Текст книги "Широки врата"

Автор книги: Эптон Билл Синклер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 52 страниц)

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Я жизнь мою на карту ставлю[174]174
  174 Уильям Вильям Шекспир. Король Ричард III акт 5 сцена 4 (перевод А. Дружинина): RICHARD Slave, I have set my life upon a cast, And I will stand the hazard of the die. Я жизнь мою на карту ставлю, И я дождусь, чем кончится игра


[Закрыть]

I

Выезжая из долины реки Гвадалквивир и следуя по шоссе на север от Севильи, придется подняться вверх и проехать через пологие холмы прежде, чем окажешься в Сьерра-Морене. После пересечения высокого перевала там будет уже не весна в начале марта, а будут дуть холодные северные бризы. Это древнее плоскогорье известно как Эстремадура, страна пастбищ с редкой растительностью, страдающая от саранчи и засухи, так же, как и район Ла-Манчи, примыкающий к ней на востоке, где Дон Кихот сражался с ветряными мельницами. Эта битва не кажется такой уж фантастической, когда видишь ветряки, не превышающие высоту два с половиной метра. А их, так, наверное, думалось, можно было сокрушить верхом на лошади.

Там проходит железная дорога, но она не смогла обеспечить потребности крупной войны, поэтому большая часть трафика шла по шоссе. Оно было сильно загружено современными грузовиками, также древними повозками, ведомыми лошадьми и мулами, а ещё существовал более древний способ перевозки грузов на спинах мулов. И точно так же, как в финансах, худшая валюта вытесняет лучшую, так и в трафике, его скорость приспосабливается к самому медленному участнику движения. Постоянно сигналя, Ланни мог бы заставить караван мулов подвинуться и позволить ему себя обойти. Но он был иностранцем и не был уверен, что он имеет право на такую привилегию. Поэтому он ехал позади. Когда движущиеся на север мулы столкнулись со стадом овец и коз, движущимся в западном направлении, он надышался желтой пылью и узнал новый язык для обращения к испанским святым и поношения испанских дьяволов.

Он решил не пытаться путешествовать ночью, ибо не знал, как поведёт себя сонный караул, когда почувствует свет автомобильных фар на своём лице. Он должен был остановиться и показать свой пропуск гражданским гвардейцам с красно золотыми нарукавными повязками цветов Франко. Его пропуск был хорош, но он подумал, что он будет ещё лучше смотреться при дневном свете. Тем более, когда охранники предупредили его, что фронт в этом районе был далек от совершенства и плохо охранялся. Там не было никаких окопов, и красные совершали набеги время от времени. Так сержант Гражданской гвардии объяснил ему, – «Они сделают несколько выстрелов, украдут несколько цыплят и празднуют победу».

Путешественник провел ночь в Мериде, железнодорожном узле, через который проходил маршрут из Мадрида в Лиссабон в старые добрые времена, когда была только одна Испания вместо двух. Этот древний город был также транспортным центром римлян, и они построили через реку Гвадиана огромный гранитный мост длиной в восемьсот метров с шестьдесятьючетырьмя двойными арками. На болотистом дне долины находились остатки цирка, амфитеатра и акведука с арками настолько высокими, что они, кажутся, идущими на ходулях.

Туристы приезжали сюда осматривать эти достопримечательности, но теперь здесь были военные, переполнившие все гостиницы. Они проявили свое удивление по поводу появления американского гражданского лица, поэтому во время сложного ужина из восьми блюд Ланни вступил в разговор с ними и упомянул о своем поручении на службе искусства. В Испании нет города настолько маленького или настолько бедного, чтобы там не было церкви с картинами и скульптурой. Он спросил об Иглесии-де-Санта-Мария, что ясно показало его, как одного из тех эксцентричных людей, которые интересовались событиями, происходившими сотни или даже тысячи лет назад, и не замечавших вещей, происходящих вокруг них в настоящее время. Прочитав всё об этом районе перед отправлением, у него не возникло никаких трудностей показать военным свою ученость.

Но позже в тот же вечер, когда он уединился в свою комнату и закрыл дверь, он стал совсем другим человеком. Закрыв тщательно шторы и убедившись, что в дверях и стенах нет щелей, этот любитель древнего искусства и архитектуры достал небольшой радиоприемник из одной из своих сумок и включил его в электрическую розетку. Он вывел громкость на уровень шёпота и сидел, приложив приемник к своему уху. Он предпочитал радио Мадрида Радио Севилье или радио Бургоса, что было одним из новых преступлений, которые были созданы Фашизмом, прослушивание внешних радиостанций, даже если никто не повторил ни слова о том, что слышал.

II

В городе Касерес, который Ланни достиг на следующий день, было две гостиницы, и он выбрал более дорогую в надежде, что она была бы лучше. Ему сказали, что ему повезло, получив последний вакантный номер. Он нанял его на неделю и стал устанавливать знакомства. Он приобрёл мастерство в этом искусстве. Его одежда была безупречна, его манеры приятны, его испанский понятен, но, самое главное, у него был кошелек, полный денег. Зная старую Европу и то, что она ожидала от Америки, он рассказал своим новым друзьям, как он зарабатывает свои деньги, и что он был бы благодарен за их советы в поиске старых мастеров, которые находились в частных руках и могут представить интерес для американских коллекционеров. Он не знал, запретил ли генерал Франко вывоз произведений искусства, но у него были друзья, служившие великому Каудильо и имевшие возможность получить разрешение для него.

Здесь, как и везде, был Старый город и Новый. Первый всегда стоит на холме, потому что там его легче защитить от мечей, копий и стрел. Старый город Касереса был обнесён огромной массивной стеной с башнями и четырьмя древними римскими воротами. Внутри, возможно, десяток улиц, узких, мрачных и заросших травой. Дворцы, находившиеся на них, были построены в шестнадцатом веке. Ланни бродил среди них, и глядя на их угловые башни, интересовался: «Может быть там Франко держит военнопленных офицеров».

Также в этом старом городе были две церкви, одна посвященная Сан-Матео, а другая Санта-Марии-ла-Майор. Последняя была готическим строением с высокой башней. Ланни изучал знаменитые резные элементы алтаря, и вступив в разговор с ризничим, спросил, может ли он иметь честь встретиться с одним из священников. Этому джентльмену он заплатил в несколько раз больше обычного вознаграждения за то, что тот показал могилы древних благородных семей и рассказал об имевшихся картинах и статуях, не только с точки зрения искусства, но и человеческих качеств. Он говорил о вкладе, который сделала католическая церковь в цивилизацию, прославляя материнские чувства, улучшая нравы, возвеличивая женское влияние. Для иностранца было легко использовать такие высокопарные фразы, потому что длинные слова, производные от латинских слов звучали похоже на английском и испанском языках. Толстый пожилой священник просиял, услышав эти благодатные высказывания от еретика. Но когда Ланни добавил, что он опасается за судьбу этих нежных влияний в руках современных культов стремления к власти и богатству, падре не дал никакого намека на понимание, что его гость может иметь в виду итальянский фашизм или испанской фалангизм.

То же самое было в Новом городе Касереса у подножия холма, как это понял посетитель. Улицы там были не такие узкие и кривые, но мысли у людей были одинаковыми. Он подружился с церковными властями богатой церкви Иглесия-де-Сантьяго, и нашел их интересующимися религиозным искусством, но не имеющим представления о внешнем мире, о котором они заботятся. То же самое было с владельцем завода, который делал знаменитые красные колбаски, называемые chorizos. То же самое было с латифундистами, крупными помещиками и владельцами пробковых деревьев и фосфатных шахт. Это были ведущие граждане города, и американский искусствовед оплатил звонки им и был приглашен в дома некоторых, где были картины, чтобы показать ему. У них были идеи по поводу этих картин, но в отношении их собственного времени им нечего было сказать, кроме осуждения злых красных и надежд на их скорое истребление, не только в Испании, но и во Франции и в России, гнезде, откуда они вылуплялись.

III

Ланни не знал испанский эквивалент немецкого gleichgeschaltet, но понял, что это было сделано в Касересе, старом и новом. Войска генерала Мола, наступавшие на юг, взяли город в августе, а чуть ниже они встретились с армией генерала Франко, идущей на север, создав таким образом линию от Бискайского залива до Средиземноморья и отрезав лоялистов от контакта с Португалией. Они приступили к истреблению своих врагов. Не только тех, кто воевал, но и тех, кто сочувствовал. Генералиссимус сначала ясно указал, что эта война на уничтожение коммунизма и потребовал активного помощи каждого испанца. Любой, кто думал, что может спокойно отсидеться, обнаружил, что он сделал грубую ошибку.

Так что здесь был город, в котором молодые люди были призваны в армию, а старики усердно трудились, производя продукты питания и другие товары, и продавая их без ропота за штампованные деньги Франко. Город, где священники молились за победу и кропили знамена святой водой. Город, где каждый использовал любую возможность осудить порождение Сатаны и никогда не забывал, что даже двухметровые стены каменной кладки имели уши. Короче говоря, это был тот город, который Каудильо намеревался создать, поддерживать и управлять по всей Испании: средневековый город, где ни у кого не возникали мысли, которые не были санкционированы церковными властями, по меньшей мере, тысячу лет назад. Город, где каждый делал то, что говорили ему священники, и дрожал при малейшем намеке на сверхъестественную месть. Город, где сам Каудильо был «светской властью», заместителем Бога, наделенным Божьей доверенностью делать все, что он считает нужным.

Не имело никакого значения, что город был убогим и безрадостным. Что большая часть его жителей жила без санитарных удобств, страдала от блох, клопов и вшей. Что крестьяне в сельской местности жили в своих домах вместе со своими свиньями и курами, круглые стены которых были сделаны их веток и глины высотой до полутора метров, увенчанные конической крышей из соломы. Что они не получили никакого образования. Что их женщины и девочки подростки ходили босиком и носили воду для дома в тяжелых глиняных ollas, один на сгибе руки и другой на голове. Такие трудности не считались трудностями, потому что небо ждет всех и каждого, и вера состояла из того, чему их учили, и обязанности делать то, что им сказали. И они были уверены в блаженстве вечности.

IV

Производитель колбасок, несколько помещиков и директор больницы, которая была когда-то иезуитским колледжем, все имели комфортабельные дома с картинами в них. Это были работы заурядных художников, но Ланни принял их со всей серьезностью, делал заметки о них и намекал о возможности получения разрешения на экспорт таких работ. Аристократия нищего Касереса была рада узнать, что война не собиралась уничтожить весь интерес к культуре, а, когда они обнаружили, что уважаемый americano не состоял в браке, они даже позволили ему увидеть своих дочерей. Кроме того, они говорили о мировых делах. По их словам, Испания стала полем битвы новейшей войны против вторжения варваров. Но эти варвары пришли не из широких равнин Азии, а из трущоб больших городов Европы. Ланни не был застигнут врасплох, потому что он уже слышал почти те же слова от генерала Кейпо де Льяно, выступавшего по радио Севильи. Ланни спросил, не чувствовали хозяева беспокойства о наличии таких крупных иностранных армий на их земле. Хозяева ответили, что они полностью доверяют союзникам своей страны, и поспешно сменили тему.

Ланни обильно ел, спал на удобной кровати и проводил приятное время, узнавая небольшой городок испанских «белых». Из своего окна, которое выходило на Пласа-де-ла Конституции, он видел внизу через моросящий дождь длинные колонны с припасами и оборванных и вялых чернорубашечников и итальянских военных, носящих маскировочные пончо. Они шли на фронт Харама, около двухсот километров, а из случайных обмолвок, которые Ланни собрал и сложил вместе, он понял, что многие из них шли на новый фронт, который Франко планировал открыть выше на той же реке. Но чтобы добраться до него, им придётся предпринять долгое путешествие. Путь вокруг большой петли, которую наложил генералиссимус на Мадрид, начинался с юго-западной части города и затем шёл на запад или фронт Мансанарес, Северо-Западный фронт от университетского города до гор Гвадаррама и через эти горы на восток до истоков реки Харама. Эта река имеет только небольшую длину, но протекает к востоку от столицы, и лоялисты занимают эту территорию и плотно прижимаясь к реке. Если её захватить, то будет блокирован их единственный проход к внешнему миру, в Картахене и Валенсии, и к жизненно важным поставкам, идущих из Средиземноморья.

Так что исход войны был четко определен. Если Франко захватит всю долину Харама, около ста километров, то он заставит голодать Мадрид и вынудит его сдаться. Франко посылал большую итальянскую армию, с небольшим количеством испанских войск по пути вокруг петли, чтобы спуститься с гор на севере и открыть новый фронт. Там, очевидно, произойдёт следующее большое сражение. Ланни хотелось найти способ передать эту информацию властям в Мадриде.

Принимая этот мрачный и беспощадный конфликт, как своё личное дело, он запирался в своей комнате, и приложив ухо к радио, слушал странную войну слов, которая шла весь день и большую часть ночи. Своего рода открытый форум эфира с аудиторией, включавшей весь мир. Иностранные корреспонденты слушали его и включили в свои донесения. Это была битва новостей и пропаганды, соревнование по борьбе, в которой не было правил. Может ли правда выжить в таком ближнем бою? Никто не мог дать ответ. Потому что это было в первый раз, когда пробовали такую битву новостей и пропаганды. Так же, как это было в первый раз, когда испытывали новые немецкие пушки, танки и самолеты. Когда был составлен новый немецкий план бомбардировок открытых городов для устрашения их населения и принуждения к сдаче.

Ланни получил острые ощущения, когда услышал голос своего друга Рауля Пальма, выступавшего из Мадрида, красноречиво призывавшего испанский народ выстоять против этого нашествия средневековья. Другие острые ощущения он получил, услышав голос Констанции де ла Мора, которая в Валенсии работала на правительство. Эти голоса пришли подобно лучам солнца в кромешную полночь. Ланни задался вопросом, был ли он единственным человеком в городе Касересе, кто слышал эти слова? Или же были другие за этими мрачными каменными стенами, запиравшие свои двери, закрывавшие замочные скважины и прижимавшиеся одним ухом к приемнику, ловя слабый шепот просветления и надежды? Ланни вспомнил слова Эмерсона, которым научил его двоюродный пра-дед, унитаристский проповедник в Новой Англии:

Один лишь вздох Святого Духа

И безрассудный мир спасён.

Было бы хорошо, если бы это было правдой. Но Ланни сомневался.

V

Приезжий был вынужден признать, что он не смог ничего добиться в проекте, который привёл его сюда. Он не смог найти малейшую трещину в ментальной кладке франкистской Испании. Он делал либеральные намеки, но ни разу не встретил ни малейшего ответа. Более того, он больше не осмеливался попробовать, и даже это может оказаться опасным. Могут пойти слухи о том, что этот благовидный и приятный еретик сеял семена сомнения и неудовлетворенности божественно рукоположенной тоталитарной системой. И, во всяком случае, сколько офицеры отчаянно воюющей армии могут позволить постороннему жить среди них, независимо от того, какие высокие рекомендации у него есть? Человек вполне может интересоваться живописью и архитектурой Касереса неделю или две, но, конечно, не вечно!

Ланни изучал лица людей, которых встречал. Они были в основном кислыми и мрачными, ибо испанцы не являются весёлым народом, по крайней мере, не в этой бесплодной и дикой западной части, откуда вышло так много конкистадоров. Но можно было бы получить много неприятностей в Эстремадуре, не приписывая их тирании и эксплуатации. Ланни, не был чтецом мыслей, он мог только догадываться о том или ином человеке, делая из мухи слона и революции из того, что, возможно, было только расстройством желудка или разочарованием в коммерческой сделке. Он продолжал колебаться, потому что он знал, что он мог сделать только один неверный шаг, а потом кто мог знать, к чему это приведёт?

VI

Наконец, по чистой случайности он наткнулся на то, что искал. Он несколько небрежно обошёлся со своим радиоприемником. Он слушал его поздно вечером, а затем, вместо того, чтобы спрятать его в сумку и запереть её, оставил его стоять на столе с намерением снова слушать утром. Но он проспал, и раздался стук в дверь, стучал официант с его завтраком. Он встал и открыл дверь, забыв о приёмнике, и только после того, как человек вошёл в комнату, он понял, какой промах он совершил.

Имя официанта был Хосе. Он был человеком лет сорока или более, с тонкими, довольно мрачными чертами, с землистым цветом лица и черными волосами, седеющими по краям. У него была деформация стопы, и он несколько хромал. Он был чрезвычайно вежлив и не сказал ни одного лишнего слова, настоящий вышколенный слуга. Ланни догадался, что он, вероятно, был долгое время в этом отеле. Наблюдая, Ланни видел, как его глаза переместились на радиоприемник, только один раз и не больше. Потом Ланни повернулся к нему спиной и сделал вид, что как будто начал бриться. Ему удалось перехватить его взгляд в зеркале, и он увидел, как человек, делая вид, что устанавливает поднос с завтраком, снова уставился на радио. Ланни подумал: «Он знает, что это такое, а я влип».

Официант начал выходить из комнаты, но прежде чем он добрался до двери, он повернулся и вернулся, сказав тихим голосом: «Могу ли я поговорить с сеньором на мгновение?»

«Конечно», – ответил Ланни.

– Не разумно оставлять эту вещь на виду. Служанка чересчур благочестива.

«Я понимаю», – быстро ответил Ланни. – «Спасибо. В моей стране, вы знаете, у каждого есть такие вещи, даже у рабочих и тех, кто возделывают землю».

«Я слышал об этом, сеньор, вы счастливый народ». – Его глаза метнулись к двери. Затем он добавил: «Это не так уж плохо, что у вас есть такая вещь, но плохо то, где вы оставили настройку».

Яркий свет вспыхнул в мозгу у Ланни. Он слушал правительственную станцию Мадрида, и оставил настройку на той же станции, и этот человек знал это! Это может означать только одно: он был знаком с радиоприемником и знал, как настроиться на самую опасную из всех станций. Он тоже был нарушителем закона!

У Ланни здесь появился шанс, только один шанс, что судьба подарила ему. Он не должен упустить его. «Хосе, могу ли я поговорить с вами?» – тихо спросил он.

«Это очень опасно, Сеньор». – Мужчина снова посмотрел в сторону двери, несмотря на то, Ланни он закрыл её после того, как впустил его в комнату. – «У меня есть обязанности, сеньор, и если я задержусь, это вызовет подозрение».

– Я буду говорить быстро. Я человек, который не хочет видеть, как убивают людей. Я родом из страны, где люди свободны, и там можно говорить, что думаешь.

– Я знаю это.

– Я очень хочу, поговорить с тем, кто понимает мой образ мышления. Я мог бы хорошо оплатить ваше время.

– Я знаю, сеньор, но это было бы опасно для нас обоих. Я человек, за которым очень внимательно наблюдают.

– Вот поэтому вы меня интересуете. Вы не могли бы прокатиться со мной в моей машине?

– Не могу, сеньор. Если они увидят нас, они меня расстреляют.

– Разве нет такого место, где мы могли бы встретиться в ночное время, если я обещал бы быть очень осторожным и убедился, что за мной не следят?

– Они следят за всем и за всеми. Я хромой, и мне трудно передвигаться, чтобы остаться неузнанным.

– Я посещаю дома разных людей в этом городе, и я не думаю, чтобы за мной следили. Сразу за домом алькальда растёт большой дуб, под ним очень темно. Если я припаркую машину там в десять часов этим вечером, то я не думаю, что кто-нибудь заметит, оставил ли я там машину или кто сидит на заднем сиденье. Если проходя мимо, вы смогли бы быстро влезть в машину, то я мог бы запереть двери, и мы тихо поговорили бы, как мы делаем это сейчас. Я не думаю, что это кто-нибудь заметил. Если вы пройдёте мимо, ничего не говоря, я пойму, что за вами следят, и я не буду говорить с вами. Вы можете вернуться позже, и можете быть уверенным, что я не буду обращать на вас внимание, пока вы не войдёте в машину.

– Очень хорошо, сеньор, я постараюсь сделать это, но вы должны знать, что это может стоить мне жизни, если произойдёт ошибка.

VII

Ланни провел день, изучая руины мавританской крепости Касереса, теперь используемых в качестве водохранилища. Но пока он сидел, делая вид, что исследует искусно вырезанные колонны, он размышлял о рискованном шаге, который собирался сделать. Человек может быть искусным агентом, посланным узнать о нем. Он может быть негодяем, который будет брать деньги Ланни, а затем продаст его. Он может быть трусом, лжецом, шантажистом, кем угодно, кто может принести вред человеку, который был один во враждебной стране в условиях войны. Ланни пришлось столкнуться с тем, что всё, что он делает, может быть признано шпионажем, ни меньше. И если они поймают его, то это может грозить расстрелом.

Но он не уедет, не сделав попытки. Вряд ли ему представится ещё один шанс, как этот. Эпизод с радиоприемником выглядел естественным, и отказаться от такого шанса означает гневить судьбу. Насколько он должен доверять этому человеку? Должен ли он попытаться, чтобы человек выдал себя, если он был шпионом? Возможно, делая так, Ланни испугает его и сделает подозрительным. Может быть, разумнее было бы прийти прямо с правдой и завоевать доверие человека. Как генерал планирует сражение, так и Ланни стремился предусмотреть все непредвиденные обстоятельства и спланировать, как на них ответить. В своем уме он вел воображаемые разговоры, но беда была в том, что он мало знал об этом хромом официанте, и не смог придумать много вариантов разговора.

В назначенный час Ланни сидел в темноте под старым дубом на заднем сиденье автомобиля, ожидая и слушая шаги. Дверь автомобиля была приоткрыта, так что её можно было открыть быстро и без шума. Несмотря на это, он вздрогнул, когда без предупреждения дверь открылась и темная фигура проскользнула на сиденье рядом с ним. Дверь была закрыта, опять же без звука, показывая, что человек что-то знал об автомобилях. – «Всё в порядке, сеньор».

– За вами не следили?

– Я не думаю, но говорите тихо и быстро.

– Я не знаю вас, Хосе, но я предполагаю, что вы честный человек, и я могу доверять вам. Я прошу вас дать мне слово, что вы никому не расскажете, что я вам собираюсь сказать. Я даю такое же обещание, что ничто и никогда не заставит меня сказать слово о вас, или раскрыть, что вы мне скажете. Договорились?

– Да, сеньор, вы можете доверять мне в этом. Но вы должны знать, что я бедный человек, и калека, и я нахожусь в плохом положении. Они посадили меня в тюрьму и почти приговорили к расстрелу прошлым летом, когда они взял Касерес. Только мой хозяин смог спасти меня. Ему было нелегко найти человека, который будет работать так много, и кто знает, что желают дамы и господа, и кто может немного говорить на разных языках.

– Они здесь расстреляли много человек?

– Сотни, сеньор. Они расстреливали тех, у кого были синяки на плечах, доказывающие, что они стреляли из винтовок. Они расстреливали тех, кто пах порохом. Они расстреливали тех, у кого были враги, которые донесли, что они имели дело с красными, или продавали им товары, или что-то ещё. Они все еще расстреливают каждую ночь.

– Я слышал выстрелы и интересно, это был расстрел.

– Прошлой ночью они расстреляли школьную учительницу, по их словам, она была шпионкой. Она пряталась в водоводе в течение длительного времени, и двое ее учеников приносили ей еду. Вчера кто-то услышал, что один из детей сказал: Я должны взять колбасу учительнице. Солдаты проследили за ребенком. Вот такие дела, сеньор.

– Я пытался найти кого-нибудь, кто бы поговорил со мной, но без успеха.

– Они не знают, что с вами, сеньор. Некоторые из них уверены, что вы являетесь агентом, но они не знают, на чьей стороне. Другие считают, что вы просто один из тех богатых американцев, которые имеют много денег и делают странные вещи с ними.

VIII

Ланни начал свою историю, отклоняясь лишь незначительно от фактов, чтобы усилить её романтические аспекты. Он сказал:

«У меня есть молодой друг, англичанин, благородный и щедрый сердцем парень. Его отец друг моего детства, и я наблюдал, как он рос. С самого детства я думал, что он женится на моей сестре, которая была того же возраста. Но он стал социалистом, а ей это не понравилось, и она бросила его. Тогда он решил, что будет воевать за правительство Испании. Может быть, это было глупо, не знаю. Во всяком случае, он приехал в Мадрид, как пилот. Его самолет был сбит, и я слышал, что он был ранен, и привезён в качестве заключенного в Касерес. Моя сестра убивается из-за него, так же, как и его мать и отец, мои дорогие друзья. Мы не смогли ничего узнать о нем, тогда я сказал: «Я поеду в Касерес и посмотрю, смогу ли я узнать, где он находится и как с ним обходятся, и, возможно, смогу отправить ему еду». То есть это точно не шпионаж, и это не должно рассматриваться как что-то плохое».

Был тишина. «Это будет рассматриваться очень плохо, сеньор», – наконец, сказал человек. – «Вы находитесь в большой опасности».

– Может быть и так, но я должен довериться кому-то. Можете ли вы сказать мне, есть ли военнопленные в этом городе?

– Да, сеньор, есть, но это большая тайна, и никто не смеет говорить об этом.

– Вы знаете, где держат офицеров?

Опять тишина. Мужчина выглянул в темную улицу, прежде чем прошептал: «Они находятся в круглой башне старой казармы».

– Вы знаете, сколько их там?

– Около пятидесяти, я полагаю.

– Вы знаете какие-либо имена?

– Нет, сеньор, это может стоить жизни человеку, задающему такие вопросы.

– Они никогда не выпускают их, я полагаю.

– О, нет, как они могут?

– Вы слышали что-нибудь о том, как с ними обращаются?

– Я слышал, что очень плохо.

– Вы не знаете кого-нибудь, кто мог бы узнать, есть ли мой друг среди этих заключенных?

Опять более долгое молчание. – «Было бы очень опасно попытаться, сеньор».

«Слушайте», – сказал Ланни. – «Мне очень нужна помощь, и я готов платить за это. Я не богатый человек, но я зарабатываю деньги на картинах, и все, что у меня есть или могу получить, я готов потратить, чтобы попытаться сделать жизнь проще для этого молодого англичанина. Я считаю, что люди, которые охраняют заключенных, не все святые, и что один из них мог бы заработать немного денег. Может быть, у кого-то есть девушка, которая может чего-то хотеть. Может быть даже, что есть кто-то, кто не совсем верен форме, какую он носит. У меня нет ни малейшего представления, но, возможно, оно есть у вас. Вот несколько купюр по сто песет, и вы можете взять одну из них для себя и заплатить другими тому, кто может что-нибудь узнать для меня».

– Купюры слишком велики, сеньор. Бедный человек не может потратить много денег в этом городе, не привлекая внимания. И в любом случае, если я помогу вам, то сделаю это скорее для дела. Мы испанцы люди страстные и легко не сдаёмся. Скажите мне, что вы хотите знать.

– Я хочу знать, где мой друг и как он. Он был ранен, и, возможно, выздоровел, или он может быть по-прежнему болен. Я хочу знать, как проходит лечение. Я был бы рад, если бы ему сказали, что я нахожусь в городе. Есть слово, которое подтвердит это. Это слово Ромни. Сможете запомнить его?

– Ромни. Я запомню его.

– Это имя английского художника, и оно ничего не значит для кого-либо еще. Но мой друг его поймет, и оно скажет ему, что я рядом, и что человек, который его сказал, друг.

– Ромни. А как имя вашего друга?

«Альфред Помрой-Нилсон.» – Ланни произнёс его несколько раз и заставил официанта повторить его. Потом он спросил: «мы встретимся снова здесь?»

«Никогда на одном и том же месте», – ответил собеседник. Он назвал другую темную улицу рядом с домом другого гражданина, которого посещал Ланни. Очевидно, он знал много о том, что приезжий делал в городе. Он сказал: «Я дам вам знать, когда у меня будут новости, и когда мы снова встретимся. Теперь, если вы свернёте машину в переулок, я выскользну, а вы можете сдать машину назад, и это будет похоже, что вы разворачиваетесь».

Ланни сделал это, и в один миг человек исчез в темноте. Ланни поехал в отель, говоря себе, что пройдет мало времени, когда он узнает, был ли Хосе шпионом. Но потом он подумал: «Может быть, они поведут меня, или, может быть, они будут использовать меня, чтобы поймать кого-то другого». Роль секретного агента стимулирует воображение. Во всяком случае, воображение Ланни.

IX

На следующее утро, когда Хосе принес на завтрак кофе с горячим молоком, апельсиновый сок, яйца и булочки, он прошептал: «Я думаю, что всё может быть устроено, сеньор, но это займет некоторое время».

Ланни ответил: «Я постараюсь занять это время».

У производителя колбасок была картина Пресвятой Богородицы, у которой была разрезана грудь, и на её кровоточащем сердце сидел голубь. Картина была похожа на испанский «примитив», и была по-настоящему примитивной в том смысле, что она была довольно грубо нарисована. Никто и никогда не слышал имя художника, но её хозяин настаивал на том, что он был известным художником, и хотел тысячу песет. Работа имела подлинное чувство такого рода, и Ланни подумал, что игуменья какого-нибудь монастыря в Саут-Бенде, штат Индиана, может принять её за подлинный примитив и заплатить тысячу долларов за неё. Ему не придется возиться с ней лично, потому что есть дилеры, которые специализируются в католическом искусстве. И даже если он выбросит картину за борт на пути в Нью-Йорк, то она окупит свою цену сейчас.

Он сделал покупку, и предложил чек на свой банк в Каннах, вызывав тем самым большую тревогу в душе создателя chorizos. Ланни согласился в письменной форме, что картина не станет его собственностью, пока чек не будет оплачен. Что, конечно же, стало ему прекрасным оправданием для пребывания в Касересе на некоторое время. Все узнали о сделке в течение нескольких часов, и это вызвало переполох в душах других коллекционеров Богородиц. В качестве любезности и доказательства дружбы, колбасный джентльмен разрешил Ланни повесить картину в своем гостиничном номере на это время. И это произвело отличный эффект на горничную, который была слишком благочестивой. Каждое утро, прежде чем она убрать кровать Ланни, она крестилась перед святым изображением. Этим дипломатическим действием Ланни обратился сразу к двум элементам испанского характера, религиозному и мирскому, один раз для всех опровергнув изречение о том, что никто одновременно не может служить Богу и Маммоне.