Текст книги "Кареглазка и чудовища (СИ)"
Автор книги: Евгений Наседкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)
Я лишь кивнул, улыбнувшись максимально открыто, как мог – показав все зубы и сделав у глаз счастливые морщинки. У меня возникла еще одна идея. Если бы получилось, было бы великолепно, тем более, что Кареглазка уже накрасилась, и нарядилась в юбочку с кофточкой, соскучившись по прошлой жизни.
Я вернулся через пару часов, и она сердилась.
– Ты где был? Спать пора, и закрыться. А если бы ты попался морфам?!
– Я кое-что нашел. Тебе нужно это увидеть, – сказал я.
– Нельзя выходить по ночам! Ты самоубийца?! – возмутилась она.
Я настаивал, а она – отказывалась, обосновывая это, в частности, тем, что она не оставит дочь вместе с сектанткой.
– Милана остается с Цербером, – уговаривал я. – А Дита заперта, – и показал ключ от двери. – Я же не дурак. И не самоубийца, – я улыбнулся. – Пойдем, это ненадолго. Только я завяжу тебе глаза.
– ЧТО?!
– Так надо, поверь.
Кареглазка наотрез отказывалась, но я все же уговорил ее, пообещав исчезнуть из ее жизни, как только мы окажемся в Колониях. А завязав ее глаза красным шарфиком, который нашелся в принесенных вещах, я сделал полдела. Если вы помните старый фильм про садомазохистов, то поймете – если завязать девушке глаза, можно сделать с ней что угодно. Рефлексы, как у курей.
Я провел Лену за руку по коридорам замка, мимо огромных рыцарей в чугунных доспехах и через дверные проемы с ветвистыми оленьими рогами сверху. Снаружи она споткнулась, и я едва ее удержал, прижав за талию.
– Хватит! – она хотела снять шарф, но я придержал ее руку.
Мы зашли за угол. Раздался щелчок, и жужжание заполнило воздух. Девушка испуганно шарахнулась – звук напоминал стрекотание.
– Нет, нет, стой! – попросил я. – А вот теперь можешь открыть глаза.
Она сняла повязку, и остолбенела.
Парк развлечений сиял и сверкал, переливаясь разноцветными лампами – словно звезды стали ближе. Карусели и качели, колесо обозрения и американские горки, высотные башни свободного падения, батуты и детская железная дорога, а среди аттракционов – цветастые зонты пустых киосков. Кареглазка заворожено застыла, как вдруг фонтаны взорвались серебристыми струями – она ахнула, и наши ладони соединились. Заиграла музыка – не на полную громкость, но все же…
– Ты чокнутый! А морфы? – она потрясенно выдохнула, но ее глаза горели.
– Ну как? Развлечемся? – я игриво прищурился. – Только мы, как золушки – у нас мало времени.
Вскоре она поняла, что я имел в виду. Я надыбал генераторы и запас топлива, с помощью чего восстановил электроснабжение парка. Но – не всего, и временно – для полного энергообеспечения тут бы понадобилась Воронежская АЭС.
Под гротескными вратами в форме радуги нас ожидал столик с шампанским. Радуясь как дети, мы быстро одолели бутылку и заели ее шоколадными батончиками. Охмелев и забыв о пугающем мире, мы катались на автодроме на машинках, сталкиваясь и хохоча, как дебилы. Затем мы проехались на локомотиве по железной дороге – на безумной скорости, как для этого аттракциона, просто я снял ограничения скоростного режима. И все это время мои руки и тело все ближе прижимались к Лене, иногда она возмущенно отталкивала меня, но все чаще просто не реагировала – даже сама иногда в эмоциях хватая меня за руки.
На башни свободного падения она отказалась идти – вдруг свет погаснет, или что-то сломается. И тогда мы пошли на карусель. Я немного отстал, сначала, чтоб открыть еще одну бутылку шампанского, а затем – чтоб полюбоваться ее бедрами – как бы хорошо они смотрелись на Спермоферме… и вспоминал каждый миг, когда удалось подсмотреть Кареглазке под юбку – там, между ножек в темных колготках, белели новенькие свежие трусики, и сводили меня с ума. Господи! Кажется, я хочу от нее детей… но, это не точно.
На карусели я оседлал вертолет, а Лена взобрались на соседнюю лошадку, а вокруг нас в унисон завертелись слон, зебра, лебедь и самосвал. Минут пять мы катались, иногда закрывая глаза, и вспоминая давно забытое – детство, родителей, школу, друзей, каждый – что-то свое. А затем все остановилось, свет погас, и мы погрузились в кромешную тьму.
– Пришел электрик, и перерезал провода, – повторил я шутку, многократно озвученную в таких ситуациях отцом, еще тогда, когда он был жив, а о Вспышке слыхом не слыхали.
– Где ты? – голос Кареглазки прозвучал несколько испуганно.
– Рядом! – я увидел ее на платформе, и втащил в вертолет.
– Прекрати! Что ты делаешь? – возмутилась она, но ее сопротивление было неуверенным.
Я приобнял ее, притянул за голову, и поцеловал. Она уклонилась и засмеялась.
– Опять ты за свое?!
Но я был настойчив. Губы проникли к ее шее, и впились в нежную кожу так внезапно, что она застонала. Она пробовала вырваться, хотя уже «плыла». Я продолжал с еще большим рвением, кусая холку и уши, а руки платонически поглаживали талию и спину, опасаясь фальстарта… и в это время я шептал…
Любовь моя, которую не ждешь.
Любовь твоя – в которую не верю.
А может, мысленно, сама себе ты врешь.
А может, я тобой от скуки сердце грею?
Наверно, да, я знаю – ерунда,
Любовь, которую я нежно так лелею.
Все так нечестно, все только игра,
А разлюбить тебя я не могу – не смею…
– Я не помню такого в твоей тетради, – удивилась Кареглазка. – Или это не твое?
– Мое. Но его нет в тетради. Я написал это для тебя, – слукавил я.
Это стихотворение было написано давно, и я знал его наизусть – просто не записывал. Я тогда был влюблен в Нику. Но Лене знать об этом не обязательно, мое мнение – я написал, я и посвящаю, кому хочу.
– Я тебя не простила. И не прощу. ДА Я ТЕБЯ ПРОСТО НЕНАВИЖУ! – сообщила ученая, словно оправдываясь за невольную слабость.
Воля к сопротивлению была сломлена. Алкоголь, усталость и стресс последних дней, Ковчег и сотворенный мной праздник повлияли на произошедшее. Как и стих – всем девушкам нравится, когда им пишут стихи. Главное теперь – не спугнуть удачу. Возможно, Лена посчитала не важным, что я – подлец и негодяй… она ведь не замуж собралась!
И в этот раз, когда мои губы снова приблизились к ее губам, она меня не отвергла. Я почувствовал, что готов, и даже больше – могу опростоволоситься как подросток девственник, и она это тоже почувствовала. Кареглазка спустила колготы с бельем, и оказалась сверху, обхватив мою шею руками.
Неожиданно карусель снова включилась, медленно, рывками прокатив нас пару кругов – как раз столько, чтоб мы успели закончить.
Странно: несмотря на самоубийственное светозвуковое шоу, ни один трескун так и не заявился.
****
Утром Милана обнаружила под подушкой свою свинку Пепу и коробку с монпансье. Она безумно обрадовалась, и подскочила ко мне, быстро спрятав улыбку – она же серьезный умный ребенок у такой же матери.
– Ггиша, это ты положил мне подагок под подушку? – серьезным тоном спросила девочка.
– Нет, конечно, – ответил я максимально сухо. – Зачем это мне? Брать что-то вкусное, и класть тебе под подушку?! Я же не дурак.
****
Гермес-Афродита понимал, что пора расстаться с блядским мезальянсом. Ученая с выродком нашли Ковчег, а больше его ничего не интересовало. В Колонии он не собирался.
На рассвете случилась менструация… вернее, он сначала так подумал, ведь ничем другим это не могло быть. Ничего не болело, и было много крови из вагины, хотя логики в этом и не было – он не способен к деторождению. И действительно, присмотревшись, он понял – кровь была смешана с гноем. Это было продолжение и усиление того процесса разложения, который продолжал поражать его. Уродство, которое убивало. Если он не прекратит это.
В аэропорт они выехали рано утром.
– Я так и не дозвонилась диспетчеру. Не пойму, что у них там происходит, – сказала Крылова с заднего сидения, где она разместилась вместе с дочерью и собакой. – Придется лететь самим. Посмотрим, возможно, мы полетим на чем-то другом, более подходящем для столь длинного и экстремального полета, – добавила она, имея в виду необходимость преодолеть несколько тысяч километров, еще и в ледяной атмосфере Полярного круга.
Ученая избегала оставлять дочку с Афродитой, что синдик полностью одобрял – при достижении целей его не останавливали такие сентиментальные вещи, как дети. Главное – Цербер сзади. Самое ценное существо на свете.
Стать Саморожденным… объектом поклонения, обожания, восхищения… Гермес-Афродита может стать божеством, может войти в историю… даже не человечества – Вселенной-Ойкумены. Он с придыханием подумал, что не будет больше ущербности, гниения, неполноценности… Стать Саморожденным – и новая цель пульсировала в голове, не давая расслабиться. Спасибо отцу за правильную школу.
От него не укрылось, что Крылова стала мягче с выродком, разговорчивее, из голоса девушки исчезли нотки обиды. Наоборот, теперь мамашка с Менаевым периодически встречались глазами в зеркале заднего вида. Наступил тот миг, когда требовалось ударить.
– Я вижу, вы помирились, – скучным голосом подметила брюнетка. – Очевидно, что даже полюбили друг друга, – в слове «полюбили», произнесенном с явным сарказмом, был завуалирован намек на секс.
Ученая покраснела, а Менаев раздраженно вспыхнул.
– Иди нафиг! Это не твое дело!
Девочка сзади рассмеялась, увидев в зеркале улыбку Афродиты.
– Тили-тили-тесто, жених и невеста, – нараспев заголосила она.
– Мила, хватит! – урезонила ее Крылова.
– А ты рассказал Елене Ивановне, как погиб Мчатрян? – спросила Дита у выродка. – Да что там Мчатрян – ты же собственную маму оставил за дверью.
Гриша побагровел, его ноздри раздулись, как кузнечные меха.
– Елена Ивановна, в шкафу у твоего избранника много скелетов. Побольше, чем у кого-либо, – сектантка и не думала затыкаться, наоборот. – Я не думаю, что ты достойна такого. К тому же, у тебя маленький ребенок, дочь. Ты же знаешь, как тяжело девочкам с отчимами, да еще и с таким аморальным отребьем?
Менаев выругался, продолжая рулить и уставившись в крутой дорожный поворот, выходящий на эстакаду к аэропорту, а Крылова смотрела на него, и настороженно молчала.
– Гриша многих отправил на тот свет. Не меньше, чем Гитлер или Чингисхан. Какой-то маньяк серийный… – долбил камень синдик. – Он ведь такого в своей тетрадке со стихами не пишет?
– Гриш… – неуверенно сказала Крылова. – Что происходит? О чем она говорит?
– По роже хочет! – захрипел Менаев, замахнувшись для удара по голове Диты, и оставив руль в одной руке…
И остановился, заметив сзади переспуганные лица Кареглазки и дочки.
Но, Афродита уже визжала – так, как умела, пронзительно, по-девичьи. Вместе с ней закричала Милана, и даже Цербер возбужденно залаял. И, пока кулак чертил дугу в воздухе, а Гриша отклонился от руля – сама брюнетка нырнула под руку выродка, и выхватила из-за пояса пистолет. Секунда дела, и салон наполнился грохотом и дымом от выстрела.
Пуля попала в Менаева, он бросил руль, хотя это уже было не важно – Пежо с разгону перелетел через бордюр, врезался в дорожную ограду, и остановился наполовину над обрывом.
Афродита предусмотрительно пристегнулась, поэтому не сильно ушиблась. И все же слезы предательски застелили глаза пеленой. Наспех обтерев лицо перчатками, она огляделась. Судя по всему, все живы – и ученая с дочкой, и пес, и выродок, стекающий кровью. Но – без сознания.
Распахнутая дверь продемонстрировала, что через нее не выйти – вся передняя часть машины висела в воздухе, и колеса до сих пор вертелись. Пежо пошатнулся, как робкий маятник.
Дита опустила сидение, фактически полностью разложив. Раскачивание усилилось. Отодвинула обмякшую девочку в сторону мамаши, забрала из сумки револьвер. Капот накренился вниз.
Задняя дверь открылась с трудом – оказалось, что зад машины «сидел» на смятых перилах дорожной ограды. Но, выбраться пока что можно.
Сектантка протиснулась на заднее сидение, обхватила Цербера, поскуливающего, едва пришедшего в себя, и вылезла с ним на твердь, чем еще больше раскачала Пежо.
Надо усыпить животное, – решила она, и зажала пасть салфеткой с хлороформом. Пес продолжал бурчать как трактор, постепенно все тише и тише.
Веки Менаева подрагивали. Что правильнее – добить их всех? Или это пустая трата времени, пуль и сил? Машина скоро свалится вниз – а там не один десяток метров.
Надеются на случай лишь дебилы, – решила Афродита, сняв Слонобой с предохранителя. Вдруг пес захрипел, и вогнал в нее клыки. Брюнетка заорала, а пасть поглотила ладонь, перемалывая пальцы. Когда препарат наконец подействовал, и хватка Цербера ослабела настолько, что она смогла извлечь руку – ладонь была прокушена в нескольких местах, сквозь дырявую перчатку хлестала кровь, а пальцы не шевелились. Ах ты, конченная мразь!
Она судорожно заматывала окровавленную культю красным шарфом, когда Менаев очнулся.
– Ссука! – услышала она, но даже не взглянула на него. – Я тебя убью! – взвизгнул Гриша, отхаркивая кровь и дергая за водительскую дверь.
Авто посунулось, шурша летящим в пропасть щебнем, и выродок замер со смешным испуганным лицом. На заднем сидении завозилась ученая… как вдруг донесся гул – кажется, он был далеко, но быстро приближался. Это был звук машины, несущейся на всех парах.
Ей очень хотелось расстрелять эту парочку, но перед носом мелькнул ствол, доставаемый Крыловой. Да ну вас! И Дита скрылась за багажником, напоследок с силой пихнув Пежо ногой.
****
Автомобиль угрожающе полз вниз, днище скрежетало, раздираемое смятыми прутьями оградки…
– Мила, Мила! – Крылова с замиранием целовала дочь, и энергично терла щечки, нетерпеливо ожидая, когда она очнется.
– Мам… Мамочка? – наконец ребенок открыл голубые глаза, большие-большие от удивления. – А где Пуся?
– Все хорошо, моя ласточка, все хорошо, – пролепетала Лена.
Она попробовала открыть дверь. Не получилось. Оставалась дверь напротив, через которую вылезла сектантка. Отличный вариант, если бы не быстрое сползание машины. И если они попробуют выскочить – авто однозначно рухнет слишком быстро – Гришу не спасти…
В зеркале она встретилась с его обреченными глазами, а затем увидела мокрое кровавое пятно на плече. Та шлюха его ранила…
Менаев не шевелился, чтоб дополнительно не раскачивать Пежо.
– Лезь. Пробуй. Только быстро, – сказал он. – У меня нет шансов, а ты сможешь…
****
Кареглазка рванула через салон, волоча за собой дочку, как львица тащит в зубах львенка. Машина заскрипела, съезжая по торчунам прижатого ограждения – раз, и капот нырнул, заняв вертикальное положение. Я уставился на бетонные плиты, словно ждущие меня в двадцати метрах внизу… Лена успела выскочить, слава Богу.
Пежо занял странную позицию, но, я уверен, ненадолго – очевидно, зад застрял на каком-то из зажеванных перильных профилей. Моя жизнь висела, фактически, на соплях.
БЛЯ! А как же моя суперспособность к выживанию?!
Наверное, запас прочности иссяк. Обычно я рассматривал варианты, как использовать окружающих для своего спасения… но сейчас я отсек такие мысли.
Может, попытаться перелезть назад, и пристегнуться? Чем дальше от зоны непосредственного столкновения, тем лучше… лихорадочно, как ошарашенный призраками Скрудж, я цеплялся за любой, даже самый фантастический шанс. Нет…нет-нет, я не хочу умирать, только не сейчас, когда мои чресла еще не остыли от горячего соития с самой прекрасной девушкой на Земле!
Машину сотрясло, она дернулась, полетели куски бетона – раскуроченный край эстакады. Преодолев панику, я широко открыл глаза, вглядываясь вниз – я хотел хоть раз в жизни посмотреть смерти в глаза. Но, я ничего не видел – глаза предательски слезились.
Авто снова содрогнулось, и я почувствовал, как меня увлекает сила притяжения.
****
Когда бронемашина вынырнула перед глазами, Гермес с собакой на спине направлялся к спуску с шоссе. Пулемет нагло изрешетил дорогу прямо перед ним, сделав пространный намек – не стоит. Из джипа появились капитан Шпигин и несколько автоматчиков.
– Стой! Расстреляем!
– Крылова с выродком в машине, забирайте! – прокричал синдик. – Я вам не нужна!
– Гражданка, немедленно сдайтесь! Вы арестованы! – ответили в мегафон.
В подтверждение сказанного, просвистели пули. Гермес спрятался за сломанным пополам столбом, и почувствовал себя загнанным зверем, что придало ему сил – отцовская закалка. Экономно расходуя боеприпасы, он подстрелил солдата рядом со Шпигиным, а капитана вынудил нырнуть назад в бронетранспортер. Остальные вояки рассыпались по укрытиям. Самое время, – решил синдик, схватил Цербера за загривок и понесся вниз. Там он мог бы исчезнуть в чаще. Все же лучше, чем оставаться на легко простреливаемом дорожном полотне.
Воздух взревел, и впереди вдруг вырос квадрокоптер. На черном корпусе блестел золотой треугольник с вписанным в него лучистым глазом. Интуиция подсказала, что нужно упасть. По бокам летательного аппарата ожили пушки, накрывая армейцев шквальным огнем. Напор был таким мощным, что казалось, броневик может перевернуться.
А затем пушки смолкли – и нацелились на Гермеса.
****
Крылова видела, что машина в ближайшие секунды рухнет, и Гриша погибнет в железобетонных жерновах. Само ее естество не позволяло допустить подобное, тем более, что парень все еще вызывал симпатию и приятную тяжесть в животе.
Попросив дочь никуда не отходить, она усадила ее на обочине, на безопасном расстоянии от покореженных серебристо-металлических линий дорожного ограждения. В сторонке, на спуске с эстакады, завязался странный бой с участием сектантки, но понять происходящее было трудно – да и не было времени.
Крылова понеслась к ближайшим машинам. Вскрывала все багажники, попадавшиеся на пути, пока не нашла искомое в стареньком москвиче. Когда она вернулась, Пежо уже висел вниз головой. Любое дуновение ветра, любая вибрация, любая секунда – могли стать решающими.
Вернувшись к ограде, она обмотала вокруг наиболее уцелевшего столбика найденный ремень с крючком. Другой конец буксира она планировала прикрепить под бампер. Но, как только ученая оказалась рядом с перевернутым Пежо, авто рухнуло вниз… не меньше, чем на метр. А затем посунулось, еще, и еще – а лента металлопрофиля все больше выскальзывала из-под днища, не в силах удержать машину…
Крылова зарыдала, потрясенная собственной беспомощностью и близкой смертью Гриши, и как была, с буксировочным тросом в руках, упала на колени – прямо перед пропастью, которая в ближайшее мгновение поглотит любимого.
****
– Афродита! Оставайтесь на месте! – из квадрокоптера раздался баритон, похожий на толстяка Витольда из Харизама.
Что за срань?! – выругалась Дита, не двигаясь. Может, Тринадцатый как-то узнал об ее намерении присвоить Ковчег? Она заметила за бронемашиной Шпигина с гранатометом, но стрелять капитан не спешил – просто держал квадрокоптер на мушке. Становилось ясно, что ведется игра, в которую синдика не посвятили.
Она даже не услышала, а увидела боковым зрением, как между домами вынырнул буро-зеленый ударник Ми-24. Вертолет несся к квадролету. Что это?! – хотелось кричать ей. Откуда вы все взялись? Откуда все вы узнали, где Ковчег?
****
Пежо посунулся, и замер… рухнул на метр, и вдруг снова подскочил вверх, покачиваясь – как йо-йо. И с каждым сантиметром моя смерть становилась ближе, и ничто не могло ее отсрочить…
Дверца внезапно распахнулась, увлеченная гравитацией, и мои мокрые округлившиеся глаза увидели Кареглазку. Мозг чуть не взорвался – ОНА ПРИШЛА ЗА МНОЙ?! Вернее, спустилась…
Лена висела, обвязанная буксировочным ремнем, и ногами упиралась в торец мостовой платформы – хотя еще чуть-чуть, и упираться будет не во что. Господи, как я хочу от нее детей!
– Хватайся! Держись за меня! – прокричала красотка.
Блин! Слишком много мыслей и вариантов! Было как-то не по себе прыгать на хрупкую девушку. И как мы тогда поднимемся – вдвоем? Зачем она рискует собой ради меня?! И вообще – нужно сейчас отстегнуться, и выпрыгнуть из тесного болтающегося салона… как я это сделаю?
Времени не было, я отстегнулся, машина зашаталась… и рухнула.
И меня увлекло.
****
Вертолет полыхнул пламенем, и Афродита не сразу поняла, что это ракеты. Огненные стрелы самонавелись и быстро приближались. На квадрокоптере увидели угрозу, но поздно – ракеты достигли блестящих боков и вспыхнули, разорвав летательный аппарат Синдиката на куски.
Брюнетка вжалась в землю, на нее сыпались полыхающие обломки, в ушах гудело. Как и когда ее окружили вояки, грубо забросив внутрь вертолета – она и сама не поняла.
****
Кареглазка подхватила меня под руки, и я завис в воздухе, как тяжеленная кукла. Внизу Пежо с грохотом столкнулся с бетонным лего, и превратился в груду металла… а затем взорвался, вспыхнув китайским фейерверком.
– Шагай по стенке! Быстрее! – громко, прямо в ухо, попросила Лена. – Я тебя долго не удержу.
Это действительно был единственный выход – она обхватила меня руками и ногами, и сейчас ее разрывали две равномощные силы: буксир, закрепленный где-то сверху, и сила тяжести, увлекающая вниз с массой в 130 кило. Мне тоже было не супер, раненное плечо горело огнем – но с Кареглазкой не сравнить.
Мы качнулись, и я дотянулся ногами до вертикали. Сделав шажок, свободную руку перенес выше по ремню, и подтянул нас. Сука! Как же тяжело! А приподнялись мы на десять сантиметров! Лена тоже переставила ноги, подстаиваясь под смену положения.
В следующий раз я задействовал и подстреленное плечо, вопя от боли – но и подъем пошел лучше. Я смог перехватить трос повыше, да еще и девушка в это мгновение подтянулась.
Мы лезли вверх, как черепаха со свинцовым панцырем, и все-таки, каким-то чудом, нам вскоре удалось достичь оббитого края эстакады.
– Ты меня спасла! – выдохнул я, свалившись рядом с Кареглазкой прямо перед пропастью, обессиленный, как и она, и заливая асфальт кровью. – Для меня такого еще никто не делал…
Подбежала Милана – она словно повзрослела на несколько лет. Разглядев мою кровь, девочка оцепенела, а затем склонилась, и прижала к липкому плечу охапку салфеток. Я встретился глазами с Леной – ее также ошеломил поступок дочери, переборовшей страх крови…
Показались бегущие солдаты, а я устремил лицо к солнечному голубому небу, все еще не веря в случившееся. Впереди нас ждало что-то нехорошее, но сейчас, измученный и окровавленный, я был счастлив – наверное, это и есть счастье? Наконец, рядом люди, которым я дорог. И которые важны для меня. Глаза заблестели, наполняясь солью…
****
Когда военные втащили в вертолет Крылову с выродком – последний смачно получил по роже. Гермес обратил внимание, что ученую щадили – конечно, полковничья жена. Карнаухий Сидоров приказал возвращаться в Новый Илион.
Шпигина оставили возвращаться на бронемашине. Вояки спешили, лейтенант был встревожен.
– У нас намечается месилово, сука, как в Воркуте, – говорил он пилоту. – Морфы лезут, как шакалы на падаль. Прошлой ночью я их видел в 20 километрах от Илиона. Целая армия – сотни… или тысячи. Я чуть не обосрался. Сегодня они уже будут под Стеной.
– У меня чувство, что природа издевается над нами, – продолжил лейтенант через минуту. – Какое-то недоброе предчувствие.
– Босс знает? – Егозин имел в виду, находится ли полковник в запое.
Сидоров кивнул, разглядывая до сих пор дымящийся зерносклад, над которым они пролетали.
– Кстати, отличное видео ты записала, – обратился он к брюнетке. – Мне Керезора давно казался подозрительным. Видишь? Теперь там могилка того гондона.
На сердце у Гермеса вдруг стало легко и радостно. – Он мертв? Дайте посмотреть, – попросил он.
– У нас нет остановки по требованию, – ухмыльнулся лейтенант. – Кстати, еще обрадую – тебя очень ждут в Илионе. Босс хочет узнать подробнее об этом Синдикате. Это же их аппарат я сбил?
Но Гермес уже не слышал – все его внимание сосредоточилось на задравшемся рукаве менаевского свитера, вернее, на родимом пятне на правом предплечье.
– Сигма?! У тебя родимое пятно в форме сигмы? – запинаясь, спросил он.
– Какая на хер сигма? – не понял выродок.
– Сигма. Это греческая буква, символизирующая Ахамот, первая буква ее имени. Она выглядит как «М», поставленная на ребро – как у тебя. И, также, это сигилла – символ, который используется в магии.
– Ну и символ у этой ведьмы, – ухмыльнулся Менаев. – А почему не буква «А»? Почему не Альфа?
– Второе имя Ахамот – София. По-гречески это пишется «Σοφία», – начертил Гермес в воздухе.
– Отстань, – раздраженно ответил Гриша после паузы. – Это всего лишь физический дефект.
