Текст книги "Против течения (сборник рассказов)"
Автор книги: Федор Гришанов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)
Серёжу не испугала перспектива переехать в столицу, его ещё с далёкого и полузабытого детства одолевала «охота к перемене мест».
Да, многое умел и знал наш герой в своём ещё относительно юном возрасте. Не знал он ещё только одного: мук ревности. В воскресенье к ним должны были прийти гости, и мама, занятая стряпнёй, отправила Серёжу в магазин за срочными покупками. Магазин в посёлке, как и почти все другие здания, находился на горке. Поднимаясь в эту горку, Серёжа вдруг, неожиданно для себя, увидел «свою» Катю, которая шла к нему навстречу под ручку с маркшейдером Жихаревым, общеизвестным пьянчужкой с весьма подмоченной репутацией. Эта парочка весело переговаривалась о чём–то и даже смеялась! (Ну над кем ещё можно смеяться, как не над ним, девятиклассником Серёжей, теперь уже вполне заслужившим погоняла «Отелло»).
Какой невиданный шквал разнородных чувств ударил – и так неожиданно – по беззаботной душе нашего легкомысленного героя! Серёжу вдруг охватил такой приступ ярости, что... Но вокруг были чужие глаза и уши, и Серёжа последним усилием воли заставил себя равнодушно отвернуться и пройти мимо этой «влюблённой» парочки. Катя тоже сделала вид, что незнакома с «этим подростком» и, не переставая беседовать со своим новым ухажёром, только крепче прижалась к его хилому плечу и, очаровывая местную публику очередным своим «сногсшибательным» нарядом, хладнокровно прошла мимо.
У Серёжи помутилось в глазах, и он инстинктивно протянул руку к голенищу своего сапога... но сапог на ногах не было, а только лёгкие домашние тапочки. Серёжа подошёл к магазину, остановился... Он забыл, что же мама наказывала ему купить. Пришлось ему минут десять ходить перед магазином туда–сюда, успокаиваться и вспоминать, что же надо было ему купить в этом проклятом магазине.
«Ну и Катька – стерва! Лицемерная и подлая гадина! Тварь! Задушил бы её своими собственными руками! Это только в Москве такие шлюхи водятся! (Вот тут ты ошибаешься, несчастный Отелло! Очень скоро ты убедишься сам, что и на нашем суровом Урале распутных девок и баб не меньше, чем в далёкой, так несправедливо всеми облаиваемой Москве!), а Катька – сука польстилась на этого сморчка Жихарева! Конечно, москвич, с высшим образованием, деньги, наверное, на секретной стройке лопатой гребёт, а она, гадина, любит себе всякие наряд и безделушки покупать. И зачем я только с этой поганкой связался!» – начал постепенно приходить в себя потерпевший первое в своей жизни сокрушительное поражение «от этих проклятых баб» наш в сущности просто не вовремя созревший герой.
Серёжа закупил необходимые продукты, отнёс их домой, прихватил с собой томик У.Шекспира на его родном языке и пошёл в свой огород: читать, переживать и успокаиваться (Посмейтесь, уважаемые старики, над такими глупыми и наивными молокососами! Действительно, было бы из–за чего переживать! Это же такая мелочь по сравнению, скажем, с выборами в Государственную Думу!).
Серёжа сел на скамеечку за гороховой грядкой и начал читать сонеты, но сразу же стали попадаться незнакомые слова, а Большой словарь он, будучи в расстроенных чувствах, забыл взять с собой. Серёжа окончательно впал в так называемую депрессию, бросил почитаемый им томик Шекспира в пустое ведро и... безутешно разрыдался (Поплачь, поплачь, Серёженька! Ты же так любишь разные приключения! Вот и схлопотал одно из них на свою бедовую голову). В запале так грубо попранных «погаными людишками» чувств, он проклинал свою «неудавшуюся, загубленную жизнь», этот вдруг опостылевший ему огород и даже висящие над ним хмурые уральские тучи. Он проклинал всё, забыл проклясть только брошенный им в ведро томик Шекспира.
«Зову я смерть. Мне видеть невтерпёж
Достоинство, что просит подаянья,
Над простотой глумящуюся ложь,
Ничтожество в роскошном одеянье.
И совершенству ложный приговор,
И девственность, поруганную грубо,
И неуместной почести позор,
И мощь в плену у немощи беззубой,
И прямоту, что глупостью слывёт,
И глупость в маске мудреца, пророка,
И вдохновения зажатый рот,
И праведность на службе у порока.
Всё мерзостно, что вижу я вокруг...
Но как тебя покинуть, милый друг!»
А как хотелось бы прошептать в нежное ушко белокурой красавицы:
«Что без тебя просторный этот свет?
В нём только ты. Другого счастья нет».
Но приходилось рыдать и посылать всем им вслед неистовые проклятья:
«Шлюхи из фокстротных табунов,
У которых кудлы пахнут псиной,
Бёдра крыты кожею гусиной,
На ногах мозоли от обнов!»
(Когда Сергей Васильевич немного основательней изучил английский язык, он однажды решил сравнить шекспировские подлинники с переводами наших русских переводчиков и с удивлением обнаружил, что некоторые из них, например Самуил Маршак, в поэтическом отношении оказались и повыше «Уильяма нашего... Э, Шекспира»).
...Но недолго безутешно рыдал и лихорадочно метался между огородными грядками получивший первую в жизни увесистую оплеуху герой нашего повествования. Вскоре он подошёл к бочке, умылся тепловатой поливной водой и подумал со своей обычной беззаботностью: «А, плевать! Аллее фэргэт!».
Серёжа тщательно прикрыл за собой огородную калитку и направился... (Никогда не догадаетесь, куда пошёл наш герой после такого в его жизни сокрушительного фиаско!). А Серёжа подошёл к стоящему неподалёку коровьему хлеву, открыл дверь... и обомлел. Телят в хлеву, конечно, не было. Эти неунывающие, ничего неподозревающие бодрячки паслись где–то, стараясь набрать побольше веса к ожидающему их в ноябре забою. Но весь хлев был завален давно не убираемым навозом. Серёжка сразу выругал себя за такую вопиющую бесхозяйственность... И родители, тоже, всё видят, но жалеют его и молчат. А надо бы дать ему лопатой по поджарой заднице, чтобы не забывал своих «творческих» обязанностей! Куры из расположенного тут же курятника даже переполошились, петух возмущённо нахохлился, а потом прокукарекал что–то оскорбительное в адрес своего бывшего кормильца и тренера. Куры тоже возмущённо галдели и думали: «Нехороший ты, Серёжа, человек. Совсем забыл нас со своим «спортом». А мы вот тебя никогда не забывали и не предавали, в отличие от других, московских куриц. Каждый день для тебя яички несём в гнёздышки. Мы стараемся, а ты...». Серёжа сразу вспомнил, где находится хозяйственный инструментарий, и горячо принялся за свою настоящую работу. С каким удовольствием после вдруг опостылевшего ему «спорта» он чистил курятник, сгребал навоз, подливал свежей воды в корытце для своих любимых радужно–разноцветных курочек, потом щедрой рукой сыпанул им двойную норму пшеницы... мир в хозяйстве был восстановлен (надо будет ещё сходить в свинарник и у поросят тоже прощения попросить). Легко стало на душе у нашего героя! Как это у проклятых немцев: «Арбайт махт дас лебэн зюс». Мудро сказано, и добавить нечего!
(Уважаемые наши высокопоставленные господа! Если и у вас на вашем «производстве» приключатся какие-нибудь неприятности или даже трагические случаи, вы тоже, по примеру нашего героя, берите в руки мётлы и лопаты и начинайте очистку засранных вами самими Авгиевых конюшен нашего вечно несчастного Государства!).
Через два дня Серёжа окончательно восстановил пошатнувшееся было душевное равновесие и вернулся к своему обычному, каникулярному образу жизни. Погода была прекрасная, и Серёжа, посадив на своего трёхколёсного коня пять! местных девочек, повёз их на кордон купаться (родная сестра была вместе с мамой занята на огороде). Но, как говорит народная мудрость, «беда не приходит одна».
Серёжа лихо промчался до кордона, решил позабавить немного своих весёлых пассажирок и заехать с подобающим его мастерству шиком на мостки. Туда он и направил послушный его неблагонадёжной воле «Урал». Девочки радовались и визжали от восторга. Ещё бы! Они же прикатили на озеро не с кем–нибудь, а с местной знаменитостью: Серёжей–Динамитом!... Но тут случилось непредвиденное... Серёжа глянул влево и увидел знакомый ему яркий купальник, а рядом с ним – ненавистную дохлую физиономию этого проклятого заморыша Жихарева! У Серёжи в башке что–то вспыхнуло, руки задрожали, мотоцикл пролетел по мосткам почти до края и свалился в воду прямо на виду у ненавистной парочки. Раздался грохот, плеск, истерические визги перепуганных девочек. Мотоцикл забулькал и резко ушёл на дно... Когда Серёжа вынырнул, он сразу осмотрелся вокруг: из воды торчали пять головок, медленно двигающихся к берегу. Ну, слава богу! Все живы, а если бы он сдуру привёз сюда городских девочек, которые не умеют плавать... каюк бы ему пришёл. Когда Серёжа и девочки выбрались на берег, Серёжа ещё раз пересчитал их: все на месте. Серёжа назначил себя командиром спасательной операции и начал спрашивать перепуганных, но не совсем понимающих меру той опасности, которой они только что избежали, девочек:
– Так, девочки, все целы и, похоже, невредимы. Что у кого пропало?
Пропали две сумки и одна туфелька. Две девочки сумели выбраться из воды вместе со своими сумками. Серёжа разделся до трусов и поплыл спасать имущество своих пассажирок. Обе сумки он сразу нашёл. Они просто качались на водорослях. Серёжа прибуксировал их к берегу и прикрикнул на стоящих оробевшей кучкой девочек:
– А вы что стоите? Раздевайтесь и выжимайте одежду. Потом развешайте её вон на том заборе. – Серёжа указал им на свой картофельный участок.
Он снова вошёл в воду: надо было спасать башмачок. Вот его ему пришлось вышаривать долго: дно было илистое, неровное, заросшее водорослями... но, в конце концов, он неожиданно нашёл сразу целых два ботиночка. Серёжа приплыл к берегу. Девочки в трусиках и детских нагрудничках загорали на берегу. Одежда их уже сушилась на заборе. Сразу нашлась и обрадованная хозяйка туфельки.
– Вот эта – моя. А эта – чужая.
– Ладно. Будет запасной. – И Серёжа бросил трофейную туфельку в сторону забора. В воде оставался только мотоцикл, который уже даже булькать перестал. Серёжа передохнул немного. Потом опять пошёл в воду. Быстро зыркнул глазами влево: эти «ряженые сволочи» продолжали посиживать в узком «семейном» кругу и жрать свою покупную отраву. Подбежать и помочь – это же будет так не по–московски! Зря панфиловцы гибли, защищая этих «блудливых» эгоистов!
Серёжа и так и сяк пробовал сдвинуть с места слегка утопленный в иле мотоцикл. Ничего не получалось. Если бы был простой мотоцикл, а то – тяжёлый, колясочный. Да ещё и в ямку какую–то как раз угодил. Ничего не получалось у нашего «лихого» мотоциклиста! Позвать Жихарева? Да он же, гад, плавать, наверное, не умеет! И вдруг захочется его, змеёныша, утопить? Наконец, Серёжа выбрался из воды и сразу побежал к Лесниковым дочкам, наблюдающим за всем этим спектаклем с вытаращенными от изумления глазёнками.
– Дмитрий Иванович дома?
– Нет, уехал.
– А лошадь где?
– Так он на ней и уехал.
Серёже оставалось только злобно скрипеть зубами. Он немного подумал: Что предпринять? Некуда деваться! Придётся обращаться за помощью к отцу. Чтобы избежать очной встречи с отцом, Серёжа решил бежать на КПП. Своих пассажирок он предупредил:
– Девочки! Купайтесь, загорайте, но никуда отсюда не уходите без меня (своего «спасителя» то есть).
Серёжа натянул на себя мокрую одежду и побежал (Беги, беги, Серёжа! Если башка не работает, то надо хоть руками и ногами возмещать пробелы в своём умственном (т.е. отсталом) развитии!).
Серёжа добежал до КПП, зашёл в караульное помещение: дежурный наряд нёс службу, то есть отдыхал. Серёжа с ходу обратился к знакомому сержанту:
– Привет, Володя! Срочное дело. Можешь меня связать с папой?
– Можно, конечно. А что случилось?
– Сейчас всё узнаешь.
Начальник караула что–то крутанул и передал трубку уже обсохшему Серёже. В трубке что–то щёлкнуло, и раздался строгий командирский отцовский голос:
– Слушаю.
– Пап, это я – Серёжа.
– Серёжа? Что случилось? (Ну и хорош ты, Серёжка, гусь, если твои родители ждут от тебя только неприятности!).
– Пап, тут... – и нашему герою пришлось подробно и униженно поведать обо всём случившемся. Папа сразу же поинтересовался судьбой девочек:
– Девочки все целы? Никто не поранился?
– Нет, пап, всё нормально: ни одной царапины.
(По голосу отца легко можно было догадаться, как он сердит на своего непутёвого отпрыска).
– Так. Беги сейчас на озеро. Охраняй девочек и мотоцикл. Я сейчас машину подошлю. Передай–ка трубку начальнику караула.
Серёжа подождал, пока сержант выслушивал указания от вышестоящего начальства, а когда сержант положил трубку, нетерпеливо спросил:
– Ну, что?
– Майор приказал крепко пнуть армейским сапогом «этого разгильдяя», то есть тебя, Серёжа.
Серёжа бросился наутёк, сзади раздался громовой взрыв хохота караульной команды (Им–то хорошо и весело: служба идёт. А у Серёжки – одни неприятности).
Не прошло и нескольких минут после того, как неутомимый стайер Серёжа прибежал к месту происшествия, на кордон степенно въехал грузовик с коробкой в кузове. И кабины выпрыгнули два молодцеватых бравых солдата и сразу начали подкалывать «самого лучшего мотоциклиста в посёлке»:
– Ну, как дела, Серёга? Оказывается ты здесь и жив. А говорят, что ты на мотоцикле улетел куда–то.
– Верёвки привезли. – оборвал деловитый Сергей их весёлые солдатские шуточки.
– Конечно, привезли! Тебе помочь?
– Не надо, сам справлюсь.
Сережа, прихватив с собой концы, поплыл обвязывать свой тонущий в иле мотоцикл. Потом машина легко вытащила на берег потерявший всякое приличие Серёжкин «вид транспорта». На истекающий болотной жижей мотоцикл было просто жалко смотреть. Пришлось вылить на него несколько вёдер чистой воды, чтобы он своим видом не пугал случайных свидетелей Серёжкиного бесславия (Такова жизнь: сегодня ты герой и любимец местного «общества», а завтра – всеобщее посмешище).
Посадили в коробку приодетых в высушенную одежду девочек. Серёжа хотел было сесть за руль своего привязанного к грузовику мотоцикла, но один из солдат вежливо остановил его:
– Извини, Серёжа, но товарищ майор приказал мне сесть за руль этого крокодила. А тебе он приказал пешком маршировать домой. Наверное, за получением причитающейся тебе награды. Серёга! У нас, кстати, на губе уже две недели никто не сидит. Начальство прикажет, посадим туда тебя. Ха–ха– ха!
Армейский весельчак сел за руль молчащего «крокодила», девочки помахали руками своему «экскурсоводу», машина тронулась с места и неспешно скрылась за поворотом, волоча за собой бывшую Серёжкину «каникулярную утеху».
Униженный и растоптанный бесстрастными жизненными обстоятельствами, Серёжа, даже не взглянув на «веселящихся любовников» отправился в сторону посёлка. Он понимал, что заслужил любого наказания и обречённо, в душе, соглашался с его справедливостью. Наверное, с таким же чувством щемящего ужаса поднимался когда–то на свою плаху и Достоевский. Но Фёдор–то Михайлович ведь почти ничего преступного не совершал, а он, Серёжа, едва не утопил пятерых невинных и хороших девочек! Вот это уже было настоящим преступлением!.. Да и у этих сорочек– белобочек ничто на хвостах не удержится! Всё разнесут по посёлку! Засмеют все как самого последнего дурака! А что родители ихние скажут? ...Может, сбежать из дома и податься куда–нибудь на юг?.. Нет, нельзя. Все тогда подумают: Серёжка – трус и подлец. Придётся идти на эшафот!... Нет, есть выход! Вот это место – самое подходящее: густой кустарник, болотина недалеко. Надо только этих гадов, Катьку и Жихарева, дождаться... Эх, жаль ножа с собой нет! Ерунда! Возьму дубину подходящую и по–зверевски... Да этот заморыш от одного удара скопытнётся! И коварную гадину Катьку – тоже. Чтобы не повадно было!.. А потом можно и сразу за всёответить! (Уважаемые родители детей школьного возраста! Никогда не позволяйте своим детям выучивать наизусть по пять глав из «Евгения Онегина»! вы сами видите, какая из этого образуется у них в голове неудобоваримая каша! На кой чёрт нужны вам их будущие таланты! Главное в нашей жизни – спокойствие).
Обедать домой Серёжа не пошёл. Вместо обеда он яростно бросился улаживать подзапущенные хозяйственные дела. Так он не потел даже при занятиях «спортом». Месяц–то был август: грибы, ягоды, огород, рыба, только разворачивайся. Да и сено надо с поляны вывезти. Трудись, Сергей Васильевич! Отмаливай свои грешки!
Но на ужин всё равно пришлось идти домой. Серёжа спустился к колодцу, облил своё измождённое тело с головы до ног ледяной и целебной заповедной водичкой. Две девочки из «пассажирок» стояли неподалёку и не сводили восхищённых преданных глазёнок со своего поверженного кумира. Их не смущала нисколечко слегка потрёпанная репутация нашего героя! (Не стесняйтесь, девочки, своей любви! Только она может сделать вас счастливыми!).
Папа, мама и Людочка уже ужинали. Мама сразу поднялась навстречу своему сыну.
– Проходи, Серёжа. Сейчас я тебе ухи налью.
Папа молчал. Серёжа сел за стол. Все молча продолжали трапезничать. Серёжа искоса поглядывал на отцовские крепкие руки. Отец иногда нервно сжимал свои пальцы в кулак, но тут же раздавался предупредительный стук маминой ложечки о тарелку. Отец разжимал свой кулак и молча ел дальше (Дорого, наверное, стоило отцу это молчание! Долго, видимо, уговаривала его мама пощадить «нашего такого уж сыночка»! Папа! Дорогой папа! как давно ты покинул этот земной ад! С каким сочувствием ты наблюдаешь, наверное, из своего небытия за нашей бессмысленной суетой, называемой нами, – по чистому недоразумению – жизнью! Зря тогда ты не вздул хорошенько нашего героя и не выбил из его глупой башки всю эту проклятую дурь, из–за которой его дальнейшая жизнь прошла как-то наискосяк, бестолково... правда, весьма интересно).
Словом, всё закончилось благополучно и для Серёжкиной спины и для его затылка. Везёт же нашему непутёвому герою! (Да вы сами, читатели, наверное, давно уже обратили своё внимание на то, что чаще всего в нашей жизни везёт вот именно таким вздорным и непутёвым людишкам. Вспомните хотя бы сказки про Иванушку–дурачка!).
«Своего» мотоцикла Серёжка так и не увидел до начала учебного года. Папа держал его за колючей проволокой под предлогом ремонта. Об этом Серёга догадался, когда собирал ягоды у Вшивенького озера и заметил следы мотоцикла с коляской. Во–первых, в посёлке больше ни у кого такого мотоцикла не было, а, во–вторых, мама вчера кормила всю семью тушёными карасями со сметаной. Ну, что ж! Папе хотелось хоть так наказать своего сына за его цирковые трюки на мотоциклетном ходу.
Заканчивался месяц август. Работы по хозяйству было невпроворот, но Серёжа везде успевал и трудился как каторжник под прицелом карающей Судьбы.
Готовил он и огород к предстоящей зиме: возил на тачке навоз для будущих огуречных грядок, перекапывал освободившиеся участки. Спешил, работал, не покладая рук своих: с каждым днём приближался сентябрь и предстоящее знакомство с новой, поджидавшей его, как змея под камнем, школой. Серёжа сосредоточенно орудовал лопатой и вдруг услышал из–за заборчика такой знакомый и когда–то любимый им голос:
– Серёжа! Серёжа!
Серёжа прекратил работу, воткнул лопату в грунт и посмотрел на заборчик: за ним стола одетая в самый скромный, маскировочный наряд его бывшая пассия Екатерина Антоновна. Она, увидев устремлённый на неё взгляд деловитого огородника, скромно и виновато опустила свои глазки и, видимо, не зная с чего начать, просто замолчала. Серёжа сразу почувствовал себя хозяином ситуации:
– Что вам угодно, Екатерина Антоновна?
– Серёженька! Скоро август заканчивается, мне надо будет уезжать в Москву.
– Ах, я понимаю вас, Екатерина Антоновна. Вам грустно расставаться с объятиями этого недоноска Жихарева... Но я–то здесь причём? Уезжайте спокойно, я вас не удерживаю и желаю вам счастья в вашей будущей семейной жизни.
– Ах, Серёжа, не издевайся надо мной, ты даже не догадываешься, как я измучилась!
– Вы, Екатерина Антоновна, действительно сменили своё яркое платье на более скромное, но, как мне кажется, вы даже нисколько не похудели от всех ваших «мучений»! Вы, видимо, сильно перемучились, тискаясь по кустам с этим сморчком Жихаревым? Сочувствую вашим мучениям, но ничем не могу вам помочь.
– Нет, можешь! – вдруг твёрдо произнесла Катя и решительно подняла на Серёжу свои прекрасные глаза (Держись, Серёжка!).
– Извините, Екатерина Антоновна, сейчас я помогаю своим родителям по хозяйству: таскаю в огород навоз, и если вы хотите пригласить меня шафером на вашу свадьбу со счастливчиком Жихаревым, я вынужден буду ответить вам отказом. Увы, для меня навоз важнее вашего семейного счастья!
– Какого семейного счастья!... Если бы ты знал... Ты можешь меня выслушать спокойно и без насмешек? Ты разве забыл, как нам было хорошо с тобой?
– Конечно, забыл. Я уже написал прощальное четверостишие и всё забыл.
Как было хорошо когда–то нам с тобой!
Теперь один брожу по опустевшей жизни,
И вспоминаю с грустью и тоской,
Как было хорошо когда–то мне с тобой!
Серёжа прочитал это своё четверостишие со всем возможным в его ситуации юмором... А Катя почему–то вдруг заплакала горько и, пожалуй, безнадёжно. Серёже вдруг сразу стало жалко эту прелестную чужую женщину, он смягчил свой язвительный тон и попросил Катю:
– Хорошо, Екатерина Антоновна! Но только расскажите мне всё спокойно, подробно и правдиво, чтоб я смог понять своим недоразвитым до вашего уровня умом, что же произошло на самом–то деле в окрестностях так полюбившегося вам Кисегача! А... «Ты перед сном молилась, Дездемона?»
– Серёжка, ты издеваешься, а я сейчас умру от разрыва сердца... Мне так плохо...
– Екатерина Антоновна, вы, наверное, не успели прочесть «Диалоги Платона», потратив время на выслушивание пламенных признаний обожаемого вами ублюдка Жихарева. Поэтому вы и не знаете, что мудрейший Сократ не придавал особой ценности нашей бестолковой жизни. И действительно, всем нам всё равно придётся отправиться в мир иной, так что бояться тут нечего... Умирайте спокойно, я исполню свой долг и вызову сюда носильщиков в чёрных балахонах...
– Серёжа, я хочу рассказать тебе всё, а ты...
– Я всё понял, Екатерина Антоновна. Когда я вырасту до вашего возраста, я обязательно пойду в попы. Вот интересных–то историй наслушаюсь в исповедальнях! И романы читать не надо будет.
– Серёжа, ты будешь меня слушать?! – истерически взвизгнула потерявшая всякое терпение Катя.
Серёжа не боялся бродить по тайге, но женских истерик он так и не научился спокойно переносить до своего преклонного возраста.
– Екатерина Антоновна! Я внимательно вас слушаю...
– Серёженька!.. .Нет, сначала о самом главном... Я уже договорилась с родителями. Я во всём им честно призналась. Во всём. Они, конечно, там повозмущались, но потом решили: сначала ты полмесяца поживёшь у нас, потом у нас с тобой будет отдельная трёхкомнатная квартира. Папа твёрдо пообещал, значит всё сделает. Мама договорится и с математической и с иностранной школой. Там работают её студенты и студентки. Будешь учиться там, где захочешь. Когда закончишь школу... Мой папа очень большой начальник, у него огромные связи и возможности. Ты – очень умный, и сделаешь блестящую карьеру. Серёженька! Если бы ты знал, как я тебя люблю! Я просто не смогу жить без тебя!
–А Жихарев разве не предлагал тебе утешить твоё страдальческое одиночество?
– Да, я просто ненавижу этого гада, а ты ничего не знаешь и ревнуешь...
– Дорогая Екатерина Антоновна! Я ещё совсем маленький мальчик и даже не догадываюсь, что означает это странное слово «ревность».
– Серёженька, я понимаю, что спорить с тобой совершенно бесполезно. Ты такой... Когда ты приедешь в Москву, ты заставишь всех наших пустомель и говорунов не просто замолчать, а заткнуться... Но я сейчас говорю тебе совсем о другом. Я предлагаю тебе лучшую столичную жизнь в интеллигентной творческой среде.
– У нас петух – творческий работник, а наши поросята интеллигентнее всех ваших пресмыкающихся и самодовольных бахвалов, к тому же, Екатерина Антоновна, я буду просто несносен для высокопоставленного общества, так как не умею обращаться с вилкой и ножом, да и с другими снобистскими столовыми приборами. Я все блюда ем только с помощью ложки!
– Серёжка, это такой пустяк. Ты быстро всему научишься.
– К тому же, папа и мама приучили меня хлебом вытирать тарелки и кушать этот хлеб.
– Серёженька, это тоже просто забавная мелочь.
– Но самое ужасное, Екатерина Антоновна, это то, что мне абсолютно наплевать, что думает обо мне ваша интеллигентная публика!
– Серёженька, мы постелем ковёр в моей комнате и будем кушать на нём как, ну ты помнишь... там на нашем острове нам разве плохо было? Кстати, наша домработница тётя Дуся так прекрасно готовит, лучше, чем в любом московском ресторане.
– Да, бедно вы там, в Москве живёте: на трёх взрослых человек всего одна домработница.
– Серёженька, да ты не думай ничего плохого... Мама с папой целыми днями пропадают на работе, я учусь... и ты будешь учиться. Ты уже почти взрослый и должен думать о своём будущем.
– Екатерина Антоновна! А если я откажусь от вашего лестного предложения, и не поеду с вами в Москву?
– Тогда я сейчас пойду на озеро и утоплюсь. Мне терять в этой жизни больше нечего.
– Катенька! Вот в озере топиться не надо. Тогда я не смогу в нём купаться: буду о вас думать.
– Можно и в Москве с балкона прыгнуть.
– И этого, Катенька, не стоит делать. Сократ заблуждался. У человека – только одна жизнь. И другой никогда не будет. К тому же, говорят, что у христиан самоубийство считается страшным грехом.
– Я и так уже пропавшая грешница. Но ты, Серёжа... Ты знаешь, что такое «Долг чести»?
– Догадываюсь, что понятие «долг чести» было придумано картёжными шулерами, которые сами этой чести никогда не имели.
Катя как-то замялась немного, потом выпрямилась, посмотрела прямо в серёжкины насмешливые, но грустные глаза и всё также смущённо продолжила это тяжёлый для них обоих разговор.
– Серёжа. У меня тётя – врач. Она уже и срок примерно назвала. Серёженька, милый, у меня будет ребёночек.
– Ну и хват этот Жихарев! А по виду – недотёпа!
Катя разрыдалась, вцепившись с изгородь. Она, может быть, и упала бы, если бы не сделал этого. Сергей молчал и ждал, что она ещё скажет. Немного придя в себя, Катя устало и обречённо сказала:
– Да причём тут этот Жихарев! У нас с ним вообще ничего не было. Он же – импотент!
Серёжу всколыхнула и потрясла эта новость, но он не растерялся.
– Уважаемая Екатерина Антоновна! Вы, наверное, считаете меня маленьким мальчиком и думаете, что я не знаком со значением этого слова. Но вопрос сейчас о другом: вы–то, Екатерина Антоновна, как узнали. Что он, Жихарев, – импотент?
И тут наша Катенька так покраснела (наверное, до самого своего чувственного пупка, который так любил целовать расшалившийся на озёрном приволье Серёжа).
Нашему герою осталось только подвести итоги их трагическим взаимоотношениям:
– Спасибо вам, конечно, Екатерина Антоновна, за всё. Я тоже любил вас с какой–то безумной страстью. До встречи с вами я был наивным оптимистом, а сейчас я злой и прожжённый пессимист. Спасибо вам и за это. Спасибо за ту радость, какую я познал с вами. Вы – прекрасная женщина. Может быть, я никогда не встречу кого–нибудь лучше вас. Но я не поеду с вами в Москву. Я останусь здесь, в своей стихии. Я искренне желаю вам счастья. Но... скоро сюда придут мама с сестрой. Мне нужно копать свой огород. Прощайте.
– Прощай, Серёженька! Обещаю тебе, что ты больше никогда меня не увидишь. Но я буду помнить тебя всю свою жизнь. Желаю тебе удачи. Прощай!
Серёжа долго смотрел вслед Екатерине Антоновне, спускавшейся с горы какой–то нетвёрдой, разочарованно походкой. Потом она завернула за угол дома... Всё, больше он не видел её никогда.
(Да, грустно, конечно... Но что делать? Кстати, этот, последний их разговор наши немецкоговорящие герои вели уже только на русском языке. Ситуация действительно была грозовая, да и наломались и повыпендривались они друг перед другом более чем достаточно. Вообще–то, Серёжа, скорее всего, поверил бы Кате, если бы не её упоминание о каком–то «предохранении». Может быть, она просто неосторожно оговорилась или пошутила... Но кто и когда смог заглянуть в «загадочную женскую душу»! безусловно, общение с Екатериной Антоновной не просто повлияло на Серёжу, оно изменило и его характер, и все его дальнейшие отношения с «прекрасной половиной человечества». Не то чтобы он стал более циничным, бессердечным и пренебрежительным по отношению к женщинам, но... однажды Сергей Васильевич переспал с одной замужней дамой, и та по какому–то странному наитию вдруг спросила его:
– Серёжа! Тебе было хорошо со мной?
И наш слегка измочаленный герой, даже не подумав, ляпнул:
– Хорошо, Вера. Но не так конечно, когда на лыжах несёшься по накатанной лыжне!
И что могла подумать о своём партнёре эта «Вера»? только одно: «Ну и подлец!».
А с другой стороны: сколько у нас сейчас по бульварам шастает этих самодовольных недодушенных «дездемон»?
А какие беспощадные муки ревности оттрепали нашего героя из–за той же Катеньки! Конечно, потом он «поумнел» и стал смотреть на такие вещи более раскрепощённо. А после небольшого неудачного семейного опыта даже сочинил вполне весёленький такой анекдот:
«Вопрос: Что главное на свадьбе?
Ответ: Нет, вы ошиблись. Главное на свадьбе, чтобы это была не ваша, а чужая свадьба».
А однажды Сергей Васильевич прочитал в одном грандиозном (но не изданном) романе афоризм, который окончательно определил его отношение к слабосильному полу. Вот этот многообещающий афоризм:
«На наш век дур хватит!»
(Ну, и ещё об одном щекотливом деле... Если Екатерина Антоновна не лукавила и не врала о грядущем Серёжкином отцовстве, и если у Сергея Васильевича действительно и в Москве имеются наследники, и если они. Судя по возможностям их официального дедушки, занимают сейчас высокие посты в поднебесных московских инстанциях, то мы просто обязаны от имени Сергея Васильевича сделать им своё прощальное отцовское наставление:
Ну что, сынки и внуки, отъели хари на сидячей работе? Бюрократами стали? Задолбите в свои чиновничьи башки наш родительский совет: Вы, болваны стоеросовые, даже не подозреваете о том, что благодаря распутному разгильдяйству вашей мамаши и бабушки на живописном кисегачском острове вы являетесь прямыми потомками Русо–ариев, ведущих свою родословную от Богов, создателей всего Сущего! Но вы, захребетники придворные, думаете только о сегодняшнем и насущном! Перестаньте, наконец, вы хлопотать о толщине своих кошельков, подумайте о благе своей Отчизны и своего народа! Вам, дурни вы подкаблучные, всё равно, рано или поздно, придётся подыхать и расставаться со своими тугими кошельками, а Родина и русский народ пребудут вечно! Значит, они выше вашего напыщенного и бессмысленного существования! Когда вы там, в Москве, верещите истерично: «Мы – элита», мы здесь, на Урале знаем, что вся ваша холуйская «элита» – это отборное дерьмо, временно сидящее на шее у доверчивого народа. Опамятуйтесь и одумайтесь! Берегите свои дурные, унаследованные от Сергея Васильевича, башки! А лучше всего, перебирайтесь немедленно к нам на Урал. Здесь мы сумеем по–отцовски вправить ваши податливые мозги на место! Екатерине Антоновне – привет.
