Текст книги "Кареглазка и чудовища (СИ)"
Автор книги: Евгений Наседкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 27 страниц)
Глава 16
Лучи закатного солнца холерически пронизывали несущий вертолетный винт, а солнечные зайчики с упоением плясали на корпусе Ми-24 – так, как пляшут не нагулявшиеся тусовщики перед закрытием клуба в три утра.
Впереди, на фоне заснеженных гор, высились стены Нового Илиона, а сзади – оставалось Горноречье, отделенное от Новогорской долины резвым потоком Катуни. Именно там, на горнореченском берегу, как только исчезали солнечные лучи, шуршал вздыбленный грунт, лязгали подвальные двери и звенели железом канализационные люки, выпуская в послезакатный мир победителей естественного отбора в пяти последних мундиалях. Краклы, трескуны, они же морфы – сотнями покидали свои убежища от ультрафиолета.
Король расправил широкие угловатые плечи, и вытянул безглазую дынеподобную голову вслед улетевшему вертолету. Его хобот застрекотал, наэлектризовывая пространство и приведя в движение асимметричные шеренги адского войска.
****
– Гриша, каждый из нас делал что-то плохое и аморальное… то, о чем мы жалеем, – прошептала Крылова, плотно прижавшись к парню. – Только знай, и помни: я тебя не осуждаю, и не виню.
Они лежали связанные на вертолетном полу, чуть дальше была дочь с Цербером, который все еще не отошел от наркоза. Немного поодаль была Афродита.
– Мне самой по сей день снится роддом, в котором я была, – продолжила ученая. – Там произошла Вспышка… и я должна была погибнуть – или стать тварью, – глаза девушки налились мокрым блеском. – Меня спасли приемные родители – они отвлекли морфов. Они погибли, а я… я выбралась.
– Я не хочу об этом говорить, – поморщился Гриша, самопроизвольно сжав кулаки.
– Так не говори! – сказала Лена. – И не думай! Оставь это в прошлом. Нельзя держать внутри этот заряд, иначе мы все погибнем.
Менаев фыркнул, давая понять, что с него хватит. И все же странное чувство облегчения медленно, как тоненький зонд, проникло в мозг, распространяясь по нервной системе – унимая стыд и горечь травли. Каждый делал плохое… – проигрывалось в голове на автоповторе.
– Мы на месте! – заорал Сидоров. – Босс будет рад с вами повидаться.
Крылова испепелила его взглядом – ей хотелось выпустить лейтенанту-насильнику кишки.
– А вы зачем в аэропорт ехали? – ухмылялся Степан. – Куда лететь хотели-то?
– В Колонии, – ответ Гриши удивил девушку, она рассчитывала притвориться партизанами.
– Ха-ха-ха! – залился хохотом Сидоров. – Вы шифером пришиблены? Им там не до вас. На Ямал краклы прорвались. Новую землю без газа оставили. В Воркуте вообще была жопа, столько людей полегло. Улановский вроде хотел бомбу скинуть, но Меч запретил.
– Там до сих пор бои, – добавил лейтенант. – Так что… я не жду благодарности, но вы мне обязаны – вы бы погибли там. Курить будешь? – он протянул пачку Менаеву.
– Спасибо, но нет. Я бросил, – отказался Гриша.
– Хочешь прожить подольше? Вряд ли получится, – ухмыльнулся Сидоров. – Кстати, а вы не знаете, куда Оскар запропастился? Нет? Ну, ладно – он часто приходит и уходит, когда заблагорассудится. А Босс нервничает. Исчез гаденыш – с позавчерашнего вечера. Ладно…
****
Цербера на ферму, Милану – к Бергман. Мятежная супруга, выродок и эпилептичка – в Одеон, в котором только что закончился театральный вечер, а теперь стартовали кулачные бои. Сидоров раздал команды, и удовлетворенно почесал за отстреленным ухом, направившись вслед за пленниками в армейский клуб. Босс будет доволен.
Горин активно мутузился на ринге, выплескивая гнев, и выгоняя с потом алкоголь. Он закончил второй бой, свалив апперкотом молодого здоровенного татарина Тимура, и подустал – соперник вымотал его по-полной.
Увидев жену-изменщицу с хахалем, полковник немедленно оставил ринг, слегка вытерев лицо уже грязным полотенцем. Этим он еще больше размазал огромные черные круги на глазах – остатки обильного, уже потекшего грима, оставшегося после участия в «Кориолане». Зеркала, оставшиеся в зале после действа, импровизированно масштабировали эмоции, бурлившие внутри – пока он шел, его отражения становились похожи то на Ворона, то на помесь Джокера с Пеннивайзом, то на капитана Салазара, жаждущего отомстить Джеку Воробью.
Под гул переполненного зала Горин оказался возле пойманных беглецов, оценил взглядом перебинтованное плечо выродка, а затем обратился к жене – неожиданно любезным тоном.
– Привет, моя хорошая! – он улыбнулся, и свет софитов заиграл на мелких зубах. – Прости меня, дурака – я себе места не находил, переживал, как вы там с Милочкой.
Он был искренен – и он хотел бы помириться. Компромат на Керезору заставил его пересмотреть события последних лет – оказалось, что ЛЕНА НЕ БЫЛА ВИНОВАТА в гибели Дани!
А ведь именно со смертью сына их отношения покатились кубарем в пропасть. Он срывался на жене, периодически применял силу, и требовал родить ребенка, как воздаяние за то, чего лишился. Но, теперь все точки расставлены. И он простит ее измену. Пора мириться, уже не тот возраст, чтоб обижаться, тем более, что сам виноват, – думал он.
– Илья, своим отъездом я сделала толстый намек, что не передумала, и развожусь с тобой, – процедила жена, и взяла Менаева за руку, подав, так сказать, еще один сигнал.
Горин оскалился, чувствуя, как злость снова формирует взрывной шар внутри. Сейчас он бы с удовольствием оторвал гаденышу руку, и скормил свиньям… но он засомневался в приемлемости такого поступка. Он и так много натворил на эмоциях… пока предостаточно.
– Да он – дитя! Мелкий пацан – зеленый, безответственный, беспринципный. Сколько ты его знаешь? Две недели? – полковник окинул выродка уничижительным взглядом. – Он не защитит тебя с Милой. Не прокормит. Он сбежит и бросит вас максимум через месяц-два. Он трутень, он… ЯЛОВЫЙ! Лена, ОН НЕ МУЖЧИНА!
– Я, конечно, все понимаю, – вклинился в разговор Гриша. – И растравленное сердце, и ревность… и обиду от поражения. Но какого хера ты несешь эту ахинею? Ниче, что ты старый вонючий козлина с вялым рычагом? Тебе помирать скоро – от инфаркта, рака или старперской срачки – а ты к молоденьким липнешь, как муха навозная…
В этот момент парень получил от Горина мощную оплеуху и со стоном свалился на пол. В зале послышалось перешептывание – и не слишком одобрительное.
– Послушай, салага, – в голове полковника возникла идея. – А слабо драться за свою любовь? Если это – ЛЮБОВЬ… Докажи, что ты мужчина – нет, не мне… своей женщине!
– Он ранен, прекрати! – оборвала его Крылова.
– Так у него есть вторая рука. Или мужик должен сдаться, когда плечо поцарапано? – в зеленых глазах загорелись издевательские огоньки. – Плечо потянул – все, дорогая, на этой неделе сама принесешь воды, запрешь двери, поймаешь крысу, и защитишь нас от морфов?!
– Я тоже буду драться только одной рукой, – придумал Горин. – Вот такой гандикап… а ребята, – он обвел рукой зал, – они проконтролируют, чтоб был честный бой. За женщину нужно драться, – он уперся взглядом в нахмуренного Менаева. – Ну, что?!
– Всегда мечтал тебя оддубасить, старый пердун, – процедил сквозь зубы Гриша.
****
Избиение младенцев, так можно было назвать происходящее. Я, естественно, понимал, что старикашка Горин все еще находится в неплохой форме, но понадеялся на свою фортуну, злость, и на то, что он охлял после своего алкоголического уикенда. Хрыч же оказался силен и вынослив, как вол. Он лупцевал меня даже одной левой, да так, что я постоянно получал то хук, то свинг, то искры с глаз. От боли катились предательские слезы, размывшие мой свеженарисованный боевой окрас – толстые красные полоски на щеках.
Не помогло даже то, что Кареглазка взъерошила мой чуб перед боем – на удачу.
– Твой рычаг слишком вялый, – заявил я в следующий раз, когда обхватил Горина в клинче. – Я думал, что ты хоть что-то можешь, дубина эдакая.
Меня мгновенно настиг апперкот, чуть не отправив в нокаут. И все же, Босс выдохся, в другой ситуации я бы точно оказался в коматозе.
– У тебя грыжа вылезла, – снова огрызнулся я. – Глянь на свое дряблое пузо, пенсионер. Видать, насрал сам в себя.
Полковник заработал кулаком, как будто отбивал мясо, хотя, признаю, в больное плечо он не бил. Ох, и мудак… я оказался в углу ринга под улюлюканье недочеловеков, заполнивших Одеон до самих краев. В ушах шумело, в глазах темнело, как в тот раз, когда контузило от взрыва бензовоза.
А потом меня пронзила вспышка боли в правом боку. Печень? Я свалился как тюфяк, увидев затуманенное, испуганное лицо Кареглазки.
Рефери досчитал до восьми, но на девяти я встал – шатаясь и ничего не соображая, как наркоман. Грогги, это называется в боксе. Или нет? Боль снова пронзила меня, и я понял – что-то с ребрами. Сломал? ВИКРАМА СРАНЬ!
– Видно, что кроме как пердеть и срать, ты ни на что не способен, старая короста, – с кровавой ухмылкой сообщил я Горину, и сплюнул в него сгустком чего-то мерзкого. – Я бы тебе подогнал дряхлую грымзу, чтоб вы вместе смердели. Да они все вымерли. А, стоп – ты ведь тоже скоро сдохнешь. От чего там умирают вонючие сморчки? От геморроя?
Один-единственный удар обрушился откуда-то сверху, но перед своим падением я все же успел услышать смешки в зале. Надо мной смеются? Или над ним? Господи, как же важно знать ответ! Рефери снова считал, а я прокричал с пола – перекрикивая аплодисменты, под которые Горин дефилировал по рингу. И, кажется, строил глазки моей Лене.
– Я просто боюсь тебя бить – вдруг простата отвалится. Она ведь у тебя на соплях держится, да?!
В зале явно раздался смех, и, кажется, я даже увидел смеющуюся Кареглазку. Да нет – точно видел, зуб даю!
– Не вставай! – прокричал чей-то сочувствующий голос, когда я вскарабкался по канатам.
Вероятно, полковник что-то заподозрил, хотя он и стоял ко мне спиной. Он начал поворачиваться, и в это мгновение кое-что произошло.
– Гриша, молодец! Держись! Ты мой герой! – прокричала его жена, вскочила и подняла кофту, из которой выпрыгнула грудь в красивейшем прозрачном лифчике – я его сам ей подарил в Диснеевском замке. Упругие шарики подпрыгнули, загипнотизировав всю мужскую часть зала, а те, кто находился в неудобном для шоу месте, разъяренно кусали локти. Горин остолбенел.
Сфокусировав расплывчатую картинку перед глазами, я подкрался как тигр, и нанес вояке сокрушающий удар в ухо. Его голова аж дернулась, а изо рта брызнул поток слюны. Жалкое зрелище – а я прямо возликовал. Всегда, всегда есть еще один шанс! Я продолжал гасить его одной рукой, как перфоратором, правда – маломощным. Ошалелый Босс теперь сам был похож на грогги. И еще один выпад под челюсть… и Горин свалился под ошеломленный гул Одеона. Ну, что – не ждали такого?!
Рефери растерянно пробубнил до десяти, кто-то стал скандировать мое имя – и не только Кареглазка – но полковник сумел подняться – лицо у него было, словно он тюлень, у которого отобрали рыбеху. Не мудрено – я ведь выбил ему зуб. Он побежал на меня, как гигантский баран, и я сгруппировался, чтоб… ну, хрен его знает, что – я мог попытаться перекинуть вояку через себя, зарядить еще разок в челюсть или вмазать в переносицу.
Конечно, я был готов и к военным хитростям, типа бросить песок в глаза или ударить ниже пояса. Но все планы/фантазии рухнули в одночасье, когда Горин оказался рядом, подпрыгнул и опустил свой кулак, как молот, прямо на мое раненное плечо. Боль была как взрыв, уничтожающий все вокруг, а затем сплющивающиеся органы в моем теле добрались до сломанного ребра – и я рухнул, как подкошенный. Зал взорвался недовольным ропотом, но я уже этого не услышал.
****
Я был в отключке недолго – не больше, чем задремавший попугай. Сидоров с каким-то бугаем вылили на меня ведро воды и взнесли, ставя на ватные ноги. Стоял гул, и я не сразу понял, что это не игра моего мозга или поврежденного вестибулярного аппарата.
Полковник уже был в середине зала, возле Лены – и меня тоже транспортировали туда. Он что-то кричал, ругался и жестикулировал, а затем замахнулся, чтоб ударить ее… и вдруг опустил руку. А потом рассерженно все же толкнул жену, и она упала в проходе. Он словно сам опешил. Мимо них спешили на выход солдаты и гражданские, осторожно переступая через ученую, а на лицах людей были написаны страх, недоумение… и негодование.
Горин что-то приказал лейтенанту, и Кареглазку подхватили вояки. Нас с ней утащили, слух вернулся, и я понял – оглушительный трезвон был последствием тревожной сирены.
****
Человеческое укрытие светилось в мозгу Охотника, как огромное блюдо с деликатесами. Казалось, что прокачанная нервная система способна зафиксировать там каждое живое существо, но это было не так. Он знал, что Мара находится внутри, но не мог точно идентифицировать ее среди шумного роя человеческих светлячков. Армия берсерков нетерпеливо клацала челюстями, и больше ждать было нельзя.
Король расправил плечи и направил длинную когтистую руку в сторону человеческого улья. Над полем пронесся стрекот, словно миллиард злобных насекомых поднялся в воздух. Голодные синхронно бросились к стенам по всему периметру, хлынули через озимое поле, как стада разъяренных оленей. Пулеметы загрохотали, как сумасшедшие, взрыхляя почву, но неорганизованность строя спасла нападавших от больших потерь. Километр по рыхлой ниве они преодолели меньше, чем за 4 минуты, и оказались под Стеной.
Вспыхнули люминофорные пушки, сжигая краклов, вопивших словно резанные младенцы. Они пытались противостоять убийственному ультрафиолету, набрасываясь на прожектора под стенами, раздирая металл, пластмассу и кабели. И сгорали, оставляя после себя тлеющие кишки.
Сверху сыпались гранаты. Взрывы наполнили атмосферу дымом, землей и жжеными ошметками плоти. Пулеметы без устали поливали пространство свинцом.
Охотник мчался вперед, разбивая люминофоры, и не обращая внимания на дымящийся хитин. Ультрафиолет не был для него смертельным. В отличие от простых едоков он имел менее уязвимые кожные покровы. А безглазое зрение функционировало более согласно законам физики, чем биологии.
Он запрыгнул на столб, и вырвал провод. Его прошибло высокое напряжение, и на мгновение неоморф вспыхнул, как спичка. Еще через миг люминофорные пушки в амбразурах погасли. Наступила тьма. Даже пулеметы умолкли на несколько секунд, будто удивленные.
В безмолвии ночи послышался топот ног, удаляющихся в лесопосадку. Голодные отступали, унося покалеченных собратьев – вслед за Королем, тащившим на себе троих едоков.
****
Военные на стене радостно улыбались и переглядывались. Сидоров поспешил поздравить Босса.
– Лихо мы им наваляли! – залихватски заметил он. – К нам с босыми пятками не проскочишь.
Но Горин хмурился – буквально все шло наперекосяк.
– Электролинию когда переключат? Почему такая задержка? – озабоченно спросил он. – Что с боеприпасами?
– Минут пять. Сказали, нужно напряжение для кабеля скорректировать, – ответил лейтенант, стерев улыбку с лица. – Воздушную линию пока что использовать не сможем. По боеприпасам порядок. Организовали женбатальон для подсобной помощи.
– Ты в своем репертуаре, – заметил полковник.
– Мы им зададим жару, Илья Андреич! – снова вдохновился Сидоров. – Вот увидите – мы тварям такое пекло устроим, что и сатана в аду перевернется.
Горин насупился.
– Хватит! – заткнул он лейтенанта. – Ад уже здесь, Степа! И все бесы – здесь. А тот ад, в котором сатана – он пуст, там нет никого… Так что, готовимся к худшему. Ночка будет страшной.
Сидоров смущенно отошел в тень, а полковник ткнул пальцем в Афродиту, все время скромно сидевшую за крепостным зубцом.
– Кстати, о дьяволах. Теперь ты расскажи свою невероятную историю, но так, чтоб я тебе поверил.
****
В уложенных на камне едоках еще теплилась жизнь, хотя они и были самыми изувеченными во время штурма. И они идеально подходили под замысел. Охотник замер на несколько секунд, сканируя широкий туннель и прислушиваясь к течению близкой подземной реки. Запах людей был очень сильным и совсем рядом – хищников и жертв разделяла лишь стальная решетка, впаянная в железобетон – но преодолеть ее было невозможно.
Неоморф вскрыл когтем ороговевшую кожу на ладони, и побрел вдоль ряда тел, кропотливо нацеливая струйку крови в каждую содрогающуюся пасть. Пока он оказался в конце линии, в начале уже почувствовалось оживление – самая первая инициированная особь бешено застучала зубами, а хобот возмущенно фыркал, требуя добавки. И она ее получила – как и каждая следующая. Охотник вскрыл предплечье, и дал покалеченным, безногим и безруким голодным испить из импровизированной чаши – своей развороченной плоти. Едоки следовали за ним, извиваясь – они требовали больше и больше. Каждая капля крови Короля давала им энергию. Только они еще не знали – для чего.
Охотник же, теряя кровь, становился слабее. И в какой-то миг калеки стали настолько сильны, что набросились на предводителя, впились в конечности, в туловище, в шею… жадно высасывая остатки животворящей субстанции, как обезумевшие детеныши высасывают молоко из истощенной матери.
В течение нескольких минут супермонстр лишился всей крови, и тогда голодные отпали, как насытившиеся пиявки. Их челюсти продолжали клацать по инерции, но вскоре затихли.
Все краклы словно умерли – и они действительно находились в состоянии между жизнью и смертью. Их разорванные тела с отсутствующими конечностями ускоренно покрывались странными темными выделениями – пока полностью не оказались в смоляных коконах.
Охотник тоже чуть не умер. Ему едва удалось заставить суперорганизм двигаться, чтоб выбраться из подземелья. Разорванные ноги, огромные раны – быстро заживут. Самый большой дискомфорт доставляла перекушенная шея и наполненная дробью голова – теперь она телепалась, как испещренный пулями флаг.
****
Мне кажется, что со стороны я выглядел умирающим лебедем. Солдаты меня волокли, поливая матерными характеристиками, но у меня не было сил идти самостоятельно. Слава богу, что хоть разум начал проясняться, настойчиво вырываясь из оков боли. Плечо онемело, но сломанное ребро отзывалось на любое движение, поворот и даже вздох.
Третий солдат, молодой плосконосый парень, ведущий Кареглазку, показался знакомым. Глубины памяти выдали ответ – Егор Мануйлов, тот самый, чей день рождения мы праздновали спиртом, и который не хотел пропускать меня через блокпост.
– Закуришь? – спросил он, протянув открытую пачку.
– Ну его на хер, – отказался я, решив окончательно попрощаться со всем, что меня убивает. Отныне я хотел как можно дольше жить с Кареглазкой, и трахать ее – а не умереть через несколько годков, лежа у нее на руках.
– Я бросил, – объяснил я, хотя глаза и прилипли к сигаретным фильтрам. – А где Бородин?
– Надеюсь, в раю, – замявшись на миг, ответил Егор. – Он достоин быть там. В отличие от некоторых.
– На самом деле, я не так и плох, – отрезал я, недовольным всеобщим порицанием.
– Я не про тебя, – и в его голосе я услышал такую знакомую мне ненависть.
Мы почти дошли к штабу или правильней сказать – меня донесли – периодически соприкасаясь пальцами с Кареглазкой, когда перед нами вынырнула Бергман. Выглядела она обеспокоенной и потасканной, словно ее тягали пару дней.
– Елена Ивановна! – заломила руки Зоя. – Лилит рожает! Я без Вас не справлюсь!
– Стоять! – заорал вояка с гнусавым голосом, отталкивая девушку. – Они арестованы!
– Пожалуйста! – взмолилась она. – Лилит погибнет, я не знаю, что делать.
– Пожалуйста, – попросила Крылова у солдат.
– Заткнитесь! Сказано, на подвал – значит, на подвал! – отозвался Гундосый.
– Егор, это очень важно. Мы ведь никуда не денемся, – попросил я Мануйлова.
– Закрой рот, падла! – Гундосый ударил меня по голове чем-то тяжелым.
Мануйлов навел на нас автомат, одновременно прочертив стволом линию – чтоб мы затихли. Но мы и так умолкли, снова услышав вой сирены. Да что же происходит?!
– Ты сможешь идти сам? – спросил Егор, и я недоуменно свел брови. – А придется. Потерпишь?
И он вдруг шагнул ко мне, замахнувшись автоматом. Я с печальной неотвратимостью прикрыл глаза, когда услышал над собой хруст – О, ЧЕРТ!
Гундосый свалился, а второй солдат с перепугу бросил меня, и я шмякнулся на асфальт. Мануйлов взял второго на мушку – но и тот уже наставил на него оружие.
– Саша, я нахожусь на моральном распутье, – сказал Егор. – Могу вас с Виталиком убить, а могу взять в плен – но вы будете живы.
Саша застыл, щупая автомат потными руками, и поглядывая то на Мануйлова, то на нас, то на бессознательного Виталика. Напряжение росло, и прошла длинная минута, пока он ответил.
– Хорошо. Я не знаю, почему ты это делаешь, но, наверное, есть причины, – он демонстративно убрал руки с оружия.
Мы отправились в Логос, и Саша поволок гундосого Виталика.
– А где Милана? – обеспокоенно спросила Лена у Бергман.
– Когда сработала сигнализация, я пошла с ней, – объяснила девушка. – Больше ведь некому было идти, и оставить ее было не с кем. А потом, я как увидела, что с Лилит, то попросила Свинкина посидеть с Милой. Но она уперлась, – Зоя вздохнула. – Поэтому Ваня пошел с ней на ферму, к собаке – она только так согласилась с ним остаться.
– Может, заберем Милану, и свалим? – предложил я.
Кареглазка остановилась – мы как раз были на пороге Логоса.
– Нет. Придется остаться. Во-первых, я должна проконтролировать то, что происходит с Лилит, – она взяла меня за руку. – Гриша, ты прав, что нужно покинуть Илион, но как? И куда? Снаружи орда морфов, на Севере – тоже. Давай сделаем так: я с Зоей иду в лабораторию, посмотрю, что с родами Лилит. Ты со своим товарищем заберете Милану, Цербера, и придете ко мне. Я сделаю вытяжку из биоматериала собаки, чтоб привить как можно большое количество людей. Если твари проникнут сюда, то мы хоть будем защищены от них. А вот Илья… – она покачала головой. – Я надеюсь, что если он до сих пор нас не убил, то у нас еще есть хорошие шансы.
Я не был согласен с ее суждениями о Горине – конечно, ей опасность от мужа грозила в значительно меньшей степени, чем мне. Здесь бабы всегда более удачливы. Да, они самое слабое звено, когда дело касается насилия и издевательств – но смерть – это удел мужчин, как ни печально. И все же пришлось согласиться на этот план, так как он был рациональным, и он был единственным. А проблему с нашими конвоирами мы решили, заперев их в одном из боксов.
****
Рассказ Афродиты довершил переворот в сознании Горина. Это не имело бы настолько важного значения, если бы не последствия его поступков, продиктованных неправильными вводными. Не зная, что Конец Света срежиссировали сумасшедшие сектанты-экстремисты, он не понимал, что ему противостоит. Не пандемия индийского гриппа, не монстры, в которых превращаются инфицированные, не бандиты и выродки – нет. Могущественная организация, скрытная и амбициозная, сумевшая уничтожить человечество. И Синдикат погубил Данила…
Это была война, и сейчас, здесь – звучал ее финальный аккорд. Третий акт пьесы подошел к концу, и оказалось, что это шоу – трагедия. Люди больше не хозяева своей судьбы. Чума на оба ваших дома.
Брюнетка свалилась в приступе, извиваясь и заливая слюнями узкий ход на Стене, и полковник приказал отнести ее в медчасть. Затем он передал Сидорову вырванный с блокнота листок, на котором девица написала координаты.
– Нанести ракетный удар, как можно скорей, – приказал Горин. – Степа, я хочу, чтоб через час там был кратер размером с мексиканский Чиксулуб.
****
Лилит хрипела и корчилась, привязанная к большому железному столу. Ее огромный надутый живот был покрыт нехарактерными для морфов багровыми кровоподтеками. Красный цвет вообще доминировал – вскрывочная лаборатория была освещена лишь пурпурным миганием аварийных ламп. Бергман мельтешила и расставляла керосиновые лампы.
– Она умирает, – сказала Крылова сама себе. – Но почему?
Дыхание монстроматки было медленным и тяжелым, пульс и давление упали, температура снизилась до 38 градусов, и все указывало на то, что упадет еще ниже. Для человека снижение температуры на 8 градусов уже было бы смертельным, но жизненные ресурсы твари были несоизмеримо выше. Хотя, вероятно, скоро они станут свидетелями исчерпания здоровья Лилит.
– Это невероятно, – ученая втупилась взглядом в монитор, поддерживая лоб ладонью. – Интоксикация усилилась, метаболизм замедлился, процессы жизнедеятельности настолько заторможены… ее организм, как болид на гоночной трассе, «поймавший» бетонный бордюр…
– Если мы не знаем, что делать, может, лучше убраться отсюда поскорее?! – вклинилась Зоя. – Без электричества холодильники с подопытными скоро разморозятся. Мы же буквально сидим на пороховой бочке.
Помощница была права, но Лена не могла все оставить. Она обязана была узнать, почему мощная иммунная система морфа отторгает плоды…
– Мы убьем подопытных, – сообщила Крылова. – Скоро убьем, обещаю. Но пока что мы не можем покинуть Логос – Менаев приведет сюда Милану и Цербера. И за это время мы узнаем, что вызвало такую реакцию. Чтоб ускориться, и спасти Лилит, нам придется стимулировать роды.
– Наоборот, это может ее добить.
– Будет так, как будет, – Лена вздохнула. – Главное, что сделаем все возможное. И у нас останется ее потомство.
****
Краклы атаковали. Это был уже третий штурм, опять и все еще безрезультатный, но, казалось, для них главное – продолжать проверять крепость Стены и стойкость ее защитников. И Горина это беспокоило.
В отличие от людей, твари не знали усталости, быстро регенерировали, и постоянно получали пополнение – по данным разведки, окрестности кишели морфами, спешащими присоединиться к армии под Илионом. Армия – иначе их теперь и не назовешь. Полковник несколько раз рассмотрел вдали странную черную особь, не похожую на других. Выглядело так, что она главная среди упырей. Значит, у них появился вожак.
Система обороны была хорошо выстроена, но и она давала сбои. Вслед за воздушной линией, оказался поврежден и электрический кабель в туннеле Акведука. Степан так и не сумел восстановить электроснабжение, а значит, люминофоры больше не удастся использовать.
Оставался еще один козырь в рукаве – огнеметы. В наличии были и боевые орудия, и ранцевые системы. Чтоб ускорить процесс, топливные цистерны поднимались на Стену самоходными кранами и автовышками. Часть огнеметных систем работала прямо сейчас, и очень эффективно.
– Босс, мы обнаружили в туннеле еще кое-что, – сообщил Сидоров, переговорив по рации. – Вам стоит на это поглядеть.
В ответ на усталый вопрошающий взгляд, он добавил.
– Возле подземной реки лежали странные черные коконы. Небольшие. Вроде безжизненные. Ребята внесли их внутрь, чтоб рассмотреть. Мало ли – вдруг это опасно заражением водоснабжения?
– Согласен, – одобрил полковник. – Я посмотрю. Останься здесь за главного. Что с Искандерами?
– Минут десять и шандарахнем.
– Отлично, – Горин похлопал лейтенанта по плечу. – Степа, держи это на контроле. И не пусти тварей на Стену.
****
Гермес симулировал приступ, чтоб, наконец, смыться от дотошного вояки. Притворялся он впервые – и очень даже удачно. А оказавшись в медчасти, он уже через пять минут вырубил Ливанова, и отправился на ферму за Цербером. Собака нашлась в вонючем сарае, но не одна – с ней были Свинкин и дочь Крыловой.
– Что ты здесь делаешь?! – набросился Гермес на Ивана. – Там бой идет, земля дрожит! Босс требует мобилизации медработников – всех на Стену! – добавил он в ответ на недоумевающий взгляд санитара.
Словно в подтверждение, вдали загрохотала канонада.
– А девочка? Она ведь со мной, – растерянно пробормотал Свинкин.
– Я побуду с ней, – нашелся агент Синдиката. – Уж с тетей Дитой ей будет спокойней. Да, малышка?
Милана пребывала на собственной волне, мечтательно поглаживая холку Цербера, и на призыв «тети Диты» ответила недовольным взглядом.
Как только санитар вышел, Гермес со шприцом подошел к собаке. Ребенок перегородил путь, неожиданно почуяв неладное.
– Уйди, детка, у меня мало времени, – заметил Гермес, на самом деле торопясь закончить дело всей своей жизни. – Сейчас я делаю то, что мне предначертано.
Но Милана вдруг уперлась в брюнетку, отталкивая от любимого Пуси, и синдику пришлось грубо оттолкнуть ее, свалив на стог прокисшей соломы. Безобразный Цербер, доселе лишь скаливший зубы, зарычал и набросился, звериная пасть вгрызлась в щиколотку, и Гермес взвыл. А затем – стал сильно бить животное локтем по спине и голове, доставая другой рукой пистолет.
Если надо будет, придется применить. Главное – кровь.
Цербер навалился, продолжая жевать ногу, и в кутерьме были потеряны и шприц, и пистолет.
Рядом по стене, поверх досок «дюймовок», проходил алюминиевый профиль – узкая серебристая полоска металла. Гермес вырвал его, и передавил в полуметре, приспособив для своей цели. Пес все также грыз ногу, и в который раз клыки больно пронзили распухшую плоть.
Вернувшаяся Милана уцепилась за пояс, со всех сил мутузя куклой – удивительно смелая и назойливая – неужто в мать? Он резко отпихнул девочку куда-подальше и, притулив заостренный конец прута под живот собаке, с силой упер его во внутрь. Цербер заскулил, когда штырь оказался в нем. В каком-то языческом экстазе, ничего не видя и не слыша, Гермес продолжал разрезать псину, пока собачьи челюсти не отпустили окровавленную лодыжку, и само животное не свалилось замертво с выпотрошенными внутренностями.
Внезапно синдик услышал крики всполошенных свиней из соседнего здания. У дверей стоял плосконосый солдат, и Милана стояла возле него. Выродок тоже был здесь.
****
На полпути к ферме мы встретили Свинкина, и узнали, что Милана с Цербером находятся в компании Афродиты. Это известие меня не то, что встревожило – меня бросило в холодный пот, чего давно не бывало. И мы ускорились, насколько позволяло мое состояние. Хотелось вмазать спирта, чтоб обезболить сломанное ребро, но я твердо решил завязать с пьянством.
Войдя в сарай, я увидел, что Цербер вцепился в ногу сектантки, а Милана – в пояс. Еще через мгновение аферистка оттолкнула девочку, и та полетела прямо к нам. В течение миллисекунды я оценил место, куда она должна была упасть. Ядрена мать!
Я бросился наперерез, как голкипер, не пропускающий ни одного мяча в свои ворота. Если мне удастся это сделать, то уже понятно, чем это закончится.
Что ж, я всю жизнь пытался быть незаметным, и жить только для себя. Не делал добра, и старался не переусердствовать со злом. Меня не все устраивало, но других вариантов не было. И когда вдруг оказалось, что можно рискнуть и сделать действительно что-то важное – я среагировал мгновенно. Это странно. Как будто я ждал этого всю свою жизнь. Сделать что-то путнее… не важно, оценят ли это люди. Главное, что это оценят моя совесть и мое подсознание. Лучше умереть раньше, но с чувством выполненного предназначения, чем скитаться как Агасфер.
