Текст книги "Сага о живых кораблях"

Автор книги: Энн Маккефри

Соавторы: Мерседес Лэки,Маргарет Болл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 56 страниц)

– Итак: полет на Бету Корвик потребует особого дипломатического такта от обоих партнеров, поскольку и «мозг», и «тело» будут поддерживать с корвиками непосредственный контакт. На капсульника возлагается дополнительная ответственность: он будет осуществлять прямой и полный контроль за механизмом переноса сознания, что потребует устройства дополнительных си-напсовых отводов.

Хельва тихонько свистнула. Как минимум это предполагает вскрытие титанового пилона – нелегкое испытание для любого капсульника. А в худшем случае – проникновение в капсулу, что крайне мучительно.

– Для кораблей двух новейших классов открывать капсулу не потребуется. У них уже предусмотрены дополнительные отводы, необходимые для этой цели: они размещены в области полушарий на случай, если потребуется дальнейшая модификация.

– Тогда Амон отпадает, – проговорила Хельва.

– Он отпадает в любом случае, – заявил Найал. – Бедняга в жизни не слышал о Шекспире, а его напарник не сумел бы уладить даже скандал в пивной.

– Так «телу» тоже придется вступить в игру? Тогда, очевидно, отпадаю и я, поскольку у меня сейчас нет напарника, ведь так?

– Спаси меня Боже от твоего язычка, когда ты разойдешься не на шутку! Мы вызвали Шадресса Туро...

– Снова временный партнер? Это абсолютно исключено.

– Да ради такого задания любой корабль мигом поменял бы напарника. Черт бы тебя побрал, Хельва! – взорвался Паролан. – Не будь ты такой дурой! Выслушай меня – ведь раньше ты никогда не упрямилась не по делу.

Хельва молча проглотила этот нелицеприятный выговор.

– Я слушаю.

– Вот это уже больше похоже на мою Хельву.

– Я не ваша Хельва.

– Ты говоришь совсем как Ансра Колмер.

Хельва поперхнулась от возмущения.

– Да, да, – когда начинаешь вот так ерепениться.

– Надеюсь, она не пыталась вычеркнуть солара Прейна из списка участников полета? Если она вздумает...

– Ее поддерживают очень влиятельные лица, – сказал Найал, но что-то в выражении его лица, лукавый блеск, мелькнувший в глазах, подсказал Хельве истинное положение дел.

Она тихонько хихикнула, следя за его реакцией, и он отозвался.

– Так я и думала, – рассмеялась она уже громче. – Любая ее поддержка бессильна, если вероятностная кривая все еще благоприятствует Прейну. А до сих пор не случилось ничего такого, что смогло бы ее изменить, правильно?

– Ох, уж эти актеры – вечно все растрезвонят! – недовольно хмурясь, проворчал Найал. – Ты небось ночи напролет слушала, что они бормочут во сне!

– Я же вам сказала: за время полета произошли весьма захватывающие драматические эпизоды, имеющие самое прямое отношение к предстоящему заданию. Дайте мне знать, если Ансра будет слишком уж наседать на Прейна.

Найал резко поднял голову, лицо его прояснилось.

– Послушай, Хельва, неужели ты сама не понимаешь, какую неоценимую пользу могла бы принести? Ты сразу раскусила Ансру. А тебе известно, что она перебрала немало кораблей, приглядываясь к «мозгам» и «телам»? Что это она нашептывает нашему шефу Рейли, кого взять в партнеры, чтобы обеспечить успех задания?

– У нее это не пройдет! На вашем месте я бы заставила Даво Филаназера подать на нее в суд. Ведь она задумала сорвать спектакль!

– Да знаю я! – Найал вскочил с кресла и принялся мерить шагами рубку. – И ты знаешь. Но у нее есть связи. К тому же вероятностная кривая по-прежнему благоприятствует ее Джульетте. И с этим ничего не поделаешь. Вот почему нам так нужна ты.

Хельва упрямо молчала.

– Прейн просит, чтобы это была именно ты.

– Это что же, официальное уведомление о назначении?

– Учти, Хельва, обещана тройная премия, – не сдавался Паролан.

– Мне решительно наплевать, пусть даже мне посулят пожизненное бесплатное обслуживание. Я свои права знаю. Еще раз спрашиваю: это официальное уведомление о задании?

– Ах ты упрямая, безмозглая титановая задница, девственница и консервной банке! – рявкнул Паролан. Он повернулся на каблуках и, громко топая, выскочил из рубки. Рывком распахнул дверь шлюза, нажал кнопку лифта и уехал, не удостоив ее взглядом.

Хельва злобно смотрела ему вслед, взбешенная его витиеватыми ругательствами, самоуверенными манерами, хитрыми уловками, завуалированным шантажом и наглым подкупом. Непонятно, как он вообще пролез в инспекторы, но у нее тоже есть свои права, и одно из них – самой выбирать себе начальство и...

Кто-то попросил разрешения войти.

– Вы решили извиниться, Найал Паролан?

– Извиниться? Разве мы опоздали? Нам только что дали добро, – прокричал в наружный микрофон незнакомый баритон.

– Кто просит разрешения войти? – неприветливо спросила Хельва.

– Похоже, она не в духе, – послышался чей-то хриплый шепот.

– Мы из пилотской казармы, очень хотели бы...

– Посвататься, вот как это называется, дурень, – подсказал тот же шепот.

– Разрешение дано, – ответила Хельва, стараясь, чтобы в голосе не прозвучало безотчетное разочарование, которое она внезапно ощутила.

Семеро «тел» – пять мужчин и две женщины – набились в лифт и всю дорогу переругивались по поводу отдавленных ног и помятых ребер. Хельва чувствовала, с какой перегрузкой работают лифтовые механизмы. Потом все ворвались в шлюз и, толкаясь, бросились вперед – каждый стремился первым представиться Хельве. Она вглядывалась в их красивые сияющие лица – все высокие, сильные, и каждый жаждет ей понравиться, посвататься к ней, стать ее «телом»...

Как только казармы облетела новость, что можно посвататься к Х-834, от претендентов не стало отбоя. Не успевала Хельва поднять лифт, как его снова вызывали вниз. Так что не было ничего удивительного в том, что Керла Стер проникла на борт незамеченной.

– Эй, малышка, что стоишь разинув рот? Присоединяйся к нам, если хочешь попытать счастья, – ободряюще предложил ей кто-то из «тел».

– Спокойно, ребята, она вам не конкурент, – повысила голос Хельва. – Пропустите ее в пилотскую каюту.

Керла прижала руку к груди, будто заслоняясь от неведомой опасности, на лице ее были написаны замешательство и смущение. Не успела она раскрыть рот, как ее уже втолкнули в каюту.

– Что-нибудь с соларом, Керла? – спросила Хельва, как только за девушкой закрылась дверь.

Неуверенность на лице медсестры сменилась радостным облегчением.

– Так вам небезразлична его судьба!

– Я уважаю солара Прейна как актера и как человека, – ответила Хельва, тщательно взвешивая каждое слово. Она подозревала, что за этим визитом стоит Паролан.

– Почему же тогда вы отказались от задания? Ведь он так просил, чтобы это были именно вы. – В голосе девушки зазвенел упрек, хотя она изо всех сил старалась не выдать своих чувств.

– Я не отказывалась от задания.

Керла мстительно сжала губы.

– Значит, это Ансра Колмер добилась, чтобы вас отстранили.

– Погоди, Керла, я об этом ничего не знаю. Ко мне обращались, правда, неофициально... и я очень польщена, что солар Прейн попросил, чтобы назначили именно меня. Но я дала понять... тоже неофициально, что не соглашусь на это задание, если мне снова дадут временного напарника.

– Ничего не понимаю. Я-то думала, что всему виной эта Кол-мер. Что вы не знали, что Прейн хочет только вас. Неужели вы не отдаете себе отчет: больше ни один корабль понятия не имеет, кто такой Шекспир, и уж тем более не может декламировать его по памяти. Прейн даже думает, что вы, может быть, захотите сыграть роль кормилицы. На него произвело большое впечатление, как вы прочитали ее монолог, когда мы летели сюда. Вы так подходите во всех отношениях, что это для нас просто находка. Ведь он непременно хочет, чтобы все получилось наилучшим образом. Хочет поставить совершенный спектакль... – она с трудом сдерживала дрожь в голосе, – и мы должны, просто обязаны ему помочь.

– Потому что это его последний спектакль?

Казалось, от этих слов ноги у Керлы подкосились – она скорчилась у подножия пилона и припала щекой к холодному металлу, из глаз ее хлынули непрошеные слезы.

– Избави меня Боже от женских слез, – сердито проворчала раздосадованная Хельва. – Итак, это его лебединая песня, и вы решили, что я тот корабль, который должен ее пропеть?

– Умоляю, если в вас есть хоть что-то человеческое... – Запоздало осознав свою бестактность, Керла зажала рот ладонями, ее широко раскрытые глаза виновато глядели на Хельву.

– К твоему сведению, человеческого во мне целых двадцать два килограмма...

– Ой, Хельва, мне так жаль, – запинаясь, пробормотала девушка. – Так жаль. Я не имела права приходить сюда. Прости меня, пожалуйста. Я думала, что если мне удастся объяснить...

Она неловко поднялась на ноги.

– Прошу вас, забудьте, что я сюда приходила, – сухим официальным тоном заговорила Керла, возясь с дверным замком. – Никогда нельзя действовать сгоряча.

– Так это правда, что больше ни один корабль не знает Шекспира?

– Я бы никогда не стала унижаться до лжи! – вспыхнула девушка.

– Значит, Ансра весьма осложнила вам дело.

Казалось, остатки гордости покинули Керлу – она устало прислонилась к двери, вся ее стройная фигурка выражала полную беспомощность.

– Она распространяет о нем ужасные слухи. Она говорит... впрочем, это не имеет значения. Но она подрывает его авторитет в труппе. И... знаешь, Хельва... я ей не доверяю.

– Тогда добейся, чтобы ее заменили, глупышка ты этакая!

– Я? Что я могу сделать? Я всего лишь медсестра.

– Керла, он умирает. Надеюсь, у тебя нет иллюзий на этот счет...

– Нет. Как раз этой иллюзии у меня нет. – Девушка выпрямилась, как пружина. – Просто я не хочу, чтобы чьи-то интриги сорвали его последний, самый совершенный спектакль. Ведь театр – все, что у него осталось, и он гениальный актер.

– Ты можешь на него повлиять. Заставь его заменить Ансру.

Керла безнадежно покачала головой.

– Он не согласится, потому что уверен: Ансра – лучшая исполнительница роли Джульетты, и готов мириться с ее... темпераментом. И, знаешь... – Керла замялась, на ее выразительном личике была видна борьба противоречивых чувств, в которой победила честность, – так оно и было, когда они репетировали на Дууре. А потом... ее будто подменили. За одну ночь. И Прейн уже ничего не мог сделать. Она его погубит, Хельва. Я это чувствую. Так или иначе, но она его погубит.

– Нет уж, пока я за ней присматриваю, этот номер у нее не пройдет, – решительно заявила Хельва.

Скорость, с которой прибыл Шадресс Туро, показалась Хельве подозрительной, но в том, что приход Керлы не был делом рук Паролана, она была совершенно уверена. А Шадресс ей понравился сразу. Должно быть, он ушел в отставку совсем недавно: походка у него была упругая, летная форма старого образца выгодно подчеркивала стройную мускулистую фигуру. На груди красовалось целое созвездие знаков различия, но ни одного ордена – свидетельство того, что он имел их немало, но не желал выставлять напоказ.

– Добро пожаловать на корабль, Шадресс Туро с Марака. Рада, что у меня будет партнер, хоть и временный.

Шадресс уловил в ее голосе кислые нотки.

– Надеюсь, не я причина твоего расстройства?

– Нет, ты первый счастливый на вид человек, которого я встречаю за последние два часа.

Его глаза лукаво прищурились.

– Итак, «мозги» устроили тебе бойкот, а мне пришлось тайком пробираться на борт, чтобы не столкнуться с толпой взбешенных «тел». Ничего, они быстро утешатся, так всегда бывает. Зато начальство тобой довольно. Инспектор Паролан принимает поздравления: ведь это он уговорил тебя согласиться...

– Ну и наглость у этого замухрышки!

– Я так и подумал, – рассмеялся Шадресс. – Не обращай внимания. Не я один считаю, что ты единственный корабль, который может справиться с этим заданием, а ведь я могу судить только по слухам и легендам... Да, полет нас ожидает непростой – столько поставлено на карту и столько непредсказуемых...

– Личностей?

Шадресс усмехнулся.

– Мне доводилось встречать немало актеров – я ведь и сам классический комик, почему меня, собственно, и призвали... – Он помолчал, задумчиво щурясь и глядя в пустоту. – И я с готовностью ухватился за это предложение. Видно, я из тех, кто рожден, чтобы умереть на посту. Ну да ладно. Вот полетное задание. – Он вставил кассету в прорезь. Перед тем как нажать клавишу пуска, он запер шлюз и выключил все динамики, кроме того, что находился на пульте. После чего устроился в пилотском кресле и приготовился слушать.

Корабль-разведчик, выполняя плановый рейс, зарегистрировал в районе Беты Корви излучение импульсной энергии колоссальной мощности. Экипаж выяснил, что источником излучения является шестая планета, гигант с аммиачно-метановой атмосферой, и вывел корабль на круговую орбиту. Но не успел он подготовить зонды, которые могли бы работать в столь разрушительной атмосфере, как корвики сами вышли на контакт.

«Я ощутил давление – как будто огромная рука легла мне на голову и стала заталкивать в мозг новую информацию», – вспоминал капитан корабля-разведчика.

Несмотря на столь необычный способ общения, корвикам удалось весьма точно установить не только, что представляют собой нежданные гости, но и какой имеющийся у них товар они, достигшие невообразимого уровня научного развития, хотели бы заполучить.

«Пожалуй, можно привести такую аналогию, – продолжал капитан корабля. – Представьте кабинетного ученого, который посвятил полвека исследованию какого-то загадочного явления. Наконец он добивается успеха, и у него появляется время, чтобы оглядеться по сторонам. И тут он обнаруживает, что существует кое-что еще... например, девушки, – хихикнул капитан, – и секс. Теоретически он все это понимает, но на практике – ни бум-бум. Ну и, естественно, жаждет научиться».

Предметом сделки стала пьеса «Ромео и Джульетта», возбудившая у корвиков острое любопытство. Они просят, чтобы наши актеры научили их дублеров играть этот спектакль, причем сценическое движение должно быть приспособлено к условиям невесомости, существующей на Бете Корви. А оплатой послужит разработанный корвиками процесс стабилизации некоторых изотопов трансурановой группы, энергетический потенциал которых пока невозможно реализовать из-за необычайно короткого периода полураспада. Центральные Миры испытывают острейшую нужду в этом процессе, и Х-834 должна обеспечить успех этого драматического полета.

– Что ж, попытка не пытка, – проговорила Хельва.

– Не слышу уверенности.

– Слишком уж просто у них все получается. Возьмем этот пресловутый перенос сознания: откуда нам знать, что он не принесет неожиданных сюрпризов и наши люди навеки не застрянут в корвиканской шкуре?

– Вот почему тебя и снабдят системами контроля времени и отключения.

– А вдруг корвики, очарованные Джульеттой Ансры Колмер, отключат меня? – Шадресс ухмыльнулся и бросил на пульт управления схематический чертеж приемопередатчика.

– Каждый специалист по ЭЭГ в нашей галактике приложил к нему руку. В нем нет незамкнутых контуров и вообще ничего непредусмотренного схемой. К тому же его создали мы, а не корвики. Но они подчеркивают, что длительность пребывания в их оболочке для нашего биологического вида не должна превышать семи часов.

– Ого!

– Не горячись. Приемопередатчик снабжен реле времени, установленным на максимальный срок в семь часов, так что ничего не может случиться.

– А что произойдет с человеком по истечении максимального срока, если...

– Давай не будем изобретать себе лишних проблем. Их у нас и так предостаточно. Я сам беседовал с капитаном разведывательного корабля, и он смотрит на перенос весьма оптимистично. Он считает, что для труппы актеров это как раз то, что нужно. Стоит представить, что находишься на поверхности планеты, – раз! – и ты уже там. Ни тебе забот, ни хлопот. Сама простота!

– Простота имеет тенденцию перерастать в катастрофу.

Шадресс обозвал ее пессимисткой и снова углубился в задание. А она принялась перебирать полдюжины факторов, которые по пути до Беты Корви могут измениться самым роковым образом, и пришла к выводу, что неизвестное устройство – далеко не самый опасный из них.

Дополнительное усовершенствование, которым предстояло обзавестись ей самой, оказалось еще проще. Изучая компактный прибор под увеличением, она нашла новшество весьма оригинальным. Он соединит несколько мельчайших волокон, уже вживленных в кору ее головного мозга: одно глубоко уходит в ту область мозга, которая контролирует зрительные нервы, – ведь перенос сознания инициируется именно этим участком. Два других должны связать перекрестные рефлексы, что даст ей возможность прерывать и регулировать по времени перенос сознания подвижных участников эксперимента. Все три синапсовых контакта могут включаться автономно и не выводятся на пульт управления.

Присоединение предстояло выполнять под наркозом, и как раз эта перспектива не нравилась Хельве больше всего. Она вся сжалась от тягостных предчувствий, когда сам начальник базы Регул – неслыханная честь! – произнес набор слогов, отпиравший панель, которая была единственным доступом к ее капсуле, спрятанной в титановом пилоне. Ей показалось, что она целую вечность пребывала в полнейшей беззащитности, пока, наконец, он не коснулся клапана, подающего в оболочку усыпляющий газ. Хельва инстинктивно боялась беспамятства. Неужели несчастная 732 ощущала то же? Или ее безумие оказалось сильнее страха?

Не успела Хельва сформулировать эту мысль, как сознание снова вернулось к ней. Она изумленно оглядела пустую рубку: неужели шеф Рейли осмелился оставить ее без охраны? Потом поняла, что с тех пор, как ее посетил шеф, утекло немало времени – если быть точной, то целых восемнадцать часов, двадцать минут и тридцать две секунды.

– Ну что, Хельва, пришла в себя? – спросил, входя в шлюз, Шадресс Туро. – Надо же, они рассчитали время до секунды. Мне велено узнать, не болит ли у тебя голова.

– Голова? С какой стати – ведь у меня нет болевых рефлексов.

Она снова обвела глазами рубку, где рядом с кушетками появились приемопередатчики, а на стенах – щиты для их подключения. Во всех каютах установили дополнительные койки, а в пилотской – второй стол.

– Ну и видок, – вздохнула Хельва. – Ни дать ни взять – затрапезная пассажирская посудина.

– Так оно и есть, – с усмешкой поддакнул Шадресс. – И пассажиры уже на подходе.

Из лифта вышли пятеро мужчин, и Шадресс представил их Хельве. Но ей больше нравилось называть их про себя именами тех персонажей, чьи роли они исполняли. Знакомство было нарушено воем сирен и появлением целого каравана машин.

– Ансра, как всегда, устроила представление, – мрачно объявил актер, игравший герцога Эскала.

Похоже, никто не огорчился, когда Шадресс не впустил на борт никого из провожающих, в том числе и шефа Рейли. И поскольку сам шеф воспринял запрет добродушно, остальным ничего не оставалось, как последовать его примеру, а разочарованной Ансре – поднимаясь на лифте, расточать поклонникам улыбки и воздушные поцелуи.

– А вот и я, Хельва, – произнесла она беспечным тоном, который Хельву, разумеется, ни на миг не обманул.

– Добро пожаловать на борт, мисс Колмер, – ответила она, а про себя подумала: ты будешь подавать реплики, а я подыгрывать.

И тут же Ценком – на сей раз это был не Найал Паролан – объявил старт к орбитальной станции. Пробег был коротким, и скоро Хельва уже причаливала к шлюзу в секторе невесомости.

Сцена очень напоминала посадку на Дууре: в центре улыбающейся группы находились Даво, солар Прейн и Керла. Только здесь на борт поднялась вся компания, причем каждый из новых пассажиров вплыл в рубку с отменной ловкостью, после чего все устроились на кушетках и пристегнули ремни, готовясь к маневрированию и стартовому ускорению. И все это без лишних затрат времени и энергии.

Прейн выглядел так бодро и безмятежно, что Хельва взглянула на Керлу: она знала, что по выражению лица девушки сможет сделать вывод об истинном состоянии здоровья ее пациента. Но Керла сияла, глаза ее светились таким же блеском, что и у Прейна, и держалась она гордо и уверенно. Ей даже удалось приветливо кивнуть Ансре, которая улыбалась всем заученной улыбкой.

Рядом с ними Даво выглядел усталым и обеспокоенным. Он сразу направился к своей койке и забрался под ячеистое одеяло.

Перед Хельвой повис Прейн.

– Хочу принести свою глубокую благодарность за то, что ты, пожертвовав своими личными планами, согласилась принять участие в нашем предприятии. Шеф Рейли заверил меня, что по возвращении все твои желания будут немедленно удовлетворены.

Почему-то его слова насторожили Хельву, но у нее не было времени их проанализировать: орбитальная станция пожелала удачи и дала старт. Шадресс провел взлет в ручном режиме – так было оговорено в инструкции, – но Хельва настолько привыкла делать все сама, что с трудом сдерживалась, наблюдая за его действиями. И вовсе не потому, что он делал что-то не так. «Проклятье, – думала она, обводя взглядом переполненную рубку и жалея, что не может отвлечься на какую-нибудь привычную работу, – проклятье, как я могла позволить втянуть себя в эту авантюру!»

Как только Шадресс объявил разворот и переход к невесомости, Прейн созвал труппу на репетицию. Для начала он ввел пятерых актеров, присоединившихся к ним на Регуле, в курс репетиций, которые они пропустили. Все они уже работали в невесомости раньше и знали свои роли. Им требовалось только разучить нужные движения и привыкнуть к голосу кормилицы, исходящему из стены рубки. Однако Ансра предпочитала и здесь создавать осложнения. Она лениво подплыла к режиссеру – то ли стараясь его очаровать, то ли поставить в тупик неожиданным вопросом.

– Послушай, Прейн, я, как и каждая одаренная актриса, могу передать любое чувство, но притворяться, что этот бестелесный голос принадлежит кормилице Джульетты, выше моих сил. Мыслимое ли дело – играть со стенкой вместо партнера? И как, спрашивается... Хельва, – Ансра с явным трудом назвала ее по имени, – сможет освоить непринужденное движение в невесомости, если, насколько я понимаю, она никогда не пользовалась своим телом?

– Мои сценические обязанности предельно ясны и внесены в мою программу. Следовательно, ошибиться я никак не могу. Во всяком случае, пока вы будете именно такой Джульеттой, какой вам надлежит быть.

Все услышали эту отповедь, но вслух никто не засмеялся. Ансра нахмурилась и, закусив губу, вернулась на свое место.

Однако ее заявление относительно того, что она, как и каждая одаренная актриса, может передать любое чувство, даже в сценах с настоящими партнерами никак не оправдывало себя. Ее Джульетта оставалась деревянной куклой. Она не загоралась даже от страстных речей Ромео, хотя как ей это удавалось, было для Хельвы совершенно непостижимо. Прейн пылал вдохновением и вдохновлял всех окружающих.

Теперь, когда бремя гравитации уже много дней не тяготило его, солар, воодушевленный успешным развитием их уникальной постановки, изучал энергию и энтузиазм, которые заражали его коллег. Казалось, он не знает усталости.

Они репетировали четвертую сцену первого акта – он сам, Меркуцио и Бенволио, остальные изображали масок и факельщиков.

Вот отзвучали слова Меркуцио:

– Однако даром свечи днем мы тратим.

В этой сцене шел быстрый, искрометный обмен репликами: легкомысленная болтовня приятелей, собравшихся провести веселый вечерок.

Меркуцио повторил свои слова. Хельва вспомнила, что она еще и дублер, и поспешно отыскала нужное место.

– О нет, – прочитала она.

Ответом ей последовало молчание. Тогда она еше раз повторила реплику.

– Мы все знаем текст, – сказал Прейн, когда и эта пауза грозила затянуться до бесконечности. – Чьи это слова?

– Ваши, – озадаченно проговорила Хельва.

На миг в глазах его промелькнуло затравленное выражение. Потом он рассмеялся, и ужас отступил.

– Самые короткие реплики всегда ускользают из памяти! – беспечно заметил он, ответив Меркуцио.

Ночью, когда все уже спали, Прейн не смыкал глаз. Хельва, не испытывая никаких угрызений совести, наблюдала, что происходит в каюте, которую он теперь делил с пятью другими актерами. Он снова и снова повторял четвертую сцену. Потом долго лежал молча. Хельва решила, что он уснул, и вдруг увидела, как его рука медленно скользнула к талии и осторожно извлекла из пояса маленькую таблетку. Неверным жестом, имитирующим случайное движение спящего, он отправил ее в рот.

То, что он сделал это украдкой, в сочетании с ожесточенным повторением пресловутой сцены, помогло Хельве разгадать трагическую тайну солара. Да, он действительно наркоман и к тому же находится на последней стадии: мыслеуловитель, который в галактической фармакопее считается безвредным, оказался для него ядом, губительным не только для тела, но и для разума. И он это знает. Но гораздо большим для себя злом солар Прейн счел потерю памяти и потому намеренно обрек себя на гибель.

Репетиции шли отлично – если бы не Ансра. Хельва не понимала, как Прейн умудряется сохранять хладнокровие, видя, как она сознательно губит спектакль. Каждая сцена, в которой участвовала Ансра, начинала терять темп, накал и постепенно разваливалась. Но Прейн, казалось, ничего не замечал. Постепенно, убедившись, что ей не удастся спровоцировать солара на скандал, который к тому же наверняка вызовет возмущение остальных, Ансра переменила тактику и избрала своей мишенью гораздо более уязвимую Керлу.

К счастью, вместе с ними в пилотской каюте, превращенной в спальню женщин, обосновалась Ная Табб, синьора Капулетти. Она отлично разбиралась в человеческих отношениях и постаралась без лишних слов оградить Керлу от нападок Ансры. Ная помогала Керле с ролью и развлекала добродушной болтовней, когда они оставались вдвоем. Но тем не менее она отлично видела, что тактика Ансры начинает все больше угнетать чуткую, нервную девушку.

– Деточка, если у тебя возникнут серьезные осложнения с Колмер, позволь мне тебе помочь, ладно? – сказала Ная Табб Керле как-то утром.

– Спасибо вам, – печально улыбнувшись, ответила девушка.

– Послушай, между нами, Прейн, часом, не наркоман? С виду совсем не похож, а я-то уж их повидала на своем веку, но все же...

– У солара Прейна развилась вредная химическая реакция на длительное применение мыслеуловителя.

– А я-то всегда считала его самым безвредным снадобьем на свете. И сама принимала бог знает сколько раз.

– В обычных условиях он действительно безвреден. Но ведь солар принимает его уже больше семидесяти лет. Постепенно остаток кремния, который должен выводиться из организма, стал откладываться у него в тканях. Вдобавок у него были проблемы с выделением жидкости, и мочегонное, которое ему прописали, вступило в соединение с кремниевым осадком. Произошло вымывание кальция из костей, и этот процесс необратим.

– Но в чем это заключается? На мой взгляд, выглядит он просто прекрасно.

Сухой, профессионально бесстрастный голос Керлы звучал безысходнее самых горьких слез.

– В условиях низкой гравитации, особенно в невесомости, когда отсутствует нагрузка на скелет, он чувствует себя отлично. Но все кости у него мягкие: удар, падение, длительное физическое напряжение – и он... просто развалится. А кремний постепенно все сильнее сдавливает его жизненно важные органы.

– Так пусть их заменят!

Девушка грустно покачала головой, и Ная ласково похлопала ее по руке. Тут Хельве пришлось их прервать – начиналась репетиция. И она оказалась еще хуже, чем все предыдущие. Поведение Ансры сводило на нет усилия всей труппы. Все шло наперекосяк: актеры путали слова, забывали уже отработанные мизансцены. Когда Меркуцио с Парисом начали не предусмотренный сценарием поединок, Прейн объявил перерыв.

– Похоже, мы слегка переусердствовали. Сегодня и завтра устроим себе выходные. Хельва, как там у нас с напитками? А вас, Ная и Керла, я попрошу взглянуть, какие приятные сюрпризы может нам преподнести наш камбуз. Хельва, что там новенького в эфире? Мы так погрузились в жизнь Древней Англии, что совсем забыли о том, что творится на белом свете.

Ансра покинула главную рубку и, громко хлопнув дверью, удалилась в женскую каюту. Заглянув туда, Хельва обнаружила, что актриса злобно уставилась в зеркало. Удивительное дело: Ансра мрачно и разочарованно разглядывает свое отражение, а Ная с Керлой в камбузе беспечно болтают о пустяках.

Хельва старалась везде поспевать, все видеть и слышать, чтобы суметь предупредить любую неприятность... если возможны еще большие неприятности. К Прейну решительно направился Даво. Хельва намеренно обращалась к своим пассажирам только через динамик центральной рубки, чтобы они забыли, что у нее везде есть глаза и уши.

– Давно пора понять, Прейн, – говорил Даво, – Ансра задумала сорвать постановку, и пока она в этом отлично преуспела.

Прейн долго смотрел на друга, на лице его мелькнула слабая улыбка.

– Ты можешь предложить какой-нибудь выход?

– Нужно сбить ее с толку. Помнишь, как мы развлекались в долгих гастрольных турне?

– Менялись ролями?

– Вот именно! Господи, мы же знаем все реплики и выходы.

Прейн озорно усмехнулся.

– А роль Джульетты отдадим... Хельве!

– Нет, Джульеттой будет Керла! – Даво, не моргнув глазом, ответил на удивленный взгляд друга.

– А Ромео?

– Здесь мы ничего менять не будем, – спокойно сказал Даво и добавил уже веселее: – А я стану братом Лоренцо и обвенчаю вас.

Прейн подождал, пока все поели и, отведав тракийского пива, пришли в приятное расположение духа. Его предложение вызвало бурное веселье и рискованные шутки.

– Я буду синьорой Капулетти, – писклявым фальцетом объявил Эскал.

– А я – синьорой Монтекки, – дребезжащим контральто откликнулся брат Лоренцо и, снова перейдя на бас, добавил: – Я всегда считал, что она втихаря попивает.

– Тогда я буду Эскалом, – вызвалась Хельва, так точно подражая голосу игравшего его актера, что тот выронил кружку.

– Ты одна могла бы исполнить всю эту чертову пьесу, – провозгласил Даво, причем язык у него заплетался куда сильнее, чем тому могло способствовать тракийское пиво. – В ней нет ни одной роли, которая не была бы тебе по плечу.

– Вот как? В таком случае я буду кормилицей, – объявила Ансра. – Пусть Хельва посмотрит, как нужно играть эту роль!

– А Джульеттой будет Керла! – воскликнул Даво, пристально глядя на Ансру. – Начнем сейчас же, с хора. Все по местам!

– В двух семьях, равных знатностью и славой... – с готовностью начала Хельва глубоким басом, и все остальные, не успев ни о чем подумать, были вынуждены включиться в игру.

Даво стал Самсоном, а Шадресс, обычно игравший синьора Капулетти, – Грегори. Они принялись дурачиться, вставляя в текст забавную отсебятину. Появился Бальтазар, шатаясь, как пьяный, и стычка между двумя домами разгорелась. Актеры скороговоркой отбарабанивали свои реплики, толкались и всячески старались перещеголять друг друга в озорстве.

Когда Эскал – синьора Капулетти выплыл в сопровождении кормилицы Анжелики, Ансра, которая по-прежнему пылала злобой и не принимала участия в общей забаве, вдруг заиграла свою роль, как никогда не играла Джульетту. При этом она умудрялась так произносить реплики кормилицы, что они начинали звучать весьма двусмысленно. Заключительные слова: «Иди, дитя, и вслед счастливых дней ищи себе счастливых ты ночей», – она наполнила таким ядом, что Эскал недоуменно покосился в ее сторону.