Текст книги "Мир приключений 1969 г."

Автор книги: Еремей Парнов

Соавторы: Александр Мирер,Виталий Мелентьев,Михаил Емцев,Борис Ляпунов,Валентина Журавлева,Евгений Федоровский,Кирилл Домбровский,Владимир Фирсов,Рафаил Нудельман,Аркадий Локерман
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 58 страниц)

– Я думаю, к милиции вам обращаться незачем будет. Вы в первую очередь у нас же все и спросите: мы-то уж будем знать!

Тут Колькин отец ему сказал что-то насчет нового проекта. Виктор Сергеевич сморщился и пробормотал, что, мол, бабушка надвое сказала, а Колькин отец возразил, что тогда и поиски были бы не нужны. Я не совсем понял, почему поиски могли бы быть не нужны, но спросить не решился.

В общем, взял я старт в неведомое грядущее в одиннадцать ноль-ноль первого своего отпускного дня. Нажал рычаг, заволокло меня серым туманом, засвистело что-то, потом туман рассеялся – готово, прибыли на место назначения.

Я сначала даже вылезть из кабины не мог, так удивился. Хронолет стоял не на бетонной площадке, а на траве, и института никакого рядом не было! Кого же я спрашивать буду? Обогнул деревья вдоль берега, вышел на соседнюю полянку – ни площадки, ни хронолета, ни Кольки. Ничего. И забора нет. И вообще, вместо институтской территории парк, хороший такой парк, благоустроенный, кругом клумбы, аллеи, скамейки, вдалеке пруд блестит и колесо с кабинками вертится – словом, все как положено.

«Ну и влип же ты, – думаю, – Парфенов Николай! Где ты теперь Кольку Корнилова искать будешь?»

Но тут же я себя подверг принципиальной критике. «Рассуждать надо, Парфенов Николай, – сказал я недотепе Кольке Парфенову. – Если, института нет – значит, его куда-нибудь перевели, а вместо него парк разбили. Такая идея была, даже в нашей местной прессе об этом писалось, видно, об этом-то проекте Колькин отец и толковал. Это раз. А второе: если нет Колькиного хронолета, так и его самого здесь нет. Отсюда вывод – двигаем дальше, так сказать, в дебри времен».

Через час примерно я столкнулся с таким фактом, что двигать дальше некуда. Всю шкалу хронолета я уже перебрал, во всех тридцатых июня, какие за эти десять лет были, побывал, с полянки на полянку десять раз перебегал, даже в памяти путаться стало: а здесь-то я был? Примет ведь особенных, кроме деревьев да кустов, в ближайшем окружении не просматривалось, парк вообще вроде бы не очень менялся, а как раз это место, видно, совсем в дикости оставили, а людей тут я ни разу не встретил.

Перебрал я таким примитивным способом все возможные тридцатые июня, куда Колька мог залететь, и понял, что с ходу форсировать реку времени мне не удалось, придется поискать броду. Надо по парку погулять, разобраться в обстановке, людей поспрашивать.

Кого я ни спрашивал в этом парке, никто не видел мальчика, который хотя бы отдаленно походил на Кольку. А выйти из парка я не решился. Кто его знает, затеешь какую-нибудь историю, которая на данный исторический период не предусмотрена, и все будущее полетит вверх тормашками.

Еще часа два я таким образом метался из одного года в другой и каждый раз по парку бегал. Удивительное все же дело! Сядешь в хронолет – мигом перенесешься через 365 дней, выйдешь в парк – на скамейке старушечка сидит. Еще прыжок на год – эта скамейка пустая, зато на другой девчонка книжку читает. Прыгнешь на год обратно – опять та же старушечка сидит, а девчонки и в помине нет. Даже как-то не верится, что между ними целый год пролегает, а не пять минут. Вроде бы закрываю я глаза, потом открываю, а нахожусь все время в этом самом парке, только люди меняются – то один, то другой. Люди эти, по-моему, даже стали ко мне привыкать, ведь я же перед ними регулярно появлялся, с интервалом максимум в полчаса. Они-то ничего особенного не видят – ну, бегает по парку парень и всех спрашивает: «Мальчика не видали? Мальчика не встречали?» А вот если взять в разрезе за десять лет, так интересная получается картина: каждый год, тридцатого июня, появляется в парке из кустов некий гражданин и проносится по аллеям, чтобы тут же скрыться в неизвестном направлении.

Один парнишка меня все же взял на заметку. Не то я от всей этой сумятицы ошалел и вовсе перестал понимать, где нахожусь в данный момент, не то он целый год безвыходно в парке просидел, только у меня с ним накладка вышла. Он бегал за мной и все уверял, что меня в прошлом году видел и что я тогда тоже мальчика искал. Наконец я ему твердо пообещал, что если он сию минуту от меня не отстанет, так он еще и в будущем году рискует со мной встретиться... Тут он остановился – наверное, решил посоображать, стоит ли ему снова со мной встречаться или не стоит, – а я тем временем нырнул в кусты.

Ну, не завидую я будущей милиции, когда хронолеты эти станут обычным делом и детишки начнут шастать кто куда! Кто в эпоху Великого Кольца, которую писатель Ефремов весьма убедительно изобразил, кто в Завтра удерет, чтобы новый фильм поскорей увидеть, а кто, например, к древним римлянам подастся – Спартаку помогать! И придется нашей славной милиции тогда на древние языки приналечь, тут десятилетним образованием да поддержкой широких масс не обойдешься. Тем более, что широкие массы при древних римлянах были угнетенные и в основном неграмотные, а с угнетателями разве сговоришься?

Все это я самому себе внушал во время перекура для поднятия настроения, но дела от этого не двигались. А может, все-таки Колька в город отправился? Ведь он же не знает, что на хронолет сел, представления не имеет, куда это его занесло. Вообще-то он, по-моему, первым делом должен был бы в парке людей расспрашивать. Но тогда его хоть кто-нибудь да заметил бы... А машина? Куда он машину девал? Спрятал, что ли? Или его сразу обнаружили и вместе с машиной забрали для выяснения личности? Тоже вполне возможный вариант. На всякий случай надо кусты около полянки обшарить – нет ли там машины.

Вернулся я к кустам, начал шарить. Не нашел ничего. Конечно, шансов маловато, но все же... Может, и мне в город пойти? Может, Колька там где-нибудь бродит, совсем растерялся и не знает, как быть? Или того хуже – выяснит он, где находится, и ум у него за разум зайдет, вполне свободно! Я и то стараюсь во все эти тонкости особо не вникать – как это я в будущем нахожусь и что же произойдет, если я, к примеру, сам с собой встречусь? Или, скажем, возьму и останусь здесь – что же, нас тут двое Парфеновых будет?

Что же все-таки делать? Я решил еще раз по парку пройтись. Чутье мне подсказывало, что Колька именно в этот год попал. Не так чутье, впрочем, как разговор с одной девчонкой. Она у самого входа в парк сидела на скамейке и книжку читала – и так я умозаключил из этого разговора, что она Кольку моего видела. Походил я по парку, вернулся к выходу, хотел эту девчонку поподробнее расспросить, да, видно, опоздал – нет уже никого на скамейке. И вообще, гляжу, как-то пусто в парке стало. Только я обратно повернул, за моей спиной раздался свисток милицейский. Вот те, думаю, влип!

Я повернулся и вижу – ко мне старшина направляется. Посмотрел я на него с законным любопытством – ребята ведь спрашивать будут: как там милиция, имеются ли какие преобразования, то да се! Но с виду ничего особенного. Летняя форма, правда, получше, материал легкий такой... И аппаратик на груди пристроен – вроде бы для радиосвязи – это тоже хорошо. Но вот разговор у меня с собратом по профессии получился неудовлетворительный. Говорил, правда, этот старшина вполне вежливо, но как заладил: «Парк этот только для школьников, в данное время закрывается, попрошу удалиться», так ничего и слушать не хотел. Я ему объясняю, что мальчишку ищу, а он отвечает:

– Пройдите за ограду. Если ваш мальчик здесь, он выйдет через эти ворота, других нет. Если не выйдет, значит, и искать нечего.

Железная логика! Не знаю, может, здешние ребята по этой логике и вправду действуют, но для Кольки-то она, точно, не подходила – он здешних порядков знать не может.

Ну, я спорить все же не стал, вышел за ворота, тут же их за мной заперли. Подождал немного, поглядел на ограду, решил уж было перелезть через нее где-нибудь, к машине вернуться, и тут вижу – шпарит прямо к воротам невысокий такой парнишка, белобрысый, курносый, и вид у него обалделый. Увидал он, что ворота заперты, и, как мне показалось, чуть не заплакал. Дергал, дергал их, потом вдоль ограды побежал и тоже, гляжу, прицеливается, чтобы перелезть.

Ну, думаю, порядок! Никакой здешний школьник не станет ломиться в парк в неположенное время – чего ему там делать! И по внешности этот паренек на Кольку тоже похож... Сейчас проверим...

Подошел я осторожненько и положил ему руку на плечо.

РАССКАЗЫВАЕТ КОЛЬКА КОРНИЛОВ

Я повернулся и увидел высокого такого парня в белой рубашке с засученными рукавами. Парень весело улыбался. Чему это он так обрадовался?

– Колька? – спросил он.

Я страшно удивился. Кто меня здесь мог знать?

– Да ты Колька? Корнилов? – Он так в мое плечо вцепился, будто я собирался от него убежать.

– Ну, Корнилов... – сказал я.

– Ффу-у-ты! – облегченно вздохнул парень и опять улыбнулся. – А я тебя ищу, бегаю тут как угорелый.

Зачем это я ему понадобился? И чего он бегает?

– А вы... кто? – спросил я.

– Я? Ну... Николай, скажем! Устраивает? – И он почему-то мне подмигнул.

У меня вдруг под ложечкой противно засосало. Это потому, что я понял, кто меня здесь мог сразу узнать! Я вспомнил про того, второго Николая, в которого я вырос, и мне так стало страшно, что я попятился и к ограде прижался... Неужели это я сам на себя смотрю?!

– А вы... откуда меня знаете?

Он опять засмеялся:

– Я-то тебя хорошо знаю... давно... А вот ты меня и вправду никогда не видел. Ничего, доставлю тебя к отцу, он тебе все объяснит!

Он меня знает... а я его нет... Значит, и вправду это он! То есть я! Но ведь так не бывает... Не бывает, чтобы тут я и напротив тоже я!

– Слушай, – сказал он и вдруг перестал смеяться. – Ты что, мне не веришь? Ну, хочешь, я тебе расскажу про тебя все: как ты с Валькой дружишь, как вы Клавдию Ивановну ругаете... все, все. А помнишь, как ты в лагере стекло разбил?

Я в прошлом году в пионерлагере нечаянно мячом в стекло зафутболил. Никто не знал, что это я, только Валька... И еще я сам, конечно.

Я сам! Я!

Значит, это и есть я – такой здоровенный парень, в белой рубашке, в синих брюках? Я посмотрел вниз и увидел свои ноги, в шортах и сандалетах, загорелые, исцарапанные. И это тоже я! Вот на коленке ссадина – это я вчера с дерева неудачно приземлился... Как же так!

Наверно, вид у меня очень жалкий был, потому что Николай этот вдруг спросил:

– Слушай, ты не больной, а?

– Не... – прошептал я. – Я... ну, просто устал немножечко... И голова закружилась.

У меня действительно голова закружилась – не то от голода, не то от мыслей всех этих... Все равно я не понимал, как это может быть, что я сам с собой разговариваю.

– Ох я дурак! – Он хлопнул себя ладонью по лбу. – Ты же, наверно, есть хочешь? Пойдем, я тут одну столовку знаю... там ничего кормят! Заправимся, а потом решим, как дальше быть. А?

Я мотнул головой. Ужасно вдруг захотелось есть!

Николай что-то посоображал в уме, даже губами шевелил – наверно, считать себе помогал. Я вот тоже, когда задачи в уме решаю, всегда губами шевелю. Мама говорит, что это глупая привычка. Я знаю, что глупая, только не знаю, как от нее отучиться.

Чудно мне было рядом с ним идти, с Николаем. Я все на него исподтишка поглядывал: интересно все же, какой я буду. Ничего, мускулы у меня... то есть у него... а, запутаешься тут совсем! В общем, мускулы у нас здоровые, двух Эдиков одной левой на обе лопатки можно уложить. Я пощупал свои мускулы. Нет, слабые все-таки. Как же мне их развить? Может, они сами собой вырастут за эти десять лет?

Я приостановился и спросил:

– А вы как такие мускулы развили?

Он улыбнулся:

– Вполне можешь мне «ты» говорить, чудак! Да ты хоть соображаешь, кто я такой?

– Соображаю... – сказал я.

Он задумался и тихо так сказал, я еле расслышал:

– Да... десять лет... Если б не хронолет, в жизни нам бы с тобой здесь не разговаривать... А я тебя только сегодня на фотографии разглядывал. – Он помолчал и добавил, спохватившись: – А мускулы... Ну, это дело простое, только дисциплина нужна. Зарядка ежедневно, душ холодный – и станешь в точности, как я!

Стану... Конечно, я стану, как он. Иначе ведь и быть не может. Недаром я уже сегодня начал зарядку делать. И под душем десять счетов стоял. Интересно, а он это помнит?

– А вы... а ты когда начал зарядку делать? – спросил я.

Он задумался. Ну да, разве все упомнишь за десять лет!

– Не помню точно. Лет десять назад.

– И каждый день?

– А как же!

Вот это да! Я и не знал, что у меня такая воля железная – каждый день зарядку делать. Я думал, у меня воля слабая, вот даже вставать вовремя никак не научусь. А я, оказывается, все могу, нужно только знать, что я все могу, и еще захотеть – и все.

Мы уже вышли из рощи перед парком и шли по улице. Здесь совсем не так было, как в Школьном Центре или на площади в городе: и улица как улица, и дома почти как у нас. Кое-где, правда, стояли новые дома, большие. Николай вдруг остановился и сказал:

– Слушай, ты можешь немного подождать? Я тут в одно место забегу на минутку. Здорово, понимаешь, совпало, что я тебя именно здесь нашел – у меня тут старые знакомые. Когда еще сюда попадешь...

Он зашел в дверь, над которой была вывеска: «Парикмахерская». Я в окно видел, как он там губами шевелит – разговаривает, наверно, а через стекло не слышно. А вот засмеялся. И парикмахеры чего-то говорят. Их там всего трое в комнате было – Николай и два парикмахера, один совсем старый дядька. Я думал, что в будущем все-все изменится, а эта парикмахерская была такая же, как и у нас. И кресла такие же, и зеркала, и ножницы. А вообще, чего я удивляюсь? Вилку еще когда изобрели, а в ней ничего особенного не меняется. Наверно, не все должно меняться. Просто люди делают, чтобы лучше было. Что плохое или неудобное, то меняют, а что хорошее – зачем его менять? Аэробусы – это правильно придумано, на них летать быстрее, и все видно вокруг и внизу. А то в автобусе другой раз столько людей набьется, что дышать невозможно. И кричат все, как будто от крика им больше места будет. И школа – это тоже правильно, чтобы ребята отдельно от родителей жили и все время вместе. Если б мы с Валькой всегда вместе были, и Эдик, и Толька – сколько бы мы интересного сделали! А то не успеешь игру начать или поговорить – и уже одному домой надо, другому за сестренкой в детский сад...

И парк этот у них – сила! Океанарий у них там, космодром... Океанарий, это я читал – это где настоящие морские рыбы и животные живут и дельфины тоже. Вот с дельфином бы поговорить! Этот пруд с подводными катерами на самом деле, наверно, и есть океанарий; ребята опускаются под воду в катерах и наблюдают, как рыбы живут... Может, там и дельфины есть... А где же у них космодром? Эх, жалко, ничего я не увидел! Только на колесе покатался... Но колесо тоже, конечно, здорово...

И еще мне понравилось, что люди у них все такие вежливые и добрые. Не то что у нас некоторые: «Ах, деточки, ах, дорогие!» – а чуть что им не понравится, так сразу: «Хулиганы! Лодыри бессовестные!» А у них здесь никто не ругается, все по-хорошему говорят. Вон сколько человек меня спрашивало, не больной ли я да не свести ли меня к киберу. Что это за кибер, интересно? Докторская машина, что ли, такая?

Я так задумался, что даже не заметил, когда из парикмахерской вышел Николай. Лицо у него было задумчивое. Мы пошли молча, потом он говорит:

– Да, стареют люди! Время идет, брат Колька, проходит время, ничего не попишешь!

Мы еще немного прошли, и я увидел столовую – такой дом двухэтажный, сплошные окна, и в них видно, как люди сидят за столиками. И так мне сразу есть захотелось – даже икота от голода началась.

Николай тоже обрадовался, когда увидел столовую, и говорит:

– Вот она, старушечка! Ну, сейчас мы окрошечку сообразим!

В столовой были автоматы, они бутерброды выдавали и соки разные. Я сначала думал – что-нибудь новое, а потом вспомнил, что и у нас такие есть, правда, только в одном месте, в кафе «Аэлита», около театра...

Николай принес две тарелки с окрошкой, ложки и бутылочку пива. Мы стали есть, а я все в окно поглядывал – может, что-нибудь интересное увижу. Но там ничего не было видно, только деревья. Николай заметил, что я в окно смотрю, и засмеялся:

– Чудно тебе, наверно, да? И мне чудно! Сидишь себе как ни в чем не бывало и окрошку наворачиваешь. А ведь это будущее, понимаешь, Колька? Завтрашний день, можно сказать!

Ему легко говорить, он сам в этом будущем каждый день живет! А мне еще десять лет ждать надо, и в школу ходить каждый день, и зарядку каждое утро делать. Десять раз по триста шестьдесят пять зарядок, не считая високосных, – это сколько получается? Три тысячи шестьсот пятьдесят зарядок, ну и ну!

Мы вышли из столовой, Николай закурил и спрашивает:

– Ну, куда теперь? В парк?

Он же хотел меня к отцу доставить – забыл, что ли?

– Ты где машину-то спрятал, герой?

Какой-то у него голос совсем другой сделался... Мне вдруг расхотелось вести его к машине. И чего это он так торопится? Не может, что ли, по городу меня поводить, все показать, что новое?

– Ну, говори, где машина-то? В парке? – опять спросил Николай.

Неужели мы сейчас улетим? И ничего я больше тут не увижу сейчас, а только через десять лет, когда вырасту? Ну, хоть самое главное надо спросить!

– Николай! Расскажи, как Марс покорили!

Он на меня глаза вытаращил:

– Марс, брат, еще не покорили, ты что?

Да ведь я сам читал название: «Площадь Покорителей Марса»! А он вроде не знает! Как же можно такое не знать! Я про всех космонавтов наизусть знаю: кто когда родился и сколько витков сделал, и кто в космос в скафандре выходил, и про многое другое! И давно уже решил, что буду учиться на космонавта.

– А вы... где учитесь? – спросил я.

Почему-то перестало у меня «ты» выговариваться. Но он, по-моему, не заметил.

– Я уже не учусь, я работаю. А кончил я милицейские курсы, год назад...

Как это – милицейские курсы?! Я чуть не заорал. Тогда это не я! Я ни за что не хочу милиционером становиться. Никогда в жизни не пойду на милицейские курсы!

– Вы... шпионов ловите? – с надеждой спросил я.

Он засмеялся:

– Да что ты, какие тут у нас шпионы... У меня попроще работа.

Мне ужасно обидно за себя стало. Да какое он имел право пойти в милицию, если я не хочу? Выходит, мне теперь космонавтом не быть из-за того, что он милиционером сделался? Значит, и я тоже должен буду в милиции работать? Нет, я вернусь и все иначе переделаю!

– А кого же вы ловите? – угрюмо спросил я.

– Мало ли кого! Вот хоть тебя сегодня поймал! – И он снова засмеялся.

Вдруг у меня опять заколотилось сердце быстро-быстро. Я даже приостановился, но потом дальше рядом с ним пошел, чтобы он не заметил. И отвернулся нарочно, а то вдруг он догадается, о чем я думаю. Я не хотел, чтобы он догадался. Я вдруг такое подумал, такое, что даже самому страшно стало!

Я подумал, что вдруг это вовсе не я! То есть что он – не я, не Колька Корнилов, а совсем другой какой-нибудь Николай. Мало ли Николаев на свете!

Николай вдруг резко остановился, будто испугался чего-то и быстро втащил меня в какое-то парадное. И лицо у него стало испуганное. Он оглянулся на меня, рукой помахал и улыбнулся, будто ничего особенного не происходит, но я же не маленький. Что-то он от меня скрывает, ясно!

Он осторожно выглянул на улицу, потом повернулся ко мне и сказал:

– Ты тут постой, не выглядывай, я мигом вернусь! – и убежал.

Кто же он такой?.. Про отца говорит... А отца-то моего в городе нет, я вспомнил, Лида же сказала... Про какого же он отца?.. И вот тут я вдруг на самом деле понял, кто это! Как же я раньше не догадался!

Это его за мной послали! Из милиции послали – он же сам сказал: «Я тебя поймал!» Он меня ловил, потому что я взял машину времени и улетел, а машина институтская, и с ней сегодня должны испытания проводить. Ему дали, наверно, другую машину, которая может двигаться по времени, и он меня нашел. Только зачем он притворяется, будто он – это я, только старший? Может, думает, что я боюсь назад вернуться, отца боюсь и вообще?

А про стекло и про Клавдию Ивановну – это ему, конечно, Валька все рассказал.

Теперь он меня потащит в парк и заставит показать машину, и получится, что я нарочно все это сделал и возвращаться не хотел, а он меня поймал. У него, наверно, в парке другая машина стоит, на которой он прилетел!

И вдруг я вспомнил окурок возле камня, и хлопок, и странный туман на соседней полянке... Ну, ясно! Это его машина там и хлопнула!

У меня сердце ужасно колотилось. Что-то надо делать! Прямо сейчас, сию минуту, а то он придет!

Я выглянул из парадного. Вон он стоит на углу, смотрит куда-то, не в мою сторону. Я выскочил на улицу и побежал во весь дух, не оглядываясь. Слева был переулок, я завернул туда, шмыгнул в подъезд и остановился.

Он теперь опять начнет меня искать, будет спрашивать прохожих: кто-нибудь видел, куда я побежал... Нужно поскорее пробраться в парк и залезть в машину. Наверно, если этот рычаг обратно потянуть изо всей силы, она пойдет в прошлое! И я сам вернусь, безо всяких милиционеров. Сам сделал, сам отвечать буду. Не боюсь я отвечать ни капельки, пусть не воображают!

Я быстро пошел переулками, чтобы людей поменьше встречать. Вдруг дома кончились, и за деревьями я увидел ограду парка. Тут же я побежал не скрываясь, потому что деревья меня заслоняли. Я даже не собирался через главный вход идти – милиционер, наверно, как раз там меня и дожидался. Я выбрал такое место, где деревья очень близко к ограде росли, поплевал на руки и по чугунным прутьям забрался наверх. А спуститься совсем просто было: я оттолкнулся и прыгнул прямо в траву. В парке никого не было. На пруду колыхались пустые катера, колесо все так же медленно кружилось. Я пробежал мимо них и оказался у реки.

Над рекой летел аэробус из города. Я испугался, что меня увидят, и побежал не по берегу, а между деревьями. Деревья вдруг кончились, и я с разбегу вылетел на поляну.

Это была та самая поляна, где раньше я видел туман, только теперь тумана не было, посреди поляны стояла белая сверкающая бабочка – совсем как моя машина! – а возле нее на корточках сидел Николай!

Он услышал, наверно, как я выбежал, вскочил, увидел меня и бросился в мою сторону.

Я рванулся назад, но поздно – он схватил меня в охапку и крикнул:

– Колька, куда ж ты пропал!

Я стал молотить его руками по лицу, по голове, по спине, стал вырываться, – только куда мне против милиционера, да еще такого здорового! Он втиснулся в кабину, так и не выпуская меня из рук; я еще слышал, как хлопнул рычаг; потом раздался вой сирены, и все вокруг заволокло серым туманом.

РАССКАЗЫВАЕТ НИКОЛАЙ ПАРФЕНОВ

Мальчишка повернулся, и у меня отлегло от сердца. Порядок, дорогой путешественник Корнилов Николай, порядок! Теперь мы тебя держим, так сказать, в руках и доставим к папе и маме в целости и сохранности.

– Колька? – спросил я.

Он почему-то вытаращился на меня и не ответил. Я испугался – а вдруг ошибка?

– Да ты Колька? – заорал я. – Корнилов?

– Ну, Корнилов, – ответил он наконец.

– Ф-у-у-ты! – облегченно вздохнул я. – А я тебя ищу, бегаю как угорелый.

– А вы... кто? – спросил вдруг Колька.

Кто я? Как ему объяснить? Рассказывать долго, да и устал он, наверно, пока по будущему бегал. Я вон какой здоровый, одних мускулов два кило, и то умаялся.

– Я? Ну... Николай, скажем! – ответил я. – Устраивает? – и подмигнул ему для подкрепления духа.

А у него лицо все перекосилось, и он к решетке прижался.

– А вы откуда меня знаете?

Любопытный какой выискался! Как я ему объясню?

– Вот доставлю тебя к отцу, – сказал я построже немного – он тебе и объяснит откуда!

Правильно, отец у него физик, ему и карты в руки. А мы послушаем. А то я, по совести сказать, тоже не очень соображаю, откуда мы с ним здесь взялись.

Глаза у него стали недоверчивые. Видно, упрямый пацан. Беда с такими!

– Слушай, – сказал я ему совсем серьезно, как взрослому – ты что: не веришь мне? Ну, хочешь, я тебе расскажу про тебя все: как ты с Валькой дружишь, как вы Клавдию Ивановну ругаете... все, все! – Тут я вспомнил «секрет», который Валентин на ухо мне нашептал. – А помнишь, как ты в лагере стекло разбил?

Вроде дошло до него, что я не совсем посторонний. И верно – какой же я ему посторонний? Мы в данный момент оба здесь посторонние, и надо поскорей убираться туда, где нам по закону положено существовать.

– Это вам... отец рассказал? – спросил Колька.

Я кивнул:

– Он. И доставить тебя, беглеца, велел в полной сохранности... Не возражаешь?

Он мне понравился, этот Колька. Худенький, правда, такой, и насчет мускулатуры слабовато, но симпатичный парнишка, глаза смышленые. Только невеселый он что-то.

– Слушай, ты не больной? – спросил я.

Он прошептал еле слышно:

– Не... Я... просто устал немножечко... И голова закружилась.

Вот я дурак, не сообразил! Парню просто поесть надо. Я и сам, как с утра заправился, крошки во рту не имел. Куда же мне его сводить? Была тут когда-то в Заречном столовая, я раньше в ней бывал, пока в город не переехал. Ничего кормили... Интересно, как теперь?

Изложил я Кольке в популярной форме насчет зареченской столовой, и мы с ним двинули в направлении этого пункта срочной гастрономической помощи. Честно сказать, меня не столько калории в данный момент интересовали, сколько посмотреть хотелось хоть краешком глаза, что же тут без меня совершилось. Какие наши, так сказать, ближайшие мечты и чаяния реализовались. Так что питание я больше для камуфляжа придумал – для себя, конечно. Кольку, понятно, накормить надо было.

Чудно мне было с ним рядом идти. Вроде бы вот и ходим мы, и разговоры какие-то ведем, а ведь вдуматься – как это мы тут? И он тоже, смотрю, на меня поглядывает исподтишка, будто проверяет, здесь ли я, не померещилось ли ему. Видно, тоже страшно не в своем времени оказаться.

Наверно, он оттаял душой, почувствовал ко мне наконец доверие, стал про мускулы расспрашивать, как я их отрастил. Пацанов этот вопрос здорово волнует. Удовлетворил я его законное любопытство, хотя, надо полагать, разочаровал изрядно. Тут ведь воля нужна, я себя десять лет заставляю зарядку делать и никак влюбиться в нее не могу. Встанешь иной раз утром и на гири эти прямо с остервенением смотришь, как на личного врага. А у Кольки, видать, характер есть, а воля – под вопросом. Он как услыхал, что зарядку каждый день нужно делать, так сразу нос повесил, не понравилось ему.

Тут мой мыслительный процесс прервался, потому что прямо перед собой я увидел знакомую вывеску: «Парикмахерская». Сохранилась, значит, в неприкосновенности, хоть и домик-то старенький, и помещение не того...

Попросил я Кольку подождать, а сам нырнул в дверь. Сколько же я здесь не был? Если по моим часам фирмы «Восход», на семнадцати камнях, то часа четыре, не больше. А если по календарю?

В парикмахерской, как и четыре часа назад, было прохладно и пусто. И изменений особенных не наблюдалось, как ни странно. Дядя Петя все так же щелкал ножницами и говорил что-то, а Ашот скучал у окна – ну, будто они за все это время с места не сдвинулись! Да... сдвинуться, может, не сдвинулись, а вот дядя Петя немного постарел, сгорбился – это точно.

Я остановился в дверях, и тут дядя Петя меня заметил, но никакого удивления не выразил, только головой мотнул в сторону кресла – садись, мол. Нет уж, дудки, дядя Петя, вы с меня свою норму волос сегодня уже настригли, хватит! Хотя он-то моего утреннего посещения помнить не может, для него это давно прошедшее время. Наверно, я сюда потом тоже заглядывал неоднократно.

– Здор ово, Николай! – сказал дядя Петя. – Слыхал, чего эти империалисты вытворяют...

Так! Стало быть, на данном этапе его империализм занимает. Твердый старик! Эх, надо бы и мне газетку прихватить, ознакомиться с текущими материалами теперешнего дня – вот доклад был бы в отделении!

– Стричься будешь? – спросил дядя Петя. – Венгерку? Польку?

Он у меня на голове всю географическую карту собрался изобразить, что ли? Хватит с меня канадки...

– Да нет, – сказал я, – так просто зашел. Отпуск у меня, гуляю...

– Слушай, – сказал от окна Ашот, – поезжай в Армению! Горы посмотришь, древности посмотришь. Озеро Севан увидишь, наполнили его, знаешь?

Я даже не знал, что его успели осушить! Да, быстро у них тут природа преобразуется!

– Чего ты к нему со своей Арменией пристал! – сурово сказал дядя Петя. – Ты смотри, что на свете делается! В Чили землетрясение! В Японии тайфун! И эти империалисты еще... А ты ему про древности!

Если б я сегодня не слышал уже все это, мне бы и в голову не пришло, что я через время перепрыгнул!

– Слушай, – сказал Ашот, подойдя ко мне и заинтересованно разглядывая мою шишку, – где такое богатство приобрел, поделись секретом? Тебе с таким украшением только в горы ехать надо, будешь с горным бараном конкурировать, у него тоже рога первый сорт, знаешь!

– Да ну тебя, – сказал, я смущенно, – напоролся я тут... – и прикусил язык: кто их знает, может, в ихнем времени я и живу не там, и никаких соседей с ванночками у меня нет.

Тут я увидел, что в окно Колька заглядывает – заскучал паренек, идти надо.

– Ну, еще столько же вам лет и здоровья! – сказал я и вышел.

До столовки добрались мы без осложнений и поели нормально. Что-то мало в этой Заречной стороне изменений произошло. Правда, дома кое-где стояли новые, да вот парк разбили, а так все вроде по-прежнему осталось. В городе, даже из-за реки видно, изменения посущественнее, только в деталях не разглядишь, а побывать там нет времени. Диалектическое противоречие в личной моей жизни: вроде бы я временем распоряжаюсь как хочу, вдоль и поперек, так сказать, его изъездил, а у самого времени нету.

Удивляло меня все же, почему это Колька молчаливый такой и ничем не интересуется. Другой бы на его месте все глаза насквозь просмотрел, а он молчит и какие-то мысли в мозгу провертывает. Устал, что ли? Или, может, боится, что дома ему попадет? Вот это уж зря, Корнилов Николай, нос надо выше держать! Мы с тобой в данный момент полномочные, можно сказать, представители героического прошлого в нашем славном будущем, – понял?

Вышли мы с Колькой из столовой и взяли курс на парк. Только пошли хорошим шагом, и вдруг я будто опять на ванночку налетел: прямо на нас шла Лидочка из жилуправления! Тут уж мне милицейская школа помогла быстро сориентироваться – нырнул я в парадное, Кольку притиснул к стенке и повел перископическое наблюдение. Лидочка что-то сильнее всех переменилась, серьезная такая стала, даже грустная почему-то: идет и чуть не плачет. Если честно рассудить, по-комсомольски, то я в данный момент морально обязан к ней подойти и выяснить характер переживаний. Эх, была не была! Сказал я Кольке, чтоб еще меня подождал, и метнулся на улицу.