Текст книги "Отмеченные лазурью. (Трилогия)"

Автор книги: Эва Бялоленьская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 47 страниц)

Ветер был попутный, так что вскоре «Бабочка», воспользовавшись последними порывами ночного бриза, выплыла из устья реки в воды Императорского залива. Участники Второго Круга осваивались в помещениях под палубой, которые отвел им капитан. Там и так было страшно мало места, а уж когда по крошечным каютам расставили драгоценные сундуки с книгами, стало и вовсе невероятно тесно. Но никто не жаловался, даже Луч, который привык к путешествиям в несравнимо более роскошных условиях. Ночной Певец по-прежнему крепко спал, его уложили на подстилке под главной мачтой, а Серебрянка не отходила от него ни на шаг.

Ветер-на-Вершине издали приглядывался к этой паре. Девушка уложила голову своего избранника себе на колени. Иногда она оглядывалась по сторонам и с удовольствием полной грудью вдыхала морской воздух, но взгляд ее тут же вновь обращался к Ночному Певцу. Она нежно прикасалась то к его лбу, то к груди, точно хотела убедиться, что он точно тут, рядом с ней, что он жив, дышит…

Ветер на мгновение прикрыл глаза, тронутый внезапным воспоминанием. Когда-то молодая женщина точно так же держала голову мужчины на коленях, обтянутых подолом юбки. Столько же силы и веры в чудо много лет назад он видел в серых глазах Снежинки. Тогда его голова опиралась на колени любимой женщины, он ощущал на лбу ее прикосновение, дарившее надежду. Она держала его за руку, он стискивал зубами деревянный брусок, а знахарь сшивал ему вспоротый живот. Он тогда выжил, кажется, только чудом, а, может, его воскресила любовь молоденькой жены. От того жуткого шрама не осталось и следа – его разгладила рука Творителя. Нет уже и Снежинки, которая заснула навеки вместе с их ребенком под горкой камней на травянистом склоне в далеких горах.

Певец и его девушка. Как же они оба молоды… Певцу только восемнадцать лет. Хайг задумался. Восемнадцать – он в этом возрасте уже три года носил голубые полосы на щеках; собственными руками построил избу, на ее стропилах висели скальпы, кости пальцев и продубленные уши врагов, со славой добытые в сражении за западные склоны долины Перстня. Ему было ровно восемнадцать, когда ему дали на руки его первородного сына, а он еще удивился, что ребенок такой легонький. Когда успела промелькнуть вся его жизнь? Уже нет ни жены, ни сына. Нет Зеркальных гор, кровавых битв между кланами, волчьих стай, вечеров у костра. Из воина он превратился в изгнанника в чужом равнинно-плоском краю, где никто никогда не видел снега.

– Я только время убивал… – грустно прошептал себе Ветер, а потом улыбнулся Серебрянке.

* * *

Прочие путешественники толпились у бортов, с удовольствием глядя на остающуюся позади Ленгорхию. Морской бриз нес запах, который для них был знаком свободы. А когда зеленоватые воды Эните наконец совсем растворились в синих океанских безднах, раздались даже короткие приветственные крики. Погода обещала быть великолепной. Светило яркое солнце, а по небу скользило только несколько светлых невинно-пушистых облачков. Только Камушек, все еще угрюмый и прижимающий мокрую тряпку к опухшей щеке, на которой отпечатались все пять пальцев Ветра-на-Вершине, все еще держался особняком. Он метался вдоль бортов, стоял на корме и пристально смотрел на удаляющийся берег империи.

«Чего ты опасаешься?» – спросил Конец, подходя к встревоженному Ткачу иллюзий.

Тот глянул искоса, слегка нахмурив брови.

«Это все выглядит неправдоподобно красиво, Конец. Слишком легко у нас все получилось. Весь могучий Круг вот так попросту махнул на нас рукой, позволяя одной трети будущих лазурных уйти? Что-то висит в воздухе, а я жду, когда это свалится нам на голову».

Он был прав. В Замке уже наверняка стало известно про их побег. Между тем за «Бабочкой» не гнался ни один из изящных стремительных кораблей прибрежной охраны и никакой посторонний Бродяжник не пробовал попасть на ее палубу, хотя это как раз было вполне понятно, поскольку они непрерывно двигались, и запространственный прыжок мог оказаться слишком опасным. В девяти случаях из десяти маг очутился бы в воде. А совсем невезучий врезался бы в борт и разбился.

Через два часа Камушек по-прежнему расхаживал туда и обратно от борта к борту, точно раздраженный кошак, и высматривал неведомо что. Время от времени он смачивал свою тряпицу в ведре с морской водой, снова прижимал ее к лицу и продолжал мотаться по палубе. Ветер-на-Вершине с растущим неудовольствием наблюдал за своим подопечным. Он сидел у релинга на канатной бухте и старался не мешать команде. Горец как раз обнаружил, что не выносит качки, и пробовал забыть об этом, заняв руки: размашистыми, равномерными движениями он принялся затачивать свой меч. А остальные, побежденные качкой, разбрелись по своим углам и легли, пытаясь отоспаться за прошлую бессонную ночь. Единственный, кто еще держался на ногах, помимо Камушка, был Диамант. Молоденький Повелитель ветров, наконец, подсел к хайгу и тихим голосом сообщил ему:

– В воздухе привкус железа.

Ветер насторожился.

– А?.. – протянул он поощряюще.

– С берега приближается буря, – шептал Диамант. – У меня по всему телу мурашки бегают. У нас остался час, может, два спокойного моря, а потом нас догонит и… Судьба да сохранит невинных.

– Ага… – Ветер поднялся с каната и поманил парнишку пальцем. – Пойдем-ка к шкиперу, малец, надо ему сказать.

Шкипер сверху вниз посмотрел на худенького пятнадцатилетнего подростка, который с таким доверчивым выражением темных глаз сообщил ему о приближающейся буре. Вокруг все так же царила расчудеснейшая погода.

– Как зовут-то тебя, сынок? – с ласковой насмешкой поинтересовался шкипер. Опытный моряк уже пришел в себя после первого потрясения и начал оказывать своим пассажирам гораздо меньшее уважение. На воде именно он был господином и богом.

– Диамант, папаша, – ответил спрошенный малец тем же тоном.

– Сынок, ты моряк?

– Я Повелитель ветров, – с достоинством ответил «сынок».

Вертикальная морщина между бровями капитана стала глубже, в глазах появилась задумчивость.

– А хоть бы хороший?

– Единственный на этой посудине, – нетерпеливо ответил Диамант. – А если б ты захотел нанять меня там, в доках, то я был бы самым дорогим. Мы тут все лазурные, разве не понятно?

Шкипер еще какое-то время боролся с собственными мыслями и недоверчивостью.

– Сильно нас приложит?

– Ну, я бы сказал, даже слишком сильно. Шестерка, может, семерка… – отвечал Диамант, озабоченно потирая нос.

– Я бы поверил, – вмешался рулевой. – Хуже не будет.

Капитан принял единственно верное решение.

– Держи курс, – велел он рулевому, а потом громко скомандовал: – Свернуть паруса! Выбрать шкоты! Укрепить груз!

Команда незамедлительно приступила к предштормовой подготовке, хотя время от времени все выразительно посматривали в сторону «меньшего бога», а кто-то из матросов даже украдкой постучал себя пальцем по лбу.

Примерно в указанное Повелителем ветров время со стороны земли показалась на небе туча. Поначалу маленькая, всего с кулак, зато зловещего пепельно-черного цвета. Она быстро приближалась, распухая и расползаясь в стороны, точно живое существо. Ветер, который по всем правилам должен был уже изменить свое направление и дуть в сторону берега, по-прежнему упорно тянул в открытое море. Моряки и маги в мрачном состоянии духа наблюдали за растущим валом темных туч.

Диамант и Ветер-на-Вершине стояли рядом у релинга. Ткач иллюзий так сильно стискивал борт, что у него побелели косточки пальцев. Он судорожно сглатывал слюну, а лицо его под слоем загара приобрело нездоровый сероватый оттенок.

– Растрясло вас? – спросил, подходя, Конец. За ним, точно тень, встал Камушек, все еще делавший вид, будто хайг не существует.

– Разболтало, – буркнул в ответ Ветер-на-Вершине. – Тут всегда так качает?

– Думаю, когда это. – Говорун подбородком указал на приближающийся шторм, – в конце концов на нас обрушится, будет еще хуже.

Магистр Иллюзии глухо застонал сквозь зубы.

– Этот шторм не естественный, – сказал Диамант очень тихо, так что его услышали только те, кто стоял рядом. – Круг нас преследует…

– Это мы и сами сообразили, – язвительно проворчал Ветер.

– Они не хотели устраивать представления при свидетелях. Слишком много кораблей снует по Эните и в ее устье. Так что господа из Замка могли бы подпортить свою репутацию. А так устроят все чистенько и без угрызений совести. Никто и не узнает.

«Не смогли нас задержать – так решили убить. Они нарушают закон, который сами же и устанавливали. Это попросту подло, – вмешался Камушек, на его побитом лице рисовалось выражение злости. – Мы должны принять их правила и больше ничего нам не позволено. А если я хочу иметь собственные правила, тогда что?»

– Видно, сейчас все Повелители ветров, которые только есть в Замке, работают над этим штормом. Совсем обезумели. Они же на много дней расшатают климат побережья. Неужели мы для них так важны? – вздохнул Диамант.

– Похоже, все-таки важны. Если они уже узнали про библиотеку, то, верно, взбесились.

– Библиотеку? – прервал его Ветер.

– Мы утащили почти весь архив стариков, там есть и документы о незаконных сделках и доказательства подкупа. Правда, слегка устаревшие, но все-таки…

Ветер-на-Вершине какое-то время пялился на Конца так, будто парень у него на глазах превратился в чудовище, а потом расхохотался. Он так долго смеялся, что даже выдохся и бессильно опустился на доски палубы.

Ветер дул все сильнее. Свернули последний парус. Пассажиров загнали под палубу, в сумрачные и душные каюты. Кораблик отважно карабкался на очередную волну, чтобы тут же тяжело свалиться в следующий за ней провал. Качка, которая еще в самом начале произвела скверное впечатление на Ветра-на-Вершине, теперь превратилась в рывки. Невозможно строить из себя героя, когда желудок упорно поднимается к горлу. Единственным утешением для бедного горца могло быть только то, что эта беда коснулась не его одного. Большинство беглецов, а среди них и его неблагодарная Звезда, страдали наравне с ним. Эту безумную болтанку хорошо выдерживали только Ночной Певец, все еще спавший под воздействием наркотика, Змеевик и, как ни странно, Мышка. Хотя последний был так испуган, что свернулся на койке в клубочек, закрыл глаза, заткнул уши ладонями, чтобы отгородиться от стонущего потрескивания шпангоутов под напором безумствующей стихии.

– И это называется чудесными морскими приключениями? Я всегда любил качели… но уже очень… очень хотел бы с них слезть!!! – не выдержал Стальной.

Но сойти он не мог. Буря мотала кораблик, он бешено подскакивал, точно норовистый конь, а его груз – как живой, так и неживой – одинаково бросало от переборки к переборке, точно камни в банке. Камушек в глубине души клялся себе, что, если выйдет из этой передряги целым, то уже больше никогда не поднимется ни на один корабль. Даже на борт лодки его нога не ступит, хоть бы вода была гладкой как стол, без единой морщинки. Он даже не представлял себе, что на расстоянии протянутой руки другой Ткач иллюзий давал себе точно такие же клятвы с той только разницей, что при случае обещал еще и весьма мучительную смерть всем Повелителям ветров из Замка магов. Новый зловещий звук пробился сквозь стоны пытаемого дерева и рык разъяренного океана. Стальной и Конец разом приподняли головы.

– Мачта! – с ужасом вскрикнул Творитель.

– Только повреждена! – чуть помедлив, крикнул в ответ Говорун, дотянувшись до мыслей капитана.

– Рей! – уточнил Гриф. – Та горизонтальная перекладина! Слетела!

Конец попробовал передать самые последние новости Камушку, но потом решил, что нет смысла: парень и так чуть не умирал от морской болезни. В следующий миг корпус корабля дико встряхнуло, точно из глубин поднялось какое-то гигантское морское чудовище, схватило судно в пасть и подбросило в воздух. У Говоруна край койки выскользнул из ладоней. Все встало дыбом. Пол ушел у него из-под ног, парень врезался головой в потолок, а потом всей своей немалой тяжестью рухнул на доски вместе с остальными путешественниками. При этом как минимум пара из них оказалась прямо на нем. Корабль взлетал еще раза два. Но с каждым разом все мягче и ниже, точно потерявшая размах колыбелька. Судно качалось все спокойнее, ленивее…

Все пребывали в неподвижности, понятия не имея, что, собственно, произошло. Наконец кто-то решился открыть дверь в узкий коридорчик, который шел вдоль всего корпуса судна, от кормы на нос. Везде стояла вода по щиколотку, но шторм явно резко прекратился, точно ножом отрезало. Общими усилиями удалось открыть люк, ведущий на палубу, едва его подняли, как привыкшие к темноте глаза ослепил блеск солнца, повеяло жаром, точно из печи. Корабль имел весьма жалкий вид. Буря сорвала все реи, хотя мачты каким-то чудом уцелели и теперь торчали голые с жуткими обрывками канатов. Все, что не было предусмотрительно прибито гвоздями или достаточно сильно привязано, оказалось за бортом. Изнуренная и вымокшая команда осматривала это побоище, пытаясь прикинуть потери. Последним на палубе появился Ветер-на-Вершине – истерзанный, с серо-зеленым лицом, он больше напоминал крысу, утопленную в помоях, чем мужественного воина.

Чудом спасшиеся были так измучены, что поначалу никто не сообразил даже, насколько происшедшее необычно. Спустя какое-то время вслед за Ветром появился Ночной Певец, все еще ошеломленный и не вполне пришедший в себя. Он огляделся по сторонам, тряся головой, точно мышцы отказывались его слушаться. Грязный, со сбившимися в колтуны волосами, он представлял собой просто жалкое и горестное зрелище, но, по крайней мере, передвигался своими силами, на собственных ногах.

– Я умер? – Вопрос, прозвучавший из его уст, был столь же своеобразен, как и обстоятельства, при которых Певец его задал.

– Нет, – ответил Гриф.

– Не знаю, – одновременно с ним отозвался Змеевик с некоторым сомнением в голосе, он тоже оглядывался по сторонам.

Певец некоторое время переваривал столь противоречащие сведения.

– Так решитесь же… хоть на что-то.

Потом осел на палубу, свернулся клубочком и замер. Камушек присел рядом с ним на корточки и недоверчиво потрогал друга.

«Он снова заснул, – сообщил он, успокоившись. – А что все-таки произошло?»

Хороший вопрос. Что-то было не так. Буря утихла чуть ли не мгновенно… Даже если б Повелители ветров из Круга прекратили свое воздействие, уже однажды призванный шторм наверняка еще продолжался бы по инерции. Между тем вокруг царила чудесная погода, с неба лился солнечный жар, быстро высушивший влагу на волосах и одежде. А в придачу… нигде не было видно ни краешка земли.

«И где мы находимся?»

Этот вопрос был еще лучше.

У Камушка вдруг возникло страшное подозрение, он обернулся к Мышке, который старался как можно меньше бросаться в глаза.

«МЫШКА!»

У маленького Бродяжника было неуверенное выражение ребенка, вполне справедливо обвиняемого в краже конфет.

– Мышенька, скажи нам, солнышко, что ты, собственно, сотворил? – поинтересовался Стальной зловеще сладким голосом, поскольку ему пришло в голову точно такое же подозрение, как и Камушку.

– Эттто тттак сса-а-амммо полллу-у-училллось, – пробормотал Мышка, заикаясь, стуча зубами и сжимаясь под грозными взглядами старших товарищей. – Этто нне ммоя ввина!..

У них уже не осталось ни малейших сомнений. У Мышки не выдержали нервы. Рискуя жизнью всех присутствующих, он вслепую перебросил весь корабль, даже не осознавая заранее места назначения.

– Это чудо, – сообщил Змеевик с запоздалым страхом. – Чудо, что мы вообще очутились хоть где-нибудь и не размазались в межпространстве. Нам остается только биться головой о землю и благодарить Богиню за милость, – кисло добавил он.

– Охотно, только дай мне хоть какую землю! – Дурное настроение Ветра-на-Вершине ничуть не улучшалось.

– А в горшочке сойдет? – огрызнулся Стальной.

– Мышь, зараза тебя побери, о чем ты только думал?! Мы теперь можем находиться буквально где угодно, в Западном океане, в море Драконов, на водах Сирен или в любом другом месте!

– Я привяжу этого засранца за ноги к канату и протащу под килем! – рыкнул капитан, прислушивавшийся к разговору со стороны.

– Не смей меня трогать! – завопил Мышка сквозь слезы. – Вы несправедливы! Свиньи вы! Мы бы все утонули, если б не я!

– Послушай-ка, Мышь… – грозно начал Луч, но маленький Бродяжник его прервал.

– Не смей так меня называть!! – завопил он, багровый от злости и сдерживаемых слез. – У меня есть имя! Ты… ты… песик ты императорский!!..

Луч обалдел, кажется, первый раз в жизни забыв, для чего служит язык. А Мышка-Ельник растолкал всех, попавшихся ему по дороге, и снова укрылся под палубой.

«Мышь, ругающий Луча… Если я теперь увижу летающую рыбу, то и это меня уже не удивит», – сообщил Конец, который поспешно передавал содержание всего скандала Камушку.

Но у них имелись более важные дела, чем забота о настроениях Мышки. Надо было починить все, что сломалось, заняться теми, кто пострадал во время шторма (несколько матросов были легко ранены), навести хоть бы какой-нибудь порядок на палубе. Но остался неприятный осадок из-за угрызений совести. Некоторые ребята только сейчас по-настоящему осознали досадную правду: Мышкой, самым младшим, самым тихим и покладистым из них, часто пренебрегали и даже помыкали. Нечего удивляться, что в конце концов он не выдержал. Даже странно, что он так долго терпел и только теперь взорвался.

Шкипер установил примерное положение судна с помощью буссоли и устройства, называемого «посох морского пилигрима», а когда наступила ночь, звезды подтвердили его предположение: они находились в Западном океане, и между ними и империей Ленгорхии лежал Драконий архипелаг.

Итак, все еще дувшийся Мышка был вытащен чуть ли не с применением силы из душной каюты, чтобы принять почести, предназначенные величайшему Бродяжнику всех времен. Только тогда он, ошеломленный, испуганный и счастливый одновременно, узнал, что на самом деле сделал.

– Неужели у меня аж такая дальность действия??? – удивлялся он, широко распахивая ясные наивные глаза. – Я ведь только хотел, чтоб мы перескочили куда-нибудь, где спокойно и тепло…

– И у тебя неплохо получилось, – с уважением сказал Змеевик. – Такая дальняя дорога! Ты же сможешь прыгать с Ящера на континент за пивом.

– Не стоит, – возразил Мышка. – Все равно непревзойденный специалист по пиву – это Ночной Певец.

* * *

Вот почему к берегу Ящера «Бабочка» подплывала совсем с другой стороны, чем предполагалось первоначально. Корабль, лишенный большей части своих парусов, тяжело, точно дойная корова (по красочному определению Змеевика), переваливался через волны. Они плыли медленно, в полном соответствии ветру, который дул очень лениво, только чтобы едва-едва наполнить потрепанные штормом полотнища. У команды еще были кое-какие занятия, но маги страшно скучали. А солнце жарило немилосердно, как это всегда бывает в тропиках.

Первого дракона случайно увидел Луч, одаренный самым острым зрением. Уныло высматривал он на горизонте хоть одно-единственное жалкое облачко, которое предвещало бы изменение погоды. Движущееся пятнышко, выделывавшее странные фигуры на небе, могло быть только одним.

– Дракон!! – воззвал Искра, тыча пальцем.

– Дракон? – обронил Гриф с сомнением, вглядываясь в указанном направлении. – А может, это птица какая-то?

– Наверняка гусь. И лучше бы сразу печеный! – фыркнул Луч. – Это дракон, птицы так не двигаются. Позови Камушка, если мне не веришь. Или используй талант и сам проверь.

Наблюдатель вынужден был с некоторой неохотой признать его правоту. Появился первый дракон, а это означало, что они уже совсем рядом с драконьими землями.

В тот же самый день появилось еще несколько драконов, которые парили высоко над мачтами. Они несколько раз облетели вокруг корабля и удалились, не отвечая на попытки Конца и Стального связаться с ними. Утешало только то, что ни один из них даже не пробовал нападать, хотя «Бабочка» прямым курсом шла к их владениям. Может, это необычное миролюбие было связано с тем сообщением, которое Виноград старался передать каждому крылатому разведчику: «Мы безоружны, не опасны, очень молоды, еще совсем щенки…» Судя по всему, это помогало, потому что время шло, а драконы, хотя и летали с каждым разом все ниже, только с любопытством приглядывались к гостям. Тени огромных крыльев скользили по палубе, тревожа команду, но помимо этого ничего не происходило.

И вот наступил день, когда покалеченный корабль добрался до прибрежных вод Ящера. Остров показался на горизонте сначала в виде темной голубоватой полоски, которая по мере приближения все больше зеленела. Это зрелище представляло собой истинное удовольствие и радость для глаз, уставших от однообразной картины синего неба и голубовато-зеленой воды. Особое облегчение почувствовал Ветер-на-Вершине, ведь он по-прежнему довольно паршиво чувствовал себя на колышущейся палубе и за время путешествия уже раз сто успел проклясть свое решение о побеге из Ленгорхии.

* * *

Ягода часто сидела на морском берегу, укрывшись от солнца в уютных уголках под защищавшим ее лиственным балдахином, и подолгу всматривалась в волнующийся лазурный простор. Ее мысли бродили далеко от берегов Ящера, она смотрела на мир глазами морских животных, моряков и драконов, летавших межу островами, рассыпанными на морской глади, точно бусины из изумрудного ожерелья. На самом деле ей даже не надо было для этого приходить на берег, но вид колышущейся бескрайней голубизны и однообразный шум волн, разбивавшихся о рифы, успокаивал и завораживал ее. А расслабившись, она могла свободно переходить от разума к разуму почти всех существ, находившихся на поверхности и в водах моря Сирен. Но гораздо реже она касалась необозримого открытого простора океана, раскинувшегося с западной стороны острова; там самыми ясными разумами, которые можно было бы «считать», были сознания дельфинов и огромных левиафанов.

«Дельфин… дельфин… еще один дельфин… осьминог… кальмар… – мелкие, плоские мысли существ, занятых преимущественно проплывающими мимо рыбами и размножением, не представляли большого интереса. – Рыба… улитка… Пивка бы выпить… рыба…»

Ягода даже подскочила, широко распахивая глаза от потрясения. Пиво?! Какое такое пиво? Человек на западе? Сдерживая дыхание, она вглядывалась в голубую даль, ища утерянный на мгновение огонек человеческой души, стискивая от напряжения кулаки и бессознательно вонзая ногти в мякоть ладоней.

* * *

Пожиратель Туч считал, что обязанность приглядывать за младшей сестрой – не особо обременительная, но довольно-таки однообразная. Он двадцать шесть раз отгонял Лисичку от отвратительной мокрой и соленой стихии и был уже сыт этим занятием по горло. А мысль о том, чтобы отыскать на пляже большую лужу, оставшуюся после ночного прилива, и запихнуть в нее беспокойную малышку, явилась поздновато – по крайней мере, после двадцати лишних вмешательств. И теперь старший брат с печальной покорностью наблюдал за рыжей (и насквозь мокрой) сестренкой, которая с восторгом барахталась в соленом морском «супе», ловя на дне лужи проворных мальков и мелких рачков.

Скуку тропического дня прервал скрип песка под ногами бегущей Ягоды и ее пыхтение.

– С ума сошла? – вежливо поинтересовался Пожиратель. – Носишься в такую жару? Добегаешься до удара.

Ягода упала на колени около Лисичкиной лужи, беспомощно размахивая руками. Она все еще задыхалась, как загнанная борзая, не в состоянии выдавить из себя ни слова. Зато Лисичка тут же воспользовалась представившимся случаем и влезла на девушку, тут же щедро ее облизав. Пожиратель Туч с философским спокойствием ждал, пока Ягода отдышится.

– Ну и? – наконец спросил он.

– Камушек возвращается!! – выпалила Ягода возбужденно и радостно.

Дракон тут же вскочил на все четыре лапы, даже не обращая внимания на то, что нечаянно замочил кончик хвоста в луже.

– Где?!

Ягода указала пальцем направление. Две пары алых глаз обратились на запад.

* * *

По небу рассыпались продолговатые пятнышки – знакомые очертания драконов, издали лишенные определенных красок и четких форм. Члены команды «Бабочки» смотрели на них без особой тревоги. Даже пугливый Мышка успел привыкнуть к этому зрелищу. Драконы приближались, танцуя в воздухе, рисуя в небе замысловатые петли. Это была самая большая стая из всех, что они видели до сих пор. Крылатые создания разделились на две стаи, огибая корабль с обеих сторон. Стройные тела проносились уже совсем близко – черные, серо-стальные, коричневые и рыжие, и белые, как молоко… Сквозь огромные драконьи крылья просвечивало солнце, окрашивая их в золотисто-розовый цвет. Красные глаза внимательно разглядывали людей на палубе.

Вдруг один из драконов резко развернулся, чуть не коснувшись крылом воды. Обеспокоенные люди столпились около мачты, под ненадежным укрытием паруса. И только Камушек побежал на корму, размахивая над головой руками и издавая крики характерным срывающимся голосом человека, который сам себя не слышит.

– Это… это и есть… Пожиратель Туч? – с волнением спросил Ночной Певец.

– Угу… – Ветер-на-Вершине невольно обтер рукой лицо, припомнив облизывание огромным языком.

Дракон опустился на палубу, вбив когти в доски. Его крылья на миг заслонили солнце, словно еще один парус. Алые глаза были широко раскрыты, чувствительные ноздри подрагивали.

Присутствующие с изумлением смотрели, как белый дракон и юноша тормошат друг друга, точно разыгравшиеся ребенок и огромный пес. Дракон терся своей большой головой о плечо Ткача иллюзий, а маг обнимал его за шею, дергал за остроконечные уши, наконец оба рухнули на палубу, прижимаясь друг к другу – видно было, что оба совершенно, безоговорочно счастливы, и в настоящий момент весь остальной мир их абсолютно не интересует.

* * *

«Как я рад, что ты вернулся», – передал Пожиратель Туч.

«Я очень скучал», – ответил Камушек, погружая нос в белый мех. Он ощущал покой, счастье и полную безопасность, точно после долгих скитаний вернулся домой.