Текст книги "Та, что гуляет сама по себе"

Автор книги: Ева Софман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 30 страниц)

– Здравствуй, Арон, – Воин сделал шаг вперёд, и мягкая безрадостная улыбка скривила его губы. – Рад тебе несказанно. Сколько лет, сколько зим… мы не виделись сколько – пять, шесть сотен лет?

– Приветствую, Лиар, – Зрящий двинулся навстречу. – Сожалею, что не могу ответить на приветствие, как должно. Не желаю, чтобы ты здравствовал.

– Как невежливо, однако. Я, быть может, тоже, но этикет, традиции или хотя бы элементарные правила следует соблюдать, не считаешь? Хотя да, ты же никогда не был сторонником правил, как же я мог забыть…

– Кто бы тебе дал.

Алексаса бесцеремонно швырнули на землю, Ташу – следом, прямо на него. Амадэи, даже не взглянув в их сторону, остановились в нескольких шагах друг от друга: тот, кто воплощал тьму – по-прежнему склонив голову набок, как любопытный мальчишка, тот, кто должен был воплощать свет – держась прямо и ровно, чуть вскинув подбородок.

А Воин выше Зрящего, заметила Таша. И крупнее, пожалуй…

– Знаешь, – вдруг сказал Лиар, – я сделал кое-какие выводы. Наблюдения, душевные поиски, и… может, нам начать сначала?

Во взгляде Арона почти не было удивления.

Почти.

– Ты же мой брат, – продолжал Лиар. Светлые глаза амадэя были абсолютно серьёзны, – мы должны оставить прошлое позади. Если ты хочешь жить нормальной, счастливой, человеческой жизнью… я тоже должен желать всего этого для тебя. И тогда, может, и у меня это получится? Может, я смогу научиться быть… человеком… Может, ты сможешь меня простить? Может, ещё есть надежда для нас обоих?..

Он слегка улыбнулся. Чуть виновато, очень искренне. Удостоившись в ответ не менее искреннего, таки проступившего за маской бесстрастности непонимания.

"Что… этот чело… существо…"

А потом улыбка Воина стала шире. Гораздо шире.

А потом он рассмеялся.

– Право, не перестаю тебе удивляться! Ох, Арон, Арон… всё ещё веришь, что в каждом люде и нелюде можно найти что-то хорошее?

Дэй качнул головой – коротким, досадливым жестом человека, жалеющего о собственной глупости:

– Зачем тебе эта девочка, Лиар?

– Ты же прекрасно знаешь, зачем, дорогой брат.

– Предположим. Отпусти её. Я же здесь, и я хочу закончить эту игру.

– Но неужели ты до сих пор не понял, что я заканчивать её не хочу?

– Смутно догадывался. Что ж, если тебя не устраивает место развязки – готов проследовать за тобой куда угодно и принять сражение.

– Ты не бежишь с поля боя? – голос Воина прозвучал насмешливо. – Неожиданно.

– Не бегу. Потому что хочу спасти её.

– Не больно ты рвался её спасать, когда она выкрадывала из трактира свою сестру… Ты же прекрасно знал, что я рядом. И прекрасно знал, что, встреться ты со мной, я бы раз и навсегда оставил девочку в покое.

– Не оставил бы. Если ты не хочешь заканчивать игру сейчас, с чего бы тебе заканчивать её тогда, ещё толком не начав? Противоречишь сам себе.

– В начале всё бывает иначе. Но ты захотел продолжить… и всё пошло так, как хотел я.

Гулко, уже над самым карьером буркнул что-то гром. Первые капли дождя звонко разбились о глину.

– Да, дорогой брат. Я слишком долго таил в сердце месть, чтобы ограничиться всего-навсего твоим убийством, – Лиар потянулся к застёжке плаща, и тот опал на глину небрежными складками. – Месть, знаешь ли, как вино: чем дольше ждёшь, тем она слаще. И теперь я заставлю тебя понять, каково это, когда у тебя не остаётся ничего, кроме ненависти и льда в сердце… Я заставлю тебя испытать всё, через что ты некогда заставил пройти меня.

Арон смотрел на него так внимательно, что это внимание маской скрывало все эмоции.

– Хочешь, чтобы я отпустил её? – Лиар взялся за рукоять своего двуручника, и языки пламени отразились в лезвии обнажённого на полпальца клинка. – Тогда дуэль. Победишь – отпущу всех. Нет – мне решать, что с вами делать.

В ответ дэй поднял ладонь к своему плечу. Ремень ножен расстегнулся с металлическим шорохом.

Мечи они обнажили одновременно. Одинаково беззвучно. Только вот клинок Воина оказался гораздо больше меча Зрящего.

– А неплохо ты всё спланировал, – отшвырнув пустые ножны к краю поляны, Арон наконец кинул беглый взгляд в Ташину сторону – только вот не на неё, а на тех двоих, что стояли рядом. – Соскучились?

В горле Вольга заклокотал глухой рык. Его товарищ нервно перемнулся с ноги на ногу.

– И долго им пришлось латать раны? Я не больно-то вежливо с ними обошёлся, – лезвие Аронова клинка в темноте странно серебрилось само по себе… болезненно. – Пришлось мечом, увы: с твоей стороны было весьма предусмотрительно снабдить их такими же безделушками, как у Таши. В каждую заключил частицу себя, не так ли? Не самый сложный обряд, но какой эффект: силы Зрящего оказываются бесполезны…

– Не мог же я допустить, чтобы ты не остался без лошади, не был ранен, не задержался в трактире и не встретил нашу девочку, которую я так заботливо вёл навстречу тебе. А их раны – сейчас они в форме, не беспокойся. Регенерация оборотней, да и целительные альвийские мази творят чудеса.

– Ну, ты же можешь позволить это своим наёмникам.

– К твоему сожалению, да.

Когда мечи скрестились, в воздух выбился сноп белых искр.

Ливень презрительно хлестнул Ташу по лицу, напомнив о том, что нужно сделать: наконец отвести взгляд от амадэев и повернуться к Алексасу. Светлые волосы, давно уже свободные от лент, волной скрыли лицо юноши. Так, хорошо, и не забыть – спина судорожно вздрагивает…

– Алексас!

Безусловно, в последние пять минут она услышала очень много интересного и ещё больше непонятного – вот только размышлять об этом было немножко некогда. Как и рыдать. Да и вид сражений, хоть она ни разу этих самых сражений не видела, её не особо пугал… теоретически…

Но наёмники же обо всём этом не знают, верно?

– Алексас, очнитесь, ну же!

Да, у оборотней очень тонкий слух, но ведь она шепчет тихо, в самое ухо – да к тому же дождь, да звяканье клинков…

– АЛЕКСАС!

– Ну чего вы раскричались, Таша? – выдох прямо ей в ухо. – Я и так прекрасно вас слышу.

Она даже оцепенела на миг:

– Но… вы же должны…

– У меня есть некоторые сюрпризы. Невосприимчивость к кое-каким видам магии. Или не такая восприимчивость, какая должна быть. И благодаря этому я узнал очень много чего интересного… А теперь, Таша-лэн, прошу вас доложить обстановку.

– Над нами четыре наёмника, – дрожать, дрожать, думала Таша. Не стоит забывать, что я рыдаю. – Двое оборотней. Арон сражается с их главарём. Есть идеи?

Секунды, которые он искал ответ, отдавались в её ушах песней скрещённых клинков. Она даже различала слова… слово. Всего одно.

Убей.

– Нападайте на них, – шёпот Алексаса почти затерялся в шуме дождя.

…и вначале подумалось, что действительно затерялся: ведь не могла же она расслышать это.

– Что?!

– Нападайте. Или бегите. Отвлеките их. Вас они не убьют, а мне нужно время, чтобы встать и достать оружие. Они хоть саблю не отобрали?

– Нет, на поясе…

– Отлично. Тогда действуйте.

С другой стороны, если ты не веришь собственным ушам – чьим же тогда ушам ты поверишь?

"Безумие…"

…убей, убей, убей, – песня мечей, постепенно ускорявшая темп…

"…но, учитывая ситуацию – пожалуй, можно счесть это проблеском гениальности".

– Хорошо, – коротко выдохнула Таша. Вдохнула – и, вдруг скатившись наземь, прошмыгнула прямо между ног Вольга, зайцем кинувшись к лесу, поскальзываясь на мокрой глине. Яростный вопль Дэви полетел в спину:

– Держи её!!!

…удар.

Уже у самых деревьев невидимая преграда, мягко спружинив, отбросила Ташу назад – прямо в руки одному из четверых, сгрёбшего её в охапку и зажавшего рот ладонью.

– С головы девчонки и волоса чтобы не упало! – рявкнул Дэви. Таша брыкнулась – горло царапнула сталь. В ярости прокусила прижатую к губам руку – наёмник даже не вздрогнул, лишь выругался и тряхнул её так, что шею ожгла боль пореза.

Прикрыть глаза…

…раз…

…два…

Горло вновь обожгло, но не холодом стали: огнём…

Золота.

Раскалившейся вдруг цепочки на шее.

– Хорошая девочка, – одобрительно заметил кто-то, когда Таша притихла – и секунды не прошло, как боль тоже поспешила утихомириться. – Так-то лучше.

– Смотря для кого…

Четвёрка синхронно обернулась. Алексас стоял ровно, вскинув голову, сжимая саблю в опущенной руке. На наёмников он смотрел спокойно, чуть прищурившись, словно следящий за мышью кот. Мокрые кудри липли ко лбу, рубашка – к телу. Плащ и куртка валялись чуть поодаль.

– Очнулся, значит? – Дэви ухмыльнулся. – Зря ты нас окликнул, мальчик.

– Не в моих правилах со спины нападать, – безмятежно ответил Алексас, делая шаг вперёд. Двое кинулись ему наперерез, занося клинки.

"Алексас, что ты делаешь? Их же четверо, это…"

Он метнулся вперёд белой тенью: сшиб с ног тех двоих, что встали у него на пути, непринуждённо увернулся от атаки третьего и прыгнул, легко взвившись ввысь аршинов на пять. Удерживавший Ташу и голову вскинуть не успел, как девушка услышала мягкий шум, с которым Алексас коснулся земли за его спиной – а потом наёмник вздрогнул, захрипел и выпустил меч из ослабевшей руки.

Ещё прежде, чем он сполз на землю, юноша оттащил её ближе к лошадям, тревожно бившим копытами:

– Вы в порядке?

– Как… – Таша судорожно вскинула руки к горлу – ожог от цепочки ныл ободом, да и царапина от меча саднила, – как вы это сделали? Человеку так прыгнуть…

– Долгая история, и определённо не сейчас её рассказывать. Стойте здесь, ладно? Мне ещё надо кое с чем разобраться, – Алексас обернулся – чтобы встретить оставшихся троих, что кинулись вперёд с яростным блеском в нехороших маслянистых глазках убийц. Встретить с мягким вкрадчивым спокойствием большого кота, принимающего вызов безумных мышей.

Двигаясь так быстро, что глаз едва успевал улавливать движения, стреножить одного и, пока он не поднялся, пнуть мыском сапога в висок – тот рухнет и затихнет уже навсегда. Нырком уйти от нацеленного в спину меча другого, ударить его гардой сабли в живот – тот, отлетев назад, сшибет с ног третьего. Вдвоём они кубарем покатятся по склизкой глине…

…чтобы без вскрика исчезнуть за краем обрыва.

– Уже? И начать-то толком не успели, – Алексас в прыжок вновь оказался подле Таши, оттаскивая её от лежащего лицом вниз тела. Крови почти не было – её мгновенно размывали дождевые ручьи. – Что дальше?

Таша смотрела на него.

Как просто, оказывается – убивать…

"Потом!"

Дождь встал стеной, размывая реальность: казалось, площадка со всех сторон обрывается в пустоту, и есть лишь тяжёлая водяная дробь, тьма да лязг клинков. Амадэи обратились в смутные очертания, Аронов клинок – в сплошную серебристую вспышку, другой меч – в редкие отблески белого зарева молний.

…бели-бей, убей, убей…

Таша шагнула вперёд.

Они двигались быстро и бесшумно, как тени. Глаз не смог бы определить движений: на каждое уходил не миг, а доли мига. Выпад – отскок, удар – блок. Лязг, россыпь искр, брызги ливня.

Увидеть, как непрестанно наступает один, легко и завораживающе, танцуя вокруг противника, жаля клинком со всех сторон. Как непрестанно парирует другой, держа безукоризненную оборону.

Таша всегда думала, что сердце не может двигаться по грудной клетке – но сейчас оно падало вниз.

Удар, удар, удар. С разворота, из-под низу, прямой, обманный…

Как бы хорошо Арон не владел клинком – Воином рождён он не был.

Рано или поздно он допустит ошибку. Таша знала это.

А расплатой за эту ошибку будет смерть.

– Вы не можете?..

– Нет, не могу, – резко ответил Алексас. – Это нарушит правила, и в случае вмешательства Воин имеет полное право убить меня. Простите, но вмешиваться в бой амадэев – самоубийство чистой воды, – он помолчал. – Конечно, если ваше высочество так хочет…

Таша уже не слушала.

Одно слово, всего одно произнесённое им слово протянуло ей паучью ниточку решения.

Да, это было безумно. Да, это было неправильно. Да, это было отчаянно, но…

Это было единственным, что она могла сделать.

"Самоубийство…"

– Так что… Таша? Таша! ТАША!

– Палач!

Её крик колокольчиком прозвенел над площадкой, и обе тени повернули головы – чтобы замереть со скрещёнными клинками.

Таша стояла на вершине каменного орла, балансируя на скользком камне, вскинув голову, далеко откинув руки. Алексас нерешительным истуканчиком застыл внизу.

– Ты слышишь меня, Палач?

– И чего ты хочешь этим добиться, девочка моя? – спокойно спросил тот.

– Всего или ничего, – Таша чуть пошатнулась: удерживать равновесие ей давалось не без труда, – свободы, той или иной!

– Что ты…

– Отпусти нас. Всех. И отпусти мою сестру. Или… я прыгну.

"РРРОК".

Гром взревел прямо над её макушкой.

– Да, прыгну, и все твои замкнутые круги полетят к ксаше!

– И ты обречёшь свою сестру на смерть?

– Ты никогда не отпустишь её. С чего, когда Лив – кукловодная нить ко мне?

– А как же твой рыцарь?

– Умереть за меня будет для него далеко не самой худшей смертью.

– Ты же хочешь жить, – он казался слегка удивлённым, – ты не прыгнешь, не сможешь…

– Прыгну! – Таша рассмеялась ему в лицо. – Уже умирала, не так уж и страшно!

Она спиной чувствовала пустоту. Пустота манила, окутывая предвкушением полёта: казалось, и опоры никакой под босыми ногами нет, и стоит она в дождливой черноте на краю воздуха. Как тогда, на грани, прежде чем шагнуть вперёд и вернуться… только вот в этот раз вернуться она не сможет.

Таша, пошатываясь, стояла на краю смерти, и ветер хлестал ливневыми пощёчинами по её лицу. Странно, она даже улыбалась. Не было страха: лишь отчаянная уверенность в том, что так надо. Если никто не даст ей свободы – она возьмёт её сама. Свободу от игрушечной жизни. Свободу, которую у неё никто больше отнять не сможет.

– Таша, не делай глупостей…

Тихий голос Арона почти слился с шумом дождя.

Воин задумчиво всматривался в её глаза: наверное, он видел там что-то, что заставляло задуматься.

– Таша, не надо. Прошу тебя.

Таша посмотрела в лицо человеку, которого любила и ненавидела. Любила ли? Она и этого не знала…

– Спустись, умоляю. Мы найдём выход, поверь…

…ненавидела ли?

Белая вспышка на миг лишила возможности видеть – но ещё прежде, чем грянул гром, она услышала лязг, вскрик, удар…

РРРОК!

А потом Таша увидела.

И улыбка застыла у неё на губах.

– А теперь, девочка моя, ты послушаешь меня, – царапнув клинком горло стоявшего на коленях Арона, Воин мыском сапога поддел выбитый из чужой руки меч. – Значит, хочешь свободы? Всем? Тебе, сестре и мальчишке, я правильно понял?

Скользнув по глине, меч Зрящего проехался пару аршинов к каменному орлу.

– Тогда, – Лиар за волосы вздёрнул голову дэя выше, – убей его.

Пустота распахнула свои объятия.

Широко взмахнув руками, Таша с трудом выпрямилась:

– Что?!!

– Убей его, и, клянусь, я сниму заклятие с твоей сестры. Убей его, и, клянусь, я отпущу тебя и этого мальчика… этих мальчиков – на все четыре стороны. Клянусь. И если я нарушу клятву, да не будет мне покоя ни при жизни, ни после смерти, ни в этом мире, ни в каком другом.

РРРРОК.

Клятвы магов принимались к учёту всегда. Не нужно было никаких заклятий – каждое слово, следовавшее после "клянусь", само по себе было заклятием.

Он предлагал это всерьёз.

– У тебя есть три дороги, девочка моя, – улыбка амадэя казалась украденной с её губ. – Первая: прыгнуть. И тогда следом за тобой умрут все, кто тебе дорог. Вторая: сказать "нет". Тогда ты останешься жива и, пожалуй, свободна, потому что тебя я отпущу, но все, кто тебе дорог, всё равно умрут: моего дорогого брата своим отказом ты не спасёшь, от смерти колдуна-недоучки и его братишки миру не убудет, а сестра твоя останется в моей власти… и умрёт. А третья – сказать "да". И тогда все останутся живы, кроме одного из тех двух, кто играл тобой. Не волнуйся, я твою месть пойму – если ты на неё когда-нибудь решишься, конечно.

– Зачем?!!

– Считай, что его смерть от твоей руки меня удовлетворит.

Арон вырваться даже не пытался. Он следил за Ташей – без малейшего страха, спокойно, с каким-то странным вниманием.

– Смерть того, из-за кого разрушили твою жизнь. Того, кто знал это, но не удосужился сказать тебе. Того, кто из-за своей жажды сведения счётов не пожелал пресечь всё в начале. Того, кто заставил тебя поверить, что он любит тебя и ты любишь его… того, кто лишь под конец снял маску, показав своё истинное лицо – с кого сдёрнула маску ты, потому что сам он своё лицо показать не решался.

Клинок под ней слабо серебрился, притягивая взгляд.

– Этот меч не так прост, как кажется. Он сделает всё сам: тебе останется лишь держать его. И направлять. Один укол – больше не надо.

Его слова… они были как яд. Они растекались по сердцу вкрадчивым шёпотом сомнений, открывая странные, жуткие, неведомые ранее чувства…

…или просто хорошо скрываемые от самой себя?

– Ты не сможешь жить, если твоя сестра умрёт, я же знаю. Ты действительно сможешь прыгнуть… Но подумай хорошенько: ты так мало видела, а на этом свете ведь столько всего интересного… Неужели ты уйдёшь в пустоту, прожив всего-то пятнадцать лет? Неужели уйдёшь, не увидев, как вырастет твоя сестра, не прочитав столько любимых легенд, которые можно прочесть, не изведав радости первой любви? Неужели это разумно – заканчивать вот так… из-за него?

Эти слова ломали что-то. В ней. И сквозь трещины просачивалось нечто непривычное, страшное, поднимающееся в душе, словно змея из высокой травы, захлёстывая жёстким холодным разумным…

Она стояла на краю свободы, и эта свобода была так непреодолимо далеко и так заманчиво близко.

Один укол. Всё, что требовалось, чтобы обрезать кукловодные нити, связавшие её по рукам и ногам. Один укол. Всего лишь. Слезть и переступить. Это ведь кажется не таким сложным – убить…

Она ведь хотела этого. Сама хотела. А теперь – вот же он, перед ней… Шанс отомстить за всё, что этот человек сделал с ней.

Уступить зверю в себе.

Так просто, так до боли просто…

Тихо и бесшумно Таша соскользнула вниз с каменного орла – в серебристом взгляде светилась ледяная властность. Шагнув мимо Алексаса, подняла клинок: он казался не тяжелее игрушечной сабельки. Вскинув голову, неторопливо ступая босыми ногами по скользкой глине, приблизилась к тем, кто ждали её: один – коленопреклонённый, другой – убравший свой меч, чуть отстранившийся, но продолжающий сжимать в пальцах мокрые пряди Ароновых волос. Подняла меч, строго прямо, строго перед собой: лезвие будто рассекло её лицо на две половины ярким, острым, болезненно сиявшим серебром.

РРОК…

Больше не было слов – зачем? Остался лишь изумлённый ужас Алексаса, улыбка Палача да равнодушие Арона, следившего за приблизившейся смертью. Тихое равнодушие и странный, замороженный интерес… и лишь где-то глубоко-глубоко, на самом дне можно было различить отчаяние. Отчаяние человека, которого предали.

В который раз серебристые глаза против серых?

Медленно, не дрожа, клинок опустился: кончик лезвия почти коснулся его груди. Таша разомкнула губы, но произнесённого не услышал никто, кроме неё самой – лишь по движению губ можно было угадать…

…прости меня?

Крепко сжимая кожаную рукоять, она отвела меч назад, занося.

Улыбка Палача окрасилась торжеством.

– Таша, нет, НЕТ, что вы…

Меч нанёс удар.

Крик Алексаса оборвался на полуслове.

Меч нанёс удар тому, кому должен был, тому, кого больше всего ненавидел и клинок, и та, что направила его…

И нанесён он был не вниз, а вверх.

Когда лезвие пронзило грудь Палача, тот удивлённо пошатнулся. Потом тихо звякнул выпавший из пальцев амадэя меч.

"Ррок", – глухо пробурчал удаляющийся гром.

Таша стояла, не смея пошевелиться, не в силах поверить, что…

…короткая белая вспышка отдаляющейся грозы.

Всё произошло в один миг: вот он выставил свободную руку, вот ухватил меч за лезвие, дёрнул вверх – и вырвавшаяся из Ташиных пальцев рукоять, чуть не ударив её по лицу, взвилась вверх.

Окровавленной ладонью, не выпустив из другой руки пряди тёмных волос, Палач поймал подкинутый в воздух меч за эфес:

– Хорошая попытка, девочка моя. Какая жалость, что не удалась. Скользнуло по ребру, прошло под кожей и выскочило – к подобным царапинам я привычный, – лицо Лиара казалось восковой маской. – Какая жалость…

Она сначала услышала: противный хруст и судорожный прерванный выдох.

Потом увидела: Арон странно вздрогнул.

А потом Палач выдернул вонзённый со спины меч и, швырнув на землю чужой клинок, поднял свой. Алые огни бесшумно исчезли где-то в лесу. Четвёрка коней, разом сорвавшись с привязей, рванули в чащу.

Лиар протянул руку, и плащ тенью скользнул в неё откуда-то с земли.

– Какая жалость, – повторил Палач, прежде чем раствориться во мгле.

Ещё миг Таша смотрела на багрянец, смываемый дождём с Аронового клинка. Ещё миг она смотрела, как Алексас подхватывает дэя, медленно заваливающегося набок.

Ещё миг…

Смотрела и не верила, не в силах была верить своим глазам.

– Арон…

Он вскинул глаза, глядя на неё: от уголка рта по подбородку пробежала струйка крови.

– Арон!

Серые глаза сияли лучистым светом. Благодарным.

– Нет, нет, – она рухнула на колени, и чернота её расширенных зрачков почти поглотила серебро радужки, – только не уходи, не умирай, пожалуйста! Ты же не можешь, не можешь…

Улыбка замерла у него на устах.

Голова Арона откинулась назад, и в светлых глазах отразилась тьма чёрного неба…

…неба, которого он уже не мог увидеть.

Рок.

Небо светлело медленно и неохотно. Рассвет с трудом плавил свинец туч. Ветер нёс вкрадчивый холод.

Джеми кинул в костёр ещё пару веток, – пламя заглотило хворост с жадным потрескиваньем, – и посмотрел на тёмную фигурку по ту сторону огня.

Таша, казалось, не сразу поняла, что произошло: Алексас уже закрыл дэю глаза – а она всё ещё стояла на коленях, пытаясь что-то прошептать. Осознание и признание отказывались приходить. Долго отказывались.

Но в конце концов пришли.

Алексас крепко держал Ташу, пока она рвалась куда-то, как безумная, кричала, звала кого-то так отчаянно, будто от этого зависела её жизнь. Прижимал к себе, говорил что-то мягко и успокаивающего, пока она рыдала – не рыдала даже, а выла, как раненый зверь, до хрипоты, без слёз, напрасно пытаясь сдержать крик, лишь в кровь искусав губы. А потом она как будто успокоилась. Как будто… во всяком случае, не плакала больше: только дрожала мелко, как в ознобе. Тогда Джеми (уже Джеми) решился встать и оттащить тела наёмников в лесок, где и предать раздвинутой заклятием земле, – поверженных противников нужно чтить, – а заодно набрать хвороста. Далеко отходить он не стал, а на всякий случай забрал оба меча и нашептал кое-что, чтобы девушка не смогла подойти к обрыву – но страх, как выяснилось, был напрасным: когда он вернулся, Таша просто сидела подле дэя, обняв руками колени, глядя в его лицо. Оно казалось спящим… живым.

Поднимать её или что-то делать с телом парень не решился – так что он молча развёл костёр, щелчком пальцев высушил одежду прямо на них, сел напротив, скрывшись за языками пламени, и стал ждать.

Правда, любому ожиданию должен приходить конец. А этот, похоже, и приближаться не думал.

– Таша…

Ответа он не дождался. Впрочем, и не особо надеялся.

– Таша, ответь, пожалуйста.

Она даже не моргала.

Джеми, вздохнув, решился встать. Обошёл костёр, присев на корточки, коснулся её плеча:

– Таша, посмотри на меня.

Её ресницы дрогнули, и она посмотрела. Словно сквозь пропасть, сквозь мрак: без вопроса, без участия, без надежды. Пустыми глазами.

– Нельзя так, – хрипло сказал парень. – Нельзя.

Таша, не ответив, вновь опустила взгляд.

– Ну не надо, Таша, не надо! Твоя-то жизнь не кончена! Думаешь, он бы хотел, чтобы ты была… такой?

Умирающий костёр трещал в пламенных судорогах.

Джеми вздохнул – вздох вышел болезненно, каким-то толчком.

– Таша, – два слога прозвучали мягко, словно шуршание бархата. Алексас положил ладонь на её плечо, – он не с нами больше. Он был рядом, он шёл с тобой, держа тебя за руку… но пойти с ним туда, куда он теперь идёт, тебе не позволено. Ты должна отпустить его. Ты должна идти дальше. Своим путём. Без него.

Какое-то время юноша слушал тишину. Затем пальцы его чуть сжались:

– Таша, скажи что-нибудь.

Нет ответа.

– Вернись. Или я верну тебя сам. Предупреждаю.

Она не слышала. Или не хотела слышать.

Алексас, опустив голову, чуть отстранился и вскинул руку.

– Вечно мне остаётся самое неприятное…

…боль хлёсткого удара по лицу.

Таша, вздрогнув, изумлённо прижала ладонь к горящей щеке.

– Прошу прощения за это, – спокойно сказал Алексас. – Ты не оставила мне выбора.

– Как…

– Вернулась?

Ответ замер у неё на губах.

Вернуться… нет. Куда угодно, только не в реальность. Не думать, не помнить: просто сидеть и смотреть. Ведь тогда кажется, что он просто уснул. Что и она просто спит.

Слёз не было – она не могла плакать. Не было ненависти. Не было боли. А была…

…пустота. Чёрная, бесконечная, страшная. Пропасть без границ, без дна. Место, где раньше был Арон – и где теперь его не было.

Но ведь так не может быть… он же совсем недавно дышал, смеялся, улыбался ей, а теперь…

…не может, не может, не…

– Я хотела бы уснуть, но не могу, – Таша спрятала лицо в ладони, и её шёпот почти слился с шипением огня, – я хотела бы проснуться, но не могу, я… я хочу, чтобы ничего этого не было, чтобы это был просто сон, просто кошмарный сон…

– Это – не сон! – запястья точно железными обручами стиснуло. Грубым рывком Алексас опустил её руки, – ты замкнулась в себе, заперлась в своём горе за семью замками и никак не можешь понять, что всё кончено, что он мёртв, а ты жива! Он ушёл, ушёл навсегда, ушёл и больше не вернётся – а ты сидишь и ждёшь, что вот сейчас он откроет глаза и увидит тебя, и улыбнётся тебе, и всё станет, как было, но этого не будет! Очнись наконец, Таша, Богини ради, очнись, вспомни о сестре и признайся наконец самой себе, что ЕГО БОЛЬШЕ НЕТ!

Таша неподвижно смотрела на него.

– Ушёл, – повторила она наконец. – Ушёл и больше не вернётся.

Повторила, слыша свой голос со стороны, пытаясь поверить тому, что говорит – и голос казался таким далёкими, и слова казались такими лишёнными смысла…

– Не будет. Не будет. Его больше нет…

Боль, выворачивающая душу наизнанку, темнота перед глазами, расплывающаяся в солёном мареве, боль, судорожно сдавливающая горло.

…его больше нет.

И вдруг со всей отчаянной ясностью она поняла, что он никогда не придёт, она никогда его не увидит, никогда не услышит его голос, никогда не скажет "я тебя люблю", никогда…

Какое-то время Алексас смотрел, как она плачет – закрыв лицо руками, давясь слезами, содрогаясь всем телом, глухо, страшно. Потом почти неслышно встал, направившись куда-то в лес.

Вернулся уже Джеми, ведя под уздцы нетерпеливую Звёздочку (хотя кто кого вёл, вопрос). Серогривка послушным приложением следовал за ними.

– Вот… я их нашёл… и без магии можно было обойтись, наверное, – подходя к Таше, зачем-то оправдывающееся пробормотал мальчишка. – Они не так далеко были…

Она стояла у края площадки. Не плакала больше: просто стояла, скрестив руки на груди, вскинув голову, тонко и прямо возвышаясь над обрывом. Сквозь тучи, рассекая тьму на горизонте, выглядывал осторожный и рассеянный свет. Волновалось на ветру разнотравная равнина карьерного дна: будто в громадную глиняную чашу кто-то налил озеро изумрудной травы.

Завидев хозяйку, Звёздочка радостно рванула к ней – но тело посреди поляны заставило её испуганно шарахнуться в сторону. Поразмыслив, лошадка занялась вытаптыванием глины у деревьев.

– Давай… поедем, – хрипловато предложил Джеми. – Доберёмся до трактира, а там видно будет, что дальше делать.

Таша смотрела, как разгорается на горизонте кострище рассвета.

– Его надо похоронить, – голос её прошуршал сухо и невыразительно, как шорох осенних листьев.

– А, это я… на себя беру. Никто и ничто до него не доберётся… Ты давай, забирайся… просто я… мы… – Джеми неопределённо махнул рукой, – в общем, не надо тебе на это смотреть.

Не возразив, не кивнув, не ответив, Таша развернулась и пошла к лошади. Смотрела она прямо перед собой, но краем глаза всё равно видела, как разбивались отражения облаков в водяных зеркалах луж под её ногами. Ломались, как что-то внутри неё.

Позволив Звёздочке тыкнуться носом в свою ладонь (та всем своим видом показывала, что оказывает кому-то большое одолжение), Таша поправила притороченную к седлу сумку, вспрыгнула на лошадь и, легонько хлопнув кобылку по боку, направила её в чащу. Позади стояла удивлённая и выжидающая тишина – но она не оглянулась.

Когда Звёздочку нагнал Серогривка с седоком, Таша была в своём светлом платье и кожаных башмачках изгвазданный чёрный наряд тряпкой валялся на земле. Жестом она предложила Джеми ехать первым. И лишь на миг, прежде чем последовать за ним, даже не обернулась, а чуть повернула голову – чтобы потом, отвернувшись, смотреть уже вперёд и только вперёд…

Но в тот краткий миг, который она смотрела назад – в просвете меж елями, там, где прежде высился у края обрыва каменный орёл, блеснул в рассветном перламутре хрусталь.