Текст книги "Кареглазка и чудовища (СИ)"
Автор книги: Евгений Наседкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц)
– Григорий Менаев, уроженец Первомайска 24 лет от роду. Выродки, морфы, поход на север – понятно. Но откуда же у тебя подробная карта Горноречья, с указанием Нового Илиона? – оборвал мое фэнтези Горин.
Признаюсь честно, о карте я забыл. Карта-карта… память резко выгрузила первоисточник. Йоперный театр! Она у меня от Мчатряна, а про него и говорить нельзя – уже ведь все рассказал, и кавказца в этой истории не было. Я вообще не просчитал вероятность того, что рюкзак окажется у солдафонов. Как же я туп!
– Вот, короче, и все, – сообщил я, допив кофе и сделав вид, что не понял последнего вопроса. – Ребята, я, конечно, благодарен за заботу, но все-таки… по правде сказать, я же здесь не пленник? У меня просто были дела, планы.
Я глянул на лицо Горина, но вояка оставался невозмутимым, а вот слащавый лекарь ухмылялся. Захотелось встать, и навалять ему.
– Григорий, откуда карта? – повторил полковник.
– Я сейчас так сразу и не могу сказать, – решил я давить на контузию и амнезию. – Я искренне хочу помочь, но я все рассказал. У меня от вас секретов нет.
Последнее звучало наигранно, мне самому не понравилось – к сожалению, задним числом. К счастью, вояка не успел ничего сказать, так как нас прервали. Нагло, резко, и впечатляюще.
Влетевшая в палату девушка была прекрасной – и разгневанной. Она еще что-то проворчала в дверях, но как только перескочила порог, и увидела меня, смолкла.
Я думаю, она была старше меня, наверное, ей было лет под 30, хотя, уверен, этот возрастной порог еще не перешагнула. На лице были небольшие морщинки – как от смеха, я их называл «смешинками». Когда-то эти морщинки станут глубокими бороздами, испещряющими уставшее лицо – как когда-то у моей матери. Но, не сейчас. Пока что эта девушка была свежа и мила, хотя уже выглядела взросло и женственно, как настоящая женщина. Изящная, хрупкая Кареглазка, с ямочкой на правой щеке…
Ее карамельные глаза уставились на меня с явным ожиданием, что подтверждал и вздернутый носик. Я также не отводил взгляда, и снова не дышал, каждую секунду изумляясь идеальным пропорциям лица, хрустальной чистоте светло-карих глаз и прекрасным рыжим волосам, аккуратно собранным в хвостик. Кареглазка. Богиня. Мечта.
– Ого! – кажется, не сдержался я, на мгновение опустив взгляд ниже – на точеную фигуру с идеальными выпуклостями, да еще и заключенных в желтую блузку и бежевую узкую юбку.
Покраснев, она заговорила – и звонкий, нежный голос был самым прекрасным, что я слышал за все годы своей никчемной жизни.
– Эй! – Кареглазка щелкнула пальцами у моего носа, теряя терпение из-за того, что я слушаю ее речь как дебил – ничего не понимая. – Где твои подельники? Зачем вы убили Мчатряна?
Эти слова прозвучали холодным душем, вернув меня с неба на землю. Нужно прийти в себя, нужно собраться с мыслями…
– А разве его убили люди? – спросил я, желая съехидничать, и почувствовал, как язык во рту буквально налился свинцом.
Все в палате вытаращились на меня. Произошедшее погасило во мне всякие остатки самоуверенности. Меня раскусили так быстро и легко… Как же я мог так опростоволоситься?!
– А кто же его убил? – эту фразу девушка произнесла так мягко, словно смазав ее медом.
Сука! Я в ловушке! Опять эта «жизнь полна неожиданностей»… баран, баран-баран… Нельзя признаваться о майоре и кейсе – они же меня убьют…
– У меня нет секретов, – только и смог произнести я, пытаясь унять дрожь, и разведя руками.
– Ты видел Ковчег? – мило улыбнулась Кареглазка – где-то я уже видел такую улыбку. – Где он?
– Совершенно не понимаю, о чем речь, – ответил я, в этот раз наиболее близко к правде. – Обещаю, если я что-то припомню, обязательно расскажу. Простите, возможно, мне просто нужно немного придти в себя. Подлечиться, отойти от шока, что ли. Очиститься от пережитых страданий. Вы же видите? – и я показал пальцем на забинтованный глаз.
Девушка начинала сердиться – и даже это не портило ее красоты.
– Прекрати паясничать, – она открыла папку, которую я только заметил. – Я знаю, что ты был там.
Достав из папки фото, она положила их рядом со мной. Сделав усилие, я посмотрел: незнакомый лес в отблесках пламени, аптека… похожая на ту, где я сбросил балласт в виде кавказца. Черт!
– Обрати внимание на следы, я их обвела фломастером.
Следы? Я приподнялся с постели, и сфокусировал глаз. Что-то знакомое… ящерица, виляющая хвостом. Протектор на ботинках! И эти следы были возле аптеки, где их оставил я, и в лесу, где меня не было. Что за фигня? Душа ушла в пятки от коварства ситуации, в которую я угодил. Я был с Мчатряном – не отвертишься. И… я не был в лесу, но выглядит так, что я там был.
– А что в лесу произошло? – мой голос задрожал.
– Ты нам расскажи.
Внезапная тахикардия сотрясла тело, я вспотел, а голова закружилась. Меня стошнило рядом с кроватью – при Кареглазке, стыдобище! Экран запищал, фиксируя коллапс организма. Подскочил Ливанов, окинул взглядом датчики и меня.
– Илья Андреевич, давайте чуть позже? Это же контузия. Того гляди, и криз начнется. Пусть вспомнит, отойдет. Позже, хорошо? – он заглядывал в глаза вояке, пока тот, наконец, не согласился.
– Лена, пойдем, – полковник взял Кареглазку за руку. – Пусть наш Григорий отдохнет. Мы придем за ответами позже.
Идеальная девушка посмотрела на меня, на марлевую повязку, закрывавшую половину моего лица, и недовольно прикусила пухлые губы. Развернулась, и выскочила из палаты. Господи, какая задница! Остальные поспешили за ней, только на выходе Горин обернулся и сказал, улыбаясь:
– Память – штука странная. То она есть, то – нет. То же самое с человеком, понимаешь? Ты вспомни, будь добр, нужные нам вещи. Понятно объясняю?
Я кивнул и улыбнулся в ответ, уже продумывая варианты побега. У полковника были мелкие и редкие, некрасивые зубы, а это мне понравилось – не люблю идеальных мужиков.
****
Пахло антисептиками и фенолом. Даже дышать было тяжко. Постель была мокрой, а тело противно липнуло. Глаза ничего не видели во мраке. Гермес хотел пить, и попробовал позвать кого-нибудь, но вместо слов из глотки вырвалось лишь хрипение и бульканье.
– Тихо-тихо, – послышался голос, – тебе пока нельзя разговаривать. Но все скоро заживет.
Загорелся тусклый ночник, и он рассмотрел громилу Зенона.
– Что вы со мной сделали?
– Увы, парень… это не я придумал, – Зенон избегал встречи взглядов. – Не было другого выхода. Так решили приоры.
– Это против правил, но ты имеешь право, – продолжил громила и дал ему небольшое зеркало.
Гермес посмотрел в зеркало – лицо изменилось, стало округлей. Он отвел зеркало дальше и увидел небольшой шрам на шее.
– Про шрамы не переживай. Эскул говорит, что не останется и следа.
– Я чувствую… – синдик не мог объяснить, что именно его беспокоило. – Что со мной еще не так?
Зенон отвел огромные глаза-пуговицы и покраснел.
– У тебя были сильные повреждения. Буревестник сказал, что было видение. И что от тебя будет больше проку, если изменить пол.
Зеркало выпало из рук Гермеса на серый металлический пол и с грохотом разлетелось.
Глава 5
К полудню сделали перевязку, и Иван сказал, что на мне все заживает, как на собаке – то есть, очень быстро. По-моему, я с детства такой – несмотря на болезненность, все синяки и царапины проходили за считанные дни. Возможно, причина в том, что в детстве я засыпал песком свезенные от падений колени. Но, не повторяйте этот трюк – кроме кошачьего дерьма и микробов, там может оказаться еще и столбняк.
Болит спина, но больше всего пугает состояние глаза. Ливанов сказал, что мне повезло, и глазное яблоко на самом деле пострадало не сильно, что удивительно, учитывая накрывший меня взрыв. Но, на радужной оболочке останется красное пятно. Неприятно, но хоть не буду слепым.
После обеда Иван (который оказался всего-то санитаришкой – ХА-ХА!) притащил Цербера. Следом вошли Горин с лейтенантом, и я понял, что снова наступило время разговора.
Пес вошел на поводке, и видно было, как он несчастен. Отвыкло животное от цепей, кто ж винит… еще и морда расцарапана – наверное, тем самым дебильным котом. Мы с ним уставились друг на друга. Не сказать, что я ему был прям сильно рад, хотя определенную милоту он вызывал. Как дьявол, наверное – учитывая адскую внешность. Наконец он завилял хвостом и потянул Свинкина ко мне. Я позволил себе улыбнуться. Почему-то я чувствовал, что псина еще пригодится.
Цербер рванул и запрыгнул на кровать, радостно облизывая мое лицо. Очевидно, что кто-то за ним ухаживал, так как он перестал вонять, стал осанистее и лощеней – если можно так сказать об его мерзкой соломенной шерсти. И я не удержался:
– Не лезь! Стой! Фу, место!
Я сбросил Цербера, но тот все равно с довольной миной облизывал пальцы на моих ногах, выглядывающих из-под одеяла. Я смирился, и стал наблюдать за процессом с некоторым отстранением.
– Да ладно тебе, мой мальчик… не нужно таких нежностей, не стоит.
Горин наконец заговорил.
– Он тебя любит. Наверное, вас многое связывает.
– Ага, отношения собаки и ее хозяина, – я постарался улыбнуться как можно искренней и радостней, но, кажется, мое лицо все равно выдало кривую ухмылку.
Полковник кивнул и потер ладони.
– Как дела с памятью?
– Где-то лучше, в чем-то – также, – я поднял глаза к потолку и развел руками, звеня наручниками.
Вояка вздохнул.
– Это плохо, Гриша. Ты – единственный подозреваемый. Ты был везде, где был Мчатрян, и у тебя была карта, которой у тебя не должно быть, – он свел брови и пристально заглянул мне в глаза. – Ты должен рассказать все. Не бойся. Любая человеческая жизнь – это ткань из хороших и дурных ниток. Что было, то было. Но ответы мы должны получить – и мы их получим, так или иначе.
Он указал Свинкину на Цербера, и санитар забрал пса. Как только они скрылись за порогом, я подобрал ноги и обтер пальцы спиртовыми салфетками. В ближайшее время мне придется дать ответы. Но как минимизировать негативные последствия этого?
****
Крылова нервничала. Время шло, а результатов не было. Прошло больше суток, как они нашли этого «Гришу», но до сих пор было непонятно, что такое Ковчег, и где он есть.
Существовало несколько вариантов, как быть дальше. Первый – снова лететь в Межник и проводить более скрупулезное расследование. Второй – дожидаться, пока бродяга заговорит. А в целом она была сторонницей третьего варианта, который подразумевал комплексность: в Межник отправляется следственная группа, пока парня жестко допрашивают – это необходимо, хотя она и испытывала к нему странную жалость. Может, из-за этих порезов на запястьях? Почему-то в ее голове засело, что плохой человек никогда не будет всерьез вскрывать себе вены. Настоящие негодяи – не самоубийцы.
Расследование стопорил Илья. «Сначала допросим, затем решим, что делать», – обламывал муж ее инициативы. Так давай допросим! «Не гони лошадей. Пусть денек отлежится, ему изрядно перепало. Завтра…», – отвечал он.
Пока Лена думала, как изменить ситуацию в свою пользу, она то и дело поглядывала на кулон, найденный на месте крушения самолета. Чутье подсказывало, что это важная улика.
Иммунолог Александр Борисович Керезора был интеллигентным мужчиной за семьдесят. Несмотря на это, и длинные седые бакенбарды, он выглядел значительно моложе, даже молодежь удивляя своей энергичностью. Греческий тип лица и проницательные глаза делали его похожим на античного философа. Крылова уже давно с ним работала, и полностью ему доверяла.
Увидев кулон, Александр Борисович удивленно застыл. А затем рассмеялся.
– Ха-ха-ха! Где вы это взяли?
– А что это?
Керезора задумался.
– Вообще-то, это символ масонов. Видели американские доллары? Помните? Там на банкноте есть пирамида и вот такое Всевидящее око над ней.
– Почему это «око» на кулоне? – она, кажется, вспомнила такое, но ей нужно было больше.
– Да Бог его знает, – снизал плечами иммунолог. – Я думаю, что это нечто типа талисмана, чтоб притягивать деньги и благополучие.
– То есть, это просто талисман? Как кроличья лапка? – Лена испытала разочарование.
– Однозначно.
– А у нас есть масоны? – она не унималась, цепляясь за каждую подсказку.
– Когда-то были. Это же интернациональный символ. А сейчас… Елена Ивановна, откуда у нас сейчас масоны? – он хмыкнул и вынес окончательный вердикт. – Это ничего не значащая побрякушка.
– А вообще, что он значит? Почему для притягивания денег такое странное изображение? – сказанное коллегой не убедило девушку – наоборот, она возбудилась, почувствовав зацепку.
– Глаз… – Александр Борисович умолк, разглядывая кулон. – Гмм… как бы это сказать… Он не несет практической нагрузки. Не имеет смысла, так сказать. Люди дали ему такое свойство – притягивать деньги – только потому, что он из золота, и он был на долларах.
Керезора засуетился, поглядывая на часы.
– Елена Ивановна, простите, надо в лабораторию. Антонов просил помочь с последними пробами.
– Сам сделает, – командным тоном отрезала ученая, но сразу же осеклась – старик не заслужил такого обращения. – Ладно, идите. Просто талисман? Игрушка?
Он кивнул, и она дала ему уйти. Вечером Крылова оставила кулон на тумбе, чтоб его увидел муж.
– Наверное, сектанты, – предположил Горин. – Могут, конечно, создавать проблемы. Я думал, что их не осталось.
– Типа, свидетели Иеговы?! – она изумилась.
– Нее… не эти. Более радикальные, – он присел напротив с чашкой какао и неожиданно разоткровенничался, вкратце рассказав все, что ему было известно о символе.
Всевидящее око было популярно в разных верованиях в разные эпохи. К примеру, это мог быть глаз египетского бога Ра, либо христианский символ Провидения, либо вообще – символ масонов, что наиболее вероятно. Но даже у вольных каменщиков Всевидящее око однозначно было связано с религией – с Архитектором, создавшим мир.
А посему владелец кулона также должен был быть связан с религией. Теоретически, он даже мог быть сектантом – членом какой-то апокалиптической церкви, коих расплодилось множество сразу же после Мадурайского инцидента. Но, как резко они возросли, так же стремительно они и исчезли. Это естественно, учитывая, что INVITIS распространялся быстро, и также быстро население Земли сократилось до минимальных значений – вместе с сектантами.
– Этот выродок… я не верю, что он сектант, – задумчиво сказал муж. – Никаких следов религиозности и экстремизма я у него не увидел. Лживый и хитрожопый, вот и все.
– Мне кажется, что он ко мне подкатывает, – невзначай заметила девушка.
– Ерунда, – ответил Илья, и по нему было заметно, что он действительно не озабочивается этим.
– Ты вообще ревнуешь меня когда-нибудь?
– Не в таких случаях. У него ведь нет шансов, – он оскалился. – Или тебе хочется, чтоб я был ревнивым отелло?
Крылова натянуто улыбнулась в ответ, и отрицательно помахала головой – ей и так было предостаточно его жестокости. Хотя раньше ей нравилось, когда муж ревновал, делая этим свою любовь к ней более осязаемой. Хотя, о какой любви речь?!
– Ты сможешь расколоть его? – спросила она, прижавшись к Горину. – Так, чтоб скорее.
– Могу. Но, зачем пытки? – заметил он, отстраняясь и справедливо подозревая, что она лишь хочет его использовать. – Поверь, скоро он сам все расскажет.
Она насупилась, закусив губу. Между ними давно пробежала черная кошка, и теперь каждый ход одного из супругов сопровождался соответствующей ответной реакцией. Когда она хотела примирения и нежности, он ее грубо отшивал. И наоборот. Замкнутый круг, из которого больше не было выхода. Разрыв на разрыве, разбитая чаша, которую не склеить…
Илья продолжал делать вид, что все в порядке – но это была больше дань каким-то своим принципам и привычкам. Не выносить сор из избы, не показывать подчиненным слабость, не унижать привселюдно члена семьи… Единственное, что еще вызывало у него муки совести – это его приступы ярости, когда он мог ее ударить. Боясь потерять молодую жену, он задаривал ее роскошными дорогими нарядами, добытыми разведчиками в экспедициях. Но, она не бросала – и, постепенно, страх потери исчез, а Горин привык к своим срывам – люди ко всему привыкают.
Поэтому, когда муж ушел спать, Лена уже привычно не проследовала за ним, а осталась на кухне, вспомнив о рюкзаке Менаева. Томик со стихами Есенина, карта и туристический каталог… в принципе, только карта и представляла интерес.
Пока она не обнаружила в потайном кармашке тетрадь… вот это была находка! Заварив зеленый чай, она пролистнула несколько страниц, с трудом разбирая отвратительный почерк, когда ей удалось прочесть четверостишие:
Вдруг ты кися, то я котик,
Ласковый, и весь в пуху
Так что, кися? Возьмешь в ротик?
Мой стоячий хуй…
От прочитанного она поперхнулась и закашлялась, заплевав тетрадный лист… глаза стали квадратными, а брови полезли на лоб. ЧТО?! Крылова вытерла тетрадь салфеткой, и перечитала стихотворение. Божечки, что же он сочиняет? Прочла другие подобные стихи. Какая-то вульгарная лирика с пошлыми акцентами. Возмутительная, грязная, извращенная. Она вернулась к четверостишию о котиках, и почувствовала странный жар в животе. Нет – ДА НЕТ! Он совершенно не вызывает у нее каких-то эмоций, а тем более – желания. Этот бред… это просто бред собачий!
Она уже хотела убрать тетрадку, когда между смятых страниц наткнулась на старую фотографию. Юная белокурая девушка стояла между двумя смуглыми парнями. Кровь прилила к вискам, и Крылова ощутила, как ее сердце остановилось.
****
Вечером Свинкин принес запеченную свинину, картофель и кулич – оказывается, сегодня была Пасха. Наверное, поэтому санитар и был подшофе, демонстрируя дивное дружелюбие. И, кстати, он сообщил, что мои анализы хорошие. Слава Богу – у меня отобрали столько крови и образцов ДНК, что можно было легко создать моего клона.
В целом, как оказалось, я пострадал не так сильно, как мог. Кроме контузии и осколка под лопаткой, у меня были многочисленные ссадины, гематомы и ушибы. Колено побаливало, но Ливанов сказал, что это вообще не проблема – само пройдет со временем. Еще были ожоги – не страшные, и, конечно, поврежденный глаз. Периодические головные боли, тошнота, и головокружения при резких сменах положения. Нормально.
Безусловно, важную роль в моем спасении сыграла степень моего опьянения – прямо скажем, до невменяемости. Хотя мысленно я признал и заслугу Цербера, выхватившего меня из взрывного облака. Цербер-спаситель.
Я давно так не питался, поэтому наполнял желудок, как будто я – с голодного края. А когда тарелки опустели, еда тяжким балластом придавила меня к кровати.
– И… десерт! – скалясь отличными зубами, заявил Иван, доставая из почтальонской сумки планшет. – Когда в последний раз смотрел кино?
Он включил «Розовую пантеру». Признаюсь, даже не могу вспомнить, когда я последний раз так хохотал – аж начали болеть все увечья. Пользуясь случаем, я потихоньку расспрашивал Свинкина о месте, в котором оказался, и здешнем населении. И в этот раз он был более разговорчив. Естественно: все-таки, я не болею ничем заразным, у меня есть пес, и я был чуть ли не героем – по моим словам, конечно. Он в это не очень верил – но, а вдруг это правда?
Итак, я находился в Новом Илионе, который, правда, не всегда назывался так. Раньше это была важная военная база, предназначенная для защиты державных рубежей от угроз на юге и востоке. А рядом, буквально в двух километрах, находился городок Новогорск, население которого, в основном, обслуживало одноименную гидроэлектростанцию. До Вспышки, конечно – сейчас Новогорск был пуст.
В октябре 23-го, в разгар пандемии, и даже, правильнее сказать, под ее конец, Новогорская воинская часть была усилена батальоном майора Горина, прибывшего из Екатеринбурга. Илья Андреевич быстро оттеснил от управления прежнего командира – полковника Калюжного, и возглавил оборону от краклов. Он инициировал дневные рейды по подземельям, чтоб уничтожать трескунов, и, тем самым, снизил уровень опасности. Военные искали выживших и давали им приют в крепости – а в дальнейшем они были привлечены как обслуживающий персонал.
Кстати, о фортификации. В 2024 году Горин начал строительство стены, которая оградила базу от окружающего мира, и реализовал схему многоступенчатой защиты, которая начиналась еще на Катунь-реке, и продолжалась городской застройкой Новогорска. А учитывая, что Новый Илион с двух или трех сторон (толком я не понял) был окружен труднопроходимыми горными участками, то таким образом он полностью обезопасил это место. Конечно, угроза сохранялась, и периодически нелюди появлялись на горизонте, но люди обычно отслеживали их появление – и заранее истребляли.
Уже с 24-го Илион стал одним из немногочисленных объектов, где сохранилась человеческая цивилизация вместе со всеми благами и органами власти. А к 2027 году было завершено его превращение в неприступную крепость, имеющую на вооружении вертолеты, артиллерию, танки и бронетехнику. И постоянное население под 400 ртов.
Помимо прочего, с 2026 года Илион стал еще и центром по изучению фуремии с целью разработки вакцины. Руководила биоцентром Елена Ивановна Крылова – молодая ученая-вирусолог, прибывшая с Арктического Трилистника – с колонии, где укрылось правительство. Кроме того, оказалось, что Крылова – жена Горина. Пренеприятнейшее известие.
И да, Новый Илион так назван в честь Горина, которого зовут Илья Андреевич. Сначала название было шуточным, а затем генерал-президент присвоил объекту это название для официального документооборота.
– Ладно. Сейчас ты сам все увидишь! – улыбнулся Иван, а я подумал, что он восхищается своим Боссом, как современным Леонардо да Винчи.
Санитар перекрыл клапан на шнурке и ловко вытащил иглу из руки. Секунду с сомнением смотрел на наручники, затем достал из халата ключ, и отомкнул их.
– Бежать тебе некуда, – констатировал инвалид, откидывая одеяло. – Держись за меня, и пошли.
Он подтянул меня, как мешок, за спину, и потащил в сторону окна, шипя гидравлическим суставом своего протеза. Оказалось, что он в хорошей физической форме, я прямо чувствовал мышцы под халатом. Я было запротестовал, но его это не остановило. Еще чуть-чуть, и мы оказались на балконе. Кажись, это было вторым этажом – не так уж и высоко, но для меня, в моем состоянии, сбежать отсюда было бы трудно.
Был поздний вечер, на базе тускло горели фонари, поэтому что-то рассмотреть я смог.
– Вот это наша вторая Троя, так сказать – а третьей не бывать! Доволен? – с удовольствием протянул Свинкин, наблюдая за моей реакцией. – А там, справа, будка – в ней временно живет твой пес.
В ответ я только кивнул, обдумывая увиденное. Снизу пялились прохожие, и мне это не понравилось. Санитар подхватил меня, возвращая в палату, и я в этот момент умудрился тыкнуть им всем факью. Они оторопели, а мне аж на душе полегчало…
– А теперь отдохни, – пожелал Иван, быстро сделав укол в мою локтевую вену.
И я действительно задремал. Но перед этим предо мной снова пронеслись картинки этой современной крепости: маленькие и большие здания, танки и машины, люди. Но больше всего поражала огромная стена на фоне чернеющих горных громад. Безопасно ли здесь для меня?
****
В понедельник зима окончательно выкинула белый флаг. Снаружи все щебетало и жужжало, а солнце щедро заливало палату. Я всегда считал, что не завишу от природных циклов, но сегодня что-то переменилось.
Я проснулся еще часов в семь утра. Мой Свинкин еще не пришел и, не поверите, стало скучно. Нет, я не желал общения – еще чего не хватало – просто надоело лежать в постели одурманенным бревном, иногда просыпаясь, чтоб поволноваться о будущем. Тем более, что вчера Иван забыл пристегнуть меня к кровати. И дверь в палату оказалась не запертой.
На полке стоял пузырек со спиртом, и я принял чуток, запив водой. Внутри обожгло пламенем, а я наполнился эндорфинами. Как же классно! Может, прогуляться? На моем этаже все двери оказались заперты. Я поднялся этажом выше, а затем – еще выше, туда, откуда можно было выбраться на крышу. И я вдруг решил обозреть Илион с более высокой площадки.
Пока я возился с люком, который не хотел открываться, за спиной послышалось шорканье, и мои безуспешные потуги были прерваны сердитым слащавым голосом.
– Милый мой, какого черта ты здесь делаешь?! – возмутился Ливанов, появившийся невесть откуда. – Ты не дома, чтоб шастать, где вздумается!
Бесформенная туша нависла надо мной, обдав ментолом, и мне показалось, что его опухшее лицо перекошено от злости и омерзения.
– А что, отец, – сделав серьезное лицо, спросил я. – Покемоны у вас здесь есть?
– Что!? – начмед застыл на месте, осмысливая вопрос. – Что ты сказал?
– Я говорю – я просто вышел погулять! – чеканя каждое слово, ответил я.
Гнев на лице доктора стал менее выраженным – он взял себя в руки.
– У тебя швы… могут разойтись. Иди к себе, пожалуйста, – Игорь Анатольевич сходу придумал объяснение своей ярости, как мне показалось.
Я поднял руки, сдаваясь, и пошел вниз, на свой этаж. Пройдясь по коридору, я вышел к лестнице с противоположной стороны, и пошел вниз. Еще какой-то жирдяй не указывал, что мне делать.
****
Я запутался. По моим расчетам, я уже должен был спуститься на первый этаж, но… лестничные марши продолжились, и я оказался черт-знает где. В итоге я вышел там, откуда доносилась музыка. По пути встретились бронированные двери, но они были открыты.
Музыка, которая привлекла меня, звучала дальше по коридору, и я поковылял туда, заглядывая во все открытые двери. Диспетчерская – с длинным предлинным столом-пультом, усеянным кнопками и датчиками. Зал с огромными черными шкафами, гудящими и бликующими – что-то похожее на серверную. Запертая массивная дверь. Еще одна дверь, за которой я обнаружил стеллажи со стеклянными резервуарами с законсервированной живностью. Крысы, кошки, собаки, и… голова кракла в здоровенной банке. Жуть!
Наконец, я доплелся до источника музыки. Двери распахнуты настежь – я заглянул, и замер. В сумрачном свете мониторов, среди компьютеров, центрифуг и микроскопов танцевала девушка. Грациозно кружась в такт с задорным, хоть и не слишком быстрым, ритмом, она порхала у экранов, а потому предо мной был только вид сзади – но и это было чудесно.
Пышные рыжие волосы струились по васильковому платью как волны огненного моря, бедра изгибались, как асинхронный маятник, задающий темп невероятного сексуального ритуала. Легкая и воздушная, она демонстрировала естественный кошачий изгиб позвоночника, упругие орехи ягодиц и хрупкие лодыжки, сжатые темным капроном колготок. Гостья из прошлого, Ким Бессинжер, только рыжая…
Ростом она была ниже меня – метр семьдесят, или чуть меньше, но этого было достаточно, чтоб подчеркнуть ее стройность и изящество – низкорослые девушки, даже красивые, таким похвастаться не могут, они несравнимы, как цветущее вишневое дерево и куст барбариса.
Эта девушка прекрасна, как самый чистый рубин в женском обличии. Женственна, как Елена Троянская, обольстившая Париса. Свежа, как нежный жасмин в султанском саду… и я хочу ее так сильно, как ничего больше, и никогда в жизни. Хочу взять соблазнительницу, сорвать запретный плод, и погрузиться… хочу сдаться ей, ибо нет в нашем мире оружия сильней, чем женская красота. «Сегодня в белом танце кружимся, – протяжно поет мужской голос, – Наверно, мы с тобой подружимся»…
Рыжая богиня, пританцовывая, передвинулась к соседнему столу, и начала печатать на клавиатуре, не прекращая двигать бедрами. Вероятно, она засекла меня боковым зрением, так как вдруг развернулась, и уставилась на меня, улыбнувшись.
– Гриша?! Ну, здравствуйте!
Я потерял дар речи, чувствуя, как подгибаются ноги. Это была Кареглазка. То есть – Елена Ивановна, жена Горина. Она подошла к проигрывателю, и прикрутила звук. Я же таращился на нее, не в состоянии отвести взгляд от шелковистой кожи и пухлых губ, и одновременно с этим придумать ответ.
– Эй! Может, скажете, на что Вы так внимательно смотрите?! – нарочито серьезно спросила Кареглазка, теребя что-то золотистое между пальцами.
Бывает, что я говорю глупости – и даже очень часто бывает. И здесь я подтвердил амплуа.
– Сексуально! – выдавил я из себя.
Выражение ее лица изменилось, улыбка пропала.
– Ага! Вот так, значит. Ладно, молодой человек, поведайте, что же Вы вкладываете в это слово?
Я несколько секунд искал подходящее определение, но мозг словно заржавел. Поэтому сказал первое, что пришло в голову.
– Это когда хочется трахнуть.
Она прекратила моргать, и внимательно, с гадливостью, оглядела меня от ботинок до марлевого бельма на глазу.
– Вы мерзкий, – сообщила она. – Сходите в сортир, там фапайте. Или сочините еще одну дебильную поэму.
Не надо было ей этого говорить. Во мне словно переключился тумблер, выплескивая ярость, и активируя дерзость. ОНА БЕЗ СПРОСА ПРОЧЛА МОЮ ТЕТРАДЬ! Она издевается надо мной?!
Или нет? Я подковылял к Елене Ивановне, и с каждым моим шагом ее прекрасные глаза расширялись. Хороший знак. И тут меня осенило, что если хочу заполучить самую лучшую, то это – она. И для этого ее нужно сломать. Покорить. Заставить подчиниться сильному мужчине. Ведь все, что вам чешут женщины о любви, романтике и взаимопонимании – это бред, фантазия, приходящая в прелестные головки в моменты, обусловленные месячным циклом. А остальное время эти самые женщины проклинают вашу мягкость, нерешительность и занудность. Если баба захочет жить с бабой, она и будет с ней жить – но нормальной бабе нужен мужик.
Тетрадь я решил оставить на потом. Обычно, это был мой козырь в отношениях с противоположным полом, но ясно, что Кареглазку мои сочинения не поразили.
– Выходи за меня замуж, – мне показалось, что в ее глазах промелькнула улыбка, а возможно, это было что-то иное. – Мы будем заниматься любовью дни и ночи напролет, на виллах и пляжах Средиземного моря, на заброшенных островах Карибского моря, и в пустынных древних городах Леванта. А после, тебе будет тяжело ходить, ты не сможешь свести ноги…
Я не успел договорить свою пошлую тираду, так как Крылова шагнула вперед, и влепила мне пощечину, поцарапав мой нос своей золотой побрякушкой.
– Ах, ты наглое быдло! – выкрикнула она, вдруг перейдя на оскорбительное «ты», и размахивая кулоном перед моим единственным глазом. – Говори – что это?! Где Ковчег, ты, ублюдок? Что произошло с Артуром?
– Отстань, дура! – я осознал, почему вызываю у всех отвращение – они воспринимали меня сугубо как выродка, человека самого низкого класса, отравленного токсинами человеческого мяса. – Не знаю ничего. Что за манеры?
Видать, такой ответ ей пришелся не по душе, так как она подхватила со стола штатив для пробирок и швырнула в меня. Не успев уклониться, я застонал, когда он врезался в грудь.
