Текст книги "Против течения (сборник рассказов)"

Автор книги: Федор Гришанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 25 страниц)

–      А ты так рыбачил?

–      Да. Только я на вёслах сидел, а папа бил. Всё время крупная попадалась. Наверное, так наши далёкие предки рыбачили. Лина! Иди–ка сюда! Смотри.

–      Ой! Рак! Ещё один!

–      Бери их осторожно за спинки и бросай в котелок. Вот и вся ловля раков. Они будут краснеть, а мы будем их кушать.

Откуда–то издалека, со стороны санаториев, донёсся приглушённый туркот лодочного мотора.

Ловцы раков веселились и радовались жизни, радовались тому, что они вместе, что любят друг друга.

–      Серёжа! А что тут есть?

–      Смотри, Эвелина. Вот хвостик, вот клешня, или лапки... а вообще–то раков не кушают, ими только пиво закусывают, а мяса в них, действительно, почти нет.

Перестук лодочного мотора приближался к их острову. Серёжа инстинктивно хотел загасить костёр, но передумал: а что Лина о нём подумает. И они продолжили охоту на раков до тех пор, пока рядом с их лодкой не уткнулся в песок номерной нос так долго добиравшейся до них моторной лодки. Мотор сразу заглох, а из лодки выбрались три легкоодетых и явно подвыпивших мужика.

Первым делом новоприбывшие островитяне принялись разливать в кружку из бидона какую–то жидкость, пить её по очереди и преувеличенно громко покряхтывать. Подкрепившись таким образом, двое разбрелись в разные стороны, а третий, пузатый мужик плотного телосложения направился прямо к костру.

–      Ну, что ребята, уху варите? А то у нас и закусить нечем.

–      Нет, у нас только раки. – ответил Серёжа. – Возьмите их. Тоже неплохая закуска.

–      Возьмём, возьмём... Всё возьмём. – мужик наклонился над котелком.

Последнее, что запомнил Серёжа, это остекленевшие от ужаса глаза

Эвелины. Она как будто хотела что–то прокричать ему этими помертвевшими глазами.

Сзади Серёжи что–то хрустнуло. Он хотел обернуться, но хрустнуло что–то и в его голове, во рту стало сладко. Он потерял сознание.

Сколько времени Серёжа был без сознания неизвестно, но он всё–таки очнулся. А, может быть, это крики, доносящиеся с берега, вернули его в чувство. А крики и вопли были ужасными.

–      Дай ей, гадине по морде! На! На! Сука! Ну и падла, вздумала кусаться. На! На! Тварь!

Серёжа дёрнулся, но с отчаянием обнаружил, что ноги и руки его связаны тонкой верёвкой. Он попытался разорвать её, но сил было мало.

Стоны, крики, проклятия и удары продолжались, а он лежал связанный и не знал, что делать.

«Ну и дурак я! – клял он самого себя мысленно. – Ведь папа всегда говорил: нельзя ночью в тайге жечь костры. Папа, папа... Так у меня же нож в сапоге!».

Глаза Серёжки были залиты чем–то тёплым и красноватым. Наверное, они его долбанули ещё и по лицу. Серёжка видел всё в каком–то розовом тумане. Удары, стоны и крики не прекращались. Но Серёжка всё–таки сумел изловчиться, достал нож из–за голенища, перерезал верёвки на руках и ногах. Всё старался делать тихо и незаметно, чтобы не привлечь к себе внимания... Но алкаши были заняты другим...

Серёжа ладонью вытер кровь с лица. Видимость улучшилась... Но лучше было бы, чтобы он не видел этого никогда!

Серёжа сжал нож и бросился в атаку. Того, который взобрался на Эвелину, боролся с ней и бил её по лицу, Серёжа прирезал ударом в шею. На истерзанную окровавленную Эвелину обрушился ещё поток чужой, хамской крови. Но Серёже нельзя было терять ни секунды. Он бросился на второго истязателя, который, видимо, отошёл в сторону помочиться. Тот, почувствовав что–то неладное, обернулся и сразу сунул руку в карман брюк. Но он не успел вытащить руку из кармана: в его сердце уже поворачивался Серёжкин кинжал, и он рухнул как подкошенный. Серёжа бросился к костру. Что–то окровавленное в разодранном грязном платье сидело у костра.

–      Где третий?

Эвелина махнула в сторону моторной лодки.

–      Серёжа, он не...

–      Всё равно. Свидетель.

Серёжа быстро подошёл к моторной лодке. Третий её пассажир мирно спал на дне. Серёжа приподнял его голову и полоснул по горлу своим отточенным кинжалом.

Когда он вернулся к костру, окровавленная, истерзанная Эвелина чётко и ясно проговорила:

–      Серёжа! Я тоже свидетель. Убей меня, пожалуйста. Я не хочу больше жить. Убей, убей меня.

–      Лина, ты не свидетель, ты жертва моей глупости.

Но тут на Эвелину напал такой бешеный приступ рвоты, что она упала на колени, её буквально выворачивало какими–то буро–красными потоками. Потом она немного очнулась и пошла в воду.

Серёжа обошёл своих противников и проверил, нет ли среди них раненых, которых необходимо добить. Но все они были уже надёжно мертвы. У костра валялся бидон, из которого эти мерзавцы делали последние в своей жизни глотки чего–то мутного и зловонного.

Эвелина вернулась на берег. Она смыла кровь, но на лице её было столько синяков и кровоподтёков, что Серёжа едва узнавал её.

В карманах убитых ничего не оказалось: ни документов, ни денег, ни ключей от квартир. Только у второго в сжатом кулаке был нож–бабочка. Серёжка вырвал с усилием этот нож. Нажал на кнопку. Нож был безупречен. Если бы он успел достать его...

Серёжа тщательно отмыл от крови свой нож, разбежался и забросил его подальше от берега в глубины озёрные. Трофейный нож он тоже вымыл, тщательно протёр и положил на траву: вдруг ещё кто–нибудь рискнёт появиться на этом проклятом острове.

Эвелина встала и снова пошла в воду. Серёжа тоже, наконец, позволил себе умыться в когда–то родной ему кисегачской воде.

А небо над ними было чистое: звёздное и лунное. И луна и звёзды смотрели на происходящие в земной юдоли события с большим интересом. Пора было что–то делать. Сперва Серёжа вылил содержимое котелка в затухающий костёр, потом отошёл по берегу в сторону метров тридцать, набрал чистой воды, вернулся на поляну и поставил его рядом с понуро сидящей Эвелиной. Она отворачивалась: не хотела, чтобы он видел её изуродованное лицо.

– Лина! Пей воду. Тебе станет легче.

Эвелина сразу начала пить. Долго не могла оторваться от этой живительной влаги. Потом поспешила в кусты.

Серёжа сел на песок и призадумался: что делать? Долго думать у него просто не было времени. Он вспомнил, что в своё время в углу этой поляны он хотел сделать схрон, выкопал яму, но почему–то оставил эту затею. Потом вспомнил, что у них внутри лодки пристёгнута сапёрная лопатка... Всё, хватит сидеть. Пора действовать.

Серёжа вооружился сапёрной лопаткой, трофейным бидоном и поспешил в угол поляны. Он сразу вспомнил, почему здесь он не довёл дело до конца: песчаные края всё время осыпались. Приходилось одновременно и расширять яму и углублять её. Закипела работа, и сразу Серёжке стало на душе немного по легче.

Когда глубина ямы оказалась немного больше полутора метров, Серёжа решил: всё, хватит. Иначе до рассвета не успею.

Все эти усыплённые Серёжкой покойники явно были знатными пивососами. Каждый весил более ста килограммов, а, может быть, и до ста пятидесяти. Одним словом, обрюзгшие и брюхатые детины... А теперь всех их надо было как-то дотащить до их свеженькой могилки.

Тащить такие тяжеленные туши можно было только волоком. Корячился Серёжка, пыхтел, но дело продвигалось медленно. Кое–где приходилось и кантовкой заниматься (Мужики! Не пейте вы так много пива! Вы даже не представляете, как тяжело потом таскать ваши разбухшие трупы!).

Подошла Эвелина, попыталась помочь, но почти сразу же убежала в кусты. Но вскоре вернулась. И помогала перетаскивать своих истязателей.

Потом Серёжа срезал с их одежды пуговицы, чтобы невозможно было опознать трупы. Он скатил их на дно ямы, сложил аккуратно, потом засыпал эту братскую могилу чистым озёрным песком, притоптал хорошенько, ещё подсыпал песка...

Моторная лодка тоже была вся измызгана кровью. В ней оказалось ещё и небольшое весло. Подул свежий ветерок. Становилось прохладней. Серёжа снова решил разжечь костёр, обогреться, обсушиться, а заодно и сжечь некоторые лишние вещи.

Потом он ходил и поливал наиболее заметные кровяные пятна из бидона, а затем взял весло и, махая им как косой, зачистил всю ближнюю территорию. Эвелина сидела недалеко от костра.

–      Эвелина! Соберись ещё немного. Скоро всё кончится. Сейчас я поплыву топить моторку, а ты разденься, выстирай одежду, просуши её сколько можно. Держись.

–      Хорошо.

–      Вот это весло тоже сожги. Ну, я поехал.

Серёжа подцепил моторку к своей лодке и направился к заранее намеченному глубоководному заливу.

Вообще–то вода в Большом Кисегаче очень чистая, прозрачная, немного как бы зеленоватая, видимость очень большая, но есть такие места, где дно всё–таки не просматривается. Туда и правил свою флотилию почти уже совсем обессиленный Серёжа. Но он держался. На кого он ещё мог надеяться, кроме самого себя!

По пути он предусмотрительно избавился от бидончика, кружки, пуговиц и других легкопотопляемых вещей. Когда Серёжка прорубил днище моторной лодки, она с такой стремительностью пошла на дно, что он едва успел перескочить в свою лодку. Выкинув и нож–бабочку, он постоял некоторое время на том же месте, всё время поглядывая в глубину. Но моторная лодка навсегда исчезла из пределов видимости. Даже водорослей не видно было. Довольный таким исходом, Серёжа уселся за вёсла...

Лина по–прежнему сидела у костра, но теперь уже завернувшись в своё полотенце. Платье её сушилось. Она – молодец. Делала всё, что он приказывал ей.

Серёжа, на всякий случай, тщательно проверил и свою лодку, потом разделся, прополоскал всю свою таёжную одежонку и особенно тщательно сапоги. Потом выжал одежду и пошёл в воду. Уже рассвело. Кое–где вдоль берегов оставались ещё постепенно исчезающие белые туманные облачка.

Серёжа поплавал вдоль берега минут тридцать, выбрался на берег. Линочка уже оделась. Серёжа тоже натянул на себя влажную прохладную одежду, постоял у догорающего костра, вспомнил, как они варили на этом костре любопытных раков...

–      Эвелиночка, ты понимаешь, что нам с тобой надо молчать обо всём

этом?

–      Да, Серёжа, я буду молчать всю жизнь.

–      Ну, я думаю, что пятидесяти пяти лет хватит. Это будет... Да, это будет 2016 год. Тогда мы сможем всё это рассказать своим внукам и правнукам. А милиция и прокуратура постесняются возбуждать уголовное дело против таких мирных старичков, какими мы будем через пятьдесят пять лет.

–      Нет, Серёжа, лучше внукам ничего об этом не рассказывать. Пусть они считают нас мирными и безобидными старичками.

–      Садись, Лина, в лодку, поедем домой!

Серёжа ещё раз обошёл всю поляну. Везде были покой, мир и тишина. Никаких видимых следов вчерашней смертельной схватки не осталось.

Серёжа постоял у песчаной могилы, подумал о жизни вообще: «Да, гениальное определение дал наш великий классик стоимости, значения и смысла нашей жизни: «Жизнь – копейка».

Когда они на кордоне пересаживались в мотоцикл, Серёжа спросил у Эвелины:

–      Линочка, тетё Нине поедем?

–      Нет, нет, Серёжа! Только домой, в Миасс! – она всё время отворачивалась от него, видимо, стыдясь своего изуродованного лица.

Когда они подъехали к подъезду дома, где жили Гринфельды, Серёжа спросил у Лины:

–      Линочка! А у тебя есть ключи от квартиры?

–      Если мамы нет дома, я возьму у тёти Раи наши запасные ключи. Прости меня, Серёженька, за всё. Прощай. – и она убежала в свой подъезд. Серёжа даже не успел ничего сказать ей на прощанье.

...Он гнал домой с чудовищной скоростью. Ему хотелось всё забыть. Впереди его ждала Неизвестность, а нёсся он навстречу ей, как поймёт он спустя много десятилетий, от своей Судьбы.

Шорошатся раки и мечутся щуки.

В зарыбленной зелени спит Кисегач.

Когда в нём отмоет кровавые руки

Весёлый убийца и добрый палач?

Когда он вернётся в родимые кущи,

Когда он прильнёт к родинкам дорогим,

Когда образумится вечноидущий

И ищущий света во тьме пилигрим?...

Давно не бывал он в любимой сторонке,

Давно не вдыхал он таёжный бальзам...

Лежат под сосной для него похоронки,

И мечутся рыси по волчьим следам...

Любил ли Серёжа свою Эвелину?

Сознание рвёт неотвязная дрожь...

Тела уплывают в болотную тину.

Ликует в руке окровавленный нож.

И закрутила Серёжу институтская экзаменационная карусель. После экзаменов он вернётся домой, упакует все оставшиеся вещи Эвелины, надёжно спрячет их в пещере: а вдруг она ещё вернётся? Шалашик, где они провели столько счастливых ночей, Серёжа разберёт и сотрёт все следы их пребывания в этом райском уголке.

На этот проклятый им остров он больше никогда не возвращался. Но изредка, проплывая на лодке мимо него, замечал там беззаботно отдыхающих кисегачских курортников. Они купались, играли в волейбол, загорали... прямо на костях убитых им насильников. Серёжа даже однажды подумал перезахоронить их косточки, но всё же не стал этого делать.

В конце концов, всё человечество живёт на костях своих предков, и, может быть, только для того, чтобы когда-нибудь самому превратиться в огромную, зловонную кучу костной трухи...

Чего мы ждём? Торопимся куда мы?

В чём смысл и цель тщеславной суеты?

Куда девались рыцари и дамы,

Взялись откуда шлюхи и скоты?

Где человек, где горсть земного праха? –

Никто и никогда не разберёт.

Отравленная шапка Мономаха

Напялена на скрюченный народ.

Но – не беда. Всё кончится чудесно:

Мы все умрём, когда придёт наш срок.

Жить на Земле землянам стало тесно...

...С кого начнём, безжалостный пророк?

Послесловие

По беспечной авторской рассеянности выпал из повести и остался стареть и чахнуть в зелёной тетрадке диалог, состоявшийся между главными героями на берегу одного из заповедных озёр. Мы посчитали возможным всё же включить его в качестве довеска к повести, чтобы читатель убедился в серьёзности намерений... хотя бы героини.

Сергей: «Линочка! А как ты представляешь своё будущее?»

Эвелина: «Найти хорошего человека и выйти за него замуж...»

Сергей (перебивает её): «Что-то я не вижу вокруг много хороших людей!».

Эвелина (улыбнувшись): «Достаточно одного... Народить ему детей пяток, воспитать их. Если он будет мало зарабатывать, где-нибудь работать. А если он будет, допустим, писателем, то всячески помогать ему...»

Сергей (рассмеявшись): «Жаль, что я никогда не буду писателем!»

(И почему тогда не проглотил ты свой поганый язык, Сергей Васильевич? Теперь, когда ты целыми сутками корпишь над бумагами и не знаешь, что делать с этой огромной и безобразной кучей рукописей, ты вспомнил, наконец, поросёнок ты этакий, свою Линочку!).

13.08.2016 г.