Текст книги "Киносценарии и повести"
Автор книги: Евгений Козловский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 37 страниц)
Хозяин кивнул.
– Пошли? – и, взяв Алину под руку, капитан направился к лестнице.
– У тебя что, дела?
– Неотложные, – согласился он. – Еду обедать с любимой женщиной капитана Мазепы.
– Обедать? – удивилась Алина. – Тебе что, не интересно? Или снова свои?
– На сей раз мне не интересно, – сказал капитан, – потому что все ясно.
– Поражаешь?
– Отнюдь, – сделал Богдан лягушачьи губы. – Стиль работы.
– Ну, и что тебе ясно?
– Маленький секрет. Конан-Дойля читала? Надо тянуть интригу. Ты помнишь, чтобы Холмс хоть раз раскрыл свои секреты Ватсону прежде, чем довел дело до конца?
– А я у тебя, выходит, за Ватсона?
– За Конан-Дойля. Ну, расскажу я тебе – и читатели твои на двенадцатой странице помрут со скуки. Станешь преднамеренной убийцею с отягчающими обстоятельствами. Статья сто вторая, пункт "е". Ты этого хочешь?
– Положим, – согласилась Алина.
– Жесто-окая! А я отказываюсь быть в этом массовом убийстве соучастником! – припечатал Мазепа страстно.
Алина пожала плечиками.
– А куда едем обедать? Тоже секрет?
– Отнюдь, – возразил капитан. – В "Трембиту".
– В "Тремби-и-ту"?!
– А что? Кормят там вкусно. От потери, думаю, уже оклемались – не государственное же заведение: бабки надо строгать!
– Ненавижу, – выплеснула Алина скопившееся раздражение, – когда менты употребляют жаргон!
– А мне, – отпарировал Мазепа, – наоборот, дико нравится, когда журналистки употребляют слово "менты".
Кормили в "Трембите" точно: вкусно. После горячего, в ожидании десерта, Алина решила подкрасить губы. В зеркальце отразилось, что портьера, скрывающая служебный ход, дрогнула.
– Наблюдают, – шепнула Алина Богдану.
– Нехай, – ответил тот.
– А вдруг выстрелят?
– У меня хорошая реакция.
– А если – в меня?
– На фиг ты им нужна?!.
– А если?
– Заслоню своим телом, – произнес капитан торжественно. – Как Александр Матросов – Родину. Как Набоков – Милюкова!
8. НАЗАД – НА МЕСТО ПРЕСТУПЛЕНИЯ
– Нашли? – с агрессивной надеждою встретила капитана с Алиною давешняя потерпевшая.
– Какая вы, Галя, скорая! – изумился капитан. – У вас в Виннице все такие? Пиф-паф ой-ой-ой – и все, по-вашему? Так, Галя, только в кино бывает. Вы, кажется, забыли, в каком государстве живете.
– Хоть надежда-то есть? – помрачнела хозяйка.
– Надежда, очаровательная Галочка! Ничего, что я вас так? Надежда всегда должна умирать последней. Супруг дома?
– Да вы заходьте!
– Летом, летом, – отмахнулся капитан.
– Так и так же ж лето ж! – изумилась Галочка, но капитан уже кивал: выйдем, мол, – появившемуся в прихожей хозяину.
Тот кивнул в свою очередь – понимающе-согласительно – и принялся надевать башмаки.
– Куда это вы? – встревожилась вдруг хозяйка.
– Подышать свежим воздухом, – ответил супруг с плохо скрытою ненавистью.
– Я с вами! – Галочка решительно не собиралась спускать с мужа глаз.
– Обчистят, – сказал капитан очень серьезно. – Шубы-то остались. Надо сторожить.
– Верно, – согласилась хозяйка, на мгновенье задумавшись. – Верно. Сторожить – надо. Спасибо вам, – и временная дверь закрылась за нею.
– Детей нету? – спросил капитан у хозяина, когда они втроем спускались по лестнице.
– Да если б дети! – вздохнул тот.
– На развод уже подали?
– Нет, – ответил хозяин по инерции. – Я ей еще и не говорил! А откуда в знаете?! – встрепенулся вдруг весь. – Я никому не говорил!
Они вышли на улицу, в сиреневых тонов вечер. Две дамы гуляли вдалеке со внушительными собачками – больше рядом не было никого.
– Я много чего знаю, – отозвался капитан и обнял Алину за плечи. – Не первый год, слава Богу, на земле живу. В общем, так. Вора я, как вы понимаете, могу найти мгновенно. За руку, так сказать, схватить. И – все украденное. А могу, конечно, и не найти. Вы следите, следите за моей мыслью! Или найти, но не все. Часть. Наименее ценное. Где-нибудь, скажем! на вокзале! в камере хранения! автоматической! В ячейке, предположим, номер двести восемьдесят три. Она в закутке, практически всегда бывает свободна. А остальное! остальное спишем на первый же труп. Вот так. Пиф-паф ой-ой-ой!
– Да вы в своем уме?! За кого вы меня принимаете?! – не вполне естественно возмутился несколько помертвевший хозяин.
– Ах, вы про Алину?! – сказал капитан. – Алину вы не бойтесь: я ее люблю. Новость несвежая, но вполне достоверная.
Хозяин помолчал. Собачки тявкнули друг на друга и принялись носиться по газону.
– Ну, и сколько я вам за это буду! должен? – робко спросил хозяин.
– Даром, – ответил капитан. – Это будет мой первый свадебный подарок невесте. Пойдешь за меня, Алина? А?
Та не то не понимала ничего, не то как-то не решалась понимать.
– Но ведь вы знаете! у меня! – хозяин все косился опасливо на журналистку. – Я ведь пятьдесят тысяч потеряю – не замечу!
– Знаю-знаю, – отозвался капитан. – Догадываюсь. Только не надо. Запомнили? Двести восемьдесят три. Привет, – и, взяв Алину под руку, резко пошел к "Шевроле не Шевроле".
– Инсценировка, да? – спросила Алина. – Сам у себя украл?
– Видишь: и объяснять не пришлось, – развел рукам Мазепа. – Взяла и догадалась. Умненькая потому что.
Капитан запустил двигатель, откинулся на сиденьи, сказал с какою-то вдруг тоской в голосе.
– Женился черт знает на ком! Она ведь все на раздел потребует. Глазенки-то видела как горят? Я тоже, знаешь, однажды! сдуру! на такой же! свиннице!
Ревность, что ли, в Алине взыграла:
– А меня зачем потащил? Поразить широтою души? Ну как стукну?
Капитан несколько мигов провел в мерзлой неподвижности, потом резко та даже отшатнулась – взял в ладони алинино лицо, заглянул в глаза в свете неблизкого фонаря.
– Знаешь, милая, – сказал. – Если я снова ошибся – я просто пущу себе пулю в лоб. Если я снова ошибся – значит я ошибся вообще! Понимаешь? В представлении об этом мире. Онтологически. А тогда – фиг ли он мне нужен?!
И Алину поцеловал.
9. ПОЧЕМУ НЕ ПОШЛА КРОВЬ?!
Засыпая, Алина все думала о прошлогоднем убийстве в кооперативном ресторанчике – сегодняшний обед освежил впечатления о месте действия, неудивительно потому, что ей отчетливо, как наяву, приснилось нападение: снова подкатила с визгом машина, снова двое в платках и джинсовых кепках ворвались в зал, снова начали полосовать очередями и одиночными, только вот стекла бара сыпались как-то неестественно медленно, словно осенние листья. Еще медленнее полз по стене убитый!
Алина открыла глаза. Сильный, большой капитан спал рядом безмятежным младенческим сном. Эта безмятежность почему-то разозлила Алину. Она потрясла Богдана за плечо.
– Слушай! как же так получилось? Я отчетливо видела на фотографии. У него рукав был закатан. Голая рука, почти по локоть! И осколком стекла до самой кости.
– У кого у него? – капитан возвращался из сна с большой неохотою.
– Как у кого?! – возмутилась Алина. – У бармена!
– Ну? – никак не мог сообразить капитан, чего она от него хочет.
– А крови – не было! Понимаешь, да? Ведь его убили выстрелом в лоб? Не в сердце? Значит, кровь от пореза должна была пойти?! Стекло-то разбилось в те же секунды? Так, я спрашиваю?!
– А черт его знает, – ворчливо отозвался Мазепа. – Какая тебе разница? Говорю ж – свои дрались, – и повернулся на бок, закрыл глаза.
Закрыла глаза и Алина и увидела, как директор ресторана, в котором пока целы все стекла и вся посуда, тащит по полу труп бармена, укладывает под стойку, подправляет, чтоб было похоже на естественное сползание, вытирает кровавые следы по пути следования, говорит что-то в трубку телефона и ждет, ждет, ждет! И только после этого с визгом останавливается возле ресторана автомобиль – нет, неверно, не с визгом: тихонечко, интеллигентно! – и выпускает спокойного мужика с автоматом под полою: ни тебе никакого гангстерского платка, ни тебе рыночной джинсовой кепочки. Мужик оглядывается, встречается на середине зала с подошедшим ему навстречу директором, негромко совещается с ним и только уже после этого вскидывает автомат, а директор – передергивает затвор браунинга, – и они вдвоем начинают палить в стекла и посуду!
Под этот воображаемый стеклянный звон Алина и заснула – на сей раз глубоко, без видений.
10. ИСКУШЕНИЕ БРИЛЛИАНТАМИ
Два дня спустя Алина получила извещение на бандероль и удивилась: из Москвы она не ждала ничего: родители из принципа (Алина никогда не понимала этого принципа) не дарили подарков не на Новый Год или день рождения, с Мазепою же Алина расставалась разве что на час-другой в сутки. Она заполнила бумажку паспортными реквизитами, поинтересовалась по обыкновению, не нужны ли отпечатки пальцев и получила от обидевшейся девицы небольшой, кубического вида, сверток.
Шаг всего (чтоб не мешать очереди) от окошечка отойдя, Алина с веселым любопытством принялась распаковывать бандерольку: приятно, знаете, все-таки получать сюрпризы! Под бумагою оказалась коробочка под шагрень.
Алина нажала кнопочку. Крышка откинулась, обнаружив сияющее, переливающееся всеми цветами спектра усыпанное бриллиантами платиновое колечко. Замерла в восхищении. Покойный муж, как мы уже знаем, жил не бедно, однако, ничего подобного не мог позволить себе подарить жене. Если бы, предположим, даже и искренне захотел. Нищему же, несмотря на его "Шевроле не Шевроле", Мазепе и подавно подобные презенты были не по карману.
Алина чувствовала, что что-то с этим кольцом не так, какое-то тут недоразумение, но удержаться, не примерить, не смогла. Как назло оказалось точно впору на левый безымянный пальчик. Сняла, хоть и не хотелось расставаться с вещичкою, уложила назад в коробочку, щелкнула крышкой. Вернулась к окошечку.
– Это точно мне, девушка?
Обиженная девушка только фыркнула и прилепила к стеклу извещение: адрес был обозначен алинин, с точным индексом, и фамилия, и отчество. И никакого – обратного.
Алина пожала плечами, вышла на улицу. Снова достала кольцо, насадила на пальчик. Под солнцем бриллиантики переливались еще нестерпимее.
Едва повернулся в двери ключ, Алина вылетела в прихожую, стала в дверном проеме, перегораживая его, словно жена из анекдота или кинокомедии, поджидающая мужа-алкаша.
– Что это такое? – сунула под нос капитану пальчик с колечком.
– Это? – замешательство в глазах Мазепы билось мгновенье, не дольше. – Очередной мой подарок. К свадьбе. Не подошло? Не беда, поменяем! Или не понравилось?
– Врешь! – отрезала Алина. – Откуда у тебя такие деньги?
– Ты еще спроси, откуда у меня "Шевроле".
– А правда, откуда у тебя "Шевроле"?
Дверь квартиры напротив стала эдак незаметненько, по миллиметру, приоткрываться: соседка не могла пропустить скандал.
– В комиссионке купил. По случаю. За четыре с половиной тысячи.
– Смешно, – не рассмеялась Алина. – А кольцо за сколько?
– Кольцо? – переспросил капитан, словно был глуховат, повернулся, резко одолел четыре метра до двери напротив, потянул за ручку, но нос соседке прищемить, видимо, не успел: иначе Алина могла себе представить, какие понеслись бы вопли.
– Кольцо-кольцо!
– Кольцо, – вернулся капитан, – в наследство досталось.
– От фирмы "Икар"?
Капитан схватил Алину за руку, потащил по лестнице вниз, открыл зев мусоропровода.
– А ты выбрось, выбрось его, – посоветовал. – Выбрось!
– Жа-алко, – улыбнулась Алина после паузы и поиграла бриллиантиками под светом далекой пыльной лампочки.
– Тогда – носи! – и капитан, бросив Алину возле мусоропровода, через две ступеньки на третью взлетел на площадку, скрылся в алининой квартире.
11. МИЛИЦЕЙСКИЙ МАЙОР – ПОКЛОННИК СОЛЖЕНИЦЫНА
И снова сидела Алина в кабинете Мазепы, и снова листала то, прошлогоднее, "дело". Рука, посверкивая бриллиантиками, работала по инерции, что изобличало неоднократность и почти бездумность процедуры, но вдруг получила приказ от мозга, вернулась на несколько бумажек назад, остановилась у фотографии убитого, помедлила мгновенье, пошла на лист вперед: на фото общего плана. Снова двинулась дальше, но уже медленно, внимательно: фотографии, тексты, документы!
Вот она, заноза! На фото – гильза и рядышком – сплющенная пуля, извлеченная из стойки бара.
Алина несколько раз перевела взгляд с пули на гильзу, с гильзы на пулю, полезла в шкаф, извлекла каталог оружия. Остановилась на маленьком, ладном "зауэре". Справилась для верности, хоть помнила его наизусть, с заключением баллистической экспертизы.
Встала, вышла в коридор, зацокала каблучками по лестницам, переходам, отвечая на приветствия встречных: ее тут уже почти все знали, – и добралась, наконец, до двери с надписью "Криминалистический музей", толкнула ее.
– Не могла б я взглянуть на "зауэр"? Подержать в руке. Как он выглядит? – обратилась к немолодому толстому майору, читающему Солженицына.
Майор, кажется, был один из немногих, ради которых надо было три фразы назад вставить слово "почти".
– Что-то я вас не припоминаю. У вас разрешение есть?
Алина вынула из сумочки измятую, полковником подписанную, секретаршею припечатанную бумажку. Майор внимательно изучал ее, сверял лицо предъявительницы с фотографией на предъявляемом.
– Ну! – нетерпеливо подогнала Алина: длинное путешествие по запутанным коридорам, а теперь вот еще эта идиотическая медлительная недоверчивость майора грозили разрушить в сознании смутную догадку, которую Алина пока не сумела бы даже сформулировать.
– Что – ну? – майор был более чем невозмутим и явно не спешил никуда – даже вернуться к прерванному чтению.
– "Зауэр", "зауэр"! – протянула Алина требовательную ладошку.
– Ах, "зауэр"! – обрадовался майор тому, что понял, наконец, чего от него ждут. – Да что вы, обворожительная гражданочка! "Зауэра" у нас нету! Что вы! Откуда?! У нас вообще импортного оружия не бывает. Самоделочки в основном: ножи, заточки. Есть один старый "ТТ". Просверленныей. Если хотите! – и майор чуть было не скрылся в закутке.
– Погодите! – остановила его изумленная Алина. – А чего ж вы тогда голову морочили, разрешение спрашивали?!
– Разрешение? – задумался майор снова.
Алина повернулась на каблучках, вышла, хлопнула дверью.
Майор потянулся за отложенным Солженицыным, но, прежде чем открыть книгу, пробурчал.
– А потому, барышня, что то, что у нас ничего нету – это тоже секрет. Может, самый как раз главный!..
12. НАД ОБРЫВОМ
Когда Богдан пригласил Алину съездить на дачу, ей и в голову не могло прийти, что придется пилить добрых часа полтора: не дача, а загородное, что ли, именье; крохотное, но именье: уединенное, довольно высоко в горах, – эхо выстрелов звучало здесь суховато и разносилось далеко.
Стрелял Мазепа не по стандартной мишени, а по плакату застойных времен, изображающему бравого милиционера, поганой метлою выметающего всяческую нетипичную нечисть: воров, хулиганов, хапуг, расточителей народного добра. Плакат укреплен был на дощатом щите, тот на столбе, а столб вбит в каменистую почву на краю запущенного огородика, над самым обрывом, идущим к полупересохшей речушке, на другом берегу которой торчали голые скалы. Алина в бинокль видела, как в ореоле мелкой щепы из дощатой подложки возникают с интервалом в полсекунды пулевые дырочки точно посреди лбов (как в "Трембите"!) всех нехороших этих выродков, а потом нимбом располагаются вокруг головы краснощекого милиционера.
– Пиф-паф ой-ой-ой, – сказал, наконец, капитан и выдул из ствола пороховой дым.
– А можно – я? – спросила Алина.
– Чего ж я тебя сюда тащил? Думаешь, только похвастаться собственной целкостью?
– С тебя бы как раз сталось! Вильгельм Тель!
Капитан перезаряжал пистолет.
– Только как за патроны отчитаешься?
– Перед кем? – с некоторым вызовом поинтересовался Мазепа.
– Ну! перед!
– Девочка ты моя милая, – сказал Богдан наставительным, усталым тоном. – На тренировочные стрельбы нам в год выдается девять патронов. Девять! И те – в тире, с рук на руки. Пиф-паф ой-ой-ой, как говорится. Так что если пользоваться только теми, за которые следует отчитываться! Вижу, вижу немой вопрос в твоих очаровательных глазках: а где ты их, Мазепа берешь?! Если скажу, что покупаю на черном рынке, ты, во-первых, конечно же спросишь, откуда у меня деньги, и уже во-вторых – уличишь в потакании преступности. Остается предположить воровство и коррупцию в недрах самого Министерства Внутренних Дел, не так ли? Ты права, моя маленькая: все это чрезвычайно! крайне печально. Но согласись: куда печальнее было бы, если б меня – пиф-паф ой-ой-ой при исполнении из-за того, что я тренируюсь раз в год девятью патронами, а они – когда захотят и сколько захотят. Единственное, как сказал некогда скучный, но великий Герцен, что охраняет нас от дурных российских законов – это столь же дурное их исполнение. Да, и зафиксируй, пожалуйста, для будущего очерка высокий образовательный статус рядового оперуполномоченного. Ну, стреляй!
– А мишень?
– Что – мишень?
– Не поменяешь?
Капитан пожал плечами.
– Экономишь на невесте? – осведомилась Алина.
– Экономлю силы для невесты. В тех же самых недрах, дорогая, этих мишеней! Настоящих, кружочком – таких дефицит, а этих! Вот на днях pyeryestroyka, – последнее слово капитан произнес с утрированным иностранным акцентом, английским, что ли, – пиф-паф ой-ой-ой! – новую пачку притащу. Со очередным сюжетом.
– В чем же тогда проблема?
– Давай пари: если хоть одна пробоина после твоей стрельбы там добавится, – кивнул капитан на изодранный плакат, – выполняю три любые твои желания!
– Любые?!
– Чтоб мне птички в рот накакали, – поклялся Богдан.
– И даже расскажешь про убийства в "Трембите"?
– О, Господи! – шлепнул капитан ладонью по лбу в не столь уж и шутливом отчаянии. – И далась тебе эта паршивая "Трембита"!
– Расскажешь или нет?
– Расскажу, расскажу!
– Честно?
– Ты попади сначала!
– А если не попаду?
– Не попадешь – не расскажу.
– Это весь мой проигрыш?
– Не весь! – раздраженный разговорами о "Трембите", капитан только сейчас вспомнил, что предложил пари. – Пойдешь со мной в погреб.
– Зачем это, интересно? – дурашливо закокетничала Алина.
– Не за тем, не за тем, размечталась!
– Бурбон! – шлепнула Алина Мазепу ладошкою по плечу.
– Мама велела привезти грибков, – пояснил он. – И маринованных помидорчиков. Собирается знакомиться с невестою сына, устраивает большой парадный ужин. Старенькая совсем стала. Первое лето на даче не живет. А я смерть не люблю разбираться в этих банках!
Алина изготовилась. Капитан согнал с лица тень грусти, возникшую, едва он заговорил о маме.
– Погоди, не так! – и обнял Алину, показывая позицию для стрельбы, но несколько переувлекся телом невесты.
– Ну Богдан, ну чего ты! Я же еще не проиграла! И вообще – мы же только что! Мальчишка!..
13. КАК УБИВАЛИ КАПИТАНА МАЗЕПУ
– Расскажи, как тебя убивали! – они ехали с дачи в вечерней фиолетовой мгле, особенно располагавшей к интимной доверительности, что, впрочем, не помешало Алине, едва она произнесла непроизвольно эту фразу, подумать:
"Если в один прекрасный день я напишу детектив, так его и назову: ?Расскажи, как тебя убивали!"" – вернее, подумать, что, имея такое название, грех не написать как-нибудь детектив в стиле Чандлера.
– Убивали? – переспросил капитан.
– Н-ну! – Алина старалась не спугнуть Богдана, подбиралась на кошачьих лапках интонации, – !два покушения.
– Ты и про покушения знаешь? Кто донес?
– Я журналистка, миленький! Хорошая журналистка!
– Это-то и печально, – констатировал Мазепа после паузы-вздоха.
– Лучше расскажи, чем печалиться, – погладила Алина его по щеке.
Капитан почти что поплыл.
– Ну, как убивали?!. Обыкновенно. Пиф-паф ой-ой-ой!
Алина вкрадчиво прервала восстановившуюся было паузу наводящим, как говорят в школе, вопросом:
– Стреляли?
Капитан мотнул головой.
– Кирпичом в подворотне.
– А как же твои хваленые реакция, интуиция?
"Вот уж это-то я, кажется, зря", – подумала, еще не закончив ехидную фразу.
Богдан, однако, на ехидство, слава Богу, не отреагировал.
– Не реакция с интуицией, – ответил, – так и убили б!
– Не поймал?
Мазепа промолчал.
– И не догадываешься, кто?
– Ну, при моей работе!.. Кандидатов – пруд пруди. Себе дороже высчитывать. Я же сыщик, любимая. Отличный сыщик.
– Выходит, ты не со всеми преступниками остаешься в друзьях? – взбесилась Алина, чувствуя, что атмосфера атмосферою, а Богдан по обыкновению ничего, в сущности, так и не расскажет.
Он взглянул на Алину: странно как-то, недобро.
– Извини, – отреагировала она, злясь сама не зная на кого больше: на себя, на него.
Он, кажется, извинил. Помолчав, Алина решилась продолжить расспросы.
– А! второй раз?
– Второй? – переспросил Мазепа, и лицо его стало жестким, холодным. Второй эти с-суки! Мама попросила свозить на дачу: весна, на грядках покопаться. Как раз накануне нашего с тобою! первого! знакомства. Засиделись дотемна, вот почти как сейчас. Помнишь? – у нас прямо от дачи дорога идет немножечко вверх и все по прямой. Потом перевал, крутой спуск и сразу – резкий поворот. Ну вот, – кивнул назад,, – минут пять как проехали. На спуске я обычно машину не держу и к повороту подхожу милях на пятидесяти!
Голос капитана звучал ровно, безэмоционально, как бы приглашая Алину вообразить себя на месте богдановой мамы (даже банку помидоров та, наверное, держала точно так же, на коленях)!
!Стрелка спидометра подрагивает возле отметки "50".
"Это примерно восемьдесят километров в час", – пересчитывает Алина.
Капитан ведет машину на автопилоте, руки-ноги делают свое дело рефлекторно.
И вдруг что-то меняется в Мазепе. Алина (мама) скашивает взгляд: правая нога Богдана вместо ожиданной упругости тормозной педали встречает полную, до упора, до пола ее податливость: поэтому машина не снижает скорости – только разгоняется под уклон.
Поворот приближается. Капитан пробует включить низшую передачу – в коробке хрупает, скрежещет, и рычаг переключения начинает болтаться в гнезде так же легко, как гуляет тормозная педаль.
Каменная стена, дорога от которой уходит резким изломом, надвигается на капот. Столкновение кажется неизбежным!
!Алина даже зажмурилась, забыв на мгновенье, что не машина, а воображение ее несет, что машина-то как раз идет ровно и безопасно, да и та, весенняя, накануне их первой с Мазепою встречи, поездка закончись благополучно – иначе некому и не на чем было б сейчас везти Алину из именья во Львов и она б даже не жалела об этом, потому что и не знала б, что существует на свете хвастливый этот, легкий, очаровательный милицейский капитан, рассказ которого так гипнотически вовлек Алину в то, давнее приключение, в котором он как раз!
!резко закладывает руль, от чего невыносимо скрипит, взвизгивает резина, и машина чудом вписывается в кривую, то есть не вполне вписывается: едва удержавшись на двух колесах, вылетает на встречную полосу, прямо к краю обочины.
Алина притискивает к себе банку с помидорами – вот-вот хрупнет стекло и польется на юбку маринад – как, наверное, притискивала ее к себе в тот момент богданова мама; только у той, надо думать, глаза были расширены от ужаса, потому что!
!навстречу, естественно, несется грузовик, и выворачивать на свою полосу уже поздно. Богдан поневоле берет еще левее, хоть, в сущности, левее уже некуда, и чудом разминается-таки с вонючей махиною, оглушительно чиркнув бортом "Шевроле не Шевроле" по стальной подножке.
Однако, расслабляться – как бы того ни хотелось, как ни просили бы перенапряженные нервы – не время: спуск продолжается, все такой же извилистый, даже, кажется, становится круче, и, словно в издевку, мелькают, пролетают мимо автомобиля ГАИшные предупреждающие зигзаги, треугольники, восклицательные знаки.
Алина (мама) тем не менее ослабляет хватку на стекле банки и даже чуть приулыбается, поймав себя на судорожном этом зажиме.
Капитан закладывает рулем невероятные виражи. Стрелка спидометра бьется уже за восьмидесятимильной отметкой – Алине не хватает соображения пересчитать в километры в час; резина дымится, в салон проникает резкий, противный запах гари.
Навстречу же, плавно, самоуверенно покачиваясь, идет огромный трайлер, груженный стоящим поперек платформы трактором!
– А что, – снова выпала из воображения в существенность Алина. – Грузовик, трайлер – это все тоже у них было подстроено? Как у Чейза? Такая тонкая разработка?
Капитан, обиженный недоверием, готовый замолчать, замкнуться, взглянул-таки на всякий случай на невесту: точно ли издевается? и увидел по ее побледневшему, нахмуренному, сосредоточенному лицу, что нет: серьезна, какою он ее и не видел еще никогда.
– Вряд ли. Когда у машины в горах отказывают тормоза, можно, в общем-то, ничего больше и не городить: жизнь – драматург крутой! Да оно и не так важно: подстроено, не подстроено!
– Странный ты человек, Мазепа, – отозвалась Алина, помолчав. – Все-то тебе не так важно! Ну, так что дальше?
– Дальше? – переспросил капитан, притормозил и на совершенно невероятном для такого маневра пятачке лихо, в три движения развернул "Шевроле не Шевроле".
– Куда? – встревожилась Алина.
– Туда! Лучше один раз увидеть!
Минут пять, пока ехали туда, молчали. Наконец, капитан развернулся снова.
– Вот, смотри: вот из-за этого поворота он и возник.
Тут и вправду появился на встречной полосе грузовик, который они недавно обогнали – не трейлер, конечно, но тем нагляднее продемонстрировал, какую надо проявить осторожность при разъезде.
Мазепа проявил и спросил:
– Теперь понимаешь? Если сотня на спидометре.
– Теперь понимаю.
– Ну а вот оно: мое счастье, мое спасение, – кивнул капитан на невероятной на взгляд Алины крутизны гладкий склон. – Пиф-паф ой-ой-ой! – и резко заложил руль.
"Шевроле не Шевроле" встал почти на попа.
– Чего ты делаешь?! – взвизгнула Алина, рефлекторно прижав к себе изо всех сил банку с помидорами.
– Вот так, – ответил капитан, медленно съезжая назад. – До того аж камня донесло.
– До того аж камня?!
– А-га. Мама помидоры разбила!
Алина подождала, пока бешеный грохот сердца сделается хоть вполовину тише.
– И что дальше?
– Дальше? – эхом откликнулся Мазепа. – Дальше, согласно закону всемирного тяготения, поехали назад. А тут как раз "жигуленок". Ну, и вышло – наперерез ему. "Жигуленок", конечно, не трайлер, да и скорость уже не та, однако, все равно, как сама понимаешь, неприятно. Особенно тем, кто в "жигуленке".
– Ну а дальше-то, дальше? – миг назад бледные, щеки Алины все более разгорались.
– Она ж у меня на передаче была! – объяснил капитан. – Рычаг обломился, а ее ж на передаче заклинило. На прямой. Ну, я и бросил сцепление!
Алина вообразила себе, как все быстрее несется "Шевроле" вниз по склону, практически падает!
!как бешено вертит капитан руль, чтоб миновать расселины и каменные глыбы, практически и не видные в почти уже полной тьме!
!как беззаботно мчит наперерез "жигуленок", водителю которого и в голову не приходит смотреть не на дорогу, а на крутой, к автомобильному движению невозможный склон!
!как бросает вдруг капитан педаль сцепления и взвывает мотор!
!бешено крутятся колеса в направлении, обратном движению!
!извергают белый дым, выбрасывают, пробуксовывая, мелкие камешки, а те – высекают искры!
!как "Шевроле не Шевроле" на мгновенье как бы задумывается и! успевает пропустить "жигуленка"!
!как из машины, которая снова, теперь задом, принялась уже ползти по шоссе, набирая энергию огромной своей массою, вылетает Мазепа и, обогнав, обогнув багажник, упирается в его металл с почти невозможной для человека силою!
!а сам тем временем лихорадочно шарит ногою в поисках камня!
!как находится, наконец, этот камень и, подброшенный под левое колесо, останавливает неостановимое, казалось, движение автомобиля!
– И удержал? – спросила Алина.
– Как видишь, – продемонстрировал Мазепа и себя, живого-невредимого, и "Шевроле не Шевроле".
– По крайней мере, безработица тебе не грозит. Будешь в цирке цепи рвать и гнуть подковы, – накопившееся в Алине напряжение требовало разрядки.
– Куда там! – махнул капитан рукою. – Знаешь, я потом что подумал? если б в машине не было мамы, я бы всех этих чудес не произвел. Смирился бы с собственной гибелью. Подсознательно!
Алина вообразила, как капитан, остановив "Шевроле не Шевроле", открывает правую дверцу, улыбается одними губами старушке, залитой маринадом.
– Кк, мама? Неплохо вожу, а? Пиф-паф ой-ой-ой? – и принимается собирать осколки стекла, кидать из машины.
Богданову маму Алина еще не видела, но ей почему-то представляется, что та тоже находит в себе силы улыбнуться и сказать:
– Хвастунишка!
Подобрав один из разбежавшихся по всему салону помидоров, капитан ловко посылает его в рот.
– Богдан! – ужасается мама. – Грязными руками!..
– Вот и все, – резюмировал капитан наиболее остросюжетную часть своего повествования и включил передачу, тронулся и стал дорассказывать уже в пути. – Достал переноску, залез под машину: шланги тормозные так чистенько подрезаны. И ведь знали же, с-суки, что я не один!
– Откуда знали? – спросила Алина.
– Они ж не во Львове это сделали: я б тогда и до дачи не доехал, уже там, на месте.
– Здравствуйте-пожалуйте! – возмутилась Алина. – Такое безлюдье! Неужели не мог опросить-выяснить, кто тут ошивался?
– Во-первых, кого ж опросить, когда сама говоришь: безлюдье!
– А во-вторых?
– А во-вторых! я, может, и без выяснений знал.
– Знал?!
– Все! – отрезал капитан. – Вопрос снят, тема закрыта! Как меня убивали, я рассказал. А кто убивал – это другой вопрос, обсуждению не подлежащий!
Алина уже в курсе была, что, если он тк говорит, лучше к нему не приставать, но очередная смутная догадка мелькнула в ее голове.
14. НЕГР ИЗ "ИНТЕРПОЛА"
Летом Алина, когда бывала дома одна, любила ходить в чем родила мама, сейчас же это имело добавочный смысл: приняв душ, благоухая шампунем, она, словно богатая покупательница в роскошном каком-нибудь магазине, капризно-внимательно окидывала взором разложенные вокруг наряды и украшения: и впрямь ведь – проблема: в каком виде показаться впервые родителям жениха, людям непростым, отставным артистам, некогда знаменитым во Львове; какой создать имидж. Проблема, впрочем, вроде бы легкая, приятная, а по Алине не всякий миг можно было это сказать: тень какая-то покрывала вдруг ее лицо, задумчивость нападала, которую сбросить стоило усилия!
Такую вот как раз, оцепенелую, прижавшую перед зеркалом к телу платье, но отражения не видящую, и застал ее поворот дверного ключа. Некому было быть, кроме Мазепы, о котором она как раз и думала, и Алина спросила, не сдвинувшись с места:
– А ты знаешь? Я не верю тебе, что ты простил им эту историю с тормозами.
Капитан появился в дверях: с огромным букетом, с тортовой коробкою, перевязанной лентою.
– Мне даже кажется, что ты! уже успел с ними рассчитаться. Иначе бы ты не был! таким.
– Каким? – поинтересовался капитан, подойдя к так и не обернувшейся ему навстречу невесте и нежно, легко провел пальцем по покрытой пушком позвоночной ее ложбинке – сладкая судорога передернула Алину.
