Текст книги "Широки врата"

Автор книги: Эптон Билл Синклер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 52 страниц)

«Вы надули себя», – ответил он. Это была его обычная шутка, при которой она всегда хихикала. Она в своем сердце считала его своим сыном, заменив того, кого родила и потеряла. Каждый миг, какой он выделял из своей светской жизни, чтобы пообщаться с ней, был для неё подарком и мечтой.

V

Робби Бэдд вернулся в Ньюкасл, но у него не было никаких рождественских праздников. Он работал тяжелее, чем когда-либо в своей жизни, вознамериваясь показать всему миру, что он был не просто отличным продавцом и промоутером, но и руководителем, равным умением своему отцу, который не смог оценить его в течение своей жизни и умер, не исправив ошибки. Робби собрал большие суммы денег и собирался истратить их быстро и эффективно, что удивило его родной город. Он собирался построить завод, которым будет управлять самостоятельно, и сам создаст рынок для своей продукции. Над ним не будет ни отца, ни старшего брата, чтобы проверять его или мешать ему. Робби раньше страдал сверх оптимизмом, но осознал свои промахи и больше не повторит их. Не будет и спекуляций на Уолл-стрите, только производство в Ньюкасле, и продукт, подобный автомобилю тридцать лет назад. Есть ещё шанс заработать состояние. И проворным достанется успешный бег, а победа – храбрым, несмотря на утверждение Библии[51]51
  51 Екклесиаст 9:11, И обратился я, и видел под солнцем, что не проворным достается успешный бег, не храбрым – победа… но время и случай для всех их.


[Закрыть].

В стране, где жил Робби, человек, собравший несколько миллионов долларов для нового предприятия и быстро запустивший его, не был редкостью. Были люди, которые знали, как проектировать промышленные предприятия, и Робби теперь проводил с ними дни и ночи. Были люди, которые знали, как укротить приливы и отливы, сделать доки и обустроить гавань. Другие знали, как обустроить землю, и у них было оборудование, которое делало это с магической скоростью. Робби теперь заключал договора, как с первыми, так и со всеми остальными, и с теми, кто придет и зальёт бетоном фундамент, когда земля оттает от мороза. К лету лес стальных балок возникнет там, где раньше были болота и паслись коровы. Все это было обычным явлением в «стране неограниченных возможностей».

Робби бросил свою работу в Оружейной корпорации Бэдд, а Йоханнес Робин, вернулся домой из Южной Америки и приступил к работе, помогая с контрактами и закупками. Фирма «R и R», которая была шуткой Ланни в юности, стала реальностью на твердой основе. Ганси и Бесс поженились, Ланни рисковал своей жизнью, спасая Йоханнеса и Фредди, Робби помог Йоханнесу опять встать на ноги – все это связывало их сильнее, чем любые правовые отношения. Бывший еврейский финансовый магнат поможет своему другу своим мастерством, которое он приобрел за более, чем сорок лет в торговле, и никогда не будет беспокоиться о том, что получит взамен. Он может быть уверен, что его щедро отблагодарят и, что более важно, все будут вне досягаемости нацистов!

Мама и Рахиль собрали пожитки и покинули Бьенвеню, отправив письма, полные благодарности миссис Дингл, Ланни и Ирме за их доброту. Ирма ничего не сказала мужу, но он знал, какое облегчение это принесло ей. Как может кто-нибудь наслаждаться радостями жизни в атмосфере горя и страха, который эти бедные евреи неизбежно распространяли вокруг себя? Ирма была рада и за свою маленькую девочку, потому что она не хотела слишком большой любви между этими двумя детьми. Ей не хотелось оказаться когда-нибудь в положении Робби Бэдда и его жены с еврейским зятем и внуком наполовину евреем. Хорошо иметь друзей-евреев, но смешивать кровь – это совсем другое.

VI

Сразу после праздников Бэдды, или Барнсы, как их часто называли друзья, планировали вернуться на Ривьеру на зиму. Ланни тем временем удалось найти покупателей для двух картин Геринга, и он думал, как осуществить эти сделки. Ирма считала, что надо просто отправить деньги, и пусть жирный генерал отгрузит картины непосредственно покупателям. Но Ланни сказал: «Как я могу знать, что они получат?»

«Ты думаешь, что он вышлет им поддельные картины?» – В голосе Ирмы звучали ноты негодования, как будто были оскорблены правящие классы всего мира.

Ланни терпеливо объяснил, что в мире искусства существует мошенничество: он не сказал в нацистском мире. – «Картины подделывают так ловко, что определить мошенничество может только специалист. Кто-то мог бы сделать это, даже без ведома Геринга. Мои обязанности по сделке не закончатся, пока я лично не увижу, что картина отправлена. В противном случае, при жалобе клиента, у меня не будет никакой защиты, и я должен буду вернуть его деньги и взять на себя все потери».

– Это грозит неприятностью, ты будешь все время находиться в Берлине, Ланни.

«Пусть клиенты подождут, пока погода не станет теплее», – ответил он с улыбкой. Он хотел бы рассказать Труди о сеансе, но еще больше он хотел быть справедливым к жене и не обманывать ее больше, чем нужно.

Тем не менее, за день до их отъезда из Англии пришло письмо, имеющие все признаки, которые он узнал – немецкий штамп, почерк и дешевый конверт. Он положил его в карман с другой почтой, и оставшись один, прочитал:

Уважаемый мистер Бэдд:

Если вы увидите вашего друга Шмидта, арт-дилера, пожалуйста, передайте ему, что у меня есть несколько эскизов, которые я хотел бы показать ему. Они совсем не похожи на последние, и, надеюсь, гораздо лучше, они относятся к интересным личностям. Это важно для меня. Благодарю Вас за последнюю поддержку,

Мюллер

Это все. Но это было достаточно, чтобы заставить Ланни пересмотреть свои планы. – «Ирма, я подумал об этом, и я считаю, что должен поехать в Берлин и получить эти картины, прежде чем мы устроимся на зиму».

«Какая досада!» – воскликнула она. – «Зачем тебе это рабство?»

– Это займёт только пару дней, и тебе ехать не надо. Подожди меня в Париже, если хочешь.

Париж всегда был приятным местом для ожидания. Там можно делать покупки, если были деньги, там были пьесы, которые можно смотреть, и светские друзья, чтобы с ними общаться. У молодой пары были две машины, которые они взяли на Ривьеру. Было принято решение, что шофер отвезёт Фрэнсис, ее гувернантку и горничную прямо в Бьенвеню. Ирма не любила путешествовать с детьми и всегда избегала этого, если могла. Ланни повезёт жену в Париж, а затем проследует в одиночку в Берлин.

Был только один сомнительный аспект этого решения. – «Ланни, я могу действительно доверять тебе в Германии?»

«Дорогая», – улыбнулся он, – «где я могу найти лучшее покровительство, чем у главы прусского государства?»

– Ты знаешь, что я имею в виду! Ты опять свяжешься с друзьями Фредди и Ганси.

Он тщательно обдумал, что ответить, и заучил несколько формул. – «Моя дорогая, у меня есть важное дело, и я не собираюсь позволить ничему вмешаться в него. Если я сделаю эту работу, старый пират может дать мне другую. Не забывай, что Германия является сокровищницей большого искусства, и Америка может получить много оттуда».

– Ланни, я говорю тебе, что я могу не выдержать что-нибудь подобное, что ты сделал мне раньше. Я хочу, чтобы тебе это было ясно. Я не могу и не буду!

Он знал, что должен предоставить ей право сказать все это снова. Это было частью обязанностей мужей слушать о своих прошлых грехах. Это было частью мудрости никогда не спорить или подвергать сомнению какое-либо утверждение, каким бы неточным оно могло показаться. Просто произнести слова утешения, чем меньше, тем лучше. Мать-Природа, видимо, создала женщин, чтобы говорить, а мужчин, чтобы слушать. «Да, дорогая», – повторил он. – «Я возьму лучшее для ухода за собой, а не останусь ни на минуту больше, чем необходимо».

VII

Ирма хотела, чтобы он ехал по железной дороге. Но он любил водить машину даже в январе. Он не обращал внимания на погоду, и если это не была слепая метель, то он продолжал путь. Ему потребуется только один день в Берлине. Он хотел увезти картины с собой, упаковать и отправить их из Франции, никому не доверяя в Нацилэнде. Если что-нибудь его задержит, то он непременно позвонит. Между тем Ирма будет сплетничать с герцогиней де Такой и графиней де Сякой, и на пути к Бьенвеню она будет развлекать его всеми последними скандалами в haut monde de Paris.

Он доехал без инцидентов и увидел еще раз заводские трубы Германии, дымившие день и ночь, а также терпеливых людей, выполнявших все задачи, какими трудными они бы не были. Эти люди вызывали симпатию любого американца, которому редко приходилось делать что-нибудь, что не было продиктовано его фантазией. Он прибыл поздно, провел ночь в Адлоне, а утром позвонил обер-лейтенанту, своего рода хваленому секретарю в военной форме, который назначил ему встречу во дворце. Двадцать месяцев назад это мраморное строение принадлежало еврейскому Schieber, и в нём Ланни и его жена мило проводили время. Теперь это был дом фаворитки толстого генерала, любимицы немецкой сцены и экрана. Ланни был в восторге от этого здания, и он надеялся, что статная белокурая красотка оценит то, что он сделал для нее.

Два картины, Голова Святого Иоанна, фрагмент большей картины Тьеполо, и Здание парламента по Темзе Моне – необычный контраст старого и нового – были сняты со стен и отложены для него. Он осмотрел их и убедился, что они были подлинными. Затем он вручил банковский чек обер-лейтенанту и взял купчие, которые были подписаны личным казначеем Министр-Президента. Ланни уложил драгоценные произведения в две упаковки из промасленной ткани, которые привёз с собой для этих целей, и два сильных лакея отнесли их к его машине. «Вы можете показать эти документы на границе», – сказал штабной офицер, – «и если у них возникнут какие-либо вопросы об этом, скажите им позвонить мне». Ланни поблагодарил его, спросил о его семье и ответил на его вопросы о своей собственной. Они улыбались, кланялись, пожимали руки друг другу и расстались лучшими друзьями.

VIII

Ланни возвращался в Париж, но выбрал окольный путь, не предусмотренный ни одним путеводителем. Он сделал ряд неожиданных поворотов, и в конечном итоге очутился в Моабитском районе ровно в полдень. Когда он миновал определенный угол, то увидел молодую женщину в поношенном коричневом пальто с пачкой эскизов на сгибе левой руки. Он проехал мимо нее и остановился, как прежде. Она без слов влезла в автомобиль, и они отправились дальше, но не в Париж.

Ланни наблюдал в свое маленькое зеркало, а Труди утонула в своем кресле, чтобы стать незаметной, и повернулась лицом к нему, так чтобы её лицо нельзя было разглядеть снаружи. «Ланни», – воскликнула она, – «спасибо за ваши хлопоты!»

«Мне компенсируют расходы», – дружелюбно ответил он. – «У меня на заднем сиденье находятся две картины, за которые я только что заплатил вашему командующему ВВС сорок тысяч марок. Это означает, что у меня для вас есть четыре тысячи, если вы можете их использовать».

– Я истратила почти все, что вы мне дали, и получила результат.

– O.K. Вы поэтому написали мне?

– Нет. По еще более важному поводу. Вы уверены, что за нами не следят?

«Я сделаю еще один поворот», – ответил он. Автомобиль сделал несколько кругов по этому старому рабочему району столицы. «Все чисто!» – сказал он. – «Говорите!»

– У меня есть несколько документов наиболее конфиденциального характера, которые я думаю, вы могли бы использовать. Это фотокопии отчетов для офиса Геринга, показывающие производство военных самолетов в нарушение Версальского договора. Вы, возможно, не знаете, что мы производим некоторые виды транспортных самолетов в Германии. В то время как в Швеции делаются для нашего правительства те же самые типы, но имеющие вооружение. Они имеют те же самые обозначения, но на обозначениях бронированных стоит начальное K, то значит Krieg[52]52
  52 война (нем.)


[Закрыть]. С этими документами вы можете доказать, что у Геринга больше боевых самолетов, чем у Франции и Великобритании вместе взятых.

«Вот это да!» – воскликнул искусствовед. – «Как вы получаете такие вещи?»

– Это один из тех вопросов, которые вам не разрешается задавать. Достаточно сказать, что не всех наших друзей убили, или даже не всех посадили в концентрационные лагеря. Старые члены партии приходят к нам. Некоторые из них замаскировались под нацистов.

– Это довольно рискованное дело, Труди.

– Они рискуют своей жизнью, и мы тоже. Сможете вы помочь нам, это решать вам.

– Что вы хотите, чтобы я сделал с этими документами?

– Это дело вообще мне незнакомо. Но я считаю, что эта информация будет представлять интерес для военных властей Франции и Англии.

– Так может считать любой. Но если я вам скажу, что они ничего не сделают с этим, вы будете шокированы. Но я знаю некоторых из них, и они верят в то, во что хотят верить и, ни во что более.

– Даже если вы вручите им эти документы?

– Они захотят знать, как я получил их, и если я не скажу им, то боюсь, они подумают, что документы, возможно, не являются подлинными. Все разведывательные службы подделывают документы для своих собственных целей, и, естественно, они уверены, что другие делают то же самое. Они не могут доверять любым антинацистам, потому что в их собственной стране есть такие же людей, и они боятся их даже больше, чем Гитлера и Геринга.

«Я вам еще не рассказала все», – сказала Труди. – «У меня есть фотокопии данных разведки вермахта, отчеты агентов из Парижа и Лондона, где указаны цели для бомбардировочной авиации, такие, как нефтехранилища, газовые резервуары, арсеналы и другие».

«Боже мой!» – воскликнул американец.

– Это, очевидно, геодезические изыскания, там указаны расстояния в метрах к северо-северо-западу от конкретных известных объектов, вот так они выглядят.

– Они закодированы?

– Они полностью состоят из названий мест, расстояний, и направлений. Все названия и топонимы приведены только инициалами. Человек, который достал эти документы, дал пояснения, которые делают все это вполне понятным. Сто сорок семь метров к северу от такой-то станции парижского метро есть склад для хранения нефтепродуктов. Столько-то футов к юго-востоку от южного входа на Мост Ватерлоо есть арсенал взрывчатых веществ, вот так они выглядят. Вы полагаете, что они могут представить интерес для английских властей?

«Я не сомневаюсь, они прочтут их с большим интересом», – ответил Ланни, – «и, несомненно, тщательно их проверят. Но сделают ли что-нибудь реальное? Вам бы услышать, что мой отец говорил о британских высших чинах, об их немоте, их полном надменном самодовольстве. Беспокоиться или даже принять меры предосторожности – это ниже их достоинства. Они тверды и самоуверенны, как их собственной Гибралтар».

IX

Ланни повёз своего друга дальше, обсуждая каждую деталь этой сложной проблемы. Он окончательно решил, что документы должны быть опубликованы в какой-либо газете. Высшим чинам придется прочитать их, а общественность побудит их к действию, если сможет.

У Труди было одно возражение. – «Это может создать трудности для человека, который достал их для нас».

– Разве он не понимал, что вы можете передать эти документы британским или французским военным властям и что Геринг в течение нескольких дней будет знать об этом? Так же, как и у вас есть шпионы в его офисе, так и он имеет столь же эффективных агентов в каждом штабе армии и флота в мире.

«Полагаю, что так», – признала женщина. – «Нам, возможно, придется вывезти нашего друга из страны.»

– «Позвольте мне предложить то, что я придумал, когда хотел помочь Фредди. Надо бросить подозрение на какого-либо хорошего нацистского чиновника. Это способ запутать их и нанести им ущерб». Когда она не ответила, он добавил: «Скажите мне, у вас есть права на то, что эти документы будут опубликованы?»

– Мне сказали, использовать их, как можно лучше.

– Очень хорошо, я возьму их на этой основе.

– Как вы думаете, вы сможете безопасно их вывезти?

– Я в состоянии сделать это. Нет смысла вдаваться в подробности.

– Вы должны быть осторожны, располагая ими, у гестапо нет никаких следов, ведущих к вам. Но если они выйдут на вас, то вы не сможете вернуться сюда снова.

«Я это понимаю, и думаю, что я знаю, как всё устроить». – Она сказала ему, чтобы он не задавал вопросов, и теперь он показал ей, что усвоил урок. – «Я не стал бы связываться с чем-нибудь подобным, но я вижу, что это важно, и вы можете рассчитывать на меня, что я сделаю все возможное. А если потерплю неудачу, то это произойдёт не из-за отсутствия моего старания».

X

Этот вопрос был решён, и он рассказал ей о полной старой женщине, вдове дворецкого в доме варшавского торговца. Труди слышала об интересе Ланни к спиритизму. Это было частью сплетен о богатой американской паре и стоило ему большую часть уважения, которое товарищи в противном случае могли бы питать к нему.

«Я никогда не интересовалась такими вопросами, Ланни», – сказала она, не обращая внимания на то, что оскорбляет его.

– Я знаю, но теперь придётся. На прошлой неделе я имел сеанс, в надежде установить контакт с Фредди, но вместо этого я услышал голос, который сказал, что он был Люди.

«О, боже!» – Он почувствовал, как она вздрогнула. – «И голос был похож на него?»

– Не особенно, но обычно так бывает, но что я сделал, я попросил у него своего рода пароль. Чтобы вы его обязательно узнали.

– И он дал его?

– Он сказал, чтобы сказать вам «Чин-Чин».

Она села, выпрямившись, забыв о трафике и возможности быть замеченной. – «Ланни, это так удивительно!»

– Вы узнали, что это?

– Это был маленький скай-терьер, который был у нас.

– Он лаял с большим возбуждением, издавая короткие и резкие звуки, можно было подумать, что он сошел с ума.

– Вам об этом рассказал Люди?

– Он делал это. Было слышно много лая, и когда я спросил, это собака, он ответил: «Это я».

Женщина сидела со сложенными вместе руками, пока костяшки пальцев не стали белыми. – «Ланни, я чуть не задохнулась от этого. Люди играл с собакой! Он становился на руки и колени и лаял на неё, а собака отвечала ему лаем, и трудно было отличить их друг от друга. Меня пугало, что собака может укусить Люди за нос.

– Люди сказал: «Все делают глупые вещи, когда они молоды, счастливы, любят и любимы».

Женщина склонила голову на руки и тихо заплакала. Слишком много свалилось на неё сразу. Тот факт, что Люди был мертв – и тот факт, что он был жив! Но был ли он жив? Сразу возникают такие сомнения, которые мучают людей, которые начинают рассматривать возможность загробной жизни. Особенно для тех, чьё мировоззрение построено на материалистической догме, и не просто истории, но и психологии, и всего остального, что находится на земле, под землей или над землей!

Женщина начала спрашивать сквозь слезы. Действительно ли Ланни считал, что это был Люди? Что еще он сказал? Рассказал ли он, что сделали с ним штурмовики? И что происходит с ним сейчас? Ей было стыдно своих слез, потому что она была уверена, что всё это все ерунда, но даже и думать об этом она не могла. Самый странный парадокс заключался в том: она не могла поверить, что Люди был мертв, если она сначала не верила, что он был жив, и она не могла поверить, что он был жив, если она сначала не верила, что он был мертв! И что она хотела, чтобы он умер в этом мире и жил в будущем, или жил в этом мире и наверняка скоро умер? Кроме того, что было дороже для нее, любовь к мужу или любовь к своим марксистским доктринам?

Эти проблемы за нее Ланни решить не мог. Он мог только рассказать ей все, что произошло, передать каждое слово, которое было произнесено. Они находились на заснеженном поле к этому времени, и он остановился на обочине дороги и вытащил свой блокнот, чтобы проверить детали.

Теперь она захотела узнать о мадам всё с самого начала, и об этих странных явлениях, сама мысль о которых казалась ей глупой два или три года назад. О Захарове и его герцогине, леди Кайар и ее муже – «Винни, Птичка, и поцелуй!» – А потом о дяде Йоханнеса Науме, и о всех других теневых фигурах, которые посещали личность мадам, как летучие мыши в сумерках, влетающие в свет, а потом исчезающие в темноте снова.

– Ланни, я должна встретиться с этой женщиной!

– Мы привозили ее в Берлин несколько раз, и вероятно это можно сделать снова. В то же время, есть то, что вы могли бы сделать сами.

Он рассказал ей, как он и его жена посетили разных медиумов в Берлине в одно и то же время, и получили то, что было названо «встречным – соответствием». То есть, составив вместе два сообщения, в этом случае они получили стих из Библии. Одна из этих женщин медиумов была слишком модной и дорогой, но другая была бедной и малоизвестной. Ланни выписал из своего блокнота и дал ее имя и адрес Труди.

«Не говорите ей много слов», – посоветовал он. – «Если она спросит, дайте вымышленное имя. Заплатите ей пять марок или ту таксу, что она берет, и сидите и слушайте, что она говорит».

Сразу марксистская совесть Труди Шульц стала беспокоить ее. – «Ланни, кажется, безнравственно тратить деньги на такие вещи, когда в них нуждается дело!»

«Я заинтересован в этом вопросе», – с усмешкой ответил молодой богач. – «Я делаю это обязательным, как литр молока каждый день! Кстати, я вижу, вы его пьёте, это видно по вашему лицу».

XI

Ланни отдал своему другу деньги, которые принес, а затем высадил ее в непосредственной близости от станции метро, с которой она могла добраться до своего дома. Затем он отправился на запад, и когда выехал в поле, он остановился и развернул документы, которые Труди оставила ему. Груз опаснее, чем несколько канистр с нитроглицерином. С помощью автомобильных инструментов он снял покрытие с задней части рамы картины и разложил документы по задней части холста, а потом поставил крышку на место. Назвать это идеальной работой было нельзя, но он рассчитывал на бесценную купчую на бланке министра-Президента Пруссии и официальные печати и штампы, которые в подавляющем большинстве впечатляют каждого немецкого чиновника.

Он ехал не в Париж, а в Амстердам, опрятную и хорошо спланированную столицу на безопасном расстоянии от Нацилэнда. Пока он ехал, он пытался себе представить все возможные трудности, которые могут возникнуть на границе, и репетировал то, что он будет делать и говорить в связи с этим. Это были не самые лучшие мысли для холодной январской снежной дороги, требующей осторожности за рулем. Он решил взять самый надменный тон, подобающий его дорогому автомобилю, безупречной одежде, и, прежде всего, его почти божественным документам. Ни при каких обстоятельствах он не разрешит никому прикоснуться невежественными руками к драгоценным картинам. Он обрушит на них настоящий торнадо из Donnerwetter и будет угрожать немедленным разжалованием тому, кто осмелится не выполнить его команды.

Он вынудит это лицо связаться немедленно по телефону с офицером штаба министра-Президента. А если в этом ему будет отказано, то Ланни свяжется с ним сам.

Но все эти беспокойства оказались совершенно напрасными. Таких трудностей просто не бывает при deutsche Zucht und Ordnung. Изящный автомобиль остановился перед шлагбаумом, который преградил дорогу. Водитель вышел и направился к чиновникам, которые вышли с поста. Было темно, и падал снег. Ланни отбрасывал тень, пока стоял в лучах фонарика. Он резко вскинул правую руку и с пафосом произнёс: «Хайль Гитлер!» Ему ответили. Это было обязательно и делалось автоматически. Он опустил руку и на своём лучшем немецком объявил: «Я искусствовед». К счастью у немцев есть полноразмерное и впечатляющее слово, Kunstsachverstдndiger, что буквально переводится, как «распознаватель художественных ценностей». Он продолжал: «Я прибыл в Берлин по просьбе министра-Президента генерала Геринга и купил у него два художественных произведения, которые находятся у меня в машине. Обер-лейтенант Фуртвэнглер из штаба министра-Президента сказал мне показать вам эту купчую на эти произведения в качестве доказательства, что это действие совершено в соответствии с приказом – «befehlmдssig», ещё одно впечатляющее слово. – «Вот мой паспорт и моё разрешение на выезд, который был подписан в офисе министра-Президента».

– «Sehr wohl, mein Herr». Они наперебой старались ему угодить. Ничего более важного не происходило здесь в течение многих недель. – «Will der Herr nicht hinein kommen?[53]53
  53 Зайдёт ли господин вовнутрь? (нем.)


[Закрыть]»

«Я подожду здесь и разомну ноги», – сказал Ланни. – «Хайль Гитлер!»

«Хайль Гитлер! Хайль Гитлер!» – Они даже не спросили, вывозит ли он деньги или что-нибудь еще, что было Verboten. Они заспешили вовнутрь, и никогда документы не проверялись и печати не ставились так быстро. Пришли другие глянуть на прекрасный автомобиль и прекрасного Герра, который всего несколько часов назад был рядом с Божеством. Не с Эль Шаддаи, Грозным, а с Тевтонским Одином, Богом неистовых воинств. Документы были возвращены с поклонами. Ланни взял их и положил их с медленным достоинством во внутренний карман. Он сел в машину, шлагбаум был поднят, и он въехал в Koningrijk der Nederlanden[54]54
  54 Королевство Нидерландов (голл.)


[Закрыть].

XII

Устроившись в уютном номере в отеле Амстел, Ланни в полночь позвонил Эрику Вивиану Помрой-Нилсону в поместье «Плёс». Теперь он чувствовал себя в безопасности, если гестапо не следило за ним в Берлине, то вряд ли они будут делать это здесь. «Прости, если я тебя разбудил», – сказал он. – «Я в Амстердаме по картинному бизнесу, а Ирма ждет меня в Париже. У меня есть кое-что, что требует твоего совета. Не можешь ли ты и Нина сесть на паром в Харидже завтра вечером? Я буду ждать вас утром в Хук-ван-Холланде и отвезу вас в Париж, и там проведём хорошо время».

«Вот это сюрприз!» – сказал сын баронета.

– Я не могу всё объяснить, но это важно, и ты поймешь, когда мы увидимся. Ничего об этом Нине не говори, а просто назови это путешествие каникулами, и позволь мне платить по счетам. Ваше присутствие стоит во много раз больше для меня. Если она не может поехать, найми кого-нибудь отвезти тебя в Харидж и позволь мне заплатить за это.

– Ты, наверное, продал много картин, старина! Договорились!

Ланни позвонил жене и рассказал ей об этой договоренности. Она сказала: «Добро!» и не почувствовала никакого удивления, потому что люди прыгали туда и сюда в поисках удовольствий. Она сама только что вернулась с вечера в театре с Дени де Брюином. Ланни сказал: «Фуртвэнглер шлёт тебе свои комплименты, я считаю, ты его завоевала». Он засмеялся, потому что мог себе представить, какую гримасу она сделает. Она смотрела на нацистского офицера как на то, что немцы называют Emporkцmmling, или «мелким выскочкой».

В номере Ланни были две картины, которые принёс с собой, и теперь он снял покрытие с задней части одной и провел большую часть ночи за изучением фотографий двадцати четырех листов, тщательно отобранных. Он подумал: «Если это не расшевелит британцев и французов, то они заслуживают того, что их ждёт». Он подумал об образцовом авиазаводе, который строил его отец, и у него появилось желание поехать и помочь. Но нет, то, что он делал, будет лучше. Он создаст большой тревожный колокол и заставит его звонить!

Он проспал ночь на документах, а утром он взял иглу и нитку у горничной, самое трудное было убедить ее не делать работу за него! Он зашил документы в нескольких местах подкладки своего пиджака, а затем, чувствуя себя китайцем в национальном костюме, руководил швейцаром, который снёс картины вниз в подвал отеля и упаковал их отдельно в два деревянных ящика. Картины были должным образом застрахованы и отправлены. После чего Ланни отправился на прогулку по этому прекрасному старому городу замёрзших каналов и заснеженных деревьев.

В Рейксмюзеуме любезная администрация предоставила посетителям удобные покрытые плюшем скамейки, на которых любители живописи могли часами сидеть и изучать тонкости нескольких великих мировых шедевров. В течение своей жизни создателя этих работ не слишком высоко ценили. Он умер банкротом в нищете, но теперь был прославлен, и его лучшие работы были размещены в отдельных помещениях с достаточным пространством и идеальным освещением. В благоговейном молчании Ланни мог погрузиться в прошлое, триста лет назад, вообразив себя разговаривающим с пятью «Синдиками»[55]55
  55 «Синдики» (нидерл. De Staalmeesters) – групповой портрет из Рейксмюзеума, написанный в 1662 году Рембрандтом по заказу ежегодно избираемых членов амстердамской гильдии суконщиков, призванных следить за качеством тканей, произведенных и окрашенных в городе.


[Закрыть], членами общества производителей ткани. Эта ассоциация делала хорошую ткань, а из нее их портные делали хорошую одежду. Эти пять джентльменов надели всё лучшее, а их жены проследили за тем, чтобы все их аксессуары соответствовали случаю, в то время как эксцентричный гений по имени Рембрандт ван Рейн увековечивал их черты и фигуры. Они смотрели на Ланни с такой жизненной непосредственностью, что он был готов позволить им говорить, так как был уверен, что это будет стоящий разговор. Они, очевидно, были образованными джентльменами, которые знали, как использовать свои богатства, и чьи идеи отнюдь не ограничивались качеством и ценами на ткани.

В соседнем и значительно большем помещении посетитель возобновил свое знакомство с большим холстом, занимавшим всю стену, «Выступление», иногда известным как «Ночной дозор»[56]56
  56 «Ночной дозор» – название, под которым традиционно известен групповой портрет Рембрандта «Выступление стрелковой роты капитана Франса Баннинга Кока и лейтенанта Виллема ван Рёйтенбюрга», написанный в 1642 году.


[Закрыть], хотя кажется, что солнце так и льётся потоком на амуницию и цветные одежды стрелков. Это картина разорила бедного Рембрандта. Господа заказчики хотели портретную галерею, чтобы каждое лицо было равноправно, в то время как смелый художник сочинил сцену. Они вышли, чтобы отразить захватчиков. И сейчас Ланни было трудно сосредоточить свое внимание на тонкости искусства нанесения краски на холст. Он думал о положении малой и цивилизованной страны, находящейся рядом с мощной страной, которая быстро скатывалась обратно в варварство. Он хотел крикнуть всем благовоспитанным и дружелюбным голландцам, которых видел в этом музее: «Держите ночные дозоры, и дневные тоже, потому что у нацистов есть геодезические карты всех ваших целей для бомбовых ударов. Не надо много думать о великолепных мундирах или других аксессуарах, потому что вам, возможно, придется закопаться в вашей вечной грязи, чтобы спрятаться от бомб, гранат, огнеметов и отравляющих газов!»

XIII

Приехали Нина и Рик, и Ланни укутал их и отвез в Париж как раз к обеду. После обе дамы обсуждали свои дела в комнате Ирмы, а Ланни привёл приятеля в свою и рассказал ему, почему на нём плохо сидит пиджак. После того как Рик оправился от удивления, он сказал: «Это ужасно, Ланни, но я сомневаюсь, что мы британцы действительно можем сделать что-нибудь с этим, потому что наш правящий класс не может решить, хороший или плохой Гитлер, иными словами, намерен ли он идти на восток или на запад».

«Боже!» – воскликнул американец. – «Если он идёт на восток, зачем ему геодезические карты Лондона и Парижа?»

– Это хорошо, что они получат такие данные, то есть, если им не лень, но я думаю, что нам сейчас лень.

Рик согласился, что единственной надеждой было использовать газеты, чтобы расшевелить публику. Настоящему журналисту не надо говорить, какой взрыв произведут эти документы, и он предложил отправить их прямо к знакомому либеральному редактору, который предоставит им достаточно места и рекламы. Но Ланни сказал: «Ты сотрудничал с этой газетой, тебя первого вычислят нацисты, они узнают, что ты прибыл в Амстердам сразу после того, как я оставил Германию. И они могут даже найти, что мы зарегистрированы в одном отеле».