Текст книги "Полет Стрижа"

Автор книги: Евгений Сартинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 37 страниц)

21

Влетев на привокзальную площадь, Стриж сразу увидел вишневую «девятку» Семенова. Комитетчик нетерпеливо поглядывал на часы, курил. Он с утра вызывал Стрижа по рации, но тот просто забыл включить передатчик. Лейтенант с недоумением взглянул на подошедшего к нему «кентавра», но, узнав Анатолия, с восхищением присвистнул. «Молодец, вот это маскировочка!»

– Привет! Где они? – сразу начал про дело Стриж.

– Сели в пятый вагон, третье купе.

"Их уже четверо. Кажется, я не прогадал, поставив на него", – подумал Семенов, глядя в спину уходящего

Стрижа.

– Андрей со мной, а вы по обводной дороге к следующей станции, – скомандовал Стриж друзьям, отдавая им шлем.

В вагон они прыгали уже на ходу, и даже не в тот, что надо, а в десятый, в самом конце поезда.

– Куда! – пытался было их не пустить пузатый проводник.

– Отец, от поезда отстанем, мы из третьего!

Переходя из вагона в вагон, долго шли до нужного им пятого. Он оказался купейный, мягкий.

– Девушка, когда следующая остановка?

– Через пять минут, – ответила проводница, разнося чай.

– Подождем немного. – Они вышли в тамбур, чтобы не маячить на глазах у пассажиров.

– Что у тебя с братом случилось? – спросил Стриж Андрея.

– Сел на иглу и сгорел за полгода. Ему было всего шестнадцать.

– А ты как же позволил?

– Я служил в армии.

Помолчали. За окнами замелькали фермы моста небольшой речки. Совсем немного оставалось до станции.

– Пошли! Твоя задача держать этих двоих на мушке, пока я с главным разберусь.

Дойдя до купе, они на секунду задержались: Андрей достал свою пушку, снял предохранитель и кивнул

Стрижу. Тот резко рванул в сторону дверь купе.

Ахмедов, толстый неопрятный человек с громадными мешками под глазами, чавкая, расправлялся с жареной курицей. Второй узбек, поджарый, с узким красивым лицом, лежал на нижней полке. Увидев Стрижа, он вскочил, но, получив хороший удар в челюсть, опрокинулся на диван и тихонечко сполз на пол головой под стол. Сзади, над ухом Стрижа, упругим толчком негромко бухнул пистолет Андрея. "Как шампанское", – мелькнула мысль в голове у Стрижа. Сверху, со второй полки, раздался хрип, и на стол упал пистолет, бессильно свесилась рука. В довершение всего прямо на лысину ошалевшего толстяка закапала алая кровь.

– Где деньги?

– Слушай, ты что, с ума спятил? Мурай-ага тебя за яйца подвесит!

Ахмедов, очевидно, подумал, что это люди Мурая, но Стриж резкой пощечиной выбил из его головы подобную мысль.

– Ну, быстро!

– Там, там все! – побледневший Ахмедов кивнул на противоположную полку. До него наконец дошло, что происходящее серьезно и может кончиться лично для него очень и очень плохо. Хотя его никто не просил, он сидел подняв руки, толстые, лоснящиеся от жира пальцы дрожали. На лысину все капала кровь, Ахмедов старался увернуться от нее, но отодвинуться подальше боялся.

Стриж поднял сиденье, достал большой черный чемодан с белой металлической окантовкой.

– Ключи!

Ахмедов поспешно протянул ему маленькие хитроумные ключики. Повозившись, Стриж откинул крышку.

Чемодан был полон денег. Большинство купюр были рублевыми, но хватало и зеленых пачек со строгим джентльменом в парике. Захлопнув крышку и закрыв замки, Анатолий двинулся к выходу. Обернувшись на пороге, он напоследок бросил толстому, смертельно перепуганному человеку, с головы до пят перепачканному чужой кровью:

– Не приезжай больше сюда, не к кому. Еще тебя увижу – убью!

Не спеша вышли в тамбур. Поезд тормозил, уже показался вокзал. Они сами открыли дверь, спустились на подножку. В эту же секунду на перрон ворвались два стремительных синих мотоцикла. Стриж махнул парням рукой. Тут за его спиной опять приглушенно бахнул пистолет, что-то упало.

– Проблемы?

– Да второй очухался, – спокойно ответил Андрей.

Спрыгнув на ходу, они уселись за спинами друзей и уже трогались, когда Андрей выстрелил снова. Стриж с недоумением оглянулся и увидел, как из соседнего вагона на землю падает пистолет и заходится криком толстый усатый милиционер-узбек, сжимающий левой рукой окровавленную кисть правой. Когда они вырвались на автостраду, Стриж обернулся и показал Андрею большой палец. Свою задачу тот выполнил сполна и отлично.

22

Вечером к Мураю пожаловал господин подполковник. Арифулин был зол. Движения его казались резкими и порывистыми, узкое, красивое лицо дергалось.

– Вы что тут, совсем охренели? – начал он без предисловия, наливая себе рюмку «Посольской». Хлопнув ее, продолжил разнос: – Мне уже из центра звонят: что у вас там за иллюминация на всю Волгу? Семь человек пришлось веником сметать, одного мать родная не узнает, зажарился, как каплун. Еще одному придурку в катере полчерепа осколком снесло. Смех. Воюешь, да? А мне расхлебывать. Того и гляди чрезвычайное положение придется объявлять. О чем думают твои «кентавры» хреновы?

Говоря все это, он мотался как заводной по нелепому парадному залу дома. Местный архитектор раболепно втиснул сюда все, что пожелал хозяин: и громоздкий, нещадно чадивший и поэтому неиспользуемый камин, и легкие, авангардные кресла, и широченный диван. Так как стандартные бетонные плиты не перекрывали всего потолка, а зал, по требованию Мурая, должен был быть во весь этаж, то в середине потолка торчала двухтавровая железная балка, стыдливо прикрытая с обеих сторон двумя рядами хрустальных люстр. В небольших простенках между широкими и высокими, почти от пола до потолка окнами Витька Павленко сделал необычные, с витой резьбой полочки для фарфора и стеклянные для хрусталя. Периодически все это билось, крушилось и ломалось во время бесчисленных загулов и столь же методично восстанавливалось сначала самим Витькой, а потом, когда он вышел в тираж, другим умельцем. Мурай упорно стремился к тому, чтобы не было никаких изменений в привычной ему обстановке. Витька же вырезал и бесподобные рамы бесчисленных зеркал, придумал и соорудил хитроумные гардины с тремя рядами штор. Когда пьянки заходили слишком далеко, осторожный Бачун закрывал окна тяжелыми бархатными портьерами. Сейчас же, под вечер, заходящее солнце золотило ажурный тюль и отражалось в зеркалах, переливалось бриллиантами в хрустале люстр.

– А твои что, лучше что ли? – лениво отозвался Мурай. Он, как всегда, возлежал на огромном своем диване, ничего не ел и не пил – в его венах бродил кайф. – Как там этот придурок Голома, живой что ли?

– Живой. Приперся сегодня в гипсовом воротнике, вся челюсть в металле: "Хочу быть на боевом пошту", – передразнил Арифулин храброго лейтенанта. Плюнул. – Лучше бы Стриж его пристрелил.

– А остальные как?

– Да оба хороши! У одного вывих шейного позвонка, теперь башка всю жизнь набок будет, а у другого ребра и задница синие от дубинки, ни сидеть, ни лежать не может. И надо же было именно им нарваться на твоего дружка!

Сидевший скромно в уголке Бачун невольно хихикнул, так велика и забавна была досада главного мента города. Тот недовольно повернул к нему голову:

– Ты чего там еще скалишься, крыса?!

Бачун миролюбиво протянул вперед ладони, дескать, я ничего. Арифулин снова заходил по комнате.

Сегодня он даже не снял китель, только расстегнул его.

– Двенадцать трупов за три дня, с меня же начальство голову снимет!

Зазвонил телефон. Бачун шустро подскочил к нему, послушал, протянул трубку начальнику горотдела.

– Меня? Арифулин слушает. Что?! Где? Подробнее. – Долго слушал, наконец бросил коротко: – Ясно.

Положив трубку, он повернулся к Мураю.

– Ну вот, еще ЧП. Поздравляю. Стриж прикончил твоих азиатских гостей и забрал все денежки.

– А душманы что глядели на него?

– Пристрелил, говорю, всех. А Ахмедова твоего кондрашка хватила. Одна благая весть – хоть рожу его поганую не увижу. Да, их было уже четверо, понял?

– Бачун, падла! – Мурай повернул голову в сторону помощника. – Когда найдешь его лежбище?

– Найду, хозяин, обязательно найду! – Рыжий преданно прижал к груди руки.

Мурай сел на диване, уставился тяжелым взглядом на своего шакала, начал давать инструкции:

– Ищи его по бабам. Я Стрижа хорошо знаю, он без них не может. Пройдись по его старым подругам, разным вдовушкам, разведенкам. Может, и нам дам позвать, а, господин полковник? Господа, а давайте поедемте в нумера… – Мурай уже ерничал, кобенился. Дурная истома требовала выхода.

– Ну так как, гаспа-дин пал-ковник. – Он поднял трубку телефона. – Звоню?

Арифулин поколебался секунду, затем плюхнулся в громадное кресло и махнул рукой:

– Давай!

И, словно повинуясь его команде, со звоном опали в двух окнах стекла, посыпалась отбитая лепнина потолка, вдребезги разлетелась одна из хрустальных люстр. Все трое бросились на пол. В наступившей тишине послышался рев моторов, вскочивший Арифулин успел разглядеть две фигурки на уносящемся на бешеной скорости мотоцикле. Внизу тоже взревели моторы, и два наряда «кентавров» рванулись в погоню.

– Поздно, уйдут, – с досадой мотнул головой Арифулин. – Зевнули. Знаешь что, милый мой, – обратился он к хозяину, – иди-ка ты со своими подругами…

Послав своего подельника, подполковник застегнул китель и быстро покинул гостеприимный дом.

Мурай сгреб за лацканы Бачуна. С ладони капала кровь – неудачно упав, он порезался об осколки стекла.

– Чтобы завтра же нашел его, а то я тебя удавлю сам, понял?!

Побледневший Бачун только кивнул головой. Он слишком явно представил эти же ладони у себя на горле.

23

Километрах в пяти от города находилась так называемая Стрелка – небольшой мыс, любимое место встречи рыбаков. Крутой берег давал неплохую защиту от ветра, и в зависимости от его направления к одной или другой стороне приставали лодки, рыбаки съезжались посудачить и отдохнуть. Этой ночью их было особенно много: разгром цеха дал обильную пищу для разговоров. Все говорили о том, куда теперь девать икру.

Слишком все складывалось удобно – приплыл, сдал, получил деньги. Теперь надо было самому искать, кому сбывать улов.

Горел большой костер, рыбаки, тертые, матерые мужики, пустили по кругу бутылку и от души крыли новые времена и неведомого им Стрижа. Половина из них забросили сети, а другие не решались – не хотелось самим толкаться на базаре с товаром, который купит не каждый, зато любой встречный мент придраться сможет. В самый разгар разговора затарахтели двигатели, и на откос влетели два мотоцикла. Спустившись, они подъехали ближе и встали, не доезжая до костра метров десять. Фары нещадно слепили рыбаков. Рослый детина с усиками скобкой поднялся навстречу.

– Эй, убери свет! Василь, ты что ли? Чего там опять Мураю надо?

– Мураю ничего не надо, я вот кое-что хочу вам сказать. – Стриж слез с мотоцикла и снял шлем. Усатый узнал его сразу, схватился за автомат, висевший на боку, но поднять не успел. Андрей, как всегда, был точен, выстрела никто не услышал за шумом работающих двигателей, но парень упал назад и стал мучительно выгибаться, зажимая рану в районе солнечного сплетения. Из горла раздавались хрипенье и мучительный кашель, особенно резко прозвучавшие в наступившей тишине. Приехавшие заглушили двигатели, и только фары все так же безжалостно слепили рыбаков. Стриж подошел поближе, вытащил из-под корчившегося тела автомат. Со стороны реки послышался гул, из-за мыса выскочила белоснежная махина мураевского катера, двигатели заглохли, и он с разгону глубоко врезался в прибрежный песок. Толчок был, очевидно, чересчур сильным, с катера загремела нещадная брань, что-то упало. Наконец на берег сползли двое, изрядно затаренные спиртным.

– Серега! – завопил первый, очень прилично покачиваясь на ходу. – Подкрепление прибыло: поминки по боцману продолжаются. Серега, ты что, спишь что ли?

Вдвоем они склонились над лежащим.

– Руки поднимите, – негромко сказал Стриж, направляя на варягов дуло автомата. Между тем Илья, не слезая с мотоцикла, держал под прицелом своего «узи» сбившихся в толпу рыбаков. Мало ли что было у них на уме да и за пазухой. С другого края Стрижа прикрывал Андрей.

До «поминальщиков» дошло наконец, чего от них требуют. Выпустив бутылки, мягко шлепнувшиеся в песок, они задрали вверх руки. Сзади к ним зашел Сергей и освободил орлов Мурая от лишнего металла.

Уложив обоих на песок лицом вниз, Стриж обратился к браконьерам:

– Значит так, мужики! С сегодняшнего дня я запрещаю рыбалку до открытия сезона. Кого поймаю с сеткой – утоплю вместе с лодкой. Поняли?

– А ты что, рыбнадзор?! – резко начал один из рыбаков, мужик лет под пятьдесят с неврастенически подергивающимся лицом и вставными железными зубами во весь рот. – И вообще, кто ты такой?! Ты что здесь раскомандовался?! Подумаешь, Стриж! Не таким птицам перья выщипывали! Знаешь, где я видел твои приказы!!!

Неврастеник уже кричал в лицо Анатолия, надвигаясь на него. Толпа дрогнула и качнулась, но тут Стриж ударил браконьера в солнечное сплетение, а Илья дал очередь выше голов. Мужик зазевал, мучительно хватая ртом ставший вдруг дефицитом воздух. Стриж схватил его за волосы и, вывернув задыхающееся, посиневшее лицо, закричал:

– Да вы, гады, что творите, а? Еще год, два, и в Волге ерша не останется! Лишь бы карман себе набить! Ведь сами, суки, пожалеете об этом. Детям что ли сказки рассказывать будете про рыбку в Волге!? На картинках стерлядь показывать будете?!

Он отшвырнул начавшего приходить в себя рыбака.

– Да кто ее считает, рыбу-то в реке? Может, ее там еще прорва? – сказал в ответ один из толпы, остальные нестройно поддержали.

– Мы-то что, заводы вон как травят!

– Ну и много вы ловите? Столько же, как и два года, и пять назад? – уже спокойно спросил Стриж.

– Да нет, меньше, – нехотя признался самый активный из толпы.

– Ну так вот, мужики, не хотите по-хорошему – силой буду заставлять. Ведь все понимаете, что будет, к чему идем, а остановиться не желаете. Я предупредил, встречу, не рыбнадзор – сразу на дно пущу.

Между тем Сергей обшарил катер и, нагрузившись двумя автоматами, спрыгнул на берег. Ни он, ни Андрей, ни Илья не снимали шлемов, с непокрытой головой был только Стриж. Сергей попытался столкнуть катер с берега, но тот слишком глубоко врезался в песок. На помощь пришли Анатолий и Андрей. Втроем им удалось спустить судно на воду. Илья подъехал поближе и направил свет фар на медленно дрейфующий катер.

– Возьми "калашников", – крикнул ему Андрей, – побереги патроны.

Илья кивнул головой, отложил «узи» и, не вставая с сиденья, ударил по белоснежному красавцу длинной очередью из автомата. Четкая линия трассеров пропорола борт катера. Открыл огонь и Сергей. С рубки посыпались стекла. Катер развернуло по течению, пули крошили теперь корму, там вспыхнуло даже пламя. Но разгореться катер не успел – тяжелые двигатели потащили его на дно. Правда, нос еще долго торчал из воды благодаря своему обширному воздушному отсеку. Пришлось послать пару лишних очередей, после чего катер наконец затонул.

– Поехали! – скомандовал Стриж.

Прикрывал их, как всегда, Андрей. Но никто из толпы не дернулся, не шевельнулся даже, только проводили угрюмыми взглядами свет фар уезжающих мотоциклов.

24

Бачун не выспался. До часу ночи «кентавры» колесили по городу в поисках Стрижа. Лег поздно, а к утру приснилась зона, глумливые рожи уголовников. Зоны Бачун боялся больше всего. В свое время он соблазнился большими деньгами и специально сел, чтобы убить Стрижа. Сидел с ним в одной зоне год, но так и не смог устроить что-то вроде несчастного случая. Пытался натравить других – Стриж отбился. А сам в открытую выступить побоялся. Такие вещи в зоне даром не проходят: взялся пришить – держи слово. После того, как

Стрижа перевели в другую зону, Бачуна «опустили» и целый год он ходил в «петухах».

Именно это и приснилось ему в пять часов утра. Мурай его простил, но платить за это приходилось собачьей преданностью и шакальей подлостью. Хозяин взвалил на него самое грязное и мерзкое: торговлю наркотиками, сбор дани, расправы с неугодными. Мурай уже и забыл, когда лично проезжал по торговым точкам, когда последний раз видел дрожащие руки наркоманов, тискающие грязные рубли. Были за Бачуном грехи и побольше. Выкрасть ребенка, утопить в Волге должника, сжечь вместе с домом чету пенсионеров, чтобы освободить побольше места для особняка хозяина. Все это давно тянуло на вышку. Змея, Крыса, Шакал,

Тварь – так говорили про него сами «кентавры». И все эти клички шли ему, как пианисту фрак. Мурая он боялся и ненавидел, но шакалил на него не за страх, а за совесть. Только он мог спасти его от тюрьмы, от нар, от выполнения позорных обязанностей. За трое суток, что Стриж был в городе, Бачун, и так худой как глиста, сдал окончательно. Его остроносая мордочка с крупными веснушками на бледном лице приобрела какое-то особое выражение загнанной в угол крысы.

Еле дождавшись рассвета, он снова начал мотаться по городу на мотоцикле с расспросами и допросами.

Агентура у него была обширная: любой наркоман согласен вложить кого угодно, лишь бы ширнуться хоть разок бесплатно.

Удачу он почувствовал, когда расспрашивал Калгана, одного из мелких торговцев марафетом и самого наркомана. Расплачиваясь, тот вытащил новенькую десятитысячную купюру.

– Где взял? – спросил Бачун, вертя в руках хрустящую еще ассигнацию.

– Витька Павленко расплатился за прошлое и еще хотел взять.

– Откуда у него деньги? Он, что, на работу устроился?

– Да что ты! Он и ножовку в руках не удержит.

– Где же деньги взял?

– Не знаю. У него еще несколько таких было, новеньких.

– Витька друг Стрижа?

– Да, точно.

– Говоришь, он еще хотел взять?

– Да, только у меня не было больше. Скоро прибежит, время.

– Вот что. Ты ему ничего не давай, пусть ко мне идет.

Вернувшись домой Бачун стал ждать. Не прошло и получаса, как прибежал взбешенный Витька.

– Ты, сука! Ты почему ему не велел давать? Я деньги плачу!

– Плевал я на твои деньги, ничего ты не получишь.

– Почему?

Бачун подошел вплотную к Витьке, схватил его за лацканы старенькой засаленной куртки и тихо спросил:

– Где Стриж? Стриж где? Это он дал тебе деньги?

Витька отвел глаза, и Бачун понял, что попал в точку.

– Где он, говори, сука?

– Не знаю, не знаю.

– Где деньги взял, ну?!

– Клиент один расплатился.

– Врешь, ты уже с год гвоздя в стену не забил. Ну?!

– Икону продал, свою, ей-богу!

– Врешь! – Бачун выхватил из рук Витьки две скомканные купюры, достал ту, что получил от перекупщика, сличил, усмехнулся.

– Они из одной пачки. Так что ты мне рога не мочи. Точно такие деньги Стриж выбил из Абрамчика. Где он?

Где его нычка, говори!

Целый час Витька упрашивал рыжего взять деньги и дать ему кольнуться. В конце он уже ползал перед ним на коленях, плакал. Его страшно ломало, казалось, что кто-то невидимый, но ужасно сильный выворачивает суставы, на темечко как будто положили гирю, а пульс в висках все нарастал и казалось, что череп вот-вот не выдержит и разлетится на куски. Он стоял на коленях и, обхватив голову, стонал от боли. Уставший Бачун развалился на диване, зевал и монотонно, как метроном, твердил вполголоса:

– Где Стриж? Стриж где?

В руках он для большей наглядности держал шприц с готовой дозой. Наконец терпение его кончилось, он нагнулся, брезгливо сморщившись, сгреб в ладонь грязную шевелюру Витьки, поднял его лицо кверху и, поднеся шприц прямо к глазам, закричал:

– Ну, где? Говори!

И Витька сломался. Глядя на мутную жидкость в прозрачном стеклянном шприце, он тихо, глотая слюну, произнес то, что так долго ждал рыжий подонок.

– Он у Ольги.

– У какой Ольги? – сначала не понял Бачун.

– У моей Ольги, – так же тихо добавил Витька.

Сунув шприц в дрожащую руку, Бачун бегом кинулся к телефону.

– Мурай? Это я. Я нашел его!

25

И все-таки он не устоял, не выдержал. Все эти дни Мурая грызла только одна мысль – бросить все и бежать.

Так было и десять лет назад. То, что все приписывали уму и хитрости Мурая – поездку в Фергану после изнасилованя Оксанки – все это диктовал один ужас. Он ненавидел Стрижа, но еще больше его боялся. Мурай мог пойти один на двоих, на четверых, на какую угодно толпу. Но этот человек еще в детстве, в бесконечных уличных и боксерских боях, буквально вдолбил в него какой-то особенный безотчетный и панический страх.

Особенно часто Мурай вспоминал лицо Стрижа на танцплощадке, когда Анатолий сломал ему челюсть. Ведь он тогда и рукой не пошевелил, чтобы прикрыться. Вот почему, когда утром ему позвонил, а потом и прибежал довольный Бачун, Мурай воспринял его слова почти безразлично.

– Чему радуешься, дурак? Подумаешь, нашел. Ты убей его, тогда и радоваться будешь.

– А чего там? Сейчас возьму всех, зажмем в доме. Рыпнется, сожгем и всех делов.

– Дурак! – еще раз повторил Мурай. – У тебя сколько людей осталось?

– Ну, с десяток наскребу.

– Мало. Их четверо. Ты знаешь, что сегодня ночью они турбазу вместе с катерами сожгли? А там наших четверо было. Ладно, бери всех, если его не будет, оставь засаду. Да!..

Мурай остановил повернувшегося уходить рыжего.

– Слушай, если его не застанешь, а будет Ольга… убей ее. Так, чтобы он взвыл от ярости, понял? И жди его здесь.

Бачун посмотрел в мутные глаза хозяина, и внутри затрепетала какая-то слабая обида: "Опять мне самое грязное, а он в стороне".

– Хорошо, – кивнув головой, он покорно пошел к выходу.

Оставшись один, Мурай долго сидел в каком-то оцепенении. Потом очнулся, огляделся по сторонам. И выбоины на штукатурке, слепые рамы зеркал, убого обнаженные без хрусталя, ряды лампочек люстры – весь этот неуютный, постылый вид снова поднял в нем паническую волну страха. Мурай бегом выскочил из дома.

Его шофер, шустрый, вертлявый Семка, подняв капот, копался в двигателе. Он удивленно поднял глаза на хозяина, и его взгляд, как ни странно, отрезвил Мурая.

– Что там у тебя? – спросил он шофера.

– Да так, ерунда, масло меняю.

– Кончай! Мне машина скоро нужна будет, – Мурай повернулся уходить, но снова накатила мутная волна страха, и он решился. Стараясь говорить как можно небрежнее, бросил Семке: – Да, съезди к Рыку, пусть чемодан собирает.

И добавил, заметив вопрос, явно прорисовывающийся на шустрой мордочке Семена:

– И ты тоже собирайся.

Семка подпрыгнул от радости – он не любил подолгу сидеть на одном месте. А если брали еще и Рыка, значит, отлучаются надолго.

Эту пару Мурай всегда прихватывал с собой в Москву, на юг, в другие дальние поездки. Семка был хорош как шофер и незаменим на побегушках. Он не считал в тягость то, что других покоробило бы: сбегать за сигаретами или пивком, притащить на себе пьяного хозяина и вытереть за ним блевотину.

Рык был совсем другой, в чем-то даже полный антипод Семки. Здоровущий мужик лет за сорок, при первом взгляде, а затем и при втором, и при всех последующих поражающий своими габаритами. Рядом с ним даже

Мурай казался меньшим братом. Рык, в отличие от перекати-поля Семки, был человек степенный и семейный, имел двоих детей и такую же крупную, как и сам, далеко не красавицу, жену. Природа наделила его такой невероятной силой, что оторопь брала самых просвещенных в «железных» играх людей. В жизни не прикоснувшись к гире или штанге, он шутя поднимал за задок «жигули», пока меняли колесо, и еще никто не видел, чтобы он при этом уставал. На все попытки досужих людей заставить его поднять какую-нибудь штангу, чтобы выяснить наконец, сколько же он может рвануть, Рык неизменно отвечал одной фразой: "Ну, как же, нашли придурка!"

Так бы он и проработал всю жизнь грузчиком, если бы не Мурай. Того всю жизнь мучила одна проблема: в пьяном виде любил он покуражиться по кабакам, и если это сходило с рук в краях родных, то выходило боком в столицах и на югах. С Рыком же он был как за каменной стеной. Во-первых, тот никогда не пьянел, сколько бы ни вливали в него пойла, во-вторых, сохранял редкое хладнокровие в любой аховой ситуации. То, что он голыми руками мог разбросать какую угодно толпу, было не главное. Лишь он мог скрутить и успокоить буянящего Мурая. Поначалу он относился к поездкам с Мураем как к высокооплачиваемой, но нудной работе, но постепенно вошел во вкус и уже с удовольствием сопровождал хозяина по экзотическим для провинциалов барам и ресторанам.

…Ольгу разбудил требовательный стук в дверь. Во дворе заходился взбешенный Шарик. Ольга только уснула после ночной смены и соскочила с кровати взлохмаченная, долго не могла понять, в чем дело. Накинув халат и на ощупь найдя шлепки, вышла в сени.

– Кто там?

– Ольга, Витька умирает!

– Где он?! – закричала она и открыла дверь.

Дневной свет ослепил, и тут же чьи-то грубые руки выволокли ее на крыльцо, зажали рот. Мимо нее в дом проскользнули двое в черном. Прошло несколько минут, наконец в дверях показался один из «кентавров».

– Бачун, его нет.

– Ладно, заходим.

Ольгу протащили через зал, швырнули в спальню. Здесь к ней вплотную приблизился Бачун.

– Где он? – спросил рыжий, уставившись желтыми глазами и дыша в лицо гнилостным запахом давно не чищенных зубов.

– Не знаю, – тихо ответила Ольга, отводя глаза. Бачуна она не переносила еще с тех времен, как Витька начал пить. Мураевский помощник неизменно привозил поддатого Витьку со строек. С каждым днем тот был все более пьян, и если вначале его привозили на мотоцикле, то потом приходилось выгружать из машины.

Бачун схватил ее за подбородок и повернул к себе.

– А может, знаешь? – и, притянув к себе, попытался обнять. Ольга резко стряхнула с себя его руки, толкнула в грудь и отскочила в угол.

– Ах так! Ты что, сучка, думаешь, так просто уйдешь от меня?

Он попытался зажать ее в углу, но она неожиданно оказалась сильной, чего он никак не ожидал. Да и Бачун, в жизни не поднимавший ничего тяжелее ложки, был отнюдь не атлет. Он попробовал задрать ей халат, но

Ольга, развернувшись, влепила ему такую звонкую пощечину, что крысенок отлетел в другой угол небольшой комнатки.

– Ну ты об этом пожалеешь! Эй, двое сюда! Взять ее!