Текст книги "Мракан-сити (СИ)"

Автор книги: Евгений Павлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 29 страниц)

– Для чего?

– Чтобы убить. Чтобы сделать то, что у него не вышло раньше. Закончить миссию. Вроде, мы допускали версию, что ублюдок охотится за родной дочерью, но есть нюанс.

– Какой?

– В бандитских кругах есть так называемые послы – бывшие сокамерники Баллука, и они утверждают, что Джерси проговорился – сказал, что Мэри не его дочь, а твоя, из-за чего он так сразу и согласился, когда я дал ему деньги за убийство Бэйлов.

У взбешенного Макса закружилась голова, и он больше не смог сидеть и выслушивать то, во что не верил, вернее, то, во что отказывался верить…

– Так, постой! Я больше не могу…

– Ты куда?

– Мне надо выйти! Плохо стало от бреда этого…

Полицейский пролил коньяк (случайно) и вымелся из ресторана…

Все, что отец и дочь успели, это посмотреть друг другу в глаза. Им не дали пообщаться…

Должен жить человек или нет, в Риме голосовали при помощи жестов. Джерси держал кисть в кулаке, оттопырив лишь большой палец, как император. Посчитав, что жертвы достаточно намучились, он опустил палец вниз. И прогремел выстрел…

– Все! Я так больше не могу! Я же герой… А герои должны спасать! – Блейк, ранее трусивший, вылез из машины и понесся к преступному сборищу.

Вот только он немного опоздал. Немного – явное приуменьшение…

Одна пуля сгубила сразу две жизни. И у лейтенанта, и у Мэри потекла кровь, из туловища, из носа, изо рта…

Они немного постояли, сколько смогли, подержались друг за друга, а потом… упали.

– Лови инструмент для манипуляции! – Джерси кинул в сторону умирающей девушки два отрезанных пальца, когда-то принадлежавших Стэну.

Больше не будет мести, больше не будет охоты… Призрачная Тень отправилась в путешествие длиною в вечность. И за мгновение до смерти встретилась со своим близким, за что была бессмертно благодарна Джеймсу Баллуку, освободившему ее от кровавого долга, от самой тяжелой скорби – от мести.

– Уходим. Нечего пялиться на такую плачевную картинку… – Джерси толкнул любовавшегося трупами братца и крикнул «быстрее». Бандиты и подумать не могли, что из засады выбежит коп и откроет по ним огонь. Блейк появился внезапно, когда этого ожидали меньше всего и первым делом застрелил снайпера, что убил Пэксвелла и Бэйл.

Отчаянный, разгоряченный, Дэвид крикнул:

– Стойте! Стойте!

«Что за кретин?» – подумал Джерси.

– Нас много, а ты один. Ты кто? Знаешь, что будет с тобой за убийство стрелка?

В ответ Блейк крикнул:

– Мне плевать! Я не позволю терроризировать город и безнаказанно стрелять во всех!

У офицера была возможность погеройствовать, если б не появление демона-защитника, примчавшегося на том же мотоцикле, на каком примчалась и Тень. Спаун на бешеной скорости вылетел из кустов и резко осадил свой джет-байк (спаунцикл) возле места недавно совершенного двойного убийства.

– Не-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-т! – закричал демон, увидев недвижимое тело любимой (на второе тело он не обратил никакого внимания).

– Огонь! – приказал Джерси, – Избавим засранца от крышесносящих эмоций!

Блейк прицелился – подстрелил еще одного.

«Ты заплатишь…»

Мститель метнул спаунранг в главаря. И…

– Нет! – Баллук посмотрел на свою правую руку, которой обычно исполнял жесты, – Мои любимые… – теперь он стал похожим на недавно убитого Стэна – тоже лишился двух пальцев – указательного и безымянного.

Сюрикэны (спаунранги) резали круче бритвы для бритья.

– Пойдем, дружище! – Фред заботливо отвел негодовавшего Джимми к машине, «кровавые браты» смылись вместе с послушниками.

Демон-защитник не стал их догонять. Выбирая между «отомстить злодеям» и «остаться с Мэри», он, не сомневаясь, выбрал второе.

«Ты заплатишь».

Перед тем, как потерять подонков из виду, он увидел промелькнувшего прокурора Кригера, и все понял…

«Вы тоже заплатите за свою ложь».

Блейк, ранее жаждущий встречи с тем, кто всегда служил вдохновением для всех честных людей, сейчас не мог выронить и слова. Скромность в подобной ситуации была бы ясна каждому. Глядя на разгоревшуюся драму, коп побоялся о чем-либо спрашивать Спауна, который ровно полчаса до прихода подкрепления прижимал к себе сильно полегчавшую Мэри…

Лишь через пятнадцать минут неудачных попыток вымолить прощение (мертвецы, увы, не могут говорить) Темнок осмотрел другое тело.

«Лейтенант».

– Простите, кхм… – чтобы помочь герою избежать неприятностей, Дэвид вынудился прервать его последнюю встречу с любимой, – Вам лучше идти. Прибудет спецназ и… – он искренно хотел помочь, – Хлопот не оберетесь. Не то чтобы вас не любят, но… – ему было неудобно об этом говорить, – Но вы и сами должны понимать, что кто-то вам завидует, кто-то просто против такого подхода борьбы с преступностью и…

Спаун попросил полисмена отойти в сторону.

– Будет сделано…

После чего стянул маску, открыл рот и поцеловал Мэри.

«Прощай».

Затем последовал совету копа – сел на байк и умчался…

Дэвид остался встречать находящегося в курсах Уолтера Брэдли, чтобы рассказать обо всем, что здесь створилось…

Спецназ был уже не нужен, поскольку «разбойники» свалили.

Через час.

– Это я виноват… – тихо сказал офицер, – Я слишком долго просидел в чертовой машине, трясясь за свою шкуру. Я бы мог спасти этих людей…

Спецназ обнаружил не два, а аж четыре тела (два трупака принадлежали послушникам Джерси).

– Напрасно не винись – посоветовал появившийся Брэдли, – Все ты верно сделал. По-другому никак…

– Я так не считаю – Дэвид засомневался в своей полезности, как копа, так и потенциального напарника Спауна.

– Послушай меня и прими все как есть. Ты был один и не мог их спасти. Погиб бы и все… А тебе оно надо?

Спецназовцы «сложили оружие» и начали друг другу жаловаться на отсутствие работы. Бекинсейл наводнили копы, члены отряда быстрого реагирования, детективы и журналисты. К утру все они, «находящиеся в курсах», сошлись во мнении, что Джерси – рак Мракан-сити – и от него нужно избавляться, как можно скорее…

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Узкий луч фонаря слегка рассеивал мрак коридора. Впереди виднелась массивная дверь, чуть приоткрытая. Воздух тяжелел от запаха формалина.

Ступив за порог, демон-защитник нащупал выключатель. Секундой позже вспыхнувший свет осветил жуткую картину: на столах лежали растерзанные, поделенные на куски человеческие останки.

Блуждания в морге во сне – последствие испытанного наяву потрясения, связанного со смертью родственника или друга.

Преодолев половину длинного помещения, Спаун обнаружил, что кровь сменилась тьмой, куски плоти – призрачными тенями, (аналогично прозвищу умершей), заполонившими грязный потолок спецпомещения при учреждении судебно-медицинской экспертизы.

Но путник не боялся этих духов и скрытых болью неведомых существ.

Чувство вины повредило прочие механизмы души.

Как ни странно, Фредди Кригер – тот самый прокурор округа с галстуком, в пиджаке, с черными редкими волосами – тоже пришел навестить Мэри, или… устроился туда на работу. Но появились вопросы.

Как недавно? Из героев народа в работники морга? Так кардинально?

Неожиданно господин обвинитель преградил Спауну путь, заслонив собою проход.

– Нельзя – сказал бледноликий юрист (в этом мире все были мертвецки бледны, кроме «демона»), – Ей необходимо предоставить покой… – голос его тоже был каким-то загробным, неживым…

Демон в этом мире обходился без маски. Резиновое лицо и служило маской, черное, как бездна. На нем прорезался рот, а еще через минуту – появились дырки, из которых потекли толстые капли жидкого красителя, пригодного для письма – глаза.

– Но я должен. Я… – ему с тяжестью давались слова. Эластике вообще противопоказано говорить, – Я… – чем чаще резина двигает отверстием, тем ей больнее – она сильнее растягивается, – Я должен…

Фредди сохранял навязанное правилами сновидения спокойствие:

– Кто вам такое сказал? Может, она не хочет вас видеть? Она же мертвая, а из мертвых девушек любовницы так себе, вернее, им совсем по боку на отношения…

Спаун заливался чернилами:

– Должен…

Для соблюдения формальностей прокурор задал вопрос:

– Скажите, вы ее родственник, что так рветесь проститься?

– Да… – ответил резиновый демон, – Я родной ее. Родной… – и обхватил руками голову, чтобы хоть на время приостановить чернилотечение, – Я родной… Поверьте мне. Поверьте…

– Увы-увы, наивность не входит в список моих качеств. Кем именно вы приходитесь убитой? Вы брат ее? Или, может быть, супруг законный? Есть ли документы, подтверждающие родство?

– Как так? Я же люблю ее… – Спаун не прекращал попытки растрогать непреклонное сердце прокурора, – Это жестоко, не позволить родным последний раз посмотреть друг на друга, пусть даже если один из них уже не смотрит…

Фредди, нахмурившись, отвернулся и выжидательно уставился во тьму, будто она скрывала что-то. Что-то, что светится ярче луны мраканской ночью…

– Ты за закон или за справедливость? Они не всегда вместе, а чаще врозь!

– За справедливость… – ответил демон-защитник, постепенно становясь тем материалом, из которого был слеплен – чернилом и куском пергамента.

– Вот как значит! – качнул головой Кригер, – Нам с тобой не по пути, раз закон для тебя стоит не на первом месте, а всего лишь на втором. Превращайся-ка ты в лужу, в затверделом состоянии здесь долго нельзя…

Морг превратился в библиотеку, библиотека – в монастырь. Началась частая смена локаций – миров сновидения. Тени, несомненно, искусные архитекторы, они изменяют интерьер за четыре секунды. Не успеваешь зевнуть, как находишь себя в другом окружении.

– За мной. Я, так уж и быть, смилуюсь. Переступлю через закон ради вашего последнего свидания под луной… – Кригер вставил зажженную свечу в оловянный подсвечник, постоял немного, поприслушался, услышал шаги, высокий, металлический стук острых каблуков, и скрылся под каменной аркой.

Через мгновение из того же прохода вышла Мэри и посмотрела на виновника своей смерти – на человека, который не смог приехать вовремя. Восставшая, но лишь в чужом воображении, она трогала пальцами свой «шов после вскрытия», который не позволял прикинуться живой и упорно напоминал о случившемся.

Чтобы не убиваться с горя, чтобы проснуться, побыстрее очнуться в теплой постели поместья, Спаун самоликвидировался – по собственной воле превратился в лужу, и секунды две-три от силы глазел на Призрачную Тень, на такую же бледную, как и все в этом мире, кроме чернила…

«А ведь раньше люди использовали чернила для письма, и были, что ли, более пунктуальны. В детстве я еще не знал, что такое интернет и родители учили меня писать пером, чтобы я умел то, чего не будут уметь другие в эпоху технологий».

За окном особняка стучал дождь. Проливной. Позднее перешедший в град. Спаун всячески отказывался мириться с гибелью напарницы. За последний месяц судьба отняла двух небезразличных ему женщин (первой была Кристен).

Чтобы утолиться, нужно выпустить пар. Для этого Спаун выбежал на улицу. В ливень…

– Мистер Вэйн, вы намокните! А, ну, сейчас же зайдите в особняк! – кричал дворецкий, но его господин не слышал ничего, за исключением воображаемого голоса Мэри, который бил по ушам сильнее грома!

«Я выбежал на воздух с целью остыть. Но вместо этого скитаюсь в тени. В призрачной тени».

От безысходности (ведь умершую вернуть невозможно) Спаун схватился за голову, за намокшие волосы, опустился коленами в объемную лужу и закричал, спугнув окрестных птиц:

– Ты жива! Ты не можешь быть мертвой! Ты жива!

Лакею было больно это видеть, поэтому он предпочел вернуться в особняк, позволить мистеру Вэйну выпустить пар, дать побыть наедине с жестокой правдой…

Джон промыл глаза водой из лужи и продолжил громко повторять вслух:

– Ты жива, ты все еще жива. Это сон, он сейчас пройдет, и ты вернешься ко мне. И мы снова будем вместе…

Нагоревавшись, будущий отшельник посмотрел в доброе лицо Фредерика, спешившего оповестить его о времени и дате похорон. Это – сегодняшний день.

Джон отблагодарствовал словесно:

– Спасибо. Ты – единственный, кто меня по-настоящему поддерживает. Хорошо иметь таких людей при себе…

Лакей улыбнулся:

– Сочту за честь – и отправился на кухню делать завтрак.

Время обряда погребения: восемнадцать тридцать…

Как и в случае с похоронами Кристен, на похороны Мэри Бэйл Вэйн явился только когда все ушли. Ему по нраву грустить в одиночестве, без стандартных высказываний богослужителя, без толпы из необязательных друзей и завистливых подруг.

Два рядом стоящих памятника – два родственника, которые не догадывались о родстве. Бормоча очередное раскаяние, Вэйн прижался лбом к памятнику Призрачной Тени.

«Теперь мне придется патрулировать одному, как и раньше. Забавно, не правда ли? Я привыкал к твоей компании, к напарничеству – и, как всегда, голову загружали тяжеловесные раздумья, – Когда привык, мне это понравилось, а теперь я вынужден отвыкнуть, чтобы не сломаться – их бесполезно прогонять, они все равно будет лезть до тех самых пор, пока не посчитают нужным уйти, – У нас были разногласия, достаточные для расставания. Но на их фоне худо-бедно зарождались отношения. Я могу долго дискутировать на тему высшего счастья и низменных инстинктов, пытаться сопоставить прекрасное с пошлым. Но что мне даст философия? Нет тебя – нет любви».

Спауна/Джона оторвал от памятника голос, неожиданный, но знакомый. Подошедшего святым не назовешь, но по причине происходящего хаоса на него сейчас тяжело было злиться.

– Москва с ее бессребрениками и трамвайной романтикой, тогда казавшаяся всем мрачной и до невыносимости скучной, ныне вспоминается раем, в который уже не вернуться… – внутри Борис грустил не меньше Джона, но по сравнению с богачом выглядел настоящим оптимистом, – Бары, кабаки, грязь, мелкие банды, состоящие, в основном, из всяких беспритульных маугли, претензионные нескромные шлюшки, втайне мечтающие стать балеринами московского балета… Абсолютно ненужные для счастья попытки подзаработать, жизнь по воровскому уставу… – он вздохнул, – Если вы меня спросите, мистер Вэйн, я отвечу, что да, я скучаю по временам, когда люди, несмотря на бытовые трудности, на проблемы того времени, оставались людьми. Они справлялись с этими самыми трудностями и проблемами…

– Если говорить о Соединенных Штатов, нужно принять, Великая Депрессия многих положила на лопатки, толком неготовых к проживанию в бетонных джунглях. А что до всего мира, то культ денег существовал еще тогда, спорить не буду, но он не имел такой власти над нами, как сейчас, и это касается почти всех государств. Той же России, из которой я, собственно, прибыл…

Джон повернулся к преступнику:

– Считаете, что остались…?

– ?

– Считаете, что сумели остаться человеком?

– Не мне себя судить.

– Что вы хотели?

Борис несколько раз обошел памятник, обтрогал каждый угол сооружения, предназначенного для увековечивания и долгой-долгой памяти.

– Хотел заключить сделку. Теперь правильный Макси мертв и, следовательно, уже не сможет указывать мне, не будет читать мораль, ведь мертвецы не говорят. Но этого… – Украинец склонился, – Этого мне как раз и будет не хватать…

– Устал всех терять, да? – Борис резко перешел на «ты», – Все устали, не только обеспеченные… – и сказал кое-что, чему Вэйн не удивился (так как за последнее время довольно много негодяев узнали его тайну), но и от чего не расстроился, – При нашей прошлой встрече ты оставил мне шрам на губе…

Мультимиллиардеру ничуть не было стыдно.

– Заслуженно…

– Не спорю. Но ведь я не раскрыл секрет, потому что Максу удалось убедить меня…

– Получается, вам лейтенант сказал обо мне?

– Получается…

«Сейчас самое подходящее время, чтобы узнать…

Что узнать? Конечно же, правду».

Вэйн покосился на стоящего, распрямил брови, но неодобрительный тон менять не стал.

– Мне нужно знать…

Борис поправил ворот пальто.

– Я к вашим услугам.

Богач сначала задал вопрос:

– Почему лейтенанта и эту девушку похоронили вместе?

А потом еще раз спросил, но уже про себя:

«И почему убили в одном и том же месте, в одно и то же время?»

– Думаю, мистер Вэйн, вас не сильно заботят причины… – наркоторгаш, право, не хотел обсуждать эту тему, – Если вы сейчас здесь мочите свой смокинг, не боитесь подхватить простуду, значит, вам так нужно. Не правда ли?

Вэйн согласился, опять же в мыслях:

«Вероятно».

Далёкий и тихий раскат мелькающей вдали грозы, покрытое облаками черное небо, и пока идёт дождь, на кладбище присутствует дух грусти, необходимый для прощения с Мэри Бэйл. Постояв еще десять минут рядом с могилами, случайные собеседники разошлись, кто куда: Борис/Украинец пошел к машине, Джон/Спаун – к поместью.

Резиденция Украины.

Джек просидел в комнате больше двадцати часов, и каждую минуту ждал, когда его мучитель-гестаповец Джерси зайдет к нему вновь и «шо-нибудь» предложит.

Смешливый рассуждал, но уже не про себя, а вслух! И каждое его рассуждение включало в себя как философию, так и бред. Хэлвану лучше всех удавалось совмещать противоположности: бред и философию, драму и комедию, смерть и веселье…

– Ой, как же это все относительно и сложно. Теория вещего Джека о терпении! Итак, что оно собой такого интересного представляет? Интересного, может, и ничё! Но знать надо, шо терпение – особый вид топлива, который регулярно поставляется, только в разных дозах и в строжайшей зависимости от прочих черт! – это была философия, дальше понесся бред, – Но это не значит, шо животные должны терпеть скотское отношение людей! Почему им не загрызть своих обидчиков? Зачем Гризли нужна жалость, если имеются когти и клыки?

– Вот, все дело в каноничности природы!

Джек тонул в пучине резонерства, отчего не услышал скрипа открывающихся ставень и торопливых шагов. Это зашли Джерси с прокурором. Первый дернул шута за руку.

– Будешь сидеть здесь без воды и еды, пока не одумаешься, понял?

Данная угроза никак не повлияла на Безумного. Наоборот. Она его чуть было не рассмешила до болей в желудке. Но свою неестественную веселость Джек посохранил на будущее, чтобы, образно говоря, «не тратить энергию даром».

– А когда одумаешься, когда согласишься взять на себя устранение Спауна, дашь знать…

– Ну, ты и идиот! – улыбка сползла с лица Безумного, на время, – Просто нет слов, чтобы описать, какой степени ерунду ты сейчас несешь! – Джек несвойственно для своего образа «смешливого-присмешливого злодея» посерьезнел, – Хоть обнюхай все словари мира!

– Что я сказал такого, что ты счел мои попытки договориться ерундой? – спросил Джерси.

– Да все! Начиная от первой буквы и заканчивая последней, все сплошная, никаким раком не относящаяся к истине, бредятина, которой ты заливаешь свою неуверенность! – после одноминутного перерывчика Джек заговорил более тихим загадочным голосом, – Твой конец близок, твой и твоей империи! Фигурально выражаясь, красавчик, ты сейчас находишься среди клыков. Могёшь понять, что я имел под словом клычки, э?

Еще через минуту в комнату вбежали «чеченцы». Их настрой показался Баллуку очень нерешительным. Глазки бандитов виляли в разные стороны, смотрели то на него, то на Джека.

Почувствовав неладное, Джерси обратился к Хэлвану.

– Что ты только что сделал?

– А ты не понял! – весельчак встал из-за стола, – Переманил на свою сторону! Всех членов банды Командира, всех громил Шифера! Не переманился только ты, а всех непереманивающихся решено судом верховным сминусовать к чертям, потому что такие отходы никому не нужны, а тем более мне – заядлому эстету, признающему только самые качественные продукты и перед покупкой всегда обращающему внимание на срок годности!

Услышав необлегчающую правду, Джеймс повернулся к брату:

– И ты туда же?

Фредди подумал:

«Всегда мечтал обломать тебя».

И сказал:

– Туда же, брат…

Боссу связали руки и приказали дуть к выходу. Все то время, пока они шли, Джек неустанно ерничал и смеялся.

– Уа-ха-ха-ха-ха-ха-ха! Я просто не могу с вами, люди! Я, нецензурно выражаясь, херею от ваших самоподстав да самопредательств, которые переносятся пизже, чем самопожертвования да саможертвы! Какие вы смешные и легко управляемые! Но что мне немного не по нраву, так это как раз легкая управляемость! Вы оставляете меня без работы провокатора, не приходится ничего делать, практически! Даже тянуть за нить… – вдруг он остановился. Остальные сделали то же самое. Джеки подошел к Джерси и поправил ему воротник, – Шелк вдруг приобрел душу! А нить… она уже давно тянется по собственной прихоти, как тряпичные куклы тянутся к своим любовникам. И отрицание нужно только лишь для самоуспокоения!

– Пожалуйста – Джек закривлялся, – Выкинь что-нибудь годное, подходящее для ржаки. Я так хочу проржакаться, шо не могу уже. Ведь вещий Джек без смеха – это незакономерно как-то для нашей реальности, это просто неправильно, плохо… Это как наркоман без дозы, как военный без войны и как Гарик Потный без шрама, по которому текут английские школьницы. На худой конец это рекреативно, я разбавляю скуку, а чтобы другие не скучали, мне должно быть хохотно!

Неожиданное появление Антона Белова на этаже вынудило Джека и Фредди повременить с выходом. Лицо русского сияло… в злорадной улыбке. Долгое нахождение в капсуле, препараты, «бешенство» – совокупность этих раздражителей изменило сущность Белова. Его душу… Память сохранилась, но теперь Белов, по сути, совсем другая личность. Без принципов, без чести, без сострадания! Отсутствие всего перечисленного роднило его с Кригером и Хэлваном! С Фредди и Джеки!

– Не знаю, о какой моральной выдержки вы говорили, мистер Хэлван! – но было у нынешнего Белова кое-что, чего не наблюдалось у других – уважение к веселому маньяку, – Вэйн сник на третьей минуте разговора. Смотрел в потолок со слабо скрываемым волнением… – уважал он Хэлвана, потому что умеренно завидовал его злодейскому таланту, его непоколебимости, – Признайтесь, вы пошутили насчет фантастической силы воли…

– Нет! – крикнул Джек (со связанными руками, Джерси тихо наблюдал за балабольством придурковатых индивидов, не смеялся, но и не дрожал), – Нет, нет и еще раз нет! Я часто шучу, но часто не значит всегда!

– А как тогда? – русский был слишком навязчив по части расспросов, хоть и говорил тихо и сдержанно.

– А так вот тогда, особист! Очень просто! – смешливый психопат развел руками и высоко подпрыгнул, – Поднапряги извилины: если Сраун разок, по какой-то одной, известной лишь ему одному причине, зассал, это ж не значит, что теперь он будет ссать всегда! Вспомни поговорочку, которая в тренде на твоей родине, один раз – не пидорас! И сразу все изменится…

– То есть, Вэйн может проявить себя в будущем?

– Если будешь недооценивать своих врагов, то погоришь. Это не мнение, это данность…

– Шуруй. Не задерживаю…

– Хорошо, мистер Хэлван… – русский покорно ушел, оставив братию «развлекаться».

Джерси уставился на в тот миг отвернувшегося брата, который был настолько труслив и ничтожен, что не мог смотреть в глаза, даже зная, что тот, кого он подставил, ничего не сможет сделать.

– Смотри на меня… – такой обиды, как сейчас, Баллук доселе не испытывал. Раны предательства, особенно, когда предают близкие, затягиваются очень медленно. Процесс восстановления столь мучителен, что отпадает влечение к жизни, – Смотри! – крикнул Баллук, – Не отводи взгляд!

«Я должен» – Фредди пытался себя заставить повернуться…

– Брат, ты и так уже все понял, для чего тебе нужно со мной разбираться? А? Природу мою не изменишь… – Фредди ненавидел своего брата, равно как и всех остальных людей, и не имело значения, родственники они его или чужие люди. Но родственников он ненавидел куда сильнее, чем неродных, – Просто посмотри в глаза смерти. Посмотри… – в значительной степени, – Ты же стольких убил, стольких отправил на тот свет, а со смертью так и не общался…

– Я не боюсь смерти… – грозный голос Джерси попритих, и уже был далеко не таким грозным, – Ее боятся только трусы. И я даже знаю человека, который был к ней готов, который ждал ее. Смерть…

– Ага! – Фредди почесал подбородок и подошел к связанному на несколько шагов ближе, – Интересно, а этот твой знакомый, чтобы заикаться о небоязни смерти, хоть раз встречался с ней?

Джерси ответил, с безмерным презрением к брату, который открылся как враг – как бесчувственная машина, робот, нацеленный на уничтожение своей родни.

– Тебе видней. Он – твоя сестра!

Прокурор покачал головой, изображая мнимую жалость.

– Ты любил ее, я знаю. Но и я тоже! Мы из одной семьи, как же без обоюдовыгодной любви?

Джек смотрел на них и думал:

«Я несправедлив в девяносто девяти процентах! Почти все это не все, это почти все. Всегда нужно нести сугубо по факту и нисколько не привирать. Любое, пусть самое незначительное, преуменьшение для придирчивых правдолюбов уже нечто, из ряда вон выходящее.

Я часто перегибаю палку. Но только не в этом ситуэйшене. Здесь я абсолютно справедлив. Передо мной два дебила, и только один из них убивает свою родню. Я думал, это вытворяет Джерси и хотел его наказать, собственно, поэтому он сейчас не у дел. Но теперь оказывается, что убийца родни это Фредди.

Что-то у этих парней явно не так с головой. Надо узнать, у кого больше не так, убить больного, а более-менее адекватного отпустить или хотя б подвергнуть менее жуткой пытке. Все-таки убийство сестрички не лезет ни в какие ворота».

Но потом он посерьезнел:

– Давайте, сознательные клеветники, живее выясняйте, кто из вас, засранцев, сильнее жаждал смерти бедняжки Скарлетт. Я в душе не ебу, зачем вас родили…

– Так кто? – повторил Джек, – Кому было выгодно мочить Скарлетт, а? – и уставился на Джерси, – Специально гонишь на Фреда, чтобы спасти задницу? Идиот!

– Никогда – тихо молвил Джерси, – Никогда не говори о человеке, если не знаешь его…

– Что я должен знать?

«Во мне пробудилось чувство справедливости. Это – как раз то, что нужно для принятия решения».

– Правду… – Баллук словно переместился во времени и в пространстве, вернулся в Лондон…

Видя, что по вечерам вытворяет отец, Джеймс, который практически не появлялся дома, отважился на разговор с матерью. У Хелены была просьба к старшему сынишке, она искренне надеялась остаться услышанной.

– Ты видишь, как боятся Фредди и Скарлетт?

Джеймс, нехотя открывать рот, обходился кивками.

В сложившейся обстановке Хелена, внешне постаревшая из-за быта, превратившегося в чреду непрекращающихся стрессов, винила и себя, в том числе, не только мужа. Но больше, чем за свою жизнь, женщина переживала за жизни детей.

– Каким бы человеком ты ни стал, плохим или хорошим, в твоих обязанностях защищать их. Ты сможешь позаботиться о сестре и о Фредди, если что случится?

Джеймс снова кивнул. Но, заметив на лице мамы ожидающий взор, озвучил ответ.

– Я обещаю…

– Обещаю заботиться, каким бы человеком не стал…

Джек внимательно проанализировал Джерси, обдумал и вынес вердикт. Вопросительный.

– То есть, это шо получается, ты не желал смерти Скарлетт? Ты более бел и пушист, чем братишка, хоть и не полностью пушист?

«Ответчик» промолчал.

– Ой, как же выводит вся эта Санта-Барбара с детьми, семьями, взаимоотношениями, с недопониманиями… – Хэлван схватился за лицо, – Аж мурашки бегают по коже! – и повторил, – По чьей инициативе скончалась эта… Ну, та, что не по надобности мотала срок в дурке?

Джерси пришлось еще кое-что вспомнить. Но это происходило относительно недавно. За день до смерти Скарлетт Кригер…

– Я не позволю причинять вред сестре! – Баллук строго-настрого запретил Фредди соваться к бедняжке, он ударил кулаком по столу и пригрозил, – Нет и еще раз нет!

– Отлично! – развел руками прокурор, – Тогда ты причинишь боль мне! Выбирай, кому из нас страдать…

Джерси обратил внимание на дрожь в голосе Фредди, на дергающиеся скулы.

– Я не хочу выбирать, но если хоть волос упадет с ее головы…

– И что ты сделаешь? – спросил братец, – Отомстишь мне? Помни же свою клятву, ты обязался защищать не только Скарлетт…

– Но и ее тоже…

– А сейчас такой расклад, брат, если ее не заткнуть, она все расскажет обо мне, и тогда я потеряю возможность стать мэром, лишусь заработанного ложью и лестью уважения, а, знаешь ли, я не готов опускаться на дно ради безопасности Скарлетт!

– Сдаст и сделает правильно…

– Что? Неужели для тебя, опытного стратега, не существует иных вариантов? Неужели только призрачная клятва и ее исполнение играют роль? Подумай…

«Нет».

Получив кулаком по лицу, Фредерик дотронулся до края носа и обнаружил пару кровавых капель.

– Я все сделаю сам, брат, и мне твое разрешение не требуется.

– Только попробуй…

– Я сделаю это! Не сомневайся…

Через три часа.

Фредди-таки наведался к сестре. Чтобы убить…

– Ты знаешь, как сильно подставила меня? Родного брата! Взяла и п-п-п… настучала на меня моим же коллегам! Тварь предательская…

– А знаешь, что тебе за это положено, тварь?

Совершился первый удар. Прокурор специально припас кусок натурального строительного материала, держал его в кармане штанов, маленький, но твердый. Сестра потянулась к нему, чувствуя свою вину. Получила камнем по лицу.

Сильно распухшие и потрескавшиеся губы раздвинулись, и в гробовой тишине антнидасовской камеры прошелестел увядающий голос:

– Я люблю тебя, я не хотела… – голос стихал, – Я хочу только одного – умереть.

– ?

– Дай мне смерти, брат. Подари на блюдечке, Фредди! Избавь от мучений… Умоляю. Фредди… – плач едва не перешел в истерию.

– Плохой я или хороший, я защищал и тебя, и Скарлетт. Вас обоих. Как мог, оберегал две жизни, следил за огнями этих свеч… – Джерси то вставал на корточки, то опять поднимался, – Но теперь мне некого защищать. Сестра отмучилась, а ты для меня такой же труп…

– Правильно! – крикнул Джек, – В топку таких родственничков, которые поступают с нами, как с дерьмом – а потом повернулся к Фредди и изобразил глубокое изумление, – Господи, ну, ты и крыса. Так поступать…

Тот подарил собеседникам еле заметную улыбку и спрятал руки за спину.

– Бывает… – и чуть ли не закричал в попытках оправдаться, – Но согласись, Джек, согласись, я же не такая мразь, как мой брат, который пытался убить свою якобы дочурку и не такой потерянный человек, как Скарлетт, земля ей пухом, чтобы жертвовать собственными нервами ради других. Я же не…

– Да ты еще хуже! – оборвал его Джек, – Ты совсем не человек! Мне тошно тебя слышать… Впрочем, чтение нотаций будет лишним. Да и без толку тебе что-либо объяснять… Потом расплатишься…

Фредди смирился:

– Ладно. Расплачусь, так расплачусь. Будто я так сильно цепляюсь за жизнь…

– Посмотрим, как сильно! Заранее не строй из себя готового сдохнуть. Еще захочешь жить!

Настал момент вынесения приговора.

Джек каждому из братьев посмотрел в глаза, и Джеймсу, и Фреду, и озвучил их дальнейшую судьбину:

– Вы оба – больные кретины… – он повернулся к Фредди, – Но ты кретин больнее. А, значит, и наказание будет пожестче. Понимаешь?