Текст книги "Против течения (сборник рассказов)"
Автор книги: Федор Гришанов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц)
Фёдор Валерьевич Гришанов (Фёдор Гришан)
Против течения
(сборник рассказов)
Количество стр. 426
Дата создания произведения:
2016
Город Челябинск
Я никогда не брал у жизни взяток,
Не лебезил, не славословил троны.
В моей Судьбе грядёт восьмой десяток, ...
А я опять штурмую бастионы.
«Внучка»
«Величайшая трагедия жизни состоит не в том, что люди гибнут, а в том, что они перестают любить».
Сомерсет Моэм
Утро. Раннее июльское утро. Ну, не по деревенским, а так, по городским понятиям. Где-то около семи.
Лёгким пружинистым шагом почти бегу по тропинке, петляющей в кленовых лесопосадках пригородной зоны. То там, то тут в кустах и перелесках мелькают деловые людишки, одетые, как и я, в обноски защитного цвета. С одной стороны это хорошо, что нация не потеряла дух деловитости, а с другой...
Дело в том, что вчера, возвращаясь с промысловой разведки по ближайшим лесам и набрав пол-литровую банку земляники первого сбора, пробираясь сквозь заросли уже на подходе к городу, вышел я вдруг на такую полянку, что даже у меня, опытного сборщика лесной данины, закружилась голова от промыслового азарта. Такая полянка! Вокруг позапрошлогодний горелый лес, густое, по пояс, дичайшее разнотравье, а на опушке... И небольшая вроде полянка, но я года зрелая, крупная, одна к одной. На одном месте можно трёхлитровый бидончик набрать. Схватил я пару-другую горстей в рот и бросился домой за посудой. Всего-то ходу минут тридцать.
Но обстоятельства сложились так, что пришлось заняться семейными, так сказать, делами, а ягоды оставить дозревать до завтрашнего, то есть уже сегодняшнего утра. Теперь спешу... Ага, вот и сестрицы – берёза с сосной – справа от тропинки и чуть заметная тёмная полоска поперёк (это уж моя забота, что впрочем, совершенно излишне, так как в этих лесах занимаюсь я ориентированием уже почти тридцать лет). Плохо то, что в правой стороне слышны звонкие бабьи и детские подголоски, а метрах в тридцати – тоже справа – бродит какой-то мужик. Ну ничего. Мне-то надо налево! Резко сворачиваю в сторону и, пригибаясь в густом травняке (были, были предки партизанами!), пролетаю последние метров пятьдесят до заветной полянки...
Тот же смешанный берёзово-сосновый лесок, те же недоразвитые лесопосадки по старой паленине, между ними тот же густой земляничник, сверху то же самое доброе уральское небо, но... Да, поработали профессионалы классом не ниже моего. Когда? Сегодня? Вряд ли. Скорее всего вчера в послеобеденное время, когда я суетливо и тщетно занимался пустыми домашними хлопотами.
Ну сколько раз говорил себе, дураку: начался сбор, без посуды в лес ходить нельзя! Земляника – не грузди, в полиэтиленовый мешок не соберёшь. Да, жаль, а я уже банки с вареньем считал. Побродил вокруг растерянно и поплёлся прочь от этой «моей» полянки. Все мои мечты всыпала себе в ведро чья-то алчная, нет, удачливая, рука.
Но растерянность моя продолжалась недолго. Как вы уже догадались, я – человек бывалый, привыкший попадать и выбираться из разных жизненных передряг.
Да-да-да... Горелый лес сосновый, а между густыми высокими бодяками – как посаженные плантации дикой земляники (одной из самых целебных ягод северного полушария)...
Вспоминаю тут же, что за ручьём, километрах в двух, находится огромная, гектаров в семь, выжженная два года назад пустошь с редкими, уже не зелёными, а кроваво-коричневыми, всё же не уцелевшими соснами.
В прошлом году забегал туда, смотрел, но особенного ничего там не было, даже запах ещё стоял горелого леса.
Издалека вижу такие же, высотой в метр, дикие фиолетовые цветы, названия которых я не знаю (а может, и никто не знает). А народ есть в лесу, кричит, перекликается. Что поделаешь? Город-то рядом. Самая беднота тут вокруг него и роется, добывает себе пропитание. И ногам своим за проезд платить не надо, и для здоровья пользительно. Хорошо быть – идейным – бедняком!
Врываюсь в этот полудикий, с редкими, уже помеченными к срубу, обречёнными, но восхитительно стройными соснами, лес. Ага. Есть ягодка. Начинаю сбор. Вообще-то, земляники много не наберёшь.
Мой личный рекорд – ведро 12,5 литров. А, каково? Не верите? Кто собирал землянику, тот поймёт, что это такое – ведро земляники лесной припереть домой. А было так: поехал лет десять назад в начале июля электричкой до ст.Пивкино по клубнику (есть там у меня, как и у многих, заветные полянки). Но клубничка оказалась незрелой, зелёной ещё. Зашёл по пути в лесную чащобу, вижу: красно от ягод. Сперва, как обычно, в рот, потом банку литровую набрал, потом махнул рукой на клубнику и пополз, и пополз... И на участке всего-то метров 50x50 набрал полное с верхом ведро (а земляника имеет ещё и свойство утрамбовываться: ты её сверху бросаешь, а она внизу слипается и оседает. Да и ягодка эта, как ведомо, не самая крупная в наших лесах). Вишни, конечно, можно и три ведра нахлестать, а земляники... в общем, ведро набрал – совершил, можно сказать, трудовой подвиг... В восемь часов вечера попробовал встать. Спина моя, бедная, до сих пор помнит, как я её раз-ги-бал!
Думаю, что четыре литра лесной земляники – уже хорошо, и посуду беру соответственно этой, разумной норме. Итак, собираю...
Летит времечко, ягодка поднимается к горлышку, значит, уже почти три литра есть, да ещё банка литровая с водой про запас имеется. Настроение улучшается. А люди всё же вокруг шмыгают, перекликаются, ну, как бы конкуренты. Пусть себе собирают, пока ягода ещё ничья: не акционирована и не приватизирована, можно сказать, народная ягодка.
Вообще-то разному человеку для счастья разное надо. Кому-то нужно на смене биржевого курса миллиард закарманить; а я сегодня четыре литра земляники наберу, буду возвращаться домой и песенки распевать. А чьё счастье полнокровней – об этом ещё поспорить можно.
Я, когда в лесу промышляю грибы или ягоды, и особенное если день выдаётся удачливым, люблю с такими же как я, промысловиками, словом-другим перекинуться. Ведь в лесу-то, уж поверьте моему опыту, с туесками и корзинками только хорошие люди ходят. Плохие-то, особенно сейчас, по городским каменным трущобам за призрачным счастьем гоняются, и в зелёных чащобах я таких не встречал никогда.
И ещё люблю я не просто поговорить со встречным лесным хорошим людом, а сказать им, труженикам этим, что-нибудь приятное, ну, комплимент какой-нибудь, даже порой польстить немного, похвалить, подбодрить, знаю ведь, что в городе ждут их одни грубости и оскорбления на каждом шагу... Но не подумайте, что я – какой-нибудь записной корыстный льстец. Нет, совсем напротив!
Ни один из моих бывших начальников (а они сейчас все уже, наверное, на пенсии, если живы; книжки читают, может быть, и мою книжку прочтут, если её, конечно, напечатают). Так вот, ни один из моих бывших начальников никогда не скажет, что слышал от меня хоть одно слово льстивое, что я поклонился им когда-нибудь ниже приличной нормы, или забежал вперёд на полусогнутых. Нет, такого не было никогда, что, кстати, весьма их удивляло, так как вокруг всех начальников во все времена столько преданных скрюченных подчинённых постоянно расточают медоточивые пакостные словечки, стараются угодить, упредить желания, что независимый, самостоятельно мыслящий и дающий отпор чиновничьему произволу человек всегда вызывает в них искреннее удивление (это в умных начальниках) или неподдельный гнев (это в других, коих, увы, подавляющее большинство).
Сколько вокруг них всегда вертелось этих партийцев и комсомольцев (теперь уже бывших), помните, как главный комсомолец первому Президенту нашему (тоже не последнему мерзавчику) резанул с трибуны: «Зачем вы (подхалимы то есть) восхваляете так нашего дорогого Президента, ведь он настолько велик, что не нуждается ни в каких восхвалениях...» – И как только бедная русская земля таких говнюков выдерживает!
А порой уйдёт какой-нибудь заводской начальник на пенсию, поскучает дома с ровесницей-бабой немного и бежит от скуки на старую работу вроде бы по делу какому. А там его бывшие–то льстецы и выдвиженцы не то что говорить с ним не изволят, а иногда даже и руки ему, бедолаге, не подадут. Получай, дескать. Своё, а нам паровоз дальше (в тупик то есть) толкать надо. Расстроенный, зайдёт, на всякий случай, ко мне, а я с ним самым сердечным образом обхожусь, как и всегда со всеми простыми, рядовыми сослуживцами обходился. Он удивляется и возмущается одновременно: «Да что ж ты... да мы бы тебя, а не этих сволочей... Ах, как обманули!» А я его успокаиваю: «Ничего, их тоже обманут...» А уж служебная карьера мне всегда безразлична была. Зачем хлопотать и унижаться, если всё равно все выйдут на эту самую пенсию (если доживут, конечно), а потом и вовсе сравняются... во всех правах и обязанностях на этой земле.
Так что простому человеку комплименты говорить можно, здесь корысти никакой нет, одно только желание своим хорошим настроением поделиться. Может этого человека никто в жизни–то ни разу не похвалил, только ругали, выговоры в приказах объявляли и унижали всячески. Да для него простые добрые слова в свой скромный адрес услышать – это же память на всю жизнь!
...Хорошо, работа кипит, уже и горлышко почти наполнилось; надо к опушке подаваться, водички попить из банки, перекусить немного, нацапать ещё и эту банку и домой с ароматной добычей лететь на крыльях.
Перекинулся несколькими приятными словами с двумя девчатами лет этак по семнадцать (Почему-то я особенно с женским полом люблю разговаривать). Одной говорю, приветливо так:
– Ну, молодец, принесёшь я годы домой, наваришь варенья, будешь зимой этим вареньем самых дорогих и желанных гостей угощать (С намёком деликатным то есть).
А она мне:
– Да нет, что вы, это я на продажу. Я вот наберу, а мама завтра возле магазина продаст, что-нибудь купит.
Мне стало немного грустно, но я всё равно решил её ещё немного похвалить.
– А ты, симпатичная барышня, оказывается маме помогаешь. Вот ты какая умница!
(Я иногда молодых девчат «барышнями» называю, сейчас так никто не обращается, а я думаю, что им приятно услышать такое слово; а моя «барышня» и не красавица вовсе, а так, средняя).
Вот она мне отвечает:
– Что вы, мне кажется, – плохая. Я иногда курю потихоньку. – А сама мило так посмеивается.
Двигаюсь я, добирая посудину свою ягодой, к тенистой опушке, а сам думаю: «Да если в наше время девушка говорит, что считает себя плохой, потому что иногда курит... Да это же наполовину святая! Пусть уж ей хотя бы муж хороший достанется. Честное слово, совсем неплохая девчушка!».
Я, признаюсь, страстно люблю настоящую красоту. Не то, чтобы был я какой-нибудь эстет, музыку серьёзную понимал или в живописи разбирался. В музеях, честно скажу, отродясь не бывал. Но когда я брожу по лесам, то иногда не возьмусь обедать в каком-нибудь захламлённом, замусоренном непривлекательном месте. Обязательно нужно мне найти какую-нибудь сказочную полянку, живописный перелесок с приятной для глаза перспективой, с шелестящими где-то неподалёку хлебными полями, петляющей в зарослях речушкой, ну хоть просто с голубым небом, зажатым между разлапистыми ветками. Чтоб не только едой, значит, наслаждаться!
(А красота земная именно и сквозит чаще всего в таких местах, где межуются разные, так сказать, среды обитания: ну скажем, на опушке леса, у берега озера или живописного болотца, недалеко от полей с ранними всходами, у подножия скал... нет, это уж я далеко, как говорится, хватил).
Вот и сейчас захожу в ближайший соснячок и двигаюсь туда, где, уж сердце чует, самое подходящее место для обеда (два варёных яйца, три куска хлеба и вода – не такой уж и обед, но главное-то природа, воздух!).
И вот я там, где, по моим предчувствиям, и должно быть это чудесное местечко для отдыха, вижу сидящих на поваленной сосне молодого мужчину и курчавую белоголовочку лет трёх. Они обедают. Поблизости молодая женщина собирает ягоды. Рядом лежат два велосипеда. Одеты эти ягодники, в отличие от меня, довольно легко. Не боятся комаров и клещей, значит.
А у меня бидончик – полный, настроение отличное, ну как не похвалить такую дружную, трудолюбивую и симпатичную семью. Под видом сбора ягод подхожу к ним поближе. Девчушка и правда красавица, сидит на деревце, болтает ножками и уплетает вместе с папой какие-то бутерброды. Я, наполненный самыми добрыми чувствами, без всякой задней мысли, голосом, каким обычно стараются взрослые беседовать с самыми маленькими детьми, говорю:
– Ну какая ты молодчага, все твои подружки в песочницах играют, а ты с папой и мамой в лесу ягодки собираешь. Да если ещё тебя и зовут Танечкой, то ты уж точно моя внучка.
Молодые родители оторвались от своих занятий и с интересом смотрели на меня, а их прелестное дитя вдруг соскочило с сосёнки, бросило свою еду, взмахнуло вверх ручонками и стремглав побежало ко мне, тонюсеньким голоском крича на весь земляничный лес:
– Мама, мама! Дедушка Серёжа нашёлся!
Я остолбенел. Это же именно моё имя. Меня так и зовут – Сергеем Васильевичем (Уж простите, что раньше не представился). Соображение моё решительно отказывается как-то всё это объяснить. Ну, конечно, случайное совпадение, и ничего больше.
А в это время названная мной «внучка» подлетает, хватает меня за штанину и с надрывом, почти со слезами, продолжает свои причитания:
– Деда! Деда! Как я тебя люблю! Куда же ты запропастился? Мама – на работе, папа – на работе, баба Нина всё вяжет-вяжет, а баба Катя всё ворчит-ворчит. Деда! Возьми меня к себе! Мы будем с тобой в лес за ягодками ходить, в парке гулять. Деда! Я тебя сразу узнала!
А я стою болван болваном и не знаю, что делать, что сказать. Почему-то мысль промелькнула, что вот она схватила меня за штанину, а штанина-то не совсем чистая, я ведь ползал, ягоды собирал. И родители её, взволнованные видимо таким неожиданным всплеском чувств, подошли поближе, успокаивая и уговаривая свою дочку.
Женщина – высокая, стройная, очень симпатичная молодая брюнетка с густыми бровями и жгучими глазами. Только немного укороченный нос и яблочно-светлая кожа лица и относили её к европейскому типу. Мужчина был тоже высокого роста блондин с приятными, я бы сказал, добрыми чертами чуть полноватого лица, и с растерянной улыбкой, вызванной, видимо, пикантностью ситуации.
Кое-как общими усилиями уговорили «внучку» отцепиться от штанов «дедушки». Она требовала меня к себе в гости и весьма чётко называла свой адрес: ул.Доватора, дом... кв... (Такая умненькая малютка, помнит свой адрес! И в кого только она такая умная, если обе бабушки – явные дуры: одна вяжет, другая ворчит). Сошлись на том, что «дедушка» придёт в Новый год с подарками.
Короче говоря, обманули кое-как доверчивого ребёнка. При расставании парень шепнул мне, что он уж организует на Новый год деда Мороза с подарками... А если она меня не забудет!?
Обнял её на прощание и быстренько в лес удалился. Почти бежал, не оглядываясь... А сзади внучка хныкала жалобно... Ну и дёрнул же меня чёрт за язык! Хорошо хоть в какой-нибудь кривозубой карге тёщи не признал. Тогда бы всё, совсем пропал.
Сел в тенёчке, перекусил быстренько и принялся наполнять последнюю литровую банку. Рву ягоду, руки заняты, а в голову-то и полезли всякие мысли, думы, воспоминания...
Да, проходи жизнь, проходит. Да что там проходит, считай, что пролетела как один день. А зачем всё это было, убей меня бог, не пойму. Думаю, что и другие не понимают... Так только, притворяются, себя обманывают. Но если у прошлого нет смысла, то и у будущего его не должно быть... Уж лучше об этом совсем не думать. Сосредоточиться на чём-нибудь приятном.
Да, «внучка» – правда миленькая, а как бы бабушки-то дурёхи расстроились, узнай они, что их любимица предпочла им первого встречного деда-лесовика!
...Нет, ну не может этого быть! Такие совпадения только в романах бывают.
Была, была у меня в молодости знакомая по имени Нина. То-то мне та молодая сборщица ягод всё кого-то напоминала. Действительно, похожа... Если я не перепутал чего-нибудь... А вдруг?!
Нина, Нина... Да, я – молодой инженер, а она контролёром в цехе работала. Почему встречались – помню, а почему расстались – никак не могу припомнить. Главное, была, и именно Нина... Так неужели я такой счастливчик, что в лесу просто так встретил внучку, дочь, да ещё и зятя?
Эх, надо было им ягоды подарить!
Не пожалел, конечно, – растерялся от неожиданности. Ели бы был я жадным, то в Фонде имущества я работал бы или в Банке служил, а я вообще нигде не работаю. Честно-то признаться, у меня и нет ничего: ни квартиры, ни работы, ни денег, ни семьи, даже ботинок нет, хожу по городу в тапочках, да и те кто-то у спортплощадки на базе ЧТЗ оставил, а я подобрал и хожу. Ничего, разношенные, как раз по ноге... Зато у меня внучка красавица, а бежала-то как, отличные спортивные данные – уж я разбираюсь. А умница какая! А дочь, дочь!
...Нет, не могу, хоть так скрывай, хоть так припрятывай, а от себя правды не утаишь...
Когда учился на пятом курсе, была подружка одна – весёлая такая монтажница с радиозавода, Катя... Да что же это получается? Да, наверное, внучка, сын и сноха. Тоже хорошо.
Ну не может же человек в один день случайно встретить внучку, сына, дочь, зятя и сноху одновременно! Столько родни одинокому человеку, и так, ни за что!
А если они приедут домой на своих велосипедах и расскажут Кате с Ниной об этой встрече?.. А, может быть, Нина с Катей возьмут и припушат завтра утром на эту полянку? Может и они вспомнят... Нет, ничего нет черствее женских сердец. Не вспомнят.
А если всё же придут, будут бегать по лесу и призывно так и жалобно вскрикивать:
– Серёжа! Серёжа, это мы, Катя и Нина! Серёжа! Серёжа!
...А я притаюсь где-нибудь, буду слушать и млеть от удовольствия, умываться буду горячими слезами радости, но из укрытия не выйду, не откликнусь, а то, если найдут, могут ведь и разорвать...
...Нет, я ко всему этому решительно никакого отношения не имею. Пусть себе другого, настоящего, деда Серёжу ищут.
Наполнилась моя баночка ягодами; огляделся я вокруг почему-то с опаской, воровато как-то, и поспешил тайными тропами в родной город, с которым, оказывается, связано столько приятных воспоминаний...
А на полянку эту я больше не пойду. Знаю и другие места.
07.1997 г.
Заповедный рай
«Мне ль много надо? Коврига хлеба
И капля молока,
Да это небо,
Да эти облака!»
В. Хлебников
Однажды вечером отец пришёл с работы и обрадовал своё семейство неожиданной новостью:
– Ну всё, переезжаем в Ильменский заповедник. Я завтра отправляюсь на новое место службы, ты, Серёжа, заканчивай здесь шестой класс и тоже готовься к отъезду, а мама с Людой приедут, когда жильё будет построено. Стройка там уже началась, дороги в тайге прорубают, кругом – озёра, леса, в общем, рай. Приказы начальством подписаны. Вопрос решён.
– А школа там есть? – поинтересовался любознательный Серёжа.
– Школы пока нет.
– А где Люда будет учиться? – это Серёжа уже о младшей сестрёнке озаботился.
– Ну, ей в школу идти только через два года, а вот тебе, голубчик, придётся в Миасском интернате поучиться.
Призадумался озадаченный Серёжа: Только прижились на Потанинских заводах, квартиру получили в двухэтажном доме, огород под окнами разбили и выращивали там на зависть ленивым соседям разные вкусные овощи. Серёжа успел уже со всеми боевыми пацанами в классе передраться (особенно тяжело было выяснять отношения с матёрыми второгодниками), притёрся и освоился в школе. В местной детской команде захватил место центр-форварда. Ездили в Копейск, громили там кривоногих шахтёрских отпрысков, Серёжа голы с обеих ног вколачивал в каждом матче.
Взрослые благонравные пацаны научили его в лесозащитной полосе у железной дороги в карты на деньги играть (за науку пришлось, конечно, расплачиваться карманными деньгами, да и у мамы иногда денежки тырить). Зато какая школа почти взрослой жизни! Понятливый Серёжка быстро освоил великое множество местных специфических поговорок и пословиц типа: «Морда просит кирпича», «Красивый – как кирпич».... И вот от такой интересной жизни опять приходилось уезжать в какую–то дыру на съеденье комарам. С кем там в футбол-то играть? Ну, сестру можно на ворота поставить... Да, не очень интересно.
Но Серёжа уже немало поездил по разным городам и весям... Его отец был офицером, а приказы начальства в семьях военнослужащих не обсуждаются...
Шестой класс Серёжа закончил так себе, средне, без троек, конечно, но... А зачем упираться, если всё равно в другую школу переходить? (Школ этих Серёжа поменял уже не меньше восьми, постоянно кочуя по Уралу вместе со своей офицерской семьёй).
...Собрали мешки, чемоданы, бросили их в кузов, сели с отцом в «Захаркину» кабину и поехали по разбитым дорогам в сторону славного города Миасса... Но до Миасса не доехали, а после Чебаркуля круто свернули с просёлочной дороги вправо и попали в такую глухомань... Дороги, можно сказать, ещё не было вообще, но если не смотреть на разбитое болото, по которому с надрывом пробивался неутомимый «Захарка», а посмотреть по сторонам... (Тот, кто бродил по Уральским горам и предгорьям, поймёт восхищение нашего юного героя открывшимися ему природными красотами, а тем, кто не бывал в этих местах, можно только посочувствовать).
Вековые сосны тёмной стеной нависли над узенькой, недавно прорубленной в лесу дорогой, рельеф местности постепенно становился гористым, лес разнообразно украшали берёзы, ели и особенно живописные пихты. Справа появилось большое голубое водное блюдо посреди тёмных сосновых стен.
– Что это? – спросил сразу Серёжа.
– Это – Большой Кисегач. – сказал с улыбкой солдат–водитель.
– А рыба тут есть? – деловито осведомился хозяйственный Сергей Васильевич.
– Есть, конечно. И не меньше, чем в потанинских озёрах. – пояснил отец, успевший уже, конечно, разведать окрестные места.
И едва отец договорил это, как водитель сбавил газ и почему–то прошептал:
– Товарищ майор, слева...
Серёжа глянул налево и восхищённо воскликнул:
– Олени!
Красивейшие животные сгруппировались на открытой полянке, и тут же бросились убегать, забавно мелькая светлыми попками. Было их уж точно не меньше сотни.
– Это, Серёжа, косули. – Отец его бывалый охотник – хорошо знал дикую природу и её обитателей.
Серёжа проводил убегающих косуль восторженным взглядом и сразу перестал грустить о старом доме, о потанинских друзьях, о футбольных баталиях... Конечно, дикие косули будут, пожалуй, поинтересней потанинских кирпичей...
Впереди показалась маленькая будка и шлагбаум поперёк дороги. К остановившейся машине подбежал бравый сержант, откозырял: «Здравия желаю, товарищ майор!» – побежал назад и открыл дорогу. Проехали через густой лес ещё метров сто, и Серёжа увидел открывшуюся внезапно панораму таёжной стройки: два барака справа, четыре барака слева, впереди огороженная колючей проволокой какая–то стройка, и дорога, поворачивающая в правую сторону. Серёжа подумал было, что они поедут дальше по этой дороге, но машина свернула в сторону, подъехала к одному из бараков и остановилась. Всё, приехали.
Когда отец отрыл дверь в их новое жилище, Серёжа вошёл в комнату и увидел: у единственного окна одиноко стоял совершенно голый стол, рядом – два стула, по боковым стенкам – две солдатские кровати, аккуратно заправленные солдатскими же суконными синими одеялами, в углу ещё – три пустых патронных ящика. И всё, больше ничего не было. Да, мамаше, интеллигентной даме и сестре-красотке пока тут, действительно, делать нечего. Другое дело они – закалённые в боях фронтовики (то есть фронтовик– то только один – отец, а Серёжа так, по-родственному, примазался).
Вещи побросали в угол. Отец сразу убежал по срочным служебным делам. Серёжа отправился изучать окрестности.
Но сначала проголодавшийся за длительную дорогу Серёжа заглянул на солдатскую кухню и основательно подкрепился. Солдаты в белых куртках еды не жалели, весело посматривали на него и посмеивались.
– Хорошо рубаешь, парень, на службе не пропадёшь, можем и сейчас тебя в свою роту записать.
Досыта наевшись, Серёжа облегчённо подумал: «Ничего, и здесь можно жить» (впоследствии отец снял его с армейского довольствия, накупил продуктов, и готовить еду они стали сами, а вскоре и столовую в посёлке открыли для офицеров и гражданских: сперва там работали расконвоированные заключённые, а потом женщины-поварихи. Готовили всегда хорошо, и денег за обеды много не брали. Непоседливый Серёжа, кстати, никогда на отсутствие аппетита не жаловался, всегда ел с запасом на случай дальнего похода в тайгу).
Стройка кипела везде. За солдатскими казармами тянулись ряды колючей проволоки, посредине находился КПП, внутри проволочного забора вразброс стояли построенные и строившиеся бараки, по углам – вышки. Всё ясно – зона. Сразу за зоной в гору тянулась широкая просека, стояли электрические столбы, висели провода. Ага, электросети уже провели. Это хорошо. Вдоль ЛЭП вилась дорожка, по ней и направился Серёжа в гору. Подъём был довольно крутым, но, теперь уже бывший футболист, легко преодолел его и увидел опять ряд колючей проволоки, но проход для дороги был свободен: ни шлагбаума, ни часового не было. Понятно: КПП на главной дороге – это так, показуха для дураков (Себя, конечно, к их числу Серёжа не относил).
Вокруг были средней высоты горы, а строительство велось в котловане, как бы в кратере вулкана. Внизу суетились люди, бегали маленькие самосвальчики ЗИС-150, пыхтела строительная техника. Все трудятся как волчки, а у Серёжи – каникулы. Он спустился с горы, осмотрел строящийся посёлок и отправился по дороге, которая поворачивала вправо от КПП. Дорога была ровной, и, на удивление, уже заасфальтированной, по сторонам – дремучие сосновые боры, ждущие своего исследователя, т.е. Серёжу. Пройдя по этой, извивающейся между холмов, дороге километра два, Серёжа снова увидел перед собой ряды колючей проволоки и КПП, но проволочных рядов было значительно больше, КПП был уже капитально отстроен, вышки располагались довольно близко друг к другу и из них торчали стволы пулемётов. Серёжа решил всё-таки подойти поближе. Когда до КПП оставалось метров тридцать, из него вышел какой-то лейтенант, за ним – два солдата с автоматами в руках. Лейтенант, явно подражая Муссолини, сложил руки на груди, расставил ноги по-хулигански и с откровенной насмешкой смотрел на приближающегося Серёжу... Всё ясно. Серёжа через левое плечо браво развернулся на 180 градусов и отправился в обратный путь. Когда прошёл метров двадцать, он, стараясь делать это неприметно, оглянулся: военные, весело посмеиваясь, уходили на свой КПП. Ничего, рано обрадовались – разведка ещё только начинается (Не будем и дальше играть в секретность с нашим дорогим российским читателем, тем более, что южноуральский губернатор по телевидению открыто признался, с одобрения верхних властей, разумеется, что у нас в заповеднике Главное казнохранилище страны припрятано. Строительство его велось в конце пятидесятых – начале шестидесятых годов. Курировали его Министерство внутренних дел и Министерство Финансов СССР. Руководящий состав – офицеры МВД, инженерно–технические специалисты – московские метростроевцы, а главной трудовой силой были известные своими славными трудовыми подвигами и готовностью отправиться в любое время хоть к чёрту на кулички – наши советские заключённые. Серёжа всего этого тогда, конечно, не знал, но начинал кое–что кумекать, а вы, дорогие читатели, наглухо забудьте всё вышесказанное, а то... враг-то, как известно, не дремлет. Впрочем, болот там столько, что даже не полк, а целую дивизию вражеских шпионов можно бесследно затопить. Государственная казна, если она наполнена не эфемерными зелёными бумажками, а чем-то действительно драгоценным, – дело не просто важное, а чрезвычайно необходимое. Наполнена казна добром – государство крепко стоит на ногах, а граждане по ночам могут спать спокойно, пустая казна – жди беды. По нынешним временам. За надёжные средства можно и военную победу себе купить, не пролив ни капли собственной крови).
На подходе к посёлку Серёжа ещё раз обратил внимание на боковое ответвление с основной дороги и, конечно, отправился по нему. Дорожка эта пошла между каких-то густых, болотного типа, зарослей и всё время вниз. Увидев вдалеке знакомую колючую проволоку, он загляделся на неё и чуть не наступил на среднего размера серую змейку. Та уж и шипеть начала. Сердце у Серёжки дрогнуло, но по лесам он ходил уже далеко не первый раз, потому обошёл её благоразумно стороной, заметив в камнях ещё одну... Да, места тут действительно райские! Подошёл к забору. Как и на ЛЭП, ни часового, ни шлагбаума не было. Кругом одни дыры. Значит посёлок – это так, пустяки, а главное там, где пулемёты и автоматы торчат.
Пройдя по этой дорожке километра два, с очередной горки Серёжа посмотрел вдаль и остановился как вкопанный: внизу открылась чудесная озёрная зеленовато-серая гладь с поросшими хвойняком островами. Да, далеко потанинским болотистым озёрам до такой красоты! Серёжа вышел на довольно большую поляну у озера, посредине которой стоял большой просторный дом, окружённый с двух сторон огородами. «Кордон» – определил считающий себя бывалым бродягой Серёжа и оказался прав.
Широкий деревянный отмосток уходил в озеро метров на семь, в стороне, за камнями у деревьев, были пришвартованы на берегу три килевые лодки вверх дном. Серёжа подошёл к воде, пощупал её. Вода была мягкая и тёплая. Дно поблизости просто насквозь просматривалось. Недолго думая, Серёжа быстро разделся, и в одних трусах зашёл в воду. Неожиданно спуск оказался очень крутым, и уже через пару метров он поплыл. Минут тридцать плавал он туда-сюда, нырял, выныривал, фыркал и бесился от всей души. Вот это каникулы! Озеро, тайга, ни одного пионера, ни одного вожатого и воспитателя вокруг! Зачем он только летом в эти пионерские лагеря ездил! Вот здесь теперь он будет отдыхать! (Опрометчиво подумал юный Серёжка, забыв на время своего изобретательного на всякие полезные начинания отца). Выбрался он на берег, снял трусы, тщательно выжал их... и запоздало подумал: «А вдруг из окон кордонных какие-нибудь соплячки на меня любуются». Серёжа быстро натянул трусы и, подставив своё молодое тело лучам уже заходящего солнца, направился к лодкам. Тщательно осмотрел, заглянул под них в надежде найти вёсла. Но вёсел там не оказалось, да и лодки были прикованы к стволу очень крепкого дерева. Он повернул обратно. От кордона навстречу ему шёл крепкий мужчина с румяным лицом и в одежде явно не городского типа. Серёжа, воспитанный строгими родителями, знал, что в лесу надо приветствовать старших.
