Текст книги "Мир приключений 1969 г."

Автор книги: Еремей Парнов

Соавторы: Александр Мирер,Виталий Мелентьев,Михаил Емцев,Борис Ляпунов,Валентина Журавлева,Евгений Федоровский,Кирилл Домбровский,Владимир Фирсов,Рафаил Нудельман,Аркадий Локерман
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 58 страниц)

Двигаясь вдоль линии более темных из-за опавшего снега сосенок, Грошев заметил, что под некоторыми деревцами есть по две пары следов – с обеих сторон сосенки. И теперь, когда система этих необычных следов стала почти понятной, Грошев быстро прикидывал, как они могли появиться, но придумать ничего не смог, тем более что тут как раз и окончились посадки.

За ними шли столбы высоковольтной передачи, а дальше начинался редкий лес. Правее раскинулась луговина, на которую выходила трагическая тропка и, забирая в сторону, скрывалась в таких же, но только более старых и еще более густых посадках: за ними было шоссе, проходившее мимо аэропорта.

И здесь, на окраине посадок, Николай увидел тоже засыпанный когда-то снегом и теперь проявленный оттепелью лыжный след. Начинался он здесь или кончался, сказать трудно, потому что он оказался не только одиноким, но еще и необычным: по бокам следа не было ямок от лыжных палок.

Грошев остановился и прикинул то, что увидел.

Получалось, что неизвестный лыжник подошел к посадке, оставил лыжи и каким-то пока непонятным способом запрыгал дальше.

Теперь стало очевидным, от кого несмело, но с опаской уходил заяц: именно от этого прыгающего лыжника. Когда лыжник затаился, то затаился, залег под кустом и заяц.

А почему затаился лыжник?

Николай вернулся назад, еще раз осмотрел странные следы под ветвями и понял, что неизвестный лыжник остановился возле невзошедшего ряда посадок не случайно. По этому рядку-просеке отлично просматривалась тропка, и, значит, отсюда ему легче всего было стрелять в бок шагавшему по тропке Андрееву.

Однако при этом неизвестный лыжник должен был отлично знать, что Андреев идет именно по этой тропке и именно в этот час. Больше того: чтобы не спутать его с кем-нибудь другим, убийца должен был отлично знать Андреева – его облик, его походку, его одежду именно в этот день. Ошибаться в таком случае противопоказано.

«Значит, кто-то знакомый. Хорошо знакомый».

Но ради чего и почему он стрелял?

Раздумывая, Николай бродил по посадкам, натыкался на следы милиционеров, но они не интересовали его. Он смотрел, в основном, под деревца.

Уже почти на выходе из посадок Грошев наткнулся снова на парные следы – они шли почти от того места, где неизвестный сходил с лыж, и по диагонали выходили к тропке, а потом возвращались обратно.

Выходило, что, после того как убийца выстрелил, он еще и пошел проверить, действительно ли его выстрел достиг цели.

– По-видимому, только за этим, – задумчиво, вслух протянул Грошев. – Ведь Андреев не был ограблен. Значит, только за этим.

Но каким же хладнокровием, какой расчетливостью нужно обладать, чтобы убить человека, да еще подойти к нему и проверить, убит он или еще жив. Значит, неизвестным преследовалась какая-то очень важная цель, ради которой он мог так рисковать собой.

Какая это цель? Желание убрать ненужного, опасного свидетеля?

Думая обо всем этом, Николай присел над парным следом и осторожно, кончиками пальцев перчатки, как кисточкой, стал расчищать снег на дне следа. Он делал это медленно, излишне старательно, словно опасаясь, что найдет нечто такое, что доставит ему боль или горе.

И он нашел то, что доставило ему боль и обиду. В одном из парных следов явственно обозначился отпечаток ступни. Ступни подшитого валенка. С каблучком.

На минуту Николай растерянно и грустно молчал, но потом вспомнил, что хотя у Ряднова тоже были подшитые валенки с каблучком, сюда, в посадки, он попасть не мог. Для этого ему следовало обходить посадки, а следов на снегу больше нигде не имелось. И потом, если Ряднов убивал отсюда, из посадок, ему не имело смысла стрелять в доме, ходить по заячьему следу. Следовательно, какие бы мысли ни рождались, какие бы неясности ни всплывали – можно было установить главное: в посадках был третий.

Теперь его нужно было найти и снять тяжкое обвинение с Ряднова или доказать, что Ряднов был в посадках.

Грошев неторопливой, спорой походкой побрел прямо по целине, вдоль лыжных следов. Они провели его через редкий сосновый лес и пропали возле хорошо накатанной лыжни: по ней, в какой-то добрый, веселый день прошла славная компания. Снег вдоль всей лыжни пестрел бороздками и провалами от лыжных палок. Николай несколько минут рассматривал лыжню, по характеру палочных росчерков определил, куда шли лыжники, и решительно двинулся в сторону аэродрома. Как он и ожидал, хорошо накатанная лыжня вышла к соединяющему два шоссе зимнику, пересекла его и пропала в лесу.

Темнело. Усталый Грошев постоял на зимнике и медленно пошел к шоссе. Попадались только встречные машины, а попутных так и не случалось. Грошев кое-как доплелся до шоссе, остановил грузовую машину и, сидя в кузове, смотрел на расстилающуюся сзади дорогу.

С одной стороны посверкивала огоньками большая пригородная деревня, почти вплотную примыкающая к аэропорту; с другой, в треугольнике между шоссе и зимником, тускло светились огоньки маленького поселка дорожников – теперь там жил дорожный мастер и несколько семей рабочих.

10

Ивонин внимательно выслушал Грошева, потер щеку так, словно хотел проверить, как удалось выбриться, и сразу решил:

– Надо посмотреть на месте.

На месте было все так же: осевшие следы и пьянящий загородный воздух. Петр Иванович устало и раздраженно щурился и, бродя по посадкам, горбился. Грошеву стало жалко своего наставника, и он сказал о том, что могло успокоить Ивонина:

– Но ведь тогда вы просто не могли заметить следов. Они были покрыты пушистым снегом.

– А, брось! – перебил его Ивонин. – Сказать «не мог» – ничего не сказать. Я должен был заметить. Это мне полагалось по штату.

– Это еще не все – должен...

– Как это понять? – нахмурился Ивонин.

– Есть еще реальная возможность.

– Ты хочешь сказать, что я не воспользовался этими возможностями?

– Не в этом дело... Вы не могли разгадать следы, потому что снегопад лишил вас этой возможности. Мне ясно, что заяц испугался убийцы и сбежал от него под куст рядновского огорода. Потом, когда убийца выстрелил, заяц удрал. Снега выпало еще больше, и его следы стали резче. Их заметили и Ряднов, и вы.

– Ты думаешь, что Ряднов не видел первой стежки следов?

– Убежден: они начисто скрылись под снегом.

Ивонин молчал, покусывая губы. Николай покосился на него и вздохнул:

– Меня волнует другое: мог ли Ряднов видеть труп или нет? Проверим еще раз.

Они подошли к тому месту, где когда-то топтался Ряднов, и долго смотрели на тропку. Выходило, что Ряднов, если бы прошел чуть дальше, наверняка увидел бы труп Андреева, а с этого места мог увидеть, а мог и не увидеть: труп ведь лежал в снегу, сбоку от тропки.

– Понимаешь, что странно: следы валенок. В обоих случаях подшитые. Но если стрелял и прыгал Ряднов, то ему не было смысла подходить к тропке вторично, с другой стороны.

Они помолчали.

– Впрочем, все это только предположения... Ясно одно – заяц расписал нам преступление по часам и даже по минутам.

– Точнее, не заяц, а оттепель.

– Она дописала. Теперь опять нужны факты. Займемся фактами.

– Петр Иванович, да не в этом дело...

– Нет, именно в фактах. Только они помогут найти убийцу. А что мы имеем? Мы имеем странное стягивание нитей к аэропорту. Вот с него и начнем. Вопрос первый: зачем и к кому прилетел Андреев? – Он минутку подумал и уточнил: – И прилетел ли? Если прилетел, то когда. Для этого сделай запрос в аэропорт отправления – там есть копии полетных листов, а в нем записи фамилий пассажиров. Второе: исподволь, чтобы не спугнуть, узнай врагов Андреева, именно врагов – ведь факта ограбления не установлено. Для этого постарайся побывать в таксомоторном парке. Третье: у метеорологов точно узнай время начала снегопада.

Пока они ехали в город, Ивонин надавал столько советов, что выполнить их было под силу целой бригаде следователей, – так, по крайней мере, казалось самому Грошеву. А ведь у него были еще занятия в институте...

Грошев делал все, что ему посоветовал Ивонин: послал запросы, проверил дела об ограблениях, к которым мог быть причастен Андреев, побывал в таксомоторном парке. Однако вся эта большая и кропотливая работа приносила прямо-таки удивительные результаты.

Из аэропорта города, где последнее время жил Андреев, доносили, что Андреевы действительно летали, но ни один из них не носил нужных инициалов – Р. Н. Больше того: случилось так, что за испрашиваемый период ни один из Андреевых, пользовавшихся услугами воздушного транспорта («Прямо по рекламе дуют», – усмехнулся Николай), не брал билета до города Н. Похоже, что Роберт Андреев не летал.

В таксомоторном парке старые шоферы, конечно, помнили Роберта. Но отзывались о нем очень неопределенно:

«Шофер добрый, но и штучка добрая».

«Отчаянный и нечистый на руку».

Но врагов его не знали. Разве только Свиридов – поначалу они дружили, а потом почему-то разругались.

Старые дела принесли только имена осужденных преступников и туманные намеки на участие в делах какого-то молодого шофера.

Грошев добросовестно перечитал все показания свидетелей, акт экспертизы и в одной из подшитых к делу справок обнаружил фамилию Свиридова. Оказалось, что в ночь ограбления сельмага его машина находилась на линии. Но подозрений он не вызывал и даже не допрашивался.

Если бы хоть одна из избранных Ивониным дорожек привела... да что там привела, просто бы приблизила к цели, Николай, может быть, по-другому повел дело. Но неудачи разозлили его. А разозлившись, он взял себя в руки и подумал:

«Спокойно! А что бы я сделал, будь по-прежнему разведчиком?»

Наблюдение в разведке ведется по строго продуманной системе – от ближних предметов к дальним и обязательно зигзагообразно. Это нужно для того, чтобы пока ты интересуешься дальним противником, ближний не всадил тебе пулю в лоб. И еще для того, чтобы глаз как бы автоматически проверял уже раз обследованный участок.

– А я что делаю? Как раз наоборот: рядом еще всего не осмотрел, а лезу бог знает куда. Ну ладно, следователь из меня пока что липовый, но ведь разведчик-то я все-таки не такой уж плохой! Используем этот опыт.

И прежде всего он, как когда-то в армии, решил установить сектор наблюдения, чтобы не спутаться, не распыляться, а действовать методически и спокойно.

«Возьмем легенду Свиридова. Мог он убить Андреева? Что за это? Его еще неизвестно чем вызванная ненависть к бывшему дружку, его подозрительное, нечистоплотное поведение? Вот все, чем я располагаю. Проверим это».

От кого Грошев мог узнать о Свиридове нечто новое, и так, чтобы его не вспугнуть? Конечно, от Анны Ивановны и той самой Зинки, которую Николай еще не видел. Но для того, чтобы поставить Свиридова под серьезное подозрение, прежде всего следовало точно узнать, где он был в тот день, что он делал.

Второе: то же самое нужно попытаться узнать об Андрееве. До сих пор ни у кого не вызывало сомнения, что он шел к Анне Ивановне. Но ее показаниям не верить трудно. К кому он шел? Прилетев, по привычке пошагал в знакомый поселок? Возможно... Больше того: очень может быть, что именно в поселке у него есть те самые друзья, у которых он останавливался.

Сектор наблюдения определился.

* * *

Явившись в бухгалтерию столовой как работник автоинспекции, Грошев просмотрел путевые листы и сразу же установил, что Свиридов и в день убийства, и накануне, и после него вовремя являлся на работу и ездил по городу. Однако в день убийства в путевом листе была подозрительная запись: «Поездка на ремонт 9.00-11.15».

Беседа в местном Обществе охотников дала новую ниточку: Свиридов действительно имел охотничье ружье двадцатого калибра. Но как проверить, пользовался он им или не пользовался? Грошев сразу же попросил того самого охотника, что стрелял по чучелу во время следственного эксперимента, помочь ему. Пожилой, обстоятельный Яснов согласился, и они пошли на квартиру Свиридова.

Он жил с матерью-пенсионеркой и сестренкой – работницей текстильной фабрики. Двухкомнатная стандартная квартира: телевизор в углу, сервант, стол, тахта, над которой на коврике висело ружье, а под ним – патронташ. Ничего лишнего, и никаких примет нехваток.

– Что вам? – сердито спросила сестра Свиридова.

– Перерегистрация оружия, – как было договорено, сказал Яснов. – Вызывали мы его владельца, а он не являлся. Пришлось самим тащиться. Вот припаяем штраф, будете знать.

Яснов сел за стол и, раскрыв папку, вынул нарочно прихваченную «бухгалтерию» и медленно стал разбираться в ней.

– Та-ак... Санин... Сарнов... Свиридов! Та-ак! «Ижевка-20».

– Это ж за что на нас штраф? – робко спросила старушка.

– У них других слов нету – только штраф да штраф! – резко бросила девушка.

– Штраф за то, что не явился на перерегистрацию. И взносов не платит.

– Когда ему являться-то? Всё на работе, всё на работе...

– Ладно, мама, что ты объясняешь?!

– Так я же правду говорю.

– Та-ак. Хорошо... А много ли дичи приносит ваш охотник? Может, ему и вправду не за что взносы платить?

– Да какая там дичь! Какая уж там дичь! Сходит, пол-литра выпьют, постреляют в шапку и обратно. Охотнички! Хорошая еще была шапка – расстреляли.

– Когда ж это с ним произошло? Такая прискорбная история! Зимой уже? – спросил Яснов и, поднявшись, прошел к тахте. – Разрешите посмотреть?

– Смотрите, смотрите... Да нет, не зимой. Это осенью еще было. Поздней осенью. Ходили они тут, в аккурат еще Робка приезжал. – Старушка обернулась к дочери и взглядом попросила у нее подтверждения своих слов.

– Мама! – крикнула девушка. – Кто тебя тянет за язык?

– Так люди же спрашивают.

– Люди свое дело делают. А ты им мешаешь.

Яснов переломил двустволку и посмотрел ствол на свет.

– А зимой он разве не охотится? – спросил Николай.

– Редко.

– Что так? На лыжах ходить не умеет?

– Зачем? На лыжах он хорошо ходит, да только зимой день маленький – не управляется.

– Грязновата... – отметил Яснов. – Не умеет обращаться с оружием.

– Да полно, что вы! – испугалась старушка. – Он вот недавно ее чистил, винтовку-то свою.

– Не видно что-то... Придется замечание делать.

– Нет, верно, верно, – вмешалась девушка. – Оно у него все в кладовке хранилось, а когда мы купили ковер к тахте, он его вынул, вычистил и повесил. «Красивее, говорит, будет».

Она, словно подтверждая свои слова, открыла кладовку, и Грошев заглянул в нее: лыж там не было.

– Красивей-то красивей, а вот чистить нужно своевременно. А он, поди, месяца два не чистил.

– Да что вы, когда мы коврик купили...

Дочь с матерью поспорили, пока не установили, что ружье свое Свиридов чистил месяц или месяц с небольшим тому назад.

– Это, конечно, терпимо, пусть поглядывает, а то и в шапку не попадет.

Сделав отметки в карточке, Яснов стал завязывать папку. Молчавший до этой минуты Грошев недовольно сказал:

– Копаемся мы... Так до вечера всех не обойдешь...

Они попрощались и вышли.

На улице Николай спросил:

– Это действительно точно... по характеру смазки, что Свиридов чистил ружье месяц с лишним назад?

– Ну, совершенно точно этого сказать нельзя. Но приблизительно именно в это время.

– А как вы это определили?

– Понимаете, в металле есть мельчайшие поры. Если почистить оружие сразу после выстрела, то через несколько дней поры в металле обязательно выделяют мельчайшие крошки пороховой копоти – сыпи, как мы называем. В данном случае на оружии есть слабые следы сыпи. Такая слабая сыпь могла появиться в двух случаях: если оружие было начищено сразу после выстрела и потом вычищено вторично или если оружие просто давно не чистилось, вот, например, как в данном случае.

Грошев кивнул: убийство Андреева произошло как раз месяц с небольшим тому назад. И оружие правильно выделило сыпь. Очень правильно.

11

Ивонин получил новое задание, часто выезжал, и Николаю не с кем было посоветоваться, да он и не очень стремился к этому. Ему казалось, что теперь он действительно на верном пути, и стоит только как следует поработать, не допустить ошибки, как все станет ясным и понятным. Истина будет восстановлена, Ряднов освобожден, и настоящий преступник получит по заслугам.

В том, что Свиридов мог совершить преступление, он почти не сомневался. Но если даже он сумеет вывернуться, доказать свою невиновность (при этом Николай как-то упускал из виду, что не подозреваемый обязан доказывать свою невиновность, а следователь по закону должен обосновать и доказать его вину), это пойдет на пользу дела. У него будут развязаны руки, а из-под подозрения выйдет еще один человек. Словом, все получалось так, как в научных исследованиях: даже неудачный опыт бывает полезен. Он показывает, что исследования идут не по тому пути.

И все-таки, как ни неопытен был еще Грошев, как ни наивен, время работы в милиции, армейская закалка да и приемы, которые он усвоил у Ивонина, позволили ему быть осторожным.

Он не вызвал Свиридова, а сам рано утром приехал к нему в гараж, дождался Свиридова и, предъявив удостоверение, принялся за осмотр машины. Придраться к техническому состоянию любого автомобиля, да еще опытному человеку, можно всегда, особенно зимой. А Николай понимал толк в технике и как комбайнер, и как водитель транспортных и боевых машин в армии.

И Николай придрался к люфту рулевого управления и, главное, к плохо отрегулированным тормозам. И тут случилось то, на что и рассчитывал Николай. Свиридов возмутился, как возмутился бы каждый шофер, любящий свою профессию. Он начисто отрицал и люфт, и плохую регулировку тормозов.

– Молод ты еще, понимаешь! – возмутился он. – Я пятнадцать лет езжу...

– Ну, положим, не пятнадцать...

– Все равно – побольше, чем ты. Мне, понимаешь, на работу...

– Ваша работа – на дороге. А сейчас гололед. Знаете, что было вчера?

– Да что б там ни было...

– Вчера вот такой, как вы, шофер сбил мальчишку – тормоза у него, видишь ли, отказали. Теперь сидит.

– Ты мне на мозги не капай. Я тоже знаю, что к чему.

– Ну, вот что, Свиридов, мне с тобой спорить некогда. Не веришь мне, поедем в милицию. Скажет начальник, что машина у тебя технически исправна, – пусть сам и отвечает.

– Самому нужно думать!

– Ты вчера юзом ездил?

Свиридов осторожно прикинул в уме вчерашнее

– Ну и что?

– А вот то, что засекли тебя. Понял? Так вот, решай: или становись на профилактику, а я завтра приеду, проверю, или едем сейчас со мной. – Николай вдруг задумался и поправился: – Нет, завтра я не приеду. Послезавтра ты сам приедешь и все объяснишь.

Вот этого Свиридов допустить не мог. В столовой и ее филиале была всего одна его машина. И если он не выедет два дня, будет полный срыв работы. Директор поймет, что в этом виноват Свиридов, и впредь ни за что не простит его маленькие, но выгодные «левые» ездки и комбинации с запчастями. И Свиридов согласился.

– Ладно, только заедем, я скажу директору.

– Зачем? Оттуда и позвоним...

– У нас телефона нет. Только в диспетчерской да у начальства.

Пришлось ехать на аэродром. Николай искоса наблюдал за Свиридовым, но ни излишней тревоги, ни страха не заметил. Вел машину он внимательно, профессионально, смело и в то же время осторожно, лишь искоса поглядывая на Грошева.

Уже на выезде из города он победно посмотрел на Николая и спросил:

– Ну что? Держат тормоза или не держат?

– А я не говорил, что они совсем не держат. Но ход педали длинный, значит, не сразу схватывают. Да и колодки, видно, подносились.

– Так это при гололеде еще лучше. Не сразу схватывает, значит, не занесет.

– Теория... – покривился Николай, и возмущенный Свиридов замолк.

Над шоссе, проревев моторами и хищно нацелившись в землю выпущенными колесами, заходил на посадку пассажирский лайнер.

– Из Адлера прилетел. Курортники притопали.

Когда подъехали к зданию аэропорта, из дверей уже выходили первые пассажиры и растерянно оглядывались – ни такси, ни автобусов не было. Свиридов с горечью посмотрел на пассажиров, и Грошев понял его. В это время он обязательно подцепил бы пару-тройку пассажиров и отвез бы в город: и по пути и «калым».

– Ну, пошли, что ли, – буркнул Свиридов.

– А зачем мне идти? Показать, что за тобой милиция приезжала? Чтоб трепались?

Свиридов пристально посмотрел на него и благодарно улыбнулся.

– Добро. Я сейчас.

Он убежал, и к машине стали подходить пассажиры, упрашивая подбросить до города. Николай пожимал плечами.

– Сам пассажир. Ожидаю шофера.

Потом подошел автобус, и пассажиры рванулись к нему.

Площадь перед аэропортом опустела.

Через несколько минут после отхода автобуса из дверей показались летчики, во франтоватых синих пальто, в синих форменных фуражках набекрень – крепкие, моложавые ребята. Один из них – ладный, невысоконький, единственный из всех в рыжих унтах – подошел к Грошеву, дернулся, увидев милиционера, но сейчас же улыбнулся:

– Может, и нас захватите? До города...

– Сам пассажир – жду шофера. Если он возьмет – пожалуйста. Мне-то что.

Летчик потоптался, обошел машину спереди и обрадованно крикнул:

– Это Стаськина машина. Может, подвезет...

– Всех не возьмет. Подождем автобуса.

Летчики возвратились в здание аэропорта. Тот, кто стоял рядом с машиной, еще раз посмотрел на Грошева, пристально и изучающе, потом доброжелательно улыбнулся и тоже пошел к двери.

Походка у него была легкая, спортивная, форменное пальто сидело как влитое, и даже унты подчеркивали его особый, летный шик.

«Хорошие ребята... Дружный, должно быть, экипаж...» – подумал Николай и вдруг увидел Анну Ивановну Ряднову.

Она медленно шла от пакгауза, в котором размещались камера хранения и склады грузов. Рядом с ней, заглядывая ей в лицо, крупно шагала полная, закутанная в платки женщина в полушубке.

Грошев отодвинулся, так чтобы Ряднова даже случайно не могла его заметить: пока что эта встреча была ни к чему.

Прибежал Свиридов и, уже усаживаясь на свое место, увидел Ряднову и крикнул:

– Ань! Слышь! Я тут на пару часиков отлучусь, иди к директору. Он тебя ждет.

Они проехали в центр города. Свиридов уверенно ехал в городскую ГАИ, но Грошев вдруг приказал ему ехать в другое место.

– Это еще зачем? – возмутился было Свиридов.

– Так надо! – жестко обрезал Николай и демонстративно передвинул пистолетную кобуру,

Во дворе Николай спросил:

– У вас ведро есть?

– А... зачем оно?

– Разговор будет долгим – спустите воду, чтобы не заморозить машину.

Свиридов усмехнулся:

– Ни черта ей не сделается – оттепель.

В кабинете Ивонина они рядком повесили на вешалке шинель и пальто и чинно уселись за стол друг против друга.

Окончив формальности, Николай задал первый вопрос:

– Как давно вы знали Роберта Андреева?

– Та-ак... – облизнул губы Свиридов. – Темнить начинаете. Ладно. Но мы по-честному. С Андреевым я знаком еще с шоферской школы, потом работали вместе, дружили.

– Почему перешли из таксомоторного парка, и кто вас порекомендовал в аэропорт?

– Надоело мотаться и, главное, быть на побегушках. А тут и калымнуть можно не хуже, чем на такси, и, главное, возле продуктов – всегда достанешь то, чего и в магазинах не найдешь. Летчиков сами знаете как снабжают.

– А кто вас рекомендовал?

– Робка с одним своим дружком. Тут у нас летает один. Радистом. Он и нашел это место. Предложил Робке, а тот мне.

– Ясно. А почему вы поссорились с Андреевым?

– Да так... Личное, – потупился Свиридов.

– А точнее?

– Ну, личное, и все.

– Странно. Дружили, помогали друг другу; когда он прилетал в наш город, останавливался у вас и вдруг – поссорились? Почему?

– Это очень важно?

– Очень.

– Тогда по-честному, только чтобы другие не знали. К сестренке он начал приставать, она и пожаловалась мне. Вот я его и выгнал, подонка такого.

– А к кому он приезжал? К Зине или Анне Ивановне?

– Знаете уже?

– Мы многое знаем.

– Тогда так. Робка был парень умный, никогда ничего прямо не говорил, все шуточками отделывался. Прямо он ни об одной не говорил, но намекал, что с соседкой встречается. И также намекал, что и с Зинкой тоже. Но та – дура, она ему не подходила.

– Это ж почему дура?

– Да такая она, знаете... будто недоваренная. Неинтересная, без огонька. Прока от нее не было, а Робка, он всегда выгоду искал. У него хватка братанина – мертвая.

– Вот, кстати, действительно ли старший брат Андреевых воровал кирпич со стройки и продавал его частникам?

– А кто его там не воровал? Только кому лень было или совесть очень правильная. Я ж там жил и знаю: все воровали.

– Вы ведь не воровали?

– А мне зачем? Я не жадный. Мне домов не нужно.

– Понятно. А где вы обычно ремонтируетесь?

– Как – где? В гараже.

– И на лыжах вы ходите?

– Хожу... Так это вы у меня на квартире оружие проверяли? – вдруг спросил Свиридов.

– Я.

– Ах, вот оно что... – Свиридов стал медленно приподниматься. – Ах, вот что вы мне шьете! Только загодя говорю – ничего не выйдет.

– Какой сообразительный! Так как, сам скажешь или будем тянуть резину?

– Говорить мне нечего. Понял? Робку я не убивал. Не дурак, да и не за что.

– Допустим, – собираясь с мыслями, тянул Николай. – Допустим. До этого мы дойдем. Ведь, как вы сами знаете, главное – факты. Так вот, факты.

Николай нещадно ругал себя: упустил, бездарно упустил! И даже не посоветовался ни с кем. А он теперь все продумал, все предусмотрел. Но делать было уже нечего. И он на ходу менял план допроса.

– Какие вам факты? – ершился Свиридов.

– А вот какие: зачем и к кому приезжал Андреев?

– Не знаю. Я сказал – он скрытный. Мне и самому странным казалось: приедет на день, на два и сматывается.

– Если на день, на два, так когда же он успел приставать к вашей сестре?

– А он привык нахрапом действовать. Да и знал ее давно.

– И еще такой вопрос: зачем вы провоцировали драку с Рядновым?

– Робка просил.

– Зачем?

– Говорил, что из-за Ряднова им приходится дом продавать и сматываться.

– И вы согласились?

– Тогда ж мы дружили, а я для товарища могу на все пойти. Такой характер.

– И лыжи вы товарищу отдали? С палками или без палок?

– Я сказал – не шейте!

– Слушай, Свиридов, перестань играть! Отвечай на вопросы и сядь. Дело серьезное. Очень серьезное. И пока я правды не выясню, я тебя не отпущу!

– Может, вы год будете выяснять?

– Вот год и будешь сидеть.

Они встретились взглядами, и Свиридов, поняв, что работник милиции не шутит, отвел глаза.

– Добро. Посидим, посмотрим. Так вот, лыжи я отдал не товарищу, а одной девчонке.

– Кто она, где живет? В каких отношениях вы с ней находитесь? – зачастил Грошев.

– Она дорожный техник. Зовут Людмилой Зориной, живет недалеко от аэродрома, там поселочек есть такой. Отношений у нас с ней особых не было – редко встречались.

– А почему же вы отдали лыжи малознакомой девушке?

– А вот так... Мы с ней раньше на трассе все перешучивались – она девка языкастая. А потом как-то в прошлом году, уже перед весной, я ходил на лыжах; вышел к ихнему хутору, она мне и встреться. Ну, слово за слово, поговорили, она домой воротилась. У них пол-литра нашлось, мы с ее отцом выпили. А я устал. Как подумал, что опять на лыжах тащиться – я уже на новой квартире жил, – взял и попросил: пусть постоят, а я за ними заеду. Но не заехал. Там весна, то, се... Вот так.

– Проверим. С палками вы их оставили или без палок?

– Ясно, с палками! Какой же дурак без палок ходит? Это ж не слалом.

– Какие были палки?

– Обыкновенные. Алюминиевые.

– А стреляли вы когда из своего ружья?

– Вам мать сказала – осенью. Больше не стрелял. – И, предупреждая вопрос Николая, раздраженно, но уже устало пояснил: – Мне вообще охотиться надоело – никакого проку. Думал продать ружье, да все времени не было. И еще: мать точно сказала, когда я чистил ружье – за неделю до убийства Робки. Это вы можете проверить по товарному чеку на ковер. После того как в Южном следователи напугали всех, я тоже стал чеки хранить. Вот и пригодились.

– Так. Где вы ремонтировались в день убийства?

– А я не ремонтировался. Я калымил, – откровенно насмешливо сказал Свиридов.

– То есть как – калымил?

– А так. Сказал Аньке, что на ремонт нужно, дескать, мороз хватает, будет гололед, а сам поехал к магазину. – Движением руки он не дал Грошеву перебить себя. – Когда мы на мясокомбинат ехали, я засек: из военторга выносят телевизоры. Все культмаги открываются в одиннадцать, а военторг – в девять. Значит, таксишников нет – они на вокзале в такой час дальних пассажиров выуживают, чтобы план одной ходкой сделать. Вот я и мотанул к магазину. Верно – нарасхват. Три ходки сделал. – Он полез в карман пиджака и достал бумажку. – Вот адрес каждого, кого возил. Я их уже объездил и предупредил, что об этом случае могут спросить, так вот, пусть не врут. Но, думаю, врать им не для чего.

Итак, версия лопнула окончательно. А какая она была стройная!

Мстя за обиженную сестру, Свиридов, узнав, что прилетел Андреев, отвез Ряднова к мясокомбинату, потом уехал на зимник, встал на лыжи, прошел к известной ему тропке, убил Андреева и тем же ходом вернулся на место. Очень все точно, ясно и понятно. Как говорится, хоть пиши с него роман!

Издеваясь над собой, Николай не сомневался в полном алиби Свиридова и уже не огорчался: может быть, даже хорошо, что он спугнул Свиридова, дал ему время и возможность подготовиться к защите – не потребуется лишних усилий на распутывание. Конечно, показания Свиридова он проверит, но и без проверки видно, что парень этот жох, и на руку... ну не то чтобы не чист, но и не слишком чистоплотен. Впрочем, за использование машины в личных, корыстных целях дело Свиридова можно передать в товарищеский суд.

Но это потом.

– Скажи мне по совести, Свиридов, почему ты сразу догадался, что тебе шьют дело?

– А чего ж тут хитрого! Когда я узнал, что убили Робку, Липконос сразу сказал: наверняка Ряднов. И Лешка так считал. А я не верил. Я ж немного знал Ряднова, не такой он человек. Он... самостоятельный. И я подумал, что пусть его и посадили, все равно кто-то да заинтересуется, сумеет дойти до корня. А раз так, кого потянут? Меня? Потому что я ему другом был.

– Кому – другом?

– Ну Робке. А что Ряднова я... стукнул. Так это просто дурак был. Верил Робке. А теперь сам понимаю, что если человек просит, чтобы за него другие морду били, значит, он и есть подлец. Ряднов вон не себя защищал, а товарищей – те пьянее его были. Вот я и не поверю, что он убил. Разве только случайно...

Они молчали, и Грошев услышал шаги за дверью. Потом шаги удалились: видно, кто-то подходил к кабинету, но не решился войти.

– Скажи мне, а как ты, именно ты, думаешь: кто мог убить Андреева? Кому выгодна его смерть?

– Понимаешь, я честно скажу: как ни думал, как ни прикидывал – не знаю. Ведь только в двух случаях можно сделать такое, я так понимаю: если ты ненавидишь человека до конца, потому что в его руках твоя жизнь, и либо ты его, либо он тебя. А второе: просто подонок попался – ему абы убивать, бывают такие. Но ведь Робку даже не ограбили! Верно?