Текст книги "Та, что гуляет сама по себе"

Автор книги: Ева Софман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 30 страниц)

"Да, всё-таки если ты легковпечатлительная светловолосая особа, тут и слух оборотня не подмога…"

Таша, наконец отдышавшись, повернула голову. Алексас лежал рядом: мертвенно-бледный, в крови, коркой запёкшейся от левого виска до основания шеи, с закованными руками. Наручники были медными, с мелкой рунной вязью.

"Противомагические?.. Но как он…"

– Откуда же у вас такие замечательные игрушки, святой отец? – Таша искренне надеялась, что в голосе её звучит издевка. Однако ответная улыбка дэя была куда изощрённее в своей жестокости:

– Что только в церкви не найдётся, с кем только слуги Богини не сталкиваются. Весьма любопытное колечко у твоего друга… Я не стал рисковать. В конце концов, и те, и другие кандалы завороженные. Не расплавятся.

По спине прополз липкий холод.

– Что вы…

– Всё обернётся пеплом, – дэй отступил на шаг. – Полагается делать это на главной площади, но кое-кто изъявил протест. Сказали, запах будет. Так что… здесь, в общем, даже лучше.

И только тут Таша услышала, как снаружи глухим прибоем шумит толпа.

– Вы не можете!!! Я же… Наёмники убили маму и похитили Лив, я отправилась за ней, я…

– Отпущения грехов тебе не положено, но помолиться ты можешь, наверное. Это никому не воспрещается, – дэй отвернулся и двинулся к единственному, что сохранилось в избе на редкость хорошо – к двери. – Покой тебе и прах, Тариша Фаргори. Да найдёт твоя душа благополучно путь в преисподнюю.

– Нет, стойте, нет, пожалуйста, НЕТ!!!

Таша рванулась, и боль обожгла запястья. Значит, всё-таки кандалы – приковывающие цепью к ножке кровати.

Дверь захлопнулась.

– Подоприте.

Глухо стукнул засов. Что-то тихо скрипнуло, скрежетнуло. Шаги. Голоса. Звук…

Потрескиванье факела.

– Поджигайте.

– Я невиновна!! – яростно кричала Таша, брыкаясь, невзирая на боль, выворачивая руки, стирая до крови кожу на кистях рук. – Мы никого не убивали!!!

– Смерть оборотню!

– Да послушайте же вы!!! Маму убили наёмники, они… Пожалуйста, умоляю, я…

– Сжечь тварь! Сжечь!

– Сжечь!

– В огонь!

– Сжечь зверя!

Таша осеклась, слушая, как клич разносится по толпе. Вот уже хором. Вот уже не крики, а рёв. Торжествующий…

Треск. Шипение. Огонь не хотел заниматься. Вот кто-то радостно закричал, но смолк – заплясавшие было язычки пламени сникли и погасли.

– Плеснуть масла!

Широко распахнутыми глазами Таша смотрела на запертую дверь.

Нет ничего страшнее толпы. В толпе не найдётся ни одного, кто услышит, ни одного, кто проявит милосердие, ни одного, кто хотя бы подумает.

Всего-навсего за то, что она не такая, как они…

Хворост затрещал.

Толпа взревела.

Когда-то у этой самой избушки Таша избежала смерти. Наверное, избежать её нельзя: можно лишь выиграть отсрочку.

Она одолела виспа из Белой Топи, вернулась с того света и одержала верх над амадэем, чтобы быть сожжённой заживо в родной деревне.

"Но это же сон, это только кошмарный сон, такого не может быть… они не могут сжечь двух детей, я не могу умереть вот так, так глупо…"

Языки пламени взлетели под самые окна, заглядывая внутрь.

Глупая смерть. Действительно глупая.

Расплата за другую глупость?

Таша смотрела на танец огня. Пламенные струи тянулись ввысь, разбрызгивали искры, обволакивали дерево оконных рам – так пластично, так чарующе…

Таша смотрела на огонь, и в глазах её светилось отражённое пламя. Она не плакала.

Всё обернётся пеплом…

"Джеми. Алексас…

Зря вы пошли со мной, ребята".

Стена огня замкнулась и поползла вверх. Старые балки крыши сопротивлялись, сколько могли. Но силы были неравны.

Едкое марево обжигало лёгкие. Дым сочился сквозь каждую щель. Комната пропадала в сизой мгле. Интересно, дым или перед глазами всё плывёт? Голова кружится, всё как-то отрывисто… А, впрочем, какая разница. Наплывающее беспамятство – это совсем неплохо. Так, наверное, ничего не почувствуешь. Или проснёшься от боли? Сон, всё это – кошмарный сон…

Балки затрещали. Крыша обещала скоро рухнуть.

И тогда всё закончится.

"Это…

…правильно.

Прости, Лив. Я солгала. Я не вернусь.

Мама… папа… Арон.

За свою глупость я расплатилась, мы квиты. Подожди ещё немного. Ещё чуть-чуть…

Я иду".

Балки треснули в последний раз.

Во тьме гаснущего сознания она услышала знакомый голос, потом мелькнуло ясное небо, солнечный свет окутал её тёплой пеленой – и всё померкло.

Эпилог

Таша не сразу поняла, что проснулась. Во сне она бежала куда-то по солнечному лучу, а потом в один момент оказалось, что луч уже не сонный, а явный: он струится из окна, играя искорками пылинок, и обливает закатным золотом светлый тюль балдахина и белый камень потолка.

Таша повернула голову.

И улыбнулась.

– Знаешь, почему-то я так и думала, что первым делом встречу тебя…

Арон сидел в кресле подле кровати. Без улыбки, странно внимательно вглядываясь в её лицо.

Таша приподнялась на постели. Комнатка была небольшой и светлой. Стена с окном изгибалась полукругом, зеркало у двери отражало убранство в составе кровати, жёсткого кресла, письменного стола, тумбочки и шкафа.

– Мама, надеюсь, тоже где-то здесь?

Он не ответил – просто смотрел.

Что-то тревожило её. Что-то не отпускало.

Память…

Воспоминания приходили обрывками, не утруждая себя должным порядком или связыванием воедино.

…металлический свист, вспышка, лязг разбитого металла…

…"остановите его!" – прибой толпы возмущается в шторм…

…чистый воздух, вдруг оказавшийся в лёгких, и на миг у самых твоих глаз – небесная ясность глаз других…

…"ты спас зверя!"…

…подхватывающие тебя твёрдые, надёжные руки…

…"единственные звери здесь – это вы", и прибой толпы странно смолкает…

…"а теперь – домой".

С минуту Таша смотрела на дэя. Потом подняла руку и тронула почти зажившую, но саднившую ещё царапину на щеке.

"Ничего не понимаю".

– Я… не мертва.

– Нет.

– Но ты ведь мёртв.

– Нет.

Таша растерянно села. Босые ноги ощутили пушистый ворс светлого ковра.

– Я… я видела, как тебя убили. Джеми похоронил тебя. В хрустальной гробнице.

– Что создало мне немало проблем, – кивнул дэй. – Хорошо, что он положил меч, не то, боюсь, мне пришлось бы коротать вечность похороненным заживо. Не знаю, счёл бы Лиар это достойным возмездием… Впрочем, передо мной стояла определённая проблема, как разрубить мечом крышку гробницы, имея лишь пару вершков замаха и собственную грудь в качестве препятствия. Пусть даже меч волшебный.

Таша изо всех сил ущипнула собственную руку – и, ойкнув, потрясла кистью.

"Какой реалистичный сон, однако…"

– Ты хочешь сказать, что ты жив?

– И ты определённо тоже.

Таша фыркнула:

– И где же я тогда?

– В Фар-Лойле. В моей деревушке. Помнишь, я тебе говорил?

Таша встала. Оглядела своё отражение, облачённое в незнакомое платье – светлого хлопка, с короткими рукавами и широкой юбкой до колен. Пошатываясь, добрела до окна, выглянув наружу.

Ей открылся вид вдвойне прекрасный, так как окно оказалось расположенным на высоте тридцати аршинов над землёй: изумрудные луга, присыпанные пёстрой цветочной пудрой, предгорные холмы и позолоченная гладь огромного озера в ложбине.

– Деревню отсюда не увидишь. Башня стоит на окраине, а дома лепятся к горе.

– Что за башня?

– Башня звездочёта. Друга, который милостиво меня приютил.

Таша, не щурясь, смотрела на заходящее солнце.

– Это… не может быть правдой. Ты умер. Я видела, как меч пронзил твоё сердце. Я видела твоё тело, я просидела подле него до рассвета…

– И если бы выждала ещё час, сразу узнала бы много чего интересного. В себя приходишь не сразу, – до боли знакомо шелестнул шёлк. – На какое-то время я действительно почти умер… был близок к смерти настолько, насколько это возможно, оставаясь живым. Нечто вроде комы. Неприятное ощущение, должен сказать.

– Но…

– Амадэи бессмертны. И амадэй может умереть лишь от руки своего "брата", – он стоял прямо у неё за спиной. – Лишь один из двоих может убить другого. А поскольку мой Воин был во временном теле, его засчитали как чужака. Он предпочёл безопасную роль отдалённого кукловода, и то, что ты видела – лишь ложная оболочка. С большим сарказмом над собой, не могу не отметить. Он не стал придавать временному телу ни привлекательности, ни какого-либо сходства со своим телом настоящим.

"Ему об амадэях ведомо куда больше, чем кому бы то ни было. И я вижу, что он знает – ему не победить…"

Кусочек мозаики.

"Что ж, наверное, это действительно сработало…"

И ещё один.

"Они убили Воина…"

И ещё.

"Палач ведь сказал, что не собирается ограничиваться его убийством – и тут же убивает его. Почему?"

"Не знаю".

Кусочки мозаики, складывающиеся во что-то большее.

– Значит, и я не…

– Да. Лиар всё ещё жив – потому что умереть он может лишь от моей руки.

– И он знал, что не убьёт тебя?

– Конечно. Стал бы он лишать себя ещё пары сотен лет отравления моей жизни.

– Тогда зачем?..

– Если бы ты подчинилась его воле и предала меня, он бы победил. Он причинил бы мне боль. В этом и был смысл… чтобы ты вонзила мне нож в спину. Или меч в грудь, неважно. Если бы мы расстались тогда, когда ты была мне безразлична – вся игра сорвалась бы. И ты была бы ему не нужна. Чем отчаяннее я пытался тебя защитить, тем большей опасности подвергал. Чем изобретательнее я пробовал обмануть его ожидания, тем вернее следовал по уготованному им пути. И всё это я понял слишком поздно.

– Но я не подчинилась… Что будет теперь?

– Не знаю. Я не знаю. Но что-то будет.

Что-то назойливо скрипело. Таша опустила взгляд на расстилающийся у подножия башни вишнёвый сад, небольшой и старый, огороженный низкой каменной стеной. Закат подкрашивал в золотистую карамель зелень вишнёвых крон, старые качели посреди сада и знакомую фигурку на них. С тёмной макушкой-одуванчиком.

Джеми.

– Значит, ты снова нас спас?

– Этот раз был посложнее предыдущих, должен сказать. Когда пробиваешься сквозь пламя и вытаскиваешь людей из горящего дома, не помогут ни телепатические фокусы, ни прочие святые штучки…

– Не надо ёрничать: не подслушивал бы мои мысли, не знал бы. Но ты всё-таки пробился?

– Человек, наверное, не смог бы, но я ведь не совсем человек. Хотя без ожогов не обошлось.

– Как ты узнал, где я?

– Я всегда знаю. И буду знать. И я должен был прийти раньше, но… мне надо было доделать одно дело, и я не смог сразу пуститься вдогонку. И потом… я подумал, что если буду держаться вдали от тебя, он оставит тебя в покое. Но он не оставил.

– Ты думал… бросить меня? Думал не находить меня… оставить с мыслью, что ты мёртв?

– Я думал, так ты будешь в безопасности.

Таша обернулась, наконец взглянув в его лицо – такое спокойное, такое внимательное…

Смутное сомнение царапнуло душу.

– Арон, скажи мне… скажи честно. Ты тоже… знал… что не умрёшь?

Стало так тихо, что далёкий качельный скрип казался почти набатом.

– Прости, – едва заметно кивнул он.

Таша смотрела на него суженными зрачками. Почти спокойно.

"Нет, это… это…"

– И… почему же ты… не сказал мне?

– Хотел узнать, что ты выберешь.

Наверное, с минуту Таша просто смотрела на дэя.

А потом кинулась на него и принялась колотить по чем попало.

– Таша!

– Я доверилась ему! Я оплакиваю его!! Я виню себя в его смерти, я рыдаю, как последняя дура, я думаю, что жизнь кончена, а он… он… – каждый знак препинания сопровождался ударом, – он хотел посмотреть, что я выберу?!! Да я… тебя…

– Таша…

– Мне плевать, жив ты или нет, вот! Ты мне не нужен, ты, обманщик, лгун, кукловод, манипулятор!!!

– Прости, прости, – он сомкнул объятия, не обращая никакого внимания на кулачки, яростно молотящие по его груди, – я это заслужил, знаю. Мне очень стыдно.

– Ему стыдно!!! И ты думаешь, этого достаточно, просто сказать "мне стыдно"?! Ты!! Ты!!! Ты…

Слова захлебнулись, потерявшись где-то на губах. Почему-то солёных.

– Ты…

Кулаки разжались сами собой. Таша всхлипнула.

– Я…

И не стала отстраняться, когда он прижал её к себе.

– Я люблю тебя, ксаш возьми, – прошептала она, уткнувшись лбом в складки чёрной накидки, – я… только… только не оставляй меня, пожалуйста. Никогда не оставляй…

– Не оставлю, – он мягко гладил её по волосам.

– Не надо масок, я всё пойму и прощу, мне… мне всё равно, кто ты, но я хочу тебе доверять…

– Больше масок не будет. Обещаю.

– Не уходи. Я… я думала, что ты мёртв, и это почти убило меня. Мне казалось, я тоже умерла там с тобой…

– Я уйду лишь тогда, когда ты этого захочешь.

– Я не захочу, никогда, нет…

– Никогда не говори "никогда". Не стоит строить далёкие планы на будущее. Будущее этого не любит.

Таша вскинула голову, глядя в его глаза: в эти такие озёрно-зелёные, такие сумасшедше лучистые, такие безумно тёплые глаза…

"…но если он не отдал свою жизнь за тебя, если чары не могли разрушиться с его смертью – ты же не можешь знать, любишь ли ты…"

"А мне всё равно".

Ей не было дела до сомнений.

Что ей какие-то сомнения, когда она снова видит эти глаза напротив.

– Но ты будешь со мной, пока я того хочу?

– Да. И никому тебя не отдам.

– А если… если он придёт?

Дэй коснулся губами её макушки:

– Никому, – повторил он.

Огонь в камине привычно плёл кружево свето-тени. Золото закатных лучей, силясь просочиться сквозь задёрнутые гардины, бросало узкий лучик во тьму, выхватывая из черноты сидящую в кресле фигуру.

Он наблюдал за пламенем, держа в руках фужер с бренди, согревая напиток теплом ладоней. Год Белой Кошки…

Начало новой игры.

Он не обернулся, когда позади тихо щёлкнула дверь.

– Хозяин, с вами точно всё в порядке? Вы долго не возвращались…

– Умеем ли мы любить кого-либо, кроме себя, Альдрем?

Старый слуга неуверенно приблизился:

– Простите, хозяин?

– Мы все хотим любви, хотим, чтобы нас любили, носили на руках, исполняли желания. Но кто мы? Эгоисты. Каждый думает только о себе. Даже любовь эгоистична – мы любим кого-то, думая прежде всего о том, что нам хорошо рядом с ним. Когда нас покидают, мы жалеем только себя – бедных, несчастных, одиноких. А тот, кто готов жертвовать, кто готов поступаться своими интересами, кто умеет по-настоящему страдать и скорбеть о другом, не потому, что ему без этого другого плохо, а потому, что этого другого больше нет на свете – проигрывает в игре под названием "жизнь". Потому что из-за своих чувств он становится уязвим, и окружающие эгоисты спешат этим воспользоваться. Мир никогда не будет идеальным, пока в нём не будут жить идеальные люди. И если среди них найдётся хоть один эгоист – он обратит утопию в кошмар. Наш мир, мир, в котором мы живём…

Альдрем сделал ещё один осторожный шаг:

– Заделываетесь лириком, хозяин.

– С кем я играю, Альдрем? Все игроки в этой партии – дети. Сколько лет или веков они прожили на этом свете, неважно. "Через десять лет" кажется им далёким будущим, которое никогда не наступит. Эгоистичные дети, которым в игрушки достались судьбы – окружающих и их самих. Которые весело ломают эти игрушки. Хоть один из них когда-нибудь любил искренне? Самоотверженно, бескорыстно, забывая о себе?

– Ну… – Альдрем встал за спинкой кресла, – вы, хозяин.

– Я же не могу вернуться домой, так ведь?

– Не думаю.

Таша смотрела, как приминается под её ногами яркая, какая-то нереально-зелёная трава – высокая, мягкая, шелковистая. Из зелени украдкой выглядывали белые звёздочки эдельвейсов. Издалека донеслось ехидное ржание – по далёкому лугу мчались друг за дружкой, ошалев от свободы, две лошади. Впрочем, Таша не возражала: далеко не убегут, да и… Арон всегда знает, что делает.

– А ты хочешь? – ужаснулся Джеми, вышагивающий рядом с ними по вершине холма.

– После такого – не особо. Но Гаст… он…

– С ним всё хорошо. И он знает, что у вас с Лив всё хорошо… насколько может быть хорошо в подобных обстоятельствах, конечно.

– Как… – Таша уставилась на дэя, – откуда ты знаешь?

– Встретил его. В твоих поисках он добрался до самого Арпагена.

– Но… тогда я должна найти его, сказать…

– Я уже всё ему сказал. И сказал, что он может возвращаться домой, но вот он, как мне показалось, не очень-то этого хотел. Кажется, жизнь в большом городе привлекает его больше… Нет, через какое-то время он определённо заглянет в Прадмунт навестить семью, но это время определённо будет не самым коротким.

Таша подозрительно повела носиком:

– И ты ему просто сказал? Без всякого… убеждения?

– Ну, поскольку он очень рвался найти тебя… Капельку убеждения пришлось применить, конечно.

Таша вздохнула.

"Я найду тебя, Гаст. И Джеми мне поможет. Найду обязательно. Но…"

"…не прямо сейчас".

– В Прадмунт я никогда не вернусь, – сказала она вслух. – Они же меня знали. Я росла у них на глазах…

– Тише, тише, – ровно сказал Арон.

– Они сожгли маму и развеяли прах по ветру, – Ташины ладони почти неосознанно сжались в кулаки, – у неё не будет могилы…

– Этого не изменить. Но я с ними поговорил – с моим коллегой особенно. Уверяю тебя, он осознал свои ошибки… Просто забудь, Таша. Не стоит ворошить неприятное прошлое.

Таша покосилась на дэя:

– Кстати, о неприятном прошлом… Почему твои чары разрушились? Герланд так сказал. Я думала, это потому, что ты умер.

– Нет. Я сам их разрушил.

– Когда?

– В тот вечер, когда ты узнала, что я воздействовал на твоё сознание.

– Хм… А как ты объяснил всё Норманам, кстати?

– Как-то объяснил. Пришлось проявить изобретательность, конечно, но особых проблем вроде не возникло. Расстались мы весьма довольными друг другом, напоследок обоюдно позволив обращаться за помощью в любой момент… Впрочем, разрушил я не всё. Некоторым вещам стоило оставаться на задворках сознания.

– Таким, как мама?..

– Да.

Таша склонилась, коснувшись кончиками пальцев серебристого листа эдельвейса:

– А почему ты их разрушил?

– Хотел, чтобы теперь всё было честно.

– Почти.

– Пусть даже так.

Таша выпрямилась, плотнее закутавшись в наброшенный на плечи свитер – горный ветер был прохладным даже в жаркий летний день. Внизу, совсем рядом озеро мягко окатывало берег слезно-прозрачными волнами, шурша мелкой светлой галькой. На том берегу едва слышно шумел лес – слышала его только Таша.

– А завтра отправимся за Лив… Значит, теперь мы будем жить здесь? – спросила она.

– Если того захотите.

– Как будто нам есть куда ещё идти, – пробурчал Джеми.

Таша оглянулась – белая башня возвышалась над россыпью деревянных домиков.

– Думаю, мои друзья возражать не будут, – добавил Арон.

– Ты вроде говорил только о друге…

– Но у друга есть жена. Он звездочёт, она летописец. И собирательница сказок.

– Собирательница сказок?

– О, в юности она была менестрелем. Много где побывала, много чего повидала. А когда стала примерной женой и завела оседлый образ жизни, решила записать всё увиденное и услышанное, – дэй лукаво взглянул на Ташу. – Думаю, вы с ней поладите.

– Это подкуп, святой отец?

– Приманка, – невозмутимо поправил дэй.

– А если я не куплюсь?

– Ну, придётся применить дополнительные меры убеждения.

– А как же слова о честнОЙ! – споткнувшись о коварно притаившийся в траве камень, Таша кубарем покатилась с холмового гребня.

– И это оборотень? – звонко хохотал Джеми, прыжками сбегая следом.

Таша скатывалась по поросшему эдельвейсами склону холма, и переливчато-перламутровое небо вращалось у неё над головой.

Она замерла у подножия, раскинув руки, глядя вверх.

– Ты в порядке? – конечно же, он уже тут как тут. Наш пострел…

– Как никогда.

– Подтравный камень всё-таки найдёт тебя везде, как я смотрю, – вздохнул дэй.

– Что поделаешь, непутёвая тебе дочурка досталась…

– Догнал! – торжествующе пропыхтел Джеми, ни то спрыгивая, ни то слетая на траву. Сощурился на солнце, прячущееся за тёмную лесную полоску, приставил ладонь козырьком, оглядывая берег. – Знаете, святой отец, а вот если не знать, где ты, легко можно подумать, что это и есть хлебосольные небеса. Здесь так как-то… хорошо.

– Значит, я таки была недалека от истины, – подвела черту Таша. Потянувшись, блаженно зажмурилась. – Думаю, Лив здесь тоже понравится…

"Лив…

…Богиня…"

– Арон, – Таша резко распахнула глаза, – но если я его не убила, то Лив… она…

– Святой отец, – вглядываясь куда-то вперёд, сомнительно протянул Джеми, – а это не нам случайно рукой машут?

Арон чуть прищурился:

– А, да. Вот и они. Собственно, для этого я и вытащил вас на прогулку: мы должны были кое-кого встретить.

– Кого?

– Ту самую жену моего друга. Госпожу Лиден Лормари. Она ходила в лес собирать кое-какие травы.

– Но с ней ещё кто-то…

Таша, встав на колени, сощурилась, вглядываясь в силуэты вдали: один, насколько она могла судить, принадлежал маленькой сухонькой старушке, второй – ребёнку. Девочке в пёстром платьице.

Темноволосой девочке лет девяти…

Сердце упало – чтобы в следующий миг взлететь куда-то под горло:

– Арон, это…

– Собственно, это и было то самое дело, которое мне пришлось доделать, – Арон протянул ей руки, помогая встать. – Я добирался до Арпагена и разыскивал там Зеркальщика, чтобы он открыл мне проход в Камнестольный, а оттуда к тому же надо было перенастраивать один из проходов на Фар-Лойл… Оба Зеркальщика попались не больно-то сговорчивые, особенно если учесть, что у меня при себе не было кошеля, но в конечном счёте мы с ними поладили. А из Фар-Лойла до Прадмунта я добирался уже конным ходом. Это не так далеко, но спасибо отцу Дармиори, что он решил погодить с казнью до полудня.

Таша стояла, глядя на девочку вдали – которая внимательно, недоверчиво всматривалась в неё.

– Как? Ты? Или… неужели он…

– Не знаю. Но склонен думать, что я всё-таки тоже кое-что могу, хоть это и заняло больше времени, чем рассчитывалось, – дэй склонил голову. – Извини, но мне пришлось немного поработать с её памятью: всё-таки для маленького ребёнка пережитое может иметь тяжёлые последствия. Для неё мама уехала, временно отправив дочерей к родственникам… то есть сюда. Правду, что Мариэль умерла, Лив откроет сама. Со временем. Так бывает со всеми детьми.

Лив опрометью кинулась вперёд по берегу.

– Арон…

– Да?

Таша оглянулась, и глаза её сияли.

– Спасибо.

Он улыбнулся, и его глаза лучились спокойной радостью.

– Иди, – дэй легонько подтолкнул её в спину. – Иди, ну же.

Таша шагнула вперёд.

А потом побежала.

Наверное, когда-нибудь он снова напомнит о себе. Наверное, когда-нибудь он вернётся. Наверное, когда-нибудь он изменит правила игры, и, быть может, она не будет готова…

Но всё это случится нескоро.

А сейчас Таша бежала навстречу сестре сквозь зелень высокой травы, карамельный закат и солнечный ветер, который сушил слёзы счастья на её щеках.

– Она выиграла у меня, Альдрем, – слова были брошены размеренно и почти бесстрастно. – Моя девочка выиграла.

– Но… разве такое возможно, хозяин?

– Как видишь. Магия Пустоши оказалась сильнее. Древнее волшебство, чистая душа, капелька веры… – тёмная фигура поднесла бокал к губам, глотнула, – совсем немножко, капельку, – и протянула уже бывшему наготове слуге. Задумчиво оперлась рукой на подлокотник, положив подбородок на тыльную сторону ладони. – Этого оказалось достаточно, чтобы закончить сказочку.

Огонь ласкал червонное золото головёшек.

До чего забавной выходит эта игра, думал он. Вот распивает бренди, отчаянно желая напиться, он – совершенный злодей, коварный кукловод, блистательный подлец, наделённый огромной силой, но неспособный подчинить себе маленькую девушку…

– Она молодец, – рассеянно заметил он.

– И что, игра окончена? – спросил Альдрем.

Он чуть повернул голову, взглянув в лицо слуги.

– О нет, что ты, – он улыбнулся. – Что ты. В первом этапе победа за ней, так что… Всё идёт по плану.

Первый месяц зимы (алл.)

Второй месяц лета (алл.)

Приставка, употребляемая при уважительном обращении к девушке, признаваемой собеседником равной себе по положению. При обращении к женщине положено использовать приставку "лиэн", а к хозяйке дома гость обязан обращаться не иначе как "госпожа" вне зависимости от её социального статуса.

Сердечно благодарю (староалл.)

Да позволено будет сказать (староалл.)

Верно (староалл.)

Приставка, употребляемая при уважительном обращении к юноше или мужчине, признаваемому собеседником равному себе по положению. Как и в случае с женщинами, к хозяину дома обязательно обращение "господин".

Отвращение к жизни (староалл.)