Текст книги "Хозяйка Айфорд-мэнор (СИ)"
Автор книги: Евгения Бергер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)
18 глава
С некоторых пор Коллум подозревал, что совершенно не понимает женщин…
Женщин или одной конкретной женщины: противоречивой, изменчивой, как туман над Сконской заводью.
Он полагал, что смекалка, проявленная им в отношении того дела, хоть отчасти вызовет благодарность в лице этой небезызвестной особы, но в итоге столкнулся с таким яростным неприятием, даже вызовом, что невольно заинтересовался.
Что движет женщинами?
Что происходит в голове конкретно Аделии Айфорд?
Это ее «вы отвергли меня» и вовсе повергло Коллума в удивление, тем большее, чем меньше причин оного он понимал.
Неужели она хотела тогда…
Нет, абсурдно и думать.
Погруженный в раздумья, он ехал все тише, позволив коню самолично везти его к дому, и, ступив на подъездную дорожку, заметил явный переполох, заставивший погнать коня вскачь.
– Что происходит? – спросил он слугу, подхватившего лошадь, едва он спрыгнул на землю.
– Господин…
Он не стал дожидаться ответа и, нетерпеливо махнув рукой, направился к дому.
Первым его встретил эконом, мистер Джерси, он, обычно вальяжный и строгий, словно венецианский дож, сейчас с перепуганным видом сообщил, что «мисс Лора в слезах и требует видеть отца», а господин Шерман настолько рассержен случившимся, что велел выпороть каждого, кто в этом виновен.
– Что случилось-то? – спросил Коллум.
Но опять же, не дожидаясь ответа, поспешил в комнату дочери, где и застал ее плачущей на коленях у старой няньки. Увидев отца, она побежала к нему и повисла на шее…
– Папочки, Рыжий Ремзи убил мою канарейку! – сообщила она, икая и плача одновременно. – Дедушка говорит, он свернул бедненькой шею, а потом положил ко мне на кровать…
Коллум глянул на няньку, ища подтверждения словам дочери, – та молча пожала плечами.
– Вот и ты, – ворвался в комнату Верн Шерман, как всегда, шумный, напористый, заполняющий собой все пространство. – Наконец-то явился… Бедная девочка льет горючие слезы, а ее даже некому пожалеть.
Коллум не стал говорить, что он, как дед «бедной девочки, мог вполне это сделать, лишь спросил:
– Кот убил канарейку?
И Шерман, подхватив его под руку, велел внучке:
– Пойди к нянюшке, дорогая. Нам с твоим папой нужно поговорить!
Лора нехотя отпустила отца, и Шерман тут же потащил его из комнаты прочь. Коллум не успел и слова сказать, к тому же нервозность отца невольно передалась и ему…
– Что происходит? – спросил он, едва они оказались за дверью гостевой спальни. – Это не кот убил Лорину канарейку?
И отец его просветил:
– Ремзи издох третьего дня, и его схоронили в старом саду.
– Кто же тогда… посмел…
– Этим вопросом задаюсь и я, Коллум. Лоре мы, ясное дело, ничего не сказали, пусть думает, это кот придушил ее маленькую любимицу… Сами же мы понимаем: кто-то сделал это нарочно. Вынул птицу из клетки и приложил о каминную полку (мы обнаружили на ней следы крови), а после нарочно оставил ее на кровати ребенка…
– Кровь господня, – выдохнул Коллум, пораженный рассказом отца.
Все в поместье любили малышку Лору, никто бы не стал намеренно убивать ее любимую канарейку. Все знали, как она к ней привязана…
А на прошлой неделе во время охоты порвалась подпруга у отцовской лошади, он свалился на землю, лишь чудом не сломав шею.
Конюха, седлавшего лошадь, избили кнутами за невнимательность, а дело, быть может, было не в нем.
– Что происходит, отец? – спросил Коллум, глядя мужчине в глаза. – Мне стоит о чем-то знать?
– Что ты имеешь в виду?
– Лишь то, что с вашим характером наживать врагов не составляет труда. Что, если это кто-то из них устраивает все это?
И Шерман побагровел:
– Убивает маленьких птиц?! Ты хоть думаешь, о чем говоришь, щенок?
Коллум мысленно взял себя в руки: он не позволит отцу вывести его из себя.
– Порванная подпруга – по-вашему, тоже всего лишь случайность? – осведомился он с серьезным лицом. – В свете нынешнего события, я начинаю склоняться к тому, что вас намеренно хотели убить… Конюх божился тогда, что проверил подпругу перед охотой, что она была в полном порядке, и я склонен верить ему. – И повторил: – Есть тот, кого нам стоит бояться?
– Боятся трусы! – выплюнул Шерман. – Шерманы же стоят до конца с высоко поднятой головой.
– Против кого?
Верн Шерман ударил кулаком по резному столбику кровати и возмутился:
– Кровь Христова, заладил, как заводной: кто, да кто? Мне почем знать, что за ублюдок стоит за всем этим.
И Коллум поверил ему: отец в самом деле не знал конкретного человека, но что-то опять же подсказывало: что-то тревожило его уже долгое время. С тех самых пор, как он вернулся из Манчестера около полугода назад… Сразу после того они с Айфордом перестали общаться. А значит, в тот раз случилось нечто, рассорившее друзей и заставившее отца пугаться собственной тени.
А он боялся, очень боялся, пусть и бахвалился в своей привычной манере.
– Вы могли бы мне рассказать, – заметил он только, вполне осознавая тот факт, что вызвать отца на откровенность у него не получится. – Я мог бы помочь.
И тот усмехнулся:
– Окстись, щенок! Не бери на себя слишком много, – произнес он, выходя за порог комнаты.
Коллум замер в задумчивости, глядя в след удаляющемуся отцу, а после воротился в комнату дочери, где и провел целый час, обещая ей купить новую канарейку или двух, еще лучше прежних и непременно не менее певчих.
Когда Лора достаточно успокоилась, и Коллум смог удалиться, оставив ее на попечение няньки, он отправился отыскать эконома, мистера Джерси. Тот, все еще с опрокинутым и несчастным лицом, отыскался в столовой – он наблюдал за сервировкой стола – и мужчина осведомился без долгих вступлений:
– Удалось выяснить, кто убил птицу мисс Лоры?
– Нет, господин. Все клянутся своей головой, что никогда такого б не сделали, и я верю им. Нашу маленькую хозяйку в Шерман-хаусе любят все как один!
– Был ли в доме кто-то чужой, посторонний?
– Посторонний, господин Шерман? – Джерси, казалось, смутился. – Ваш отец, сами знаете, приказал обновить погреба, так работники снуют целыми днями, что те муравьи. Правда, в хозяйскую часть не заходят. Заметь я только такое, сурово бы отчитал каждого, можете быть уверены, господин!
Джерси служил их дому долгие годы, и сомневаться в его искренности не приходилось. Коллум молча кивнул и, выходя в холл, заметил отца, вышедшего из дома. В большое окно было видно, как он идет в сторону сада, торопливо, размахивая руками, словно в беседе с кем-то невидимым.
Быть может, с самим собой.
И Коллум, наблюдая за ним, еще с большей ясностью понял, что должен узнать, что стоит за ссорой отца с бывшим другом. Что случилось в Манчестере прошлой осенью…
К счастью, скоро стрижка овец, и он повезет туда шерсть на продажу. Отец еще месяц назад сказал, что доверяет это дело ему, сказал так, словно Коллум и прежде этим не занимался: обычно отец кутил в кабаке, а он сбывал шерсть перекупщикам из Кале. Те платили меньше того, что можно было бы выручить, продавая сырец напрямую, но ехать ради этого в Лондон, нанимая охрану от грабителей на дорогах, оплачивая еду и ночлег в придорожных гостиницах – все это не стоило свеч. Слишком муторно и затратно… Легче было продать шерсть перекупщикам прямо в Манчестере. Так он и делал, пусть отец и ворчал, что Коллум пропускает деньги сквозь пальцы, что ничуть не понимает в делах, и был слишком уперт, чтобы признать собственную ошибку, даже если их управляющий, мистер Ленгби, расписал ему плюсы и минуты данной затеи по пальцам, словно ребенку.
Итак, в следующем месяце он едет в Манчестер, туда, где случилось нечто значительное, судьбоносное для отца и, как видится, для них с Лорой.
Но как выяснить что?
Фигура отца как раз растворилась средь листвы садовых деревьев, и Коллум, движимый необходимостью действовать за спиною отца, отправился к его кабинету. Если ему повезет, мистера Ленгби, не будет на месте, и он…
Коллум сам не знал, что станет там делать, действовал скорее интуитивно, но это было единственным, что пришло ему в голову. Вряд ли приходилось надеяться, что отец вел дневник, подобно юной девице, но вдруг хоть что-то подскажет ему направление поисков.
Коллум толкнул дверь и вошел – в комнате было пусто.
Удача…
Он осмотрелся: аккуратно разобранный стол, явно дело рук управляющего, сам отец аккуратностью не отличался, бухгалтерские книги на полках, любимое кресло отца у камина и…
Стоп, что это? На догорающих углях камина Коллум заметил клочок белой бумаги.
Подошел и выхватил его из огня. Размял тлеющий угол обрывка голыми пальцами и присмотрелся…
«… ты отве… шь за в…» прочитал он.
И, поразмыслив, сложил полную фразу: «Ты ответишь за все». Почерк четкий, напористый, с округлыми завитками. Таким не пишут бедные батраки, нанятые отцом для обустройства его погребов (те, верно, и вовсе не умеют писать), таким пишут люди грамотные, ученые. Клерки, нотариусы, адвокаты…
Коллум стиснул клочок бумаги в руке и вышел из кабинета отца, полный самых тягостных мыслей.
19 глава
Время шло, а происшествие с куклой не забылось: более того – обросло новыми, не менее жуткими деталями. Например, дня через три после первого случая кукла, которую Бенсон снес на чердак, оказалась сидящей за обеденным столом в холле, когда Аделия спустилась утром на завтрак. Посаженная во главе стола на место хозяйки, в доме с еще не раздернутыми портьерами она казалась живым человеком, глядящим на нее немигающими глазами…
Аделия тогда испугалась до дрожи, вскрикнула и отступила к стене, не смея пошевелиться. Вошедшая в комнату Глэнис оказалась менее сдержанной, и, вцепившись в свой фартук, огласила весь мэнор очередным истерическим ором.
Кто кого именно успокаивал так и осталось в то утро загадкой: Глэнис – Аделию или наоборот. Однако после этого раза куклу спалили в печи, и, казалось, избавились от проблемы, да время впоследствии показало, что не совсем.
Да и стоило ли надеяться на такое?
В проклятия, духов или тому подобные вещи Аделия верила лишь отчасти, допуская, что если нечто непознанное и могло бы случиться, то только не с ней и не в их прагматичном, вовсе не сказочном Ланкашире.
А потому понимала: за этими случаями кто-то стоит.
Кто-то живой, существо из плоти и крови, а не призрак, неожиданно объявившийся ни с того ни с сего.
Гдэнис, конечно, против этого выступала: мол, «ни с того ни с сего» – абсолютно неверная формулировка. Дом, простоявший две сотни лет, не мог обойтись без хотя бы одного самого захудалого привидения… И ничего, что прежде они о нем не слыхали, вдруг только сейчас он решил себя проявить. Кто знает, что у них, призраков, на уме…
Когда появилось зеленое платье, Аделия даже не удивилась: простенькое, такое, какие девушки из семей средней руки надевают на воскресную службу, оно обнаружилось у нее на постели однажды вечером по возвращении с мыловарни.
Она никому о нем не сказала, просто спрятала на самое дно сундука и ждала, что будет дальше.
А дальше пришло время стрижки овец. И Бенсон, несколько раз писавший хозяину с просьбой если не озаботиться самим предстоящим процессом, то хотя бы свезти шерсть в Манчестер и продать ее по пригодной цене, совсем загрустил. Мол, торгаши там, писал он, верткие, словно угри: присмиривают только в присутствии важного господина, его одного и слушают, слуги же у них не в почете. Так обведут вокруг пальца, так зубы заговорят, что получишь лишь полцены, да и то с великим трудом. Но Айфорд ему не ответил…
– Может, вас он больше послушает, – говорил он Аделии, исподволь побуждая ее саму написать супругу.
И она написала, но опять же безрезультатно: ответом ее тоже не удостоили. Впрочем, она и не надеялась… Айфорд вряд ли даже помнил о ней, а уж об овцах и необходимости свезти шерсть в Манчестер он не помнил подавно. Занят был Валентайн и тратой их ограниченных средств… И встал вопрос, кому ехать в Манчестер. Сколько людей нанять для охраны обоза? И потянут ли они вообще эти траты?
Дван к тому времени третий день не гонял овец в поле: боялся, не подмочилась бы шерсть от нежданно нагрянувшего дождя. Всякому ясно, мокрая шерсть скоро портится и теряет в цене… Стригали были наняты, овчарня вычищена.
– Госпожа, не хочу огорчать, но без хозяина в этой поездке мне вряд ли управиться, – в очередной раз говорил управляющий. – В прошлый раз мы были в обозе господина Шермана, – продолжал он, – и мистер Айфорд, пусть на торги так и не соизволил явиться, хотя бы присутствовал в городе.
– И напивался в каком-нибудь кабаке? – предположила Аделия. – Славная помощь. – И строго поглядела на Бенсона: – В прошлый раз ты все сделал сам, справишься и сейчас. К тому же я буду рядом…
– Простите, моя госпожа? – Управляющему показалось, что он ослышался. – Я не совсем понимаю.
И Аделия пояснила:
– Я поеду в Манчестер продать нашу шерсть. Помогу тебе, коли сам ты так боязлив…
– Но, госпожа…
Глаза у несчастного стали размером с хорошую плошку, и ужас, отразившийся на лице, не сделал его привлекательней. Только комичней…
В дверь постучали, и на пороге возникала Глэнис с сообщением о нагрянувшем госте. Она казалась смущенной, когда говорила:
– Господин Шерман пожаловали с юной мисс Лорой. Прикажете пригласить?
Коллум Шерман с дочерью… Аделия удивилась.
Зачем они здесь?
– Пригласите их в холл, я сейчас выйду, – отозвалась она. И поглядела на Бенсона: – Мое присутствие не составит сложностей для тебя, – сказала она, – раз уж мой муж не соизволит заниматься делами, я займусь ими от его имени. В мужском платье вряд ли кому-то удастся заметить подмену…
– В мужском платье?! – воскликнул Бенсон. – Но это грех, госпожа. Вас предадут анафеме, словно ведьму.
– Ты слишком драматизируешь, все пройдет хорошо.
И на этих словах она поспешила навстречу гостям, оставив несчастного управляющего наедине с его безрадостными мыслями. Мисс Лора, едва она вышла из кабинета, бросилась к ней и обхватила за талию…
– Госпожа Айфорд, – сказала она, – наконец папа привез меня к вам. Вот, я привезла вкусный гостинец! – Она побежала обратно к столу и извлекла из корзинки банку варенья. – Крыжовниковое. Мое любимое! Нянюшка сказала, вам оно тоже понравится.
Аделия отозвалась смущенно:
– Не сомневаюсь. Очень приятно, что ты подумала обо мне!
Она еще ни разу не взглянула на гостя и невольно гадала, о чем он думает в этот самый момент. Зачем привез дочь и крыжовниковое варенье?
Когда же она, наконец, осмелилась поднять взгляд, мужчина сказал:
– Лора очень хотела вас навестить, а я… хотел попросить прощение за отца. За то, как он повел себя в прошлый раз! Это было весьма оскорбительно, и я осознаю это.
Аделия стиснула руки и обратилась к ребенку:
– Мисс Лора, не хотела бы вы посмотреть на ягнят? – спросила она. – Их держат в загоне за кузницей. Служанка проводит вас.
– Очень хочу! – обрадовался ребенок. – У нас тоже маленькие ягнята, но папа не дает мне с ними играть. – Девочка зыркнула на отца обиженным взглядом. – Говорит, в доме животным не место.
Аделия улыбнулась:
– В этом я с вашим папой согласна: ягнятам лучше в овчарне. И там, если вы захотите, можете поиграть с ними. Вы не против? – взглянула она на Шермана. Тот молча кивнул. – Тогда я позову Глэнис.
Аделия не могла унять нервной дрожи, неизменно испытываемой в присутствии Коллума Шермана, и была рада сбежать хотя бы на миг. Дать себе передышку… Он скверно на нее действовал, вызывал явное отторжение одним своим видом. Таким безупречным, высокомерным… По крайней мере, так ей казалось.
И препоручив Лору Глэнис и вернувшись с тяжелым сердцем назад в холл, она вдруг заметила гостя за беседой с собственным управляющим. Тот, казалось, смутился, увидев ее, замялся, словно уличенный в недобром поступке, но Коллум Шерман спокойно сказал:
– Мистер Бенсон поведал мне о ваших заботах, связанных с перевозкой шерсти в Манчестер, и я предложил поступить так же, как прежде: отправиться общим обозом. Дороги нынче не безопасны, моих же людей будет достаточно для охраны… Надеюсь, вы не будете против?
Она была против, еще как была… Одарила Бенсона негодующим взглядом, под которым он неожиданно стушевался и словно стал меньше.
– Не знаю, будет ли это уместно… – начала она осторожно. Понимала, что предложение очень щедрое и принять его было б разумно, но сделав это, она становилась б невольной должницей обоих Шерманов. А супруг ее с ними в разладе. Значит, и ей как бы не стоило… – Мой супруг, сами знаете, раздружился с вашим отцом… И господин Шерман, я полагаю, не пожелает…
– О нем не волнуйтесь, – перебил ее собеседник. – Мой отец не едет в Манчестер, а значит, ему не нужно и знать, что ваши повозки присоединятся к обозу. Ваш муж же…
– … Вряд ли приедет заняться продажей, – теперь уже девушка дополнила его речь. И протянула Шерману руку: – Спасибо за предложение, господин Шерман. Само собой, мы договоримся о плате – Бенсон все сделает.
Мужчина с секунду помедлил, как бы не зная, что делать с этой женской рукой: поцеловать по обычаю или пожать в знак свершившейся сделки. По выражению ее лица понял, что не галантных расшаркиваний она ждет от него, и потому, не сдержав легкой улыбки, пожал ее тонкие пальцы.
Аделию бросило в жар…
Виной всему эти насмешка и… слишком горячие руки.
Святые угодники, что она делает, право слово? Как будто сделку с дьяволом заключает. И если Айфорд узнает…
– Могу я с вами поговорить? – произнес Шерман, и Аделия встрепенулась.
– Да, конечно.
– Наедине.
Он глянул на несчастного Бенсона, что стоял сам не свой.
– Оставьте нас, Бенсон, – попросила хозяйка, пытаясь не выдать паники.
О чем он хочет с ней говорить? В прошлый раз она и так сболтнула лишнего.
Бенсон вышел, лишь раз оглянувшись через плечо, правда, никто этого не заметил: оба думали о своем.
– Госпожа Айфорд, – начал Шерман, едва они остались одни, – могу я быть откровенным?
– Д-да, конечно, – отозвалась она.
И сцепила руки в замок…
– Дело в том, что я много думал о том, что послужило поводом для размолвки между моим отцом и вашим супругом, – произнес Шерман, глядя на девушку очень серьезно, так, чтобы она тоже прониклась важностью данного разговора. – Этот вопрос не дает мне покоя долгое время, и в свете новых сложившихся обстоятельств я хотел бы разъяснить его даже сильнее. Но отец не желает мне открываться, как бы я ни старался. – Он выдержал краткую паузу. – Возможно, ваш муж… мог быть несколько откровеннее… хотя бы намекнуть на причину…
Аделия головой покачала.
– Боюсь, я знаю не больше вашего, господин Шерман, – сказала она. – Супруг никогда даже не заговаривал об этом, а я… не спрашивала…
И вовсе не потому, что того не хотела: просто близости, побуждающей к откровенности между супругами, между ними, увы, не возникло. И все, между прочим, по вине Шерманов…
– Понимаю.
Нет, понять он не мог, только думать, что понимает. Все эти месяцы в Лондоне, одинокие, полные гнева и сожалений, были кошмаром, который Аделия не хотела и вспоминать. И каждый раз, как ей приходилось мысленно туда возвращаться, в это прошлое, сердце ее клокотало, а гнев закипал против воли…
Она стиснула кулаки: только бы не сорваться. Только бы не перед Коллумом Шерманом! Такого удовольствия она ему не доставит…
– Зачем вам это? – спросила она. – Зачем вы хотите узнать, что виной этой размолвке?
– А разве вы не хотите?
О да, очень хотела: не будь данного обстоятельства, ее первая брачная ночь прошла бы совсем по-другому.
– Вы сказали о неких «новых сложившихся обстоятельствах», – ушла она от ответа. – Что вы имели в виду?
И Коллум рассказал ей о последних событиях в Шерман-хаусе: про порванную подпругу, про умершую канарейку дочери… про клочок бумаги в камине.
Он сам не знал, что побудило его открыться этой высокомерной девчонке (наверное, просто устал держать все в себе), но признания вырвались сами, и он весьма удивился, когда слушательница с посеревшим лицом осела на стул.
– Что с вами? Кликнуть служанку?
– Нет, – Аделия поспешно мотнула головой, – не надо. Просто есть еще кое-что, о чем вам стоит узнать…
И тоже рассказала о кукле и платье, спрятанном на дно сундука.
20 глава
Это самое платье Аделия уложила в дорожный сундук, когда собралась ехать в Манчестер. Она очень надеялась, что небольшое отсутствие не скажется на потихоньку налаживающемся хозяйстве: Китон Уэст приглядит за мыловарней, Глэнис с Брэди – за домом.
А платье может ей пригодиться…
Разговор с Коллумом Шерманом всплыл в ее голове:
– Я уверен, кто-то стоит за всем этим. Кто-то, каким-то образом связанный со ссорой отца и вашего мужа, и нити тянутся в Манчестер. Там что-то случилось… И я, коли позволите, хочу это выяснить.
– Каким образом?
– Порасспрашиваю в тавернах, пройдусь по любимым местам отца.
Аделия не сдержала едкой улыбки.
– Много ж борделей придется вам посетить, – сказала она и самой себе удивилась. Никак чувство свободы вскружило ей голову, сделало дерзкой не только в мыслях. Она прикусила язык…
Отец бы точно ответил ей оплеухой, Коллум Шерман лишь улыбнулся.
– Печетесь о моей добродетели, госпожа Айфорд? – осведомился с улыбкой. – Польщен, право слово.
Теперь она и вовсе смутилась, и сказала, чтобы скрыть это:
– О, я всего лишь констатирую факт! О вашем отце идет дурной слух.
– Как и о вашем супруге.
Глаза их встретились…
– Полагаю, они достойны друг друга, – согласилась Аделия, чтобы только прекратить неприятный ей разговор.
И теперь, пряча платье в дорожный сундук, она рассчитывала внести свою лепту в их маленькое совместное расследование с Коллумом Шерманом. Он, конечно, не знал, что у нее на уме, и явно рассчитывал сделать все сам, что ж, такого удовольствия она ему не доставит.
Глэнис вошла в комнату и с недовольством головой покачала.
– Срам-то какой, – сказала она. – Что, если вас кто-то узнает?
– Кто же? – улыбнулась Аделия. – Манчестер – большой город, вряд ли кому-то есть дело до мужчины в зеленом колете.
– А о женщине, переодетой мужчиной, разговоров было б немало, – проворчала служанка.
– Это только если кто-то узнал бы меня…
– А как же господин Шерман, он точно узнает вас?
– Не сомневаюсь, что так и будет.
– И вы так спокойно говорите об этом?!
Аделии захотелось прижаться к служанке, почувствовать тепло почти материнской заботы, такой, какую она лишь от старой няньки и получала, и она, не сдержавшись, приобняла ее за плечи.
– Ну, что ластитесь? – растрогалась та. – Думаете, я ругать меньше стану, коли позволю с собой обниматься. – И чуть менее строго: – Не дело это, моя госпожа, с ребеночком в животе в такую авантюру-то ввязываться. Зачем вам все это?
И Аделия почти не лукавила, когда отвечала:
– Затем, милая Глэнис, что нам нужны деньги, и я намерена сразиться за них со всеми дельцами торговой королевской компании, какими бы страшными они ни были.
А потом направилась сразу во двор, где ее дожидался Бенсон и готовые вот-вот отправиться в путь повозки с шерстью. Им предстояло встретиться с общим обозом подле Тальбота, и Аделия не собиралась заставлять себя ждать. Она легко вскочила в мужское седло и поправила шляпу с пером, которой надлежало отчасти скрадывать черты ее не по-мужски миловидного личика.
Так, в полном молчании, они с Бенсоном и добрались до Тальбота, где у дороги уже дожидались другие повозки и Шерман. Конь под ним нетерпеливо перебирал ногами, и всадник сдерживал его крепкой рукой… На секунду, но Аделии стало страшно за встречу, которая им предстояла. Пришлось взять волю в кулак и с улыбкой поехать навстречу хмурому всаднику, явно тщетно пытающемуся понять, кто находится подле Бенсона.
– Доброе утро, господин Шерман, – первой сказала она и голову чуть наклонила.
Реакция не заставила себя ждать:
– Кровь Христова, госпожа…
– … Господин, – поправила его девушка. – Господин Айфорд.
Мужчина глядел на нее со смесью удивления и растерянности, и девушке было приятно вызвать у него эти чувства. Согнать маску спокойствия, невозмутимости с красивого, обычно чуть насмешливого лица…
– Что все это означит? – окинул он ее быстрым взглядом. Прошелся от личика с чуть вздернутым подбородком до ножек в чулках, приятно очерченных от лодыжек до бедер. – Что за неожиданный маскарад?
– Не маскарад, господин Шерман, – необходимость, – снова поправила его девушка. – Шерсть сама себя не продаст.
Бенсон шумно выдохнул, привлекая внимание, и Аделия, одарив его взглядом, сжала губы: спорить с Бенсоном в сотый раз кряду ей не хотелось. Подустала от этого…
А вот Шерману управляющий сразу пожаловался:
– Я говорил госпоже, что коли хозяин сам не возьмется за дело, я все сделаю сам, но она ни в какую. Вбила в голову, что отправится с нами… переодевшись…
Аделия предостерегающе сузила карие глаза, так и дала бы ему хорошенько. Что он себе позволяет, да еще при этом мужчине?
– Берешься судить свою госпожу? – осведомилась с угрозой в голосе. – Полагаешь, тебе не найдется замены?
Бенсон полной грудью втянул воздух, намереваясь дать должный отпор, даже на Шермана глянул: мол, если бы только меня не принудили… если бы только я волен был поступать, как хочу…
– Ну-ну, – примирительно произнес Коллум, не дав ему раскрыть рта, – уверен, ваш управляющий просто погорячился и просит прощения. – Он замолчал в ожидании.
И Бенсон, с трудом шевеля неподатливым языком, почти прошептал:
– Простите меня, госпожа.
– Вообще-то «господин Айфорд», – поправила его девушка, – смирись с таким положением и называй меня соответственно.
– Да, госпож… дин.
– Славно, – сказала Аделия и отвернулась от протестующего всем видом слуги. – В таком случае, в путь! Даст бог, доберемся до гостиницы засветло.
Шерман помедлил, никак не решаясь дать отмашку к отправке, все глядел на Аделию, якобы этого не замечавшую.
Наконец, он решился, и обоз тронулся; пристроившись подле девушки, он спросил:
– Вы уверены, что хотите отправиться с нами? Путь неблизкий. Весь день в седле… в вашем-то положении… Благоразумно ли это?
– Если вы о дитя в моем чреве, то не волнуйтесь: оно чувствует себя превосходно.
– Ваш супруг… коли узнает об этом, будет весьма недоволен…
– Уверена, ему все равно, – кинула девушка с горькой усмешкой. И сразу же осеклась: не стоило откровенничать с Шерманом. Только не с ним… – Он не узнает, – добавила тут же. – Если только вы ему не расскажете.
– К чему бы мне это? Ваш муж, уж простите за прямоту, никогда мне не нравился.
Как и мне, хотелось отозваться Аделии, но она вовремя прикусила язык.
– Что ж, имеете полное право, – наконец сказала она. – Некоторые, – она вскользь поглядела на спутника, – просто не нравятся, без всякой причины.
Он выгнул в привычной манере черную бровь, усмехнулся.
– И чем эти «некоторые» заслужили такую немилость? – осведомился при этом. – Не тем ли подчас, что делают доброе дело, которое остается неоцененным?
Разговор неожиданно стал слишком личным – Аделия этого не планировала, и сердце её предательски зачастило в груди.
В присутствии Шермана с ним частенько это случалось…
А он, верно, решив, что ее молчание дает ему право сыпать вопросами, снова спросил:
– Не сочтите за дерзость, госпожа Айфорд, но что случилось между вами с супругом? Отчего он отправил вас… в положении… в Айфорд-мэнор, лишенный каких-либо удобств, и даже не озаботился содержанием?
– Вам почем это знать? – не выдержала Аделия. – Он заботится обо мне.
Шерман улыбнулся ей как ребенку.
– Давайте обойдемся без лжи, – попросил просто. – Будь то действительно так, вы не ехали бы сейчас в этом обозе, переодевшись мальчишкой. К тому же, я полагал, некие обстоятельства позволяют нам быть откровенней друг с другом…
Сердце продолжало частить, и девушку бросило в жар.
«Некие обстоятельства»…
Вот, значит, как он называет ту ночь.
– Если вы о той ночи… – сказала она, – если вы о тех обстоятельствах… тогда я, если вам будет угодно, не хотела бы впредь о них вспоминать.
Шерман с интересом на нее поглядел, казалось, хотел прочитать мысли в ее голове – к счастью, не мог. Только этого ей не хватало…
И сказал:
– Мне казалось, все разрешилось тогда к нашему обоюдному удовольствию. Разве нет?
Удовольствию…
Она давно позабыла, что значило это слово.
Удовольствий в ее жизни было немного: марципаны… одно единственное соитие, обернувшееся в итоге бедой, а теперь – мыловарня.
– Не понимаю, о чем вы, – кинула она резко и отвернулась.
А Шерман возьми и скажи:
– Мне хотелось бы думать, что мы с вами друзья, госпожа Айфорд. Что обстоятельства, столь ненавистные вам, сблизили нас хоть немного…
– Друзья?! – вскинулась девушка. – Почему вы решили такое? Весь Ланкашир гадает о том, не ваш ли ребенок зачат в моем чреве – я сделалась притчею во языцах – и все благодаря вашему папеньке, а вы говорите о дружбе. Немыслимо!
Они замолчали на какое-то время: ноздри Аделии трепетали, Коллум казался задумчивым.
– Благодаря вам, и я не избежал ненавистной мне славы, – признался он вдруг. – Сначала мужчинам хотелось узнать, какой я нашел вас, и их скабрезные шутки порядком мне надоели, теперь женщины шепчутся за спиной, что я, как неожиданно выяснилось, оказался недостаточно мужественным и не смог порадовать новобрачную в полной мере.
– Вас задевают подобные слухи? – спросила Аделия. – Если так, вам понятно, насколько и мне они неприятны.
– Мы в одной лодке…
– Не думаю: мужчин судят иначе, чем женщин.
– Поэтому муж суров с вами?
– Я просила не заговаривать со мной о таком.
– Не будь вы беременны, я бы подумал, что Айфорд вам не поверил, но…
– Замолчите.
Аделия повысила голос и закричала бы, будь ее воля, так ее разрывало от негативных эмоций – слушать проклятого Шермана, рассуждающего о ее положении, было мучительнее всего, что случалось с ней за последнее время.
Она тронула бока Артемиды ногами и погнала ее вперед, к первой повозке. С трудом сдержала порыв ускакать далеко-далеко, так, чтобы уже не вернуться… Перечеркнуть эту скверную жизнь.
Но даже на это у нее не было права…