Текст книги "Ошибка архитектора (СИ)"
Автор книги: Эйлин Торен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)
Глава 27 Ланира
Ланира была расстроена и раздавлена.
Её настрой на поездку, смелость, которой она набралась, почти успокоив себя, стали не нужны и в один момент превратились в прах.
Она столько дней старалась держать себя в руках, столько дней пыталась быть хорошей, что самой от себя тошно было. Внутри было какое-то непонятное ей чувство, неуютное, раздражающее. Она словно стояла на шатком полу. Это было уже с ней тогда, когда Гаян просто исчез из её жизни, стал чужим. И сейчас она чувствовала, что это происходит снова. Ланира не могла сказать это себе вслух, но предчувствие, что теряет Верона было почти осязаемым.
И может это было странно, ведь они были не влюблённой парой, души друг в друге не чаявшей. Их партнёрство было прочным и надёжным, потому что было основано на прагматичности обоих. Но Лана верила в непоколебимость их союза, поэтому сейчас чувствовала, что начинает паниковать будто на пустом месте, однако может и нет.
Она отчаянно пыталась ухватиться за супруга, каждый раз бросая ему вызов и, если раньше, он отвечал так или иначе, то сейчас у неё ничего не получалось. Ланира подсознательно, кажется, пыталась вывести его из равновесия, потому что всегда после этого получала то, что хотела, что было нужно. Но теперь он не поддавался.
Сначала она списывала всё на место, потому что Верон всегда здесь чувствовал себя хорошо, меньше раздражался, был спокоен и рассудителен. Поэтому её не удивило то, что он не отреагировал на её истерику с дальнейшей попыткой уехать в Ласцу. Но последствия должны были быть и она понимала это, даже нуждалась в них.
Несмотря на то, что случилось между ними с Ианом, да и вообще несмотря на то, что с ними происходило. Она блаженствовала от внимания младшего брата Верона, была на невероятном подъёме от их близости – в сущности они просто помогали друг другу пережить эти полные обречённой скуки дни в деревне. И Лана не чувствовала никаких угрызений совести по этому поводу.
Однако она вернулась, а Верон ничего не сделал. И вот уже сколько времени она сама тянулась к нему, а он не отвечал. Она даже несколько раз ложилась спать в его комнате, но и это не работало.
А теперь она ждала изменений в своём эмоциональном состоянии, как бывало обычно перед днями очищения, но нет… тут Ланира тоже была сама не своя.
Когда они отправились в столицу и их развернули назад, она должна была бы взвиться, разгневаться, но внутри было лишь радость, что никто из королевской семьи не пострадал, то есть Гаян не пострадал. И больше никаких эмоций.
В рациональности её характера сложно было бы усомниться, поэтому она подождала ещё несколько дней и поняла, что и вправду у неё нет дней очищения и более того, признаков их скорого начала тоже нет.
Когда она осмелилась поговорить об этом с Эйвой, а на деле просто сказать о своих подозрениях вслух, Ланира даже не предполагала, какую эмоциональную бурю это всколыхнёт внутри.
– Ваша светлость, – села возле неё горничная и ласково взяла за руку.
Лана всхлипнула, уставилась на живот, потом посмотрела на Эйву.
– Что такое, хорошая моя? – спросила женщина. – Разве это плохо, вы ведь так ждали.
И нет, дело было не в том, что отцом ребёнка мог быть Иан. Страх был в другом.
– А вдруг это неправда? – прошептала Лана, безуспешно пытаясь не расплакаться.
– Ваша светлость, ну что вы… не надо…
– Я боюсь, Эйва. Мне так страшно. Потому что, если я беременна, если я поверю в это, а дни очищения придут? И я снова потеряю ребёнка?
– Не надо о плохом, милая моя, – горничная сжала её руку.
– Я не справлюсь, Эйва. Это так скверно… Эйва… – и Лана расплакалась уткнувшись в руки.
– Ваша светлость, – женщина погладила её по спине. – Всё будет хорошо. Надо верить, я понимаю, что тяжело, но как иначе? Я с вами, моя хорошая. Не думайте о плохом.
– Эйва, не могу, – хотелось унять себя, но внутри было столько обиды, что она полилась через край. – Как я скажу, а потом окажется…
– Не говорите пока, ваша светлость. Давайте немного подождём, дней десять, чтобы убедиться, а потом уже будет радоваться или расстраиваться, – прошептала ей горничная и конечно была права. Всего-то ничего дней нет этих проклятых дней очищения, а Лана уже истерику закатила.
Она закивала Эйве, стараясь перестать плакать, потому что меньше всего хотелось бы, чтобы Верон услышал, стал бы выяснять, что случилось. И сейчас его пренебрежение, с которым он обычно принимал её беды, бывшие для него незначительными, было бы губительно для неё.
– Что случилось? – поинтересовался Верон, когда она вышла к нему, чтобы спуститься к завтраку.
– Просто плохо спала, – ответила Ланира.
Он хмыкнул.
– Ты тоже не важно выглядишь, – решила заметить она, чтобы как-то отвести от себя его внимание.
– Всё пытаюсь понять, что нам делать, – ответил Верон и спросить с чем именно супруга не успела.
– Доброе утро, – пискнула им Шэйли, которая вышла из своей комнаты и столкнулась с ними в коридоре.
– Доброе, Шэйли, – поприветствовал её герцог, а Ланира небрежно кивнула.
Иан был внизу и кажется спать вообще не ложился.
– Тебе надо быть менее озабоченным происходящим, – заметил Верон, обращаясь к брату, когда они все сидели за столом.
– Не могу, – фыркнул тот. – Я даже выбраться отсюда не могу, пока дата на моих бумагах не станет актуальной для возвращения в полк.
– Ты вообще-то не один здесь застрял, Иан, – ответил ему старший брат.
– В отличии от тебя, которому это болотная жизнь очень даже нравится, меня она ни разу не устраивает!
– Здесь же нет болот, Иан, – заметила Ния, которая была счастлива тому, что все снова вместе сидят за одним столом.
Младший брат глянул на неё тяжёлым и жутковатым взглядом, и даже Лане стало жаль бедняжку. Старшая сестра Шелранов стушевалась и уставилась в тарелку. Верон же приподнял бровь и кашлянул, давая понять, что Иан нарывается. На это тот ругнулся, выпил залпом свой стакан с водой и отправился вон.
– Ты совсем не в себе, – произнесла Ланира, когда нашла его на ставшем уже привычным для них месте встречи, там где никто их не мог увидеть.
– Взвою скоро, – буркнул Иан, лежащий на траве с закрытыми глазами.
– Ты стал много пить, дорогой, – заметила герцогиня, садясь рядом.
– Мамочку выключи, Ланира, – зло фыркнул он.
– Прости, – вздохнула герцогиня, – но последнее время ты невыносим.
– Да неужели? А ты наоборот, – парировал он и сел.
– Что не так, Иан?
– Всё. Всё, вы все, – и он рыкнул. – Ты такая прям “всё хорошо”, Шэйли странная, словно заразилась слабоумием от Нии… Верон с его… а и, надоели все!
Она уже слышала от него возмущение по поводу Шэйли. Он чувствовал, что что-то не так и постоянно ныл об этом Лане, но когда она заикнулась, что стоит вернуть девушку в храм, то Иан её чуть не сожрал. Больше она об этом ему не заикалась. И сейчас промолчала.
Если бы не знала, что девчонка и вправду блаженная, то заподозрила бы связь между ней и кем-то в доме… Бэлтом этим, хотя он в рот Ниилле смотрел, странно преданно, что выворачивало, так он был похож на пса. Конюх этот понятно, что нет, к нему даже Лана подойти боялась, чего уже говорить о “святой невинности”. Остальные мужчины слуги – мальчишки, да дед-кучер, которому кажется вообще жилось лучше всех сейчас, потому что привёз, потом шатался где-то в городе, потом повёз их безуспешно в столицу и вот снова отдыхал, будто утомился.
Оставался Верон. И у герцогини эта мысль вызывала почти нервное хихиканье – Шэйли видела старшего Шелрана и у неё случался паралич.
Ланира протянула руку к Иану, она не думала, что он будет сегодня в настроении быть с ней в близости, но ошиблась – кажется именно так он избавлялся от внутреннего напряжения. Но уж против она никогда не была, хотя заметила, что последнее время желание стало менее острым, нежели раньше и это тоже тревожило её, говорило, что, вполне возможно, предположение о её состоянии верно. Раньше, в те её предыдущие, неудавшиеся разы, было так же.
– У меня такое чувство, что ты изменился по отношению ко мне, – произнесла Лана, зайдя в комнату к Верону перед тем, как лечь спать.
Он поднял на неё взгляд от бумаг и писем, нахмурился.
– Изменился? – переспросил супруг и она кивнула. – Это как?
– Словно меня нет.
– Хмм. Но вот она ты, – Верон отложил какое-то письмо и приподнял бровь. – Это как если бы мы были влюблены друг в друга и ты упрекала меня в том, что наши чувства остыли, точнее я… что? Разлюбил тебя?
Ланира присела на угол его кровати.
– Да, наверное. Как-то так, – согласилась она.
Её супруг усмехнулся, потом почесал пальцами бровь.
– Какая драма, – он встретился с ней взглядами. – Что такое?
– С самого нашего приезда сюда ты игнорируешь меня.
– Ланира, – Верон покачал головой. – Напомню тебе, дорогая, что перед самым приездом сюда, ты весьма некрасиво себя повела.
– Столько времени прошло? – взвилась было она, но уняла себя. – Даже Иан простил меня.
– Ну, с ним, я думаю, проблем не было вообще, – покачал головой герцог.
– Перестань. И ты понимаешь о чём я.
– Как хорошо, что мы не испытываем друг к другу любви, ну вот в том романтическом понимании этого слова. Это была бы катастрофа.
Ланира хотела что-то ответить, но почему-то именно сейчас эмоции взяли верх и к горлу подступил ком. Лишь бы Верон не заметил…
– Знаешь, если тебе нужно больше, чем я даю, то ты всегда можешь сказать мне об этом, – сказал её супруг. – Я не неволю тебя, ты можешь вернуться к отцу, если хочешь. Сумма твоего приданного сейчас вдвое больше, чем была, или я могу содержать тебя – как тебе будет угодно.
– Ты предлагаешь мне развод? – захлебнулась она.
– Если хочешь.
– И на каком основании?
– Ну, можешь сказать всем, что я несостоятелен в постели, – ухмыльнулся Верон. – Тебя поймут, а я переживу.
– Это неправда! – возмутилась герцогиня.
– Думаешь найдётся кто-то, кто решит проверить твои слова, а потом сообщить окружающим?
– Верон, перестань, – и Ланира уставилась на свои руки, чтобы он не видел её лицо, её глаза, наполненные предательскими слезами. Она стала невыносимо слабой и чувствительной.
– Вот видишь? А если бы это была любовь? – и он фыркнул, а потом слабо рассмеялся. – Мы честны друг с другом, а в любви всё слишком сложно и болезненно.
Она не ответила, умом понимая, что он прав, да и с чего вдруг они вообще пришли к этому разговору.
– Иди спать, дорогая.
– Что-то плохое происходит? – Лана кивнула на бумаги, пытаясь перевести тему и вспоминая его утреннее замечание. А ещё ей так не хотелось сейчас оставаться одной.
– Я пытаюсь понять, – вздохнул Верон. – Всё слишком неопределённо и неясно, да ещё и невозможно отсюда разобраться в том, что происходит в столице. Мы можем оказаться в весьма затруднительном положении, когда станет понятно, что к чему. Ещё эта, кажется неизбежная теперь, судя по новостям, война.
– Наше благосостояние?
– Ну, нищими мы не станем. Однако, скорее всего нам придётся туго. Так что не списывай возможность сбежать от меня, так ты определённо останешься в достатке.
– Не думаю, – ответила ему супруга. – Ты забыл? Я не умею правильно тратить деньги.
Он усмехнулся. И на деле она была рада, что он не скрывал ничего от неё, что был открыт в своих проблемах. Для Ланы это многого стоило.
– Не переживай, это моя забота, – ответил Верон. – Иди спать.
– Можно я посплю с тобой? – решилась попросить она, потому что не хотелось быть одной, да и даже если это просьба выглядит сейчас странной – какая ей разница?
– Поспишь? – супруг приподнял бровь. Ланира закивала. – Ну, поспи. Если хочешь. И чтобы не говорила, что я тебя не люблю.
И она проигнорировала этот его выпад и радостно забралась под одеяло, положив голову ему на грудь, когда он обнял её одной рукой.
– Скоро дни очищения? – спросил Верон, намекая на то, что она перед ними становилась нервной и чрезмерно ласковой. И это укололо Лану, хотя он спросил очень поверхностно, вновь вернувшись к своим бумагам, но всё равно стало больно.
– Наверное, – решила ответить она, унимая себя. Пока ещё рано говорить, что на самом деле всё скорее всего совсем наоборот.
Глава 28 Рэндан
Простить себя Рэндан не мог.
Когда Эйва выдернула юбку, и он взвился злостью, но не на неё – на себя. Он сам виноват. Его лисичка уходила, а Рэндан понимал, что она его не простит. Он её терял.
Вернувшись в комнату, мужчина с гневом, грубо поднял Юллин с пола.
– Ай, – пискнула девица и скривилась от боли, но Рэндану было всё равно. – Ты чего? – надулась она.
– Хотела развлечь? – прорычал он ей в лицо, потом жёстко развернул и, уткнув головой в кровать, задрал юбки на голову. – Развлекай.
Юллин что-то всхлипнула, потом дёрнулась, но через секунду податливо выгнулась ему навстречу и Рэндану стало тошно.
– Вон пошла, – он отшвырнул её в сторону двери.
Девушка взвизгнула, потом ругнулась и, когда он глянул на неё, подскочив на месте, быстро убежала.
Рэндан опустился на колени перед кроватью, уткнулся лицом в постель и взвыл.
В глазах была темень. Молотом стучали в голове слова Эйвы: “обманешь – не прощу” – и он согласился на них. Согласился, потому что это было просто для него тогда, а уж потом, когда она стала для него так важна, так нужна, когда места не мог найти себе без неё, стало ещё легче.
От ужаса осознания схватило горло, сжало с болью… что он натворил?
Ведь, когда мелкая дрянь пришла и вот так с наглостью на него забралась, он даже не понял сначала, что происходит и откуда взялась в девке такая прыть и охота, ведь она явно его до низших боялась. Как и не понял, почему не выставил сразу.
И, чтоб ему, Рэндан видел Юллин насквозь, видел, что она была из тех, кому всегда мало, всегда надо, из тех, кто не скажет “нет”. Да и низшие с ней, ему какое дело? Было…
Девка была пьяна, у него самого голова была не на месте из-за выпитого, из-за отъезда Эйвы, из-за пустоты внутри, что стала пропастью, утягивая его на дно. И нет, не надо было ему её заполнить, да и тем более так – ему хотелось Эйвы. Он от этой женщины голову терял.
И сейчас злость разрасталась, множилась, яростно кусая, впиваясь сотней клыков, травя и уничтожая – хотелось умереть.
Рэндан с трудом сдержался, чтобы не найти Эйву, вцепился в кровать. Он хотел рыдать, словно маленький, думал, что его не пронять, а тут рвало от гнева и от утраты – точно знал, что потерял женщину, которую кажется любил.
– Что случилось, Рэндан? – спросил Бэлт, когда друг второй день подряд отказался идти в дом на трапезу.
Конюх недовольно мотнул головой.
– Хватит, я тебя знаю, что? – никак не унимался Бэлт. – Это Эйва? Да?
– Юллин на меня забралась, а Эйва увидела, – сухо ответил Рэндан, выгребая грязную солому из денника.
Товарищ цыкнул с недовольством.
– Вот дрянь, – ругнулся он. – Она и мне в штаны лезла. На празднике.
Рэндан ничего не ответил.
– Только не говори мне, что что-то было у тебя с ней, – нахмурился Бэлт. – Не поверю.
– Какое это имеет значение? – ответил Рэндан.
– Так большое…
– Нет, – отрезал конюх. – Она на меня забралась, а я вместо того, чтобы скинуть её и пинком из комнаты выгнать, решил глянуть, что она делать будет. Глянул.
– Рэнд, Эйва тебя простит, брось, – повёл головой Бэлт. – Тем более…
– Что? Она натерпелась, это и дураку понятно, а я добавил, – произнёс он с болью. – Представь, она вернулась, ко мне пришла… ко мне! А я с девкой. Объяснишь, что всё не так, как она увидела? Найдёшь слова? Простишь?
– Вот же проклятье! – товарищ с сожалением ударил ладонью в перегородку денника.
И Рэндан сжал в руке вилы, закрыл глаза, потом нахмурился:
– Меня только… только… знаешь, закрываю глаза и не могу увидеть Эйву, эту мелкую дрянь вижу, понимаешь? Лицо её стоит перед глазами, – и Рэндан дёрнул головой, пытаясь прогнать наваждение, открыл глаза. – Я в дом не иду, потому что увижу девку и сверну ей шею, не сдержусь.
– Мне жаль… – хмуро отозвался Бэлт.
Рэндан действительно не мог найти себе места.
Он и вправду всё закрывал глаза, пытаясь представить Эйву, даже хотя бы вот в ту их последнюю ночь. Когда его потянуло назад, хотя он ушёл в поля, не имея над собой власти, желая остаться наедине с каким-то неподъемным горем, каким стал отъезд Эйвы. Тогда Рэндан лежал в траве, пил, смотрел в небо полное звёзд и не мог понять себя и чувства, что изводили нутро, а потом словно дёрнула нужда вернуться.
Он вернулся, а Эйва уходила с конюшен и его смяло безжалостно. И такая она была невыносимо прекрасная в этот момент, “прости” это её, бьющее наотмашь так, что выбивало дух.
Ему хотелось реветь, что она ему принадлежит, что не может отпустить, что страшно. Так много хотелось бы сказать, но не было смысла, не мог, молчал и, когда уходила, готов был рыдать, прося остаться. Подумал в какой-то момент – может и хорошо, что так, что уехала и осталось только воспоминание.
А теперь… закрывая глаза, он не видел ту его Эйву, красивую, огненную и при этом такую мягкую, нежную, словно он был достоин. Не был достоин, поэтому видел эту мелкую дрянь Юллин, и злился на неё, хотя виноват был только сам – разрушил всё по глупости и слабости.
Через несколько пустых, скручивающих скорбью дней, он принял решение уйти и сдаться.
– Что? – взвился Бэлт, когда были на конюшне одни, и Рэндан сказал о своём решении.
– Я не могу, – отозвался он. – Схожу с ума. Давно надо было так сделать.
– Тебя расстреляют, Рэнд, – громче, чем хотел возразил товарищ, потом справился с собой и заговорил тише. – Это глупо. Из-за бабы!..
– Не смей, мальчик, – прохрипел конюх с угрозой.
– Я не мальчик, Рэндан, – упрямо и не менее зло ответил Бэлт.
– Мальчик. Для меня всегда будешь. И я с собой тебя не беру, – сказал он, повёл головой с настойчивостью.
– Рэндан, я не…
– Оставайся, – перебил его мужчина. – Не знаю… точнее понимаю, понимаю, да. Просто… а… – он небрежно махнул рукой, а потом кивнул в горы. – Перейду горы с той стороны выйду на пост, чтобы у Шелрана не было проблем, да и тебя не искали.
– Всё равно будут искать, – обречённо возразил товарищ.
– Не будут, Бэлт, – ответил на это возражение Рэнд. – Я скажу, что ты мёртв. Могу вообще сказать, что давно.
– Нас летом прошлым вместе видели, – усмехнулся он.
– Будто они пойдут искать свидетелей по деревням. Шутишь?
– А тело?
– А я скажу, что в болотах Яынси, там, куда не покажи, тело можно найти, – проговорил старший мужчина. – Хотят – пусть ищут.
– Тебя обвинят в моей смерти, даже если скажешь, что я сам умер, – возразил Бэлт.
– И что? Два раза не убьют, – ухмыльнулся Рэндан. – А ты останешься со своей занозой. Она уже никуда отсюда не денется, а ты будешь при ней.
Друг мотнул головой, с досадой, обидой.
– Скажи только, – решился спросить конюх, – ты за неё держишься, потому что виноват, или наоборот всё?
– Что? – Бэлт встрепенулся, обомлев, и встретился взглядом с Рэнданом.
– Твоя провинность, – пояснил конюх, – ты из-за неё здесь остался, или то, что случилось было причиной…
– Нет, – перебил друг, замотав головой и сжимая кулаки. – Когда ты узнал?
– Дурака из меня не делай! Сразу, как фамилию вдовствующей графини услышал. Майор, из-за которого тебя провернули, Сэнори был.
– Это… нет. Оно не связано, – Бэлт с трудом опустился на скамью. Тяжело вздохнул. – Я любил её очень, но я и слово при ней сказать не мог. Мальчишка был. А когда нашёлся, то уже поздно было. И поверь мне, при распределении в полку, последний человек, к которому я хотел бы попасть, был Сэнори. Думаю, что братья подсобили, никак не могли уняться, казалось бы… по жизни им поперёк горла стоял.
И друг так невесело ухмыльнулся – об отношениях в семье он не говорил, но Рэндан знал, что с братьями были плачевными. А ещё знал, что старший брат объявил парня мёртвым, вычеркнул из состава семьи, как только Бэлт вместе со своим капралом пустился в бега, а трибунал проговорил к каторге.
– То, что случилось, – продолжил товарищ с болью. – Я спасал людей, Рэнд. Я предал его, но только из-за людей, потому что он погубил бы всех. Там была почти рота, Рэндан… рота. Почти две с половиной сотни человек! И один приказ трусливого безумца, который хотел их всех погубить ни за что. Бессмысленно и глупо, желая прославиться.
На глаза ему навернулись слёзы и Рэндан видел перед собой мальчишку, который принял очень тяжёлое решение, оставил своего командира в окружении, отступая с основными силами, а потом поплатился за это. Бэлт лишился по сути всего, разжалованный из офицеров в сержанты, потеряв в глазах окружающих честь и имя. Офицеры, проклятые аристократы, считали его пустым местом, правда солдаты любили, потому что парнишка был хорошим человеком и на деле отличным командиром.
– И я не жалел бы, хотя до сих пор порой закрываю глаза и вижу его взгляд тогда, когда я его оставил, – сказал он с трудом. – Но перед ней так виноват…
– Ты не виноват, – возразил старший мужчина, – ты спасал мальчишек и мужиков, у которых родные, семьи, дети. Они благодаря тебе домой вернулись, а могли полечь, без смысла.
– Я его сделал таким, – отозвался Бэлт. – Безумным и…
– Таким его сделала война! – отрезал Рэндан. – А не ты. И ты тоже там был.
– Она могла бы быть…
– Бэлт…
Друг горестно мотнул головой, потом уставился куда-то на улицу и лицо его изменилось.
– Стой на месте, – сказал он Рэндану тихо, стараясь даже губами не шевелить. – Пивовар.
Конюха скрутило с силой, он зашёл в крайний к выходу денник, а Бэлт встал и пошёл навстречу к незваному гостю.
– Доброго дня, – отозвался пивовар.
– И вам, – ответил Бэлт. – Заблудились, любезнейший господин?
На это гость рассмеялся.
– Простите, простите. Но вы ведь один из слуг Шелранов, что зимой тут появились?
– Допустим, – осторожно ответил Бэлт.
– И вы пришли со стороны гор?
Бэлт не ответил, но может кивнул, или ещё как-то отреагировал. Рэндан их не видел. Он даже слышал их разговор с трудом. А ещё внутри крутило яростью – было желание взять верёвку, накинуть на шею твари и придушить.
– Я понимаю, что прозвучит странно, но я пришёл с просьбой о помощи, – проговорил пивовар.
Потом стал говорить тише, и Рэндану стало сложно вслушиваться. Но из обрывков услышанного стало понятно, что ему нужно перейти через перевал в обход заставы, которая сейчас из-за событий в столице была забита гвардейцами. Бэлт на это пошутил, что с незнакомцами такое не обсуждают, но раз так припекло, то он поговорит с другом, потому что мол именно он, имея ввиду Рэндана, но имени не называя, знает как пройти в горах.
Была мысль, что Бэлт говорит это специально, чтобы была возможность утянуть этого изувера в горы и там разделать. И этот план, если к нему шло, был хорош, но тут Рэндан услышал, как гость повысил голос и спросил про Юллин, мол строила ему глазки на празднике, но им помешали уединиться. Говоря об этом, он странно посмеялся. Бэлт на это ответил что-то колкое, что вызвало нервные смешки у гостя, на том они и распрощались, пожелав друг другу хорошего дня.
Рэнд постарался расслабиться, но…
– А сказали, что у вас в доме есть кто-то из театра королевского? – крикнул мужчина, явно уйдя уже на приличное расстояние.
– А что? – спросил Бэлт.
– Я там работал, может знаю её, – ответил пивовар. – Как зовут её? Мне сказали, но я забыл.
Бэлт ответил, что не знает про это ничего.
И больше не было смысла ждать – Рэндана хватануло за горло гневом, на глаза попались тяпы, которыми тормошили сено. А потом в голове всплыло упоминание о медведе…
Он уже не слышал, что ещё сказал Бэлт, осторожно прошёл в сторону противоположного выхода из конюшни, там в небольшой кладовой были кошки для обуви, которыми пользовались в зимнюю погоду, надевая на обувь. Прихватив их, Рэндан вышел из конюшни и замер, ожидая возвращения Бэлта.
Вот молодой мужчина зашёл внутрь, обернулся, ожидая увидеть друга в деннике, в котором его оставил, нахмурился, потом повёл головой и увидел Рэндана, встретившись с ним взглядом. Всё понял и кивнул, указывая рукой в сторону обходной дороги.
Рэндан уже очень хорошо знал местность, да и, в отличии от уходящего спокойным шагом и ничего не подозревающего пивовара, бежал. Поэтому внушительно его опередил и преградил путь достаточно далеко от дома, близко к реке, успев при этом успокоить дыхание после бега.
– Доброго, – начал было приветствие пивовар, радостно улыбаясь во весь рот, но улыбка сползла с его лица и договаривать он не стал, как только встретился взглядом с Рэнданом. – Ты второй слуга герцога? Конюх? – всё же решился спросить он.
– Тут медведь говорят есть, – ответил на это Рэндан.
– Что? – удивился он.
– Медведь, – спокойно повторил конюх.
– Это же шутка, – ухмыльнулся пивовар. – Его никто не видел, только этот дворецкий из поместья вечно пьяный…
– Ты увидишь…
– Что?
– Эйва её зовут, – произнёс Рэндан, делая шаг навстречу пивовару, который понял уже, что происходит что-то неладное, плохое, опасное. Напрягся, глаза забегали, дыхание сбилось. Он пытался сообразить, что делать. – Рыженькая, помнишь? В театре. Хорошо разделал её?
И да, эта тварь силилась не меняться в лице, но Рэндан уловил изменение. Эйва не ошиблась.
Больше ему ничего не нужно было – быстрый и точный удар рукой, на которую было заранее надето торчащее когтями во все стороны приспособление для перемещения по льду. Пивовар скривился от боли, заскулил, но при этом Рэндан успел уловить движение руки, с зажатым в кулаке лезвием.
– Этим ты их всех резал, или тебе не важно чем? Много их было? – рыкнул он, блокируя выпад свободной рукой, так же с надетыми кошками. И следующим ударом втыкая штыри в шею мужчины, дёргая на себя и оставляя длинные рваные раны. – С тобой ровно не получится, но мне плевать. Хотя надо было тебя на куски живьём изрезать.
Пивовар захлебнулся кровью, сдавил горло, пытаясь её остановить. Рэндан рванул ту руку, что первая вошла в тело жертвы и так же протянул “когти”, вспарывая ему брюхо. После чего осторожно сделал шаг назад, ожидая нападения, но пивовар осел наземь. Его искажённое болью лицо было словно озадаченным, будто он и предположить не мог, что закончит вот так. А может не думал, что настигнет кара за то, что натворил.
И Рэндан много раз видел такую реакцию. Почему-то подобные твари считали, что они неподвластны наказанию, что нет над ними закона, нет того, кто может выследить их и поступить так же, как они поступали с теми, кого нещадно терзали, думая, что если их и поймают, то их ждёт суд, а там можно и выйти сухим из воды. Такое Рэндан тоже видел, увы, не редко. Особенно на войне.
И поэтому в нём не было сейчас ни капли жалости или сомнения, он верил в то, что делал. Он склонил голову набок, прислушиваясь к предсмертным хрипам умирающего. Потом подошёл к нему и воткнув одни кошки в спину, потянул с дороги в сторону леса.
Рэндан был сыном лесника, поэтому много знал о лесе, животных, живущих в нём, и их повадках. И опытный лесник или бывалый охотник, умеющий читать следы, смог бы разобраться в том, что происходившее здесь не нападение зверя, но в этих местах не было хороших следопытов, а лесник был стариком в таком же пьяном маразме, что и его друг, дворецкий Шелранов. А, видя над горизонтом гор сгущающиеся тучи, Рэнд прекрасно понимал, что сейчас навряд ли хватятся этого изувера, а к вечеру дождь смоет следы, так что и опытный следопыт ничего не отыщет.
Правда Рэндан и не боялся обвинений, не боялся, что его поймают, что приговорят за убийство. Он уже смертник – хуже не станет.
Он горестно ухмыльнулся, оставляя тело, и отправился к реке. Там прямо в одежде прыгнул в воду. Она была ледяная, но Рэндана било горячей трясучкой, он стянул с себя рубаху и застирал пятна крови. Вернулся обратно в мокрой одежде, но это его тоже мало волновало.
Дождь к вечеру пошёл сильный и основательный, лил полночи.
И через день с утра, ещё до завтрака, к ним прискакал слуга от главы городского совета и рассказал, что хозяин гостиницы ищет своего партнёра, который варил в гостинице пиво, а теперь бесследно исчез.
– Рэндан, – позвал мужчину герцог, заходя в конюшни.
– Да, ваша светлость?
– Тут такое дело, пропал пару дней назад пивовар из Хиита, – проговорил Верон Шелран. – Но я сказал, что он к нам не приходил.
– Я не видел, – как ни в чём не бывало, спокойно ответил Рэндан. – И Бэлт вроде не говорил.
– Его ищут, хотят по лесам посмотреть, – кивнул герцог. – Но местный лесник…
– Знаю, ваша светлость. Надо помочь?
– Да, ты же можешь? – и старший Шелран улыбнулся этой своей страшноватой кривой улыбкой.
– Могу, ваша светлость, – согласился Рэндан.
И день он таскал поисковую группу, собранную в городе, по лесу с одной стороны Хиита. Потом настояли искать в стороне от поместья – прошёл ещё день. А потом Рэндан вывел их на место, где валялся труп, как выяснилось, называвшего себя Ильтом, пивовара.
В изучение трупа конюх специально не лез, но глава городского совета решил, что это медведь, а лекарь, который был при искавших людях, почему-то подтвердил догадку. Скорее всего просто не желая вникать в происходящее, устав бродить по лесам и желая поскорее вернуться к своим обыденным делам – болячкам стариков и лечению поноса у местных ребятишек.
Бэлт, который тоже был на поисках, услышав заключение главы и доктора, глянул на Рэндана и невесело ухмыльнулся.
Они вернулись в поместье и уже поздним вечером на пороге сенника, где последние дни спал конюх, возникла фигурка Эйвы. Увидев её, он зажмурился, с трудом встал, зная, зачем она пришла.
– Это ведь ты… – тихо сказала она.
И конечно она знала о том, что случилось, и кто был жертвой – весь дом гудел этими новостями. Странно ещё, что до застав дело не дошло. Хотя с переправы гвардейцы до них не спустятся, потому что принадлежат соседнему округу, а местные были достаточно далеко, да и что им в сложившейся обстановке в стране до тела какого-то мужика, задранного до смерти медведем?
Рэндан подошёл к ней и больше всего сейчас боялся, что она отшатнётся от него в брезгливости или ужасе. Правда и одобрения его поступка, он ждал с не меньшим страхом. Но Эйва не шелохнулась.
– Будет охота на медведя, – тихо сказала она. – Глава городского совета попросил.
Конюх кивнул в подтверждение её слов, а горничная подняла на него свои красивые светлые глаза цвета сирени, полные такой невообразимой печали. И у Рэндана вышибло дух.
– Жалеешь его? – спросил он. Она нахмурилась вопросу, было видно, что силится не расплакаться. – Я сделал это, потому что такие не должны топтать землю и причинять зло людям.
– А если… я же могла ошибиться, – прошептала она с содроганием, но Рэндан отрицательно покачал головой. На деле, с облегчением понимая теперь, истинность её расстроенного, потерянного состояния.
– Не ошиблась. И я сделал это не ради прощения, лисичка, – и было сложно говорить. – Я сделал это ради тех, кому он причинил зло и тех кому зло ещё причинил бы. Такие как он не останавливаются сами, Эйва. И я рад, что те, до кого он теперь не доберётся, не узнают какая страшная участь их могла ждать, какую беду они теперь не встретят в своей жизни.
