Текст книги "Хозяйка Айфорд-мэнор (СИ)"

Автор книги: Евгения Бергер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)

57 глава

Весь путь через лес Коллум нес Аделию на руках. Ни разу не сбился с непроторенных троп, не запнулся о корень дерева, не выказал слабости… Сэмюэль Лэмб наблюдал за ним с мрачной сосредоточенностью и страхом. Только что этот мужчина почти умирал на залитом его же кровью полу, и вот идет с Аделией на руках и, кажется, не ощущает тяжести ноши… Торопится. Молодой дознаватель с трудом за ним поспевал…

«Обратись, обратись, умоляю тебя. Ты ведь сам говорил: обращение исцеляет».

Его сестра зналась с оборотнем… любила его… И знала, что нужно делать.

Эта мысль не выходила у брата Освина из головы… Но еще больше удивляло другое: белым волком был сам Коллум Шерман, один из богатейших людей Ланкашира, к тому же якобы мертвый и отчего-то скрывающийся под личиной простого конюха в Айфорд-мэнор.

Вопросов было так много, а вот ответов… Лэмб глянул на спутника, но так и не спросил ничего: время было не подходящее. Родильные муки сестры становились сильнее, она стенала, вцепившись пальцами в руку мужчины…

Наконец, они вышли к дороге и к привязанным к чахлому деревцу лошадям. Брошенная Брэди повозка тоже стояла на месте…

Коллум аккуратно уложил в нее девушку и сказал, обращаясь к своему спутнику:

– Езжайте в мэнор как можно скорее, а я позабочусь о повитухе.

В тот же момент Аделия ухватила его за ладонь.

– Обещай мне, – попросила она, – обещай, что, если со мной что-то случится, ты позаботишься о ребенке. Пожалуйста, Коллум! Только тебе я могу доверить его.

У мужчины шевельнулся кадык, от тяжело, с натугой сглотнул словно враз пересохшим горлом.

– С тобой ничего не случится, – хрипло прошептал он. И верно, поняв, что голос его звучит неубедительно, произнес четче: – Это лишь роды, Аделия. Ты не умрешь! Я обещаю.

Она через боль улыбнулась.

– Многие родами умирают. От этого нельзя уберечься! Просто пообещай, чтобы мне было легче…

– Милая… – Коллум прижал ее руку к разгоряченному лбу, а после поцеловал тыльную сторону ладони. – С тобой ничего не случится, но… я обещаю… – через силу произнес он.

Аделия выдохнула, словно сняли с души тяжкий груз, и в тот же момент ее тело снова скрутило от боли.

– Впрягайте лошадь в повозку и везите сестру домой, – глянул Коллум на ее брата. А сам, наклонившись, поцеловал Аделию в лоб…

Брата Освина разрывало от противоречивых эмоций: оборотень не смел даже пальцем касаться его сестры, пятнать ее самой своей дьявольской сущностью, но именно оборотень спас ее от безумца. Только благодаря белому волку Аделия сейчас с ними, а не в хижине, где могла б умереть родами без какой-либо помощи…

– Я вернусь, – произнес Шерман, обернувшись от кромки деревьев. – После решайте, как со мной поступить. Я весь в вашей власти! – И он нырнул за кусты ежевики.

Сэмюэль Лэмб постоял, завороженно глядя туда, где он только что был, а после бросился впрягать лошадь в повозку. Когда с этим было покончено, и он готовился отъезжать, Аделия позвала его…

– Мы должны торопиться, – произнес он, желая избежать разговоров и просьб. Он знал, что они непременно последуют и даже догадывался, кого они будут касаться…

– Только минутку. – Аделия взяла его за руку. – Только минутку, прошу. – Сэмюэль нехотя поглядел ей в глаза, его пугал их лихорадочный блеск. Он страшился самого худшего…

– Хорошо.

И сестра не заставила себя ждать:

– Не осуждай меня за эту любовь, – попросила она. – Разве я думала, что со мной случится такое? Разве могла только представить, что вся моя жизнь пойдет именно так… – Она коснулась своего живота. – Я совершила много ошибок, Сэмюэль, и о многих раскаиваюсь, – призналась она, – но этот ребенок… и Коллум… Они единственное, за что я не стану просить у бога прощение, ведь они – благословение – не проклятие. А я не о многом просила тебя в эти годы, но сейчас я прошу: не трогай Коллума Шермана, брат. Не выдавай его церкви! Ты видел, он вовсе не зверь… Есть люди страшнее чудовищ, и один из них лежит мертвым в той хижине с серебряной пулей в груди. – Сэмюэль поджал губы, ком перекрыл ему горло. Аделия видела это и, расценив его мимику как отказ, взмолилась отчаянней: – Хотя бы подумай, о большем я не прошу, хотя бы задумайся… – Договорить она не смогла, снова задохнувшись от боли.

И Лэмб, вскочив на облучок, дернул поводья, да так, что оба животных сорвались в галоп, понеслись по дороге, взметая клубы пыли и грохоча ободами колес.

Еще на подъезде к мосту их заметил мальчонка-конюх и, стремглав бросившись к дому, закричал громко:

– Едут! Господа едут.

Слуги высыпали из дома, и Глэнис ахнув: «Господь всемогущий!», побежала перед молодым господином, указывая дорогу в комнату госпожи. Тот нес ее на руках, невольно согнувшись под тяжестью ноши, и думал о том, как дорогу втрое длиннее Коллум Шерман проделал так просто, как будто сестра была легче пушинки. Однако это было не так…

– А повитуха, господин Лэмб, надо позвать повитуху, – забеспокоилась Глэнис.

– За повитухой послали, – отозвался он глухо. – Она скоро будет.

Аделия больше не говорила с ним, только глядела с тоской. Он не мог выносить этот взгляд: он душу переворачивал.

– Беги на кухню и поставь греться воду, – велела, между тем Глэнис молоденькой Керре. – А вы, госпожа, – она отвела от лица взмокшие волосы девушки, – не беспокойтесь. Сейчас явится Бевин, поможет вам… Давайте помогу вам раздеться.

Сэмюэль развернулся и вышел из комнаты, не желая смущать сестру взглядом, спустился в холл и буквально рухнул на стул. Голова у него страшно гудела, ухало сердце, даже руки, казалось, тряслись… Должно быть, от нервов.

Он прежде не стрелял в человека…

Не видел настоящего оборотня…

И не стоял перед столь сложной моральной дилеммой.

Во дворе загрохотал колесами экипаж: неужели повитуха явилась? Он так и сидел, не в силах подняться, когда дверь распахнулась и по лестнице, громко топая сапогами, поднялся мужчина в богатой одежде. Брат Освин прежде не видел супруга сестры, иначе легко распознал б в напомаженном франте Джона Айфорда, хозяина этого дома. То, как по-свойски он поднялся наверх, удивило его и заставило самого подняться на ноги… Сэмюэль снова поплелся наверх и услышал, как стонала сестра, как тот самый напомаженный франт, размахивая каким-то письмом, говорил неприятным, укоризненным тоном:

– Скажите еще, что и письма вы мне не писали, что не просили вернуться в имение «для примирения». Вот, поглядите, – он потряс письмом перед носом Аделии, – здесь так и написано: «Для примирения». Что, хотите сказать, вы ничуть не волновались о мне? Не думали даже, что могли убить меня, ведьма?!

– Я вижу, вы в добром здравии, – едва слышно прошептала жена. – В противном случае я бы знала об этом: плохие новости распространяются быстро.

Мужчина скривился и стиснул письмо в кулаке.

– Хотите, чтобы я умер? – прошипел он. – Шиш вам, глупая баба. Буду жить вам назло! И денежки тратить, как пожелаю. Вот поглядите, – теперь он тряс перед ее носом рукой с перстнем на большом пальце, – купил его давеча у ювелира. Правда, хорош? Настоящий карбункул.

Аделия застонала, вцепившись в столбик кровати.

– Вы купили его на МОИ деньги, – просипела она. – А письма я вам не писала… Мне не за что извиняться. – И из последних сил: – Уйдите отсюда. Мне тошно вас видеть!

– Господин Айфорд, – подхватила ее слова Глэнис, – госпоже нужен покой. Скоро явится повитуха… Я могу распорядиться об ужине.

– Пфф, – выдохнул тот, – я не голоден. Лучше останусь и посмотрю! Ее стоны звучат словно музыка… Пусть помучается, узнает, каково было мне спасаться из своего дома с колотой раной в боку. Ну, кричи же, кричи, моя птичка! – И он сел в каминное кресло, положив руки на подлокотники и расставив для эффектности ноги.

В этот момент он и заметил Сэмюэля в дверях комнаты, сдвинул брови, пытаясь понять, кто он такой, и, не сумев догадаться, спросил:

– Эй, а ты кто такой, любовник этой Иезавели?

Молодой человек, смутившись от самих этих слов, выпрямил плечи:

– Я Сэмюэль Лэмб, брат вашей жены, – произнес он.

– Так ты, значит, мой шурин. Ну, проходи же, чего топчешься на пороге? – указал Айфорд рукой на стул подле себя. – Давай познакомимся ближе да дождемся долгожданного радостного события: рождения маленького бастарда, зачатого твоей шлюхой-сестрой от сынка ныне покойного Шермана.

Сэмюэль не двинулся с места. Он, будучи человеком молитвы и веры, теперь растерялся сильнее, чем перед лицом настоящего оборотня. Он был научен изобличать зверя с лицом человека, но пред людьми с диким оскалом животного был беззащитен, словно ребенок. А ведь такие оказывались хуже всего…

– Я бы просил вас быть сдержанней в выражениях, господин Айфорд, – попросил он. – Моя сестра – достойная женщина, и не заслуживает таких оскорблений.

Мужчина лишь усмехнулся, ощерив желтые зубы.

– Ваша сестра, эта «достойная женщина», шурин, пырнула меня вот сюда, – он указал на свой бок, скрытый дублетом, – пырнула стилетом, словно какого-то кабана. А все потому, что я хотел взять свое, исполнить супружеский долг, как верный супруг, но она, расставив перед Шерманом ноги, меня к себе даже не подпустила. – И процедил, подавшись вперед: – Хотите сказать, так поступает достойная женщина и жена? Церковь одобряет такое?

Брат Освин молча сглотнул, пытаясь найти верный ответ, и произнес лишь одно:

– Господь рассудит каждого, господин Айфорд. И каждому воздаст по делам…

– Тогда пусть горит в геенне огненной, чертова шлюха.

И Аделия, скорчившись на постели, закричала истошным ором, словно действительно опаленная этим огнем. Вслед за криком, сотрясшим, казалось, весь дом, за дверью раздались шаги, и в комнату вошли двое: мужчина и старая женщина.

Бевин, а это была она, деловито прошла к постели роженицы и опустила на край постели корзину со склянками и какими-то травами. В воздухе пряно запахло мелиссой и мятой…

Аделия в тот же момент вцепилась ей в руку, и старуха, грозно сведя брови на переносице, приказала не терпящим возражения голосом:

– Выйдите все и немедленно. Я желаю остаться с роженицей наедине!

Айфорд фыркнул, не спеша подниматься на ноги, но старуха, одарив его пристальным взглядом, уперла руки в бока.

– Все, господин, без исключений, – сказала она. – Уверена, вам не захочется видеть то, что вскоре произойдет!

Нехотя, но тот поднялся на ноги и вслед за Лэмбом и Коллумом проследовал за порог.

Глэнис, прикрывая за мужчинами дверь, слышала, как хозяин произнес недоверчивым тоном:

– Кто ты такой? Я где-то видел тебя. – И женщина знала, что обращался он к Коллуму Шерману.

58 глава

Вопрос Айфорда не удивил Шермана: он был уверен, что мужчина вспомнит его, точно так же, как он… вспомнил всё, стоя на пороге жизни и смерти в лесной хижине. Жизнь вытекала из него вместе с кровью, а он, зная, что надо сделать, не мог даже пошевелиться: воспоминания лавиной нахлынули на него, яркие, разнообразные, буквально придавили к земле. Он, кажется, даже дышать перестал, словно действительно умер… Лежал, перебирая образ за образом, воспоминание за воспоминанием, и пустота в голове, прежде угнетавшая его своей глубиной, вдруг наполнилась до отказа… Даже виски заломило.

Питер Харрел осознал, кто он есть, вынырнул из собственной головы, но с ужасом понял, что сил пошевелиться у него уже не осталось. Все как тогда на дороге, с отцом: боль в правом боку (тогда, правда, был арбалетный болт, теперь – тонкий стилет), страстная жажда подняться, схватиться за меч и ответить убийце выпадом в грудь, а вместо этого полное онемение и бессилие. Осознание, что это… возможный конец…

В этот самый момент он и услышал слова:

– Ради меня, – шептала Аделия плача. – Ради меня… Лоры… ради всех людей в этом лесу. – Она всхлипнула и заговорила решительней: – Ты ведь помнишь, да, почему Бевин избрала тебя? Ты станешь лучшим хранителем, сказала она. Ты сможешь помочь многим людям… Ты… ты просто не можешь уйти, когда в тебе так нуждаются.

«Ты просто не можешь уйти, когда в тебе так нуждаются» повторил он ее слова про себя и снова вспомнил отца. Он тоже нуждался в нем в момент своей смерти… Коллум вспомнил, как он выкрикнул его имя, валясь с лошади со стрелою в руке. Он подумал еще, что отцу повезло, что он может остаться в живых, надо только помочь ему… Но не мог пошевелиться. А потом из леса вышел мужчина… Среднего роста, среднего телосложения. Лицо… Коллум попытался припомнить его. Лицо… Было слишком темно, он не мог различить его черт.

– Ну что, Верн Шерман, – произнес этот мужчина, – пришел твой черед ответить за свое злодеяние. Умри же с мыслью о том, что твой собственный грех… твоя ненасытность в потворстве безудержным развлечениям и жестокости положили конец не только тебе самому, но и всему роду Шерманов. – На этих словах из леса выступила вторая фигура, женская. Она встала подле мужчины, и отец его, Коллум видел, дернулся как от удара.

– Тереза, – прошептал он.

Тереза, одна из служанок, помогающих в детской?! Боже праведный, Лора… Его девочка. Коллум попытался подняться, но лишь застонал, привлекая к себе внимание.

Мужчина, говоривший с отцом, поглядел на него долгим взглядом, и произнес, обращаясь к отцу:

– Не Тереза, господин Шерман, – Мария Уоттс, мать несчастной, которую вы убили своими руками.

– Мария Уоттс, – повторил отец, словно не понимая, о ком идет речь.

Коллум знал: имя известно ему. Отец через силу, но поведал ему свою версию произошедших событий. Мол, девушка, спасаясь от них, распахнула чердачное окно и пригрозила, что сбросится вниз, коли они не оставят в покое ее и других членов семьи. Отец с Айфордом отступили, не желая брать грех на душу, да тут – вот незадача! – девушка оступилась и полетела вниз на мостовую. Якобы Айфорд, мучимый угрызениями совести, обвинил в произошедшем его, Шермана, и разорвал всякие отношения между ними. Сам вид бывшего друга напоминал ему то, о чем он желал бы забыть… Коллум был не дурак и понимал, что это лишь полуправда – не истина во всей её полноте, но большего не добился.

И вот воздаяние их настигло…

– У вас красивая, умная внучка, господин Шерман, – произнесла женщина, глядя на него сверху вниз. – Жаль, из-за вас ей не суждено вырасти и прожить свою жизнь так, как ей бы хотелось. – Пауза. – Точно так же, как вы поступили с нашей девочкой Абигейл, мы поступим и с Лорой…

– Не трогайте ее, свиньи, – процедил Шерман, сверкая глазами. – Не трогайте или поплатитесь жизнью!

И отец Абигейл Уотс произнес:

– Наша жизнь закончилась вместе с гибелью дочери, Шерман. Ты забрал у нас самое дорогое и должен за этот ответить…

– Я ничего ей не сделал! – закричал тот. – Даже пальцем не прикоснулся. Это Айфорд… это он напугал ее так, что она сиганула в окно.

– А твои друзья утверждают другое, – возразил ему собеседник. – Говорят, ты хвалился, что… – голос его пресекся, – держал ее, когда Айфорд…

И Верн закричал:

– Она выпрыгнула сама!

– … Потому что вы ее вынудили. – Мужчина направил на него арбалет.

И Верн, мужчина, не терпящий возражений и скользящий по жизни с высоко поднятой головой, заплакал, словно ребенок:

– Она выпрыгнула сама! – повторил плаксиво, с надрывом. – Мы просто хотели развлечься…

– Впредь развлекайся в аду, дьявольское отродье! – произнес ангел отмщения в лице мужчины в плаще и выстрелил Шерману в грудь.

Коллум дернулся, словно стрела пронзила и его тело тоже, захрипел, пытаясь что-то сказать, но убийца, поглядев на него, покачал головой.

– Мне жаль, что так получилось, но мы с женой поклялись уничтожить каждого в семьях виновных к гибели нашей девочки, – произнес он. – Вы – неплохой человек, Коллум Шерман, но клятва есть клятва. – И мужчина ударил его прикладом арбалета по голове.

– Кто ты такой? Я где-то видел тебя.

Коллум не знал, как ответить на этот вопрос: кто он сейчас? Наследник Шерманов, оборотень в образе человека или, может, всего лишь конюх из Дарема… Они с Сэмюэлем Лэмбом встретились взглядами. Быстрыми. Исподлобья.

От решения дознавателя зависело многое – Коллум не знал, чего ждать от него.

– Прошу простить меня, господа, мне нужно откланяться по важному делу, – произнес Лэмб, дергая головой в знак прощания. – Смею надеяться, по возвращении я застану сестру в добром здравии с дитем в колыбели. – И он зашагал по коридору.

Айфорд фыркнул, поглядев ему вслед:

– Такой же безумец, как и сестра. Дернул же меня черт связаться с этой семейкой! – А потом перевел взгляд на Шермана: – Так кто ты такой, любовник Аделии? – осведомился с презрением. – Она, я так понимаю, не побрезговала слугой. – И замолк вдруг, утратив разом все краски и выпучив большие глаза. Узнавание настигло его… – Коллум Шерман… Не может быть. Нет… – Он на шаг отступил и тряхнул головой, как бы разгоняя туман. – Нет, Шерманы оба мертвы.

– Вы уверены? – Коллум расправил плечи и спокойно глядел на собеседника.

Даже в простой, явно с чужого плеча одежде он выглядел так, что Айфорд ни на секунду не усомнился, кто перед ним: не просто слуга – человек, привыкший повелевать.

– Как? – выдохнул он. – Как такое возможно? – Кадык его дернулся. – Как ты мог остаться в живых? Те, что искали тебя, вернулись ни с чем: сказали, нашли кровь в лесу… обрывки одежды. Все знают: тебя съели волки.

– Они ошиблись. Так же, как и убийцы…

– Убийцы? Те разбойники, что напали на вас? – И возмущаясь: – Шериф слишком мягок с бездомными проходимцами, что заполонили дороги. Их нужно вешать на придорожных деревьях, как груши!

И Коллум сказал:

– Боюсь, не они убили отца.

– Кто же тогда?

Их взгляды пересеклись, тревожная тишина повисла саваном.

– Вы мне скажите, – произнес Коллум. – Вам должно быть виднее, кто, желая отомстить за погибшую дочь, готов совершить преступление. Абигейл Уоттс… Это имя, я полагаю, хорошо вам знакомо.

Айфорд замер, дыша тяжело, словно с натугой, мышцы на шее взбугрились, руки стиснулись в кулаки.

– Никогда не слышал его, – просипел он сквозь зубы и ринулся вниз по лестнице, призывая слугу. Джек Гледис первым явился на зов, и Айфорд потребовал выпить: вина, сидра – всё, что найдется.

– Эти крики сводят с ума, – сказал он, глядя в огонь. – Ненавижу бабские слезы и крик!

– Точно так же ты думал в тот миг, когда Абигейл молила вас о пощаде? – спросил Коллум, и Айфорд вскинулся.

– Я сказал, что не знаю такой! Как ты смеешь обвинять меня в чем-то? Ты, – он прищурил глаза, глядя на Коллума с нескрываемой ненавистью, – грязный насильник, осквернивший чужую супругу, и скрывающийся от мира в доме любовницы. Что, готов был на все, чтобы залезть ей под юбку?! – брызжа слюной, заключил он.

Коллум глядел без улыбки, смело глядя в глаза разъяренного человека. Ему не в чем было себя обвинить, а вот Айфорда разрывало на части осознание собственного поступка… Совесть, какой бы ничтожный огонек оной не тлел в нем, давала знать о себе.

– Ее отец придет за тобой, – только и произнес он, когда вернулся слуга с бутылкой и двумя кубками.

Он как раз наполнял один из них янтарным напитком, когда крик Аделии и грохот в самых недрах старого дома, слившись почти воедино, сотрясли его, казалось, до основания. Слуга дернулся, и вино пролилось на скатерть… Айфорд вскочил.

– Что это было?

– Не знаю, мой господин, – отозвался слуга. – Но звук как будто бы шел с чердака.

– С чердака? – мужчина вдруг сцепил зубы. – Сейчас поглядим, что там происходит. – И он бросился к лестнице, следом слуга. Коллум, и сам не менее заинтригованный, замыкал это шествие…

На третьем пролете, почти добравшись до цели, они услышали детский плач, и Айфорд, скривившись, кинул через плечо:

– Ублюдок таки родился. Поздравляю, папаша!

Потом открыл чердачную дверь и вошел внутрь. Там было темно… Слабый свет проникал через крохотное окошко под козырьком.

– Что могло здесь случиться? – брюзгливо произнес Айфорд, вертя головой во все стороны. Ослепший после яркого света, он мало, что видел…

– Кажется, что-то лежит в дальнем углу, господин, – указал слуга пальцем.

Коллум даже понять ничего не успел, а Гледис в тот же момент метнулся наружу и запер дверь за замок. Стало совершенно темно, и Айфорд, запнувшись о какую-то вещь, смачно выругался.

– Что происходит? Отопри дверь, грязный мерзавец, – закричал он, наощупь возвращаясь к двери и ударяя по ней кулаком.

За дверью не раздавалось ни звука. И только через минуту-другую голос, от которого мороз пробежался по коже, отчетливо произнес:

– Там, где умерла наша девочка, найдет смерть и ее убийца. Там, где все началось, там и закончится… Так же, как угас род Уоттсов, угаснет род Айфордов.

– Что это значит?! – завопил Айфорд в бешеном исступлении. – Отопри немедленно дверь, мерзкий гаденыш. Ты не смеешь указывать Джону Айфорду… Не смеешь запугивать… ты…

Коллум сказал:

– Он не послушает. Разве ты не понял еще: воздаяние настигло тебя. Этот мужчина – отец Абигейл Уоттс, и он хочет убить тебя.

– Грязная шлюха! Я не стану умирать из-за шлюхи с выродком в животе, – завопил Айфорд, грохоча по двери руками. – Как только я выберусь, я отправлюсь к шерифу… Я велю ему вздернуть тебя на ближайшем суку. А прежде четвертовать… Пусть вороны выклюют твои глаза, а звери растащат плоть по кускам. Я буду смеяться, наблюдая за этим…

Его голос пресекся, когда дым тонкой струйкой просочился под дверью через порог, когда, едкий, густой, как гороховый суп, зазмеился по полу, ударяя в нос и глаза. Окутал обоих мужчин словно саваном… Айфорд закашлялся, отступая вглубь чердака, все дальше и дальше от удушающей щупальцы дыма, пока не полетел на пол, запнувшись о старый сундук и пребольно ударившись. Так, сидя на грязном полу и с ужасом глядя на заполняющий помещение дым, Айфорд вдруг разрыдался, словно ребенок…

– Будь ты проклята, Абигейл Уоттс! – завопил во всю глотку, так что треск разгоравшегося пожара лишь отчасти заглушил этот ор отчаявшегося безумца.