Текст книги "Широки врата"

Автор книги: Эптон Билл Синклер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 51 (всего у книги 52 страниц)

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
Победу иль позор[176]176
  176 Джеймс Грэхем, 1-ый маркиз Монтроз 1612–1650 Моя любимая, молю, пер. А. В. Лукьянов, That dares not put it to the touch, To gain or lose it all = Он не получит без борьбы Победу иль позор


[Закрыть]

I

Ланни сказал: «Мы долго стоим на одном месте», и его новый друг ответил: «Каждая стена в этом городе имеет уши». Ланни пересел на переднее сиденье и отвёл машину вокруг пары кварталов, наблюдая за своим зеркалом заднего вида. Он остановился на новом месте и вернулся на заднее сиденье, где пара провела любопытную репетицию. Ланни наблюдал, как Рик руководил постановкой своих пьес в театре, а теперь он устроил капитану генеральную репетицию, все шёпотом и в темноте.

Испанец заявил, что он не знал латыни, за исключением нескольких религиозных фраз. Теперь Ланни научил его трём словам из Овидия и поставил первое явление его при входе в камеру Альфи. Капитан прошептал: «Bella gerant alii!» Затем он добавил: «Я только что виделся с Ланни Бэддом, и я собираюсь доставить вас к нему. Я сделаю вид, что стреляю в вас, а вы должны лежать неподвижно и расслабленным, насколько это возможно. Независимо от того, что не произойдет, не двигайтесь и не издавайте ни звука. Ваше лицо я оболью куриной кровью. Это будет неприятно, но вы сможете выдержать. Я сделаю три выстрела, но не в вас. Но сначала вы должны накричать на меня и обзывать меня».

«Как обзывать?» – прервал его режиссер.

«Он не умеет обзывать?» – спросил актер.

– Не на испанском языке. Вы должны сказать ему.

– Хорошо, тогда я подскажу: «Puсeta! Carajo! Asesino!»

– Очень хорошо. А теперь?

– Я говорю ему лечь. Я лью кровь на его лицо.

– А бутылка?

– Я кладу бутылку в карман.

– А пробку?

– Я вставлю пробку в бутылку в первую очередь.

– Вы не забудете и не позволите пробке упасть на пол и потеряться.

– Por Dios, no!

– А потом?

– Тогда я порежу себе руку.

– Нет, не так. Вы забыли одеяло.

– Caramba! Одеяло. Я возьму одеяло с кровати и сложу его во столько раз, сколько смогу, и положу его на пол.

– Как близко к заключенному?

– Рядом, но не так, чтобы задеть его.

– Как близко?

– Два метра. Затем я стреляю в одеяло.

– Нет, снова неправильно. Вы должны порезаться.

– Черт, да я порезал руку в мягкой части. Я должен был бороться с ним и отбросить нож далеко от него.

– А что вы делаете с ножом?

– Брошу рядом с ним. А потом огонь в одеяло.

– Бах, бах, бах. А потом?

– Я встряхиваю одеяло. Подбираю пули из-под него и кладу их в карман. Я бросаю одеяло на кровать. В то же время я кричу охране и начинаю поднимать шум.

– Что вы кричите?

– Я кричу: «Jesucristo!» Я говорю: «Virgen Santisima!» Я говорю: «El hijo de puta», он пытался убить меня. Он порезал меня Asesino! – он обзывал меня, я говорю, как он обзывал меня и продолжаю loco – porDios, и выхожу из себя.

«Не слишком много», – сказал Ланни. – «Хороший актер никогда не теряет себя в своей роли. Что-то непредвиденное может случиться».

– Dios no lo quiera! Я говорю: «El Jefe будет в ярости от меня. Этот англичанин богат, он важен, а я в этой адской грязи. Посмотрите на него. Посмотрите на пол. Я разнёс его лицо на куски, я был зол на него. Тогда я говорю: «Идите и принесите гроб. Мы положим туда негодяя. Это все правильно?

– Сколько человек прибежит на ваш зов?

– Трое, по крайней мере.

– Отправьте двоих за гробом. Оставьте третьего с вами. Не оставайтесь одни с телом, это может показаться подозрительным. Ходите, расхаживая по камере и ругаясь.

– Si, это легко в моем деле.

– Вот чистый носовой платок, так что вы сможете перевязать свою руку. На нём нет меток.

– Por Dios, вы всё продумали. И что теперь?

– Самое главное – одеяло.

– О, да, когда они принесут гроб, не до этого, я возьму одеяло и оберну его вокруг тела.

– Будьте осторожны, не направляйте свет на одеяло, и вы, конечно, не забудьте его на кровати. На одеяле с десяток пулевых отверстий. Конечно, их будет трудно объяснить.

«Caramba!» – воскликнул капитан. – «Я начинаю терять самообладание. Давайте пройдем эту проклятую сцену еще раз».

II

Когда он твёрдо усвоил свою роль, они снова пожали друг другу руки, и Ланни обнаружил, что рука капитана стала влажной и потеряла свою твердость. Он сказал: «Coraje! Всё теперь ясно, и пойдет, как река Тахо в горах. Действуйте по плану, независимо от того, что происходит, понимая, что я выполню обещание и никогда не скажу ни слова!»

«Dominus nobiscum!» – сказал благочестивый гангстер.

Ланни проехал пару кварталов, а затем выпустил его, чтобы тот шёл в казармы. Они договорились о taberna, где должны распивать aguardiente, о точном месте, где Ланни должен был остановиться. Сначала он поехал на окраину города и на пустыре собрал камни, что было достаточно легкой задачей в этой части Эстремадуры. Он выбирал плоские, которые не катались, и достаточное количество, чтобы равняться весу Альфи, учитывая его потери в тюрьме. Сделав это, он поехал к месту, назначенному в нескольких метрах от входа в винный магазин. Он поставил свою машину под тенью дерева, защищавшей от слишком яркого лунного света. Он сел на заднее сиденье, и после этого ему не оставалось ничего, кроме как ждать, и представлять себе все вещи, которые могут пойти не так.

Jefe de Dнa мог неожиданно прибыть и взять под свой контроль все дела. Может приехать тюремный врач и заняться рутинным осмотром трупа. Альфи может чихнуть в гробу. Или предположим, что капитан был подставой для Ланни, и теперь он явится с отрядом своих охранников? Ланни прочитал кое-что из Лопе де Вега, и знал, на какое насилие и ярость способен надменный испанский темперамент. Жуткая мысль пришла ему в голову, что капитан может подшутить над сочувствующим Красным. Предположим, что он на самом деле выстрелит Альфи в лицо, а затем привезёт его сюда в гробу и позволит Ланни сделать открытие! Какую казарменную балладу, можно было бы сочинить! Какая тема для фалангистского драматурга, если такие водятся!

III

Вот едет крестьянская телега, и Ланни наблюдает её с угла своего заднего стекла. Он может видеть при ярком свете луны, как мул тащит её, и что трое мужчин едут на переднем сиденье. Она приближается с испанским достоинством. Это похоронная телега, хотя ставшая ею экспромтом. Она громко гремит по мощеной улице. Она проезжает taberna, и собирается проехать Ланни. Всё в соответствии с планом. Внезапная жажда обуяла капитана точно в нужный момент, и телега останавливается на обочине улицы. Ланни задёргивает шторы и сползает со своего места, так что они не видят его. Его окна закрыты, а он слышит только звук голосов. Но он репетировал эту сцену дважды, и знает, что капитан скажет, что его нервы разыгрались, и что он не может двигаться дальше, не выпив.

Телега оказывается сразу позади автомобиля. До сих пор все идеально. Ланни слышит шаги людей, и заставляет себя ждать. Когда он счёл для себя безопасным выглянуть через заднее стекло, первое, что он увидел, была голова мула около трёх метров от него. По-видимому, терпеливое существо вообще не двигается за исключением случаев, когда его вынуждают те высшие существа, которые привели его в существование и кто определяет его жизнь. Оно стоит с опущенной головой, и, возможно, уже спит. Ланни не разбудит его. Дрожащий заговорщик отмечает, что сиденье возчика пусто, и рядом с дверью taberna нет ни одного человека. Настал момент, и он выскальзывает из машины, оставив дверь открытой. Он должен идти шагом, не слишком быстро. В Испании никто никогда не бегает, если это не война, или, возможно, когда горит дом или при преследовании вора. Он идет к задней части телеги, к сосновому гробу с телом. Сейчас наступит момент, когда он узнает, был ли этот сценарий составлен Лопе де Вега! Он поднимает крышку гроба на пару сантиметров и шепчет: «Ромни».

В ответ шёпот: «Righto». Английское слово и английский голос.

Ланни осматривает тихую улицу впереди и сзади. Почти полночь, никого около не должно быть, возможно, если кто-то выйдет из taberna. Тогда такой человек должен увидеть жуткое зрелище и, конечно, заорать: «Mil diablos!» Мертвец поднимается из гроба, его лицо всё в крови сияет в лунном свете!

«Выходи», – говорит Ланни. – «Спокойно». Он помогает ему слезть с телеги, потому что тот может находиться в обморочном состоянии. Сам Ланни чувствует, как неприятно дрожат его колени и стучат зубы. Он сумел сказать: «Полезай на заднее сиденье и лежи неподвижно». Он помогает своему другу влезть в машину, а затем бесшумно закрывает дверь, а через переднюю дверь запирает заднюю дверцу.

Теперь за камни. Они сложены на полу автомобиля справа от водителя. Ланни берёт один и несет его шагом, не бежать! к телеге. Он кладет его на пол повозки и идет за другим. Когда он принес пять, он залез в повозку, снял крышку гроба, положил их в ряд, и сделал из одеяла саван. Это один из самых щекотливых моментов авантюры. Если кто-то выйдет из taberna и станет свидетелем этого, объяснение будет трудно найти. Руки Ланни трясутся так, что он едва имеет силы, чтобы поднять камни.

Он предполагает, что капитан стоит внутри на страже. Было обговорено, что капитан должен занять место за столом рядом с дверью, и если он увидит, что кто-то начинает покидать taberna, то он подзовёт его и попросит выпить стакан. Бесплатный напиток и беседа с уважаемым человеком в городе, такой комбинации не будет отказа. Если кто-то будет настолько пьян, что не остановится, то капитан обвинит его в невоспитанности, вступит в пререкания, чтобы задержать. Ланни не смог отрепетировать перенос и укладку камней и не знал, сколько это займет времени. Но не будет никакого вреда, если это займёт много времени. Мул не убежит, и гроб никуда не денется.

Возможно, капитан имел представление о том, сколько времени это займёт у Ланни. Он выходит в тот момент, как крышка гроба кладется на место, что приводит его коллегу-заговорщика в неприятное состояние. Ланни спускается с повозки и шагом идет к машине, не бежит! Капитану должно быть не по себе, возможно, рвота, или ответ на вызов природы. Он подходит к машине с чувством собственного достоинства. И когда он подходит близко и попадает в тень дерева, Ланни шепчет: «Esta bien!» Он протягивает руку и передаёт свёрток, завязанный в носовой платок. «Mil quinientos dolares y mil quinientos gracias»[177]177
  177 Полторы тысячи долларов и полторы тысячи благодарностей (исп.)


[Закрыть], – говорит он.

«Gracias a Vd.» – отвечает капитан. Он не пытается пересчитать купюры или рассмотреть их в лунном свете. Возможно, он приобрел уверенность в американской честности. Опять же, возможно, что он слишком нервничал.

«O.K.?» – спрашивает Ланни, а в ответ – «O.K.» Быстрое рукопожатие, а затем: «Adiуs». Ланни садится в машину и мягко закрывает дверь, опускается на сиденье водителя, запускает двигатель и уезжает.

IV

Первое и единственное представление этой испанской мелодрамы прошло отлично, и занавес упал. Но сразу же после этой мелодрамы надо было сыграть ещё одну под названием Бегство в Португалию. Вводная сцена будет сразу за пределами Касереса. Там, Ланни знал, стоял военный пост с черно-бело-полосатым шлагбаумом на дороге. Перед тем как играть эту сцену, претендент на роль «молодого любовника» должен удалиться в гримерную для быстрой смены имиджа.

В этом безмолвном старом городе в полночь одна улица была похожа на другую. Так Ланни завернул за пару углов и остановился в тени другого дерева. Потом он откинулся на спинку сидения и прошептал Альфи: «Ты в порядке?»

Ответ был: «Превосходно». Потом: «Как вам это удалось?»

«Длинная история», – сказал Ланни. – «Теперь мы должны спешить. Сначала вымой лицо. Открой чемодан. Там есть все, на самом верху бутылка воды. Воду не транжирь».

Беглец начал работать. «Что это за кровь?» – прошептал он. Когда ему сказали, что это была респектабельная пожилая курица, он сказал: «Уф» и стал энергично оттирать лицо мокрым полотенцем в темноте.

«Я думаю, что тебе надо побриться», – объяснил спасатель. – «Ты должен хорошо выглядеть».

– У меня совсем мало щетины.

– Не торопись, я не думаю, что за нами будет погоня.

– Они не обнаружат, что гроб с телом стал легче, когда они поднимут его?

– Я положил туда камни в достаточном количестве.

– Вот это да! Я задавался вопросом, что вы делали все это время.

– Берегись не порежься. У нас было достаточно крови.

– У вас есть одежда для меня?

– Форма итальянского офицера под приборами для бритья.

– Righto. Но я не знаю итальянского языка.

– Ты и не должен, через два-три часа ты будешь в Португалии.

«Но я не знаю и португальского!» – Альфи опять взял свою английскую манеру, если он её когда-либо терял. Он будет вести себя так, как будто в него стреляли и переносили в гробу каждую ночь с самого начала войны. «Я говорю, старик», – заметил он, между движениями, очищавшими его подбородок в темноте, – «все это на самом деле потрясающе».

«Это была самая весёлая забава, чем когда-либо», – ответил Ланни, который был сам англичанином, с тех пор как он встретил отца Альфи. – «Но мы не еще не выскочили, ты знаешь».

– Что мы делаем дальше?

– Во-первых, ты должен стать настоящим капитаном ВВС Италии, а затем мы едем на реку Тахо и переправляем тебя на лодке. Ты должен выглядеть соответственно, даже до каблуков обуви, потому что нам, возможно, придется выйти из машины на одном из контрольных постов дорожного движения.

– А мы не встретим итальянцев?

– Я сомневаюсь в этом. Если встретим, то ты заснешь сидя, а я объясню, что ты вымотался после долгого пребывания на фронте Харама.

Когда беглец был отмыт и выбрит, Ланни посветил на него фонариком и убедился, что он пройдёт осмотр. Тогда он сказал: «Твоё имя капитан Витторио ди Сан-Джироламо».

– Ах, вот оно что! Он что тоже в деле?

– Он должен был быть, но отказался. Последнее, что я слышал, что он и Марселина были в Севилье. У меня есть пропуск на их имя. Если возникнет вопрос, я скажу, что твоя жена с нами не поехала.

– Они не будут знать, где находится Витторио?

Я не думаю, что мы встретим кого-нибудь, кроме гражданской гвардии, возможно, капрал с полудюжиной солдат, наблюдающих за дорогой. Они никогда не слышали о капитано, и я сомневаюсь, что они запомнят имя. Как только, ты пересечёшь реку, я порву этот пропуск.

Была ещё одна проблема, что делать с рваной и залитой кровью тюремной одеждой, которую только что сбросил Альфи, и кровавым полотенцем, которым он чистил своё лицо. Нельзя, чтобы всё это нашли, либо в машине или на обочине дороги. Ланни свернул их туго, как мог, и засунул всё в мешок, в котором держал автомобильные инструменты и домкрат. В сложенном виде под сиденьем водителя, оно сошло бы на рабочую одежду, и он был уверен, что никто не заметит. Позже он выбросит всё в реку.

V

Ланни тронул машину с места с новоиспечённым капитаном рядом. В первый раз они могли говорить не шепотом. «Там снаружи сразу сторожевой пост», – объяснил он. – «Я должен там показать наши пропуски. Я уже ездил один раз по своему, но они даже не взглянули на него, и я полагаю, что не будет никакого вреда использовать его снова. Люди, которые там сейчас, вряд ли те же самые, что и днём. Строго говоря, мой пропуск истек в полночь, но я могу сказать, что я был задержан, и я сомневаюсь, что они будут вдаваться в технические детали. Пропуск Витторио действителен только до Касереса, но я не думаю, что они посмеют грубить итальянскому офицеру. Сядь прямо и гляди сурово. Если кто-нибудь задаст тебе вопрос, я отвечу».

«Righto», – сказал внук баронета.

Они подъехали к посту с закрытым шлагбаумом. Два заспанных охранника были рядом с ним. Ланни вежливо поздоровался и представил свои документы. Один человек посмотрел на них и передал их другому. Ланни сомневался, кто-либо из них мог хорошо читать. Оба документа выглядели впечатляюще, как и путешественники. «Si, si, Seсores» – сказали охранники и подняли шлагбаум. Машина тронулась и помчалась в горы.

«Я думаю, что все время всё будет так», – заявил Ланни. – «Если это так, то у нас есть только несколько часов вместе, и я должен тебе рассказать о Португалии и что тебе там делать».

– Вы не поедете со мной?

– У меня есть ещё дела в Испании.

– Вы будете в безопасности, Ланни?

– Как только я избавлюсь от тебя, я стану американским искусствоведом, и моя единственная проблема будет в том, позволят ли мне вывезти мои картины. Слушай внимательно, потому что все это очень важно.

«Наливай!» – сказал Альфи, который летал с американскими летчиками и не избежал их разлагающего влияния.

– Нас должен перевезти через реку крестьянин. Я не знаю, где он высадит нас на землю, но я видел дом с другой стороны. Я скажу ему, чтобы не высаживал нас слишком близко и не будил собак. Как только лодка уйдет, скидывай свой итальянский мундир и переодевайся в штатское, оно находится в нижней части чемодана. С этого времени ты англичанин. Твоё имя Ромни, скажем, Альберт. Это нормально?

– Альберт Ромни к вашим услугам.

– Свернёшь итальянскую форму в рулон и выбрось его, как можно дальше в реку. Всё утонет довольно быстро. Подождёшь, пока рассветёт, и иди на ферму. Лучше иметь палку для собак. Кроме того, ты будешь хромать, потому что вывихнул лодыжку. Ты ехал на машине, она сломалась, и ты пошёл пешком. Заплатишь крестьянину, чтобы он довез тебя до железной дороги.

– У меня есть деньги?

– Найдешь португальские и английские деньги в штатском. Доедешь на поезде или на автобусе до Лиссабона и остановишься в Авенида Палас Отеле и жди там, пока не получишь телеграмму от меня. Дело в том, что нельзя, чтобы о твоём существовании стало известно, пока я во франкистской Испании. Так что ты должен оставаться в гостиничном номере, и твоя вывихнутая лодыжка будет оправданием. Ты можешь спрятать свой ботинок в чемодан и обвязать ногу полотенцем. Ты не хочешь врача, а просто хочешь лежать и отдохнуть. В чемодане есть несколько книг, и ты можешь получать иностранные газеты. Закажи еду и устраивайся. Это может занять у меня неделю, и я надеюсь, что ты не будешь слишком скучать.

«Я чертовски привык сильно скучать», – сказал внук баронета.

– Это так. Я забыл, что я пришлю телеграмму с наилучшими пожеланиями от семьи, или что-нибудь в этом роде. Это означает, что я нахожусь в Кадисе в момент отплытия. Тогда твоя лодыжка выздоровеет, и ты можешь сесть на пароход в Лондон или лететь.

– Я все еще Ромни, или я уже Альфи?

– Если ты можешь попасть в Англию, как Ромни, это было бы хорошо. Я хочу, чтобы все было тихо, и чем меньше суеты будет с тобой, тем лучше. Дело в том, что я был вынужден дать несколько обещаний, и ты должен их выполнить. В этой тюрьме ничего хорошего, ты знаешь.

– Что мне нужно сделать?

– Во-первых, вернись в Магдалину и забудь об испанской войне. Я не мог бы получить никакой помощи для тебя, если бы не пообещал этого.

– Полагаю, что так. Я нахожусь под честным словом?

– Точно. И другим условием является то, что ты никогда не скажешь, что был во франкистской Испании. Твоя история была широко опубликована в Англии, и когда ты появишься там, история твоего побега сразу вернётся сюда, и они выкопают гроб, полный камней. Так что ты должен сказать, что разбился на территории лоялистов, что лечился в крестьянской хижине в горах Толедо, на территории лоялистов, и что вернулся через Францию. Говори об этом как можно меньше, избегай корреспондентов и не позволяй делать любые фотографии. Ты сделал то, что смог. С тобой все кончено. Возвращайся к учёбе. Вот так.

– Хорошо, Ланни, и еще раз спасибо. Вы должны были заплатить этому чёртову Васкесу уйму денег.

– Вышло на удивление дешево.

– Сколько, на самом деле?

– До сих пор меньше тысячи семьсот долларов. Я должен буду заплатить ему еще пятьсот, когда я вернусь в Касерес.

– Что еще вы заплатили?

– Только небольшие траты. С учетом всех расходов на поездки, в том числе Витторио и Марси, я сомневаюсь, если всё составит до четырех тысяч долларов.

– Мой дед всё вам вернёт, Ланни, а я заплачу ему, как только заработаю.

– Нужно учесть две вещи, Альфи. Это мое дело, как и твоё, и я втянул тебя в эту кашу. Во-вторых, я возмещу расходы из продажи картин.

«Ничего хорошего», – сказал Альфи. – «Вы сделали свой собственный вклад в дело, и вы не должны делать это за меня, во-вторых, сделки с картинами ваши, и вы должны делать свою работу, как всегда».

– Но если ты оплатишь мои расходы на поездку, то искусствовед получает бесплатный проезд.

– Мы подумаем и разделим эти расходы, но расходы на Витторио и Марселину лягут на меня, потому что я не думаю, что вы привезли их сюда только для того, чтобы получить пропуск и униформу для меня.

Ланни усмехнулся. – «Мы всё утрясём, когда я вернусь в Англию. Тем временем, сэр Альфред положил тысячу фунтов на мой счет в Лондоне, и, пожалуйста, скажи ему, что я собираюсь вернуть их, как только я покину Испанию. Ты знаешь так же хорошо, как и я, как такая сумма должна быть для него обременительна».

VI

Альфи хотел узнать, как состоялось это чудо, и рассказ продолжался вплоть до Алькантара с перерывами только на сторожевые посты. Каждый раз Альфи принимал вид сурового и надменного итальянского офицера, не отвечавшего на приветствия испанских гражданских гвардейцев и не замечавшего их приветствий. А они и не приветствовали. Но у них не возникал вопрос о причине его путешествия в столь ранние часы утра. Формальности были краткими, ибо был значительный трафик, и все происходило в спешке. Через Португалию шли новые танки, пушки, а также припасы для замены останков техники, ржавевшей под весенними дождями в долине Энарес. Вероятно, этот итальянский офицер ВВС собирался в Лиссабон, чтобы получить там бомбардировщик и прилететь на нем. Когда автомобиль ускорился, Ланни рассказал о том, что случилось в Гвадалахаре. До пленников в Касересе доходили слухи об этом, но без подробностей. «Это выглядит так, что я вроде бы больше и не нужен», – сказал англичанин.

Были ещё несколько сторожевых постов вдоль превосходного шоссе Тахо, и сердце Ланни каждый раз замирало. Всегда был шанс, что что-то может пойти не так с захоронением, и что был разослан сигнал тревоги. Но ничего подобного не произошло. Не было никаких задержек и никаких возражений. Ланни отметил на спидометре точное расстояние до фермы, так что у него не было никаких шансов проехать её в темноте. Луна услужливо подошла к горизонту. Когда он подъехал к лужайке, заросшей травой, он выключил фары автомобиля, чтобы они не светили через реку. Он подождал, пока его глаза не привыкла к тому, что осталось от лунного света, а затем он медленно покатил по направлению к дому. Собаки были внутри. Когда Ланни постучал в дверь, они громко залаяли, но крестьянин их быстро успокоил. Ланни и Альфи вышли из машины, последний нес чемодан, а Ланни нес свёрток с тюремной одеждой. «Buenas noches, Seсores», – пробормотал крестьянин, и Ланни ответил за двоих. Альфи молчал.

Они последовали за человеком вниз к берегу. Было достаточно светло, чтобы не зажигать спичек и факелов. Крестьянин вытащил из кустов лодку. Он помог им влезть в неё, не замочив ног. И Ланни, после того, как принял эту помощь, положил сто песет в протянутую руку. Человек прошептал: «Gracias, Seсor», и два пассажира уселись. Человек отчалил и начал грести. Он грёб тихо, и тщательность, с которой он делал это, вызывала мысль, что это было не в первый раз. Ланни на корме опустил в воду свёрток с тюремной одеждой и позволил ему спокойно утонуть. Кроме того, он разорвал пропуск Витторио и пустил его клочки по воде. Ночь была холодная, и он начал дрожать.

Они добрались до берега Португалии без каких-либо инцидентов, и Альфи вышел. Ланни передал ему чемодан, и они обменялись рукопожатием, которые они пытались сделать потвёрже. Ланни прошептал: «Adiуs», и Альфи, в соответствии с соглашением, ничего не ответил. Ланни сел на свое место и сказал лодочнику: «Две сотни песет», и отдал их в его руки. Лодочник сказал: «Muchas Gracias» и оттолкнул лодку веслом.

Он греб в молчании, и, видимо, ему было не трудно найти свою собственную пристань. Когда он вышел на берег, Ланни передал ему еще одну пачку денег, говоря: «Две сотни песет» и добавил: «Я пойду в дом с вами, пока вы их сосчитаете». Крестьянин мог бы сказать: «Я доверяю вам, сеньор». Но не многие крестьяне так воспитаны. Он снова сказал: «Muchas gracias, Seсor».

Они подошли к дому и Ланни вошел. Мужчина зажег свечу и вынул три пачки купюр из кармана, разложил их на столе и медленно и мучительно пересчитал их. Ланни сидел на стуле, а когда церемония была закончена, он добавил десять песет в кучу. «Propina», – сказал он. И крестьянин принес бутылку вина и налил стакан для каждого из них. Ланни элегантным жестом коснулся стакана другого и сказал: «Buena suerte» Крестьянин ответил: «Salud, Seсor». Они вышли к машине, и человек показывал дорогу Ланни, пока тот выезжал с лужайки без огней. Когда автомобиль выехал на шоссе, он включил свет и умчался.

VII

Он отъехал не далеко, потому что не хотел встретить на первом военном посту прежнюю смену. Он нашел место у дороги и припарковался там, выключил свет, заперся и задремал. Когда наступил день, он был уверен, что на посту не будет никого, кто видел его вместе с Альфи. Но если такое случится, он был готов объяснить, что итальянский офицер нашел другой транспорт.

Он вернулся обратно в Касерес без инцидентов и пошел в свою комнату. Он позвонил и заказал еду, и её доставил другой официант. Ланни спросил: «Где Хосе?» и ответ был: «Он больше не с нами, сеньор».

Ланни имел опыт не демонстрировать свои эмоции, поэтому он спросил обычным тоном: «В самом деле? Что с ним случилось?»

– Он ушел, чтобы вступить в армию, сеньор.

«Что? " – воскликнул гость. – «Армия примет косолапого человека?»

– Не воевать, сеньор, а быть поваром.

– Он хороший повар?

– Я не знаю, сеньор. Я знаю только то, что он оставил записку, сказав, что собирается отправиться служить.

– Ну, мне будет не хватать его, он был хорошим человеком.

– Я сделаю все возможное, чтобы занять его место, сеньор. Это было время вручить чаевые, Ланни так и сделал. Про себя он подумал: «Хосе собирается заставить меня взять его в Бьенвеню!»

У Ланни появилась новая проблема. Как связаться с капитаном? Но ему не пришлось беспокоиться слишком долго, на ужине в тот же вечер его позвали к телефону и глубокий бас спросил: «Сеньор Бэдд?» Когда тот назвался, голос сказал: «Первое место, в тот же час».

«Si, si» – ответил americano.

Так, рядом с домом алькальда тяжелая фигура влезла в машину. «Все хорошо с вами?» – спросил голос, и Ланни сказал: «Все хорошо, а с вами?» «То же самое», – ответил голос. Тотчас Ланни начал: «Uno, dos, tres, cuatro, cinco». Каждое слово сопровождалось купюрой, клавшейся в неповрежденную руку капитана. «Gracias, Seсor», – сказал голос.

«Вы нашли другие купюры O.K.?» – спросил Ланни, а когда ответ последовал утвердительным, он добавил: «Было очень приятно встретиться с вами, mi Capitбn, и я буду вспоминать вас с удовольствием».

– Lo mismo a Vd., Seсor Budd. И могу ли я спросить, что вы намерены теперь делать?

– Я собираюсь закончить небольшой бизнес здесь, в городе, а затем ехать обратно в Севилью.

«Bueno» – ответил капитан. Он вылез из машины, прошептал: «Adiуs, Seсor» и ушел.

Предложения Ланни по картинам полностью разбили сердца буржуазии Касереса. Но он сказал: «У меня нет уверенности, что я получу разрешения вывезти их из страны. Всё зависит от того, смогу ли я убедить власти, что они не являются произведениями искусства. Это единственное основание, на котором я осмелился бы их купить». Он купил три Богородицы средних размеров по очень низким ценам. Затем он заплатил по счету в гостинице, раздал propinas, и попрощался с лейтенантом и другими друзьями. Один из них сказал: «Как я хочу, чтобы вы взяли меня с собой!» Это был самый близкий подход к революционному высказыванию, которое он слышал от кого-либо, за исключением только хромого официанта.

VIII

Ланни был теперь в безопасности, и ему не оставалось нечего делать, кроме как держаться подальше от военного трафика, шедшего для осады Мадрида. Его деньги были на исходе, но он знал, что он мог бы получить кое-что в Севилье. Он задумался над проблемой картин Сеньоры Вильярреал, и решил, что он не хочет брать на себя ответственность за попытку контрабанды их из Испании, с чьей-нибудь помощью или без. Он обнаружил, что он хочет совсем другого, увидеть Труди. Он не решился написать ей из Испании. Все, что он получил, была записка, подписанная Корнинг, говорившее ему, что у нее были какие-то новые эскизы для показа ему по его возвращении. Это означало, что с ней было всё в порядке и хорошо. Но он хотел бы увидеть ее, а ехать в Нью-Йорк, не повидав ее, считал не возможным.

Так перед заездом в город Севилья он поехал в имение Вильярреал и разговаривал с управляющим. Он пояснил, что он согласился взять картины Сеньоры в Нью-Йорк. Но ему было указано, что правительство Франко может соблюдать закон старого правительства против экспорта испанских произведений искусства.

Сеньора думала, что это было не так, но она могла ошибаться, и опасность стала бы больше, если это сделать пробовал бы Ланни, потому что он был известен как искусствовед. Ланни предложил, чтобы сеньор Лопес, управляющий, вынул картины из рам, тщательно завернул каждую из них и упаковал их между передней и задней частями кровати. Всё следует упаковать и отправить в качестве «домашней мебели», и сам управляющий должен отвезти упакованную «домашнюю мебель» в Севилью и сдать её в транспортную контору. Груз, несомненно, пойдёт в Марсель без каких-либо вопросов.

«Я хотел бы написать и спросить одобрение Сеньоры», – пояснил он, – «но, конечно, нельзя спрашивать такие вещи в письме, особенно в эти времена цензуры. Я, как приеду, всё ей объясню».

Управляющий поддакнул. Ланни дал ему щедрые чаевые, и упаковка была тщательно проделана. Между прочим Ланни вынул свои четыре недавно приобретенные девы из их рам, и свернул их в один рулон. Когда он добрался до Севильи, он купил несколько листов чертежной бумаги и завернул их в них. Он предположил, что, если он понесёт этот рулон сам на пароход, то не к нему не будет никаких вопросов.

Он получил в Касересе краткую записку от Марселины с просьбой о деньгах и о том, что они переехали в более дешевый отель. Въехав в Севилью, Ланни нашел Капитано в состоянии большого разочарования. Зарплаты, которую он получал, было совершенно недостаточно для содержания такой очень элегантной жены. Новости с фронта Гвадалахары выбили из него всю фашистскую спесь, и он намекнул на желание выйти из своего затруднительного положения под предлогом плохого состояния здоровья и вернуться с Ланни в Бьенвеню. Искусствовед был очень шокирован, и сказал: «О, Витторио, вы не можете оставить ваше дело теперь в час испытаний».