Текст книги "Сага о живых кораблях"

Автор книги: Энн Маккефри

Соавторы: Мерседес Лэки,Маргарет Болл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 56 страниц)

– Пять лет общественных работ, – сказал Фористер. – Могло быть и хуже. В подпространстве Денеба есть какая-то заштатная планетка – вроде Ангалии, только хуже, и единственная чувствующая форма жизни на ней – гигантские пауки, с которыми еще никому не удавалось наладить общение. Блэйз стенал и жаловался, но я подозреваю, что он не дождется того момента, когда начнет учить этих пауков азбуке глухонемых. Мы можем навестить его после выполнения нового задания и посмотреть, как у него дела.

– Новое задание?

– Вот данные. – Фористер опустил в приемник считывателя Нансии кристалл. Нансия прочла указания, пока Фористер и Микайя вскрывали бутылку «Бадаксоньи Кекньелу». Они все трое были направлены на Тету Чентмари... очень, очень далеко от Центральных, через три отдельные точки сингулярности. Один переход должен был привести их прямиком в подпространство Денеба.

– А что мы будем делать по прибытии туда? – поинтересовалась Нансия. «Если предположить, что они собираются работать вместе со мной... по-моему, да. Но почему они не сказали ни слова насчет Фассы?»

– Запечатанные приказы. – Фористер бросил в считыватель второй кристалл, и, к своему разочарованию, Нансия обнаружила, что не может прочесть информацию на этом носителе. – Предполагается, что он дешифруется сам собой, когда мы пройдем третью сингулярность, – объяснил Фористер. – Очевидно, то, что происходит там, нежелательно разглашать на Центральных Мирах... Центр опасается утечки. Они обсуждали возможность сделать нас троих постоянной следственной бригадой для работы с мелкими шумными скандалами, наподобие того, что сейчас происходит на Тете Чентмари... что бы там ни творилось.

– А что вы двое думаете на этот счет? – осторожно спросила Нансия. – Теперь, когда суд позади? И... вы не сказали мне ничего о Фассе.

– Ах да, Фасса. – Веселый блеск в глазах Фористера немного потускнел. – Сев летит вместе с ней на Ригель-IV, ты это знаешь? Он сказал, что постарается там найти работу частного следователя или охранника, пока не закончится ее срок.

– Двадцать пять лет?

– Десять. Суд решил проявить снисходительность ввиду очевидного раскаяния... она ведь помогла нам поймать Полиона с поличным, к тому же была эта ее трогательная попытка защитить меня, когда Полион удерживал нас в заложниках во время пребывания в сингулярности. Большинство этих событий было блестяще отражено в твоих видеозаписях, Нансия. – Фористер мягко улыбнулся. – Хотя там и было несколько пробелов.

«Вот и началось». Нансия пыталась не думать об этом аспекте судебного процесса.

– Я же говорила, что моя память несколько пострадала, – напомнила она Фористеру.

– Ну да, говорила... Как бы то ни было, суд не был уверен, что со всем этим делать. В конце концов, к тому моменту Фасса уже находилась под арестом, и она, вероятно, просто хотела выставить себя перед правосудием в наиболее выгодном свете. Однако было и еще одно событие, произошедшее ранее, задолго до ее ареста, и оно убедило суд, что Фасса вовсе не была такой же мошенницей, как ее сотоварищи. – Фористер подмигнул. – Похоже, что, когда построенный ею на Шемали цех обрушился, она бесплатно возвела новое здание. Сев Брайли засвидетельствовал это. Сейчас мне кажется, будто я краем уха слышал, как Полион сказал, что Фасса сделала это под угрозой его возмездия. Но к тому времени, как Сев поведал об этом деле со строительством на Шемали, суд над Полионом уже был окончен, так что его нельзя было вызвать для перекрестного допроса. А один из небольших пробелов в твоих записях пришелся как раз на те минуты, когда Полион объяснял нам эту маленькую подробность.

Нансия почувствовала, как к контурам ее верхней палубы приливает жар.

– Я говорила, что у меня отсутствуют некоторые участки памяти, – повторила она.

– Очень уместно расположенные участки, должен заметить.

– Ну хорошо, я убрала эту часть записи. Я... Фассе в прошлом пришлось пройти через худшие неприятности, чем те, с какими когда-либо сталкивались ты или я, – призналась Нансия. – Судя по тому, что я услышала, когда наблюдала за ней и Севом... ты не знаешь, что сделал с ней ее отец.

– Могу предположить, – заметил Фористер.

– Ну, вот. Это не извиняет того, что она сделала, я понимаю. И это могло бы оказаться для нее фатальным, если бы всплыло на суде. Но... она не настолько уж испорченна. Просто она никогда не знала, каково это – иметь за спиной любящую семью, готовую всегда тебе помочь. – «Мне повезло куда больше – пусть даже я не всегда это осознавала». – Я думаю, Фасса заслуживает того, чтобы получить второй шанс.

После ее слов в рубке воцарилось молчание.

– Я... это было бесчестно, – согласилась Нансия. – И я это знаю. И если вы двое после этого больше не захотите работать со мной...

– Нам была известна правда об этих зданиях, – указала Микайя. – Мы тоже были там, если помнишь. Я не видела никакой необходимости представать перед судом для того, чтобы опровергнуть трогательные показания Сева. И твой пилот тоже не собирался этого делать. – Генерал запрокинула голову и одним глотком осушила бокал старинного вина. Фористер вздрогнул.

– Тогда... – Нансия не знала, что и думать.

Фористер погладил ее титановый пилон.

– Это было... в некотором роде испытание, можно так сказать. Мик как-то предположила, что ты провела слишком много времени с Калебом и нахваталась от него этих черно-белых воззрений – слишком много для того, чтобы войти в следственную команду. Мы можем столкнуться с достаточно щекотливыми заданиями. И тогда потребуется выносить суждение – не во всех вопросах можно полагаться на устав Курьерской службы. Но теперь я считаю, что ты достаточно повзрослела, чтобы выносить собственные суждения в области морали – в том числе и относительно того, когда необходимо промолчать. В конце концов, ты не солгала ни об одном прегрешении Фассы; все свидетельства, приведенные в твоих показаниях, совершенно правдивы. Ты просто... уравновесила то, что не могла сказать о ее трагическом детстве, тем, что ты умолчала о некоторых аспектах ее строительных работ на Шемали.

– Вы не станете презирать меня за это?

– Я сделал то же самое, – напомнил Фористер, – при этом даже не зная о том, насколько тяжелым было детство Фассы.

– Значит... это не было неправильно?

– Теперь ты взрослая, Нансия. Ты можешь судить сама. Так что ты думаешь по этому поводу? – спросил Фористер.

Нансия все еще размышляла, когда они достигли первой точки сингулярности по пути к Тете Чентмари. Фористер и Микайя надежно пристегнулись к койкам в своих каютах, и Нансия без усилий заскользила по волнам расщепляющихся пространств. Пространство и время скручивались и перестраивались вокруг нее, и она выбирала путь между постоянно изменяющимися матрицами трансформаций. В течение нескольких секунд великолепного и опасного перехода Нансия скользила, танцевала и ныряла в своей стихии, принимая решения самостоятельно...

...как и на протяжении всей остальной своей карьеры.

Корабль, который искал  

 Глава 1

Когда Тия вынырнула из-под учебного шлема, первое, на что она обратила внимание, был мигающий на панели комма красный огонек. Не ровное мигание, означающее, что ее ждет записанное сообщение, и не тройные вспышки, сигнал, что мама или папа оставили ей записку, а двойные мигания с паузами между ними: значит, наверху, на орбите, кто-то ждет, пока она включит связь.

А раз наверху кто-то ждет, следовательно, прибыл корабль —вне расписания: его-то Тия знала назубок, – то есть ответить надо было срочно, одеваться и бежать разыскивать родителей некогда. Однако же это не ЧП – иначе бы Сократ прервал ее урок.

Тия протерла глаза, чтобы избавиться от пляшущих переменных, и подвинула табурет к панели комма, чтобы иметь возможность, встав на него, дотянуться до всех кнопок. С кресла она, разумеется, ни до чего не дотягивалась. С проворством и деловитостью, которой могли бы позавидовать иные люди, втрое ее старше, она очистила экран, сдвинула переключатель и открыла канал.

– Исследовательская группа С-121! – произнесла она очень отчетливо: микрофон был старый, и слова, произнесенные недостаточно внятно, он просто глотал . – Исследовательская группа С-121 слушает! Говорите, пожалуйста! Прием.

Тия нервно отсчитывала четырехсекундную задержку на прохождение сигнала до орбиты и обратно. «Один-гипотенуза, два-гипотенуза, три-гипотенуза, четыре-гипотенуза... Кто бы это мог быть?» Корабли вне расписания прибывали очень редко и чаще всего приносили плохие новости. Космические пираты, эпидемия, работорговцы. Проблемы с какими-то колонизированными планетами. Или, еще того хуже, – появление грабителей, охотящихся за артефактами. Такая крошечная археологическая база, как у них, была слишком уязвима для внезапного налета. Разумеется, при раскопках поселений саломон-кильдеровской культуры редко попадалось что-то, чем обычно интересуются коллекционеры, но вдруг грабители этого не знают? На случай, если они вдруг появятся, а Тия будет одна, у семилетней девочки имелись четкие инструкции: нырять в потайной тоннель, активация которого спустит купол, и бежать в маленькое темное укрытие в стороне от раскопа. Убежище было первым, что папа с мамой установили после купола...

– Говорит курьер ТМ-370. Тия, милая, это ты? Не волнуйся, солнышко, у нас просто не слишком срочное сообщение, а вы у нас по дороге, так что мы привезли вашу почту раньше обычного. Прием.

Густое, звучное контральто звучало довольно невыразительно из-за плохого динамика, но все равно этот голос был знакомым и приятным. Тия возбужденно запрыгала на табуретке.

– Мойра! Да-да, это я! Но...

Тия слегка нахмурилась. В последний раз, когда Мойра была здесь, она называлась ЧМ, а не ТМ!

– Мойра, а что случилось с Чарли?

Ее голосок приобрел несколько язвительные интонации человека куда более взрослого.

– Мойра, ты что, выставила еще одного напарника? Как тебе не стыдно! Вспомни, что тебе говорили, когда ты выкинула Ари из шлюза! Э-э... Прием!

Четыре секунды – целая вечность.

– Я его вовсе не выставила, милая, – ответила Мойра, хотя Тии показалось, что ее голос звучит немного виновато. – Он просто решил жениться, завести свое собственное потомство и осесть где-нибудь в грязи, на планете. Не волнуйся, это в последний раз, я в этом уверена. Мы с Томасом прекрасно нашли общий язык. Прием.

– Ну да, про Чарли ты говорила то же самое! – мрачно напомнила ей Тия. – И про Ари, и про Лилиан, и про Джулза, и...

Она все еще перечисляла имена, когда Мойра перебила ее:

– Тия, милая, включи, пожалуйста, посадочный маячок! Мы можем поговорить и после, когда я не буду жечь топливо в орбитальных двигателях.

Ее голос сделался немного лукавым:

– К тому же я привезла тебе подарочек на день рождения! Вот почему я просто не могла не остановиться здесь. Прием.

Можно подумать, подарочек на день рождения помешает Тии продолжить перечислять все неудачные попытки Мойры обзавестись «телом». Так у капсульников, пилотирующих космические корабли, а еще точнее, являющихся этими кораблями, было принято называть напарников.

Ну... разве что ненадолго!

Тия включила посадочный маячок, а затем, не без самодовольства, активировала и все прочие системы посадочной сигнализации: зажгла огни на посадочной площадке, указатели, сообщила Сократу, что он должен связаться с навигационной системой курьерского корабля. Когда Мойра была здесь в прошлый раз, Тия ничего этого делать еще не умела, и Мойре пришлось садиться практически вслепую.

Девочка подалась вперед, чтобы дотянуться до микрофона.

– Мойра, для посадки все готово! А... а что ты мне привезла, а? Прием.

– Ах ты ж, моя умничка! – радостно воскликнула Мойра. – Всю систему активировала! Да, ты многому научилась с тех пор, как я побывала у вас в последний раз! Спасибо, милая, – а что я тебе привезла, это гы узнаешь, когда я сяду. Конец связи.

Ну и ладно. Надо же было попробовать! Тия спрыгнула с табуретки, предоставив заниматься посадкой искусственному интеллекту, который управлял всем домом и внешними системами базы тоже. Или, точнее, приказав Сократу дать кораблю всю информацию, в которой Мойра нуждалась, чтобы совершить посадку, – Мойра никогда никому не передавала управление кораблем, если без этого можно было обойтись. Отчасти поэтому у нее и были такие проблемы с пилотами. Она не доверяла им управление и не стеснялась сообщать им об этом. Ари, к примеру, эта ее манера крайне раздражала, и кончилось тем, что он попытался отключить Мойру от системы управления кораблем, чтобы доказать, что он способен «рулить» не хуже ее.

Теперь следующий шаг: надо ли одеться и сходить за мамой с папой? Пытаться дозвониться до них по комму бесполезно: они почти наверняка отключили динамики. Хотя, конечно, делать этого не положено. Но ведь дело-то несрочное – они наверняка рассердятся, если Тия помешает им работать, а потом выяснится, что это всего-навсего из-за внепланового визита курьерского корабля, даже если это не кто-нибудь, а Мойра. А если у них там что-то важное: если они, например, описывают очередную находку или устанавливают ее возраст, они тем более рассердятся, что Тия лезет с такими «мелочами».

Мойра не сказала, что дело у нее срочное и важное. Если бы она летела с какой-нибудь неотложной миссией, она не стала бы тратить время на болтовню о помощниках и подарочках.

Тия взглянула на часы. До обеденного перерыва оставалось около получаса. Если между Потой Андрополус-Кейд (доктором биоэкспертизы, ксенологии и археологии) и ее супругом Брэддоном Мартенсом-Кейдом (доктором геологии, физики, космологии, членом-корреспондентом Академии археологии и лицензированным астронавигатором) и было что-то общее, помимо дочки Тии и нерушимой, хотя и несколько рассеянной, взаимной любви, – так это пунктуальность. Каждое «утро», ровно в семь ноль-ноль, где бы Кейды ни находились, они садились завтракать вместе. Ровно в двенадцать ноль-ноль они вместе возвращались в купол обедать. В шестнадцать ноль-ноль Тия полдничала самостоятельно – об этом заботился Сократ. И ровно в девятнадцать ноль-ноль Кейды возвращались с раскопа и садились ужинать.

Значит, ровно через тридцать минут Пота с Брэддоном будут здесь. Мойра приземлится не раньше чем минут через двадцать. Гостю – или гостям: неизвестно, есть ли на борту кто-то, кроме «тела», еще незнакомого им Томаса, – долго ждать не придется.

Тия принялась расхаживать по гостиной купола: собрала свои разбросанные книжки и пазлы, поправила подушки на диване, включила свет и пейзаж-голограмму: раскачивающиеся голубые деревья над зеленой лагуной на Миконе, где познакомились ее родители. Приказала кухне сварить кофе, переключилась с обеденной программы на вариант V-1 из встроенного меню, рассчитанный на гостей. Музыку Тия выбрала сама: «Сюита Архенстона», веселая электронная музычка, которая как раз подходила к голограмме на стене.

Больше делать было особо нечего, так что Тия села и стала ждать. Что-что, а это она умела с раннего детства. Про себя она думала, что это-то она умеет. У нее была хорошая тренировка. Жизнь ребенка археологов почти целиком состоит из ожидания, обычно в одиночестве. Поневоле научишься быть самодостаточной.

У нее никогда не было друзей, она почти не общалась с ровесниками. Обычно мама с папой работали на раскопе одни, потому что они специализировались на раскопках класса А, в крайнем случае – класса В, исследовательских. И никогда – на крупных раскопках класса С, где трудятся сотни людей, приехавших с семьями. Мало у кого из ученых их возраста, работающих на раскопках класса В, имелись дети моложе тринадцати-четырнадцати лет – да и те, что имелись, обычно с родителями не жили.

Тия знала, что многие считают Кейдов сумасшедшими: таскать с собой на все раскопки дочку, да еще такую маленькую! Большинство людей, работающих на отдаленных планетах, своих отпрысков оставляли у родственников либо отправляли в интерпаты. Тия слушала разговоры взрослых, которые обычно общались при ней так, как будто она ничего не понимает. Благодаря этому она многому научилась – быть может, куда большему, чем подозревали мама с папой.

Одна из вещей, которые ей доводилось слышать – и, на самом деле, довольно часто, – это что ее родители «поздно спохватились». Или что она, Тия, – «несчастный случай».

Девочка прекрасно понимала, что имеют в виду взрослые. В последний раз, когда она услышала про «несчастный случай», она решила, что с нее хватит.

Это было в приемной, после нескольких научных докладов. Тия подошла прямиком к даме, от которой она это услышала, и торжественно сообщила ей, что она, Тия, ребенок вполне запланированный. Что Брэддон и Пота с самого начала решили, что их научным карьерам не повредит, если они обзаведутся ребенком, в том случае, если они сделают это, когда биологические часы Поты будут отсчитывать буквально последние секунды, и что ребенка они заведут только одного, и это будет девочка. Она, Тия. Они распланировали все с самого начала. И то, когда Пота возьмет отпуск, чтобы родить, и то, что они всюду будут брать дочку с собой, и то, что колыбелькой ей послужит ящик для экспонатов, а манежем – маленький автономный купол, и даже то, что потратятся, но модернизируют стандартный ИИ базы, чтобы он мог одновременно быть нянькой и наставником...

Побагровевшая дама не знала, что и ответить. Ее спутник попытался обратить все в шутку, сказав, что «детка» просто повторяет за взрослыми – не может же она понимать, о чем говорит.

На это Тия, неплохо осведомленная насчет национальных обычаев – в том числе ухаживания и спаривания – четырех разумных рас, включая и homo sapiens, решила показать ему, как он не прав.

А потом, пока спутник все еще булькал и брызгал слюной, повернулась к первоначальной обидчице и сообщила ей, серьезно и откровенно, что ей самой стоит подумать о том, чтобы обзавестись детьми, потому что у нее, судя по всему, осталось не так уж много времени до менопаузы.

Все, кто стоял поблизости, буквально онемели. Когда позднее организатор собрания упрекнул Тию за ее поведение, девочка невозмутимо ответила:

– Она вела себя грубо и говорила гадости.

Когда хозяин возразил, что дама обращалась не к Тии, Тия отпарировала:

– Тогда ей не следовало говорить это так громко, что все засмеялись. И вообще, – продолжала она с железной логикой, – говорить гадости о ком-то – это еще хуже, чем говорить гадости кому-то.

Брэддон, которого призвали, чтобы тот разобрался со своей заблудшей дочерью, только небрежно пожал плечами и сказал:

– Я вас предупреждал. А вы мне не верили.

Хотя Тия так и не узнала, о чем папа предупреждал доктора Джулиуса.

После этого замечания насчет «незапланированного ребенка» или «несчастного случая» прекратились – по крайней мере в ее присутствии, – зато теперь люди беспокоились о том, что она «развита не по летам» или что у нее нет сверстников, с которыми она могла бы общаться.

Но на самом деле Тию совершенно не волновало, что у нее нет друзей. Она получала превосходное образование – в ее распоряжении была огромная библиотека, – а поболтать она могла и с Сократом. Игрушек у нее хватало, а закончив с уроками, она спокойно могла делать, что захочет. А главное, у нее были мама и папа, которые посвящали ей гораздо больше времени, чем многие другие люди посвящают своим детям. Тия это знала, потому что в книгах по уходу за детьми, которые она читала, приводилась статистика, и Сократ говорил ей то же самое. С родителями никогда не было скучно, и они всегда разговаривали с ней так, как будто она уже взрослая. Если Тия чего-то не понимала, ей достаточно было сказать об этом, и ей все объясняли до тех пор, пока не поймет. Когда работа не требовала от родителей полной сосредоточенности, они сами звали ее к себе на раскоп, когда она заканчивала свои уроки. И тогда уж она ни от кого не слышала о детворе, которая путается под ногами.

Если ее что и не устраивало, так это то, что порой мама с папой объясняли чересчур многое. Тия отчетливо помнила то время, когда она принялась обо всем спрашивать «Почему?». Сократ ей сказал, что все дети проходят через стадию, когда они то и дело спрашивают «Почему?» – в основном затем, чтобы привлечь к себе внимание. Но Пота с Брэддоном понимали ее буквально...

Не так давно ИИ сообщил ей, что ее «возраст почемучки» был на редкость кратким – а все потому, что мама с папой на каждое «Почему?» отвечали чрезвычайно подробно. И потом еще и проверяли, все ли она поняла. Так что во второй раз спрашивать «Почему?» по тому же поводу ей уже не хотелось.

Через месяц ей вообще расхотелось спрашивать «Почему?», и она перешла к более интересным вещам.

Нет, сказать, что ей недоставало общества других детей, было никак нельзя. Каждый раз, как она встречалась с детьми, она испытывала ощущение, родственное чувствам зоолога, который видит перед собой новый, потенциально опасный вид. И чувства эти, похоже, были взаимными. Пока что все прочие дети оказывались довольно скучными существами. Их интересы были ограниченными, их мирок – довольно узким, их запас слов составлял едва ли десятую долю словаря Тии. Большинство из них даже в шахматы играть не умели!

Мама любила рассказывать на вечеринках о том, как Тия в двухлетнем возрасте ошарашила чрезмерно экспансивную профессорскую супругу настолько, что та долго не знала, что сказать. На одном из столиков в их квартире стоял чудесный старинный набор шахматных фигур. Столик был слишком высокий, Тия не могла их достать. Тия с тоской глазела на шахматы добрых полчаса, прежде чем добрая леди поняла, на что смотрит девочка.

Тия и сама прекрасно помнила тот случай. Дама взяла со стола искусно выточенного шахматного коня и помахала им перед носом у Тии.

– Видишь лошадку? – проворковала она. – Хорошая лошадка!

Тии это показалось чудовищно неуместным. Более того – она ощутила, что эта женщина сомневается в ее интеллекте. А интеллектом своим Тия дорожила чрезвычайно.

Девочка вытянулась во весь рост и посмотрела даме прямо в глаза.

– Это не лошадка! – холодно отчеканила она. – Это конь! Он ходит буквой Г. И мама говорит, что этой фигурой чаще всего жер... жре... жрет...

Тия покраснела, пытаясь припомнить нужное слово. Но тут подошла мама.

– Жертвуют? – подсказала она.

Тия просияла и кивнула.

– Чаще всего жертвуют после пешки. И пешка – это не маленький человечек! – добавила она, сурово уставившись на даму.

Дама забилась в угол и не выходила оттуда, пока Тия и ее родители не ушли. А мамин начальник снял шахматы со стола, расставил фигуры и предложил Тии сыграть. Он, конечно, выиграл, но Тия, по крайней мере, показала, что играть она действительно умеет. Начальник был впечатлен и заинтригован и даже вывел девочку на крыльцо, чтобы показать разные виды птиц, порхающих у кормушек.

Тия невольно думала, что все взрослые относятся к ней двояко. Одни восхищались ею, другие возмущались. Мойра была как раз из тех, кто ею восхищался, а вот большинство ее пилотов принадлежали к другой разновидности. Однако Чарли тоже восхищался ею – вот почему Тия думала, что он, возможно, и сумеет ужиться с Мойрой. Его, похоже, в самом деле обрадовало то, что девочка сумела обыграть его в шахматы.

Тия вздохнула. Вероятно, этот новый напарник окажется другим...

Хотя так ли уж важно, как относятся к ней взрослые? Она видела их не так часто, и длилось это недолго. Хотя, конечно, маминым и папиным начальникам лучше было нравиться. Это Тия уже понимала.

– Ваш посетитель стоит у шлюза! – сообщил Сократ, вторгшись в ход ее мыслей. – Его имя – Томас. Мойра просит, пока он проходит через шлюз, чтобы я включил наземную радиосвязь, чтобы она тоже могла присоединиться к беседе.

– Включи, конечно, Сократ! – приказала Тия. Вот в чем проблема с искусственными интеллектами: не прикажешь – не сделают. Вот интеллект-корабль, или, как его еще называют, мозговой корабль, сделает то, что сочтет разумным...

– У Томаса подарок для тебя, – сказала Мойра секундой спустя. – Надеюсь, он тебе понравится.

– Кто – он, Томас или подарок? – проницательно уточнила Тия. – Ты надеешься, что он меня не испугается?

– Ну, скажем так: да, я использую тебя в качестве лакмусовой бумажки, – призналась Мойра. – И знаешь, дорогая, Чарли действительно влюбился в земную девушку. Даже мне было заметно, что ему куда сильнее хочется остаться с ней, чем вернуться в космос...

Она вздохнула.

– Это действительно было жутко романтично: в наше время старомодная любовь с первого взгляда встречается нечасто. Эта Мичико просто прелесть – я его на самом деле понимаю. И в этом отчасти есть и твоя вина, милая моя. Ты произвела на него такое сильное впечатление – он только и мог говорить, что о том, как ему хочется завести своих детей, таких же, как ты. Ну, как бы то ни было, Мичико убедила администратора найти ему наземную работу, а мне вместо него прислали Томаса и не оштрафовали – ведь на этот раз я была не виновата!

– Ты теперь целую вечность не расплатишься с этими штрафами за своих пилотов! – начала было Тия. Но тут внутренняя дверь шлюза распахнулась, и в гостиную вошел человек в скафандре. В руках он держал шлем и коробку.

Увидев шлем, Тия нахмурилась. Он снял его еще в шлюзе, как только выровнялось давление. Зря он это сделал: бывает, что шлюзы разгерметизируются, особенно такие старые, как на раскопках класса А. Так что, с точки зрения Тии, это было уже одно очко не в его пользу. Однако лицо у него было приятное, глаза добрые – неплохо, неплохо. Круглая загорелая физиономия, курчавые черные волосы, блестящие карие глаза, широкий рот, без этих напряженных складок у губ, которые были у Ари... Очко в его пользу. Пока что – по нулям.

– Привет, Томас, – сказала она ровным тоном. – Знаете, вам не стоило снимать шлем прямо в шлюзе – надо было подождать, пока откроется внутренняя дверь.

– Девочка права, Томас, – прозвучал голос Мойры с панели комма. – Эти раскопки класса А всегда получают оборудование в последнюю очередь. Все оно старое и зачастую не вполне надежное. Люки у них разгерметизируются постоянно.

– У нас такое уже было месяц назад, когда я входила в купол, – поддержала ее Тия. – У мамы ушло несколько часов на то, чтобы восстановить герметичность. Она была очень недовольна.

Глаза у Томаса расширились от удивления. Он был явно ошеломлен. Судя по всему, он с порога собирался спросить, где ее родители. И уж никак не ожидал услышать лекцию о технике безопасности в безвоздушном пространстве.

– О-о! – выдавил он наконец. – Э-э... Спасибо. Запомню на будущее.

– Пожалуйста, не за что, – ответила Тия. – Мама с папой на раскопе; извините, что они вас не встретили.

– Давайте я вас познакомлю как следует, – сказала Мойра из комма. – Томас, это Гипатия Кейд. Ее мать – доктор Пота Анд-рополус-Кейд, ее отец – доктор Брэддон Мартенс-Кейд. Тия, это Томас Делакорт-Ибанес.

– Приятно познакомиться, Томас, – вежливо сказала девочка. – Мама с папой будут здесь через... – она взглянула на свой наручный хронометр, – ...через десять минут. А пока у нас есть свежий кофе. Может быть, вы покушать хотите?

Он снова был ошеломлен.

– Кофе, пожалуйста, – ответил он после паузы. И добавил: – Будьте так добры.

Тия принесла с кухни кофе; к тому времени, как она вернулась с чашкой в одной руке и вазочкой с печеньем в другой, Томас успел снять скафандр. Девочка была вынуждена признать, что он действительно выглядит очень красивым в своем обтягивающем пилотском комбинезоне. Но, с другой стороны, все Мойрины «тела» были хороши собой. Отчасти в этом-то и была проблема: выбирая себе напарника, она обращала внимание в первую очередь на внешность, а потом уже на характер.

Томас взял кофе и угощение вежливо и слегка опасливо. Такое впечатление, что он решил обращаться с ней, точно с представителем новой, неведомой разумной расы. Девочка еле удержалась, чтобы не хихикнуть.

– Какое у гебя необычное имя, – сказал он после неловкой паузы. – Гипатия, да?

– Да, – ответила Тия. – Меня назвали в честь первой и единственной женщины-библиотекаря великой Александрийской библиотеки на Земле. Она же была ее последним библиотекарем.

Судя по его глазам, все эти имена и названия ему хоть что-то да говорили. Значит, он не полный профан в истории, как тот Хулио.

– А-а! Это когда ее римляне сожгли, во времена Клеопатры... – начал он.

Но Тия прервала его, покачав головой:

– Нет-нет, библиотека была разрушена не тогда, совсем не тогда. Она оставалась знаменитой библиотекой еще при Константине, – продолжала она, постепенно увлекаясь своей любимой историей. Тия пересказывала ее точно так же, как рассказывала ее Пота, теми самыми словами, которыми она была изложена в базе данных по истории. – Как раз тогда, когда библиотекарем там была Гипатия, в библиотеку ворвалась толпа грязных христианских фанатиков, возглавляемая несколькими безумцами, которые именовали себя пророками и святыми. Они намеревались сжечь библиотеку дотла, потому что там хранились «языческие книги, лживые и еретические». Гипатия пыталась их остановить, но ее убили, забили насмерть камнями, а потом затоптали ногами.

– Ох ты! – слабо произнес Томас. Он был окончательно выбит из колеи. Похоже, он лихорадочно искал, что бы сказать, и ухватился за первое, что подвернулось. – Э-э... А почему ты называешь их «грязными христианскими фанатиками»?

Потому что они такими и были! – с раздражением ответила девочка. – Все они были фанатиками, и большинство из них пыл и столпниками и другими отшельниками, которые нарочно никогда не мылись, потому что мыться – это был римский, языческий обычай, а не мыться – это было по-христиански и способствовало умерщвлению плоти.

Она фыркнула.

– Думаю, им было все равно, что от этого у них заводились вши и от них воняло. Про заболевания я уже молчу!

– Думаю, им это просто не приходило в голову, – осторожно зaметил Томас.

– Ну, как бы то ни было, я думаю, Гипатия была очень храбрая, но ей стоило бы быть поумнее, – заключила Тия. – Я бы на ее месте не стала стоять и ждать, пока меня забросают камнями. Я бы убежала, или заперла дверь, или еще что-нибудь.

Томас неожиданно улыбнулся; улыбка у него была приятная: белые-белые зубы сверкнули на смуглом, загорелом лице.

– Ну, может быть, у нее не оставалось выбора, – предположил он. – Думаю, к тому времени, как она поняла, что остановить этих людей не удастся, убегать было уже поздно.

Тия медленно кивнула, представив себе древние александрийские одеяния, длинные и неуклюжие. Да, бегать в них, наверно, было неудобно...

– Пожалуй, ты прав, – согласилась она. – Мне очень не хотелось бы думать, что эта библиотекарша была глупой.