Текст книги "Мракан-сити (СИ)"

Автор книги: Евгений Павлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 29 страниц)

– Когда-то мир был прост. Натуральное хозяйство, примитивный бартер: добыть еду, сделать орудия труда, обменять внутри селения. Наохотить зверя, одеться в шкуры – Ромео ходил перед связанными Джефферсонами, «изливал», чтобы запугать, – Сейчас все иначе, посмотрите на сотни названий профессий, по которым работают люди, и все зачем? Чтобы есть и одеваться. Я всегда считал, что лучше сразу быть кем-то, кто производит смерть. Смерть – лучший продукт, и лишь ослепшие мозгом не понимают этого. Мир упорно доказывал мне, что надо быть непонятно кем, кто получает деньги, пока другие работают, что ради существования надо иметь хотя бы парочку…

– Босс! – послышалось из коридора.

– Да? Что? – отвлекся Билли.

– Кто-то стучится…

– Открой. Не бойся. Из длинного списка творцов я выбрал именно его, подспудно понимая, что прав тот, кто написал о горе!

Спустя пять часов.

Психиатрическая клиника Антнидас. Отделение для страдающих шизофрений.

Билла швырнули в одиночную камеру. Но не позаботились о том, чтобы пациент более-менее хорошо себя чувствовал, не смыли грим, да и тумаков отвесили…

Парню оставалось дожидаться суда, но надеяться на скорейшую свободу не придется. Десять трупов – слишком много для шанса выйти.

Оставшись наедине с Джульеттой, которая теперь всего лишь душа, отделившаяся от тела на железнодорожной станции. Всего лишь душа без плоти…

Как только на лице Рокси выступили слезы, «Ромео» закричал.

– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!

Потому что в тот момент Рокси уже не стало. Колесные пары молниеносно отрезали голову и нижние части ног… всего лишь греза, пускай и самая светлая из тех, что приставуче лезут в голову, Ромео испытывал, пусть и ложное, но счастье. А стоило ему хоть на секунду вернуться в реальность, как возвращался страх вперемешку с желанием оборвать эту жизнь…

– Спаун был прав! – своим отчаянным криком Бэйлондс привлек внимание таких же беспокойных «сокамерников», – Добро сильнее того, чем я стал…

– Оно сильнее зла! И так Шекспир считал!

Фредди Кригер вывел одного неподчинившегося полицейским задержанного, чтобы вправить мозги. Фернока в отделе не было, других годных для такой работы копов – тоже. Вот прокурор и решил взять дело в свои руки, благо, Пэксвелл все еще доверял ему, как и тот же Фрост.

– Что вы со мной делаете? – раскричался пакостник, устроивший в магазине одежды прилюдную драку, за что получил нагоняй от легавых, патрулирующих район.

– Буду зачитывать тебе твои права! – Фредди был неистов, – Ты будешь слушать, а если нет, то сильно пожалеешь – и достал пистолет.

– Вы? – забоялся нарушитель спокойствия, – Вы будете в меня стрелять, господин обвинитель?

– Это травматический, клоун! – крикнул Фредди, – Но и он может сделать больно!

– Ты обещаешь, что будешь молчать или я выстрелю?

Преступник, хоть и боялся, но ничего не ответил.

– Сам напросился – как только прокурор навел ствол, появился Спаун и встал между ними, тем самым защитив нарушителя.

– Ты готов поступиться принципами? – спросил он у Фредди.

– Нет. Просто меня все уже достало! – разорался прокурор, – Эта работа и то, что происходит… Мы еще не арестовали Джерси и не знаем, когда арестуем, а пока все так, как есть, мы…

– Ты ведь символ надежды! – демон-защитник посчитал, что сейчас самое время донести до господина Кригера главенствующую мысль, он эту мысль примет и поймет, – Так веруй в добро! Твоя борьба с организованной преступностью – первый луч света для Мракана за долгие годы! Если бы кто-то увидел это, все было бы кончено: все те, кого ты посадил, были бы отпущены, смерть стольких людей была бы напрасной…

После высокопарных речей Спаун сказал Фредди и самому себе, что унывать еще не время, что стоит еще побороться…

– Какие мои дальнейшие действия? – прокурор прижал палец ко рту. Данный жест напрямую говорил о волнении.

– Нужно вселить побольше надежды…

– Как?

– Клятвами! – для Спауна почти экстремальная частота повторений слов, таких, как «вера, надежда, смысл, добро, мир, истина, правда», произносящихся в пафосной манере, входила в норму. Он любил выражаться так, показывая другим, что словно живет в каком-то другом мире, или же нарочно игнорирует проблемы этого: не видит всех его ужасов, считает, что им правит только добро, не замечает зла…

Из-за этого почти все, когда-то тэт-а-тэтившие с демоном-защитником, испытывали непривычность, а порой и дискомфорт. Не каждый согласится, что миром правит мир…

– Клятвами?

– Организуй пресс-конференцию, в среду, позови самых важных людей, пообещай найти Сета Картера, а главное…

– Что?

– Веруй, веруй в добро… – Спаун оставил Фредди Кригера наедине с его размышлениями, теперь уже не только о сохранении тайны родства с Джерси, но и о создании мероприятия для СМИ.

«Мне должно повезти».

Прошел день. Наступила среда.

Почти все полицейские Мракан-сити были в курсе, кто стоял за убийствами молодых пар. В том числе, и Фернок, профессия которого – знать всё и вся, услышал достаточно, чтобы в очередной раз обозвать мир сумасшедшим.

У лейтенанта и так имелось несколько крепких завязок с криминальными элементами, а сегодня появилась еще одна такая «завязочка». В дверь постучался представитель высшей «фауны» – носитель германского имени Родерик Бэйлондс – отец того самого серийника – Уильяма Бэйлондса, чей визит стал глубокой неожиданностью для полицейского департамента. И еще более глубокой для Фернока, к которому, собс-но, мажор и пришел.

– Войдите!

Гость вошел.

– Будьте любезны, представьтесь. По виду вы мужчина – солидняк, не какой-нибудь отморозок…

Гость представился.

– Родерик.

– Очень приятно – упершись в стол, лейтенант повернулся к вошедшему, – А фамилия?

– Бэйлондс, сэр!

«Я услышал это под влиянием виски? Или из-за усталости?»

– Ясно. Ну… – Фернок не знал, как сострить, – Не везет вам.

– Это почему еще? – занервничал, затопал ногами богатей, который с первой же секунды чувствовал, что ему здесь не очень-то и рады – лысоватый дородный мужчина, совсем непривлекательный и не смазливый, отчего внешне – полный антипод сына. Но отсутствие фотогеничности компенсировалась дорогим английским пиджаком, из-за которого к нему могла приклеиться любая меркантильная особа.

– Ну, как почему… – особенно был не рад лейтенант, который никогда не бывает доволен, когда к нему заходят преступники, или их родственники, – А вы таки думаете, быть однофамильцем урода, что в девушек из пукалки стрелял, гигантская привилегия?

Услышав это, Родерик еще раз топнул. Но уже сильнее.

– Да как вы смеете! Как у вас язык поворачивается…

Коп не понял возмущения гостя, вернее, прикинулся, что не понял…

– Простите…?

– Все вы понимаете, вы все прекрасно знаете! – Бэйлондс-старший пришел, отнюдь, не с пустыми карманами.

– Что знаем-то?

Мужчина кинул на стол Фернока пакет. С деньгами…

– Что это?

– То, за что следует бороться с несправедливостью! Здесь ровно миллион! – хриплый голос превратился в очень грубый и жесткий. Эта метаморфоза едва не припугнула полицейского, – Мой сын не такой уж и плохой, как о нем думают! Он просто сломался, как может сломаться любой из нас. А за помощь готов подкинуть еще!

«Очень хочется договориться с денежным мешком, да вот что-то никак. Я же себя просто уважать перестану, если соглашусь».

Фернок удивил Бэйлондса ответом. Ведь ранее ему никто никогда не отказывал.

– Уберите свои деньги. Сделайте так, чтоб я забыл, что вы приходили, а иначе… – в нем боролись две несокрушимые силы – желание взять бабки с разгоревшимся чувством справедливости, а коль они несокрушимы, то, следовательно, борьба никогда не закончится.

– А иначе что? – совсем потеряв страх, Родерик вел так, как мажоры ведут у себя дома – пытаются распоряжаться, говорят на повышенных тонах…

Лейтенант не выдержал.

«Этот кусок еще возникать тут будет».

Он привстал с кресла и навис над заметно уменьшившимся бизнесменишкой.

– Сейчас позову своих людей, и отправишься ты, ходячий туалет, вслед за своим сынком, будешь два года сидеть на лекарствах, от которых расхочешь жить, а еще куда дальше – сразу в могилу, потом и сынок прискочит, как миленький! – разгорячившись, Эсмонд позабыл о предложенной сумме, – Я организую это, поверь, если немедленно не свалишь. Ты, твой сын и прочие уроды, мало того, что сами тонете, так еще и топите других, как например, сейчас: не совсем в тему приперлись и тупо мешаете работать. Воспитанность вам незнакома, судя по всему. Только наигранная интеллигентность, проявляющаяся при представительницах прекрасного пола…

Выслушав критику, отчасти согласившись с ней, Родерик сделал несколько взмахов руками, повертелся и… забрал пакет, повернулся к выходу. Но на прощанье сказал:

– А вы чем-то лучше? Образованнее? Вы очень несдержанный, раз, даже не прояснив ситуацию, перешли на грубость…

– То, что не сдержан – работа такая. Поработали – поняли бы. Слушай, зачем так помногу берешь? – Фернок не мог промолчать, ведь слова Бэйлондса затронули его мораль, его принципы, – Можешь не потянуть. Я бы не советовал людям твоего возраста так громко выражаться…

– Горазды грубить людям моего возраста? Что ж вы знаете, интересно?

– Спросили тоже. Да все, что нужно. Например, что такое справедливость.

Родерик представил себе, что ему не терпится узнать мнение через слово быдлящего копа, так хорошо, что сам чуть не поверил, параллельно испытывая некое неудобство.

– Ну, и что же?

– Справедливость – равенство – когда нет того, кто повинен в смерти другого. На данный момент справедливости нет, потому что твой сын жив. Только поэтому – Фернок напялил неприятную ухмылку, – Не станет твоего сына – будет справедливость. Лично я могу оставить это так, несправедливость останется, но твой сын будет жить. А могу и позаботиться о том, чтобы настала справедливость. Знаешь, как?

Несмотря на неприязнь и отвращение к хамливому легавому, Бэйлондс продолжал терпеть его нападки и делать вид, что его не трогают частые негативные упоминания о Билле.

– Ну?

– Договориться с персоналом психушки. Медбратья пустят к ублюдку родственников убитых, тех самых девушек… И посмотрим, что останется от твоего некогда целого сына!

– Я не буду отвечать вам грубостью на грубость – хотя ранее создавалась четкая видимость пренебрежительного отношения к сотрудникам правоохранительных органов, сейчас мажор питал к ним безразличие и старался не судить строго по первым высказываниям раздраженного лейтенанта, – Не дождетесь…

– А я и не прошу… – Фернок поспокойнел, да и Бэйлондс-старший взял себя в руки, чуть сбавив тон.

Затем гость, без спроса усевшись на один из стульев, решил предпринять еще одну попытку достучаться. Он посмотрел лейтенанту в глаза:

– То, что сделал мой сын, нельзя простить, но можно понять… понять меня. У вас же есть или были родные, да? Вы можете постараться войти в положение?

Коп сменил гневность на что-то, что отдаленно схоже с добротой. Он умел так делать, при желании…

– Допустим… – он прекратил упираться рогом и немножечко остыл, – Что у вас там? Говорите…

«Это то, ради чего я шел сюда – понимание. Если мне удастся уломать эмоционального легавого, то я позабуду обо всех его репликах и заработаю на хорошее настроение».

– Несмотря на вашу бурную реакцию и отказ от моих денег, я вам предложу их вновь.

– Предложите-предложите. Только продолжайте…

– Если вы проинформированы, ну, как и многие другие, кто работает здесь, о том, что за этими убийствами стоял мой сын, то вы должны знать еще одну вещь, не менее важную, ту, что может, если и не оправдать, то частично смягчить вину Билли.

– Мда? – голос Фернока стал совсем другим, – Это что же?

– Его невеста… Он не убивал ее, как все с чего-то решили. Напротив, он очень любил ее…

– Это он вам такое сказал?

– Нет, я просто знаю – Бэйлондс-старший откуда-то вытащил бутыль припасенного коньяка, не забыв и о бокалах, – Поверьте, Билл этого не делал. И именно из-за ее смерти, из-за гибели возлюбленной он тронулся рассудком…

Лейтенант отвернулся на несколько секунд, чтобы спокойно обдумать поступившую информацию и принять правильное решение, а затем произнес полушепотом:

– Нападение на усадьбу Бэйлондсов. Как же такое могло выйти из башки. Ладно… – и повернулся к Бэйлондсу, – Допустим, вы правы и Билл совершил не одиннадцать убийств, а десять. Но вы же не станете отрицать, другие-то убийства совершил он! Десять тел тоже слишком много…

Родерик вышел из себя:

– Да Билл бы не совершил их один! Не совершил бы!

– То есть, ему помогли?

– Именно! И помог не кто-нибудь, а мой партнер по бизнесу. Та еще сука! Знаете, как это вышло? Вы хоть что-нибудь знаете об этом, кроме того, что Билл стрелял?

Фернок предупредил:

– Поспокойнее изъясняйтесь, потерпимее, сбавьте агрессию. Уши болят…

– Хорошо – посетитель налил себе и тут же выпил, после налил хозяину кабинета и пододвинул бокал к дальнему краю письменного стола, – Так вот. В ночь гибели Роксаны Билли сошел с ума и не знал, что делать, а мои друзья, так называемые, партнеры, они, вместо того, чтоб огородить его, согласились помочь в убийствах. При всем моем бессмертном уважении к сыну Билл не являлся очень сильным и мужественным, каким я мечтал его видеть. Он был больше творческой личностью, нежели бойцом… – сделал глоток и испытал мгновенное облегчение, – Он дал денег им, украл мой боевой пистолет. И теперь эти уроды, иначе не назвать, отгуливаются на свободе. Моего сына наверняка запрут в психушке лет на тридцать только из-за того, что его вовремя не привели в чувства! Был бы я рядом с ним, я бы все сделал правильно! В общем, если и строить какие-то выводы, то становится совершенно очевидно, что…

– Постойте! – лейтенант «обрезал» монолог Бэйлондса, – Вот интересно! То есть, получается, уроды, выражаясь на вашем сленге, во время совершения преступлений были в себе, а сейчас гуляют? А ваш, с ваших слов, несчастный сыночек сидит взаперти, но на момент совершения убийств ни черта не соображал? Сколько ж шакалы взяли с него?

«Так и знал, что спросит. Черт возьми».

Пухлый Родерик покраснел, когда вспомнил сумму.

– Пять миллионов…

Фернок назвал свою цену:

– Два с половиной… – но это не все, – Не считая того, что дали мне.

– А не много ли? – Бэйлондс посмотрел на него с диким изумлением.

«Очень наглый коп».

– Учитывая, что я буду стараться для преступника… – лейтенант трижды моргнул, – Мало!

Светлым днем, в четырнадцать ноль пять Фредди выступил перед народом Мракана, как и обещал его духу-защитнику – Спауну. Этот поступок – обязанность. В тишине работать куда легче…

Послушать многообещающую речь прокурора об обретении гармонии собрались все «сливки» города – чиновники, депутаты, юристы крупных компаний, как на федеральном, так и на мировом уровне, некоторые творческие личности. Явились миллионер Остин Грин (который, если верить газетам, немного прихворал) и на недельку прилетевшая в Мракан английская актриса театра и кино Эмили Уотсон, сразившая всех наповал своим черным платьем.

Фредди, весь деловой, вышел к людям – к народу, который клялся оберегать. Первые несколько минут прокурор не убирал с лица широкую гримасу, а когда пришло время традиционного толкания речи, выпрямился и… улыбка незаметно исчезла.

«Сегодня мой день».

Через минуту микрофон коснулся его губ.

– Приезжие считают, что наш город – непреложная среда обитания демонов, умалишенных психиатров, фанатиков и психов! Преступность постепенно сгорает, но оставляет пепел, пишут американские СМИ! – Кригера фотографировали, снимали на камеру, ему улыбались. Это касалось всех, и мужчин, и женщин, и детей, и бедных, и богатых. Всякий, кто носил с собой фотоаппарат, или тот же сотовый телефон, фотографировал, не подбирая ракурса, – У господина мэра же совсем другое мнение, которое, так как, к сожалению, сегодня его нет с нами и, соответственно, прокомментировать мою болтовню, он не сможет! Но, несмотря на все трудности, несмотря на частичную правдивость прогнозов СМИ и приезжих, я хочу, чтобы вы помнили – Фредди глубоко вздохнул и протяжно выдохнул, – Темнее всего ночью, незадолго до утра. А утром рассвет…

– И я обещаю вам, что пред утренним рассветом Джеймс Баллук – преступник, паразитирующий на обществе, сядет за решетку! Поверьте, этот день скоро наступит…

Кригер услышал массу хвалебных выкриков и громких оваций. Поступило немало просьб об автографе, навязчивых и даже просьб с угрозами.

Помочь прокурору добраться до машины помогла растолкавшая толпу полиция…

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Гонимая, отверженная душа Билли скиталась от одного края камеры к другому. Пациент не мог обрести покой, постоянно дергался, бубнил. Врачи, так редко заходящие к нему, покачивали головой, когда в надежде поговорить с ним получали очередную цитату драматурга.

У Бартоломью ночная смена, он проверял вновь поступивших и через час осмотра зашел к новенькому.

– Что ты мне скажешь, Билли? – врач посмотрел на него взглядом, на редкость добродушным для персонала клиники и сразу отвернулся, так как не мог скрыть явного отвращения к бледнолицему существу, которое когда-то было жизнерадостным, полным планов на будущее, идей и амбиций человеком.

Грим так никто и не смыл. Он все еще тёк по щекам…

Билл повернулся к лечащему доктору и выпалил очередную фразу…

– Безнравственностью не достигнешь большего, чем правдой. Добродетель отважна, и добро никогда не испытывает страха. Я никогда не пожалею о том, что совершил доброе дело.

– Шекспир… – тихо молвил главврач, «переварив» цитату. Эрне, хоть и считал, что все безнадежно, что все попытки вернуть того самого жизнерадостного, полного идей и амбиций Уильяма Бэйлондса по умолчанию тщетны и напрасны, пытаться помочь пациенту входило в состав клятвы грека, – Стандартизация мыслей – вещь ужасная, но еще страшнее, когда мысли путаются от тяжеловесности. Старайся думать о чем-нибудь, что можешь понять. Не подпускай к себе так близко то, чего не понимаешь. Это уносит от реальности…

Билли, присевший на корточки, выдал еще одну цитатку. Тихим, умиротворенным, но болезненным голосом.

– Как тот актер, который, оробев, теряет нить давно знакомой роли, Как тот безумец, что, впадая в гнев, в избытке сил теряет силу воли…

«Это бесполезно. Парень практически овощ» – подумал Бартоломью и оставил Билли в одиночестве, но не забыл попрощаться, так как непрерывно заставлял себя с должной вежливостью относиться к больным…

У Билли имелись врожденные недостатки. Нередко он вел себя, как типичный мажорчик – в душе маленький ребенок, личностно незрелый, типичный эгоцентрист, считающий, что весь мир крутится вокруг него и его отца.

Но со временем «Ромео» изменился в лучшую сторону, найдя свою любовь. И только после ее смерти поменялся еще сильнее. От прежнего Бэйлондса-младшего, задорного, в меру дерзкого, не осталось ничего. Ровным счетом…

Случай Билла показывает, насколько сильно порой нас меняет трагедия…

Эсмонд Фернок и Родерик Бэйлондс поприветствовали деловых приятелей Родерика – участников преступлений Уильяма. Лейтенант придумал хитрый способ, как можно наказать лживых мерзавцев, и Бэйлондсу-старшему он очень понравился.

Это происходило в полицейском участке. Коп собрал виновных за раздвинутым столом, начав с льстивых высказываний, а потом предложил им кое-что, от чего, по его словам, им не удастся отказаться.

Бездушные рожи сидящих, отстраненные, но мерзкие, подтолкнули лейтенанта на серьезное нарушение, о котором, он надеялся, не узнает никто, кроме присутствующих.

– Хочу заранее предупредить, что стукачи не нужны, а потому языкастых попрошу уйти, ибо то, что будет здесь обсуждаться, сугубо конфиденциально. Понятно?

Один из дружков Бэйлондса поправил галстук, приподнял брови и сказал:

– Понятно!

– Вот и хорошо…

Родерик почти не участвовал, он стоял, как и Фернок, а не сидел, и ничего, ничего не говорил!

В кабинет вдруг забежал Уолтер и передал Эсмонду пакетик с вещдоком, тайно изъятым из хранилища. Потом сразу же закрыл дверь, с той стороны.

Лейтенант аккуратно, стараясь не касаться пальцами, вытащил оружие и положил на стол.

– Что это? – в один голос спросили сидящие.

– Хорошая вещь! – воскликнул Фернок, – Вы не смотрите так, будто я с луны свалился. Потрогайте интереса ради…

Дружки Родерика «повелись», каждый из них несколько раз коснулся пушки.

«Вот так вот».

А некоторые умудрились облапать все стороны пистолета. Когда господа потрогали, Фернок также аккуратненько положил пистолетик обратно.

– Пакет изготовлен из сверхпрочного полиэтилена, превосходен для упаковки неорганических предметов, для которых не нужна жёсткая упаковка. После закрытия он опечатывается лентой или ярлыком для обеспечения неприкосновенности…

– Ну, и зачем нам это знать? – возмутился высокий, двухметровый мужчина, тот, что первым выдвинул идею помочь Биллу в убийствах и затем сорвать куш, – Для чего позвали? Наше время тоже стоит денег. Кто будет платить?

– Да никто не будет – сказал лейтенант, – Для того. Вы же потрогали оружие, на котором висяк. Потрогали? Браво! А, значит, с девяносто процентной вероятностью окажетесь виновными в убийстве какой-нибудь двадцатилетней проститутки! И, поверьте на слово, на сей раз никто не отмажется, все будет иначе – в этом и состоял его план – подставить их, вынудив оставить на стволе отпечатки пальцев, – Молодцы, хорошо полапали… Даю пять!

– Что? – возмутился долговязый.

Через минуту в кабинет вбежали копы вместе с Уолтером Бёрком и заковали друзей Родерика в наручники. Те немного покричали, но вскоре примолкли от вопиющей безысходности. Увидев, как подлецов уводят в какое-то другое место, Бэйлондс-старший благодарно пожал Ферноку руку и произнес:

– Вы такое для меня сделали. Век не забуду…

– А вам и не надо – коп чесанул затылок, – Само забудется.

– Вы же… вы же понимаете, почему я вас попросил? – Родерик затряс руками, – Билл стал убийцей, никто не спорит, и он теперь вряд ли скоро выйдет из клиники, но как отец я должен был заступиться…

– Да, конечно… – Фернок просто не мог не прочувствовать драму семьи Бэйлондсов, – Я все прекрасно понимаю…

– Я не мог поступить иначе…

– Конечно, не могли.

Операция по аресту преступников завершилась покупкой дорогущего коньяка и совместного распития. Родерик поведал полицейскому обо всех тонкостях продукта, сделал немало попыток повысить привлекательность данного алкогольного напитка рассказами о его полезных свойствах…

Джерси и Фредди находились в хохляцкой резиденции.

Джерси держал зло на младшенького, но младшенький был зол не меньше. Их крики доносились до нижних этажей здания.

– Это просто плевок мне в лицо! – Кригер ударил ладонью по столу, изобразив недовольную гримасу, – Что теперь я скажу народу? Что я скажу, мать его, прессе!

По телеку обсуждали громкую, почти экстренную новость: окружной прокурор Мракан-сити – Фредди Кригер – латентный детоненавистник и детосадист, заперший в психушке родную сестру, скончавшуюся незадолго после посещения брата.

Также показали запись, где сестра жалуется на жестокость Фредди и признается, что он вытворяет, и о родстве его тоже все узнали…

– Прокурор?

– Нет. Не он. Хотя да, прокурор тоже мой брат. Ведь у меня двое братьев. Вернее они у меня были. Я их похоронила в душе…

– Ясно. А кто второй брат?

– Маленький, умный, очень одаренный, по мнению педагогов, подросток, но непослушный, вечно бранящийся и жестокий… – пауза длилась полминуты, с болью, но Скарлетт таки договорила, – Джимми Кригер. Он же Джимми Баллук…

– Что?

Общаясь со Скарлетт, Бёрк в тайне снимал ее на телефонную камеру. Таким образом, появилось доказательство, которое потом кое-кто использовал: отдал СМИ для громкого скандала.

Скарлетт, ее признания, ее слезы, ее мучения увидел весь Мракан. И Фредди погорел…

– Ты можешь хоть что-нибудь сделать или будешь сидеть сложа руки? – прокурор не переставал подымать голос на Джерси, словно потерял всякий страх. А ведь до этого момента он боялся грубить брату, – Ты просто… идиот! Купил мне славу, а ее так быстро отобрали!

Чувство позора превысило страх.

– Кажется, ты хотел прикрыть ротик… – тонко намекнул Джерси, затем встал из кресла и медленно подтопал к брату, отвесив ему здоровую пощечину, поправив его галстук, а затем облизнув его щечку.

Несмотря на педиковатую привязанность к Фреду, преступник не исключал варианта, что когда-нибудь просто замочит его, если он не научится подбирать выражения.

– Ты прав, это я купил тебе славу, и я же тебе советовал не запирать Скарлетт! Ты не послушался, и еще кричишь на меня? На меня – человека, который всю жизнь тебя защищал!

– Ну… – Кригер не успел договорить. Тут же был перебит.

– Неблагодарная мразь! – Джерси еще раз засандалил ему, – Я дал тебе Мракан на блюдечке, дал доверие, и в твоих интересах было искусно притворяться. Ты лгал, сколько мог, но из-за своей врожденной ничтожности не сумел удержаться на плаву, не сделал то, что нужно и теперь во всем винишь меня.

Фредди усмехнулся, чуть было не всплакнул, а потом попытался обнять брата, чтобы вымолить прощение за свою неблагодарность:

– Джимми, прости меня. Разве не видишь, а? Я уважаю тебя, просто забылся…

В ход пошла третья пощечина…

– Им еще не хватало узнать о диссоциативном расстройстве идентичности, которым ты страдаешь с детства! – из уст Джерси раздался зловещий хрип, – В тебе Джекила и Хайда больше, чем в повести Стивенсона! – и треск зубов, – Насколько мне известно, разные личности могут не подозревать, что они существуют, а когда пробуждается первичная личность после собственной жизни вторичной личности, то она может быть сильно удивлена, как оказалась в тех обстоятельствах, в которых оказалась!

– Ладно – давно смирившись с правдой, Фредди проглотил и это.

Но не просто так. Детство наложило отпечаток на всю оставшуюся жизнь. Совокупность трагических историй, пережитых в Лондоне, породила на свет Фредди Крюгера – вторую сущность Фредди Кригера.

После состоявшейся в среду пресс-конференции, на которой Кригер получил одобрение инвесторов, всеобщее признание и кучу положительных мнений о себе в статьях, люди с тяжестью восприняли столь противоречивую информацию. Отношение прокурора к опасному преступнику, участие в похищении детей и прочие грехи Фредди со слов его якобы сестры усилили активность хейтеров прокурора, взбунтовали надломленных мраканидов, объявивших протест властям.

Похищение Сета Картера, а теперь еще и всплывшие факты об окружном прокуроре, который так успешно питал надеждами. Мракан буквально сходил с ума…

Департамент.

– Это ты вычудил? – спросил Фернок у Уолтера, злой не только на него, но и на всех, на себя, в том числе. Он планировал по-тихому «убрать» Кригера, но теперь, он был уверен, это сделает кто-то другой, – Признайся!

– Нет… – у Бёрка онемели губы.

– Телефон… – лейтенант впритык смотрел на него, – Телефон где твой?

– Потерян…

– Что?

– Я не знаю где. Потерял еще утром. Искал – не нашел. Но на нем была запись, вы знаете это, и если кто и взял его, то уже использовал…

– Что?

– Это не я, клянусь. Я бы никогда так не рискнул… – каждый бы на месте Фернока понял, что Уолтер не врал. Впрочем, это понял и сам Фернок. По недоумевающим глазам офицера, конечно же.

– Но кто-то ведь это сделал… – и сам он находился в большом недоумении…

– Кстати, могу ли я узнать, что вы планируете сотворить с прокурором? Пойдете законными путями? Или…

Лейтенант изрядно поугорал от наивности офицера.

– Ты что, совсем? Как я тебе законными уберу?

– А какими? – напрягся Уолтер.

– Народными. Физическими!

Похищенные Луиза Сименс и Сет Картер получали воду и немного еды, в основном, это куски засохшего хлеба, предназначенные для продления мучений. Убийца, уверялись заложники, не собирался их отпускать и держал специально, чтоб они свихнулись от своего заключения…

– Что будем делать? – мэр постоянно спрашивал девушку, а та постоянно давала один и тот же ответ. Это происходило на автомате:

– Ждать…

– Ждать и не сдаваться до самой остановки наших сердец…

– А когда сердца остановятся, то что?

– Тогда нам уже будет все равно, где находиться…

– Смерть облегчает…

– Что есть, то есть…

«Но ждать бессмысленно – рассуждала Луиза, – Если только ждешь не смерть. Завышенное ожидание наносит куда больше боли, чем чистое отчаяние. А надежда – краткосрочная, иллюзорная выгода, от которой получаешь лишь слабое утешение.

Но чем ты сильнее, тем дольше продержишься, тем больше сможешь самой себе наобещать и тем больнее будет смириться. Выходит, сильные люди испытывают больше боли, чем слабые духом, потому что они пытаются вертеться.

Может, в таком случае нужно стать слабой? Чтобы чуть отпустило».

Картер тоже рассуждал:

«Я – мэр Мракан-сити – вынужден здесь гнить. Но понимая, что это из-за чего-то, а не просто так, не решусь утверждать, что я не заслужил таких мучений. Возможно, такое наказание вполне заслуженно. Однако вспомнить, что я такого сделал, за что так страдаю, не получается. Хоть убейте…

Но неужели господин Миллер восстал и мне мстит? О, мой бог. Неужели все это дерьмо подстроил преследовавший меня родственник шантажиста?

Я не перестану задаваться вопросами, пока не окочурюсь. И все же мне интересно».

– Какой смысл от угнетающих стен? От такого наказания… – мэр привстал, подошел к двери и закричал, – Какой, черт возьми, смысл! Ты меня вообще слышишь, ублюдок! Выйди к нам, покажись, сволочь! Покажись и ответь! Что мы должны вынести из этого урока? Что?

Маньяк слышал крики заложников, наблюдал за ними с экранов. Он выполнял миссию, не простую, а жизнеспасительную, как считал. Чью жизнь он спасал – было известно лишь ему одному.

Луиза Сименс, оказавшись более смышленой, чем мог подумать Сет, предложила неплохую, но безумную идею. Правда, рассказывая о ней, она призналась, что не сможет сделать это сама. Но горящий желанием поскорее выбраться на волю, высвободиться из заточения господин Картер сказал:

– Я согласен выполнить. Говорите…

Девушка предположила, что в куртке трупа, гниющего в вентиляционном отсеке, может лежать телефон и есть малая вероятность, что он еще не разряжен. Но нужно торопиться…

Готовый выполнить любую услугу мэр согласился покопаться в одежде мертвеца, и Луиза засияла ослепительной многовольтной улыбкой.

«А если и разряжен, есть вероятность, что, включив его, у нас будет минут пять для совершения звонка в полицию до полной разрядки».

Им повезло куда больше и благодаря находчивости Картера, первый раз обратившего внимание на несорванную со стены бумажку. Теперь репортерша в открытую заявляла, что ей очень подфартило с «сокамерником».

– Бывший военный госпиталь? Сан-Вэстронд? О, да. Точно. Это он и есть. Как же я не мог догадаться с самого начала? Сан-Вэстронд!