Текст книги "Широки врата"

Автор книги: Эптон Билл Синклер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 52 страниц)

Альфи рассказал о том, что беспокоило его больше всего. Он получил определенную подготовку в воздухе предыдущим летом, и теперь он хотел служить летчиком для Испании. Некоторые из его друзей разделяли его желание. Если Муссолини мог послать «добровольцев», то почему бы не Англия не может ему ответить тем же, человеком за человека? Что говорят об этом?

Ланни ответил, что тема добровольцев для Испании обсуждалась на rйunion в Париже, и ораторы звали бойцов. Все, что им нужно было сделать, это добраться до границы, сразу за Перпиньяном, на юге Франции. Поезда в Портбоу не ходят, но любой может пройти милю пешком через туннель, и ополченцы приветствовали бы его с распростертыми объятиями.

Единственная проблема была с матерью Альфи. Он хотел помощи Ланни, чтобы убедить ее. Ланни сказал: «Я скорее думаю, что она догадывается. Я наблюдал за ее лицом, когда ты говорил сегодня».

Бедная Нина! Ланни видел это много раз. Мойры, или те, кто назначил ей судьбу, были жестоки. Она погрузилась в печаль, как невеста, а теперь снова, как мать. Но она разделяла дело своего мужа, и теперь своего сына, поэтому не могла пытаться удержать его. Ланни спросил: «Ты говорил со своим отцом?»

«Я принял решение только сегодня, услышав, что вы рассказываете. Я хотел бы собрать несколько парней здесь завтра. Если вы расскажете им об этом, я считаю, что они все пойдут».

«Это сделает меня популярным среди матерей этой окрестности!» – сказал Ланни. – «Они захотят узнать, почему я сам не иду».

«Нет, нет», – сказал Альфи. – «Оставьте это нам молодежи. У вас есть работа, и вы делаете её хорошо».

«Что за работа?» – спросил Ланни, желая узнать, как он глядится новому поколению.

– Вы не знаете, сколько вы делаете для отца, принося ему новости из первых рук, как вы сделали это прошлой ночью. Он считает, что их трудно получить, вы знаете. Его колено беспокоит его больше, чем он позволит это кому-нибудь знать. Но когда вы пришли, это ободрило его, и он начал работать снова и снова.

«Мне кажется, я приношу скорее удручающие известия», – заметил старший. – «Прошло очень много времени с тех пор, как у меня были хорошие новости».

– Это не ваша вина. Это время, в которое мы живем, и мы должны встряхнуться и идти на работу. Мы все думали, что всё будет легко, но теперь стало ясно, что это не так.

– Cheerio, Альфи! Я ободрил отца, ты ободрил меня, а когда отец ободрит тебя, магический круг замкнётся!

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Так проходит слава[151]151
  151 из книги немецкого философа-мистика Фомы Кемпийского (XV в.) «О подражании Христу» (I, 3, 6): Sic transit gloria mundi: Так проходит мирская слава


[Закрыть]

I

Ланни отправился в город, чтобы встретиться с председателем Попечительского совета имущества Барнсов. Дядя Джозеф был высоким джентльменом с импозантной внешностью, с волосами, тронутыми серебром. Он был преданным хранителем чужого имущества, предоставляя Ирме доход более миллиона долларов в год, и беря себе, согласно завещанию, вознаграждение в размере одной тысячи долларов в месяц. Его обязанности были связаны с листами печатных документов под названием ценные бумаги. Но в свободное время он собирал другие листы, известные как библиотека за пять центов. Они были напечатаны полвека назад и читались армией мальчишек курьеров, в числе которых был и Джо Барнс. Тогда свежие из под пресса они стоили пять центов каждый. Но теперь седовласый Джо будет платить пять долларов за любой из недостающих выпусков о приключениях Дедвуда Дика, Хокшоу или Франка Меривелла.

«Дядя Джозеф», – Ланни предположил, что тот по-прежнему хотел бы, чтобы к нему обращались так. Тот всегда появлялся на публике в безупречном костюме, будь то зима, лето, или времена года между ними. В данный момент было начало августа, и он приветствовал своего гостя в безупречном костюме кремового цвета из чесучи шантунг. Все лондонцы говорили, что погода была ужасающе жаркой, но это была шутка для всех, кто жил в Нью-Йорке. Так сказал Джозеф Барнс, и они на некоторое время воспользовались этой темой для разговора. Ланни рассказал о погоде в Испании, а его собеседник проявил неожиданный интерес к этому предмету. Очевидно, он был смущен поручением, с которым прибыл.

Надо было проявить доброту и помочь ему. Так что племянник по свойству спросил: «У вас есть для меня сообщение от Ирмы?»

«Да, Ланни.» – А потом пауза затянулась.

– Я следовал ее желаниям, дядя Джозеф, и оставил ее в покое. Я надеюсь, что это не вызывало ее недовольства.

«Нет, но теперь она думает, что ситуацию нужно привести в надлежащее состояние». – Затем, сквозь зубы: «Она хочет развода».

«Я так и думал», – приветливо сказал другой.

«Я рад, что ты согласен», – с большим облегчением ответил старый джентльмен. – «Как ты знаешь, у меня всегда были самые добрые чувства к тебе, и я надеюсь, что это будет продолжаться».

– Конечно, дядя Джозеф. У меня нет никаких оснований винить вас в какой-либо из моих неприятностей. Пожалуйста, продолжайте и скажите, что Ирма имеет в виду.

Главный попечитель объяснил, что его племянница предложила выбрать место жительства в каком-нибудь штате, где можно быстро и без серьезных издержек получить развод. О Флориде не быть может быть и речи летом, и она связалась с авторитетной юридической фирмой в Рино. Самым важным вопросом был характер жалобы, которую она должна была подать. И об этом дяде Джозефу было поручено провести откровенный разговор. Очевидно, дело очень тонкое, слишком мало мужей любезно воспринимают перечисление своих ошибок и преступлений и описание их в деталях.

«Не волнуйтесь», – сказал этот веселый преступник. – «Я знаю, что я не идеальный партнер для Ирмы. Позвольте мне сказать, что, по причинам, важным для меня, я не хочу, чтобы мои политические взгляды выносились на суд».

– Ирма понимает это.

– Тогда всё хорошо. Скажите откровенно, что нужно адвокатам от меня.

– Обвинение будет несовместимость темперамента.

– Это приемлемо для меня.

– Она будет жаловаться, что ты был нелюдим.

Ланни подумал о бесчисленном количестве раз, когда ему хотелось почитать газету, или сыграть на пианино, а Ирма хотела посплетничать о своих друзьях, костюмах и ее планах на день. «Это правда», – сказал он.

– Кроме того, что ты был с ней чрезвычайно неотзывчив.

– Это также верно.

– И что ты был бессердечен к её друзьям.

– Идеальное обвинение, дядя Джозеф.

Посол просиял. «Это все», – сказал он. – «Вы понимаете, конечно, что Ирме требуется привести примеры, в которых проявились эти характеристики».

– Это само собой разумеется. У вас есть копия предложенных жалоб, дядя Джозеф?

– Да, и мы надеемся, что ты не будешь делать слишком много изменений, как адвокаты говорят, представленные жалобы и так самые минимальные. Ты же понимаешь, не надо ничего делать, чтобы суд отклонил наш запрос.

II

Пока мистер Джозеф Барнс просматривал вечернюю газету, Ланни прочитал эссе о своих брачных провинностях. Эссе вызвало у него естественное и человеческое желание возразить. Но это было бы оспариванием развода. «Все в порядке», – сказал он. – «Я признаю себя виновным по всем этим обвинениям. Что мне делать?»

– У тебя должен быть адвокат, чтобы представлять тебя в суде и подать то, что называется уведомлением о явке в суд.

– А как мне найти адвоката в Рино?

– Наши адвокаты предложили одного. Все, что тебе нужно сделать, это написать, нанять его и согласиться заплатить ему сто долларов за его услуги. Конечно, всё будет возмещено.

– Ну, нет, дядя Джозеф. В моих интересах закончить это несчастное дело.

– Ирма поручила мне сказать тебе, что ее отношение по денежным вопросам остается тем, о чём она заявила тебе в Германии.

– Я помню. И не хочу ничего из ее денег.

«Существует лишь еще одна проблема», – нерешительно начал посол. – «Ирме очень хотелось бы, чтобы ты согласился, чтобы ребенок был присуждён ей».

– Я сожалею, дядя Джозеф, но об этом не может быть и речи. Ирма и я обсуждали это ещё в Германии. Родительское попечение ребенка должно быть разделено поровну между нами.

– Почему это так важно для тебя?

– Потому что я отец ребенка, и я думаю, что каждый ребенок нуждается во влиянии как отца, так и матери. Я не сделал ничего, чтобы утратить свои права в этом вопросе, и я не сделаю.

– Давай поговорим об этом откровенно, Ланни.

– Конечно. Мне нечего скрывать, и Ирма дала мне все гарантии того, что она уважает мои права и доверяет мне, что я буду разумно и правильно использовать их.

– А как ты будешь их использовать, Ланни?

– Я приезжал недавно, чтобы увидеть ребенка и провел с ней некоторое время. Я собираюсь делать это время от времени, когда мне это будет удобно. Если вам не захочется видеть меня в Шор Эйкрс, я готов взять Фрэнсис в другое место.

– Нет, конечно. Это то, что Ирма боится больше всего. Она чувствует, что нашла место, где ребенок находится в безопасности. Ты понимаешь её страх перед похитителями, шантажистами, журналистами, ну, и всеми остальными.

– Ирма знает, что я сделал все, чтобы помочь облегчить эти страхи. Но, когда Фрэнсис станет старше, я могу почувствовать, что эти ограничения затруднят ее правильное развитие. Человек это нечто большее, чем сейф для хранения ценных бумаг.

Это было одно из тех неортодоксальных замечаний, которое заставило главного попечителя рассматривать с тревогой принца-консорта. Но он не хотел спорить. Но он хотел исследовать и выяснить, что думает человек, который обладал пятидесятипроцентной долей наследницы Барнсов, к сожалению, носящей имя Бэдд. С ненужным многословием он объяснил, что члены семьи Барнсов и Вандрингамов были глубоко озабочены не только из-за своей любви к ребенку, а потому, что она была их единственной наследницей. Дядя Джозеф надеялся, что Ланни не обидится.

«Нет, нет,» – немного нетерпеливо сказал Ланни. – «Скажите-ка мне, что еще вы имеете в виду».

– Ирма желает узнать, какая сумма денег, в разумных пределах, могла бы побудить тебя позволить ей иметь полный контроль над Фрэнсис.

Ланни без колебаний ответил: «Такой суммы не существует. Я не продам свою дочь». А потом: «Слушай сюда! дядя Джозеф, почему мы должны ходить вокруг да около? Что вызывает беспокойство у Ирмы, она боится, что Фрэнсис может когда-нибудь согласиться с моими идеями, а не с ее? Такая вероятность существует для каждого родителя. Если наши дети будут всегда думать точно так, как мы, то у мира никогда не будет какого-либо прогресса».

Это было поле социологических спекуляций, в которое повзрослевший мальчик курьер никогда не рискнул бы влезть. Он ответил: «Ты должен знать, Ланни, состояние Барнсов значит для Ирмы гораздо больше, чем просто много денег. Это наследие, которое ее отец оставил ей, и за которое она несёт ответственность».

Ланни решил, что пришло время для него, чтобы стать понапористей. – «Скажите, Ирма думает снова выйти замуж?»

«Такая возможность существует всегда», – ответил тактичный переговорщик.

– Вы поймете, что мои представления о будущем ребенка будут значительно яснее, если бы я знал, кто, вероятно, станет ее отчимом.

– Это дело, о котором, я надеюсь, вы не будете допрашивать меня.

– Ирма поручила вам не говорить мне об этом?

«На самом деле, Ланни» – Джозеф Барнс остановился.

– Из вашего поведения я понимаю, что она вам поручила. Я не знаю, являетесь ли вы полномочным министром или просто посланцем, но я должен вам сказать, что я хорошо знаю Ирму и имел возможность недавно наблюдать ее домашнюю жизнь. Вы не сможете меня обвинить за интерес, будет ли отчимом Фрэнсис граф Уиктроп или герр Форрест Квадратт.

– Я могу сразу развеять часть вашей неуверенности. Я уверяю вас, что у герра Квадратта нет никаких шансов.

– Это уже хорошо. А как насчет Седди?

«Без отступления от моих инструкций», – тут старый джентльмен улыбнулся – «будет достаточно, если вы заметили, что я не отрицал, это может быть лорд Уиктроп?»

– Передайте мои поздравления Ирме и скажите ей, что я обсуждал этого превосходного джентльмена с моей матерью, женщиной, умудрённой жизненным опытом, чье суждение мы все уважаем. Она согласилась с тем, что его светлость был бы идеальным человеком, чтобы заставить Ирму забыть ее несчастный опыт с человек таким необщительным, неотзывчивым и бессердечным, как я.

Джозеф Барнс просветлел, и набрался мужества спросить: «Я мог бы указать вам, что думая о будущем Фрэнсис, нам помогло бы знать, что вы думаете о её мачехе».

– Ваше предложение вполне разумно, дядя Джозеф. Вы можете сказать Ирме, что, с тех пор, когда она оставила меня самостоятельно устраиваться в мире, мне удалось насладиться разговором с двумя дамами. Но, к сожалению, в обоих случаях на пути были их мужья, так что я боюсь, что нашей маленькой дочери придется обойтись без роскоши мачехи на некоторое время.

III

Ланни отправился в резиденцию Марджи, где его мать отдыхала от трудов сезона, прежде чем отправиться пароходом в Нью-Йорк. Он рассказал ей о своем разговоре с главным попечителем, и слушал, пока она злилась на весь клан Барнсов-Вандрингамов. Затем она сказала, что она и ее муж должны ехать сразу, чтобы маленькая Фрэнсис не забыла клан Бэддов-Динглов. Ей до сих пор не могло придти в голову, что кто-нибудь, кроме ее близких друзей, мог знать о надвигающемся на Ланни бедствии. Как будто близкие друзья еще не прошептали об этом своим близким друзьям! Пару дней спустя нью-йоркские газеты сообщили, что королева всех наследниц собирается в Рино. И, конечно, весь мир знает, что существует лишь одна причина, почему кто-нибудь когда-либо едет в Рино. История была передана телеграфом в Лондон, и все светские люди в пределах досягаемости получили её за завтраком на следующее утро. Те, кто был в Шотландии или в Биаррице, или в Давосе, получат её в свое время, возможно, специально отмеченной каким-либо другом.

Ланни принял своё низложение с тактом. Он играл в теннис, катался на прекрасных лошадях Марджи, танцевал или играл в бридж, и когда кто-то спрашивал про разрыв, он отвечал: «Ирма и я разные люди». Случилось так, что один из лидеров так называемой Оксфордской группы пришёл на домашний приём, так они называли свои сеансы. И это было естественно, что он должен был уделить особое внимание плейбою, чье сердце должно предположительно находиться в уязвимом состоянии. Все надеялись, что Ланни может быть «изменен», и сделает то, что группа называла «раскрытием», то есть, расскажет, что он такое сделал, чтобы заставило его жену убежать прочь. Но провоцируемый парень только слушал, а потом рассказал историю о грешнике, который пришел домой с одного из таких домашних приёмов настолько изменённым, что его покусала его собственная собака.

Эта новая религиозная волна была начата американцем по имени Бухман, и теперь получила некоторую известность в Англии. Они провели свои сеансы в Оксфорде и стали называть себя Оксфордской группой. Что вызвало немое возмущение академических кругов в респектабельном университете. Но Бухман и его последователи, не обращая на это внимание, присвоили себе это историческое название, которое пользовалось большим авторитетом. Они следовали практике под названием руководство Бога, прислушиваясь к внутреннему голосу и делая то, что он сказал им. Как правило, инструкции заключались в том, что они должны искать самых богатых и социально видных людей в каждой стране, и, завоевав их приверженность, использовать их имена в рекламных целях.

Голос недавно послал своего основателя привлечь выдающихся немцев, и он пришел домой восклицая: «Слава Богу за Адольфа Гитлера!» Так что теперь Оксфордская и Мюнхенская группы быстро ассимилировались, и благородные дамы и господа, которые встречались в гостиных друг у друга, теперь рассказывали публично о своих сексуальных ошибках, и как Бог морально перевооружил их. Те же самые титулованные особы открыли свои двери герру Риббентропу, нацистскому коммивояжеру шампанского, и услышали, как он рассказывал, как управляемый богом фюрер пришел принести мир в Европу и новый порядок для всего человечества.

IV

Ланни было интересно наблюдать, как Парсифаль Дингл, его отчим, проявляет мало энтузиазма по поводу этих новых духовных упражнений. По-видимому, Бог не говорил те же вещи отставному агенту по недвижимости из штата Айова, что любимцам светского мира Лондона. Парсифаль, как Ланни, вежливо слушал, но когда он остался наедине со своим пасынком, то процитировал по памяти древнее повеление, И, когда молишься, не будь, как лицемеры, которые любят в синагогах и на углах улиц, останавливаясь, молиться, чтобы показаться перед людьми. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою. Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно.[152]152
  152 От Матфея 6:5,6


[Закрыть]

Мадам Зыжински жила в загородном имении Блюграсс, и некоторые из гостей стали интересоваться экспериментами с ней. Она тоже приобрела авторитет, находясь в аренде у Захарова, леди Кайар и других состоятельных людей. Она оставалась совершенно неизбалованной. Воспитанная служанкой, она не хотела ничего, кроме того, что имела. Она была глубоко тронута добротой Парсифаля, и всегда была счастлива сидеть с ним. Теперь он рассказал Ланни о серии откровений, которые он получил в течение прошлого месяца, от давно умершего обитателя буддийского монастыря Додандува на Цейлоне. Парсифаль никогда не читал и не слышал о Цейлоне, и понятия не имел, почему Бхиккху Синанайеке направил свой палец на него из другого мира. Парсифаль решил выяснить, существовал ли когда-либо такой монастырь, а если он все еще действует, то он хотел написать туда и сравнить полученные детали.

Очень любопытно, сказал Ланни. Но в эти дни его мысли были заняты Испанией, и он не предложил путешествия на Цейлон, чтобы продолжить исследования паранормальных явлений. Он выслушал информацию относительно ритуалов и повседневной жизни темнокожих арийцев, которые носили хлопковые одежды шафранового цвета и имели длинные тамильские имена. А также описания различных буддийских преисподних, в которых грешников жгли в ревущем огне, разметали свирепыми ветрами, пронзали копьями, а также подвергали другим наказаниям в зависимости от тяжести их преступлений.

Но потом пришло известие, которое заставило Ланни подпрыгнуть. Бхиккху Синанайеке спросил, знал ли Парсифаль Дингл человека по имени Люди. Этот человек, согласно его заявлению, настаивал на том, что он однажды встречал Парсифаля, но не смог сказать где.

«Я знаю Люди», – объявил Ланни; – «И более того, я уверен, что вы встречались с ним. Я не буду напоминать вам об этом, пока вы не попробуете еще раз и не посмотрите, может ли ваш друг монах вывести этого человека на свет». Парсифаль принял предложение, и Ланни добавил: «Лучше, если я не буду присутствовать, потому что вы знаете, как ведёт Текумсе, когда я рядом».

Попытка была сделана, и Парсифаль сообщил, что его цейлонский друг ничего не знает о Люди, за исключением того, что дух сказал, что он Люди и ищет свою жену. Видимо, это странное темное царство было полно духами, бродящими без причастия, разочарованными, не помазанные елеем. И все методы, которые они использовали для общения, были не лучше, чем на земле. Конечно, эти методы указывали на неудовлетворительную адресную систему, когда рекламный художник и социал-демократ из Берлина, пытаясь найти свою жену, прибегает к помощи цейлонского буддиста, польской вдовы, индейского вождя и бывшего агента недвижимости из кукурузного и свиноводческого пояса США!

Во время своего пребывания в Блюграсс Ланни проводил каждый вечер на одном из этих сеансов, и эта странная игра воображения продолжалась. Если «Остров Эрмитаж» на Додандуве не существовал, то он был хорошо придуман. Общение стало прямым, то есть, Текумсе был подавлен, а звучал голос Бхикху, или нищенствующего монаха. Ланни рискнул прийти, и это не вызвало никаких трудностей. Божий человек говорил свободно с любым из американцев. Когда Ланни хотел узнать, существует ли монастырь сейчас, тот ответил утвердительно. Но теперь там были немцы, новообращенные в буддизм, которые нашли, что здесь приятное место, но пренебрегали своими духовными упражнениями. Ланни, всегда недоверчивый, спросил: «Может быть, что они работают над чем-нибудь еще?»

Бхиккху ответил: «Может быть, но они мне не говорят».

«А что этот Люди,» – продолжал Ланни, – «он немец?»

– Может быть. Это немецкое имя?

– Иногда. Он пришел к вам из-за немцев в монастыре?

«Я не знаю, почему он пришел. Я попытаюсь найти его». – Но он никогда его не нашёл.

V

Послушный сын отвёз мать в Саутгемптон к пароходу и убедился в ее благополучном отплытии, а затем отправился в Париж. Нанесение красок на картину было завершено, всё, кроме сушки. Это дало странный эффект, цвета не совсем совпадали, и можно было увидеть все двенадцать круглых пятен. Но искусница сказала: «Вчера было гораздо хуже, надо подождать ещё три или четыре дня». Это была своего рода игра, и она была весьма возбуждена. Ей редко приходилось делать такую интересную работу. Об этом она сказала своему клиенту. Она чувствовала физическую боль, когда видела прекрасную картину, получившую ранения. «Война это страшная вещь», – заявила она. – «Я рада, что её нет во Франции».

«Мадемуазель», – ответил Ланни, – «когда горит соседний дом, вряд ли стоит радоваться своей безопасности». Девушка снова смотрелась так, как будто она почувствовала физическую боль.

Ланни зашел к Труди. Это был конец необычно жаркого дня, и он пригласил ее на автомобильную прогулку. Они прошли пешком несколько кварталов от ее дома туда, где он припарковал свой автомобиль. Он выехал из города на юго-запад, мимо Версаля и в сторону Шато де Брюин. Он рассказал о французской леди, которая была его amie в течение шести или семи лет, и многому его научила. Он рассказал о муже Мари, который стал другом Ланни и Робби, и о двух сыновьях, за которыми Ланни было поручено присматривать. Не так много он мог сделать, и поэтому они стали французскими фашистами, и он должен был играть роль перед ними.

«Ланни, как вы можете поддерживать эту игру?» – воскликнула женщина.

Он ответил: «Я делал это так много лет, что это стало моей второй натурой. Я как актер, который играет Яго в течение двух с половиной часов вечера, а остальное время играет Ромео или Меркуцио, или меланхоличного Жака, или волшебника Просперо[153]153
  153 Шекспировские персонажи: Меркуцио – друг Ромео, Жак – меланхоличный лорд из «Как вам это понравится», Просперо– законный герцог Милана из «Буря» (англ. The Tempest).


[Закрыть], или кого-то, находящегося в собственном воображении актера».

«Я забыла большинство из этих персонажей», – призналась Труди. – «Время, когда я ходила в театр, мне кажется из другой жизни».

«Я только что был на представлении странной драмы», – сказал он ей. – «Тот, кто или что это такое, что работает в подсознании мадам, пытается переплюнуть Шекспира».

Он описал ей древний монастырь на заросшем пальмами берегу горячей и влажной земли, фантастическую теологию и ритуал, которыми пользовались эти почти черные арийцы около двадцати четырех столетий. «Я не мог найти ни одного упоминания об этом острове», – сказал он. – «Это может быть какое-то небольшое место на реке или в гавани, или это может быть вымышленным, как многочисленные преисподние со сложными ужасами, из которых мой отчим составил список».

Он повторил некоторые из этих фантастических описаний, а женщина воскликнула: «Откуда, как вы думаете, берутся такие кошмары?»

– Из непонимания и страха. Первобытные люди не знали много о мире, в котором жили, и я думаю, что они знали еще меньше о себе. У них не было никакой возможности отличить реальность от фантазии. И когда один из них видел сон, то как он мог узнать, действительно ли он встречался с ангелами, демонами, прекрасными гуриями, или богами с двумя головами или шестью руками или с чем ещё?

– Но где же мадам могла получить весь этот буддийский реквизит?

– Парсифаль бесконечно читал мистическую литературу, и он, возможно, прочитал о буддийских монастырях и преисподних и забыл о них, как он забыл, что он когда-то встретил Люди в Берлине.

«Люди?» – воскликнула женщина.

– Я веду к этому. Люди выбрал эту странную мешанину, в которой снова показал себя.

Он рассказал соответствующую часть этой истории, и женщина слушала с нарушенным душевным равновесием. «Ланни!» – воскликнула она. – «Вы не могли выдумать такую историю?»

«Для вас это естественно, чтобы так спросить», – улыбнулся он. – «Но я уверяю вас, если я не могу получить должным образом чего-нибудь в этом мире, то я могу обойтись без этого».

– Я знаю, но вы могли придумать это для моего же блага, чтобы остановить моё ожидание Люди.

– Я считаю вас взрослой. Вы сами будете выбирать свою судьбу, а также вы сами сделаете выводы о паранормальных явлениях. Я рассказываю вам, что случилось, но я не могу сказать вам, почему и как. Я, конечно, всегда держу в мыслях Люди, и у меня есть свои представления о нем. Возможно, что мои мысли о нём попали в сознание монаха или в грезы моего отчима о монахе. Дело в том, что наше сознание, по всей видимости, смешалось вместе, или, во всяком случае, попало друг в друга, оно взорвалось и его фрагменты попали в мысли друг друга. Я не знаю, что это такое, но я, конечно, хочу, чтобы учёные разобрались в этом и рассказали мне.

VI

Они говорили о жертве нацистов и о его вероятной судьбе, и о жене или вдове жертвы и о ее будущем. Труди снова сказала, что она не может заставить себя поверить, что Люди был мертв, и встретить то горе, если она поверит. Ланни возразил: «Вы думаете, что вы не можете смотреть правде в глаза. Но каждый день вы наблюдаете факты. Обычное горе проходит со временем. Я знаю, потому что испытал это в случае с Мари. Я не знал, как жить дальше без нее, но я научился. В вашем случае неопределенность может длиться вечно. Вы продлеваете свое горе каждый день и так калечите всю свою жизнь. Я думаю, вы должны спросить себя, хотел бы Люди вам такой жизни».

– Вероятно, он бы не хотел, Ланни, но что же мне делать? Предположим, я поверю, что он умер, а потом в один прекрасный день он вернётся?

– Есть хорошо известная поэма Теннисона. Энох Арден посмотрел в окно и увидел счастье своей жены, и ушел, чтобы не беспокоить её.

– Да, но если Люди заболеет и будет нуждаться во мне. Он будет не в состоянии так же, как Фредди Робин, уйти.

– Люди не викторианский моряк, а разумный современный человек. Он не должен ожидать, что вы искалечите свою жизнь при таком малом шансе, ведь он понимает, что вы знаете всё об нацистских извергах, и сколько товарищей они замучили до смерти и бросили в песчаные карьеры.

– Но, если бы он вернулся, что я должна делать?

– Будьте благоразумны, Труди. Вы знаете, что, если бы Люди вернулся, я так же, как вы, хотел бы помочь ему, и я помогу ему всеми возможными способами. Если будет нужно отступить в сторону и оставить ему вас, я сделаю это. Только вы будете решать, и, конечно, я не делал бы из этого историй, как не делаю в случае Ирмы.

Он рассказал ей историю своего разговора с послом дядей, и для Труди это была возможность заглянуть в другой сказочный мир. Она придерживалась мнения экономического детерминизма. – «Я полагаю, что так много денег автоматически делает людей эгоистичными».

Ланни пояснил: «Мне постепенно стало ясно, что происходило в душе Ирмы. Я полагаю, что это происходило в течение нескольких лет, с тех пор, как она впервые встретила некоего английского графа на одном из мероприятий Лиги Наций в Женеве. Это был мужчина, которого она хотела видеть своим мужем. Когда она увидела его великолепный старый замок, её увлекла идея оснастить его современной сантехникой, с ванными, встроенными в пол, как плавательные бассейны, облицованными зеленым мрамором и с маленькими красными электрическими фонариками для освещения каждой ступеньки. В Шор Эйкрс арматура ванной Ирмы была из чистого золота, а моей из серебра. Это давало ее отцу чувство великолепия, и Ирма унаследовала как арматуру, так и чувства. Естественно, она находила старый дом моей матери на Ривьере дешевым и дрянным местом. Там для неё не было места, чтобы развлечься. А что толку из того, чтобы иметь все эти деньги?»

– Ланни, я думаю, что такие люди очень злые и безнравственные!

– Ирма является дочерью человека, который знал, что он хотел, и брал это. Она восхищалась им и следовала его примеру. Она модернизирует замок, добавит бальный зал в полмиллиона долларов, возможно, спортивное сооружение в миллион долларов. Она будет широко устраивать приёмы и приобретёт репутацию интеллектуала. В течение семи лет она готовилась к роли хозяйки салона, так как у неё перед глазами был мой старый друг, хозяйка салона здесь, в Париже. Ирма воспримет идеи своего нового мужа и сделает свой дом штаб-квартирой того крыла партии тори, который желает мира и надеется получить его от сделки с Гитлером. Её целью будет заставить своего мужа уйти из министерства иностранных дел и стать министром иностранных дел. Можно увидеть, насколько это более блистательно, чем быть женой коробейника старых картин, и все друзья и ее семья полагают это причиной, почему она бросила эту личность второго сорта.

Ланни, несмотря на все его улыбки, было горько!

VII

Трудно было думать об искусстве, любви или исследованиях паранормальных явлений в дурдоме, каким теперь стал Париж. Кто интересовался политическими вопросами, не мог говорить или думать о чем-либо, кроме испанской войны. Газеты вели войну пропагандистскую в своих колонках, обвиняя своих противников в самых ужасных преступлениях. Армии генерала Франко начали движение на север вдоль границы с Португалией, и четырнадцатого августа 1936 года они взял Бадахос, соединившись с войсками генерала Мола, двигавшимися на юг. Взятие этого маленького городка отпраздновали загоном четырех тысяч пленных в арену для боя быков, запиранием ворот, а затем расстрелом их из пулемётов.

Когда весть об этом ужасе добралась до Парижа, силы Народного фронта обезумели. Правая пресса, конечно, сказала, что все это была красная ложь. Они приняли обычную фашистские тактику отрицания всего и выдвижения обвинений против красных. Обвиняя, что они совершили такие преступления и пытаются скрыть их с помощью дымовой завесы. Таким образом, война обвинений и встречных обвинений продолжалась в печати и в эфире, на публичных собраниях и везде, где один француз встречал другого. Постулат Рика, что класс стал больше, чем страна, нашёл свое полное подтверждение. Правая пресса Парижа призвала Адольфа Гитлера удержать Францию от продажи оружия испанскому правительству.

Итальянские войска хлынули в Севилью. Итальянские и немецкие самолеты, танки и артиллерия поступали к Франко из испанского Марокко и Португалии. Военнослужащие, конечно, все как один были «добровольцами». Этот фарс продолжал поддерживать прочный блок реакционных джентльменов всего цивилизованного мира. В него входили аристократия, банкиры и крупные промышленники, двести семей, которые правили во Франции, руководители армий и военно-морских сил, а также иерархи Церкви. Правительство, законно избранное народом Испании, было образцом для недовольных масс во всем мире. Его подавление было необходимо для выживания установленного порядка, и Муссолини и Гитлер были теми ребятами, которые собирались сделать эту работу. Лица, понимающие современный мир, могли видеть в этой испанской борьбе расстановку сил и предварительную их проверку во всемирной гражданской войне.