Текст книги "Хозяйка Айфорд-мэнор (СИ)"

Автор книги: Евгения Бергер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

23 глава

После отъезда мужчин Аделия целый день пролежала в постели. Нанятая, как оказалось, Коллумом Шерманом молоденькая служанка прислуживала ей с такой услужливостью и расторопностью, что Шерман, по всему выходило, не поскупился на плату, и эти неизменные знаки внимания и заботы с его стороны тяжким грузом ложились на ее сердце. Они словно булыжники придавливали к земле… Делали ее обязанной человеку, с которым быть связанной даже простой благодарностью она не желала.

Все еще делалось тяжко от воспоминаний…

Пусть даже теперь она видела: он и отец – два совершенно других человека.

И даже немного жалела Шермана после слов Бенсона о его умершей супруге…

Может, именно потому он и поддерживает ее – из-за ребенка в ее животе – памятуя о собственной умершей в родах супруге.

За этой и сотней других, не связанных с Коллумом Шерманом мыслей, прошел первый день Аделии в Уоппинге. Следующим утром пришла повитуха и снова ее осмотрела, велела ей больше заботиться о себе и отдыхать. А еще спросила, кто смотрит за ней там, в Тальботе… И девушка, так и не выбравшая до сих пор повитуху, сослалась неожиданно на лесную «колдунью», что заставило повитуху с интересом на нее посмотреть.

– Вы ее знаете? – догадалась Аделия. – Бевин Кендалл, живущую в лесном домике около Тальбота?

– Все знают Бевин, – отозвалась на вопрос повитуха. – Она в нашем деле самая лучшая.

И Аделию разобрало любопытство:

– Откуда вам это знать, если вы никогда с ней не встречались?

– Земля слухами полнится, госпожа, а те просто так не возникают.

И сказав это, женщина поспешила проститься с ней и отправиться к следующей подопечной. По крайней мере, так ей сказала, но было заметно, что расспросы женщине неприятны и она рада поскорее уйти.

Как странно, что она знает Бевин, живущую так далеко от Уоппинга… Вот Аделия никого в этом месте не знала и слухов не слышала

– Мэри-Энн, – обратилась она к юной служанке, – я хотела бы сходить в церковь. Которая ближе всего?

– Церковь Троицы, госпожа. Она равнёхонько на другой стороне от моста… Я вас туда провожу, коли хотите.

– Хочу.

Аделия встала с постели и поглядела на сундук с отобранными в дорогу вещами.

Мужскими, из мужнина гардероба…

Платье у нее было только одно, да и то с чужого плеча.

Зеленое, обнаруженное ей на постели, наравне с прежней куклой…

Что ж, делать нечего: девушка вынула платье и попросила служанку помочь ей с завязками. Платьице было простым, по статусу ей не подходящим, но хоть в талии оно село отлично: должно быть, та, что носила его до нее, была на несколько дюймов полнее. И Аделии, чуть раздавшейся в талии за последнее время, наряд оказалось в пору.

Служанка, одевая ее, не сказала ни слова, чему девушка была только рада… Уложила волосы в простую прическу и собралась выходить, когда в дверь постучали.

Мэри-Энн пошла отпирать…

И зарделась, впуская в комнату Адэра Брукса, элегантного, ладного, как всегда, с неизменной улыбкой на приятном лице.

– Госпожа Айфорд, – воскликнул он от порога, едва завидев Аделию, – как я рад, что вы в добром здравии. – Он подхватил ее руку и припал к ней с чрезмерно пламенным поцелуем.

– Господин Брукс, – удивилась в свою очередь девушка, – как вы нашли меня? Как узнали, что…

– Это судьба, дорогая. – Он выпрямился и замер напротив нее. Так близко, что их осудили бы, будь они в обществе… Но Мэри-Энн была не сведуща в подобных тонкостях, только пискнула, что будет дожидаться внизу и выскочила за дверь.

Аделия отступила на шаг, в душе негодуя на маленькую плутовку: оставить ее один на один с Адэром Бруксом…

Она сглотнула, стараясь не выказать своих чувств: быстро стучащего сердца и охватившего ее трепета – натянуто улыбнулась.

А Брукс продолжал:

– Перед отъездом в Манчестер я заезжал к вам в поместье, но мне сказали, что вы отбыли с управляющим продавать шерсть… Милая моя девочка, – он опять подхватил ее руку, – я почувствовал себя преданным, стоило только узнать, что вы отправились в путь самолично, не позволив мне стать опорой в вашем пути. Я мало что смыслю в шерсти, – поспешил сказать он, – однако мог бы стать вашим спутником в путешествии, обеспечить охрану… Вы знаете… сколь важны для меня…

Аделию окатило волной нестерпимого жара, она в волнении пролепетала:

– Господин Шерман предложил взять нас в обоз, и мой управляющий… Бенсон, согласился на это.

Адэр укоризненно покачал головой:

– Вы приняли его помощь, но отвергли мою. Я ранен в самое сердце!

– Я вовсе не… – окончательно стушевалась Аделия, и мужчина поспешил смягчить свой укор.

– Нет, конечно же, нет, моя дорогая, вы просто не знали, что я тоже собираюсь в Манчестер. В противном случае более, чем уверен, вы не стали бы принимать помощь этого монстра, этого Шермана, что опорочил вас на весь Ланкашир.

Теперь Аделия похолодела: она выдохнула залипший в гортани на мгновение воздух и замерла.

Брукс потер ее руки…

– Вы холодная, словно ледышка, бедная девочка. – Он привлек ее ближе. – Мне не стоило напоминать, только, видит бог, каждый раз, как я представляю, что с вами случилось… Мне хочется вырвать этому монстру глаза.

Аделия ахнула.

– Прошу вас, не надо… – прошептала она.

Адэр не ведал всей правды и был несправедлив к младшему Шерману, но открыться ему она не хотела.

– Бедная, бедная девочка, – снова посетовал Брукс, обнимая ее и прижимая к груди, словно безвольную куклу.

Аделия и сама удивилась, насколько слабой себя ощущала в этот момент, насколько безвольной… Должно быть, только подле Адэра Брукса она могла становиться собой: бедной девочкой, притворяющейся кем-то другим. Кем-то достаточно сильным и несгибаемым…

Её подхватили на руки и с нежностью опустили на мягкий матрац. Она не успела понять, что происходит, как горячие, жадные руки скользнули по подвязкам чулок, а мягкие губы накрыли её поцелуем. Столь требовательным и ненасытным, что на мгновение потемнело в глазах… Сладко заныло внизу живота.

И тогда она вспомнила про ребенка…

– Боже мой, нам нельзя! – прошептала она, с трудом прерывая неистовый поцелуй. – Мой ребенок… он пострадает…

– Я буду так осторожен, что он ничего не почувствует… – отозвался мужчина, покрывая горячими поцелуями ее шею и грудь. – Признайся, ты сама этого хочешь… с того самого раза, как мы были вместе впервые. Разве тебе тогда не понравилось? Разве ты не хотела бы все повторить?

Он смял ее грудь через платье, и Аделия вспомнила боль: то, как Адэр ворвался в нее под пологом зеленого леса, как шептал, что боль – лишь преддверие удовольствия, просил расслабиться и довериться ему полностью… Она и доверилась.

– Я замужняя женщина, – сказала она, порываясь подняться. – Это грех. Я не могу!

Брукс потемнел лицом и, уткнувшись ей в волосы, замер на долю секунды – как и Аделия под напором его тяжелого тела.

– Я люблю тебя, – прошептал он ей в самые губы. – И хочу тебя. Ты должна быть моей…

Вместо радости от признания девушка испытала испуг: неожиданный и, казалось бы, неуместный, но он кольнул в самое сердце.

– Я принадлежу мужу, – отозвалась она. – С этим теперь ничего не поделать.

Адэр поднялся и оправил дублет, глядя на нее сверху вниз чуть прищуренными глазами.

Произнес:

– Дитя в твоем чреве не делает его твоим господином

Потом повернулся и вышел из комнаты ни разу не оглянувшись.

Аделия села и оправила сбившуюся до талии юбку. В висках ухало, перед глазами стлался туман…

Что сейчас было? Как до такого дошло?

Ей казалось, она благочестивая женщина, готовая противостоять любому соблазну. Ан-нет, позволила Адэру снова касаться себя, целовать… И если бы ни ребенок… она бы опять ему уступила. Как тогда, в самый первый их раз, когда он сказал ей: «Доверься мне, милая девочка, я покажу тебе звезды…»

Они и в самом деле светили над ней, когда он делал с ней это… когда шептал: «Не кричи, сейчас станет легче. Ты такая красивая!» И она не кричала – считала звезды до десяти и начинала с начала.

Ей казалось, этот акт никогда не закончится…

Никогда не закончится эта пытка.

– Госпожа.

Голос от двери позвал ее, и Аделия воротилась в реальность.

– Мэри-Энн, – прошептала она. – Я сейчас. – И поднялась с постели.

Она ощущала себя грязной, как никогда, запятнанной, словно совершила нечто настолько ужасное, что этому не могло быть прощения.

Если прежде ее тяготило желание умертвить дитя в своем чреве, то теперь чувство вины усугубилось едва не совершенной изменой.

Она действительно слабая и никчемная, бедная девочка, увязшая в паутине лжи и обмана, из которой, казалось бы, не было выхода.

С тяжелым сердцем Аделия вышла из комнаты и покинула стены гостиницы – на душе было пасмурно как никогда.

24 глава

После рассказа трактирщика Коллума обуяло неуёмное беспокойство, сладить с которым не выходило. Он всю дорогу гнал лошадь галопом, то вырываясь вперед от обоза, то возвращаясь к нему; тот, даже пустым, ехал медленно, пересчитывал каждую кочку-колдобину, и мужчине было мучительно черепашье то передвижение. Однако оставить его он все равно не решался: люди зависели от него, а он зависел от них.

Правда, на подъезде к Уоппингу, велев вознице править к «Королевской короне», он все-таки унесся вперед, и, бросив слуге поводья своей взмыленной лошади, поспешил к комнате Аделии Айфорд.

Во-первых, хотел рассказать о том, что узнал от трактирщика, во-вторых, убедиться, что с ней все в порядке. Отчего-то казалось, что ей не составило бы труда ввязаться в опасную авантюру. Характер у нее был для этого подходящий: напористый, вздорный и абсолютно несносный.

На стук ему никто не ответил ни после первого, ни после четвертого стука.

Только служанка с корзиной белья, поднявшаяся на этаж, вдруг сказала:

– Леди из этой комнаты, господин, ушла еще поутру и больше не возвращалась. – Коллум сжал кулаки и выругался сквозь зубы.

– Ты уверена? – спросил он.

– Да, господин. Хозяин велел снести ей обед, а ее не было в комнате. Они ушли с Мэри-Энн, девочкой, что вы наняли для нее…

– Куда ушли?

Резкие, словно рубленые слова Коллума, кажется, испугали служанку, и она стушевалась:

– Так не знаю я, господин. – И поспешила добавить: – Ее с утра спрашивал кто-то… мужчина… Быть может, он скажет точнее.

– Мужчина? – Вот теперь Коллум по-настоящему испугался. Что за мужчина мог спрашивать о ней в этом городе? – Знаешь, кто он?

Служанка указала рукой на дверь в другом конце коридора.

– Он сейчас в комнате. Имени я не знаю.

И не нужно, он все выяснит сам! Коллум большими шагами прошел мимо девушки и дважды ударил в деревянную дверь. Та распахнулась под ворчливое недовольство о том, что некоторые желали бы отдохнуть, и Коллум, опешив на миг, увидел Адэра Брукса в одной рубашке и бриджах.

Тот тоже выглядел удивленным, но быстро взял себя в руки.

– Господин Шерман, какими судьбами? – осведомился с тонкой улыбкой. – Проходите, прошу вас.

Коллум вошел и окинул комнату взглядом. В голове его, от обилия мыслей и без того порядком гудевшей, всколыхнулась все та же неприятная мысль: Аделия Айфорд влюблена в Адэра Брукса. Мало того, они сговорились встретиться здесь, и она разыграла фарс с болями, чтобы остаться и встретиться с ним.

Может быть, в этой комнате…

Может быть, у нее…

От мелькнувшей перед глазами картинки он невольно сжал зубы.

– Где госпожа Айфорд? – осведомился без экивоков. – Я знаю, вы виделись с ней.

Брукс растянул губы в улыбке, фальшивой и донельзя неприятной.

– Виделся. Вам что с того?

В самом деле, какое ему до этой женщины дело? Ведет себя, словно влюбленный мальчишка.

– Я отвечаю за нее в этой поездке. Ей стало плохо дорогой…

– Теперь много лучше, – осклабился Брукс. – Никак общество некоторых людей действует угнетающе.

Коллум прищурил глаза, и они с Бруксом сцепились взглядами.

– Вы хотите мне что-то сказать? – спросил Шерман с угрозой.

И Брукс в том же тоне ответил:

– Обычно с такими, как вы, я стараюсь даже не заговаривать, но сейчас…

– С такими, как я?

– С такими мерзавцами, чтобы было яснее, – охотно пояснили ему. – Сейчас же я вряд ли сумею сдержаться, – продолжил Брукс свою мысль. Процедил: – Такие, как вы, берут женщину силой, делают то, что ей не приятно, а после смеют являться как ни в чем ни бывало, предлагать свою мнимую помощь и наигранную заботу.

Коллум сжал зубы и кулаки, сжался весь словно пружина, готовая вот-вот разжаться и…

Он улыбнулся с насмешкой:

– Вам что с того? – повторил слова Брукса, адресованные ему же. – Вам что за дело до Аделии Айфорд? Разве вы муж ей или… любовник? – Он помедлил, выискивая ответ в его мимике. – Друг?

Брукс не выдал себя ни единым дрогнувшим мускулом.

И произнес:

– Я тот, кому эта девушка не безразлична.

– В таком случае, нас таких двое, – ответствовал его собеседник. – Я тоже желаю госпоже Айфорд только добра!

– Ей… или вашему семени в ее животе? – осклабился Брукс. – Ваша навязчивость, уж простите за прямоту, наводит на определенные мысли.

Коллум знал, о чем говорят в Ланкашире, и все равно разозлился: ярость вскипела в нем, долго сдерживаемая и нашедшая выход, ударила по вискам. И рука разогнулась как бы сама по себе, когда кулак с яростью припечатался в челюсть Адэра Брукса…

– Не знал, что неравнодушие нынче выражается в оскорблении той, что его породила, – процедил Коллум, сверкая глазами.

И Брукс, силой удара отброшенный на постель, прошипел перекошенным ртом:

– Ты еще за это ответишь, проклятый Шерман.

– Я и теперь готов это сделать. Или кишка тонка?

– Кулаками, – усмехнулся мужчина, – решают дела только простолюдины. Я выше этого! – Он продолжал потирать покрасневшую скулу, зло глядя на Коллума. – Только ничтожества получают все силой…

Коллуму захотелось припечатать по роже противника вторым кулаком, для симметрии, но он удержался.

– Что ж, иногда трусость маскируется под благородство, принуждение – под любовь. А ложь становится истиной… Мир полон обмана.

Коллум и сам не знал, зачем это сказал – никак лавры Шекспира ударили в голову – не знал также, зачем распустил кулаки. Ему это было не свойственно: бить человека. Но так, как он жаждал съездить по роже Адэра Брукса, он давно ничего не хотел…

– Господин Шерман, господин Шерман, – услышал он взволнованный голос хозяина. – Мэри-Энн вернулась с сообщением от госпожи.

– Мэри-Энн? – переспросил он, все еще несколько не в себе после произошедшего. – Кто это?

И хозяин поспешил пояснить:

– Служанка, что вы наняли госпоже Шерман.

Госпоже Шерман? В первый момент в его голове всплыл образ Марии и только через мгновение Коллум понял, что хозяин говорит об Аделии.

– Где она?

Из-за спины говорившего выступила худенькая девчушка, перепуганная, явно смущенная.

– Она пошла в дом под красною черепицей и просила меня рассказать вам об этом, – сообщила она.

– Что за дом такой?

– Одного богатого господина.

Коллум, пусть даже разочарованный в девушке, все-таки за нее испугался, да так, что схватил служанку за плечи и встряхнул, вопрошая:

– Что ты знаешь? Расскажи всё, как есть.

Та, скорее смущенная тем, как близко он к ней находился, нежели испугавшись, сбивчиво пролепетала:

– Сегодня днем госпожа захотела посетить церковь и помолиться, и спросила меня, которая из них ближе к нам и как пройти туда. Я вызвалась проводить ее. Мы почти собирались уйти, когда пришел другой господин: она говорила с ним наверху, а после казалась какой-то расстроенной. Всю дорогу ни слова мне не сказала… А в церкви очень много молилась. Я даже притомилась немного и выскользнула за дверь подышать свежим воздухом, а когда воротилась, она говорила с Агатой Старр. И та даже плакала…

– Агата Старр, кто она?

– Дочка Джона, нашего булочника. Они с Абигэйл Уоттс были подругами… до того как… – замялась девчушка, – вы понимаете…

Коллум не понимал, и хозяин гостиницы, отвечая на его вопросительный взгляд, пояснил:

– Тот случай в доме церковного старосты, господин. Вы, верно, слышали, что случилось в прошлый октябрь? Когда эти «дьяволы» сотворили страшное смертоубийство…

Едва Коллум понял, о чем идет речь, как по-настоящему испугался: он не знал, каким образом госпожа Айфорд свела знакомство с подругой погибшей, но понял, что ей угрожает беда.

– Где этот дом? – спросил он служанку. – Покажи его мне.

Его люди, как раз добравшиеся до гостиницы, спешивались во дворе, и Бенсон, почувствовав что-то неладное, поспешил к нему:

– Господин Шерман, куда вы? Все ли в порядке с госпожой Айфорд?

– Госпожа Айфорд бездумно рискует собой и ребенком, – кинул он несколько раздраженно. И конюху: – Кровь Христова, да поживей там!

Бенсон, сбитый с толку подобным ответом, однако допытываться не стал: видел, что Шерман на взводе. Только подхватил поводья своей еще нерасседланной лошади и сказал, что отправляется с ним.

Коллум не удостоил управляющего ответом: вскочил в седло и, подхватив Мэри-Энн, усадил ее подле себя. Девчушка, раскрасневшись от удовольствия, указала рукой направление…

И они выехали со двора.

25 глава

Аделия молилась как никогда в жизни: горячо, с искренним чувством. Она жаждала быть прощенной, мечтала прочувствовать это, и в какой-то момент ощутила, как тяжесть ушла, уступив место тихой грусти.

Даже в этом брат оказался прав…

А они с Маргарет вечно высмеивал его: «Святой Фома идет не зная куда, Святой Августин всюду один…» Брат терпел. С детства был не таким, как другие: тянулся в горнему, мечтал стать монахом, за что частенько был бит отцом. Тот мечтал о наследнике с деловой хваткой, таком же как он, а получил «святошу с глупостью в голове». И пенял матери за выбранное для мальчика имя: Сэмюэль – «слушающий бога», мол, назови они его Джеральдом или Фарраном – все могло быть абсолютно иначе. Но о том, что имя выбрал он сам, отец ни разу в своих укорах не вспомнил… Много позже, уже будучи взрослой, Аделия выяснила, что Сэмюэлем звали его собственного отца. И был тот человеком жестоким и хватким, таким, что данное имя никак в его жизни не проявлялось… То есть мать было не при чем в наклонностях сына – отцу лишь хотелось обвинить кого-нибудь в своих бедах. И в этом был весь Китон Лэмб!

Аделия была все еще на коленях – уже не молилась, но думала о родных – когда кто-то тронул ее за плечо. Вздрогнув, она открыла глаза и увидела девушку за спиной… Та казалась немного испуганной, грудь ее тяжело поднималась и опадала. Она поглядела Аделии прямо в лицо, а потом выдохнула… То ли с разочарованием, то ли все-таки с облегчением. Должно быть, это была смесь и того, и другого…

– Простите меня, – пролепетала она, – я решила, что вы другой человек. – При этом глядела на ее зеленое платье и вдруг протянула ладонь. – Могу я потрогать?

На рукавах, вышитая искусной рукой, красовалась россыпь переплетенных между собой незабудок, именно к ним и потянулась странная незнакомка. И едва Аделия молча кивнула, та коснулась их пальцами…

– Как похоже на вышивку Абигэйл, – прошептала она. – И платье зеленого цвета. В таком она приходила на воскресную службу!

Аделии стало не по себе, даже мурашки пробежали по коже – девушка могла показаться блаженной, но явно ей не была – и она решилась заговорить.

– Вы знали кого-то, носившего такое же платье? – спросила она.

При звуках ее тихого голоса незнакомка отняла руку от вышивки и снова на нее поглядела.

– Вы не она, теперь я отчетливо это вижу, но стоило мне войти в церковь и увидеть коленопреклоненную фигуру в зеленом платье… как во мне всё встрепенулось… Простите, пожалуйста!

– Кого я напомнила вам? – спросила Аделия разволновавшись. – Я с радостью выслушаю.

У девушки слезы на глазах навернулись.

– Мою подругу, – сказала она. – Абигэйл Уоттс, дочь церковного старосты. Он служил в этом самом приходе, и мы с Аби сдружились еще будучи крохами. Много часов проводили под этими сводами… Но около года назад она вышла замуж и перебралась жить в Пэтсвилль, деревню неподалеку, а прошлой осенью… – тут говорившая громко всхлипнула, и Аделия, обхватив девушку за плечи, усадила ее на скамью и села сама.

– Что произошло прошлой осенью? – спросила она.

И девушка, часто сбиваясь, сквозь слезы поведала ей ту же историю, которую ранее услышал Коллум Шерман от словоохотливого трактирщика. Правда, не зная об этом рассказе, Аделия то и дело ловила себя на мысли о том, что должна пересказать Шерману происшествие слово в слово… И как можно скорее. Она вдруг уверилась, что отыскала правильное событие: то самое, что послужило точкой отсчета для разорванных отношений между Шерманом-старшим и ее мужем.

И когда девушка закончила говорить, она, все еще под тяжелым впечатлением от услышанного, искренне возмутилась:

– Неужели местный шериф так и не смог отыскать виновников этого дела?! Они должны быть непременно наказаны.

Девушка изобразила что-то вроде улыбки, грустной, полной обреченной покорности.

И сказала:

– Ах, мисс, если по правде, то все в Уоппинге знают, кто стоит за этим смертоубийством, как, впрочем, и за остальными бесчинствами тоже. Разве такое укроется в маленьком городке?

– Вы знаете, кто это сделал? – удивилась Аделия. И после краткой заминки: – Кто же?

– «Слуги Люциферовы», мисс. А предводителем у них Джордж Мэдуин, сынок богатого текстильщика из Манчестера. Здесь, на самой окраине, у него дом с красной крышей, который мы стараемся обходить стороной… Там что ни ночь, происходят страшные вещи. Всяк знает, там лучше не появляться после заката! Да и днем редко кто станет соваться туда…

Аделию это признание поразило не меньше самой истории про бедняжку Абигэйл Уоттс.

– Но почему в таком случае бездействуют власти? – спросила она.

– Да потому, мисс, что закон писан только для бедных, а богатые могут творить все, что хотят.

Аделия застыдилась своего собственного происхождения: спрятала нежные, не привычные к тяжелому труду руки, которые выдавали в ней непростолюдинку, даже несмотря на бедное платье. А девушка, поспешно поднявшись с места, сказала, что ей пора уходить, и, пожелав друг другу доброго дня, они расстались: Аделия осталась сидеть под сводами церкви, а ее собеседница вышла в высокие двери.

– Госпожа? – окликнула ее Мэри-Энн, когда по прошествии долгого времени она так и не двинулась с места. – Вы хорошо себя чувствуете?

Аделия, погруженная в свои мысли, совершенно забыла про маленькую служанку. Рассказ девушки не отпускал ее: она думала про совпадение с платьем, что надето на ней, про беременную погибшую, дочь церковного старосты, и про странности в их с Шерманом обоих домах. Что, если кто-то… кто-то близкий семейству Уоттс, решил отомстить виновникам тех событий? Что, если кто-то выяснил, кем они были, и…

Аделия встала и поглядела на девочку:

– Отведи меня к дому с красной черепицей, – сказала она. – Тому, что на самой окраине…

Мэри-Энн пискнула полупридушенной мышью:

– Госпожа, вам лучше туда не ходить. Умоляю, давайте вернемся в гостиницу! Господин Шерман зашибет меня, коли узнает, что я недоглядела за вами…

Этот довод, вопреки ожиданиям девочки, лишь подстегнул решение девушки отправиться к дому Джорджа Мэдуина сейчас же, в тот же момент. Они с Шерманом полагали отыскать хоть какую-то зацепку в Манчестере, и теперь как же он удивится, когда только услышит, что ее показавшееся столь несвоевременным недомогание, послужило к их общему благу.

– Не покажешь дорогу, сама пойду, – сказала она, да так, что служанка побоялась противоречить.

Дорога не заняла много времени – Уоппинг весь умещался на пяти больших улицах – и вскоре девочка указала пальцем на дом с красной черепицей. Чем ближе они к нему подходили, тем безлюднее делалось вокруг: люди действительно обходили дом стороной. Впрочем, тот и сам стоял как-то особняком, словно таясь за пышными кронами лип, готовый в любой момент наброситься на случайную жертву.

– Теперь давайте вернемся в гостиницу, – попросила служанка. – Мало ли что взбредет в голову господам из «Преисподней».

– Из преисподней? – переспросила Аделия.

И девчушка кивнула:

– Так в городе этот дом называют: «Преисподняя». И название верное, коли в нем слуги дьявола обитаются. Они сами себя этим именем величают… Безбожники и убийцы! Пойдемте, прошу вас, моя госпожа.

Но Аделия, хоть решимости в ней дорогою поубавилось, все-таки не отступилась.

– Сделаем так, – сказала она, – ты сейчас вернешься в гостиницу и передашь господину Шермана, когда он вернется, куда я пошла.

Но та буквально взмолилась:

– Пожалуйста, не делайте этого: они вас убьют… или того хуже. А у вас ребеночек в животе…

Наверное, это было действительно безрассудством, только Аделия верила в силу разумного диалога и потому, велев Мари-Энн возвращаться в гостиницу с сообщением, отправилась к дому с красной черепицей.

На первый негромкий стук в дверной молоток никто не ответил, на второй – она услыхала за дверью шаги, и на пороге предстал богато одетый слуга с чуть вскинутыми в безмолвном вопросе бровями.

– Я бы хотела поговорить с господином Джорджем Мэдуином, – сказала она. – Надеюсь, он дома?

– Дома, но занят обедом. И он не любит, чтобы его отвлекали! – Слуга окинул ее презрительным взглядом.

Аделия к таким не привыкла, и в ней вскипели упрямство и гордость.

– Передай своему господину, – велела она, – что Абигейл Уоттс желает видеть его для важного разговора. Уверена, он мне не откажет!

Слуга с недовольным лицом прикрыл дверь, и Аделия очень надеялась, что он пойдет доложить о ней господину, а не оставит стоять здесь целый день кряду. Впрочем, вернулся он быстро: открыл дверь и велел ей идти за собой.

Сердце у девушки застучало набатом, ноги вдруг ослабели, но дверь захлопнулась у нее за спиной, и обратного пути больше не было.

В холле за накрытым столом сидели три человека. И все трое с одинаково мрачными лицами глядели на гостью в упор…

– Абигэйл Уоттс? – произнес тот, что сидел в центре стола. – Вы кажитесь слишком живой для покойницы.

– Или призрака, – поддакнул второй, поднимаясь из-за стола.

Он приблизился, обходя Аделию по кругу, пока ни щипнул пребольно за руку.

Она дернулась…

– Живей не бывает, – констатировал этот второй, обращаясь к мужчине в центре стола.

Тот, как отметила девушка, был относительно молод, хорош собой и обладал тем несравненным талантом держать себя, который воспитывается годами безбедного существования.

– Зачем вы здесь? И кто вы такая? – спросил он холодным, металлическим тоном.

Таким, что у Аделии мурашки пробежали по коже…

– Я пришла поговорить о случившемся прошлой осенью, – сказала она. И голос ее предательски дрогнул… – О том, что случилось с Абигэйл Уоттс… и кто из ваших людей участвовал в этом…

Джордж Мэдуин, а был это именно он, сузил глаза и кивнул мужчине по правую руку.

– Уступи «мисс Уоттс» место за нашим столом, – приказал он, не сводя от нее глаз. – Я вижу, нам есть, что обсудить. – Аделию подхватили под локоть и насильно усадили за стол. – А теперь, – продолжил мужчина, – назови свое настоящее имя и даже не думай мне лгать…

Нож, которым он только что поддевал жареную куропатку, взрезав воздух, с силой вонзился в стол в одном дюйме от ладони Аделии, вскрикнувшей от испуга.