Текст книги "Кареглазка и чудовища (СИ)"

Автор книги: Евгений Наседкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)

– Все, довольно, – вымолвила Лена дрожащим голосом. – Я развожусь с тобой. Мы больше не вместе. И не смей приближаться – ни ко мне, ни к Милане.

Она схватила дочку за руку, и вылетела из спальни.

– Куда ты пойдешь?! – кричал муж, ухмыляясь. – К старому хрычу Мечникову? – он сделал паузу. – Или к выродку? К сопляку Грише?

Но Крылова не отвечала – она мчалась к входной двери.

– Сука конченая! Вернись! Вернись и расскажи, какого хрена мои цветы оказались в нашем мусорнике?! Это выродок сделал?! – орал полковник. – Ты мне только скажи! Он трахает тебя?!

Она хлопнула дверью, и уже снаружи, на тропе, к ней донеслась последняя тирада.

– Дура, пропадешь! Женщине не выжить без нормального мужика!

– Ты – ненормальный! – ответила она, по большей части, сама себе – Горин уже не слышал ее.

Они шли через рощу, и Лена плакала, и тогда дочка попросила ее наклониться – чтоб вытереть слезы.

– Мамочка, все будет хорошо, – ободряюще сказала Милана, хотя слезы капали и с ее глазенок.

****

Участие в репетиции оказалось отличной идеей. Благодаря этому Гермес разузнал, что Ковчег находится в том же здании, что и медчасть, только в подвальных этажах, и изучается командой под руководством Крыловой. Шаг за шагом, кирпичик за кирпичиком… теперь нужно было придумать, как забрать кейс с его содержимым.

Быстро пробраться в лаборатории было не так легко. Права доступа имело ограниченное количество людей, включающее ученую и членов научной группы, Горина с приближенными офицерами Сидоровым и Шпигиным, а также доступ был у начмеда Ливанова.

Помогло банальное везение… или это промысел Божий? Стемнело, Афродита с Томасом сидели на скамье у Логоса, а приставленный к ним, то ли надзиратель, то ли охранник, отлучился в медчасть поболтать с санитаром на титановой ноге. Судя по всему, парни последовали примеру большинства обитателей Крепости, устроивших вслед за Боссом грандиозную попойку.

Солдата сменил белый красноглазый кот, который нагло кружил вокруг незнакомых ему людей, и пристально поглядывал на брюнетку – словно заподозрив что-то неладное.

Неожиданно дверь Логоса отворилась, и оттуда появился Валера Антонов, который задержался для поиска порнофильмов в Интернете. Синдик мгновенно смекнул, что это шанс.

– Я не догадывалась, что здесь есть такие симпатичные парни, – кокетливо обратился он к Валере, закрывавшему замок. – Кто спрятал красавчика в таком глухом месте?

Антонов опешил. Он узнал девицу с негром, привезенных с Рудников.

– Это научный центр Нового Илиона, а не какая-то дыра, – протяжно, с пафосом сообщил он. – И я здесь – ведущий научный сотрудник.

– Ты? Научный центр? И что вы там делаете? – Гермес недоверчиво сощурился, соблазнительно облизав губы. – Среди ученых – одни старики. А ты не похож на старого профессора…

Валера был обделен реальными сексуальными отношениями, что он связывал с ранним облысением, и сейчас ему дошло, что это шанс.

– У нас здесь уникальный комплекс по изучению фуремии, – сообщил он. – Мы разрабатываем вакцину, чтоб спасти мир.

– Викрама мать! – ошеломленно выдохнул Гермес. – У вас есть лекарство?

– Пока нет, – смутился молодой человек. – Но скоро будет. Елена Ивановна говорит, что мы близко.

На красивом лице Гермеса отразился скепсис, он кивнул Антонову, словно прощаясь, и вернулся к Томасу, виляя бедрами в обтягивающих леггинсах. Затем все также соблазнительно синдик склонился к негру, и что-то прошептал. Делалось это с единственной целью – добить жертву. Но Антонов был не так прост, и был готов использовать все методы – вплоть до тяжелой артиллерии.

– Пойдем, покажу, – громко предложил он. – Спорим, ты такого никогда не видала? – он использовал провокацию для всплеска азартности.

Брюнетка удивленно и недоверчиво взглянула на Валеру.

– Хорошо. Мне все равно скучно. Босс нашел себе другую любимую актриску, – намекнул Гермес на близкое знакомство с Гориным.

Лаборант бросился отпирать дверь, а девица направилась к нему. Вслед шел и Томас.

– Нее… ему нельзя! – возмутился Валера. – Могу пустить только тебя. Он мужчина – у нас есть протоколы безопасности.

О том, что протоколы безопасности не предусматривали и проникновение в лабораторию Афродиты – Антонов промолчал. Главное сейчас было – претворить в жизнь все недавно увиденное в Интернете. Гермес многозначительным кивком обозначил Томасу ждать.

Антонов провел брюнетку вниз по лестничным маршам среди квадратов из старой голубоватой плитки, запертых железными дверьми – как в тюрьме. Они молчали, лишь иногда Дита ехидно комментировала что-то – как, например, отсутствие лифта в «уникальном биологическом центре». Выйдя в коридор первого подземного этажа Логоса, освещенный тусклым красным светом, ведущий научный сотрудник застыл у диспетчерской.

– Дальше не пойдем, – заявил Валера, видимо, осознав свою ошибку. Либо решив, что показал вполне достаточно, чтоб забрать награду. – У меня есть вишневая настойка.

– И все?! А где же мифический Ковчег? – девица выглядела разочарованной.

Антонов остановился на полпути к пульту, за которым была спрятана бутылка, и прищурил правый глаз, борясь с внутренними тормозами.

– Ковчег в кабинете начальницы. Я не смогу тебе его показать – это не игрушка. Зачем он тебе?

– Вообще не нужен. Хотелось чего-то впечатляющего… Зачем эта тварь здесь?! – Гермес стоял с разинутым ртом, глядя на экран, на который выводилась камера наблюдения с клетки с Лилит.

– Она ждет потомство, – отозвался Валера. – Мы ее изучаем.

– Вот это круто! – восхищенно выдохнула брюнетка, ей даже не пришлось имитировать изумление. – Покажи!

В отличие от Ковчега, Лилит не была чем-то секретным, и лаборант уступил. В то же время, он не хотел и дальше тянуть время, поэтому к монстроматке они пустились чуть ли не бегом.

Когда Валера с Дитой ворвались в «домик Лилит» – помещение, разделенное армированной решеткой на предбанник и собственно клетку с морфом, он учуял что-то неладное. Но, было поздно – брюнетка сдавила его шею четками Диониса. Антонов сопротивлялся и метался по всему помещению, пытаясь сбить девицу. Несколько раз он стукнул девицу спиной по железному дверному косяку. Наконец тело Валеры обмякло, и он упал.

****

Наружные двери Логоса открывались не только ключами, но и дистанционно, с диспетчерской, чем и воспользовался Гермес-Дита. Вскоре Томас отреагировал на неожиданные щелчки отворяющихся дверей, и спустился вниз.

– Пройди к вольеру в конце этажа, и забери того чудака, – приказал синдик, поправляя парик, сорванный в потасовке с лаборантом. – Спрячь снаружи, где-нибудь недалеко, под Стеной.

– Зачем? – удивился богобрат. – Ты его не убила?

– Нам еще нужно сбежать, – ответил Гермес. – И он нам в этом поможет. Поймешь, когда увидишь.

Томас действительно все понял, увидев Антонова – тот был без сознания, а на ноге виднелся рваный укус. Лилит была взбудоражена отобранной добычей – она разъяренно хрипела и билась головой о стекло. Томас забинтовал парню укушенную ногу, и уже вынес его в коридор, когда услышал собачий лай.

****

Перешерстив все в кабинете Крыловой, Гермес обнаружил распиленный дипломат и черную джинсовую сумку, в которой были сложены видеодиски, карта и дневник Мчатряна с его расшифровкой. Ампула уже была определена как бесполезная, поэтому заниматься ею не было смысла. Бесполезным был и листок, вырванный с «Послания аномеям» Иоанна Златоуста. Этот майор-ученый мнил себя интеллектуалом, но лишь затянул время и усложнил коллегам жизнь. Написал бы прямо – за Ковчегом охотится Синдикат Провидения. Он же Божий промысел, Братство Судного Дня. Но нет – нагрузил невестку намеками. Синдик хихикнул, погладив гладкие черные лосины – да, на ощупь он самая настоящая соблазнительная сучка. И ему уже нравились открывшиеся возможности…

В коридоре залаяла собака, и он повел глазами, оглядываясь. Че за хрень? Животное влетело в дверь, и застыло, рыча. Они с собакой встретились взглядами. Высокая, откормленная, и страшная – как исчадие ада. И кличка была соответствующей.

– Цербер! Кто там?! – следом за буро-рыжим монстром вбежал выродок с Межника. – Викрама срань! Только не говори, что ты здесь заблудилась!

Гермес-Дита сидел на стуле с сумкой на плече, а рядом на столе лежал смартфон, после Вспышки использовавшийся, по большей части, для хранения и просмотра файлов.

– Я подумала, что смогу зарядить телефон и подключиться к Интернету, – он сделал вид, что испуган, хотя ему удалось сохранить пульс в норме.

– Здесь должно быть закрыто, – заметил Менаев, от которого несло перегаром. – Как ты вошла?

– Дверь была открыта, – Гермес снизал плечами. – Свет горел, но никого не было.

Выродок замялся, он пытался думать, несмотря на опьянение.

– Ты мне не поможешь? Не могу достать, – агент Синдиката наклонился, чтоб отключить зарядное устройство от сетевого фильтра, но включил музыкальный проигрыватель.

«Давай мы с тобой сыграем в прятки…» – тихонько запел динамик, сзади послышались приближающиеся шаги, и Гермес физически ощутил буравящий его взгляд.

– Ты занималась спортом?

Синдик рассмеялся, продемонстрировав отличные зубы. Шаг за шагом… нужно избавиться от выродка с собакой.

– Немного. Всем по чуть-чуть.

«И я тебя искать не буду»… Он шагнул назад и прижался спиной к Менаеву. Не сильно, но ощутимо. При этом руки парня, сложенные под животом, оказались прижаты к ягодицам брюнетки.

– Я не знаю, что делаю, – прошептала Афродита томным голосом, и сказанное ею было правдой. – Почему-то я очень сильно хочу тебя.

То, что испытывал Гермес, было необычным – внезапно живот налился свинцом, и вся эта тяжесть опустилась вниз, вызывая безумное желание. Желание заполнить пустоту. Наполнить свой космос, заполнить себя… «Давай мы с тобой сыграем в счастье – и я с тобой играть не буду», – грустно, с надрывом, доносилось из магнитофона.

****

Если бы не назойливые тревожные сообщения, которыми Логос буквально бомбардировал мой смарт-браслет, то я бы никогда не пошел в лабораторию посреди ночи. Делать мне нехер! Вообще-то эти сообщения приходили всем членам научной группы, но, судя по всему, ни Кареглазка, ни Пенс с порноманьяком так и не соизволили проверить сигнализацию.

Тут я увидел Афродиту, и еще больше удивился. Она неловко оправдывалась, и я скорее по пьяной инерции отозвался на ее призыв помочь. Сзади она была хороша – или я уже слишком захмелел. Мой взгляд неприлично прилип к крепкой аккуратной заднице, к длинным мускулистым ногам в черных лосинах.

Вдруг она прижалась ко мне, и я почувствовал неконтролируемое, мгновенное и сильное возбуждение. Словно прошибло электрическим разрядом. Сердце вырывалось из грудной клетки. Ноги стали ватными. Ток циркулировал между висками, периодически пронзая позвоночник молнией. Наверное, так себя чувствует Флэш. В голове затуманилось, а в затылке пощипывало.

Брюнетка прижалась сильнее, заставив меня пятиться, пока я не уперся в стол, и тогда ее наэлектризованные волосы легли на мое лицо, наполнив обоняние ароматом лавандового шампуня.

– Возьми меня! – она обернулась, испепеляя меня безумным взглядом. – Я хочу тебя!

– Нет, я не могу, – сказал я неожиданно хриплым голосом, вспомнив о Кареглазке – и хорошо, хоть что-то смог сказать.

Я пытался освободиться, мне нужно было ее отодвинуть – но я не смог. Такое чувство, что пьяный мозг вдруг покинул черепную коробку, и нашел себе обиталище ниже живота, требовательно заявив, что Дита – это лучший способ забыть о Лене, и перестать мучиться. А затем мой разум помахал «пока-пока» и вовсе отключился, отдав организм в управление животным инстинктам. Остался лишь космос, вакуум которого я похотливо возжелал заполнить кометами из своего оортовского облака… Девица привстала, и спустила лосины – сразу с черным кружевным бельем. Тестостерон накрыл лавиной… и я сделал то, о чем она просила.

Нахлынувший вслед за этим калейдоскоп видений и чувств невозможно описать. В каком-то тумане, под воздействием алкоголя или наваждения, я покинул привычное трехмерное пространство и под видом Афродиты трахал все живое на Земле. Я, как гнедой жеребец, покрывал норовливую кобылу, я был шмелем, рвущимся в бутон тюльпана, грибом, выбросившим споры в сосновом лесу. Как старик Жоффрей я брал девственницу Анжелику, и как Уран оплодотворял свою мать Гею. Я словно Фавн, преследовал Геракла в женских одеждах, и как Эрос, наполнял божественным семенем Афродиту…

Признаюсь, брюнетка здорово пугала – она кричала как резанная, и я даже подумал, что ей больно. Но, извиваясь в экстазе, она так и не остановила меня.

****

Это видение – из тех, что стали посещать его после магистерского паровоза. И сейчас это было явной галлюцинацией – Гермес не видел странных персонажей из мира Апейрона, не прятался в зиккуратах, и не обитал на склонах цветущих полей Этернум. Он стал другим существом. Нечто проникло в разум, и на время секса воспламенило нейроны новыми образами: визуальными, тактильными, ментальными. Дух, пытающийся вселиться в разум, получал сумасшедшее удовольствие от первобытного мистического акта… кобылица, гриб, Геракл в женском облачении… нечто абсурдное и невозможное, и в то же время – реальное, вплоть до запаха и вкуса.

Казалось, еще чуть-чуть, и она смогла бы познакомиться – ЧЕРТ ПОБЕРИ, ОН! – с высшим удовольствием в жизни каждой женщины. Говорят, что это не идет ни в какое сравнение с мужскими ощущениями.

Несмотря на экстаз, было больно – Гермес чувствовал себя девственницей, только и того, что кровью простыню не заливал. Ведь он уже несколько дней не пользовался расширителями вагины. Или эти проклятые язвочки появились уже и внутри?! Он ощутил спазмы, сопроводившие выброс в него горячей массы.

– Ты что, сделал это в меня?

Гермес был удивлен. Как и выродок, вдруг протрезвевший и пытающийся понять, что произошло. Они так и застыли, как кобель с сукой после вязки. Из ступора их вывел крик: в дверях стояла Крылова, и она была взбешена – на щеках пылал огненный румянец, глаза сверкали лазерами.

– Да ты издеваешься?! Козел! – Елена Ивановна не простояла в комнате и двух минут. И судя по шуму удаляющихся шагов, она бежала.

Менаев растерялся. А затем выматерился, и побежал вслед за ученой. А за ним – и собака. Гермес ухмыльнулся, натягивая лосины – проблема разрешилась сама собой. Убийство выродка с собакой могло быть слишком быстро замечено. И чересчур рано вызвало бы вопросы. Теперь же он мог забрать сумку с вещами Мчатряна, а Томас мог пристроить зараженного Антонова где-то в укромном местечке. Все шло по плану.

****

Крылова, конечно, не ожидала стать свидетельницей такого. Кровь в голове стучала сильно и ритмично, словно размеренные удары молота: «я найду себе намного лучше, я найду себе совсем другую»… Но, уж лучше так, чем продолжать смотреть на мир в розовых очках. Хотя она и не страдала от иллюзий, для нее Гришина измена стала ударом. Она на него рассчитывала – почему-то. Как она могла снова довериться кому-то, а тем более – ему!?

Она стояла перед тяжелым выбором, как поступить, а впереди определенно ждали трудности – она это понимала. После произошедшего девушка не хотела оставаться в Илионе. Только нужно было решить – временно оставить Милану здесь, а самой отправиться за Ковчегом, а потом – вернуться за ней и уехать на север? Или сразу сбежать с дочерью на север, а потом уже в Биоген? Что решит Менаев – над этим вопросом она тоже думала, до того, как увидела его с Афродитой.

Он догнал ее уже тогда, когда она вышла из здания. Одинокий фонарь у скамьи с трудом рассеивал темень безлунной ночи. Здесь было опасно демонстрировать свои запретные чувства, но Гриша схватил ее, и не отпускал. Не давал ступить и шагу.

– Оставь меня, – процедила она. – Мне противно быть с тобой. И от тебя разит спиртом за версту. Уйди – и забудь обо мне навсегда.

– Не надо, – шептал он, кутаясь в золото ее волос. – Прости меня. Прости… я не знаю, что на меня нашло.

Она попыталась вырваться, но Менаев перекрутился, оказавшись к ней лицом к лицу.

– Это было несерьезно. Так… пьяное приключение, – продолжал он, целуя ее.

Крылова отворачивалась и уклонялась, а он целовал шею, лоб, щеки, пытаясь пробраться к губам. Вдруг ему это удалось, и его рот впился в ее губы. Это длилось секунд пять – пока девушка не укусила его.

– Отвали! Отстань! Я не хочу тебя видеть! Козел!

Она вырвалась и побежала прочь, а он застыл, прижав окровавленную губу ладонью.

Уже через пять минут ученая вбежала в домик Бергман, проклиная себя за глупость. Она отдавала все свои силы, любовь, время – этим гориным и менаевым, боролась за выживание человечества – ЗАЧЕМ?! Разве это самое важное? Завтра она заберет дочь и исчезнет отсюда. Уже завтра… Конечно, она не догадывалась, что произойдет завтра – она даже не знала, какой ад ее ждет сегодня…

****

Когда Сидоров пришел в штаб, полковник уже наклюкался. Непослушное тело развалилось в кресле, правая нога была заброшена на подлокотник, на журнальном столике и под ним расположились пустые бутылки в стоячем и лежачем положении. Опустошенным выглядел и сам Босс.

– Степа, Степа… – бормотал он, пуская слюну по подбородку. – Как я их ненавижу. КАК Я НЕНАВИЖУ ЕЕ!

– Что случилось, Илья Андреевич? – лейтенант был искренне озабочен состоянием командира. Горину нельзя было пить – он слетал с катушек.

– Ты должен кое-что сделать, – и мутные глаза с трудом сфокусировались на Сидорове. – Нужно наказать ее. Проучить.

– Кого? Елену Ивановну? – Сидорову никогда она не нравилась, но настроение полковника могло быстро измениться.

– ДА! – голос Горина приобрел былой оттенок грозной уверенности. – Она предала меня. Я сам видел, как они под фонарем с выродком… сам знаешь, – закончил он.

Босс вздохнул, и отвратительный пузырь под ноздрей лопнул.

– Лена-Лена… сука ты и дрянь… Шлюха! – заголосил он. – Я ведь защитил тебя, вытащил из дерьма в Трилистнике. Хотел нормальную семью…

Он снова увидел Сидорова, и вспомнил, зачем вызвал его.

– Возьми пацанов – тех, кому доверяешь, и проучите ее. Чтоб шалаве мало не казалось… все вместе, или поочередно. И выродка не забудь – мразь решила, что может забрать у меня, что захочет… мою жену, мои цветы… Степа, отбейте его в филе, – полковник потянулся к столу, перебирая бутылку одну за другой. – И скажи, пусть принесут еще. В горле сухо. Ясно? Понял? Бля, че стоишь тут до сих пор?!

Сидоров кивнул и вышел. Яснее некуда. Ученая с выродком заслужили наказание. А Босс заслуживал возмездия.

****

В нос ударил резкий запах пота. Нехотя открыв глаза, я увидел козлиную эспаньолку, а затем и самого сержанта Кузьму. Он схватил меня за плечи и сотряс, пытаясь разбудить. Гад влепил пощечину, и я мгновенно проснулся.

– Что тебе нужно? Какого черта? – я пытался вернуть себе ориентацию в пространстве.

– Встань, говноед! Лейтенант вызывает!

Он бросил мне штаны, а я потянулся к часам на тумбе, и глянул время. Цербер виновато выглядывал из-под стола, ведь это он допустил кретина к хозяину. Хрен с тобой, пес – я всегда знал, что могу рассчитывать только на себя.

– Сидоров? Зачем?

И снова получил удар по лицу. Викрама срань! Что происходит?! Я подскочил, как на пружинах, и замахнулся кулаком, но промазал, попав в стенку. А сам пропустил удар, шмякнувшись на стул. Кузьма не успокоился, и резко опрокинул меня – так, что моя голова чуть не отвалилась. Я оказался на полу, а сержант поставил стул на меня, сдавив грудную клетку проножками. Появился пистолет, и дуло нацелилось как раз промеж моих глаз.

– В принципе, Степан Васильевич не обидится, если я тебя не доведу, – ухмыльнулся вояка. – Ты же сопротивляешься. А итог будет один и тот же.

– За что?! – я задыхался, мне нужно было сообразить, как избежать печального конца.

– Карты на стол, придурок! – поморщился сержант. – Ты цветы у Босса стырил? А жену его на хрена ты трахнул? Дебилы вы, оба… ниче, эту шлендру тоже кое-что ждет… ей понравится.

Кузьма попытался демонстративно вытереть ботинок о мою футболку, но ему пришлось для этого засунуть ногу под стул.

– Фас! – что есть мочи прохрипел я, не особо надеясь на результат. Цербера я ничему такому не учил – он был дикий, как репей в поле.

Но, пес отреагировал – мелькнула крупная туша, и клыкастая челюсть громко клацнула где-то рядом, и выше. Сержант завопил, паля во все стороны. Я оттолкнул его и завалил на плиту. Несколько ударов отломанной ножкой стула – и тело вояки сползло вниз. Потирая забитую грудину одной рукой, второй я погладил вздыбленную, как стерня, шерсть Цербера.

– Молодец, – я похвалил его, и он завилял хвостом. – А теперь нам нужна Кареглазка. Судя по всему, ей грозит опасность.

****

Крылова долго пролежала на диване с мирно сопящей Миланой, но уснуть не смогла. Тогда она оставила дочку с Зоей, а сама вышла прогуляться – и заодно, успокоиться.

Церковь святого Ильи ожидаемо была открытой и пустой, хотя еще недавно в ней отпевался Агафон. Отец Киприан отсутствовал – Лена подозревала, что он утрескался с Гориным. Горящие свечи отбрасывали причудливые тени на настенную мозаику. Пахло ладаном. Батюшка любил рассказывать, что святой Илья является провозвестником Христа, и предтечей Второго Пришествия, а потому этот храм имеет особое значение.

Она просидела в церкви около часа, и немного остыла, хотя ничего нового не придумала. Наоборот, ученая укрепилась в решении попытаться завтра склонить Илью на экспедицию в Новониколаевск. Тогда Милана сможет остаться здесь. Временно. Если мужа уговорить не удастся – придется сразу отправиться в Колонии, оставить там дочь, и только после этого она сможет отправиться за Ковчегом. Больше нечего и голову ломать. Единственное, что никогда не давало ей расслабиться – время. Она постоянно тревожилась, что времени нет… что она не успевает. Каждый день человеческая популяция снижалась, а орды морфов уже пробирались к тающим ледникам Крайнего Севера. А теперь стало еще хуже, они смогут давать потомство… Ковчег нужен срочно, иначе будет поздно. Не ради гориных и менаевых – ради Миланы и ее будущего.

Она только встала с лавки, как услышала сзади странный звук, сопровожденный дуновением свежего воздуха. В приоткрытых дверях стоял Сидоров. Их глаза встретились.

– Чего тебе? – спросила Крылова.

Лейтенант вошел, а за ним – еще два солдата. Их движения были неустойчивыми.

– Степан, ты пьян?

Ухмыляясь, Сидоров прошел к алтарю. Огромной конопатой ручищей он отодвинул Евангелие, крест и чашу для служений, влезая на престол. Покачиваясь, его ботинки свесились над полом.

– Вас зовут, – словно невзначай сообщил Сидоров. – Мы пришли вас забрать.

Солдаты бродили вокруг, разглядывая иконы, мозаики и фрески.

– Кто зовет? Я никуда не пойду.

Лейтенант насупился.

– Елена Ивановна, не будьте сукой, хоть сейчас. Пойдемте из этого святого места.

Ученая достала смарт-браслет, намереваясь отправить в штаб сигнал тревоги. Солдаты немедленно схватили ее и содрали браслет с запястья. Они так грубо дергали, что блузка треснула, и перламутровые пуговицы посыпались под ноги. Лена оказалась с обнаженным бюстом – посреди церкви, посреди солдат.

– Ах ты, горинская сучечка! – один из солдат смотрел с интересом и похотью.

– Мамедов, выводи ее. Я не хочу в церкви… – заявил Сидоров.

Тотчас она рванула к выходу, а вояки устремились за ней. Уже возле двери Мамедов догнал ее, нагло схватив сзади за голую грудь, и с хохотом понес обратно. Она закричала, но получила ладонью по губам. Еще – и снова по губам. И удар по пояснице. Ноги подкосились, она упала. Но пролежала на полу буквально секунды, ведь солдаты забросили ее на алтарь.

– Лейтенант, ты хотел куда-то отвести ее? – спросил Мамедов. – Как?! Ее хрен удержишь.

Он нагло переминал женскую грудь, а затем его рука медленно поползла вниз.

– Что вы делаете?! – завопила Крылова. – Степан?! – и получила кулаком в лицо.

– Я не хочу здесь, – неуверенно сказал Сидоров.

Его смущало, что они сделают это в церкви. С другой стороны – какая разница? И Рафик прав – снаружи эта шлюха поднимет хай.

К Мамедову присоединился второй солдат… они лапали ученую, периодически хлестая за сопротивление, а лейтенант не останавливал их, наоборот, он махнул рукой, словно говоря – ладно, давай так. Крылова снова завизжала во все горло – в одном флаконе смешались гнев и унижение, страх и бессилие. Солдаты лупили ее, но она кусалась и отбивалась, царапалась и кусалась… они расстегнули ей штаны, оторвав пуговицу… кто-то стянул трусы, и запихнул ей в рот, кто-то хохотал, тиская грудь…

– Я вижу, что Вам все нравится, – склонился Сидоров. – Вы отличная армейская шалава.

Собрав во рту слюну, смешанную с кровью, Крылова харкнула в него, а он рассмеялся, и расстегнул ширинку. А затем как будто кто-то нажал на паузу. Мгновение офицер стоял, бездействуя, а затем повалился на пол. Перед глазами все плыло, но ей показалось, что в церкви завязалась драка. Какие-то суматошные тени, люди, звери… кажется, ее больше не держали. Раздались выстрелы.

Она с трудом встала с алтаря, ноги гудели от побоев, и она присела. Рядом на полу лежал Сидоров. Он хрипел, с разбитой головы струилась кровь.

Драка закончилась, когда третий насильник убежал. Перед Крыловой склонился мужчина, и она заплакала – она не знала, где враг, а где друг. Что они еще хотят с ней сделать?

– Лена, все закончилось! Тебе ничего не угрожает, – повторял мужчина.

Сквозь заплаканные глаза она увидела Менаева. В его руках был массивный, забрызганный кровью подсвечник. Рядом вилял хвостом Цербер. Девушка испуганно дернулась, но Гриша обнял ее, шепча успокаивающие слова. И она на какой-то миг почувствовала себя в безопасности.

****

Я сидел под медчастью – Лена не хотела, чтоб я был рядом. Спирты выветрились, и разум мой был трезв, как может быть трезвым разум человека, понявшего весь объем злоключений, им сотворенных.

Уже долго я жил по принципам, мной принятым и придуманным. Да, не удивляйтесь – я беспринципный, и в то же время, у меня есть принципы. К примеру, этот – никогда, слышите – НИКОГДА! – не извиняться ни перед кем за свои поступки. Это слабость. Ведь вы поступили именно так, потому что так было нужно. Или так сложились обстоятельства. Не делайте вид, что это были не вы – а были эмоции, гнев либо алкоголь. ЭТО БЫЛИ ВЫ, ДА! И вы поступили настолько правильно, насколько было нужно. ВЫ – ЛУЧШИЙ! Пусть эти критики сначала на себя в зеркало посмотрят…

Но сейчас этот принцип дал трещину. Мое сознание раз за разом повторяло и прокручивало в голове одно и то же: я, фактически, сам взял и разрушил те хрупкие отношения, которые мне удалось создать. В голове прокручивалась одна и та же строчка из песни, под которую я трахал Афродиту: «Ну, а как же я влюблюсь – если она не ты?! Весь этот мир не ты»…

Естественно, Лена теперь и видеть меня не хочет. Ашотовна… ладно, она была до того. Но Дита! Какого черта? Что на меня нашло?

Хуже всего, что я знал причину. Я был негодяем, презиравшим женщин и планировавшим создать Спермоферму. И я испугался того, как с Кареглазкой мой мозг сломался, и прекратил быть рациональным. Я хотел победить это наваждение, эту ревность циничной сексуальной связью, вышибить этот клин другим клином, разрубить камень косой. Зачем, зачем, ЗАЧЕМ?! Я ведь мог не бежать от этого, а просто сделать ее главной на моей Спермоферме!

Стало только хуже.

Кузьма хотел меня убить. Сидоров хотел изнасиловать Лену. Происходило что-то смертельно опасное, я ощущал в воздухе тревогу и напряжение. Мне нужно было ее увидеть, но уже целый час Ливанов с Пенсом оказывали первую помощь. Надеюсь, она пострадала не сильно.

Сидоров с Григоришиным были закрыты в штрафном изоляторе уже через пять минут после оповещения штаба, а сбежавшего Мамедова разыскивали. Как они вообще решились на такое? Горин же их кастрирует! Правда, сначала ему придется протрезветь – Карпов не смог к нему достучаться. Говорят, что Босс напился до чертиков – но завтра обязательно устроит экзекуции. А потом шепотом все же добавляли, что если он ушел в запой, то ничем хорошим это не закончится.

Наконец, Крылова вышла вместе с Борисовичем и Карповым. Мы с Цербером вскочили, чтоб она нас увидела – и она увидела. Отвернулась и пошла.

– Елена Ивановна! – позвал я. – На секундочку, пожалуйста!

– Гриша, спасибо, что помог, – она даже не глядела. – Но сейчас я не хочу ни с кем разговаривать.

Я понимал, что это не только из-за перенесенного шока, и был вынужден отступить – даже пес сник от ее холодности. Мне оставалось лишь с грустью наблюдать, как она с Пенсом и солдатом скрылись в стороне домика Бергман. Насколько я понимал, Лена будет ночевать там. А Милана где? Я отбросил эту мысль – у меня были вопросы и поважнее.

Закряхтев как старый дед, я отправился к себе, волевым усилием преодолев желание выпить – хватит на сегодня. К вагончику было пять минут ходу, но я к нему не дошел. Луч фонаря прорезал темноту, и на тропе напротив оказались двое солдат – старый и молодой.

– Стой, кто идет?! – закричал лохматый старикан, схватившись за кобуру.

Приключения были далеки от завершения. Я поднял руки, а Цербер присел на задницу. Лучше не шутить с патрулем, сейчас все на нервах.

– Моя фамилия Менаев! Я работаю в Логосе, у Крыловой, – объяснял я, медленно подходя к ним.

– Что за черт? Стой! – молодой солдат заметил рядом со мной исчадие ада.

– Пес мой, – сказал я. – Он добрый, хотя и страшный как смерть.

Наверное, с минуту, дед светил мне в лицо. Затем он рассмеялся, жестом призвав напарника убрать оружие.

– Аа, Менаев? Насыпал люлей Сидорову – а теперь бессонница? Иди спать, у нас усиленный режим, Рафика ищем – как бы тебя не пристрелили, – проворчал военный.

– Хотел бы, да не могу уснуть, – заметил я.

Они переглянулись и рассмеялись.

– Нервишки нужно успокоить, – наставническим тоном заметил старик. – Хочешь? Нам как раз нужен третий.

– Думаю, не надо, – я не хотел опять пьянствовать, завтра мне нужна была полностью свежая голова. – Повода нет.

– Ты что?! – возмутился вояка. – За алкоголиков нас принимаешь? У Егорки моего день рождения. Мы бы сидели сейчас в бараке, и нормально гуляли – в тепле, с девчатами с пищеблока. Но, все испортилось, – и он так глянул на меня, что я почувствовал себя виноватым.

– Чуть-чуть, на донышке, хорошо? – согласился я, просто, чтоб не наживать себе врагов. Тем более, что организм все же просил пополнить спирты в крови.

– Да не вопрос! Мы вообще, чуть-чуть, – рассмеялся старик.

Так мы и познакомились с Бородиным и Егором. Петр Тимофеич относился к парню, как к сыну, сам-то он потерял всех детей во время Вспышки.