Текст книги "Против течения (сборник рассказов)"
Автор книги: Федор Гришанов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)
Весело и беззаботно попили чайку с тортом Сергей Васильевич и Полиночка. А вскоре приехала и Руся за своей внучкой. Загрузив машину яблоками, конфетами и слегка полегчавшим тортом, посадив на заднее сиденье свою любимую правнучку, Сергей Васильевич дал девчатам свой любимый совет:
– Ну, Руся, езжайте потихоньку. В этой жизни спешить некогда. Везде ещё успеете.
Машина тронулась, Сергей Васильевич помахал им на прощанье рукой, и с чувством глубокого удовлетворения от так блестяще выполненного им дедовского долга отправился к себе на восьмой этаж... размышлять о непредсказуемых судьбах всего непутёвого человечества...
Вы, дорогие читатели, наверняка подумали, что здесь и заканчивается рассказ... Нет! Наш рассказ ещё и не начинался... И как вы только терпели наше досужее празднословие?
(У Антона Павловича есть такой гениальный рассказ:
Чиновник Пётр Петрович пришёл в гости к своему начальнику Ивану Ивановичу и раздевается в прихожей. Из гостиной выбегает младший сын Ивана Иваныча Ваня, подходит к Петру Петровичу и спрашивает его:
– Дядя Петя! Вот вы всё время ходите к нам, обедаете, кушаете, а нашу Машу замуж не берёте.
...Всё! Как далеко нам до этой гениальной чеховской краткости! В одной фразе здесь сказано всё и об озабоченном многочисленным семейством Иване Ивановиче, и о его утопающей в домашних хлопотах супруге, и об их многочисленных родственниках, болтающих при малолетнем ребёнке свой непреходящий бабский вздор, и об измученной тщетными ожиданиями Маше, и об самом Петре Петровиче, постоянно мучающимся вопросом: «Надевать себе хомут на шею или немного погодить?»... Но ничего... Нас же не Антоном Павловичем зовут, и поэтому спрос с нас должен быть немного поменьше).
...Итак, приступаем к настоящему рассказу.
На следующий день два челябинских района, а именно: Тракторозаводской и Металлургический... стояли на ушах: у нашей Полиночки в области шеи обнаружили три впившихся клеща! Что тут началось! Главными возмутителями городского спокойствия были, конечно, две полиночкины бабушки и доблестные труженики нашей российской медицины.
Во–первых, несмотря на то, что анализы не показали наличия в этих клещах каких–либо инфекций, Полиночку госпитализировали на месяц, ставили ей разные профилактические уколы, наблюдали её и даже звонили Сергею Васильевичу и спрашивали его, где она могла подцепить этих клещей... Где, где! – Да всего в двухстах метрах от жилого района «Тополиная аллея»!
Во–вторых, очень хорошо, что у Полиночки оказалась добрая и добросовестная учительница. Она постоянно оставалась после уроков, чтобы заниматься с Полиной и подтянуть её до ушедших вперёд на месяц одноклассников (Хорошо хоть, что они за этот месяц не слишком далеко ушли). И Полиночка – умная же девочка! – быстро их догнала.
В–третьих, никому до сих пор неизвестно, что думали (и говорили между собой) эти Полиночкины бабушки о Сергее Васильевиче. Мы полагаем, что что-нибудь не самое лестное.
...Да и Сергею Васильевичу пришлось призадуматься хотя бы над тем, почему он, Сергей Васильевич, как хорошо заземлённый громоотвод, постоянно притягивает на свою голову свои и чужие бедствия. А подумать было о чём.
(Кстати, наши средства массовой информации и медицинские авторитеты постоянно врут населению, говоря о каких–то «укусах клещей».
Как бывалый таёжник Сергей Васильевич прекрасно знает, что клещи никогда и никого не кусают, а если бы они действительно «кусали» своих жертв, то они вообще не представляли бы для людей никакой опасности.
Всё дело в том, что клещи совершенно безболезненно через кожу проникают в тело человека, опиваются там человеческой кровью и лопаются. И если в их крови имелась какая–либо из многочисленных инфекций... Ну, остальное могут вам и наши медики объяснить).
Сергей Васильевич подумал также и о том, почему это клещи никогда не нападают на разных престарелых перечниц и всяких старых пердунов, целыми днями бродящих по лесам со своими корыстными целями. Почему они набросились именно на молоденькую красавицу? Может быть, эти клещи нами, стариками, просто брезгуют?
Несколько позже, когда Полиночка снова приехала в гости к Сергею Васильевичу, он, пытаясь как-то оправдаться перед ней, сказал:
– Полиночка, если бы ты была мальчиком, я бы раздел тебя, всю осмотрел, одежду бы твою перехлопал, но я подумал, что ты – девочка, и, может быть, закапризничаешь, застесняешься и откажешься...
На что он и получил достойный ответ от одной из самых прелестных современных красавиц:
– Нет, что ты дед. Раздевай меня и осматривай в следующий раз сколько нужно. Я и не подумаю капризничать.
(Да, поотстал немного от жизни наш престарелый ловелас!)...
И наконец всё–таки допёр Сергей Васильевич своей неразумной башкой до истинной сути произошедшего:
...Когда–то, примерно лет 60 тому назад, папа инструктировал своего малолетнего сына, как ходить по таёжным дебрям и возвращаться оттуда домой живым и невредимым.
Серёжин отец был не только опытным таёжником, но ему во время войны довелось и ходить по вражеским тылам, и не просто ходить, а даже и душить эту проклятую немчуру голыми руками!
Он подробно инструктировал Серёжку о том, как защищаться в лесу от клещей, гнуса, ядовитых змей, как вести себя при встрече с рысью, волками и даже медведем, что делать при неожиданной встрече с опасными людьми, и вообще, как выживать в тайге.
Под конец своего многочасового инструктажа папа подумал немного и добавил:
– И ещё, Серёжа. Никогда не бери с собой в лес этих городских красоток. Толку от них мало, одна обуза.
Серёжа был на седьмом небе от восторга! Он почему–то сразу подумал, что папа имеет в виду его одноклассниц и интернатских подруг. Значит, его слава отъявленного дон Жуана дошла и до отца, и тот высоко оценил его заслуги на этом славном поприще. Как Серёжа гордился собой на протяжении долгих шестидесяти лет! И только сейчас, после случая с Полиночкой, этот старый дурак понял, что папа имел в виду совсем не его одноклассниц и инернатских подруг, а Серёжкину маму и сестру Людочку! Вернее, папа думал и говорил тогда о Серёжиной маме Татьяне Васильевне (мир её святому праху), о его сестре Людмиле Васильевне (удачи ей в воспитании многочисленных внуков) и о своей праправнучке Полине Александровне.
После этого случая Сергей Васильевич всегда ходит по лесам только один. И даже не напрашивайтесь к нему в компанию! Он будет упираться, пыхтеть, потеть как рабочий осёл, тараня на своём хребте мешки с яблоками и грушами, но никогда больше не возьмёт с собой в лес даже самых очаровательных и прекрасных «городских красоток»!
29.06.2016 г.
Знойное лето
«Jene Flammen sind erloschen,
Und mein Herz ist kalt und trübe,
Und dies Büchlein ist die Urne
Mit der Asche meiner Liebe».
Heinrich Heine
Серёжа расстался с дорогим его сердцу интернатом и, в очередной раз, перешёл в другую школу (всего за 10 лет обучения в средней школе он поменял... 11 школ! Наверное, именно поэтому у него никогда не было ни закадычных школьных друзей, ни верных школьных подруг. Он так и остался на всю жизнь одиноким волком, отбившимся от своей стаи, и не приставшим ни к одной из многочисленных собачьих стай, вечно разрушающих благодатную тишину пустым и разноголосым тявканьем. Он всегда был один, и даже плавать всегда старался против течения).
Лето выдалось прекрасное! Хозяйственные дела продвигались успешно, и на творческий отдых тоже хватало времени.
Серёжа полетел на своём мотоцикле купаться. Когда он с подобающим грохотом въехал на кордон, то сразу заметил в углу на полянке какую–то загорающую даму. Всех здешних «дам» Серёжа уже знал по их непритязательным купальникам. Здесь загорало что–то новое. Поэтому Серёжа подъехал к этой отдыхающей даме поближе, остановился и погазовал так, чтобы не только даму, но и любого слона в Африке разбудить. Дама подняла голову, села и возмущённо посмотрела на нашего мотоциклиста.
(Дама была действительно незнакомая, и уж слишком смазливенькая для здешних таёжных мест).
Едва Серёжа заглушил двигатель, дама, глядя на него, прошипела довольно разборчиво:
– Ду бист айн думкопф!
На что Серёжа не замедлил ответить:
– Данкэ зэр, гнэдигес фройляйн. Абэр варум?
(Поскольку все последующие разговоры между Катей и Серёжей происходили именно на этом, то есть немецком языке, мы сочли необходимым проявить любезность и перевести их для вашего удобства на более знакомый и родной вам русский язык).
– Потому что приличные мальчики не газуют под нос хорошеньким женщинам.
– Я давно уже перестал быть приличным мальчиком, а «хорошеньким» я нахожу здесь только моего трёхколёсного коня и вон те краснощёкие мордашки, которые пытаются из–за кордонного забора подслушать наш разговор.
Роскошная незнакомка попыталась ещё раз сбить с толку нашего нагловатого героя:
– Дэ густибус нон диспутандум.
Но Серёжа, не знавший латинского языка, но знакомый с этим изречением, ответил вполне достойно.
– Вы ошибаетесь, сударыня. У всех местных таёжников не только утончённый вкус, но и звериный нюх.
Дальше их беседа носила более миролюбивый характер.
– А скажи–ка, мальчик, как ты, немец, оказался в этом, секретном, посёлке?
– Я живу здесь. И я – чистокровный русак.
– А где ты научился по–немецки говорить?
– В Асбесте у волжских немцев. Мы вместе гоняли голубей.
– Да, у тебя действительно далеко не берлинское произношение. Если я на будущий год приду в вашу школу, я заставлю вас всех говорить на чистом немецком языке.
– Так вы учительница? – разочарованно протянул Серёжа.
– Нет. Я только учусь во втором Московском, но скоро получу диплом, и тогда таким дерзким мальчикам, как ты, не сдобровать.
– А я к англичанке перебегу.
– А я тебя и там достану. Мы же изучаем два языка. Так что берегись.
– Я испугался и убегаю. Гуд бай!
Серёжа побежал в сарай, взял там пару вёсел, отцепил лодку, столкнул её в воду, вставил вёсла в уключины и стремительно и красиво понёсся п кисегачской глади в сторону от кордона (Он всегда оставлял свой мотоцикл под надёжной охраной шустрых дочерей Дмитрия Ивановича).
Когда он отдалился от берега метров на двести, московская курортница вдруг вскочила со своего лежака и стала призывно махать ему руками. Ага, сейчас! Возвращаться – плохая примета. А, может быть эта студентка – дочь какой-нибудь важной особы? (К ним в посёлок иногда и министры наезжали). Нет, вчера за ужином отец ничего не говорил о прибытии на объект каких–либо важных особ или ещё более важных дочерей этих «важных особ». Да и эта «немка», сперва важничала, а потом руками начала размахивать.
Серёжа, на всякий случай сбросил за борт дорожку, уменьшил скорость и спокойно пошёл вдоль берега, скрываясь за уступом от «назойливой москвички».
Щуки кисегачские почему–то вдруг оголодали и буквально вырывали дорожку из цепких Серёжкиных рук. Пока доехал до своей любимой «пристани», вытянул он четырёх щук, каждая весом примерно в 2–3 килограмма.
Пристав к берегу, Серёжа подтянул лодку, наделал куканчиков, насадил на них бывших хищниц и два часа купался, загорал, словом отдыхал, как и положено каждому школьнику на летних каникулах. Солнце начало клониться к западу, Серёжа ощутил у себя в брюхе волчий голод и поспешил домой. На обратном пути взял ещё двух крупных щук. Да, удачный денёк! И, главное, без всякого труда!
Когда подплывал к кордону, оглянулся: настырная москвичка уже оделась и прогуливалась вдоль берега. Её–то вообще, наверное, спешить некуда!
Когда Серёжа подъехал к своей лодочной станции, на берегу его уже ждала будущая «немка».
– Мальчик! Тебя как зовут?
– Меня зовут Сергеем Васильевичем.
– Разве тебя не учили слушаться старших? Я тебе махала руками, а ты – ноль внимания.
– Подумаешь, старше на каких–то тридцать лет!
– Что? Да как ты смеешь? Мне всего–то ещё двадцати трёх., ну., двадцати четырёх лет нет. Кто тебя воспитывал, и как твоя фамилия?
– Меня воспитывает тайга. А кличут меня везде по–разному: Математиком, Сапожником, Главным браконьером, а теперь ещё и Динамитом.
– И первым Нахалом в посёлке. – добавила будущая мучительница и терзательница невинных детских душ.
Во время этого обмена любезностями, Серёжа собрал вёсла, прицепил лодку к дереву, потом вытащил два кукана с тремя щуками и понёс их к дому Дмитрия Ивановича. Не успел Серёжа пару раз стукнуть по калитке, как она распахнулась и перед ним оказалась старшая из лесниковских дочек. Серёжа протянул ей щук и деловито сказал:
– Возьми. Это – вам. Матери своей передай.
– Ой, они тяжёлые! Серёжа, помоги мне их вон до тазика дотащить.
– Это можно. – согласился Серёжа.
– А что это за тётка вокруг тебя вертится?
– Да так, какая–то московская дура и бездельница.
– Серёжа! Возьми вот эту щуку, отдай ей, пусть она на этой щуке улетит домой в Москву. Нечего тут людям глаза яркими купальниками мозолить.
«Ревнует что ли?» – подумал Серёжа и возразил:
– Ладно. Я ей другую щуку отдам. У меня в лодке ещё три штуки. А эти все вам. Кушайте на здоровье.
– Спасибо за улов.
Когда Серёжа вернулся к лодке, неугомонная москвичка стояла ещё там и явно ждала его:
– Мальчик! Меня зовут Екатерина Антоновна, и я думаю...
– Екатерина Антоновна! – прервал Серёжа её каникулярное упражнение в педагогике. – Вот возьмите эту щуку себе. Это ваша доля за активное участие в рыбалке.
– Да я же ничего не делала!
– Как ничего не делали! Когда щуки увидели ваш яркий купальник, они так переполошились, перепугались, что в отчаянии стали сами перепрыгивать через борт в лодку. Мне оставалось только собирать их.
– Нет, Серёжа, ты просто издеваешься надо мной. – сбавила обороты, поражённая размерами «запрыгнувших в лодку» щук московская искательница приключений и вдруг, ни с того ни с сего перешла на другую тему:
– А эта девушка – твоя школьная подруга?
– Нет, что вы, Катя, это – моя невеста.
– Да у тебя уже что, и невеста есть?
– Конечно, только на этом кордоне – две. – на полном серьёзе убеждал свою собеседницу Серёжа.
– Нет, с тобой разговаривать просто невозможно. Если в классе соберётся три–четыре таких шутника... Просто, ужас какой–то. Попрошу родителей, чтобы они... подыскали мне место переводчицы.
– И правильно сделаете. Я откровенно признаюсь, и сам себе противен. Но когда вы станете переводчицей, я буду писать книги, а вам придётся их переводить для этих трусоватых европейцев. – ляпнул вдруг неожиданно для самого себя наш герой (он же ещё никогда даже и не думал о литературном поприще... Наука, вот это интересно... А тут просто взял и ляпнул...
Наверное, Серёжа тогда просто не знал о существовании так называемого «Божественного вдохновения»). (Ещё раз напоминаем нашим читателям, что все разговоры между Серёжей и Катей велись только на немецком языке. Причина этого самая банальная: им обоим как воздух была нужна разговорная практика).
– Я буду переводчицей в Москве, а тебе, Серёжа, кажется, здесь нравится жить.
– Здесь всем, кто понимает жизнь, нравится жить... Ну, ладно, так вы берёте рыбу или нет, а то мне домой ехать надо?
– Так ты что: оставить меня здесь хочешь? А я–то надеялась, что ты окажешься любезным кавалером и доставишь меня домой в своей инвалидной коляске.
– Если бы мой конь назывался «Москва», то это, действительно была бы инвалидная коляска, но он зовётся «Уралом» и очень не любит, когда его кто–то оскорбляет.
–Ну, извини, Серёжа, пожалуйста...
– Вот это совсем другой разговор. Садитесь, Катя, на заднее сиденье. Жалко только, что невесты вас видят в моей «коляске». Боюсь, что приревнуют, осердятся, и в бане мне шайкой долбанут по голове...
– Так ты что, вместе с ними в баню ходишь?!
– Конечно, Катя. Невесты – это будущие жёны, и они должны знать, за что они замуж выходят... А вы, Катя, к кому приехали?
– К Семёновым. Это мои дядя и тётя. Папа с мамой отправили меня отдохнуть. Они, наверное, подумали, что тут ещё и порядочные женихи есть, а тут, кроме щук и нахальных шалопаев, никого приличного нет.
– Если вы, Катрихэн, под «шалопаем» имели в виду мою царственную особу, то вы попали в самую точку... Ну, держитесь крепче. Поехали!
Катя сразу сзади обняла Серёжу (это уж явно для того, чтобы позлить серёжкиных кордонных невест–«банщиц»).
Вообще–то это было забавное и живописное зрелище: роскошная столичная дама идёт по таёжному посёлку и несёт на кукане огромную щуку, всё время пытаясь оттянуть её подальше от своего дорогого платья, предназначенного, оказывается, для привлечения местных женихов. А поскольку Серёга никогда на самом–то деле и не относил себя к разряду «женихов», он сразу отправился по своим неотложным хозяйственным делам (ах, да, первым делом надо рыбу маме отвезти: вечером уже будет наваристая уха).
Следующие два дня Серёжа провёл в привычных для него хозяйственных хлопотах (О характере этих занятий мы пересказывать здесь не будем, так как о них мы уже поведали вам в повести «Заповедный рай»... Что? Вы ещё не прочли этой повести?... Тогда считайте, что вы вообще напрасно растранжирили всю свою жизнь! Ведь тот, кто не читал нашей повести «Заповедный рай», никогда не узнает, что такое настоящий земной рай!).
Только через два дня у «батрака» Серёжи появилось свободное время, и он побежал на озеро отдыхать: кататься на лодке, купаться и загорать.
Когда он прибежал на кордон и пошёл в сарайку за вёслами, то, к своему удивлению, заметил свою новую знакомую, идущую к нему с другого конца поляны. Одета она была немного поскромнее, но всё равно с каким–то неподражаемым «столичным лоском».
– Добрый день, юный нахалёнок!
– Добрый день, очаровательная московская колдунья!
– Серёжа, у тебя совесть есть?
– Катя, что случилось? Моя щука проглотила ваши студенческие конспекты, и вас ждёт неминуемый провал на экзаменах?
– Нет, щука оказалась очень вкусной. Тётя Нина передавала тебе большое спасибо. Но она предупредила меня, что у тебя здесь «дурная слава».
– Вот это да! А почему тогда при встрече со мной твоя тётя Нина всегда говорит: «Здравствуй, Серёженька!» А впрочем... тот, у кого не было «дурной славы», просто даром прокоптил свою никчёмную жизнь. Которая, кстати, так коротка и мимолётна.
– Ты смеёшься, а я тут уже третий день жду, когда же ты меня покатаешь на лодке. Я очень на тебя обижена.
– Обижаться на деловых людей не надо. А пока, сударыня, собирайте свои вещички, поедем купаться на настоящий дикий пляж. Я покажу вам свои владения.
И Серёжа увидел, как эта чопорная, разряженная в пух и прах, высокообразованная московская красавица побежала по полянке (как самая наивная деревенская девчонка) собирать свои вещи. Серёже даже показалось, что она боится, как бы он не передумал брать её с собой.
Когда Катя вернулась со своей довольно объёмистой сумкой, Серёжа спросил её:
– Ну, госпожа студентка, будем брать вторую пару вёсел?
Почему–то этим вопросом он очень смутил Катю.
– Нет, что ты, Серёжа, я не только грести, но и плавать–то по^чти не
умею.
– Ничего страшного, Катя! – утешил её Серёжа – Зато вы, московские изнеженные и легко ранимые существа, так славно умеете рассуждать о том, что недоступно вашему пониманию... А ты не боишься со мной ехать через глубокое озеро?
– А ты разве меня не спасёшь?
– Спасу, конечно. Один раз нас с сестрой тут какие–то хулиганы перевернули, но мы добрались до острова. Сестрёнка у меня – молодчага!
– А сколько ей лет?
– Перешла во второй класс. Отличница.
– А у меня ни брата, ни сестры нет. Скучно одной. Родители всё время заняты. Даже поговорить не с кем. – сочла возможным сидящая на корме будущий педагог Екатерина Антоновна пожаловаться на свою одинокую судьбу усердно налегающему на вёсла ученику уже девятого класса.
Приплыли на остров. Солнышко светило. Погода была самая замечательная. Лодку подтянули на песчаный берег. Катя разложила на зелёной травке свои вещицы. Серёжа отошёл за кусты оглядеться. Когда он вернулся... Катя стояла на песчаном берегу, смотрела на отдалённый кордон... Была она... в чём мать родила! Фигура у ней!.. А вид сзади... просто замечательный!
Серёжу что–то потянуло изнутри, он стал лихорадочно сбрасывать с себя одежду и обувь, потом подумал немного, закинул трусы на куст и решительно, прерывисто дыша, почти побежал к стоящей у берега, заложившей руки за голову, осиянной уральским солнцем, прекрасной московской Афродите. Он сразу, с разгона, начал, как безумный целовать её лебединую шею...
(Уважаемые читатели! Если бы в далёкой нашей юности у нас хватило ума, и мы поступили бы на так популярный сейчас порнографический факультет, мы описали бы вам всё, но мы, сдуру конечно, получали высшее образование на аэрокосмическом факультете и можем рассказать вам профессионально только о том, как проектируются камеры сгорания и турбонасосные агрегаты, как подбираются горючее и окислители, как планируются траектории полётов, почему наши боевые заряды могут попадать в форточки на другом конце земли, над чем работают сейчас в наших самых секретных лабораториях... Но разве вам это будет интересно?!).
Очень скоро до нашего тщеславного героя дошло, что то, что было у него со своими интернатскими подругами и одноклассницами, было всего лишь начальной дошкольной подготовкой. Настоящую Академию Любви пришлось нашему Серёже заканчивать в яростных объятиях ненасытной московской львицы. Началось такое... ну, примерно как в ракетной камере сгорания во время полёта в Чистилище.
...Через несколько дней внимательная и заботливая Серёжина мама заметила ему во время обеда:
– Серёжа, ты совсем отощал со своим спортом. Кушать надо побольше. Вот, возьми ещё две котлетки... И теперь будешь брать с собой в походы паёк: хлеба, сала, яичек, рыбу и овощей, а то совсем ноги протянешь! (Спасибо тебе, дорогая мамочка, ведь ты спасла своего непутёвого сына от неминуемой гибели! Он уже, можно сказать, и ноги–то еле–еле передвигал! Да, тяжёлым «спортом» пришлось заниматься на каникулах нашему герою! Но он выжил, не сгорел в лихорадочном огне Любви!).
Иногда они, Серёжа и Катя, в редких перерывах между занятиями «Спортом», беседовали и о превратностях жизни, загорая на песочке и слушая плеск неугомонных кисегачских волн. Хорошо им было на острове! Никто их не беспокоил и никто не мешал им безудержно и лихорадочно наслаждаться друг другом. Однажды Серёжа в шутку спросил свою наставницу в изысканной науке интимных отношений:
– Катя, а тебе родственники ещё женишка тут не подобрали?
– Да нет пока. Офицеры местные почти все женаты, срочнослужащие всё больше чернота какая–то, поганый народ.
– Это почему, Катенька?
– Врут много.
– Я тоже, Катенька, люблю приврать и фантазировать.
– Ты, Серёжа, врёшь ради искусства, чтобы людей порадовать, а они – рады выгоды. Одним словом, чурки.
– Катя, а ты знаешь, сколько у нас тут за колючей проволокой женихов мечтает о такой сладенькой красавице как ты. Может быть, там сейчас какой– нибудь Фёдор Михайлович Достоевский сидит и думает, как вправить мозги нашему глупому народу и направить его на свой, истинный путь.
– Ах, Серёжа, Фёдорам Михайловичам нужны секретарши, а я... совсем другое.
– Но ты же такая красивая!
– Серёженька! Мне очень хорошо с тобой. Ты – самый лучший. Только не зазнавайся и никому не говори об этом. А я знаю, что если через двадцать лет ты случайно встретишь меня, то пройдёшь мимо и даже не вспомнишь, как я любила тебя на этом нашем острове!
– Нет, Катя, у меня хорошая память.
– Это хорошо, Серёжа. Не забывай меня никогда.
Серёжа подумал немного, поразмышлял о причудливых превратностях своей судьбы и неожиданно спросил погрустневшую вдруг Катеньку:
– Катя, а у тебя дети будут?
– Нет, Серёженька, я же предохраняюсь. Зачем мне без мужа дети?
– А как это «предохраняешься»?
– Серёжка! Ну до всего тебе дело есть! Не думай об этом, это – наши женские секреты, а ты ещё... Знаешь, что я думаю?
– Нет, а что?
– Запомни мои слова: Тебе всё равно придётся когда-нибудь сесть за письменный стол. Когда будешь писать свои романы, вспомни обо мне хотя бы одной строчкой... Я же тебя так любила.
– А почему ты, Катя, так думаешь?
– Потому что ты умнее и талантливее всех, кого я встречала в своей жизни.
– Да ну! Не смешите меня, дорогая моя учительница!
– Мы с тобой вместе всего несколько дней. А где твой приволжский акцент? Ты говоришь сейчас, как стопроцентный берлинец. Ты схватываешь всё буквально на лету. Ты когда-нибудь учил наизусть стихи?
– Пять глав из «Евгения Онегина» я вообще–то быстро выучил...
– И сейчас помнишь? – заинтересованно спросила его Катя.
– Конечно. Я проверял. Ни одного слова не забыл.
– А как поэма начинается?
– «Не мысля гордый свет забавить...»
– Молодец. Правильно. А все почему–то думают, что поэма начинается «Мой дядя самых честных правил...». Да ты и по–английски шпаришь уже вполне прилично. Жалко будет, если ты даром растратишь свои таланты.
(Ах, добрая Екатерина Антоновна! Если бы ты знала тогда, что Сергей Васильевич, – по вечному своему легкомыслию – всю свою жизнь будет заниматься только одним делом: напрасным и безвозвратным распылением своих талантов!).
Потом Катя внимательно посмотрела на Серёжу и задала ему чисто «педагогический» вопрос:
– Серёжа! А какой у тебя в школе самый любимый предмет?
–Конечно «История»!
И Серёжа энергично вскочил с песка, принялся ходить вокруг Кати и с каким–то неистовым вдохновением удивлять её своими историческими знаниями. Он был и остроумен и логичен одновременно. Его яркое повествование было красноречивым свидетельством тех глубочайших и серьёзных познаний, которые он успел почерпнуть из многочисленных прочитанных им книг (со стороны он, наверное, показался бы беснующимся на эстраде советским поэтом. Он просто осыпал свою слушательницу тем огромным запасом сведений, которыми была буквально забита его беззаботная башка. Наверное, целых два часа Катя слушала его выступление, буквально раскрыв рот от изумления и явно наслаждаясь его ораторским искусством (Серёжа наш действительно любил иногда рассыпаться мелким бесом перед красивыми слушательницами, а для некрасивых и престарелых у этого прожжённого проходимца в лексиконе было весьма ограниченное количество слов: «Нет», «Не знаю», «Извините, я спешу», «Мне некогда»... Ну и всё, пожалуй).
Когда у нашего неизвестного миру оратора начал слегка подсаживаться голос, он остановил своё бурное словоизлияние и вопросительно посмотрел на Катю: «Ну, как?». Катя была в полном восторге. Она налила кружку чая, подала её заповедному Цицерону для смазки утомлённого горла и горячо обратилась к Серёже:
– Серёжка! Да тебе уже сейчас надо книги писать! Всё у тебя получится!
– Что ты, Катя! У нас в школе учитель «Истории» Семён Семёнович говорит гораздо лучше меня, но он же не пишет книг. Только учит детей.
– Пойми ты, Серёжа! Настоящий педагог погибает всю свою жизнь только для того, чтобы наши ученики были умнее и лучше нас. Твой Семён Семёнович – настоящий учитель с большой буквы. А вот тебе нельзя быть педагогом.
– Это почему же?
– Потому что ты, Серёжа, будешь отправлять десятиклассниц не на выпускной, а в декрет.
Вот тут они оба дружно и весело расхохотались. Серёжа побежал к воде охладить свой ораторский пыл, а Катя начала раскладывать на лежаке разные подкрепляющие средства в виде жареной курочки, варёных яичек, свежих помидорчиков и других домашних разносолов.
Когда наши островитяне дружно хрустели мамиными малосольными огурчиками, они вдруг посмотрели друг другу в глаза и снова весело расхохотались. У обоих одновременно мелькнула одна и та же мысль: «Мы же сюда не историю приехали изучать, а совсем другим «спортом заниматься» (Да, читатели, вам, конечно, тяжело. Вам ведь неизвестно, попадёте вы в рай или нет. А наш герой уже пожил там счастливой и беззаботной жизнью, ну примерно как библейская Ева и змей–искуситель).
Но иногда жизнерадостная Катя почему–то печально задумывалась, с какой–то неизъяснимой грустью смотрела на Серёжу. А однажды не выдержала и выдала свои поистине горестные тайные мысли:
– Ах, Серёжка, был бы ты постарше годика хотя бы на четыре, я бы вцепилась в тебя и не выпускала до самой глубокой старости... А так... все скажут, что я тебя, бедненького и глупенького, совратила и развратила. Назовут меня по–всякому...
– Катя! А ты знаешь, я уже придумал на этот случай один афоризм. Хочешь послушать?
– Серёжа! Вряд ли твой афоризм меня утешит. Ну, говори!
– Афоризм такой (сам придумал): «Пренебрежение общественным мнением – признак гения... или поросёнка».
Сперва весело рассмеялась Катя, к ней и Серёжа присоединился.
– Ну, Серёжка, я тебе уже говорила: Садись за стол и пиши. У тебя есть именно то, что делает настоящего писателя великим.
– Ум? Память?
– Нет. Ты можешь смеяться не только над людьми, но и над самим собой. А наши, московские «творцы» только лают друг на друга взахлёб, а своей глупости в упор не видят.
Но всё же Катю что–то постоянно беспокоило и однажды она с какой– то горечью и как-то даже униженно призналась Серёже.
– Знаешь, Серёжа. Я у родителей – единственная дочь. Папа у меня – большой начальник, мама преподаёт в институте. Живём в полном достатке. Всё бы хорошо. А тут... словом, годы идут, и начали меня родители, особенно мама, пилить насчёт замужества. Даже женихов каких–то прилизанных предлагают. Но мне–то они не нравятся. А настоящих, с которым бы жить хотелось, нет. Вот вам, мужикам, хорошо. У нас в Москве как: нажрётся какой-нибудь забулдыга допьяна, завалится в женское общежитие, а утром проснётся уже с обручальным кольцом на пальце... А многие приличные девушки хотят выйти замуж... а не за кого.
– Катя! А я через два года школу закончу.
– Глупый ты ещё, Серёжка. Речь не о тебе, а вообще... А тебе через два года надо поступать в институт и учиться дальше.
– А пока. – с неунывающим видом добавил Серёжа. – Придётся два года каждый день ходить из школы домой по 14–17 километров.
– Терпи, Серёженька! Именно так и надо учиться... Если бы у меня было отдельное жильё, я забрала бы тебя с собой в Москву и устроила там в очень хорошую школу... Вернусь домой, может что-нибудь и придумаю.
