Текст книги "Кареглазка и чудовища (СИ)"
Автор книги: Евгений Наседкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)
****
Гермес-Афродита встретил рассвет посреди бескрайней пустыни. Насколько было видно – ни одного деревца или кустика, лишь песчаные дюны да одинокие скалы. Встающее солнце слепило глаза, но пилоты уверенно вели квадролет дальше на восток. Витольд похрапывал, посвистывая носом. Учитывая объем его кишечника – хорошо, хоть воздух не испортил.
Некоторые богобратья также дремали, но не все – двое бодрствовали, приглядывая за странноватым синдиком, пока тот обумывал свои планы, и непроизвольно царапался. У Гермеса безумно чесалась грудь с копчиком, наверное, заживая после хирургических вмешательств. И раскалывалась спина – что он тоже относил к последствиям операций. Пришлось даже принять болеутоляющее.
Мультикоптер вынырнул из-за здоровенного бархана, и Гермес увидел вдали крупную серую кляксу. Пятно приближалось, и один из ребят разбудил Витольда. «Скоро», – сообщил толстяк Гермесу, неловко улыбнувшись.
Синдик еще ни разу не летал над пустыней, только ездил – на поезде и в авто. Поэтому сейчас он внимательно рассматривал быстро приближавшийся оазис.
Город Тысячи Дверей…
Когда-то на его месте располагалась древняя столица Харизам, которая была больше, богаче и величественнее античных полисов Эллады. Высокие массивные стены опоясывали плотную глинобитную застройку, храмы жрецов и каменные дворцы вельмож – каждый, как небольшой город. Цари царей построили идеальные для тех времен системы водоснабжения и канализации, поля вокруг «Песчаного изумруда» давали по два урожая за год, каждый день в городские ворота входило два каравана из Китая, а выходило пять-шесть – на Запад, к Евфрату. Песчаный изумруд, – так называли этот оазис из-за долговязых зеленых башен, окрашенных китайской зеленью «локао» и, казалось, достигавших облаков.
Сейчас, и уже давно, на месте города оставались лишь курганы да руины. И катакомбы – огромная, скрытная сеть подземелий, по которым древние жители когда-то сбежали от гуннов. В катакомбах и обосновался Синдикат Провидения. Говорят, что об этом месте поведал сам Добрый Господин, и повелел сделать Харизам штаб-квартирой Промысла Божьего. Случилось это, якобы, еще за сотню лет до Вспышки. Бред, конечно, но кто знает?
История возникновения Синдиката вообще была загадочной. Ранее Гермес считал, что именно Вспышка заставила разношерстных фанатиков собраться вместе. Он присоединился к этой команде, так как увидел шанс выжить. А затем амбиции направили его достигать вершин власти. И с каждым годом его представления менялись, по мере того, как он все ближе знакомился с Божьим промыслом. Все-таки, теперь он больше склонялся к тому, что специфический орден действительно возник задолго до Вспышки. Но откуда Тринадцатый и первые прозелиты узнали о грядущем? При чем здесь Распутин? Город Тысячи Дверей был построен еще до пандемии – в сотне километров от ближайших поселений. Как они смогли идеально подготовиться?
Квадролет зашел на посадку, и Гермес уставился на портал. Несмотря на изобилие входов и пещер, ведущих в катакомбы, большинство из них были ложными. Это были ловушки в смертоносном лабиринте. Не знающий истинных врат, обязательно заблудился бы, так и не попав в подземный город. И голод был не самым худшим, что ждало потеряшку – лабиринт был напичкан высокотехнологичными западнями – лазерными резками, мясорубными механизмами, плавильными ямами, газовыми камерами и подобными изобретениями инженеров Синдиката.
Именно из-за лабиринта с множеством входов и возникло название – Город Тысячи Дверей.
****
Крылова была права. Работы было – непочатый край, куда уж ставить спектакли. Пока Александр Борисович вместе с Валериком проводили ультразвуковое обследование Лилит (так нарекли мать монстров), Елена Ивановна вместе с Зоей наперегонки гоняли в центрифуге образцы вещества из ампулы, попеременно секвенируя генетический материал. Результаты требовали времени, но кое-что предварительное было. По лицу Кареглазки было понятно, что она озабочена. Я же – начал успокаиваться насчет всей этой истории с цветами.
– Что-то не так? – мимоходом спросил я у Бергман. Она многозначительно покачала головой.
– Пока не знаем. В основе субстанции вирусный материал. Так и должно быть, раз это вакцина. Но что-то не сходится.
Я попытался обдумать ее слова, ничего не сообразил, и сделал единственный вывод – нечего заморачиваться. Поэтому на перерыве я хорошо отъелся, благодаря Ашотовне, и отблагодарил ее воздушным поцелуем. А что? Елена Ивановна не является любовью всей моей жизни. Красотка, аж дыхание захватывает – да. Но внутри – обычная баба. Вредная, неверная, эгоистичная.
А Наталья – она всегда доступна. Еще чуть-чуть, и я вторгнусь в ее пределы, поваляю башни и растерзаю бастионы, заполонив внутренние дворы своей белой ордой. Ашотовна в который раз послала подальше взвод вояк, также возжелавших добавки. «А ему почему можно?!» – обиделись они. «У него реабилитация. Парень только с больницы. Что не понятно?» – отрезала армянка, раз и навсегда ставя точку в этом вопросе. Характер, конечно, у нее жесткий, скандальный. Не няша, сразу вам скажу.
Когда я вернулся с обеда, то понял, что Елена Ивановна никуда не уходила – она попила чай с запеканкой, и продолжала корпеть над тайной Ковчега.
– Эй, Менаев! – окликнула она, когда я проходил по коридору в чулан, чтоб подремать после чревоугодия. – Мне нужны твои глаза.
– А больше ничего не нужно? – я придал голосу легкую дерзость. – Уши, к примеру, – я повернулся, показывая ухо, которое она кусала. Очевидно, девушка поняла намек, так как покраснела, но в руках себя удержала.
– Нужно, чтоб ты начал просматривать те записи с камер наблюдения.
– Сто часов?!
– Немного позже тебе помогут Зоя с Валерой, – она устало провела по лбу ладонью, медленно опустив ее на глаза. – Может, и я смогу что-то глянуть.
Я оперся о дверной проем, поглаживая живот, который требовал лежбища.
– Смотри внимательно, пожалуйста, – продолжила она. – Обращай внимание на даты, названия, что происходит. Заведи тетрадь, и помечай там все. Подписывай просмотренные диски. Мы должны узнать, что это, и зачем оно понадобилось Артуру.
Я причмокнул, брутально улыбнувшись краем рта.
– Лады. Только, чур, я буду первый, когда ты будешь искать замену мужу?!
– Тебе мало приключений на задницу? – Кареглазка шикнула, прижав палец к губам. – Иди, кавалер!
Мне показалось или в ее глазах действительно загорелись игривые искорки?
****
К вечеру мерцание монитора сводило меня с ума. Множество видеороликов довольно плохого качества. Контрольно-пропускной пункт один, второй; огромные снежинки, заваливающие «глаз» видеокамеры; проливной дождь, накрывающий монотонный поток зонтов, входящих и выходящих из неизвестного учреждения. Мужчины и женщины: в белых халатах и деловых костюмах – и даже в летнюю жару упакованы по дресс-коду. Легковые и грузовые машины, курсирующие туда-сюда с удивительной скоростью – мне пришлось включить ускоренное воспроизведение.
Иногда я ставил на паузу или отматывал – к примеру, когда в одном из грузовиков заметил клетки с животными. Признаюсь, я вряд ли обратил бы внимание на это, если бы не реакция Цербера – он залаял. «Что, узнал – сородичей-уродичей?» – ухмыльнулся я, и решил изучить этот фрагмент. Пришлось поднапрячься, чтоб рассмотреть зверушек в клетках и понять, что это именно собаки, а не другая живность.
Еще раз через КПП прошла делегация из ребят в одежде свободного стиля. Они входили с микрофоном и видеокамерой на штативе – наверное, журналисты. На микрофоне логотип – «ТВН». Похоже на какое-то региональное телевидение.
Еще один момент меня испугал. Это была запись, где привезли мальчика. Он был на коляске, лысый и истощенный, словно что-то съело его изнутри. Я сначала даже подумал, что на коляске притащили труп, но потом ребенок открыл глаза – он вылупился прямо в видеокамеру, прямо на меня. Может, это больница? Я не был уверен.
Все наблюдения я записывал в тетрадь, и порядком устал. Оно только кажется – смотри и черкай, а на самом деле, если отнестись ответственно, то и рука отвалится, вслед за мозжечком.
Пришли Антонов с Бергман, взяли по диску и блокноту, и разошлись по углам, к своим компьютерам. Не знаю, что они смогут увидеть, если на тех дисках окажется видео такого же типа, как и у меня. Валерон в качестве аналитика вызывал дикий скепсис, да и Зойка не подавала особых надежд – я, конечно, не расист, но бабы не сильны в аналитике – им интуицию и чувства подавай. Физиология у нас разная.
Валеридзе все же пытался что-то увидеть, прищурившись и вспотев. Визуально было видно, как его мозг пыхтит над невыполнимой задачей. А я решил передохнуть.
– Да на что оно нам сдалось? Да, Валерямба? – навис я над ним. – Ковчег найден – и кому есть дело, что на этих видеозаписях и откуда они? – я выразительно осмотрел Зойку с головы до ног.
Боль от предательства Кареглазки еще терзала меня, мысли о ней неотступно следовали за мной, но я знал – лучший способ отвлечься, это замутить с какой-нибудь барышней. Молоденькая Зоя подходила – есть все атрибуты женственности, еще и симпатичная, хоть и носатая. Правда, гонору до черта. Тупица с чувством собственной важности.
– Давайте лучше подумаем над сценкой, которая нужна Андреичу, – предложил я. – Предлагаю поставить «9 с половиной недель». Я буду Микки Рурком, а Зая – Ким Бессинжер.
– Что это? – спросила Бергман, а Валера поставил видео на паузу.
– Ребята, вы вообще видели этот фильм?
– Какой? – Зоя начинала раздражаться. Типичная тупая самка.
– 9 с половиной недель, – отчеканивая каждое слово, повторил я. – Великолепная драма о любви.
– Я точно не видел, – сообщил Антонов. – Мы здесь особо кино не смотрим. Иногда… и то – военные фильмы, спектакли и тому подобное. Что полковник скажет.
– А еще раньше? – я был шокирован. – Вам сколько годков-то? Зая? Валерян?
– Восемнадцать, – холодная, как айсберг, Зойка отвернулась к монитору.
– Двадцать восемь. И хватит обзываться. А ты тогда – Грехорий, – обиделся Антонов. «Грехорий» – неожиданно этот бред вызвал у Зои одобрительный смешок. – Правда, а что мы будем играть?
Я скрестил руки и деловито прошелся меж их колесными офисными креслами. А затем так резко развернул Зойку к себе, что она ойкнула.
– Валеренко, ОТСТАВИТЬ! Будешь дерзить, я придумаю что-нибудь похлестче. Будешь до конца своих дней Лепреконом или Кирпичем, – морально трамбонул я, намекая Антонову на его рост и квадратную форму лица. – Поставим то, что я сказал! Есть там хороший эпизод. Душевный, классический. Зайка, есть пеньюар и белые чулочки?
Бергман остолбенела. Она многое пережила, как и все, кто выжил после Вспышки, но… елки-палки, зачем чулки?! Или Менаев флиртует с ней?!
Антонов привстал, как дикий зверь в саванне, я видел по его глазам, что он что-то уразумел. Как я и говорил, у людей с плохим интеллектом хорошая интуиция. Особенно, когда речь идет о любимом – порно и эротике.
– А что, идея хорошая, – сказал он, помахивая головой. – Давайте репетировать.
Сзади хлопнула дверь, и сквозняк поднял в воздух пару исписанных листков.
– Какого лешего, я вас умоляю?! – на пороге стояла Елена Ивановна, и она была одновременно и потрясена, и разозлена. – Какие «9 с половиной недель»?
– Классика, – объяснил я, мгновенно обрывая ее монолог.
– Тьфу ты, Менаев! Ты неисправим. Эротика… классика, да – но эротика!
Бергман покраснела и бросила тяжелый дырокол. Я ожидал такого, правда, немного раньше. И все же успел уклониться, так что штуковина заехала в ухо Валеришвили. Тот взвигнул, и прижался к столу, потирая голову.
– Я так понял, коллектив хочет что-то другое? – съехидничал я. – Есть варианты?
Все затихли, раздумывая.
– Лады, – миролюбиво предложил я. – Давайте что-то интересное и современное, – я лихорадочно думал, оглядывая помещение, когда на глаза попал плакат над столом Антонова. – Бэтмен… – начал я неуверенно, но с каждым произносимым звуком наращивая децибелы. – Темный рыцарь, Джокер, Харли Квинн… давайте это поставим?
Антонов с Бергман выжидающе покосились на Елену Ивановну, а она – задумалась.
– А кто сыграет?
Снова запала тишина, и я решил бросить жребий. Мы крутили бутылку, и горлышко указало на меня с Еленой Ивановной. Правда, пришлось помочь результату – когда бутылка останавливалась на Бергман, я погрозил кулаком Церберу, и тот взвыл, всех отвлекая – а я добавил бутылке инерционного движения. Кстати, Керезору решили не брать изначально – он был занят Лилит, и категорически отказался участвовать в постановке, ссылаясь на свой возраст старого пердуна.
– Еще ничего не понятно, рано делить роли. Ты сможешь набросать сценарий? – спросила Крылова, и я ответил с таким задором, что ее брови взметнулись вверх от небольшого испуга.
– Сейчас сделаю! Что-то вспомню, что-то придумаю!
Она поняла, что сценарий будет иметь неожиданности.
– Гриша, только без пошлостей… Сценку будут смотреть все, а самое главное – мой муж, – заметила она, оставшись со мной наедине. – Давай так, чтоб мы после этого остались живы, и каждый при своих органах.
Я кивнул, и сразу же склонился писать сценарий. Нет, вру, не сразу – я успел похотливо оглядеть приталенное платье Кареглазки. Также вдохновения мне добавили ее ноги в темных колготках. Какая же она прелесть!
****
В Алтарном зале Храма повисла атмосфера подавленности. Запах неудачи, – так это называл Гермес. Буквально за одну неделю были потеряны старейшина и два священника. То есть, теперь приоров осталось шесть, а на собрании было и того меньше – пятеро, не считая Гермеса и Тринадцатого апостола. Приор Захария, более известный как Буревестник, уже традиционно отсутствовал по причине долговременной миссии, известной только апостолу.
Растерянные члены Коллегии скептически осматривали тщедушного Гермеса, все еще раздумывая над его рассказом. Провал Святого мероприятия – кто несет за это ответственность?
– Проясни, будь добр, – обратился к оперативнику святой отец Эммануил. – После того, как вы упустили Ковчег, а Арго погиб, ты единственный выжил. Отправил экстренный сигнал эвакуации, на который откликнулся магистр Стикс, забравший тебя на паровозе. Спустя несколько дней Стикс и его люди также погибли – все, кроме тебя, – взгляды Эммануила и остальных приоров преисполнились суровости. – Каким образом ты сейчас стоишь здесь?
Гермес нахмурился, не отводя глаз от старинной оранжевой фрески Харизама, изображающей столкновение песчаных варанов с прекрасным мускулистым воином.
– Если вы говорите о предательстве, то я также думал об этом, – ответил он. – Каким образом, святой отче? Мне тоже хотелось бы это знать…
Гермес скинул плащ, и старейшины потеряли дар речи, затем раздались удивленные возгласы. Потрясение, шок, стыд, – это мгновенно испытала Коллегия, увидев у оперативника Синдиката обнаженное женское тело. Лишь бедро было перебинтовано – последствие боя со Стиксом.
– Из-за провала Святого мероприятия я стал уродом, – продолжил синдик. – Сначала Арго, а затем благочестивые Стикс с Дионисом спасли меня, но им пришлось сделать мне операцию по смене пола. А после… я вам уже рассказал о нападении на паровоз, – он завернулся в плащ. – Предательство? Если это так, то я хочу первым добраться до предателя.
Члены Коллегии молча кивали, они растерялись. Этот аргумент избавлял Гермеса от дальнейших подозрений. Но, тогда кто был предателем?
Глава 9
Крылова несколько раз прогнала через компьютер результаты анализов, но машина раз за разом выдавала одинаковый результат. К вечеру она совсем вымоталась, особенно после бессонной ночи – а тут такое. Вещество из кейса Мчатряна не было Ковчегом. Это не было ни вакциной, ни любым другим средством против Апокалипсиса. Ведь это и был Апокалипсис.
Провал. В запаянном контейнере оказался все тот же вирус INVITIS – возбудитель фуремии, виновник вымирания человечества. В то же время, штамм отличался от современных образцов. В ампуле оказался первичный штамм фуремии пятилетней давности, еще не подвергшийся изменениям и мутациям.
Это подтверждало, что майор побывал в лаборатории, где имелся первичный вирус. Сомнительно, конечно, что он летал в Мадурай или Бомбей. Вряд ли он был и в Шанхае, который некоторыми эпидемиологами также назывался одним из ранних очагов Вспышки.
Она взяла лицо руками и уставилась в верхний угол шкафа, где висела карта мира, над которой стоял стеклянный шар с миниатюрной копией Эйфелевой башни. Что еще было в дипломате? Тетрадь с загадочными письменами, отрывок из церковной книги, стопка дисков… еще у Менаева была карта, принадлежавшая Артуру, с разными пометками. Может, там есть ответы?
Ребята уже просматривали видеозаписи, нужно сказать, чтоб работали внимательней и быстрей. Еще нужно заняться тетрадью, расшифровать ее текст… что угодно может оказаться подсказкой.
Лена глянула на стеклянный контейнер с вирусом, на центрифугу… вот, что она пропустила – точно! Логотип на ампуле – две параллельные красные волны – она его когда-то видела. Артур, где же ты был?! Ученая возбудилась, понимая, что, несмотря на неудачи, она медленно, но верно приближается к чему-то новому.
– Ты почему здесь до сих пор? – оборвал ее размышления Менаев, внезапно появившийся в двери. – Иди домой, семья заждалась. А то муж бросит, – добавил он с поддевкой.
****
Уже почти стемнело, и я провожал Елену Ивановну домой. Нет, она не хотела этого, я настоял, аргументируя это необходимостью обсудить сценарий нашего микроспектакля.
Мы шли через сквер, вокруг было два десятка домиков, и я отказался от всяких физических домогательств – оставив только флирт. Цербер бежал спереди – он любил это дело, Кареглазка шла второй, ну, а я – замыкал «паровозик». Признаюсь, зачастую предпочитаю быть последним – можно обойти те грабли, которые оприходовали первых. А если идти за красивой девушкой – это вообще космос. Красивая фигурка спереди, покачивающиеся бедра, сочные ягодицы и стройные ножки… ааа, вы же это помните? Да, сейчас было именно так, как я люблю.
– И вот тогда Джокер требует от Харли определиться, и сделать это поскорее, – рассказывал я суть придуманной сцены. – Но Харли сомневается, ведь ей нравится и Темный Рыцарь…
– Постой, – ученая остановилась, и я наскочил на нее, проведя рукой под коротким платьем. – Я не помню такого. Ты просто взял и придумал это? Совершенно иное?
Я вознес взгляд и руки вверх, приняв позу стеснительного гения.
– Ваш покорный слуга… сделал все, что в моих силах. По ходу откорректируем, но костяк есть.
– А кто играет Харли Квинн?
– Как автор, я не вижу других кандидатур, кроме тебя. И на тебя указала бутылка, – напомнил я.
Она медленно пошла, отфутболивая редкие шишки с пути.
– А кто Джокер?
– Я.
– Логично, – засмеялась она. – Больше никто не сыграет чокнутого так хорошо.
– Спасибо, – иронично поблагодарил я. – Я еще сыграю Бэтмена.
Кареглазка развернулась, и я снова утонул в океане огненных глаз. А ее губы… как там пелось в старой песне? Створки две ворот от рая?
– Ты хочешь сделать сценку на двоих?
– Почти. Я буду страдать раздвоением личности – половина лица Джокера, половина – Бэтмена, в соответствующей маске летучей мыши, – ответил я. – Возможно, будет дворецкий Пенниуорт, его может сыграть Антонов. Найдем ему парик и элегантную бороду – говорят, в Одеоне есть реквизит.
– А кому еще можно дать роли? – спросил я, пока она обдумывала мои слова. – Пенс не будет, Зойка… не знаю, ее можно куда-то. Но надо ли?
– Думаю, надо. Одну из ролей – либо Бэтмена, либо Джокера – дай Антонову. Не жадничай, – попросила она, и я нехотя кивнул.
Перед нами вынырнул патруль, и я едва не наложил в штаны – это были те самые носатый Жорик с курчавым Пушкиным. Мы с Жорой на мгновение встретились взглядами, однозначно, он узнал меня, и растерянно приостановился… а затем увидел Крылову. На его лице проскочила сложная палитра чувств, но уже буквально через пару секунд он снова зашагал – с невозмутимым холодным выражением, при этом, больше ни разу не взглянув на меня. Словно мы никогда раньше не виделись. Словно я вообще – пустое место. С превеликим удовольствием и облегчением я поступил так же. Кудрявый солдат что-то пытался сказать, но старшина невзначай въехал ему локтем в живот. Они прошли мимо, и исчезли в направлении Стены.
Не знаю, что было в голове у Жоры, и что он подумал, увидев меня вместе с женой Босса. Но, признаюсь, старшина сделал просто идеальный выбор – и для себя, и для меня. Навсегда забыть все. Отречься. Словно никогда ничего не было.
Дальше Елена Ивановна молчала, а я тоже на время утратил дар красноречия, и так, в принципе, мы и добрели до ее домика. Внезапно Цербер залаял, завилял хвостом и помчался вперед. Заросли дикого винограда, оплетающие крыльцо, зашевелились, и оттуда с диким хохотом выскочила девочка. Она обхватила псину и завизжала, как сирена: «Пуся! Пусичка!».
Мы были рядом, и малявка – на вид лет пять, а внешность – общая для всех спиногрызов, прям не отличить, что объясняется, видать, их слишком маленькими рожицами – подняла глаза на нас.
– Мама! Ты Пусю привела! – взгляд девочки остановился на мне, и ее лицо приняло недоверчивое выражение.
Признаюсь, она тоже мне не понравилась. Дети вообще не вызывали у меня никаких чувств, как и собаки, как и остальные животные. Поверьте, никаких эмоций – пока я с ними не сталкиваюсь. А вот когда они рядом, мешают моей жизни, разрушают комфорт, отягощают досуг – ненавижу!
«Пуся», – вот как она назвала моего адского зверя. Я бы, наверное, в другой ситуации отвесил бы мелюзге пинок, так, чтоб она отлетела в одну сторону, а ее Свинка Пепа – в другую. Но дармоедка была дочерью Кареглазки. Викрам гнойный!
Я пошарил по карманам, но не было ничего, что можно было бы подарить мелкому чудовищу. Подарки – ключ к сердцу любого существа, вспомните взаимовыгодное сотрудничество европейцев и аборигенов Нового Света. Только листок, который остался после написания сценария. Быстро, пока Крылова обнималась с ребенком, а Цербер скакал вокруг, я смастерил поделку, и протянул девочке под нос. Она сначала скривилась, а затем спросила, что это.
– Самолет, настоящий самолет. Только маленький, как и ты, – ответил я максимально дружелюбно, запихав презрение поглубже внутрь. – Смотри!
Я запустил самолетик, и он пролетел метра три удивительно хорошо. Малявка улыбнулась, засмеялась, пролепетала «спасибо» и побежала за бумажкой. Елена Ивановна удивилась.
– Я не думала, что ты любишь детей, – сказала она, поглядывая, как дочь запускает самолет.
– Ты многого обо мне не знаешь. Я – один позитив, – она улыбнулась, и я понял, что поступил так, как нужно.
На самом деле, я едва не спошлил, типа «люблю детей, и люблю их делать». Хорошо, что сдержался. Ученая попрощалась, не интимно, но вполне дружелюбно, а затем ушла с ребенком. Милана, – так звали ее дочку. А я подумал: «Ладно! Если эта шавка выживет, то встав взрослой, составит компанию мамашке в Спермоферме».
И я пошел к себе. Да, кстати, для меня с Цербером подобрали жилье, и это было замечательно – еще немного, и я сжег бы к дьяволу всю эту казарму вместе с толстым онанистом. А так, теперь у меня был свой маленький, но уютный вагончик. Достался от Налеткина, погибшего в Межнике. Все, что ни происходит – к лучшему.
****
Нижний тоннель был холодным и сырым. Гермес-Афродита продрог, но терпеливо ждал. Наконец, скрипнула дубовая дверь, и показался Тринадцатый.
Апостол Аваддон был рослым, атлетичным мужчиной. Поговаривали, что ему под девяносто, но Гермес не дал бы ему больше пятидесяти – он еще помнил людей такого возраста. Даже в преклонных годах Пастырь пастырей был красив, короткие русые волосы не имели и следа седины, пронзительные голубые глаза были наполнены сочувствием и добротой, что контрастировало с его деятельностью – защитой Апокалипсиса.
Естественно, апостол Аваддон не руководил Синдикатом от самого начала – и сам титул, и власть ему соответствующая, были переходящими. Аваддон был уже пятым Тринадцатым апостолом, направляющим богобратьев на выполнение задач Божьего промысла. Но – именно на его каденцию пришелся Апокалипсис. Великий человек…
Рука Тринадцатого опустилась на плечо синдика, заставив вздрогнуть.
– Я думаю, что тебе нелегко далось это превращение, – заметил апостол. – Покойный Стикс принял неожиданное решение, несомненно правильное, но, я все же шокирован, как и все. Конечно, страшно такое пережить… Тебе нравится новое имя – Афродита?
– Насчет страшного… – Гермес скривился. – После операции мне устроили Снисхождение. Обряд не был завершен, но я чувствую, что со мной что-то не так. Я вижу странные видения, и во мне, как будто, что-то есть. Что со мной?
Он сам удивился, что сказал это. Блин, балаболка – как баба! Но, ему требовалось больше узнать о сорвавшемся ритуале. А кроме апостола, это вряд ли кто смог бы объяснить.
– Что? Инкарнация?! – Тринадцатый изменился в лице, и вовлек его внутрь комнаты, из которой только что вышел. – Кто так решил?
– Я знаю, что Буревестник настаивал. И Стикс уступил.
– Старейшина Захария в последнее время меня удивляет, – расстроился апостол. – Инкарнация заменяет сознание. Синдикат делает такое редко, только в случае острой необходимости. У тебя было помутнение? Ты сошел с ума? Иногда это делается с людьми, чей разум повредился.
Смена пола, и почти сразу же – инкарнация. Слишко странно. Тринадцатый не скрывал потрясения. Удивительно – Гермес ожидал познакомиться с хладнокровным убийцей, руководившим реализацией Божьего плана, а увидел сердобольного эмоционального интеллигента.
– Была ведь операция… но, я оставалась адекватной… ОСТАВАЛСЯ, – поправился Гермес, умолчав о своем срыве в поезде. – Я не имею права критиковать приора, но не знаю, почему он так решил поступить со мной. Я был готов незамедлительно вернуться к поискам Ковчега. Но… оказалось, что Ковчег уже у Буревестника. Как только мы со Стиксом узнали об этом – на паровоз напали.
– То есть, ты все-таки обвиняешь старейшину? – голос апостола звучал серьезно, но он улыбался. – Ладно, я закрою на это глаза. И да, Захария до сих пор не сообщил, что Ковчег у него. Правильно, что ты не рассказал Коллегии – мы сначала должны понять, что происходит.
Гермес заинтересовался комнатушкой, выглядевшей как небольшой музей артефактов. Его внимание привлекла большая стеклянная колба на мраморном постаменте. В ней лежал огромный, размером с голову, бутон розы – немного подвявший, но не засохший полностью. Где-то он такое видел… НЕТ! Не может такого быть!
– Инкарнация – это передача человеческого тела Спящим? Суровому Богу? – вернулся синдик к вопросу незавершенного обряда, и увидел, как надулись ноздри Тринадцатого.
– Это божественная эманация, – расплывчато ответил апостол. – Я думаю, что твои видения – лишь посттравматическое явление. Я попрошу приготовить специальный отвар – он поможет скорее прийти в норму, и даст силы твоему разуму сопротивляться. Постепенно галлюцинации сойдут на нет. Но пригубливать отвар нужно будет ежедневно.
Гермес-Афродита благодарно кивнул – хорошо, что его не собирались убивать или завершать «зомби-ритуал». Хотя обещания здесь не стоят и ломанного гроша…
– Я не уверен, что могу полностью доверять отцу Захарии, – Тринадцатый нахмурился. – Твои свидетельства лишь усугубляют подозрение, что он играет во что-то свое. Ты ведь знаешь пророчество? То, еретическое – но мы не достигли бы успеха, если бы закрывали глаза на все, что отличается от наших догм.
– Вы о том, что Ковчег пробудит Саморожденного?
– Да… в пророчестве говорится о Ковчеге, который станет предвестником великой войны между людьми и Спящими богами. Разумеется, сами черви человеческие будут слишком слабы перед мощью Сурового Бога. Но, среди них появится избранный, который бросит вызов Абраксу. Он станет богом Саморожденным, и он будет помечен сигиллой Ахамот.
– У него будет знак Ахамот? Серьезно? Не пентаграмма ли? Это фантазия… и, вероятно, сильно извращенная. Мы же уничтожили церковь Неофитов, от которых и происходит это пророчество. Переспросить не получится? – Гермес рассмеялся.
– Конечно. Еретические сказки. Но мы должны быть настороже. Нужно закрыть вопрос доверия к Захарии. И найти Ковчег. Ты готов закончить Святое мероприятие? – внезапно спросил Апостол.
– Я здесь именно для этого, – ответил Гермес.
Он был доволен, ведь все шло так, как он и спланировал. Убить Тринадцатого? Это не его план. По крайней мере, не сейчас, когда апостол был окружен идеальными ассасинами. А вот получить санкцию на Буревестника – это было круто.
– Что это? – спросил Гермес о розовом бутоне в колбе.
Тринадцатый замешкался, как будто не хотел говорить. С минуту он задумчиво смотрел на синдика, и наконец ответил.
– Это Этернум – мистический артефакт, дарованный нам свыше, – увидев недоумение в глазах Афродиты, он тихо добавил. – Считается, что Этернум – это Врата Бога, они управляют временем, находясь сразу и в настоящем, и в будущем, и в прошлом. По легенде, цветок оставил Синдикату сам Распутин, поэтому Этернум еще называют Распутинской розой, – апостол заговорщически улыбнулся. – Суеверие, короче.
****
На следующий день все завертелось еще быстрей. Напряжение от Крыловой передалось всей команде, и мы активно работали, чтоб найти хоть какую-то зацепку насчет Ковчега.
Сначала мы битый час рассматривали карту, на которой Мчатрян обвел разные города. Очевидно, что это были места, которые он посещал или хотел посетить. Некоторые из локаций были очень далеко, некоторые – совсем близко, но все они были объединены одним – в каждом из пунктов было учреждение, занимавшееся медициной или наукой.
Затем мы пролистали тетрадь с непонятными символами, часть из которых была похожа на буквы кириллицы, часть на латиницу, а еще одна часть – ни на что из того, что мы знали. Возможно, что Елена Ивановна была права, и ключ от шифра заключался в том тексте: «…Бог не только создал тварь, но и сохраняет свое создание. Укажешь ли ты на ангелов, или архангелов, или на высшие силы, и вообще на все видимое и невидимое – все находится под Его промышлением, и если бы стало вне Его деятельности, то распалось бы, разрушилось бы и погибло бы».
Поиск в Интернете ничего не дал, поэтому я забрал листок с церковной книги вместе с тетрадью, и отправился в библиотеку. Валериец с Бергман остались изучать диски, их главной задачей стало определение, откуда взялись видеозаписи. Крылова предположила, что ампула со старым штаммом фуремии появилась оттуда же, откуда и видеозаписи – а потому была большая вероятность, что и Ковчег нашелся там.
