем в резвом состоянии.

–      Николай! Как вы узнали мой адрес?

–      Да у твоей же подруги Надьки Лавровой и узнал.

–      Но я вас сюда не приглашала.

–      А я, может быть, сватать тебя приехал!

–      Извините, Николай, но вам лучше уехать домой.

–      А зачем я тогда с работы отпрашивался и с букетом сюда припёрся?

–      Не знаю зачем, но я никогда не давала вам повода для таких неожиданных визитов.

–      А цветы я тебе раз подарил. Ты же взяла!

–      Я просто не хотела вас обидеть. Сейчас вам лучше уехать домой. Вас сюда никто не приглашал.

–      И чего ты, Оленька, такая ломака? Другие девчата в общаге так не ломаются. Ты знаешь, сколько я в месяц выколачиваю? Да за меня любая пойдёт!

–      Николай! Уезжайте домой. Мне некогда с вами разговаривать.

–      А ты чего такая нарядная?... И в фартуке пёстром. У тебя что, гости?

–      Да, я жду гостей, но вас это не касается!

–      А я пойду и посмотрю на их наглые рожи!

–Николай, вернитесь!

Серёжа во время этого нелепого во всех отношениях разговора успел подняться с кровати и надеть штаны.

В дом ввалился огромный двухметрового роста нестарый ещё мужик с испитой багрового цвета рожей, но с галстуком на шее и букетом цветов в хозяйственной сумке. Он внимательно обозрел все углы и удивлённо уставился на стоящего у стола Серёжу. За его спиной мелькнуло лицо расстроенной Оленьки. Мужик обернулся к Ольге Юрьевне и недоумённо вопросил её:

–      А где гости? Тут только какой–то сопляк слюнявый, а гости где?

Серёжа решил вмешаться в этот бестолковый разговор.

–      Я пришёл к Ольге Юрьевне за книгой. Ольга Юрьевна! тогда я пойду домой.

–      И выметайся отсюда поживее, пока я тебе шею не намылил. – сдобродушничал Николай.

–      Нет! – нервно, с отчаянием в голосе прервала его пьяные угрозы Ольга Юрьевна. – Всё, Николай. Или вы уходите отсюда добровольно, или я вызываю милицию.

–      Что?! – взревел оскорблённый таким гостеприимством своей предполагаемой невесты принаряженный в праздничный костюм «жених». – Так этот щенок – твой хахаль что ли?! Да я вас сейчас передушу обоих!

Увы, Николай оказался не пустым болтуном, а человеком дела. Он отбросил в сторону свою сумку с жениховским букетом, двинулся всей своей огромной массой на Серёжу, сбил его с ног, повалил на пол и начал яростно охаживать его своими тяжёлыми и крепкими рабочими кулаками. Серёжа вертелся как акробат, уворачиваясь от ударов. Большинство этих ударов пролетало мимо Серёжкиного лица, так как Николай успел где–то хорошо «поддать» в ожидании радостной встречи со своей будущей невестой. Серёжа даже успел сунуть руку к голенищу... Увы, ни сапога, ни верного друга у правой ноги не оказалось. Серёжа был в домашних тапочках, как и положено каждому мирному обывателю в домашнем патриархальном окружении... Сбросить Николая в сторону просто не было никакой возможности: слишком разные весовые категории. Но Серёжа не сдавался и иногда даже колотил кулаком в бок налетевшего на него слона, который на такие пустяки не обращал никакого внимания и продолжал выцеливать огромными кулачищами в мечущуюся перед ним Серёжкину рожицу...

И тут раздался какой–то треск, что–то хрустнуло, у Николая опустились кулаки, и он рухнул прямо на то место, где только что лежал Серёжа. А Серёжка успел увернуться. Он огляделся. Николай хрипел, как бы задыхаясь, тело конвульсивно дёргалось. Рядом с ними стояла Оленька. В руках у неё был тяжёлый утюг, которым она сегодня утром так старательно гладила своё парадное платье и Серёжкины брюки. Она вся дрожала от страха и ужаса. Её жених хрипел и дёргался на полу. Серёжа встал на ноги, отряхнулся, посмотрел на перепуганную Оленьку, улыбнулся и вдруг, неожиданно даже для самого себя брякнул:

Простой рабочий парень Попал под твой утюг.

Он сверху отоварен Заботой от подруг.

Ольга Юрьевна даже зашаталась от такого откровенного цинизма своего юного друга. Казалось, что она сейчас упадёт. Серёжа подошёл к ней, взял лежащее на стуле полотенце, перехватил почти выпадающий из Оленькиных рук утюг, протёр его и положил на стул.

–      Серёжа! Что делать? – прошептала Ольга Юрьевна.

–      Быстро иди и закрой калитку. Запри ворота. На улицу не выглядывай.

Ольга ушла во двор. Серёжа развернул немного тело Николая. Тот продолжал дёргаться и хрипеть. На голове его зияла глубокая рана. Серёжа подумал немного. Потом обеими руками взял лохматую жениховскую голову... и снова вернул её в прежнее положение. Николай сразу перестал хрипеть. Через некоторое время Серёжа проверил пульс. Пульс не прощупывался. Всё. Теперь предстояло думать, что делать дальше. Вернулась бледная, дрожащая от испуга Оленька.

–      Серёжа! Как он? Живой?

–      Нет! Отмучился бедняга. Умер.

–      Значит, я убила его?!

–      Да никого ты не убивала! Он пьяный, упал, ударился головой об стоящий на полу утюг... и всё.

Оленьку трясло как в лихорадке. Серёжа тоже было не по себе. Что делать? Вдруг Оленька решилась.

–      Я пойду в милицию и напишу заявление, что это я убила его, потому что он хотел убить тебя.

–      Дура! Кто там будет разбираться! Обоим по пятнадцать дадут и будут довольны. Ты в лагере никогда не бывала, а я там был. Ничего хорошего там нет.

–      Серёжа, а что ты там делал?

–      В лагере? Учился нотной грамоте и на баяне играть.

–      Серёженька, а что нам теперь делать?

–      Пойдём сперва во двор, успокоимся.

Серёжа стал обходить и внимательно осматривать двор, Оленька машинально ходила следом за ним. Наконец Серёжа указал на свободное место рядом с сараем.

–      Вот здесь закопаем твоего жениха Николая!

–      Серёженька! Я боюсь!

–      Оленька, если ты пойдёшь и заявишь, нас, наверное, засудят, а если мы его здесь закопаем... то дело может обернуться совсем по–другому. Будешь меня слушаться?

–      Да, Серёженька.

–      Так. Инструменты в сарайке есть. У тебя, случайно, фонарика нет?

–      Есть.

–      Вот и хорошо. Может пригодиться. Сейчас идём в дом. Я займусь им, а ты растопи печку.

–      Зачем, Серёженька?

–      Ольга Юрьевна! у нас очень мало времени. Хорошо, что у нас заборы высокие, а вдруг кто–нибудь придёт? Тогда нам, Оленька, – каюк. Я уже всё продумал. Надо всё делать быстро.

Когда вернулись в дом, Ольга занялась растопкой печи, а Серёжа подошёл к невинно усопшему «жениху». Серёжа постоял, подумал и приступил к решительным действиям. Он вытащил из сумки Николая букет, там ещё оказалась бутылка коньяка и коробка конфет (бедняга, оказывается, рассчитывал на полный успех!). После этого Серёжа осторожно снял с руки убитого часы и положил их вместе со злополучным утюгом в эту же «коньячную» сумку, снял ботинки, вывернул все его карманы, содержимое выложил на стол. Просмотрев паспорт убитого и его бумажник, Серёжа подержал стопочку денег в руке, как бы взвешивая их, но потом вздохнул покаянно... и всё же засунул деньги в карман своего пиджака. В комнату вошла Ольга. Она, кажется, понемногу приходила в себя.

–      Оля! Принеси ещё одну сумку!

В эту сумку Серёжа затолкал «жениховский» букет, его ботинки, потом сказал Ольге:

–      Оля! Сейчас мне потребуется ваша помощь. Только вы не бойтесь: он уже мёртв и не опасен. Вот эти две сумки я выброшу в разных местах, а его придётся раздеть, все его вещи и паспорт сожжём в печке, а его вытащим (тяжело, конечно, будет) в огород, и там я его закопаю. Скоро стемнеет совсем. Надо торопиться. Ты боишься?

–      Да, Серёженька. Но я всё сделаю.

Потом Кое-как прикантовали на половике огромное тело Николая к месту его предполагаемого захоронения, прикрыли другим половиком. Серёжа принёс из сарайки совковую и штыковую лопаты, ломик на всякий случай. Вернулся в дом, взял с собой фонарик и сделал Ольге очередные указания:

–      Оля! Сперва брось в печку паспорт, потом его вещи подбрасывай по одной, всё проверь в комнате, наведи порядок, вымой полы, а потом сиди спокойно, не волнуйся. Жди меня. Там я один управлюсь. Ты, Оленька, главное, не волнуйся. Она сам во всём виноват. А ты его откуда знаешь?

–      Рядом с нашим общежитием находилось рабочее общежитие. Он жил там и ходил в гости к Наде Назаровой. А потом что–то надумал и предложил мне выйти за него замуж. Я ему, конечно, отказала. Он ушёл. А оказывается, что не забыл.

–      Ничего, Оленька! Ты ни в чём не виновата. Делай, что я тебе сказал и не волнуйся. Комнату посмотри очень тщательно, чтобы никаких сладов не осталось. Всё. Я ухожу.

Серёжа разметил примерно участок ямы и начал копать. Земля была чёрная, мягкая и податливая. Когда Серёжа углубился примерно на метр, его вдруг осенило: «А где же глиняный слой? Вот с этого бока вроде есть, а здесь нет. Здесь уже что–то закапывали. А если ещё один покойник! Вот это будут дела! Оленька вообще с ума сойдёт. Может, пойти и выкопать яму в другом месте? Нет, уже поздно. Покопаю ещё здесь немного, потом сброшу его сюда и зарою.

Серёжа продолжил свою работу. Фонарик не понадобился. Ночь наступила лунная и звёздная. В ночной прохладе привычному к такому труду Серёжке работалось легко. Его только смущало отсутствие глины. Серёжа в очередной раз воткнул штыковую лопату в землю... И тут что–то брякнуло. Полштыка вошло в землю. Дальше было что–то твёрдое. Серёжа вылез из ямы, сбегал в сарайку, притащил оттуда таз и стал осторожно сгребать в него землю вокруг этого «твёрдого». Он откопал кожаный мешок, туго перевязанный кожаным ремнём, развязал этот ремень, внутри оказался ещё один мешок, а потом что–то тускло блеснуло в лунном свете. Серёжа ощутил в ладони металлический холод, а во рту вдруг – вкус железа. Камень был настолько тяжёлым, что Серёжа сразу понял: у него в руке золотой самородок! Мешок был не такого уж большого размера, но весил, пожалуй, около двух пудов! Там было чистое самородное золото! Серёжа с утроенным энтузиазмом продолжил свою работу.

В яме оказалось три мешка с самородками и небольшими кусками золота и четыре мешка с золотым песком. Вот ниже их только и начинался глиняный слой. Серёжа покопал ещё немного по бокам. Кругом была глина. Больше ничего не было. Только 200 килограмм чистого уральского золота! Теперь понятно, почему его хозяева не вернулись из тайги! Их просто убили на прииске точно вот за такое же спрыснутое человеческой кровью золото!

Серёжа притащил Кое-как по одному мешки в сарайку и замаскировал их старой мешковиной и разной, выброшенной за ненадобностью домашней утварью. Потом вернулся к мирно дожидавшемуся его Николаю, свалил его в яму (здорово ухнуло, как бы соседи не проснулись), сбросил на него половики, быстренько совковой лопатой забросал яму чернозёмом, сровняв с землёй первый Оленькин шанс выйти замуж.

Серёжа вернулся в дом. На кухне сидела и плакала пригорюнившаяся Оленька. Серёжа взял обе приготовленные сумки и попытался подбодрить Олю.

– Ольга! Я через час вернусь. Не надо плакать. Назад теперь уж ничего не повернуть. Нам с тобой надо молчать до самой глубокой старости. Он сам во всём виноват.

Часы и утюг Серёжа забросил в пруд, как можно дальше от берега и в разных местах. Ботинки поставил аккуратно возле отдалённой от Ольгиного дома мусорки (Ботинки хорошие. Пусть кто–нибудь носит на здоровье). Остальное всё разбросал в разных местах.

Когда он вернулся домой, Ольга уже не плакала, но сидела по– прежнему на кухне в той же самой позе.

Пока Серёжа тщательно умывался, он думал: «Сказать Ольге о мешках? Нет, не стоит. Она и так уже несчастна. Да и папа не рекомендует посвящать женщин в подобные опасные дела. Пусть успокоится, может потом когда-нибудь... А золото здесь оставлять нельзя. Та же Марфа Сергеевна может найти его, и тогда всё раскрутится очень быстро. Завтра же на Граните приеду сюда... Нет, наложу в телегу берёзовых дров и повезу их в город. Никто и не подумает ничего плохого.

Приеду днём, когда Ольга будет в школе... Нет, ничего ей говорить не надо. Пусть живёт пока спокойно».

Зайдя на кухню, Серёжа залпом опустошил пол–литровую банку с водой. На столе был приготовлен для него завтрак. Ольга равнодушно и отрешённо смотрела на еду.

–      Оленька! Давай успокойся. Надо позавтракать.

–      Я бы сейчас, Серёжа, водки выпила.

–      А у тебя водки нет?

–      Нет.

–      А я, дурак, бутылку коньяка в помойку выбросил!

–      Ну и правильно сделал. Давай чай пить. А то уже утро настаёт.

Серёжа позавтракал со своим обычным аппетитом. Ольга почти ничего

не ела. Была явно в расстроенном состоянии. Серёжа призадумался: «Как бы она совсем не расклеилась. Пойдёт ещё каяться в милицию, а там таких дур и дураков уважают. Отказался от всего – иди домой, сознался – ступай на нары. Она же ещё совсем молоденькая и неопытная девчонка! Тяжело ей такое выдержать».

–      Оленька! Мы с тобой должны молчать. Если у тебя кто–нибудь спросит, не приезжал ли к тебе этот Николай, отвечай, что «нет», и вообще ты его с трудом помнишь. А если всё же следователи до чего–либо докопаются и найдут его, говори следующее: Николай приехал очень пьяный. Я в это время был у тебя, зашёл за книгой. Николай приревновал, взбесился, побежал, споткнулся и ударился головой об утюг. Который ты случайно оставила на полу. Потом, когда он умер, мы с тобой перепугались и решили закопать его. Всё. Это только тогда, когда они его найдут. Ты всё запомнила?

–      Да, Серёжа, я всё запомнила и буду молчать об этом всю жизнь. Даже с тобой мы больше не будем вспоминать и говорить об этом. Хорошо?

–      Хорошо, Оленька. Ты – умница! Оленька! Мы не спали с тобой всю ночь. Очень устали. Нам надо отдохнуть. Пойдём и поспим немного.

–      Серёжа! Я боюсь там спать.

–      Хорошо, Оленька! Будем спать на кухне.

Серёжа притащил матрас, бельё, соорудил прямо на кухонном полу импровизированное ложе, бережно раздел и уложил на него безучастную ко всему Оленьку, успокаивал её, обнимал, ласкал, целовал... уснули они крепко обнимая друг друга. Измученные и обессиленные, они вздрагивали иногда во сне: Серёжа от усталости, Ольга от страха. Самое страшное было уже позади. Но ещё долго и Серёже и Ольге вместо радужных снов снились по ночам муторные кошмары.

Пока Оленька готовила обед, Серёжа ещё раз обошёл и внимательно осмотрел всю территорию, где могли остаться какие–либо следы вчерашнего происшествия. Всё было на своих местах. Тихо и мирно течёт жизнь за высокими миасскими заборами.

Во время обеда Серёжа, взявший на себя роль руководителя «операции», наставлял свою подельницу:

–      Оленька! Сейчас я отправлюсь домой. В школу завтра, конечно, не пойду, а привезу вам берёзовых дров. Я вам давно уже обещал. У меня уже есть напиленные и наколотые. На телеге с высокими бортами привезу. Ты успокойся, возьми книжку интересную и читай.

–      Серёженька! Я боюсь здесь спать.

–      У тебя ключ от половины Марфы Сергеевны есть?

–      Есть, конечно.

–      Вот там и поживи пока.

–      Ох, и правда! Хорошо! Там я бояться не буду.

–      Завтра иди в школу. И старайся держать себя в руках. На тебя же дети смотрят!

–      Хорошо, Серёженька! Постараюсь.

По дороге домой Серёжа проверил один из своих схронов, оставил там большую часть «николаевских» денег и поспешно продолжил свой путь.

Прежде всего, он отправился на конюшню переговорить с новым старшим конюхом дядей Сашей.

Хорошо было на конюшне, и жизнь там течёт как-то более размеренно и беззаботно. А вот у Серёжки, как говорится, «забот – полон рот». Как вьюну приходится крутиться по жизни нашему герою.

–      Здравствуйте, дядя Саша!

–      Привет, Серёжа! Что–то ты давненько к нам не заглядывал. Гранит уже тосковать начал.

–      Дядя Саша! Как раз о Граните речь. Мне нужно отвезти дрова знакомым в Миасс. Я уже давно им обещал. Завтра в половине пятого я приду сюда. Телега нужна вон та, с высокими бортами, мешок овса, шанцевый инструмент, лопат штыковых две, резиновое ведро, верёвки, чтобы дрова упаковать. Всё это должно быть готово к половине пятого...Да, дядя Саша, вы не обижайтесь, вот тут. Возьмите немного денег, пусть ваши ребята в магазине чего–нибудь купят. Я вернусь примерно через двое суток, а, может быть, немного раньше или позже.

–      Ну и ухарь ты, Серёжка! За вспоможение невинно страдающим, конечно, большое спасибо. Игорёк у нас знает ходы в магазин. Всё мы, Серёжа, приготовим. Только уговор: ты пойми меня правильно. Ты парень лихой и можешь вляпаться в любую историю. Вся зона уже знает, как ты москвичку на острове вываживал. Отец тебе ещё не всыпал?

–      Да не было ничего, дядя Саша! Так, прогулки.

–      Это твоё дело. Но если, Серёжа, через двое с небольшим суток тебя здесь не будет, я побегу к твоему отцу, Хозяину, упаду ему в ноги и покаюсь в грехах своих. И не из–за страха, а потому что, если с тобой что случится, помочь тебе сможет только твой отец. А мне прямая дорога – в ШИЗО.

–      Это в «штрафной изолятор»?

–      В него, родимый. И тебе, Серёжа, мне кажется со временем его не миновать. Тебе учиться надо, а ты чёрт знает, чем занимаешься. Пополнишь ты когда-нибудь наши нестройные ряды...

–      Я, дядя Саша, хитрый. Как–нибудь выкручусь.

–      Ну, ладно, беги домой, завтра ждём тебя.

Дома обрадованная мама сразу принялась хлопотать об обеде для истерзанного жизненными невзгодами сыночка. Потом она сидела напротив него и как-то умилённо и жалостливо смотрела, как Серёжа яростно сражается с приготовленным для него обедом. Когда Серёжа доедал рыбный пирог, мама вздохнула.

–      Серёжа! Сегодня мне папа сказал утром: «А где твой разбойник шляется?». Серёжа...

–      Мама! Всё нормально. Я жив и здоров. Через два года поступлю в ВУЗ... А как Людочка учится? – ловко отвлёк внимание от своей особы пронырливый и хитроватый Серёжка.

–      Людочка учится хорошо. Учителя её хвалят. По хозяйству мне помогает. Я её сейчас учу на швейной машинке шить. Она–то хорошая девочка.

–      ...И у меня всё, мама, нормально. Мама, я завтра рано утром уезжаю в город, ты, пожалуйста, свари два десятка яичек, а я схожу в сарайку килограмма полтора сала отрежу.

–      Ладно. Пей чай, Серёжа. Вот пирожки со смородиной. А я пойду, всё приготовлю.

В половине пятого утра Серёжа уже был на конюшне. Там его уже ждали: запряжённый в телегу похрапывающий Гранит и улыбающиеся дядя Саша и его помощник Игорёк.

–      Молодец, Серёжа, рано встаёшь. Гранит напоен, накормлен, до Миасса дотянет, телега смазана, отрегулирована. Всё на месте. Мы тут тебе ещё сенца наложили и вот канистра с водой. Мало ли что!

–      Спасибо, дядя Саша! Вот, возьмите на закуску домашнего: тут десяток яиц варёных, сала с килограмм и пирог рыбный. Кушайте на здоровье!

–      Спасибо, кормилец! Удачи тебе!

Серёга заехал на свой «персональный» дровяной склад, аккуратно уложил прямо на сено полную телегу заранее заготовленных дров, упаковал их, сел на облучок и отправился по таёжным дорогам в свой любимый город. Телега слегка поскрипывала, груз был немаленький, но Гранит не подведёт, выдюжит...

Когда проезжали мимо волчьей территории, волки поднялись и вразвалочку потрусили в ближайший кустарник. «Да, Гранита боятся», – подумал Серёжа. – «А от меня не убегают».

Дорога, в основном, была лёгкая, равнинная.

По городу Серёжа ехал с деловитым и озабоченным видом мелкого хозяйчика–предпринимателя, продающего дрова городским обывателям. Никто его не останавливал, не интересовался: «Откуда дровишки?» (Зима же приближается: все дрова заготавливают).

Открыв ворота, Серёжа ввёл Гранита во двор, после чего снова запер ворота, проверил калитку, подвёл телегу поближе к сараю. Надо было дать роздых четвероногому работяге. Серёжа распряг Гранита, который оказался почти что сухим: силён и крепок уральский жеребец! Зашёл в сарайку: мешки были на месте. Серёжа напоил своего помощника, а сам приступил к работе. Он сложил аккуратную ровную поленницу в два ряда прямо на месте захоронения самого неудачливого в Миасской долине «жениха». Потом отгрёб в телеге сено в сторонку, перенёс и аккуратно уложил все мешки (мешки были очень тяжёлые, каждый весом примерно с двухпудовую гирю, но места занимали не очень много). Тщательно прикрыв мешки рогожей и мешковиной, замаскировав всё это сеном, Серёжа ещё раз тщательно и внимательно всё осмотрел: и поленницу, и сарай, и телегу. Всё было в порядке. Пора было подумать о хлебе насущном. Серёжа щедро отсыпал двойную порцию овса тоже, видимо, проголодавшемуся Граниту. Сам он сперва решил в дороге перекусить всухомятку, но, немного подумав, взял из тайничка ключи и вошёл в дом: на кухонном столе ждал его ещё тёплый обед (вот за это мы и любим своих женщин, что они нас, дураков, кормят! И кормят несмотря ни на что).

Сметелив Олечкин обед, Серёжа вырвал из чьей–то школьной тетрадки листок и написал на нём:

«Оленька! Ты – самая красивая! Ты – самая добрая и нежная! Ты самая хорошая и самая хозяйственная! Я люблю тебя даже больше, чем Гранита!» и расписался размашистой росписью будущего Генерального конструктора.

Потом Серёжа ещё раз обошёл и внимательно осмотрел всё: кухню и комнату, сарайку, свежую поленницу дров. Всю дворовую территорию и огород, всё было как при старом режиме. После этого запер дом, спрятал ключи, подошёл к телеге, подумал немного и сбросил с поленницы на сено пару берёзовых полешек (вдруг кто–нибудь спросит: «Куда ездил?» – а вот, дрова отвозил). Гранит особо не отличался от своего хозяина размерами аппетита. Он уже приканчивал свою двойную порцию. Пора было собираться в обратный путь. И надо было спешить: впереди было ещё много работы.

До сих пор осталось неизвестным, почему Серёжа поехал домой не прямым путём, а дальней, окружной дорогой: может быть, он немного сдрейфил, а, может, решил таким хитрым манёвром просто замести свои преступные следы? Словом, он избрал далёкий путь.

Как хорошо жить на Урале!.. было нашим таганайско–аркаимским предкам. Какими загадочными красотами богат каждый таёжный уголок дремучего и гордого в своей величественной непоколебимости Уральского мира! Как вольготно жилось на его живописных предгорьях нашим далёким гордым и непобедимым прапредкам! В любую сторону скачи на своих вольных скакунах: везде найдутся чистые водопои и просторные луга с сочными кормами!

Так и Серёжа, как древний воин объезжал свои бескрайне владения, любовался их непреходящими красотами, неспешно останавливался на отдых и подкрепление в самых богозданных и привлекательных местах, а потом отправлялся дальше по своему (как вы, может быть, думаете) неправедному пути.

В дороге всегда хорошо думается (особенно, если у тебя есть такие умные и молчаливые, как Гранит, спутники).

(А Серёжу нашего иногда посещали и вполне благонамеренные мысли: «А, может быть, сдать эти сокровища в Государственную казну?... Нет, никак нельзя». Во–первых, тогда пронырливые правоохранительные органы непременно докопаются и извлекут из чернозёмного мрака подгнивающую николенькину тушу, и нашим героям, Серёжке и Оленьке, привыкшим мирно почивать в одной мягкой постельке, придётся разъехаться в разные стороны и коротать свои покаянные ночи на жёстких казённых нарах. А во–вторых, Серёжа (а впоследствии Сергей Васильевич) всю свою жизнь сомневался в искренности и честности советских и российских «властей предержащих». Они, конечно, с радостью примут найденное Серёжей золото. Но в том, что они используют его на благо народа, а не на своё личное обогащение, Серёжа сильно сомневался. Государство – это одно, а решения–то принимают правители. А какие они, наши «правители»? – Простой народ, во всяком случае, об этом даже и не догадывается. Поэтому Сергей Васильевич никогда не жалел и не раскаивался в том, что он утаил от руководящей народом «элиты» свою находку, как и никогда не упрекал себя в том, что однажды в минуту горячечного просветления он уничтожил и сжёг все результаты своих многолетних научных исследований, а также разработки и чертежи совершенно неординарных, уникальных, летательных аппаратов и эффективные схемы воздействия на массовое сознание и поведение враждебных русскому миру правительств и народов... Нескоро ещё кто– нибудь из далёких потомков сможет повторить его творческий путь, даже и освоив Принципы Познания нашего Мира).

Въезжали Гранит и Серёжа в родные места уже мимо Большого Сунукуля через деревню Непряхино. Представляете, какую петельку пришлось преодолеть этим двум неутомимым трудягам!

Серёжа заранее продумал маршрут и цель путешествия. Всё это время они упорно продвигались в окрестности Малого Кисегача. Серёжа прекрасно знал эти места, регулярно обирая плодовитые тамошние малинники. Он даже и подходящую полянку уже наметил для будущего схрона.

Когда добирались до места назначения, Серёжа, как опытный коневод, прежде всего, подумал о своём четвероногом друге. Он распряг жеребца, снял хомут, сбросил чересседельник, снял седёлку и привязал его к стоящей неподалёку сосне, но так, чтобы он не смог подходить к месту предстоящей Серёге работы, любопытствовать и мешать ему. Пусть пока обсохнет.

А Серёжа обежал ближайшие окрестности с разведывательными целями. Но, не обнаружив ничего подозрительного, вернулся к своей телеге, попил из канистры водички (сердечное спасибо, брателлы по духу!), поснедал слегка варёными яичками, салом и хлебом, отвязал отдохнувшего Гранита и повёл поить его (и себя) к берегу Малого Кисегача. Эх, и хороша же ты была когда–то, чистая озёрная водичка! Отдать бы всю нашу водопроводно–канализационную систему за один глоток той, кисегачской воды!

Но постепенно начинало смеркаться. Пора было и к работе приступать (у запасливого и предусмотрительного Серёжи даже и фонарик был).