Текст книги "Ошибка архитектора (СИ)"

Автор книги: Эйлин Торен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)

Глава 21 Эйва

Дом в ожидании праздника загудел. Это было так забавно – только священнослужитель уехал, как все словно ожило, словно вот, только-только пришла весна.

После той ночи, когда герцог застал её с Рэнданом, Эйва весьма усиленно конюха избегала. Если до того, как он поймал её в зимнем саду, она не думала об этом, а просто погрузилась в работу, то сейчас действительно старалась, чтобы их вместе не видели. И понятно, что Рэндана это не устраивало.

Эйве вообще казалось, что она немного сходит с ума. Ей было так хорошо, что страшно становилось. И ещё это понимание, что она уедет скоро и скорее всего не вернётся уже в Хиит. Не вернётся и что дальше? Было ли вообще какое-то дальше?

И потому не хотелось тонуть в этом мужчине, но тонула, не хотелось чувствовать его, но чувствовала. Её сводили с ума его решимость и напор, у Эйвы сжималось всё от его шёпота в неё, от грубых рук, которые были при этом такими нежными, а этот его взгляд… словно она нереально восхитительная. Она никогда такого не чувствовала раньше. Ни разу в жизни.

Нет, она знала себе цену. На её веку ей представилась счастливая возможность узнать, что её качества ценят и она может быть нужной и даже незаменимой порой, и всё это придавало какой-то смысл её существованию. Но Эйва никогда не кичилась этим, не гордилась, не стремилась к выгоде, она просто была счастлива, что полезна, а что может получать взгляды полные уважения и сердечного тепла, было просто приятным дополнением. И конечно, если это были дорогие люди – это было вдвойне приятно.

Но взгляд Рэндана был другим. Она порой чувствовала, как сгорала от его устремлённого к ней взора – даже если смотрел издалека, становилось трудно дышать и жгло так сильно, что хоть вой. Его желание было простым, первородным в своей яростной страсти, и от этого шла голова кругом, но при этом он не был примитивен сам по себе. Эйва млела от его нежности и чуткости. Какой-то такой странно грубой, но невероятно завораживающей и оттого притягивающей к себе.

И ей было страшно найти что-то такое, словно это и искала всю жизнь, но удержать не могла бы, а значит обязательно потеряла бы. И даже это её условие “обманешь – не прощу” было скорее неизбежной установкой на разочарование, на потерю… и Эйва понимала, но страх был паническим и разъедал её беспощадно.

Теперь же, несмотря на то, что герцог дал ей понять, что всё хорошо, но тем не менее… это было сильнее её. И потому она отгораживалась и бежала прочь от Рэндана и этого чувства к нему, которое скручивало нутро до боли.

На весенний праздник принято было одеваться просто, даже если это были хозяева. Как оказалось, обычно это были красивые, но скромные платья или блузы с юбками светлых оттенков. Конечно господ отличали шикарные шляпки, украшения и прочие аксессуары, но всё же сильно выделяться было нельзя. Дело было не в шике – праздник уходил корнями в древность и словно всех должен был уравнивать, и это было здорово.

Герцогиня поначалу восприняла сие правило с недовольством, но потом видимо сменила настроение на более благоприятное – праздник стал для неё хоть каким-то подобием развлечения, и раз другого ничего не найти, Ланира смирилась с его правилами.

Её светлость долго обсуждала с Эйвой наряд, и в итоге всё то время, что не нужно было посвящать хозяйкам, горничная провела за шитьём нарядов для них. И при этом не забывая делать всё, чтобы не пересекаться с Рэнданом, который впрочем в доме почти не бывал – мост, обязанности конюха и прочая работа занимали его с утра до позднего вечера.

– Беру свои слова назад, – прошептал Рэндан подойдя к Эйве со спины, когда она стояла в кладовой, погруженная в тщетные поиски ниток нужного оттенка.

Отругав себя, что не взяла всю коробку к себе… вот ведь дура! Она, застыв, как можно спокойнее спросила:

– Ты про что?

– Я обвинял тебя недавно, что ты бегаешь от меня, – ответил мужчина ей в макушку, пальцы почти невесомо коснулись её шеи и горничную, словно молнией сразило. И очень хотелось не реагировать, но дрожь пошла по телу, а Рэндан наверняка это заметил. – Вот сейчас ты действительно бегаешь.

– Не понимаю о чём ты, – и хорошо, что они шептались, потому что голос у Эйвы стал осипшим и глухим.

– Три дня не видел тебя толком. Я с ума схожу, Эйва, – и скрутило, утянуло, беспощадно начало трясти.

– Я занята, Рэндан, и ты занят, – ответила она с трудом, и хотела уйти, а точнее сбежать подальше, на воздух, чтобы дыхание перевести, но он не пустил.

– Не делай из меня дурака, шельма, – прохрипел он в неё. – Тебе запретили? Герцог? Эйва…

– Ничего он мне не запрещал, – и она намерено держала голову склонённой, потому что отчаянно боялась посмотреть в его лицо, заглянуть в глаза.

– Врёшь, лисица, врёшь… что у тебя с ним?

– Что? – Эйва вскинулась, снова он её приложил, как тогда под дождём после поцелуя.

– Ты просила не врать. А сама? Ну… Эйва! – давил мужчина, сухо, жёстко, с обидой.

– Да, конечно, что ж ты ещё хотел от меня? Ведь не зря исполосована вся, – с гневом произнесла она. Он с шумом втянул воздух, пальцы сжались в кулак, побелели.

– Рэнд? – крикнула откуда-то с кухни Яци, и Эйва, воспользовавшись эффектом, которые произвели на него её горькие слова, и зовом поварихи, выскользнула прочь из кладовой, прихватив с собой коробку с нитками.

– Рэнд? – снова позвала Яци.

– Иду.

Горничная очень надеялась, что он за ней не пойдёт, замерла на лестнице на мгновение, и слышала, как конюх отозвался и ей показалось, что сказано это было так, словно он задыхался.

Эйва старалась погрузиться в работу и не думать, но получалось не очень. Мысли и переживания множились, она нервничала и то, как получались наряды ей не нравилось.

– Эй, девушка, надо же поберечь себя, – ласково сказала ей Янра, заглядывая в комнату, где Эйва шила.

– Не получается, – отозвалась она.

– Иди перекуси, проветрись. Сидишь тут безвылазно. До праздника ещё два дня. Успеешь. А Яци там пирожки испекла на пробу для угощения, да и госпожа Ниилла очень просила. Ты не завтракала сегодня и не обедала, – здешняя горничная склонилась над работой Эйвы. – А мне нравится. У меня так никогда не получалось. Прям загляденье!

Она вздохнула и упрямо мотнула рыжей головой.

– Ну хватит, надо передохнуть и всё будет хорошо, – Янра погладила её по спине.

– Может ты и права, – согласилась Эйва, да и действительно хотелось кушать.

Она спустилась вниз с намерением сделать вот это – перекусить и проветрить голову, но всё пошло не по плану.

Уже сотый раз за день Эйва ругалась на себя. Теперь на то, что слишком сердобольная… идиотка! Избегала Рэндана, поругалась с ним, в надежде, что оттолкнёт своими словами, а теперь шла по лугу в сторону дальнего выгула для лошадей, тащя корзину с обедом для конюха.

Нет бы отказаться, но Яци попросила и сделала такое скорбное лицо, что отказать было невозможно, да и какие причины? Сказать, что поругались? Вот будет у всех веселье и повод посплетничать от души, ведь Эйва была уверена, что, если об их отношениях с Рэнданом и знают, то скорее всего только Бэлт, но он был чрезмерно благороден, чтобы болтать, а остальных слуг как-то удавалось держать в неведении. И тем более, что слуги эти разбежались кто куда, не желая идти в такую даль, да ещё и к конюху, но не оставлять же его теперь голодным.

“Вот и проветрила голову…” – Эйва тяжело вздохнула, когда увидела загон невероятных размеров, двух лошадей в нём, и лежащего в траве между несколькими деревьями мужчину.

Внутри всё ухнуло, и это была какая-то смесь обиды на его обвинения в связи с герцогом и дурная радость, что ревнует. Ну, нормальная ли она?

Эйва сделала ещё несколько шагов и потянуло сильнее, потому что знала, чем именно скорее всего всё это закончится – противится этому мужчине она не могла. Однако, приняв для себя чёткое решение, только отдать корзину и сразу уйти, уняла трепет и пошла решительнее.

К ней из травы поднялась собака, что жила в конюшне, узнав, радостно завиляла хвостом. Рэндан сел и обернулся, и Эйва могла поклясться, что мужчина с псом были сейчас в одном настроении.

– Эйва?

– Ты далеко забрался. Еле нашла, – она очень старалась говорить спокойно и бесстрастно, хотя внутри всё естество предательски скакало вверх вниз. – Это обед. Яци вспомнила, что не дала тебе ничего.

– И ты…

– Кроме меня некого было попросить, – прервала она, ставя корзину на траву и гладя голову собаки, которая заинтересованно ткнулась носом в принесённое. – Бэлт занят строением лавок для праздника, Янра сидит с госпожой Нииллой, а остальные нашли себе сотню дел, чтобы к тебе не идти.

– Бояться меня, – заключил он, отводя от неё взгляд.

– Видимо да, – буркнула Эйва.

– А ты?

– А я видимо нет, – и она развернулась уйти, потому что надо было срочно, иначе сама уже не выдержит.

– Эйва, стой, – рыкнул Рэндан и конечно… это они уже проходили и не раз, кажется можно записывать в привычку – она уходит, он ловит.

Правда времени на закрепление у них нет.

– Эйва, Эйва, – и мужчина её поймал, обнял сзади, прижимая к себе спиной, отрывая от земли. Она стала вырываться, и потому он опустился на колени, потянув её за собой, и конечно Эйва не устояла и плюхнулась на траву, почти полностью утопая в его ручищах. – Ну, прости меня, прости, лисичка… я такой дурак.

И было так горестно и так хотелось разреветься, что пришлось зажмуриться.

– Я не хотел этого говорить, но не могу. Скручивает, шельма, с ума схожу по тебе, а как представлю, что ты с кем-то… – и он запнулся, сжимая с такой силой, что кажется у неё все кости сейчас переломаются. Прижался губами к её шее, поцеловал ухо, отчего тело всё дрогнуло, и хотя разум ещё пытался сопротивляться, но тело уже готово было падать вместе с ним хоть в траву, хоть в омут, хоть в грех. – Прости меня, не могу. Не вижу тебя и голову ведёт. Я безумный без тебя, шельма моя.

– Я уеду, Рэндан, меня не будет совсем скоро, – прошептала она с болью, – что ты будешь делать? Надо остановиться… сейчас.

– Поздно, Эйва. Мне страшно, я дни считаю до твоего отъезда, я сойду с ума. Уйду, сдамся, пусть расстреляют, если нельзя так всегда, как вот сейчас, закрою глаза, представлю тебя и умру счастливым.

– Не смей… – и она не смогла сдержать слёзы, нет, она не рыдала, они просто текли из глаз, потому что слишком сильно, слишком больно, слишком безумно.

– Эйва, – прохрипел в неё Рэндан и на мгновение расцепил руки, отпустил её, чтобы снять куртку, и можно было бы убежать, но куда от себя можно бежать, да и не было у неё сил, она хотела того, что он делал. До темноты разума хотела.

Постелив куртку перед ней, Рэндан снова её прижал к себе и жар его тела был таким невыносимым, так его хотелось пустить внутрь… он опрокинул её так, чтобы можно было целовать уже лицо, губы и Эйва сама подалась вперёд, вцепилась в него, потому что на деле всё, что он говорил, всё, что чувствовал, в ней отзывалось тем же умопомрачением. И все эти дни, что бегала от него, до воя по нему тосковала.

Но за мгновение до того, как потеряла голову, растворяясь в его напоре, лавиной сходящей на неё, бывшую рядом с ним такой маленькой и, боги, счастливой, она слабо запротестовала, смущаясь месту. Рэндан только прохрипел в неё, что не важно, да и действительно было не важно.

– Эйва, – позвал он её и она с таким трудом открыла глаза, встретилась с ним взглядами. – Я уйду, если так случится, если прижмут нас, я уйду… слышишь? Я не допущу, чтобы тебе было плохо.

И это было просто, и не к месту вроде, но счастье от сказанного было таким всепоглощающим, такое естественно дикое…

Рэндан, зарычав и ругнувшись, кончил быстрее её, но он не был бы собой, если бы она могла рассчитывать, что отпустит её сейчас.

– Измучила меня, шельма, – с досадой прохрипел он, но хватки, которой держал Эйву, не ослабил.

– Рэндан, – мотнула она головой, пытаясь освободиться, потому что даже этого голодного единения было достаточно, чтобы потеряться, и дальше можно было не идти.

Но он сел на колени перед ней, и даже представить эту картину со стороны было невыносимо стыдно, чего уж оказаться внутри. Эйва попыталась прикрыться своими юбками.

– Перестань, – взмолилась она, но незначительным усилием всего одной его руки, её нижняя часть тела была поднята вверх, а ноги закинуты ему на плечи. – Рэндан… нет…

И это был такой безнадёжный всхлип, потому что его пальцы вошли в неё, двигаясь медленно, но уверенно, Эйва задохнулась, вцепилась руками в дерево, что было за ней, но и этого было мало – Рэндан убрал пальцы, нагнулся и медленно провёл языком там, где они только что были, поцеловал её туда и Эйва со всей силы потянула себя к дереву, потому что это было уже слишком.

– Тшшш, – не пустил её мужчина. – Куда, шельма? Не пущу… так просто не пущу…

И убежать нельзя, и закрыться, стыд прям поджигал её изнутри, словно она на костре. Так было нельзя, но он же делал, а она кажется голос потеряла, потому что орать хотелось, но получалось лишь хватать воздух, задыхаясь, стараясь не сойти с ума от удовольствия и смущения. Мотнув головой в истерике, она заметила, как конь, что был в загоне забрался на лошадь, которая кажется принадлежала госпоже Ниилле.

– Рэндан, – прошептала с трудом Эйва, – конь…

Мужчина оторвался от неё, давая такую необходимую возможность перевести дух, потом ухмыльнулся и, опустив ниже, чтобы было удобно, вошёл в неё, потому что снова стал возбуждённым, навис над ней, одна его рука легла на её руки, что хватались за ствол дерева, вторая оказалась под спиной, а пальцы легли на шею Эйвы.

– Для этого я тут и сидел, – прохрипел он, целуя её шею, кожу в вырезе, грудь сквозь ткань рубашки, переходя выше к лицу, впиваясь в губы, не сбавляя темпа, двигался внутри неё. – Кобылка непростая, хоть и в охоте, но характер такой, что всё не по ней. А он дурак совсем, обхаживал её, а она брыкалась – то подпустит, то отгонит. Я уж думал, что не получится ничего, но видишь… ей просто воля была нужна. Она на воле стала покладистой, мягкой, открытой…

И Эйву скрутило со страстью, она слушала его шёпот и с каждым словом сгорала всё сильнее и сильнее. И да, он говорил не про них, но и про них ведь, так? И такой потерянной и необузданной она не была никогда, словно он кипятил её кровь, мучил и превозносил одновременно. Эйва выгнулась задыхаясь от нашедшего волнами конца, содрогнулась под Рэнданом, а он зарычал в неё, сделал ещё несколько движений и с такой болью оставил, словно хотел в ней умереть, но было нельзя.

И он всегда был очень аккуратен, несмотря на то, что Эйва чувствовала, с алчным внутренним ликованием, как он теряется в близости с ней, с трудом возвращаясь к разуму, но он находил силы и проявлял эту заботу, а она сходила с ума из-за этого осознания ещё сильнее.

Рэндан подтянул её на себя, устроив на коленях, а Эйва обняла ногами, руками, на деле просто повисла в бессилии, если бы он её не держал, то она бы упала назад. С трудом отдышавшись, она перевела взгляд на животных.

– Это разве не лошадь госпожи Нииллы?

– Она, – подтвердил Рэндан.

– А ничего что… – и голос сбился, горничная вдохнула.

– Нет, Шелраны разрешили, – ответил он на её незаконченный вопрос, поглаживая ласково спину. – Грешно такую славную кобылку, породистую, ладную, без приплода оставлять. Хороша же, ещё немного и нельзя уже ей будет.

– Но ведь этот конь другой породы, – спросила Эйва, хотя в этом мало что понимала.

– Ничего. Похож. Красавец. Характер пока горячит, но это потому что молодой. Я его только учить начал, но видно, что толковый, человека слышит, понятливый. Если получится у них, то будет отлично.

– А её милость? Она же…

– Её Бэлт уговорил.

– Она забудет ещё десять раз, – попыталась качнуть головой Эйва, лёжа на его плече.

– Так он ещё десять раз ей расскажет, – ответил Рэндан, целуя её плечо. – Терпения у него больше, чем травы на поле, да и если жеребёнок родится, её милость будет счастлива.

– Если? Может и не получится?

– Может. Она уже не молода. Шелраны сказали, что кобылка в бремени была дважды, первого заводчику отдали, а второй не выжил, что-то не так пошло. Так что он, – кивнул мужчина в сторону коня, – может зря старается.

– Заводчику? Лар Вайдену?

– Наверное. Хорошая у него порода.

– А человек он отвратительный.

– Знаешь его? – спросил мужчина.

– Госпожа Шэйли его племянница, – ответила горничная. – Он её в храм сдал, когда её родители умерли. Девочка пяти лет помешала ему…

И Эйва горестно вздохнула, а Рэндан прижал её к себе, утешая, хотя на деле понятия не имел об истинных причинах этого вздоха.

– И сколько ты будешь ещё здесь сидеть и ждать? – спросила Эйва, переводя тему разговора.

– Ну, сегодня точно посижу, – ответил конюх.

– Иди ешь тогда, а то всё остынет, – кивнула она на корзину, потому что, если его снова утянет желанием, она точно никуда отсюда не уйдёт.

– Посидишь со мной? Или надо уйти? – спросил он, заглядывая в её лицо с надеждой во взгляде.

– Посижу, если хочешь, – согласилась она, скорее потому что не могла физически никуда идти – ноги не держали.

– Зачем ты так? – с тоской спросил Рэндан. – Ты же знаешь, что хочу.

– Ого, это тесто, как в Мисах готовят, – он уставился на пирог, как на невиданное диво. – Как думаешь Яци скажет как делает его?

– Скажет. Она тебя обожает.

– Правда?

– Да, поёт тебе оды – Рэнд единственный от кого в этом доме толк есть, – передразнила она повариху, а конюх рассмеялся. – Но зачем тебе? – Эйва была искренне удивлена.

– Я разное тесто умею замешивать, – ответил он, пожимая плечами, – но такое не доводилось. Есть доводилось, но рецепта не знаю. Хороший хлеб.

– Что? – удивление усилилось, она всё никак не могла понять этого мужчину, несмотря на то, что вроде был таким простым. А сейчас так вообще словно впервые видела. – Разное? В смысле ты умеешь замешивать тесто для хлеба? И сколько?

– Не только замешивать, я и печь могу, – с улыбкой отозвался он, не переставая жевать. – Шесть.

– Шесть? Рэндан, что?

– Ну, это если не считать, этот мерзкий храмовый хлеб, – фыркнул он недовольно. – Его вообще готовить не надо на деле. Это даже хлебом с трудом можно назвать.

– А вот уехавший священнослужитель считал, что этот хлеб дар богини и он очень полезен. И даже здоровья добавляет, – и как же она злилась, когда прислуживала на том обеде, слушая этот невероятный бред от этого полного притворной святости служителя богов.

– Да простит меня богиня-матушка, но кажется это не дар, а наказание. От этого дара свинья может сдохнуть, – фыркнул Рэндан. – Служители… сами жрут в три рта, что получше, а жриц вот таким “хлебом” кормят.

– Так, стой, возвращаясь к хлебу, – Эйве было интересно, да и тема храмов и жриц была болезненной и задевающей. Она всегда старалась её не поднимать. – Откуда ты умеешь печь шесть видов хлеба?

– Я работал помощником пекаря, – ответил конюх.

– Когда ты всё это успел? – приподняла бровь Эйва. – Словно тебе сто лет.

– Я рано работать начал, шельма, – ответил Рэндан. – У меня отец умер, когда мне и десяти не было. Работали мама и старшая сестра. А я с двумя младшими сёстрами сидел. А потом мама ногами захворала, работать не смогла больше. И я работать стал, а она дома. С тех пор я и научился мало спать и много работать. В сезон землю обрабатывал, сеял, а потом собирал. Помощником мельника работал. И так далее – за любую работу брался, лишь бы денег заработать и семье помочь.

И он говорил спокойно, но было слышно, что скорбно. А ещё она точно помнила, что он говорил, что ему некуда возвращаться – значит произошло что-то плохое с его семьёй.

– Ты сказал, что у тебя никого нет… что случилось?

– Лихорадка хнийская, – отозвался мужчина. – Как не работали, но всё равно впроголодь жили. Маме на лекарства и помощь лекарей всё уходило. А потом, как мор пошёл, так и слегли все. Мне шестнадцать было и я один не заболел. Ухаживал за ними. А потом хоронил.

– Прости, Рэндан…

Он мотнул головой:

– Дом заколотил и ушёл оттуда. Чего мне было там делать? Пока на службу не подался, чему только не научился – привычка без дела не сидеть. Так и осталось.

И они посидели в тишине, он протянул ей воды. А потом спросил:

– А что здесь из себя представляет весенний праздник?

– Не знаю, как везде, наверное, – слегка улыбнулась Эйва, склонив голову набок. – Я в этом доме три года, и была здесь только летом, так что… да и судя по всему не проводили они этот праздник достаточно давно. Видимо из-за состояния её милости.

Он так привычно уже хмыкнул:

– Вот и посмотрим. Наверное как везде.

– Ты посмотришь, потом расскажешь, – улыбнулась горничная.

– В смысле? – с непониманием глянул на неё Рэндан. – Ты не пойдёшь?

– Я не люблю праздники, – ответила она, потом слегка нахмурилась, стушевалась под его пристальным взглядом. – Ну точнее не так. Я… праздник – это хорошо. Все красивые, весёлые. Но я всегда со стороны наблюдала. Знаешь о карнавале в столице летом?

– Да.

– Вот. Мы в театре… труппа всегда представление на улице устраивала, каждый год новое, а я костюмы делать для него обожала. А потом забиралась на верхние балконы, где статуи вирисок и сидела там, смотрела вниз.

И Эйва улыбнулась этому воспоминанию, но с грустью, потому что скучала по той жизни.

– Почему? – спросил Рэндан.

– Я не люблю толпу, – она пожала плечами и обняла колени, – мне в ней неуютно. Все эти незнакомые люди… они…

– И ты будешь в доме сидеть? – не унимался Рэндан.

– Да, – хихикнула Эйва, скорее нервно, пытаясь уйти от темы, сделать вид, что она её не задевает. Будто это её незначительная прихоть, а не словно болезнь, от которой паника душит и ужас льдом сковывает внутренности. – Хотела именно это сделать.

– Брось, Эйва. Пойдём вместе. Ну?

И ведь он понимал, так всматривался в неё, а на деле делал вид, что ничего такого. Перенимал её игру?

– Рэндан! – качнула головой женщина.

– Что? – развёл он руками. – Можно же, разве нет. Я надену чистую рубаху.

– Рэндан, боги… – и вот тут она прыснула со смеху. – И у тебя одна рубаха.

– Я постираю, – гордо ответил он. – Это я тоже могу. От меня не будет пахнуть лошадьми и навозом!

– Да меня же это не волновало никогда, – она всё ещё смеясь развела руками.

– Допустим, – никак не унимался он. – Но я всё равно сделаю. Давай, Эйва. Просто погуляем. Я буду с тобой. Ты со мной. Вдвоём.

И ей хотелось. Хотелось сильно-сильно, и с ним можно было, потому что казалось, что он действительно способен унять её страх и защитить от чего угодно, даже от неё самой. И вполне возможно это ощущение было ложным, но как же хотелось тонуть в этом… она и вправду стала безумной с ним и потеряла все зёрна рациональности.

– Только ради чистой рубахи, – ответила Эйва.

– И ещё можно попросить? – радостно улыбнулся он.

– О, есть ещё и просьбы с условиями? – фыркнула она снова начиная смеяться.

– Перестань, шельма!

– Что ты хочешь?

– Не собирай волосы, – озвучил он просьбу.

– Рэндан, – повела головой Эйва, слегка хмурясь.

– Ну чего? – и выражение его лица стало невыносимо милым и так шло вразрез с тем, каким он был весь сам. – Рэндан, да. Ты женщина свободная. Супруга нет, не вдова. Пожалуйста.

– Хорошо, – поддалась она его уговорам.