Текст книги "Кареглазка и чудовища (СИ)"

Автор книги: Евгений Наседкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)

Музыка стихла, Сидоров вынес стул с гитарой, и там появился Горин. Признаюсь, несмотря на мои сопернические чувства, сразу появившиеся к нему, как к мужу моей Кареглазки, форма ему шла, особенно парадная, с полковничьими погонами. В мгновенно установившейся тишине он одну за другой исполнил несколько грустных солдатских песен, что-то из Любэ, затем Газманова. Закончив, он убрал руку с грифа, и устало склонил голову.

Кто-то за дальним столом заорал речитативом, и это взорвало столовую восторженным гулом:

– Сто! Дней! До приказа! – орал какой-то вояка. – Он! Был! Друг из класса!

Пальцы полковника ожили, перебирая струны, и наполняя помещение романтичной музыкой древнего шлягера. Люди выскакивали из-за столов, и танцевали, и Крылова также исчезла в этой толпе. А я не должен был ее потерять – мой план состоял в том, чтоб находиться с ней поближе и почаще, бесконечно флиртуя и домогаясь. Удача любит смелых.

Я нашел Кареглазку в окружении вояк, лихо выплясывающих гопак, и брейкера в тельняшке. Сержант Кузьма, кажись. Нагло подвинув его, я пристроился напротив девушки, ритмично взбивая воздух руками, разводя плечи и пританцовывая ногами. Как оно выглядело со стороны, я не имел представления – наверное, смешно. Но, не это главное – девушки любят наглых и самоуверенных, танцующих вместе с ними, и способных дать им чувство защищенности. Поэтому, ребята, забейте на все свои комплексы, и танцуйте! Пляшите, отдавшись грохоту музыки!

Песня сменилась, и это уже была не гитара, а звук из магнитофона. Мои усилия достигли результата, и Елена Ивановна, до сих пор игнорирующая меня, и танцующая то напротив одного, то напротив другого, застопорилась со мной. А я крутился возле нее, иногда случайно и неслучайно проводя по ней руками, прижимаясь к бедрам и ловя ее сердитые взгляды.

Поэтому, я вскипел, когда сладкий томный голос из колонок стал напевать «Ах, какая женщина», а сзади на мое плечо опустилась тяжелая рука. Я развернулся, и встретился глазами с Гориным, и опал в осадок.

– Позволишь? – полковник улыбался. – Потанцевать с женой?

По сути, это было его право, но алкоголь и злость повлияли на меня не самым лучшим образом.

– Услуга за услугу, – сообщил я, также мило улыбаясь.

– Смотря, что ты хочешь, – его глаза сузились.

Что я хочу? Хрен его знает – ну, помимо его жены. Этого ему не скажешь, если жить хочется, поэтому я сказал первое, что пришло в голову. Видать, оно там витало, так как тоже было необходимо – не в первую очередь, а так, на будущее.

– Хочу закончить вчерашнюю экскурсию, – ответил я. – Прогуляться по окрестностям, так сказать.

Полковник громко рассмеялся, так что все оглянулись, а туча над нами разошлась.

– Не вопрос, салага. Будет тебе экскурсия. Я сам хочу потом погулять – уже дышать не могу из-за вашего перегара.

Я сотворил улыбку, а сам нехотя отодвинулся, а затем и вовсе вернулся за стол. Там был Свинкин, который не танцевал – с протезом не подрыгаешься. С ним мы и хряпнули еще по стопарику.

****

Полковник курил что-то без фильтра возле мотоцикла. Фуражка была натянута, китель застегнут на все блестящие пуговицы. Лихой казак.

– Поехали? – прокричал он, перекрикивая секторгазовского «Атамана», оглушающего даже здесь, метрах в двадцати от столовой.

– Я, наверное, склонен передумать, – заметил я, так как ехать уже не хотел – меня подташнивало, да и легкомысленная танц-атака выходила боком: разболелось колено.

– Ты что, ссышь? – захохотал Горин, – ты же недавно уничтожил десяток морфов молотком, чего трусишь?

Подначивает. Ну, ладно. Я стал моститься в коляску «Юпитера», под его изумленный взгляд.

– Не, так не пойдет. Поедешь со мной – на сидении. С ветерком.

– А я? – раздался звонкий женский голос, и мы обернулись. – Мне нужно на ГЭС, обсудить с Какоткиным повышение мощности для завтрашнего эксперимента.

В дверях столовой стояла Кареглазка в берете, и застегивала молнию на кофте.

– Дорогая, я всегда рад прокатить тебя, – отозвался Горин, хотя я в его голосе не уловил нежности.

Он выбросил в ведро еще тлеющий окурок, и уселся. Я остановился в растерянности, даже алкоголь не смог сделать меня храбрее.

– Так теперь можно в коляску?

– Успокойся ты! – отрезал полковник. – В коляску – собаку. А ты садись за мной.

– Я не смогу так, – растерялся я, ведь это означало, что Крылова прижмется ко мне сзади – и это было бы болезненно. – У меня же в спине осколок был, и ожоги еще заживают.

Полковник закатил глаза и сплюнул прямо перед колесом.

– А вы говорите – герой! Спина болит… Ладно, садись за моей супругой. Лена, а ты – за мной…

Цербер радостно вскочил в коляску, а Кареглазка села за мужем, обхватив его руками. Я, помявшись, сел за ней – места на сидении оставалось мало, поэтому я находился с самого края. Куда девать руки, я не представлял – пока что я взялся ими за бочины сидения.

Жжух! – и мотоцикл стартовал, чуть не сбросив меня, как норовливый конь. Я шатнулся, и понял, что придется обхватить Елену Ивановну так же, как она своего муженька. Моя промежность съехала от вибраций и подскоков, прижавшись к Кареглазке, мои руки полезли между ней и полковником, она отодвинулась, понимая ситуацию… и мои ладони застыли где-то в области ее живота. Так мне сначала показалось.

На скорости мы проехали КПП, где дежурный наряд быстренько распахнул ворота, и по ухабистому асфальту понеслись в сторону Новогорска.

И тут, впившись руками в девушку, я осознал, что ладони мои находятся выше ее живота – на двух пульсирующих бугорках – да я слышал через кофту ее учащенное сердцебиение! От адреналина закружилась голова, спирт улетучился из мозга, и пришлось еще крепче ее обнять. Представляете – я держался за женскую грудь, и мял ее на каждой кочке, а в это время муж сидел совсем рядом?! Конечно, это произошло нечаянно, но, отбросив первый шок, я решил ничего не менять – тем более, что в нашей безумной поездке я все равно не смог бы отодвинуться – моя промежность словно прилипла к заднице Кареглазки.

Честно говоря, въезд в Новогорск и выезд из него запомнился мне плохо. Кроме грохочущего мотоцикла, и меня с Крыловой, я потом с трудом смог вспомнить только гидроэлектростанцию, возле которой Цербер сделал огромную вонючую кучу, а мы с Гориным сходили помочиться – да так, что я свалился в овраг.

****

На следующий день Дионис снова пришел. Его появление застало Гермеса врасплох – он как раз приводил себя в порядок. Слава Богу, что Зенон прицепил в вагоне турник – как же он по нему соскучился! Теперь перекладина стала главным другом для новоявленной Божьей нареченной – она до изнеможения, до воспаленных мозолей насиловала новое тело… мышцы ощутимо ослабли после смены пола, но она была настойчивой.

Пастырь подошел, и похлопал бывшего оперативника по плечу.

– Отлично! Просто отлично, Афродита! – похвалил он.

Гермес взглянул с плохо скрываемой ненавистью, но Дионис знал: все проходит, и это пройдет тоже. Ненависть – одна из самых перегорающих эмоций. Просто нужно дать остыть. А силовые упражнения это прекрасное средство для очищения разума и снятия напряжения.

– Принимай лекарства, и скоро ты понадобишься Синдикату, – с улыбкой сообщил блондин. – Ты нам нужна – хладнокровная и эффективная, как раньше. С твоими талантами ты вполне можешь стать первой женщиной – наставницей в Доме невест. Через несколько лет…

Но Гермес-Афродита не улыбнулась в ответ, а вернувшись в исходное положение, снова повисла на турнике. Узкий хват, ладони внутрь – нужно быстрее вернуть силу бицепсам. Шаг за шагом.

После вчерашнего нервного срыва вагон был превращен в палату для умалишенных – только мягкие стены, ткань и вата, а все, что могло быть использовано для членовредительства – надежно спрятано в шкафах под замками. И захочешь, не убьешь себя.

– Ничего не говори, это нормально, – Дионис провел рукой по пояснице невесты, оценивая работу хирурга. – Мы скоро сможем выехать. Тренируйся пока что.

Пастырь вышел, снова оставив Афродиту с Зеноном, занимавшим весь угол вагона. Необходимо было проконтролировать работы по укладке нового железнодорожного полотна – в обход карьера. Из-за обвала паровоз торчал на одном месте. Также нужно было переговорить с плененным шпионом – тот внезапно вспомнил, что видел в Межнике военных с красным кейсом. Ковчег – это было первоочередным заданием. Хорошо, что они узнали, где он.

Глава 7

По возвращению с прогулки Горин сразу же потащил жену поговорить. Первое, что пришло ей в голову – муж засек, как Менаев держался за ее грудь. Внутри похолодело от предчувствия беды, и пока они шли, она перебрала разные варианты для объяснения.

В принципе, и придумывать нечего – она виновата только в том, что сразу ничего не сказала. Ну, а что говорить? Пьяный парень, усаженный позади нее мужем, как и полагается, ухватился за нее – только не за плечи или живот, а за грудь. Вообще, как Илья докажет, что это была именно грудь? И даже если Гриша сделал это – как доказать, что это было неслучайно?

Хотя, возможно, что она тревожится зазря – последнее время Горин не был ревнивым. А если все же приревновал, то логикой его не убедить. Ревность не признает здравого смысла – она просто пожирает ревнивца, как Адриатическое море Венецию.

В памяти всплыл тот самый момент, когда Менаев воспользовался доступом к ее телу. По шее и вниз по спине пробежали мурашки. Снова нахлынуло то чувство испуга и необъяснимого тепла в животе, посетившее на мотоцикле.

Что это было? Подсознательно, именно в этом и была ее вина – в желании, появившемся совершенно неожиданно. Именно это ее терзало… потрясло и шокировало. Почему?! Откуда такая физиологическая реакция? Разве она хотела секса?

Нет. Тем более, не с Менаевым. Его похабные шуточки и сальной флирт по большей степени раздражали. Он – человек, который появился из ниоткуда, из сообщества выродков. Который сам являлся выродком – хотя она стремилась не классифицировать людей таким образом. Он – моложе ее на целых 4 года, что в их случае значительно. Вдобавок, все в нем, вплоть до мерзкого онанизма – все говорило о несерьезности и безалаберности. Быдло, привыкшее использовать женщин для первобытного удовольствия.

Блин! О чем она вообще размышляет? Она замужем, у нее семья! Крылова испугалась и даже замотала головой, чтоб выбросить дурные мысли. Илья остановился.

– Ты в порядке?

– Ничего, – ответила она. – Куда мы идем?

– Да без разницы. Считай, что пришли.

Они оказалась у Логоса, и муж отворил дверь, пропуская ее.

– Просто нам нужно поговорить.

– О чем?!

– О будущем… о семье, – он улыбнулся. – Дорогая, пора сдержать обещание и отдать долг.

****

Кареглазка с мужем исчезли, я даже не понял, как это произошло. Я передал псину для подкормки Свинкину, а сам за клубом в очередной раз вырвал и, сделав дело, засыпал свое деяние гравием с дорожки. Вовремя – меня чуть не засек отец Киприан, болтающийся неподалеку. Кажется, батюшка тоже неплохо нализался.

Мысли текли медленно, как джем, оставленный на солнце. Мне был нужен активированный уголь, какой-то абсорбент, чтоб придти в норму. В казарме его сто процентов не было, но у меня был атоксил – на работе, в чулане. Поэтому, покурив у штаба, напротив столовой, где «медляки» уже указывали на затухание гулянки, я направился в Логос.

Войдя внутрь, я сообразил, что здесь кто-то есть. Одна из лестничных дверей была открыта, в коридоре горели лампочки. Я сбавил шаг, старался меньше шататься и падать на стены. Бронированные двери лишь прикрывал, так как от их закрытия поднялся бы жуткий грохот. Наконец, кладовка, и мое лекарство. Запил водичкой – немного, чтоб не вырвать препарат. Пора ретироваться. Я уже чуть не скрылся в дверях, когда услышал знакомые голоса. Природное любопытство взяло вверх над пьяной ленью, и я вдоль стены проковылял туда, откуда доносился разговор. Это была рекреация – она же, «комната отдыха и приема пищи»: с магнитофоном и диваном, со столом, плитой и чайником. Мое любимое место, пока оно было безлюдным.

– Ты должна выполнить обещание! – чеканил слова Горин. – Я больше не буду ждать.

– Сейчас не время, – послышался голос его жены.

– Ты меня за нос не води! – полковник был зол. – Я сделал все, о чем мы договорились. Я помог тебе больше, чем Генштаб, я вообще вытащил тебя из-под Мечникова. И мне – такая благодарность? – что-то упало и разбилось. – Стой! Быдло уберет.

Ах, ты козляра! – подумал я, чуть было не ворвавшись к ним выяснять отношения.

Елена Ивановна что-то ответила, но было плохо слышно.

– Ты же не тупая, что ты сейчас устраиваешь? Ты прекрасно знаешь, что тебе никуда не деться. Но я тебя не упрекаю. Это казус федерис – выполни обещание, и занимайся вакцинами дальше.

Возникла пауза, после которой снова загрохотали падающие вещи. К горлу подступила рвота, и я выблевал под стену – так беззвучно я еще не рыгал. Почему они замолчали? Я подобрался ближе к приоткрытой дверной щели.

Горин целовал жену в шею, одну руку запустив ей под волосы, а вторую – под бедро. Он что-то страстно шептал, с явным намерением залезть под черную юбку. Но Кареглазка сидела не шевелясь, ее глаза уставились в пустоту, а на лице были написаны усталость и равнодушие.

– Ну же, нам нужна нормальная семья… нам нужен ребенок, – донесся ко мне шепот полковника. – Я ведь люблю тебя…

Елена Ивановна повела глазами, и увидела меня. Ее брови вскочили вверх, и, казалось, что она с трудом удержалась от вопля – губы уже сложились в трубочку.

– Давай, моя хорошая, – прошептал Горин, и поглотил своим ртом выпяченные губы жены, одновременно с этим засунув руку под юбку, и проникая под колготки, – ты же знаешь, как сильно я тебя люблю.

Его голова опустилась к расстегнутой бежевой блузке, нащупывая губами грудь, рука вернулась из-под юбки, чтоб расстегнуть брюки.

– Нет! – она отбросила его руки, и отскочила. – Илья, не надо, пожалуйста, – помягче произнесла девушка, видя бурю эмоций на лице мужа.

Но разум вояки уже растворился в тайфуне гнева, и он влепил жене пощечину. Елена Ивановна свалилась на стол, а оттуда – на кафель. Я замер, даже прекратив моргать.

– Да пошла ты! – на одном выдохе выкрикнул Горин, и выскочил, как ужаленный.

Слава Богу, я заранее спрятался в соседнем кабинете. Полковник чуть не растянулся в коридоре, поскользнувшись на моей блевотине. Он чудом удержался на ногах, и выбежал с Логоса, с руганью захлопывая двери.

– Ты еще там?! – донесся сдавленный голос Кареглазки.

****

Гермес огляделся в зеркале. Мышцы горели, аж до боли, в глазах темнело от чрезмерных нагрузок. Но – его девчачье тело было все таким же хилым и хрупким. Сейчас только короткие волосы на голове выдавали в нем нечто иное, отличное от обычной девушки. При этом в мозге творилось черт-те что. Он не мог признать в себе нового человека – все эти изгибы, округлости, нежный подбородок, выпирающий копчик… влагалище и грудь, в конце-то концов!

И вишенка поверх – цветастое короткое платье с белыми кружевными трусами. Уродище! Лучше бы он сдох на той площади…

Наверное, никто не желает судьбы, предопределенной кем-либо. И Гермес-Афродита не готов был рабски служить – ведь его амбиции сами требовали власти. Когда приступы ярости сошли на нет, и он перестал захлебываться слезами, появилась возможность подумать. А после – и принять важные решения. Шаг за шагом, кирпичик по кирпичику, – как учил отец.

Паровоз тронулся полчаса назад. Зенон куда-то запропастился, и это было только на пользу. Когда садист Эскул, у которого от доброго лекаря Эскулапа было лишь имя, вошел в вагон к Афродите, то не увидел привычной тренировки. На постели вздымалась гора белья, что удивило его. Но едва хирург поднял одно из одеял, как сзади его обхватили жилистые руки.

Эскул был не слабак, он вообще любил причинять боль, поэтому взять его голыми руками было трудно. Несколько оборотов, подножка и удар спиной о шкаф – и он почти освободился… когда Афродита набросила что-то. Перламутровые шарики с изображениями ангелов на грубой нити врезались в шею, передавливая жизненно важные дыхательные пути и кожу. Ручьем хлынула кровь, и Эскул внезапно обессилел. Все еще дергаясь, хирург свалился на железные половицы, и его тело обвисло, прекратив сопротивление. Гермес поднялся, брезгливо оглядел кровь на четках, украденных у Диониса, и хотел уже обтереть их о платье – но передумал. Он урод – но не неряха.

****

Елена Ивановна скрутилась на диване, держась за живот, и я взял ее ладонь, сразу же, как только вошел. Она пыталась выдернуть руку, но делала это слабо и неуверенно. Тогда я погладил ее волосы, нашептывая ласковые, успокаивающие слова. Это был мой шанс.

Я думаю, что не нуждается в пояснениях стремление всех девушек заполучить настоящего мужчину – сильного и храброго, мужественного и волевого. Благородного рыцаря из Средневековья. Только они забывают, что эти рыцари, даже их лучшие представители – трубадуры и менестрели – держали своих дам сердца взаперти в высоких замках, иногда сочиняя в их честь приторные любовные баллады. Горин был похож на них. Трубадур – только он не сочинял стихи самостоятельно, а преимущественно цитировал своего любимого Шекспира. Артист, как никак.

Полковник был таким, как мечтают все женщины. Дерзкий, уверенный в себе, и действительно имеющий за собой силу – и в характере, и в жизненном положении. Мачо, гладиатор, воин – в лучших значениях этих слов. И даже чувствительный – но, в свою сторону. Правда, на компромиссы с прекрасной женой он оказался не способен, а взаимные уступки – это главное в семейной жизни. И я понял, что передо мной открылось окно возможностей.

– Все рассмотрел? – с вызовом спросила Кареглазка, все же выдернув руку и отстранившись.

– Поверь, я хотел бы его остановить, но меня стошнило в этот момент, – я оправдывался, чувствуя странное полузабытое ощущение – угрызение совести.

– Брось! Я и не ожидала от тебя помощи, – она устало прикрыла глаза, на которых застыли слезы. А еще у нее запеклась кровь на разбитой губе. – А когда-то я его любила.

– Все будет хорошо, – повторил я заученную фразу, которая всегда срабатывала. – У тебя все получится. Не обращай внимания – ни на Горина, ни на кого. Иди к своей цели. А кто тогда, если не ты?

Она заплакала еще громче, правильнее даже – зарыдала.

– Я не могу его открыть! Не могу подобрать код!

Абсорбент быстро поглощал хаос в голове, возвращая мне привычную логичность.

– А где Ковчег? Где кейс?

– В сейфе, – она указала рукой в сторону своего кабинета по соседству.

– Доставай. Я сейчас, – и я унесся в чулан.

Когда я вернулся, дипломат уже лежал на диване возле Елены Ивановны. Только отреагировала она на мое возвращение не очень радостно.

– Что? Нет, так нельзя! – возмутилась она, широко распахнув глаза.

– Почему? Я аккуратно, – и в руках завизжала болгарка.

Кареглазка ахнула и вскочила, чтоб помешать – но я уже лихо работал. Металл оказался прочным, шлифмашина вибрировала и отскакивала, но я упорно прижимал ее к кодовому замку. Как бы диск не разорвался – эффект будет, как от взорванной в помещении гранаты. Крылова верещала – там реально могло быть что угодно, вплоть до радиоактивных элементов или бактериологического оружия. Наверняка, она думала – как можно быть таким дебилом, как я?

Она скакала вокруг, желая остановить меня, но боясь одернуть во время работы болгарки. Внезапно бетонный круг погрузился внутрь, преодолев сопротивление замка. Я вздернул аппарат вверх, выключая его. Мы втупились в кейс, а затем одновременно посмотрели друг на друга.

****

Куртка Эскула была окровавлена, но привередливость была не к месту. Балахон, штаны, водолазка, ботинки – и Гермес преобразился. Нужно спешить – Зенон скоро вернется.

В тамбуре оказалось, что можно выйти только в следующий вагон, где, очевидно, и находился Зенон. Двери наружу были плотно запечатаны. Но не люк наверх. Синдик взобрался на крышу, и ночной ветер чуть не сдул его, хотя поезд еще не набрал крейсерскую скорость.

Железнодорожные пути шли по выжженным степям восточного Горноречья. Можно попробовать спрыгнуть. Его подготовка позволяла это сделать, хотя и не гарантировала отсутствие травм. Если он сломает ноги, или даже подвернет одну – он станет уязвимым перед нечистыми и выродками.

Не годится. У нее было много планов, и месть была только частью того великого замысла, что она совершит. Несмотря ни на что… У НЕЕ?! Нет – у него, у него – У НЕГО! Гермеса передернуло, он провел мозолистой ладонью по черным волосам, царапая когтями голову и пытаясь вернуться к разуму и логике. Он отомстит – когда наступит лучший момент. Сейчас она слишком слаба – и физически, и психологически. Она? Он! Он-он-он, – запомни уже это!

Нужно найти подходящий способ сбежать. Он побежал по локомотиву, пока не спустился в один из незапертых тамбуров. Там курил юнец – подмастерье Диониса или Стикса – он успел лишь удивиться, увидев ноги, мелькнувшие в раскрывшемся люке. Гермес мог оставить парня в бессознательном состоянии, но, к чему риски? Он его задушил. И вошел в вагон.

Сидевший там смуглый мужчина давно не стригся, не брился, и, очевидно, не мылся. Длинные грязные волосы сливались с черной бородой, засученные рукава оголяли мохнатые руки. Под шеей был наложен окровавленный бинт. Мужчина был без сознания, или спал, но самым любопытным оказалось то, что он был в наручниках. Очевидно, что это шпион, о котором говорилось. Выродок.

****

Трудно верилось, но красный кейс, он же Ковчег, лежал перед нами, как разверзнутое лоно девственницы. Внутри были выемки, окруженные амортизационным материалом, выглядевшим как темно-красный бархат, что усиливало ассоциацию с женским половым органом.

В дипломате оказался герметичный прозрачный пенал с волнообразным логотипом, который сразу же оказался в руках Елены Ивановны – в нем была заполненная ампула-контейнер, и она буровила ее взглядом, словно это был настоящий Грааль. То есть, это и есть Ковчег? Мне достались широкая тетрадь и круглая коробка с цифровыми видеодисками.

Прочесть тетрадь было невозможно – записи были сделаны на неизвестном языке. Единственный образец русской речи находился на листке, вероятно, выдранном из церковной книги. На обрывке кто-то желтым фломастером подчеркнул фрагмент текста: «Бог не только создал тварь, но и сохраняет свое создание. Укажешь ли ты на ангелов, или архангелов, или на высшие силы, и вообще на все видимое и невидимое – все находится под Его промышлением, и если бы стало вне Его деятельности, то распалось бы, разрушилось бы и погибло бы». В слове «промышлением» тем же фломастером была исправлена буква «п» – со строчной на заглавную. Я показал это Кареглазке, но она отмахнулась – мол, есть более важные дела.

Тогда я решил просмотреть диски. Их было девять, и я просто хотел понять, что там может быть. Уже первое видео дало знать, что просмотреть все диски вряд ли удастся. Я вставил второй диск, затем третий – но уже с другого конца стопки. Везде было одно и то же. Многочасовые записи с разных камер наблюдения. Понять, откуда записи, я не смог, хотя этим немного отвлек Крылову. Она как раз готовила оборудование, чтоб проанализировать содержимое ампулы.

– Что там? – она заглянула в монитор через мое плечо.

– Как видишь, – я дал ей возможность самой удостовериться в происходящем в начале видеоряда четвертого вставленного диска. Сквозь помехи из-за снегопада было видно, как трое мужчин с камерой, штативом и микрофоном проходят через КПП.

– Это какой-то научный центр? – спросила ученая, но, не у меня. Так она пыталась разобраться в том, что видит. – Там Артур обнаружил Ковчег? Правдоподобно…

Она задумчиво кивнула сама себе.

– Ладно. Всем этим займемся потом. Сейчас нужно извлечь субстанцию из контейнера.

Да ладно! На часах уже половина первого. Не этим, совсем не этим я хотел бы заниматься в такое время. Учитывая насыщенность прошедшего дня и половины ночи – сейчас был едва ли не лучший момент, чтоб остаться с ней наедине. И не вздумайте что-то говорить мне о цинизме, это обычные вещи для всех людей.

– Брось, – сказал я. – Уже ночь, мы устали. Я – пьян. Как бы беды не натворить…

– Кто устал? Ты? Ну, иди, я сама поработаю. Я не могу спать! – возмутилась Елена Ивановна.

– И не спи, – мой голос приобрел монотонный успокаивающий эффект. – Просто не трогай сейчас то, что таит неизведанную опасность. Как там ученые говорят о человеческом факторе? Что там насчет Чернобыля?

– Успокойся, – отрезала она, складывая артефакты из кейса в черную джинсовую сумку. – Со мной все нормально. Я этого ждала всю жизнь.

Но, ее пальцы предательски задрожали, и она уронила на пол пластиковую коробку из-под дисков – та лопнула и развалилась на части, а диски рассыпались в радиусе метра. Я подпер лицо ладонью и посмотрел на Кареглазку как можно суровей.

– А если бы это была ампула? Так, говоришь, все в порядке?

Ответом стал лишь ее виноватый, расстроенный взгляд. Даже диски были важны, мы еще не знали толком, что на них. Она присела на стуле, широко расставив ноги, но прикрыв брешь черной юбкой. Я весь набух от волнения.

– Давай с утра, – попросил я. – Будут Пенс, Бергман и Валерон. Нормально организуем процесс.

Пенс – это мое прозвище Керезоры, сокращенное от «пенсионер». Крылова вроде сдалась и только кивала в унисон с моими словами, одновременно с тем жадно следя, как я укладываю содержимое дипломата в сумку, а затем – водружаю в сейф.

****

Гермес врезал пощечину по щетинистой щеке, и веки мужчины поднялись. Выродок с недоумением воззрел иссиня черными глазами.

– Я не видел здесь женщин, – промурчал он. – Кто ты, крошка?

Синдик не горел желанием причинять страдания, но все зависело от того, насколько пленник будет полезен.

– Почему ты здесь? – спросил он. – Рассказывай все и быстро. Или убью.

Последнюю фразу он подкрепил четками, заброшенными оборванцу за шею. Для лучшего взаимопонимания, он сдавил импровизированную удавку. Это действительно способствовало тому, что шпион осознал реальность угрозы.

– Стой! Я уже все рассказал!

– Я хочу сокращенную версию, – отрезал Гермес, – если не хочешь знакомиться со мной поближе, – он снова сдавил шею четками, грубо, неаккуратно, давая понять, что не намерен возиться.

В приоткрытой двери выродок рассмотрел убитого юношу, и наморщил крючковатый нос.

– Я не следил за поездом, нет! Я хотел заскочить на вагон и доехать к Путиловке – там мой товарищ, всего-то полста километров, – он увидел удивление на лице Афродиты. – Пират… его все называют Пиратом, у него нет глаза, и там повязка. Он с мужиками сейчас в Путиловке, это поселок неподалеку от Рудниковского арсенала.

– То есть, ты здесь прикован из-за того, что хотел прокатиться зайцем?! – уточнил Гермес таким тоном, что было непонятно: спрашивает или констатирует.

– Я кое-что видел недавно, и ваших командиров это заинтересовало, – объяснил мужчина. – В Межник прилетали военные, и посреди бела дня устроили замес с трескунами. А затем улетели с красным дипломатом. Мне показалось, что в нем что-то очень ценное, если вояки так хотели его заполучить. Человек десять положили.

Гермес ощутил, как сердце забилось быстро-быстро. Вдруг он осознал, что ему нужно. КОВЧЕГ! Сила, власть, первенство… он может избавиться от уродства!

– Куда они улетели? Военные?

– На юг. Там в горах у них форт. Крепость какая-то. Оттуда дезертир сбежал, и он Пирату многое рассказал о той крепости.

Гермес возбудился от близости Ковчега, и не мог думать, эмоции погружали разум в хаос. Чертовы гормоны! Как женщины вообще живут с таким?

****

Можно было сворачиваться и расходиться, но я обязан был воспользоваться случаем.

– А ведь у нас есть повод выпить по бокальчику! – я торжественно продемонстрировал Елене Ивановне шампанское, кем-то неосторожно оставленное в холодильнике в комнате отдыха.

– Еще и тебя надо подлечить, – улыбнулся я. – Тебе завтра на люди появляться. Можно к губе, можно – между губ, – я в шутку приложил бутылку себе под нос, показывая, что нужно сделать. – Я думаю, этот некрепкий, дерзкий напиток – именно то, что сейчас нужно.

– Ты же сказал – отдыхать. Я не хочу пить, – ее лицо все еще выглядело, будто она – обиженный ребенок, у которого отобрали долгожданный слайм.

– Но, я не сказал – спать. Позже, да. Но, не прямо сейчас! День-то какой! У нас Ковчег, мы открыли дипломат. Просто выпьем шампанского. Где бокалы? Где они спрятаны на моей новой работе? – настаивал я.

Кареглазка закатила глаза, и все же достала два стакана из шкафа. Вино оказалось холодным, но приятно сладким. Она опустошила половину стакана и присела на стол, на ее глазах заблестели слезы, но уже оттого, что газы ударили в голову, наполняя нос.

– Класс! Щас бы сигу.

– Ты же не куришь? – удивился я, и положил пачку на край стола.

Она неуклюже потянулась за сигаретой, и уронила всю пачку. Резко присела, чтоб поднять, и юбка поднялась, оголяя стройные бедра, заключенные в колготки. У меня перехватило дыхание, а ученая, как ни в чем не бывало, вернулась на диван.

– Я хочу на тебе жениться.

Она поперхнулась дымом.

– Что?!

– Я же тебе это говорил. И не передумал, – я взял ее руку. – Ты самая лучшая девушка из всех, добрая, умная и красивая. Безумно красивая!

Кареглазка выдернула руку и отодвинулась.

– Я уже замужем. Нет. Такого быть не может. Это просто смешно…

Я выдержал паузу. Да, ее мнение не было сюрпризом, но я так просто не сдамся. Тем более, что сейчас был великолепный момент – она прошла через потребность в утешении, получила заряд эйфории, а теперь – была пьяна. Беспроигрышный план.

– Как случилось, что ты была с Мчатряном, а теперь – с Гориным?

– Просто, – она затянулась. – Отношения с мужчинами – это всегда очень просто. Начать – легко. Важно, как все закончится: кто-то станет брошенкой, кто-то – вдовой… а некоторые окажутся в тюрьме… – она увидела мое недоумение и поспешила объяснить. – Ты говоришь об Артуре? У меня с ним ничего не было, я встречалась с Арсеном, его братом. Как раз перед Вспышкой.

– Так это он на фото, с тобой и Мчатряном?

Она кивнула, я уставился на ее губы, и она это заметила – закусила нижнюю, и нахмурилась.

– Пора расходиться, – сообщила она.

– Давай еще по бокальчику.

– Нет. Надо встать пораньше, с ясной головой…

Я резко накрываю ее губы своим ртом, прижимаюсь сильно-сильно. Ощущаю привкус крови, чувствую, как сильно бьется ее сердце. Она оторопела сначала, а затем оттолкнула меня так сильно, что я свалился с дивана. Через мгновение я снова рядом, глажу ее плечи и пытаюсь повторить поцелуй.

– Нет! Нет же! Да что с тобой не так?! – Кареглазка отпихивает меня, а затем вскакивает и отходит подальше. – Не делай так больше.