Текст книги "Против течения (сборник рассказов)"
Автор книги: Федор Гришанов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)
Маму охватил ужас, предчувствие чего–то страшного и невозвратимого «Что с Людочкой?». Татьяна Васильевна заспешила по знакомому коридору в учительскую.
Слегка постучав в дверь, мама, едва сдерживая взволнованное дыхание, вошла в учительскую... Там собрался весь небольшой педагогический коллектив во главе с единственным мужчиной в школе – директором. Людочка, целая и невредимая, скромно сидела на стуле в углу, положив ручки на колени и виновато потупив свои очаровательные глазки... Мама облегчённо вздохнула... Что же случилось?
Директор сразу обратился к Людочкиной учительнице:
– Нина Андреевна...
– Сейчас, Павел Семёнович. Я отведу Люду в класс и дам ей задание. А вы, пожалуйста, не начинайте тут без меня.
– Хорошо, Нина Андреевна, – успокоил свою подчинённую директор, плотный и лысоватый мужчина довольно солидного уже возраста.
Татьяна Васильевна вообще ничего не понимала. Все молчали. И она тоже молчала, готовясь услышать что–то нехорошее.
Когда, вернувшаяся вскоре Нина Андреевна плотно, на замок прикрыла за собой дверь, Татьяна Васильевна с содроганием душевным приготовилась к самому худшему.
Этим «самым худшим» оказался для неё совершенно неожиданный всеобщий взрыв какого–то поистине гомерического хохота ещё в таком солидном школьном учреждении.
Все, включая директора, дружно смеялись, показывая друг другу какие–то похожие на боксёрские телодвижения, окружили ошеломлённую Татьяну Васильевну и наперебой, в перерывах между спазматическими содроганиями, вскрикивали:
– Татьяна Васильевна, если бы видели!
– Да это же был настоящий спектакль!
– Уж от Людочки такого никто не ожидал!
– Да что случилось? Я ничего не понимаю. – вмешалась наконец и Татьяна Васильевна в их небывалое, да и просто странное веселье в школьной учительской. Но за её вопросом последовал новый взрыв веселья, сопровождавшийся шутливыми высказываниями в адрес виновниц происшествия.
– Ну, теперь–то у вас, Татьяна Васильевна, надёжная охрана!
– Только кто теперь рискнёт её замуж взять! – новое, почти повальное веселье.
– Да от такой и мужу настрадаться можно! – с уверенностью знатока заметил сам директор.
– Да кто её мог научить?
– Да, говорят, ихний Серёжка никому спуска не даёт. Сам драчун, и Людочку научил. Да он. Больше некому.
– А хорошо она им всем перцу задала! – и новая вспышка педагогического веселья.
– Всех разгильдяев сразу поставила на место! – ещё один взрыв заразительного педагогического смеха.
Потом, когда все немного успокоились и угомонились, Павел Семёнович попросил Нину Андреевну ещё раз рассказать подробности случившегося (так развеселившего педагогический коллектив). Нина Андреевна рассказала следующее:
– Когда я уже заканчивала урок, Дима Коробов, сидящий прямо за Людочкой, дёрнул её за косу. У неё даже головка назад откинулась (Людочка сама никогда не жаловалась, а девочки мне говорили, что мальчики дёргают её иногда за косу. У ней же, Татьяна Васильевна, такая красивая и длинная коса. Я всё надеялась, что они сами отстанут. А тут, прямо на уроке, на моих глазах...). Я только собралась отругать этого забияку Коробова, но не успела... Людочка привстала с парты и как двинет кулачком прямо в его самодовольную рожицу... Сразу кровь побежала. Коробов заревел... Хорошо, что тут медпункт рядом. Пока я суетилась, в классе шумели, а когда я шла из медпункта, навстречу мне с рыданиями Миша Слепов прибежал: у него тоже из носа кровь бежала. Я спросила: «Миша, кто тебя?». Он ревёт и говорит: «Люда!». Я совсем растерялась. Пока бегала, вызывала с урока Павла Семёновича... В общем, Татьяна Васильевна, у нас четверо серьёзно пострадавших, и трое только с синяками под глазами. Дети говорят, что она просто бегала по классу и колотила всех пацанов, которые дёргали её за косу.. Родителей вызвали. Они волнуются... Что теперь будет, я не знаю.
– А ничего не будет. – успокоил разволновавшуюся учительницу директор школы. – Теперь эти «герои» не только дёргать за косы, а будут бояться вообще к девочкам подходить. А вы, Татьяна Васильевна, дома поговорите с Людой: она девочка умная – всё поймёт. Да и с сыном побеседуйте.
– С ними мужу придётся говорить. – сразу разумная мама перевалила груз ответственности на широкие отцовские плечи.
– Только, пожалуйста, не наказывайте строго Людочку. – вступилась за свою ученицу добросердечная Нина Андреевна. – Она такая хорошая, добрая, прилежная и аккуратная девочка. Всегда была такой послушной, отзывчивой...
– А тут, как говорится, одной левой уделала всех своих хулиганистых одноклассников. – не преминул добродушно заметить Павел Семёнович. – Жалко, что у нас женского бокса нет. Была бы, Татьяна Васильевна, ваша Людочка знаменитой чемпионкой, а мы бы гордились тем, что так хорошо её воспитали.
– Ну, скажете тоже, Павел Семёнович, – возразила учительница первого класса. – Это, наверное, её брат такому надоумил. Он у вас, Татьяна Васильевна, наверное сорванец и двоечник?
Но мама, успевшая восстановить свою обычную уверенность, решительно отвергла это предположение.
– Нет, Нина Андреевна, Серёжа у нас не двоечник, а круглый отличник.
По всем предметам – одни пятёрки. И трудолюбивый мальчик: огороды копает, сено косит, рыбу ловит, ягоды собирает... Книги любит читать, но...
– Вот это, Татьяна Васильевна, самое главное. – заметил Павел Семёнович.
– Да, Павел Семёнович, Серёжа у нас какой–то странный: в октябрята не вступил, в пионеры вступать отказался, про комсомол и слушать ничего не хочет. Мы всё гадаем с мужем, как он дальше–то жить будет.
– А это, Татьяна Васильевна, смотря какая жизнь будет. Она ведь, жизнь, тоже меняется, а иногда и в самую неожиданную сторону. – мудро завершил их весёлую беседу повидавший видать всякие виды, умудрённый и житейским опытом, Павел Семёнович.
Домой возвращалась Татьяна Васильевна, держа за ручку любимую доченьку и гордо приподымая свою прекрасную, излучающую какое–то небесное, почти божественное сияние, голову... Она и на этот раз сумела получить причитающуюся ей долю комплиментов...
А у Серёжи снова наступили тяжёлые времена, возникли новые, совсем уж непредвиденные проблемы.
В их классе училась ещё одна, кроме Маши Зыбиной, претендентка на звание первой красавицы: Наташа Баскова. Но, в отличие от светлой, жизнеутверждающей машиной красоты, от красоты брюнетки Наташи веяло каким–то ледяным холодом. Она была гордой, даже высокомерной девочкой. С Серёжей вначале они никак не общались, трудные задачки гордая Наташа у него не списывала, зато списывала их у Маши, которая в свою очередь по– хозяйски пользовалась Серёжкиными тетрадями, позже даже забирая их к себе домой.
Но Серёже всё же пришлось познакомиться поближе с этой гордячкой Наташей (ей тоже почему–то очень не нравились именно Серёжкины поношенные армейские сапоги).
Дело в том, что Наташкин отец был старшим лесничим в заповеднике, и жили они рядом с конторой знаменитого на всю Россию Ильменского заповедника. А Серёжа иногда, в конце недели, не заходя в интернат, прямо из школы отправлялся домой, приходилось ходить до заповедника изредка и вместе с Басковой, выслушивать её девические бредни и даже одобрительно поддакивать её наполеоновским планам получить высшее образование и стать какой-нибудь руководящей «мымрой».
Серёже казалось, что именно с её отцом у него недавно произошла стычка.
Однажды летом Серёжа косил сено в Тёмном овраге. Гранита рассёдлывать не стал, привязал его на длинный повод к сосне, и тот мирно похаживал вокруг, подкрепляясь сочной заповедной травкой. А Серёжа занимался своим любимым делом: сено на зиму заготавливал.
Вдруг раздался конский топот. Гранит начал беспокоиться и призывно ржать. А на полянку въехали два всадника на рыжей и вороной кобылах. Одеты они были в обычную таёжную одежду, но у каждого за спиной висели винтовочные стволы. Всадники подъехали к не прекратившему свою косьбу Серёже и молча остановились. Гранит ржал и рвал повод, видимо, желая броситься на защиту своего хозяина от этих холёных ухоженных кобылок. Кобылки тоже смотрели не на Серёжу, а на рассерженного Гранита. Наконец, один из всадников заговорил:
– Молодой человек, вы знаете, что это территория заповедника?
– Знаю. – нехотя буркнул в ответ Серёжа, не прекращая своей деятельности.
– А вы знаете, что тут запрещено косить и пасти скот?
– Знаю. – последовал такой же ответ.
– А почему вы тут косите?
– Потому что я здесь живу и мне корову и телят чем–то кормить надо. – строил из себя мелкого хозяйчика школьник Серёжа.
Всадники переглянулись, но со своих кобыл слезать не стали (побоялись, наверное, что эти кобылки удерут от них к грозному и величавому Граниту).
Серёжа продолжал косить, а всадники, оба мужики средних лет, немного посовещались и решили действовать более последовательно и непреклонно.
– Нам придётся забрать вашего жеребца до выяснения всех обстоятельств и...
Не успел один из лесничих договорить, как Серёжа, подхватив наперевес свою косу, подбежал к восседающим на своих кобылах «заповедным» охранникам и с угрозой выпалил им:
– Только попробуйте к Граниту подойти, я сразу вашим кобылам брюхи перепорю, и винтовки снять не успеете. Уезжайте лучше подобру– поздорову. У вас оружие за спиной, а у меня – в кармане (блефовал Серёжа). Пристрелю вас обоих и отвезу в болото купаться.
Всадники посмотрели друг на друга, развернули своих кобыл и под победное ржание Гранита покинули поле несостоявшейся битвы.
Серёжа попил из фляжки водички и продолжил свою работу. Гранит остался чем–то недоволен. Ходил вокруг привязи и гневно храпел, видимо возмущаясь дерзкой наглостью лесничих из заповедника.
А потом была жалоба из заповедника прямо в Челябинскую управу на Серёжу и его отца. Хорошо что Мартынов Ф.К. и Серёжин отец были близкими приятелями, и отец отделался только замечаниями за воспитание сына «не в духе современной эпохи». Но... больше никто и никогда не мешал Серёже незаконно огребать заповедное, ароматное и целебное сенцо.
Вот именно из–за Наташки Басковой, этой высокомерной будущей начальственной мымры и попал Серёжа в свою первую, уже по–настоящему трагическую историю.
У Наташки в ближайшем ремесленном училище был яростный и, скорее всего, безнадёжно несчастный ухажёр «Зверь», по фамилии Зверев. Этот детина был тамошним вожаком и – как. бы сказали сейчас – лидером училищной преступной группировки. Ему очень не понравился тот факт, что Серёжа и Наташа иногда вместе на виду у всего станционного посёлка ходили из школы до заповедника (Видимо, у этого Зверя были в отношении Наташи самые серьёзные намерения).
Если бы Серёжа и Зверь были умными парнями, они бы встретились, поговорили. Серёжа объяснил бы этому безумно влюблённому анторопосу, что к его Наташе он никаких «чувств» совершенно не питает, а предметом его обожания является скромная и добрая Маша Зыбина. Тогда бы они расстались по–товарищески, и ничего бы не случилось. Но оба они оказались откровенными дураками, и произошло самое ужасное из того, что только может случиться в глухой уральской тайге.
Сначала Зверь с двумя своими парнями подошёл около школы к Серёже и безо всяких предисловий злобно прошипел ему:
– Если ещё будешь ходить с Наташкой, убью!
Серёжа, имевший дурную привычку всегда поступать наперекор обстоятельствам, вместо того, чтобы внять доброму дружескому совету своего навязанного прихотливой судьбой соперника, наоборот стал каждую субботу возвращаться домой вместе с Наташей.
Через несколько дней, когда Серёжа с Андреем и Колей шли из школы в интернат на них неожиданно напала четвёрка ремесленников с намотанными по–солдатски на ладони ремнями... Но нападавшие встретили такой яростный отпор со стороны интернатских, что им пришлось с позором ретироваться. Горячий Андрюха даже успел одного из них слегка подрезать своим ножом.
Но дело не кончилось этой, как оказалось, разведывательной стычкой. После ужина интернатский двор заполонила чёрная толпа будущих гегемонов. Они пришли брать реванш.
Серёжа и Андрей, прихватив на кухне топор и какую–то секиру, успели скрыться на интернатском чердаке. Коля, как выяснилось позже, побежал на станцию в напрасной надежде на правоохранительную подмогу.
Что тут началось!
Возле сараев лежала куча неприбранного угля. Ремесленники хватали куски из этой кучи и норовили попасть в чердачную дверь. Лезть наверх они не осмеливались, потому что оттуда Серёжа и Андрей демонстрировали им своё холодное кухонное оружие. Иногда ремесленники промахивались, и тогда раздавался звон разбитых стёкол в интернатской кухне. Всё это сопровождалось всеобщим гамом, криками и угрозами в адрес засевших на чердаке и державших там оборону ребят. Ремесленники требовали, чтобы Серёжа и Андрей спустились к ним на расправу, а те показывали им свои топоры. В самом интернате всё это время царили паника и неразбериха. А потом выскочила тётя Маруся и отчаянно завопила:
– Ребята! Убегайте скорей! Милиция уже едет! На двух машинах! Скорее бегите!
И обмундированные в чёрную ремесленную форму олухи поверили этой нехитрой уловке смелой интернатовской уборщицы!
Их всех как ветром сдуло. Двор мгновенно опустел. На нём осталась только одна победительница – тётя Маруся.
Девочки сразу начали наводить порядок в разгромленной кухне. Серёжа и Андрей, не выпуская из рук своего оружия, спустились по лестнице на интернатский двор, где их поджидала героическая тётя Маруся.
– Ну, что вы опять натворили?
– Тётя Маруся! Да мы ничего не натворили. Этим дуракам просто делать нечего. Только бегают по посёлку и народ распугивают. – объяснил ситуацию осведомлённый Серёжа.
– Ну, смотрите, как бы вам самим не пришлось за всё отвечать. Пойду звонить Тамаре Сергеевне. Надо на завтра стекольщиков вызывать. А мне придётся ночью ходить, кухню и интернат охранять.
– «Хорошо» – подумали Серёжа с Андреем. – «С такой надёжной охраной модно спокойно спать до утра».
Ни в одной школе, имевшей честь обучать нашего героя, Серёжа никогда не числился потенциальным отличником или твёрдым претендентом на какую–нибудь дубовую медаль. Причин этому было несколько: во–первых, Серёжа очень часто пропускал школьные занятия из–за дальних расстояний и не совсем благоустроенных дорог в нашем Отечестве; во–вторых, он был славен своим хулиганским поведением, а иногда и просто чудовищными выходками для наших благовоспитанных педагогов; в–третьих, выполнив учебное задание, он никогда не протягивал руки в знак солидарности со школьной системой обучения; в–четвёртых, он охотно выполнял сложные задания, а требовавших только механических усилий и отнимавших много драгоценного времени он не делал вообще, поэтому в школьном журнале напротив его фамилии почти всегда красовалась такая курьёзная, почти нелепая картина: 5, 5, 2, 2, 5, 2, 5, 5; в–пятых, Серёжа всегда ходил по школе в кирзовых солдатских сапогах, а, по мнению наших педагогов, те, кто ходит в сапогах, просто органически не могут быть отличниками; в–шестых, если бы эти педагоги знали, что и с какой целью прячется в Серёжкиных сапогах, они бы с суеверным ужасом немедленно отчислили его из школы, снабдив лестной рекомендацией в детскую исправительную колонию.
Из всего вышесказанного вы, дорогие читатели, сделали совершенно правильный вывод: у нашего героя были весьма сложные, а иногда даже и откровенно неприязненные отношения с нашей самой передовой системой школьного образования...
Однако пора вернуться к гегемонистским притязаниям будущего, дорогого нашим трудовым сердцам, рабочего класса.
Может быть, когда-нибудь бесноватые ремесленники угомонились бы наконец и отстали от мирных обитателей железнодорожного интерната, но в их многочисленных рядах был не только жаждавший реванша неистовый Зверь, но и несколько бывших воспитанников самого интерната, мечтавших всё–таки добить нашего неуязвимого героя. Здорово, видимо, они подначивали друг друга на новые боевые подвиги. У Серёжи вообще сложилось впечатление, что умудрённые жизненным опытом наставники и педагоги из рем.училища, специально отправляли своих подопечных на свежий воздух, чтобы в самом училище было меньше с ними беспокойства и хлопот...
Серёжа беззаботно и почти жизнерадостно шёл по станционному посёлку из интерната к себе домой, в заповедник. Вдруг из бокового переулка раздался приближающийся гул и топот многочисленных неподкованных копыт. Серёжа повернул голову и сразу осознал безмерность грозящей ему опасности... На него летела разъярённая орава бездельных учащихся системы профессионального образования. Серёжа сразу, без раздумий, бросился наутёк по чебаркульской дороге. За ним с шумом и гамом летела ослеплённая ненавистью и духовной близорукостью чёрная коррида во главе с пылающим благородным гневом Зверем.
У Серёжи не было с собой никакой ноши, одет он был легко, поэтому и бежал он без особого напряжения, приберегая силы для всяких возможных случаев... За ним с рёвом и улюлюканьем неслась чёрная толпа примерно из 150–ти необузданных особей мужского пола и, может быть, человеческого рода.
Серёжа размеренно топал своими сапогами по асфальту «главной» дороги, не давая приблизиться, но и н е отрываясь далеко от своих преследователей. Он, – нет, не лихорадочно, – а довольно спокойно размышлял о возможных исходах возникшей так неожиданно для него ситуации: «Да, хорошо тренировки помогают. Зимой попробую бегать до дома... всего–то 14 километров. Так, а сейчас что делать? Бежать по главной дороге? А вдруг ногу подверну или ещё что-нибудь? Нет, надо уходить в тайгу. Туда они не сунутся. Местность они не знают. Там быстро от них оторвусь и уйду спокойно домой. Там, за конторой местность болотистая, кусты, быстро уйду. Да, в тайгу они побоятся сунуться».
И, в соответствии с выработанным планом, Серёжка резко свернул влево, пробежал под «заповедной» аркой, повернул направо и побежал, огибая дома работников заповедника, в сторону болотистой, заросшей кустами местности. Сзади него, с дороги, неслись угрожающие выкрики и победоносное улюлюканье его разочарованных преследователей. «Да, сюда они точно не полезут» – ещё раз подумал стайер Серёжа, сам себя успокаивая. Он сразу сбавил темп и неспешно бежал по едва заметной лесной тропинке. Гул враждебных голосов всё заметней отдалялся. Пора было и на шаг перейти.
Пробежав лёгкой трусцой ещё метров триста, Серёжа остановился у небольшого, заросшего по краю камышом болотца. Он решил немного передохнуть, переобуться (в левом сапоге что–то немного беспокоило), умыться целебной болотистой водицей и спокойно отправиться домой.
Серёжа снял сапоги, расправил армейские портянки, кинжал и удавочку выложил на траву и решил было уже подойти и вымыть сперва ноги, как спасшие его от опасности, а потом и лицо, которое он находил недостаточно привлекательным для такого заслуженного ловеласа, каким он сам считал себя...
Но вдруг с правой стороны резко хрустнула сухая ветка. Серёжа посмотрел туда и оцепенел от внезапно охватившего его ужаса: по тропинке к нему мчался неугомонный Зверь с огромной дубиной в руках, с горящими ненавистью, налитыми пьяной кровью глазами. Встретившись со встречным взглядом Серёжи, Зверь, задыхаясь от бешенства, провыл: «Убью!»... Это было последнее, произнесённое им в этой жизни слово.
Серёжа схватил кинжал, двинулся влево, вводя Зверя в заблуждение и заставляя того изменить направление атаки, потом быстро развернулся вправо, и стремительно метнулся навстречу своему врагу... Кинжал вошёл прямо под рёбра в левую сторону звериной груди. Тот сразу остановился. Дубина выпала из его ослабевших рук, он пошатнулся и как бы повис на Серёжином ноже. Серёжа слегка придержал Зверя левой рукой и резко выдернул из его тела кинжал, из раны сразу хлынула булькающей струёй кровь, а Зверь упал лицом в приболотную траву. Серёжа посмотрел на кинжал. С него капала алая, человеческая кровь.
Но он не понимал ещё всего ужаса случившегося. До этого он уже неоднократно колол бычков и кабанчиков, вид тёплой парящей крови был знаком ему... Но это была не бычья, а человечья, такая же, как и его собственная, кровь.
«Что делать?... Может он ещё живой» – лихорадочно думал наш герой. Он подошёл к телу Зверя, потряс его... – «Нет. Прямо в сердце попал. Всё, теперь уж колонии не миновать. Что делать?» – снова задал себе тот же вопрос наш растерявший своё обычное самообладание герой. Время уходило. Надо было что–то предпринимать. Ведь могли появиться и неожиданные свидетели. Серёжа взял себя в руки.
Вначале он подошёл к болоту, тщательно отмыл от крови руки, потом вымыл кинжал, обтёр его травой, помыл его ещё раз и завернул в пук травы. Потом Серёжа подобрал лежавшую невдалеке сухостойную жердь и вошёл в болото, измеряя на ходу его глубину. Метрах в десяти от берега он нашёл то, что искал: жердь глубоко ушла в воду. Значит там была какая–то вымоина. Серёжа вернулся на берег, подобрал несколько валявшихся, кем–то собранных в кучу, камней. Перетащил их к телу Зверя и занялся этим телом: расстегнул ремень и засунул в свободные штаны несколько камней, потом снова перетянул тело ремнём. Кое-как подтянул поверженного Зверя к воде (весил тот, наверное, в два раза больше, чем худощавый и стройный Серёга), по воде притащил его к обнаруженной вымоине, подтолкнул и... Зверь исчез в заболоченной глубине. Недолго булькала чёрная болотистая вода. Серёжа вернулся на берег, подобрал дубину, которая тоже могла стать орудием убийства, её и жердь он забросил в ближайшие густые камыши. Потом вернулся и посмотрел на то место, где лежало тело Зверя. Кровищи там было... Серёжа взял свой левый сапог, зашёл в болото, набрал в него мутной илистой воды. Вернулся на берег и вылил воду из сапога на кровавое, темнеющее в траве, пятно. Таких рейсов пришлось сделать Серёже не меньше двадцати. Потом он ещё минут десять внимательно осматривал всё место происшествия. После этого осмотра навернул портянки и одел влажные сапоги. Подумал ещё немного, выломал густую ветку и как бы замёл всю ближнюю территорию. Ещё раз осмотрев место трагедии, Серёжа взял в руки удавку и завёрнутый в осоку нож и покинул место преступления.
Он шёл по тайге и лихорадочно думал:
«А что мне было делать? Он же убил бы меня! Да у меня просто не было другого выхода. Да я бы и не справился голыми руками с таким громилой, как Зверь». – успокаивал свою бунтующую совесть наш незадачливый герой.
Подойдя к просёлочной дороге, Серёжа спрятал в надёжном, меченом месте удавочку и завёрнутый в осоку нож. Едва он успел сделать это, сверху начали капать на него сначала редкие капли дождя, а вскоре начался и настоящий ливень
Серёжа–то, занятый своей нервной и лихорадочной работой, не смотрел на небо. А там, оказывается, уже собирались спасительные тучи.
Серёжа не спеша, медленно шёл, промокая насквозь под так неожиданно обрушившимся на заповедные леса ливнем и уже спокойнее и как-то удовлетворённо размышлял: «Вот это повезло! Дождь вообще все следы замоет. Зверь, наверное, один побежал на расправу со мной. Значит свидетелей нет. А мне надо просто стиснуть зубы и молчать: ничего не знаю, никого не видел, шёл домой, попал под дождь. И всё. Главное – молчать...».
Пришедшего домой промокшего до костей Серёжу встретила охами и ахами заботливая мама. Она хотела перестирать его замызганную одежду, но Серёжа благородно отказался от её помощи и сам отправился в ванную стирать свою одежду (вдруг где-нибудь на ней остались следы звериной крови).
Серёжа тщательно перемыл свою верхнюю одежду, сапоги, портянки, рубашку, трусы. Развесил всё это сушиться. Обстриг на руках ногти. Долго и тщательно отмывал своё крепкое жилистое тело. Только после всего этого он выпил подготовленный для него мамой стакан крепкого чая, внимательно посмотрел на себя в зеркало, но ничего подозрительного на своей роже не заметил и пошёл на кухню, где ждал его приготовленный лучшей поварихой в мире ужин.
Аппетита не было, но Серёжа заставил себя съесть свою обычную норму (чтобы и дома не вызвать каких–нибудь ненужных подозрений)...
В понедельник, не заметив в интернате ничего необычного, Серёжа отправился в школу, где тоже всё было спокойно. Маша дружелюбно (а, может быть, ласково) улыбнулась ему и отдала Серёже его тетрадки с домашними заданиями. Всё было нормально. Но когда дверь в класс открывалась, наш герой вздрагивал своей окровавленной душой, но увидев, что в класс входят не милицейские фуражки, а свои, ставшие вдруг такими родными, лица, сразу успокаивался и радовался ещё одному дню, проведённому им на такой, оказывается, сладкой свободе.
Но через два дня классная руководительница в конце урока сказала ему:
– Серёжа! Тебе необходимо в следующий раз приехать в школу с отцом.
Серёжа остолбенел! Но сумел–таки собраться с силами и задать вопрос своей классной:
– А что случилось, Евгения Петровна?
– Почти все учителя жалуются, что ты выполняешь не все задания, а только те, которые тебе понравятся. И я, и даже директор, неоднократно предупреждали тебя и требовали изменить своё отношение к учёбе, а ты никак не реагируешь. Вот теперь пусть твой отец с тобой побеседует.
«Какая мелочь! А я–то, дурак, перепугался». – облегчённо подумал Серёжа – и начал изворачиваться как таёжный уж:
– Евгения Петровна! У меня папа – в служебной командировке, а мама не может оставить одну маленькую сестру. – нагло врал вконец успокоившийся и даже повеселевший Серёжа.
– Хорошо! Когда вернётся отец, передашь ему мою просьбу.
– Хорошо! – смиренно пообещал Серёжа и подумал: «Когда рак на горе свистнет». Серёжа ничего отцу не сказал, а потом и сама учительница забыла о своём требовании.
Серёжа действительно не любил выполнять скрупулёзную и нудную работу, он всегда предпочитал фонтанировать инициативами и идеями. Правда, нередко высказанные идеи и проявленные инициативы выходили нашему герою боком, но он не унывал и по–прежнему самовлюблённо считал себя умным человеком. Как говорится «Иедэм дас зайне».
Прошла неделя, другая. Серёжу никто на допросы не вызывал, и даже не беспокоил. А потом выяснилось, что какие–то свидетели видели, как Зверев будто бы садился в Златоустовскую электричку. Возможно, что его и искали именно в этом, западном направлении. Но поскольку сам–то Зверев был широко известным хулиганом и отъявленным разбойником, поиски вскоре прекратили. «Натворил что-нибудь и ударился в бега» – таково было общее – ошибочное – мнение.
Серёжу очень поразило и то, что о пропавшем Звереве никто так и не сказал ни одного доброго слова. Серёжу даже однажды осенило: «А когда я сдохну, меня все только проклинать будут». А ещё позже в изощрённом мозгу Сергея Васильевича родилось «гениальное» четверостишие:
Пророков распинать своих
И каяться привыкло стадо.
Любите, сволочи, живых,
Убитым ваших слёз не надо!
После этого случая со Зверем, Серёжа вообще перестал бояться людей и смотрел на них как на... «кабанчиков».
«А всё же это очень опасная мысль, что живого человека можно так легко и быстро, – как кабанчика, – убить».
С Андрюхой Боровым Серёжу связывала весьма своеобразная дружба. Они часто вместе ходили домой из интерната. Андрюха тоже познакомился с «Серёжиными» волками, но, проходя мимо волчьей стаи всегда, видимо, на всякий случай, показывал этим постоянным обитателям урманных зарослей, охотничий отцовский нож. Они вместе ходили на озеро, занимались совместным рыбным разбоем, сено косили для своей миролюбивой скотины, увлекались петушиными боями, вместе отбивались от ремесленных и других врагов, но иногда шли «на горку» за школу и устраивали там бои по каким–то совершенно непонятным для Серёжи поводам.
Дело в том, что у Андрея тоже была младшая сестра, Валя. Эта Валя была постарше Серёжкиной сестры Людочки, но тоже очень симпатичная и скромная девушка.
Андрюха всегда начинал совершенно неожиданно:
– Ты! Бабник! Ты чего к нашей Вальке пристаёшь? У тебя и здесь подружек хватает! Тут все всё знают! Чего ты к ней прилипаешь?
(Во–первых, Серёже ещё только предстояло в будущем стать настоящим бабником; во–вторых, с его сестрой Валей он никогда даже и не разговаривал! Он даже и не думал о ней!, а в третьих, обо всём, что происходило в интернатских «кладовочках», знала только тётя Маруся, а от неё и в самом Гестапо ничего не смогли бы добиться!, а, в–четвёртых, Серёжа вообще ничего не понимал). Но отказываться от честного поединка в интернате было не принято, и Серёже приходилось идти в гору и вступать в бой с братом ничего не подозревающей обо всём этом Вали.
Драться с Андрюхой было очень нелегко. Он тоже обладал немалым бойцовским опытом, но был высокого роста и обладал очень длинными руками (Кстати, почему–то у всех второгодников – очень длинные руки).
Как правило, они минут пять боксировали на равных, потом Серёже надоедало натыкаться на Андрюхины кулаки, он перехватывал его руку, борцовскими приёмами укладывал своего соперника на траву и под истошные Андрюхины вопли: «Это нечестно! Это нечестно!» начинал эту руку выкручивать до тех пор, пока Андрюха не смирялся со своей участью и не начинал профессионально хлопать ладошкой по зелёному ковру... Таких беспричинных поединков было у них не менее четырёх. Но, не взирая на это, они продолжали дружить, и были солидарны по всем молодеческим вопросам, кроме вопроса о его ничего не подозревающей сестре Валентине.
Немного позже, когда горячий и вспыльчивый Андрюха хлебал постную похлёбку в Копейской колонии, Валя переехала в выстроенный её отцом–завгаром в посёлке на западном берегу Ильменского озера просторный дом, а Серёжа учился в институте на будущего профессионального бездельника, он дотумкал наконец до причин этих нелепых боёв со своим потенциальным шурином.
Они же соседствовали с Боровыми, и мама Серёжи, возвращаясь от них «из гостей», постоянно нахваливала их дочь Валентину:
– Ах, какая у них Валя хорошая девушка! Скромная, всё умеет делать: и шить, и стирать, и стряпать! Достанется же какому–то счастливцу такая невеста! Мы с Зиной ей говорим: «Вот поженим вас с Серёжей», а она смущается и отвечает: «Что вы, тётя Таня. У вас Серёжа умный, учится хорошо, а у меня двоек полно. Плохо мне учёба даётся!». А мы ей: «Ну и наплевать на учёбу! Ты такая красавица, в огороде и по дому всё делать умеешь, зачем тебе ещё какие–то пятёрки? И без них можно хорошо прожить. Мы вот с твоей матерью вообще в школах–то не учились, а замуж вышли за начальников, и хорошо, нормально живём. Так что ты давай быстрее расти, а об учёбе и не думай. Учёных дур много, а счастливых женщин среди них почему–то нет». Она смеётся и отвечает: «Ладно. Буду расти и постараюсь без двоек». Хорошая она девушка!
