Текст книги "Та, что гуляет сама по себе"

Автор книги: Ева Софман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц)

– А какая мать останется в стороне, если увидит, что её ребёнку причиняют боль? Беспричинно, безнаказанно, ни за что? Скажи, Арон, скажи, что я сделала, что сделала мама? А что сделал Тариш… что сделал мой отец, что сделал король, мой дедушка – за что их вырезали, как скот? Почему маму лишили всего, обрекли на жизнь вне её дома, без родителей, без любимого? И почему она позволила, чтобы с нами случилось такое? Почему не препятствовала, не покарала…

– Потому что тот, кто сотворил это с вами – тоже её дитя. Ребёнок, который когда-то оступился и не захотел подняться. Он падает, падает в пропасть… но сколько бы ни длился полёт падения – рано или поздно он достигнет дна, Таша. Потому что за все наши дела, большие или маленькие, хорошие или плохие, рано или поздно нам следует расплата.

– Нет… нет! Оправдания, слова, одни ксашевы слова!!! – почти птичий крик пронзил ночь, отдавшись эхом. – Лучше считать, что нет там никого, чем искать, притягивать за уши эти глупые объяснения, глупые оправдания её действий! Я не хочу, Арон, не хочу молиться, не хочу верить в того, кого не могу любить, не могу уважать, не могу понять и простить! Мама… мама не верила, и… я не хочу, не хочу…

Она скрючилась на коленях, уткнув лицо в ладонях, судорожно дыша, глотая крик, колким, невозможно колким комом застывший в горле.

– Тише, девочка. Тише. Тише… – лёгкая, осторожная ладонь коснулась её плеча. – Да, порой трудно верить в божье милосердие. Я знаю. Только это ещё труднее – жить без веры.

– Но знаешь… верить ведь можно и не в богиню.

– А во что, – она плакала, тонко всхлипывая, прочерчивая на щеках мокрые дорожки слёз, – во что ещё?

– В хорошее. В чудеса. В то, что добро всегда побеждает. И просто… просто верить. В общем. Просто верить, и всё.

Голос мягкий, такой уверенный – как тихий шёпот живящего весеннего дождя, словно не слухом, а сразу сердцем слышимый…

"…служитель Небы, уверяющий, что в Небу верить вовсе не обязательно… Пора считать, сколько раз в сутки ты поминаешь ксашей в связи с его странностями…"

– И знаешь… ты веришь. Так.

– С ч-чего ты взял?

– Потому что, даже стоя перед мортом – ты не боялась. Не боялась смерти, глядя ей в глаза. И до этого – тоже. Не боялась не потому, что не осознавала… Потому что знала, что не умрёшь.

– Откуда я могу знать?

– Знаешь. Не разумом – сердцем. И знаешь, что кто-то тебя бережёт… А рано или поздно – ты и разумом придёшь к нему, берегущему, – он взял её за плечи, выпрямляя бережно, точно хрупкую куклу. – Плачь. Плачь за всё, с чем не можешь смириться, за всех, кого потеряла, за всех, с кем рассталась. Выплакаться порой бывает полезно. А потом улыбнись. И вспомни, что всё будет хорошо, верно?

Она подняла глаза:

– Арон? – губы ещё дрожали.

– Да?

– Спасибо.

– За что?

– За то, что ты есть. Что ты мне встретился. Что пошёл со мной, – она ткнулась лбом в чёрную накидку, – я без тебя пропала бы, умерла… не вытащила бы Лив, попалась бы убийцам, мортам, "хозяину" этому… а я боялась иногда, что ты не такой, каким кажешься, после всего, что ты для меня сделал, а о том, чем тебе ради меня жертвовать приходится… что у тебя своя жизнь, свои проблемы, а ты со мной возишься, даже не…

Можжевеловым дымом пропитана ткань – а он пахнет ладаном, церковным воском…

…вереском. И шалфеем…

…спокойно. Медово. Горько…

– Ты подумаешь, наверно, что я с ума сошла, всякий подумает, я сама так думаю… ведь всего несколько дней… но… я тебя очень люблю. Правда, – судорожно вдохнуть, скрывая всхлип. – Несколько дней знаю, а люблю – будто вечность…

Мгновенная тишина.

– И я тебя полюбил, – просто ответил он. Помолчал. Улыбнулся, наверное. – Конечно, без тебя не пропал бы… но жизнь была бы намного скучней.

Таша не то хихикнула, не то всхлипнула в последний раз.

"…какая трогательная сцена…

…накидка для рыданий, ей-Неба…"

Арон медленно, осторожно, не разжимая рук, встал. Поставил Ташу на ноги, и лишь тогда – мягко отстранил:

– Ну, всё в порядке, девочка?

Таша, кивнув, отвернулась. Направилась к своему месту, широким шагом переступив через Джеми – сопящего так усиленно, что сомнений в его бодрствовании не оставалось.

Всё слышал…

"Ну и ксаш с ним. Пусть слышит".

"…он бы тебе ещё слёзки вытер…"

"А обязательно портить своим ёрничаньем такой момент, ксаш тебя дери?"

Откладывая зеркальце, он улыбался.

Конечно, Альдрем уже был наготове.

– Давно не видел вас таким, хозяин, – заметил он, подливая в фужер блеснувшую янтарём жидкость.

– Я давно этим не занимался.

– Но даже когда занимались – таким бывали редко.

– Всё складывается идеально. И я знаю, как всё будет складываться дальше. Но за этим так интересно наблюдать, ей-Неба… – он взял фужер в руку. – Пожалуй, она лучшая из них.

– Из них?

– Из членов общества "Забавные Игры".

Бутыль опустилась на стол с мягким звоном:

– Но она и первая в своём роде, верно? – заметил Альдрем. – Раньше вы не связывались с… подростками. А она к тому же совсем ребёнок…

– Насчёт этого можешь не волноваться. Она повзрослеет. Гораздо быстрее, чем сама того хочет, – он рассеянно водил пальцем по краю бокала. – Я ей в этом помогу.

В камине обыденно потрескивало пламя. Огонь – это так… символично. В конце концов, эти игры всегда были на грани. Несмотря ни на что, он играл с огнём. В любой игре есть риск – без этого ни одной игры не бывает. Или, во всяком случае, никакого интереса в игре без риска нет.

– Она очень милая девочка, – задумчиво сказал Альдрем. – Правда.

– Я умею выбирать.

– Ребёнок, попавший в водоворот взрослой жизни…

– Она искренне верит в то, что всё будет хорошо. Она видит мир прекрасным и удивительным, в лужах замечая не грязь, а отражённые облака. Считает Королевство действительно сказочным красивым мирком. И предпочитает не замечать отрицательного в людях вокруг неё, а если всё-таки замечает, решает, что это исключение, а не правило. Даже в мелком чумазом конюхе она углядит обладателя красивых добрых глаз.

Он листал страницы своей памяти. Тринадцать. Она тринадцатая… Сакраментальное число.

Тринадцатая и последняя.

Это тоже очень символично.

– Но самое поразительное здесь то, что это срабатывает. Люди видят, что о них думают хорошо, и им вдруг становится неловко от осознания того факта, что о них могут подумать по-другому. И, парадокс – стараются не разочаровать её ожиданий. Заметь, что пока ей встречались далеко не самые худшие представители рода человеческого… и гномьего. Пожалуй, даже если бы с ней не было кое-кого, она бы прекрасно обошлась помощью окружающих.

– Прямо-таки воплощение незапятнанной невинности…

– И невинного детского эгоизма. О, Альдрем, все мы не без греха. Моя девочка ещё та эгоистка. Просто её эгоизм по-детски неосознан. И я искренне надеюсь, что её многочисленные достоинства не дадут тебе повода меня осуждать.

Альдрем издал едва слышный вздох:

– Я всегда на вашей стороне. Вы же знаете.

– Мой верный Альдрем, – он даже головы не повернул. По-прежнему смотрел в огонь. По-прежнему обводил пальцем хрустальный край. – Знаю. Но напомнить порой нелишне.

Эта игра определённо выходила не такой, как остальные. Остальные получались слишком… лёгкими. Остальные слишком легко сдавались. Кто-то поднимал белый флаг – он и первый ход сделать не успевал, кто-то капитулировал на середине партии. До самого конца удавалось дойти лишь пару раз. Впрочем, и правила везде были разными. И ставки – соответственно.

В этот раз правила были действительно сложны. Но и на кону стояло всё.

Что ж, лебединая песнь обязана быть лучшей. Последнее творение мастера должно остаться в веках.

Это вряд ли воспоют в песнях, но потом будет, что вспомнить. И в том, что это потом будет, он не сомневался.

Всё дело было в том, что он всегда побеждал.

– Может, по такому поводу я даже изменю своим предпочтениям, – сказал он вслух.

– Каким именно, хозяин?

Он поднял бокал на уровень глаз, взглянув на пламя, плещущееся в жидком янтаре:

– Возможно, стоит попробовать что-то новое. Кажется, сидр Фаргори действительно не так плох?

Глава восьмая

Выйду к ночи в поле с конём

Сидя за столом, отец Дармиори воззрился на свой класс поверх скрещённых пальцев:

– Принесли ли вы новые тетради, дети мои? – вопросил он.

– Да, святой отец! – радостно помахала тетрадкой Таша.

– Нет, святой отец! – не менее радостно ответили остальные.

В глазах у каждого сияла слабая надежда – быть может, отпустят?..

Однако судьба, злобно ухмыльнувшись, поспешила подставить ножку.

– Ничего, у меня вдоволь лишнего пергамента, – вкрадчиво заметил отец Дармиори. – Далее… принесли ли вы "Историю Аллиграна" достопочтенного господина Корглари?

– Да, святой отец! – Таша взмахнула пухлой потрёпанной книжкой.

– Нет, святой отец! – выкрикнул счастливый класс.

– Печально. Однако по счастливой случайности я ещё вчера переписал список вопросов в пяти экземплярах, так что… – лицо пастыря исказила донельзя зловещая улыбка, – садитесь, дети мои.

Дети побрели за парты, и маленькую комнату огласило подобие кантаты для десятка обречённых голосов на тему "да, святой отец".

Пергамент раздался, списки пустились по рукам, пастырь, вооружившись мелом, стал выцарапывать на доске номера вопросов для каждого из трёх рядов – и именно в этот миг дверь радушно распахнулась перед ввалившимся внутрь Гастом. Узрев мрачные лица одноклассников и пастыря у доски с мелом в воздетой руке, парень замер на пороге:

– У нас самостоятельная работа?

– Да, Гаст, – расцвёл улыбкой пастырь.

– Ксаш, – простонал его племянник.

– Садись, сын мой, садись, – скривившись, посоветовал дэй. – Всё равно никуда не денешься.

Плюхнув сумку на ближайший стол, Гаст стал с превеликим усердием в ней рыться.

– Я забыл свою тетрадь, святой отец, – наконец сообщил он.

– Ничего, сын мой, я приготовил пергамент.

– Святой отец, и учебник…

– Сын мой, у меня есть копии вопросов.

– И письменные принадлежности, святой отец!

– Я дам тебе чернила, перо и промокательную бумагу, сын мой.

Гаст издал вздох осуждённого на казнь – и извлёк из сумки вначале тетрадь, затем книгу Корглари, а потом и чернильницу-непроливайку с пером и промокашкой.

– Что, нашлись…

– …всё-таки? – не утерпели близняшки Зормари.

– Да, завалились там, – безмятежно ответил Гаст, зорко оглядывая класс. – Святой отец, а моё место заняли…

– Да, сын мой, ты опоздал, и потому я решил, что сегодня твою парту вполне может занять Кайя, дабы ей лучше видеть.

– Но, святой отец… я так привык к этой парте…

– Сын мой, пойми наконец, – отец Дармиори сострадательно побарабанил пальцами по столешнице, – рано или поздно настанет такой момент, когда ты не сможешь быть рядом с Ташей.

– А почему?

– Гаст, тебе уже шестнадцать. Окончание школы не за горами, и…

– Хотите сказать, на экзамене мы все будем сами по себе? Ну так это не беда, святой отец, – лучезарно улыбнулся парень, – составим парты вместе и сделаем один огромный стол!

– И будет у нас королева Фаргори…

– …и Неучи Овального Стола! – осмелились захихикать близняшки.

– Довольно, – ладонь пастыря звонко легла на стол. – Приступайте.

Улыбки с лиц учеников сползли разом. Миг спустя класс уже огласило многоголосое поскрёбывание перьев по пергаменту.

Порой голос пастыря имел воистину чудотворную силу…

Таша куснула кончик пера. Взглянула в окно, где осенний ветер гнал по брусчатому двору цветных бабочек пёстрых листьев, взмывавших к деревянным куполам: Прадмунтская школа расположилась в боковой пристройке при церкви. Покосилась на мирного, как сытый упырь, пастыря, листающего журнал. Опустила взгляд в книгу.

"Перечислите основные эпохи Аллиграна и события, от которых начало этих эпох ведётся". Повезло с вопросом, ничего не скажешь. Хм… думается, против развёрнутых ответов отец Дармиори возражать не будет…

"Историки выделяют три основные эпохи. Первая идёт от сотворения мира, в те времена, когда Аллигран принадлежал Перворожденным альвам. Она же включает в себя прибытие из-за моря людей и начало их освоения Долины, и уход альвов в заповедные леса, что предоставило Долину во владение этим самым людям, – варварам, язычникам, стоящим на нижних ступенях развития, – и нечисти, безнаказанно хозяйничающей на её просторах. Кончается же Первая эпоха пришествием Кристали Чудотворной.

Кристаль Чудотворная явилась из ниоткуда на заре человечества. Она была первым…"

Класс огласил короткий звук – мелодичный жалобный звон, точно кто струны лютни задел.

– Гаст, отдай мне своё зеркало, – не поднимая взгляда, произнёс дэй.

– Почему сразу я? – в тёмных глазах Гаста светилось донельзя искреннее возмущение. – Нет у меня никаких зеркал!

– Сын мой, дал сюда зеркало быстро.

– Да нету у меня, нету, – Гаст патетически вывернул карманы штанов, – вот, хотите, пощупайте!

Дэй, наконец оторвавшись от журнала, внимательно взглянул на племянника.

А затем очень тихо и очень мягко произнёс:

– Гаст…

Парень, поёжившись, поднялся из-за парты, подошёл к учительскому столу и звякнул о дерево выуженным откуда-то двусторонним зеркальцем.

– И чтобы больше я зеркал на уроке не видел и не слышал, – бросил дэй ему в спину, – не то лишу тебя этого удовольствия на всю оставшуюся жизнь.

– Это как же, интересно, – буркнул Гаст, кидая на Ташу до щенячьего обиженный взгляд. Девушка виновато заёрзала – но, в конце концов, она же не обязана всё время держать зеркальце при себе, тем более что уже не чаяла Гаста сегодня увидеть! Мог бы хоть шепнуть, чтоб из сумки достала…

– Как же, говоришь? – пастырь, откинувшись на спинку стула, задумчиво погрыз перо. – Как же давно я не общался с твоим отцом, Гаст! Как не хватает мне наших с ним ежевечерних встреч! Как хочу я наконец поговорить с ним вдоволь! Как хочу я ему сказать, что Гаст на уроках…

– Не надо, святой отец, я понял, – поспешно заявил Гаст – строча на своём пергаменте что-то с таким энтузиазмом, что даже нос чернилами забрызгал.

Таша, вздохнув, уткнулась в тетрадь. "Первым Чудотворцем"… "Первым" или "первым и последним"? Как посмотреть и кого послушать… Хотя не стоит забывать, что имеешь дело с отцом Дармиори.

"…и последним Чудотворцем. Людям, пребывающим во тьме невежества и страха, Кристаль дала цифры, письменность и, кроме того, величайший дар Богини – магию. Раз в год среди избранных ею она проводила Волшбное Крещение, и люди, коих она окрестила и в лоб поцеловала, обретали Дар. Кристаль поведала людям о Пресветлой и Лукавой, и основала церковь, дабы люди могли служить ниспославшей её. И как пришла однажды из ниоткуда, так в один день и ушла в неизвестность, оставив щедрые дары свои, Святые Заповеди, Священное Писание и избранных ею – магов, которые были призваны облегчить жизнь рода людского. С этого и началась Вторая эпоха.

Вторая эпоха длилась тысячу лет, и большинство летописей о ней было утрачено в результате событий Тёмного Времени, но предполагают, что эпоха эта была кровопролитной и мрачной. Поначалу люди жили в мире, но затем стали забывать заветы Кристали и начали борьбу за власть – ведь не было верховного правителя, который мог положить конец распрям князей. Заканчивается вторая эпоха Великой Тьмой, или Тёмным Временем – временем, когда ткань реальности, разграничивающая наш мир и миры Потусторонние, истончилась и в Долину стали прорываться твари из преисподней (или, как предпочитают говорить маги, демоны из Нижнемирья). Однако…"

В приоткрывшуюся дверь кто-то воровато заглянул. Нашарил взглядом одного из учеников, поманил пальцем и поспешил скрыться в коридорном сумраке.

– Святой отец, – бодро вскинул руку Гаст, – можно выйти?

– Нет.

– Ну… я… в тайную комнату!

Пастырь ласково взглянул на него:

– Сын мой, а я ведь могу тебя до этой комнаты и проводить…

– Да нет, святой отец, что вы, не утруждайтесь, я сам дойду.

– Мне совсем не тяжело, сын мой.

– Да нет, сидите, сидите, вам отдохнуть надо…

– Нет, сын мой, мне совершенно не тяжело!

Гаст сгорбился и тоскливо вздохнул, гипнотизируя пергамент – видимо, порыв экстремального вдохновения успел иссякнуть.

"…от верной погибели и погружения во мрак Аллигран спас Ликбер Великий.

Ликбер Великий был величайшим волшебником всех времён. Именно он основал Адамантскую Школу, славную мудростью своих выпускников и абсолютным неприятием ими тёмных искусств – в отличие от учеников Школы Камнестольнской. Некоторые утверждают, что Ликбер был не волшебником даже, а вторым Чудотворцем, а некоторые пытаются доказать, что под видом Ликбера к нам пришла никто иная, как Кристаль, только в ином обличье. Как бы там ни было, именно Ликбер воззвал к людям с просьбой прекратить распри и избрать того, что будет главой и судьёй над ними – Верховного Короля. И когда люди вняли его мольбам, избрав королём Ардерена Бьорка, именно Ликбер отправился по ту сторону реальности, встретившись лицом к лицу с Драконом, страшнейшим демоном Нижнемирья, самим злом в материальной оболочке, и запечатал проход между мирами ценой собственной жизни. Так закончилась Великая Тьма, и…"

– Святой отец, – вдруг заявил Гаст, – я каюсь, что ничего не учил. Да, и я искренне раскаиваюсь. Поэтому давайте сделаем так: вы мне зададите любую тему, а я напишу вам сочинение на два, нет, на три свитка!

Дэй ухмыльнулся:

– Хочешь сказать "кто-нибудь напишет за меня сочинение, а я сдам его вам".

– Нет-нет, святой отец, чесслово, я сам всё напишу!

– А что же тебе здесь не пишется, сын мой?

– Ну, святой отец, я же не готов, мне надо покопаться в книгах, всё такое…

Пастырь искренне задумался.

Перед отцом Дармиори трепетала вся деревня. Но и у самых великих и ужасных бывают слабые места. И у пастыря таким местом был его племянник.

В девичестве госпожа Онван была Дармиори-лэн. Её старший брат долго причитал, что сестра не возжелала последовать его примеру и посвятить жизнь служению Богине, но потом всё же пришёл к выводу, что семья и ребёнок – это тоже, в общем-то, неплохо.

И сам ребёнок об этом прекрасно знал.

– Ладно, иди, – неожиданно изрёк дэй.

Гаст, подскочив от радости, мгновенно сгрёб немногочисленный скарб в сумку. Таша грустно повертела перо в пальцах – мда, предстоит ей работёнка…

– Но на следующем уроке изложишь мне содержание своего сочинения, – непринуждённо продолжил пастырь.

Гаст медленно обернулся:

– Изложу содержание?..

– Тезисно. Но довольно-таки подробно. И под моим неусыпным наблюдением, конечно же.

От обиды парень чуть воздухом не поперхнулся:

– Это… это…

– Всего хорошего, Гаст.

– Это нечестно!!!

– Честно, честно, – торжественно заверил его дэй. – Сам вызвался, сын мой.

Несчастная мина Гаста заставила бы возрыдать самого чёрствого зрителя.

"…так закончилась Вторая эпоха Аллиграна.

Третья эпоха длится по сей день, и было в ней всякое, – войны Провинций за территории и сферы влияния, объединение королевств людей, гномов и альвов в единое Королевство, существующее по сей день, свержение династии Бьорков и пришествие на престол Шейлиреара Дарфула, – однако все историки сходятся во мнении, что это – самая мирная и благостная эпоха для жителей нашего Королевства".

Проводив вглядом Гаста, бредущего вперёд с обречённостью человека, которого за дверным косяком ждёт топор палача, Таша украдкой улыбнулась.

Всё-таки неплохо порой быть оболтусом.

Без них ведь далеко не так весело…

Просыпаться от крепкого здорового сна – всегда занятие малоприятное.

Особенно когда в качестве стимула к скорейшему пробуждению тебе радостно выплескивают на лицо добрую фляжку ледяной воды.

– ДЖЕМИ, четвертую когда-нибудь!!! – Таша судорожно подскочила и, жмурясь, отфыркиваясь, затрясла головой – только капли во все стороны с кончиков светлых волос.

– А как ты поняла, что это я? Ты же даже глаз не открыла! – тот озадаченно завинчивал крышку. Фляги. Таки не ошиблась.

– А кто ещё до такого додумается? Не Арон же у нас болезный… с садистическими наклонностями, – Таша, разомкнув упорно сопротивляющиеся веки, сощурилась на белое золото солнечного света. Светило величаво приподнималось над горизонтом, заливая Долину текучими, из розоватого постепенно обращающимися в жёлтый лучами.

– Святой отец велел тебя разбудить, я и разбудил. Я не виноват, что некоторые дрыхнут, как совы, – нет, он ещё и обиделся!

– С чего в такую рань?

– Учитывая, – откликнулся Арон, с шёлковым шелестом выступая из расселины, – что ночевать нам придётся не в трактире, а столкновение с мортами на открытой местности может приобрести самые печальные последствия – до наступления темноты мы должны пересечь Аларет.

– Пересечь? Заче… Ах, да, текущая вода!

Великая Река Аларет бурным ручьём стекала с гор, извилистой ленточкой пересекая Долину с востока на запад, по мере своего продвижения к озеру Дэланин обращаясь в широченную реку. Озеро раскинулось в центре Долины, ровнёхонько на границе Равнинной и Заречной – последняя, собственно, и названием своим была обязана именно Аларету.

Пару веков две Провинции спорили, кому всё-таки принадлежит озеро, а потом ничтоже сумняшеся поделили Дэланин на две равные части… Хотя ксаш с ним, с Дэланином – он далеко, а им, – если повезёт, – до конца дня предстоит пересекать быстрый ещё Аларет и наслаждаться всеми прелестями Заболотья.

Тракт проходил ближе к западной окраине гор, оставляя в стороне как Аларет, так и Дэланин: переправляться через озеро долго, а через реку, шириной озеру почти не уступающую да весной имеющую дурную привычку разливаться – опасно. Хотя летом-осенью паромщики неплохо зарабатывали на тех, кто держит путь не в стольные грады, а в мелкие восточные городишки. В этих случаях огибать озеро по Тракту значило делать порядочный крюк.

– То есть… до темноты мы должны пересечь всю Заречную?

– И найти безопасное место для ночлега.

Таша потянулась, зевнула, мстительно щёлкнув зубами у самых кончиков пальцев клюющего носом Джеми. Широко улыбнулась его перекошенной физиономии и удалилась в ущелье совершать священнодейственные утренние процедуры – за пришедшимися как нельзя кстати занавесями плюща, пропев напоследок "кто заглянет, пока не выйду, останется без глаза".

Позавтракав прихваченным накануне из таверны хлебом с солониной, компания наполнила фляжки родниковой водой и, не отгрызая лишних минут у драгоценного дня, отправилась в путь-дорогу.

– Святой отец!

Таша скосила глаза на всадника, восседавшего на мышастом жеребце.

Джеми или…

– А вы не могли бы обратить набранную нами воду во что-нибудь более… согревающее?

Понятно. Алексас.

– Увы, сын мой, – вздохнул дэй, – столь молодым людям, как вы, противопоказано употребление горячительного.

– Мне уже двадцать, святой отец!

– Зато Джеми ещё нет двадцати. Вот когда достигнет совершеннолетия, тогда и поговорим.

Алексас удручённо вздохнул и занялся изучением панорамы, открывающейся со змеящейся вниз тропки в скалах.

Впрочем, надолго его не хватило:

– Таша-лэн, я ещё в первый день нашего знакомства…

– То есть вчера, – уточнила Таша.

– Да? – удивлённо вскинутая бровь. – Странно… А такое ощущение, будто вечность вас знаю…

"Интересно – намёк, издевка или плагиат?"

– Разве что родство душ даёт такой эффект, – задумчиво продолжил юноша, – так бывает порой…

– Так что вы вчера?.. – мягко напомнил Арон.

– Ах, да. Заметил. Ваш кулон, Таша-лэн.

Таша машинально подняла руку, кончиками пальцев коснувшись подвески: прозрачного, с кошачий глаз величиной камешка в золотой оправе. Зеленоватого, чуть в фиолетовый отливающего – сейчас, а ночью, при свете огней – фиолетово-красного, с пурпурными искрами в багровой глуби…

– Александрит, я так понимаю?

…это – александрит. Aleks'andrit. Это староаллигранский… знаешь, как переводится? Да, многие так думают, что в честь какого-то Алекса назван, но это не так. Сообрази… Вспомни, что мы на прошлой неделе проходили. Ну? Правильно… правильно. А вместе? Молодец. «Сердце оборотня», совершенно верно. Так оно и есть. Камень-оборотень, меняющий цвет. Когда-то его мне подарила мама… Зачем? Да, ты права, это не просто безделушка. Чтобы всегда напоминать мне: в какой бы личине не пребывал оборотень, главное – остаться собой. Ведь сердце… и разум оборотня легко поддаются излому. Чужие ипостаси убивают в нас – нас… убивают в нас – Человека. Мы умеем сопротивляться, да. Мы обязаны уметь. И мы учимся. Опыт и умение безболезненно возвращаться приходят с возрастом… Не с возрастом, нет. С осознанием, с нахождением себя, с выбором своего пути. Но бесконечно держать стену между собой и чужим даже мудрейшие не в силе. Невозможно. Вот поэтому – никогда, слышишь, никогда не пересекай ту грань, когда инстинкты берут верх над разумом. Не уступай зверю в себе. Иначе он потом не уступит тебе – никогда. Помнишь, я рассказывала тебе о Харте Бьорке? Он был королём нашей Долины давным-давно, и королём мудрым, но он родился в Ночь Середины Зимы, и потому был ещё и зверем. Медведем. И как-то он уступил зверю в себе, и медведь, которым он стал, задрал его маленького сына, и на Харта объявили охоту и затравили собаками, и его брат, ставший королём… Зеваешь, да? Знаю, скучно… Когда-нибудь вспомнишь и поймёшь. А это, помимо всего прочего, очень симпатичный кулончик. Давай-ка застегну… вот так. Замечательно. И под платье подходит. С днём рождения, малыш. Какая же ты у меня красавица…

– Верно понимаете, – после секундной заминки ответила Таша.

– Это символично или…

– Или. Подарок мамы, красивое украшение и просто случайное совпадение.

Зачем солгала, даже интересно?

Звёздочка наконец ступила на тропу через предгорный лес, и, повинуясь тихому голосу дэя, припустила иноходью. Однако мышастый её энтузиазма не разделял – за секунды расстояние между лошадьми увеличилось втрое.

– За что ты мне послала сей крест, Богиня? – удручённо вопросил Алексас, пришпоривая конягу так усердно, что Таша всерьёз обеспокоилась за сохранность лошадиных боков.

Обернувшись, она звонко свистнула, дождалась, пока конь поднимет вопросительный взгляд, и, совсем чуть-чуть окрасив картинку страхом…

…по узкой тропе – тьма на четырёх когтистых лапах…

…только красные щели глаз в темноте…

…и без единого звука – прыжок…

С жалобным ржанием жеребец шарахнулся в сторону, едва не сбросив при этом наездника.

Отлично. Теперь всего-то представить Тракт – хоть и не по Тракту поскачут, но какая для коня разница…

…пронестись внутренним взором по пыльной дороге…

…и на фоне закатных лучей – дом, увитый плющом, за высоким частоколом…

…и с надёжной конюшней.

Во всяком случае, Таша искренне надеялась, что подсказанное воображением воплощение надёжности и уюта окажется таковым же и для коня.

Тот замер, задумчиво опустил голову – и, тряхнув гривой (а, была не была!), за полминуты поравнялся со Звёздочкой. Кобылка, фыркнув, чуть прибавила ходу, вырвавшись на полкорпуса вперёд, насмешливо оглянулась на мышастого и, убедившись в своём превосходстве, милостиво позволила коняге удерживаться на такой дистанции.

– Как его зовут? – спросила Таша. Ветер, сдув с губ тихие слова, заботливо донёс их прямо до ушей Алексаса – а вот тому пришлось прикрикнуть:

– Коня?

– Не вас же.

– Конюший вроде Серым звал.

– Просто Серый? – Таша повторила, почти ощупывая слово со всех сторон. – Нет, не пойдёт. Нехорошее имя…

"И ассоциации с ним, особенно в свете последних событий".

– Пусть будет Серогривкой, а? – предложила она.

– Да хоть Царевичем Загорским, только бы снова в апатию не впал, – хмыкнул Алексас.

Впереди замаячила узкая тропка, ответвляясь куда-то в лес. Таша прикинула – вроде бы на юг…

Юг.

Параллельно Тракту.

– Сюда, – тихо велел Арон.

И, послушно свернув, маленькая кавалькада помчалась вдаль сквозь раннюю кромку дня.

– Передохните, – бросил Арон, осадив Звёздочку.

Молодёжь спешилась с явным облегчением – размять затёкшие за часы дороги ноги было как нельзя кстати.

Они были уже у самой окраины леса. В просветах между мшистыми стволами елей Таша могла разглядеть до горизонта простирающееся поле, волнующееся высокой травой на прохладном ветру.

– Сейчас вернусь, – Алексас шустро нырнул в густой ельник – подальше в тень.

– Только особо далеко не отходите, – крикнул вдогонку дэй.

– Особенно учитывая тот факт, что после фразы "я сейчас вернусь" герои страшных легенд никогда не возвращаются, – добавила Таша.

Солнечные лучи не просеивались сквозь сеть ёжившихся хвоей ветвей – золотую монетку солнца спрятали набежавшие тучи. Ветер из прохладного всё увереннее клонился к холодному, заставляя плотнее закутываться в плащ.

Из-за ненастного пасмурья неясно было, смеркается или…

– Сколько времени? – спросила Таша.

– К вечеру. Но достаточно, чтобы добраться до Равнинной до темноты.

С лёгким шелестом Арон прохаживался по колючему хвойному ковру, под сумрачным древесным куполом. Три ели вперёд и обратно.

– Поешь? – предложила Таша.

– Нет. А вот тебе не мешало бы.

– Я не хочу.

Он только неопределённо повёл рукой.

Ших-ших. Вперёд. Назад. И снова. Губы чуть сжаты, глаза напряжённо всматриваются в хвойную темень.

– Что тебя тревожит? – тихо спросила Таша.

– Перемена погоды.

– А что в ней тревожного?

Дэй взглянул на неё, колеблясь.

– Ничего, – наконец последовал ответ. – Просто не люблю непогоду.

Таша едва заметно качнула головой.

"Что же ты недоговариваешь, Арон?.."

Вернувшийся вскоре "из кустиков" Алексас торжественно отказался от импровизированного обеда, и вскоре кавалькада уже выехала в чисто поле. Позади осталась стена леса, уползающая чуть наискось влево, к рвущим небо зубьям гор. Далеко справа показались холмы: отсюда – не больше кочек, но на самом деле, как прикинула Таша, – со смотровую башню приличной высоты. И где-то там, за холмами, бежала параллель трактовой ленточки…

Поле тихо переливалось сине-фиолетовым – ветер тревожил цветущий кипрей и живокость. Прочертившая его тропа скорее угадывалась, чем виднелась: почти заросла.

Медленно и вкрадчиво перекатывалась по небесному полотну жирная, чёрная, с грязно-жёлтым брюхом туча. Туча молчала – тем зловещим молчанием, что всегда предшествует грозе. Но не было грозы. Даже в отдалении.

Таша всегда знала, пойдёт ли сегодня дождь – чуяла тем самым десятым чувством, животным чутьём. И эта туча дождевой не была.

Да и утром на небе – ни облачка…

"Эта туча просто…"

"…закрывает солнце?"

Мурашки пробежались по спине до затылка, стянув кожу, вздыбив волосы. Не поймёшь, то ли от холодного ветра, то ли от мелькнувшей догадки.

– Да и с ветром нам подсобили, конечно, – процедил Арон.

"…ты ослышалась или наш сама доброта, всепрощение и долготерпение действительно говорит сквозь зубы?"

– А что вас смущает? – поинтересовался Алексас.

– Что вы знаете про живокость предгорную?.. А, Таша уже догадалась.

– О чём?

Девушка сглотнула:

– Пыльца живокости предгорной ядовита. Большая доза вызывает чувство опьянения, сонливость, эйфорию… воздействует на желудочно-кишечный тракт, впитываясь в кровь. Смерть обычно наступает от инфаркта. Пыльца этого вида чрезвычайно обильная…