Текст книги "Сага о живых кораблях"

Автор книги: Энн Маккефри

Соавторы: Мерседес Лэки,Маргарет Болл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 56 страниц)

– Ничто и не прошло сквозь пилон, – сказал Симеон. – Однако КЛ-740 был одним из первых кораблей Курьерской службы. Триста лет назад о том, как нужно защищать синаптические связи, было известно куда меньше, чем теперь. Радиационная вспышка, воздействию которой подвергся корабль, была не настолько сильной, чтобы повредить основные системы, однако она сожгла ведущие к капсуле связи, оставив КЛ-740 в полной изоляции – без возможности передавать или принимать сигналы, совершенно отрезанного от управления кораблем. Калеб привел корабль обратно на ручном управлении, однако к тому времени, как они добрались до Веги, КЛ-740 сошел с ума от сенсорного голодания.

– Но Системы Хельвы... – возразила Нансия. Прошло очень, очень много времени с тех пор, как какой-либо из «мозговых» кораблей испытывал сенсорное голодание. Встроенные в капсулу метачипы, названные в честь легендарного «мозгового» корабля, прошедшего через такое испытание и предложившего эту модификацию, должны были быть неуязвимы для любого внешнего воздействия.

– Модификации Хельвы не универсальны, хотя, видит бог, должны бы быть таковыми. – Голос у Симеона был усталый. – Это болезненная процедура для тех из нас, кому не повезло быть снабженными этой системой изначально, девочка. Некоторые из более старых кораблей, те, кто сумел расплатиться и работал на Курьерскую Службу уже в качестве свободных агентов, имели право отказаться от модификации. КЛ... воспользовался этим правом.

– Ох! – Это был худший кошмар для любого «мозга»: оказаться отрезанным от мира, причем до такой степени, какую не мог вообразить себе ни один мягкотелый. На миг Нансия отключила все свои сенсоры, представляя эту абсолютную черноту. Сколько времени она смогла бы выдержать такое? Неудивительно, что ее наставник в Лабораторной школе отключил новостной луч, когда там рассказывалось о КЛ-740. Неудивительно, что доступные ей файлы с записями были тщательно отредактированы. Никто не хотел, чтобы «мозговой» корабль терзался мыслями о самом худшем, что только может случиться. Нансия и сама больше не хотела об этом думать. Внутренне содрогаясь, она включила одновременно все сенсоры и коммуникационный канал.

Мелкие шумы повседневной жизни омыли ее теплым, успокаивающим приливом, даря общность с остальным человечеством, с остальной разумной жизнью вселенной. Нансия с изумлением и признательностью отмечала все детали. «Как странно и чудесно все это... видеть, слышать, ощущать, чувствовать, знать... и я все это воспринимала как должное!» В эту секунду любой, самый мельчайший входящий импульс был драгоценен для нее, словно дар самой жизни. Калеб занимался на тренажере, на экранах в центральной рубке танцевали элегантные геометрические узоры заставки, а снаружи пылали, словно далекие маяки, яркие звезды. Вега-4 прямо по курсу виднелась как красноватый сияющий шар, а в пространстве между Вегой-4.3 и 4.2 туда-сюда летали импульсы: кто-то болтал о моде на синтешелк, царящей сейчас на Центральных Мирах. А кто-то кричал на спутниковом канале связи...

Симеон продолжал говорить:

– Левин. – Несущие сигналы прозвучали как скорбный шепот. – Его звали не КЛ-740. Его звали Левин, и он был моим другом.

На Веге-4.2 на борт Нансии погрузились губернатор Трик-стоппл и его семейство. Они вели себя словно пассажиры на круизном лайнере, разбрасывали повсюду свои вещи, предоставляя подбирать их терпеливым слугам, идущим следом. А еще оценивали вслух все детали интерьера Нансии, которые попадались им на глаза.

– Эй! Посмотрите на эти экраны! – Младший Трикстоппл, подросток лет двенадцати с хищной, как у ласки, мордочкой, с предвкушением пялился на три огромных, во всю стену, экрана в центральной рубке. – Сестренка, где мой кристалл с «Разбросанными»? Я могу играть всю дорогу до дома...

– Я не обязана следить, где ты бросаешь свое барахло, – фыркнула его старшая сестра. – Мама, в моей каюте только один шкафчик для вещей. Мои антаресские кружева все помнутся.

– А кому какое дело? Все равно твоей уродливой роже ничего не поможет! – Трикстоппл-младший показал сестре язык. Она швырнула в него флакон с чем-то розовым и тягучим, брат уклонился, а флакон аккуратно поймал в воздухе Калеб.

– Дети, дети, – пробормотал Трикстоппл-старший, – не нужно беспокоить мать и слуг. – Он протянул костлявую руку, чтобы взять у пилота брошенный дочкой флакон. Судя по взгляду и жесту, губернатор явно зачислил Калеба в число слуг. Нансия разозлилась. Может быть, Калеб и не является ее официальным «телом», она может отвергать методы, которыми Психологический Отдел пытался заставить их сотрудничать для вящего спокойствия Ценкома, однако тем не менее он был заслуженным пилотом и достоин куда большего уважения!

– Губернатор Трикстоппл, боюсь, мне придется попросить вас разойтись по отведенным вам каютам и пристегнуться перед стартом, – без малейших интонаций произнес Калеб.

– Уже? Но эти неуклюжие слуги еще даже не начали распаковывать мои вещи! Я пока не могу их отослать! – возмутилась Триксия Трикстоппл, без единого слова признательности или прощания в адрес слуг, которые, судя по всему, работали у нее все те двадцать лет, что губернатор Трикстоппл занимал свой пост. Было ясно, от кого ее дочь научилась так противно фыркать.

– Приношу извинения, мэм, – сказал Калеб, по-прежнему ровным тоном, к которому невозможно было придраться, – но я связан уставом. Раздел 4, подраздел 4.5, параграфы со второго по четвертый. Кораблю Курьерской службы не позволено задерживать вылет без какой бы то ни было причины. Продление стоянки здесь может лишить возможности попасть туда, где срочно нужен курьерский корабль.

Он лично проводил все семейство Трикстопплов до их коек и заверил, что они надежно защищены от стартовых перегрузок. Нансия держала сенсоры в каютах включенными, чтобы все перепроверить, однако Калеб не сделал ни малейшей ошибки.

Как только пассажиры были пристегнуты, а их багаж закреплен, Калеб вернулся в рубку и махнул рукой в сторону двери.

– Икс-Эн, ты не могла бы закрыть? – И вздохнул с подчеркнутым облегчением. – Если бы мы только могли не пускать их сюда в течение всего полета! Такие люди – позор для Беги. Им даже не хватило хороших манер, чтобы поздороваться с тобой!

– Точно так же, как и пассажирам, которых я везла сюда, – добавила Нансия. – Я начинаю чувствовать себя невидимкой.

– Не для меня, – заверил ее Калеб. Его глаза изучали рубку, и в них была такая тоска, что Нансия даже озадачилась. – Только не для меня... Если я не получу новое назначение, это будет мое последнее путешествие на корабле. А нам придется лететь вместе с этими, этими... – Он помахал рукой, как будто не мог подобрать слов.

– Это грустно, – согласилась Нансия, – но это не причина, по которой мы не должны относиться к своей работе профессионально, не так ли? – Разговаривая с Калебом, она одновременно быстро просматривала тома устава Курьерской службы, загруженные в ее банк данных перед назначением. Что-то там было на третьем мегакриеталле... А, вот оно. Именно такая ситуация. Но сейчас Нансия не будет об этом упоминать. Калеб явно желал покинуть поверхность Веги-4.2 прежде, чем Трикстопплы начнут жаловаться на ограничение своей свободы, и Нансия не могла его в этом винить.

Из уважения ко все еще слабому здоровью Калеба Нансия выполнила этот старт так медленно и мягко, как только могла. В конце концов, это не вина пилота, что Психологический Центр практически насильно упихал их личные коды в один поток данных. И она не хотела убивать этого человека по пути домой.

Когда они снова оказались за пределами гравитационного колодца, Калеб отстегнулся от противоперегрузочного кресла и прошелся по рубке, сейчас в его движениях не наблюдалось ни малейшего признака слабости, проявлявшейся после первого старта.

– Бережешь гражданских? – поинтересовался он. – Помнится мне, что ты можешь стартовать куда быстрее, когда хочешь, Икс-Эн.

– Я... ну... не вижу необходимости спешить, – пробормотала Нансия. Будь он проклят, этот упрямец! Не хочет даже признать, что ему же лучше, если старт не настолько резкий!

Калеб, кажется, слегка развеселился.

– Верно. Если учесть, что теперь нет причин оставлять пассажиров привязанными к койкам и что нам придется нянчиться с этими типами до самой точки сингулярности... я бы тоже не стал спешить.

Словно в ответ на эти слова, через диафрагму двери протиснулся Трикстоппл-младший. Нансия вздрогнула, ощутив повреждения, нанесенные ее гибким мембранам. Она широко открыла дверь, так чтобы губернатор Трикстоппл, шествующий по коридору следом за сыном, не причинил ей еще большего вреда.

– Ладно, теперь мы в космосе, и я хочу поиграть на компе! – заявил мальчишка.

Нансия задвинула и закрыла все ящички шкафа и намеренно отключила экраны.

– Извините, юный сэр. Устав Курьерской службы, том XVIII, раздел 1522, подраздел 6.2, параграф тысяча шестьсот пятьдесят второй, строго запрещает предоставлять допуск к корабельному компьютеру не облеченным соответствующими полномочиями лицам, равно как и разрешать им свободное передвижение по рубке. Этот запрет выдвинут в качестве защитной меры против незаконного вторжения в собственность Курьерской службы.

– Слушай, ты... ты, говорящая капсула, это не касается таких людей, как мы! – рявкнул губернатор Трикстоппл, входя в рубку.

– В официальных приказах, переданных мне Ценкомом в начале данного рейса, ничего не говорилось о вас и вашей семье, губернатор Трикстоппл, – ответила Нансия. Она делала между словами небольшие паузы и придала голосу металлическое звучание, чтобы Трикстопплы ощутили, что говорят с машиной, которую нельзя запугать или подкупить. – Мне не позволено вносить в эти приказы изменения, за исключением тех, что переданы прямым лучом с Центрального.

– Но база Вега приказала тебе отвезти нас на Центральный!

– И я всегда рада оказать услугу моим добрым друзьям на базе Вега, – отозвалась Нансия. – И тем не менее не в моей власти изменять устав. Если Командный Центр даст вам доступ к моим компьютерам, то я разрешу вам пребывать здесь. А пока что прошу вас вернуться в отведенные вам каюты и прилегающие к ним помещения. Мне не хочется подкреплять приказы силой, но вы должны знать, что у меня есть право в случае неповиновения заполнить все жилые отсеки усыпляющим газом.

Губернатор Трикстоппл схватил сына за воротник и выволок из рубки. Лепестки дверной диафрагмы закрылись за ними.

– Это, – с уважением произнес Калеб, – было великолепно, Икс-Эн. Просто великолепно. Э-э... я полагаю, такой параграф в уставе действительно есть?

– Конечно, есть! Ты что, думаешь, я лгу?

– Мои глубочайшие извинения, мэм. Я просто не мог сам вспомнить данный параграф...

– Я сознаю, что мозг мягкотелых сильно ограничен в своих возможностях хранения и поиска информации, – насмешливо хмыкнула Нансия, а потом созналась: – На самом деле мне потребовалось несколько минут, чтобы отыскать что-либо применимое к данному случаю. И я бы никогда об этом не подумала, если бы ты не процитировал устав, чтобы заставить их убраться отсюда перед стартом.

– Если бы не нужно было их кормить, – мечтательно промолвил Калеб, – то нам бы не пришлось снова заговаривать с ними на протяжении всего пути до Центрального...

– У меня есть возможность сервировать трапезу в любой из жилых кают, – уведомила его Нансия. «В отличие от старых моделей...» Она оборвала себя прежде, чем высказала это вслух. Было бы жестоко напоминать Калебу о его потере.

– Ладно, Икс-Эн, попробуй вот это. – Калеб подвигал джойстиком и вывел на дисплей двойной тор, заключающий в себе два двойных сомкнутых изгиба. Участки тора были вписаны в диски, обозначенные как А1, В и А2. – Ты в А1, пространство твоего назначения – А2. Найди точку сингулярности и рассчитай необходимое расщепление.

– Это нечестно, – запротестовала Нансия. – Ведь так и не было доказано, что вообще существует последовательность растепления по навигации в данной структуре. Гипотеза Сатьяджохи, – процитировала она из базы памяти. – «Если h – гомеоморфизм ЕЗ на само себя, зафиксированный на ЕЗ – Е, требуется одно из h(Jl), h(j2), содержащее дугу с четырьмя точками от Д+ В, такими, чтобы никакие две из этих точек не были смежны с дугой, принадлежащей к той же самой дуге между А и В». Если так, то пространство расщепления h не согласуется с ЕЗ. А в дан-пом приложении, – напомнила она Калебу, – ЕЗ эквивалентно I юрмальному пространству.

Калеб дважды моргнул.

– На самом деле я не ожидал, что ты знакома с гипотезой Сатьяджохи. И все же, Икс-Эн. Позволь мне указать, что это всего лишь гипотеза, а не теорема.

– За сто двадцать пять лет своего существования в космической математике она так и не была опровергнута, – проворчала Нансия.

– Ну и что? Возможно, ты будешь первой, кто найдет контрпример.

Нансия не думала, что есть особый смысл даже в том, чтобы пытаться этот контрпример найти, однако запустила программу автоматического развития «струи» на экран, так, что та высвечивала различные вероятные пути через сингулярность, превращая их в линии искристого голубого цвета, а затем постепенно позволяя им угаснуть, когда в отношении их – одна за другой – было доказано отсутствие вероятности. Было еще кое-что, в чем Нансии нужен был совет Калеба, и теперь – когда семейство Трик-сгопплов было вынуждено сидеть в своих каютах, а Калеб был в лучшем настроении, чем когда-либо за все время их знакомства, гак ему понравилась игра с гипотезой Сатьяджохи, – так вот, теперь было самое подходящее время, чтобы об этом заговорить.

– Я ведь не так давно получила патент, ты же знаешь, Калеб, – начала Нансия.

– Верно, – согласился он. – Но ты можешь стать одной из лучших. Я сужу по тому, как ты справляешься с мелочами. Я бы и не помыслил о том, чтобы найти в уставе правила, которые заставят Трикстопплов не путаться у нас под ногами. И мне бы в голову не пришло проверить гипотезу Сатьяджохи таким способом, каким ты проделываешь это сейчас.

Две вероятностные линии сингулярности вспыхнули голубым цветом и исчезли с экрана, пока Калеб произносил эту фразу. Третья линия скользнула через А1, а потом в диск В, обогнув двойной тор.

– Бывают вещи и более сложные, чем это, – осторожно промолвила Нансия. – В математике гипотеза либо верна, либо нет.

– То же самое относится и к уставу Курьерской Службы, – заметил Калеб.

– Да, но... не во всем. Там не говорится, что делать, если корабль случайно услышал, как его пассажиры строят незаконные планы.

– Если ты подслушиваешь, что делает губернатор Трикстоппл в своей каюте, – жестко сказал Калеб, – это бесчестное действие, и я по полному праву требую от тебя немедленно это прекратить.

– Да нет, я его не подслушиваю, – заверила его Нансия. – Но что, если... если на борту интеллект-корабля находятся пассажиры, которые не знают, что корабль разумен, и при этом они любят сидеть в рубке, играть в «Разбросанных» и время от времени обсуждать незаконные планы, которые собираются претворить в жизнь?

– Э... гипотетический случай? – Голос Калеба звучал уже не так напряженно, и Нансия тоже ощутила облегчение.

По крайней мере, он, в отличие от Симеона, не предположил с ходу, что она говорит о своем непосредственном опыте. Все, что Нансия узнала о Калебе из файлов и наблюдений за ним – его героическое возвращение в одиночку на Вегу, решимость, с которой он проделывал упражнения по жесткой восстановительной программе, его уважение к уставу Курьерской Службы, – все это заставляло ее думать о нем как о человеке безупречно честном, чьему слову она могла поверить в любых обстоятельствах. Она не хотела, чтобы он посмеялся над ней так же, как это сделал Симеон, или предположил – опять же как Симеон, – что ее собственные действия в данной ситуации были морально неприемлемы.

– Ну, в таком случае, если он когда-либо возникнет, ты должна помнить, что моральный долг разумного корабля – при первой же возможности представиться своим пассажирам.

– Этого нет в уставе. – Нансия попыталась защититься от обвинения, которое Калеб выдвинул, сам того не зная.

– Да, но этого требует здравый смысл. Это все равно что... как если я спрячусь в шкафу, чтобы застать губернатора Трикстоппла за подсчетом кредиток, полученных им от взяток, даже если это будет происходить в общественном месте. – Калеб произнес это с таким отвращением, что Нансия раздумала продолжать разговор на эту тему.

Очевидно, Калеб тоже не намеревался этого делать. Он посмотрел на центральный экран, где сеть тускло-серых линий свидетельствовала о непрекращающихся попытках Нансии найти дорожку из точек сингулярности через построенную им топологическую конфигурацию.

– Давай примем, что в данном конкретном случае гипотезу Сатьяджохи опровергнуть не удалось, – предложил Калеб. – Теперь твоя очередь выдвигать проблему. Не знаю, зачем мы, вместо того чтобы углублять свои познания в математике расщепления, обсуждаем гипотетические этические проблемы, которые вряд ли когда-либо возникнут. И я не понимаю, почему... – Он прикусил губу и быстрым движением джойстика стер изображение с экрана.

– Почему что? – спросила Нансия.

– Твоя очередь выдвигать проблему, – напомнил ей Калеб.

– Не прежде, чем ты договоришь фразу.

– Ну ладно! Я не понимаю, зачем тебе спрашивать совета в области этики у пилота, самым большим достижением которого на сегодняшний день является тот факт, что он потерял свой первый корабль! – Калеб выговорил эти слова с такой сдержанной яростью, что Нансия вновь ощутила к нему сострадание. Она вспомнила, как горевал Симеон по своему другу Левину – KJ1-740. Какая же она дура!

– Извини, – сказала она Калебу. – Я должна была сознавать, что обсуждение таких предметов напомнит тебе о Левине. Ты так горюешь о нем?

Калеб вздохнул.

– Не в этом дело, Икс-Эн. Левин был хорошим, компетентным кораблем, он обучал меня, когда я был еще новичком, и я всегда был ему признателен. Но мы не были... мы никогда не говорили просто так, как сейчас с тобой, понимаешь? Пять лет я служил вместе с ним, и у меня не было чувства, что я знаю его по-настоящему. Нет, я не скорблю по Левину. Но у него было право на будущее, на сотни лет работы, и он этого будущего ли-шился. Сам же я надеялся в лучшем случае провести еще лет пять в качестве «тела».

– Ты еще можешь на это надеяться, – заметила Нансия. – Только из-за того, что ты пока не получил назначения на корабль...

– А какой корабль согласится принять пилота, позволившего KJI-740 умереть? – отрезал Калеб. – Ты сама вполне ясно выразила эту точку зрения, Икс-Эн. А теперь хватит об этом. Следующую проблему, пожалуйста!

Нансия начала передавать данные на Ценком – по закрытому лучу – в тот же момент, как вынырнула из сингулярности и вышла в подпространство Центральных Миров. Она хотела устроить все, без возможности дискуссий, до того, как Калеб будет готов покинуть корабль.

Все шло по плану. Дален Рахилли, инспектор Нансии в Курьерской Службе, запросил разрешение подняться на борт еще прежде, чем семейство Трикстопплов собрало свои многочисленные вещи и удалилось.

– Наглый хлыщ, – прокомментировал Рахилли, наблюдая через внешние обзорные камеры Нансии, как скрывается из виду костлявая спина Трикстоппла. – Он, по крайней мере, мог бы положить что-нибудь на твой счет – ведь ты оказала ему услугу, быстро доставив домой.

– Я этого не ожидала, – ответила Нансия совершенно искренне. Единственный выигрыш от этого путешествия, которого она ожидала – и от которого не хотела отказываться, – по-прежнему находился в своей каюте, заново надиктовывая на комм запрос на предоставление работы, который каким-то образом оказался стерт из его личного файла. Это была уже третья попытка, и по тому, как выразительно Калеб выговаривал слова стандартной формы, Нансия точно могла сказать, что он теряет терпение. Если она не уладит все в самом скором времени, то Калеб откажется от попыток использовать корабельную коммуникационную систему и подаст запрос лично в офисе Ценкома. А ее это совершенно не устраивало.

– Ну... будут некоторые изменения. Бумажная работа, – сказал Рахилли. – Мы... не ожидали этого, понимаешь, Икс-Эн. На самом деле ВС на Веге совершенно уверен, что ты формально отвергла это назначение.

– Он... должно быть, неправильно понял мои слова, – уклончиво ответила Нансия. – Как скоро все будет улажено?

Чтоб тебе треснуть! Пока она тут разговаривает с Рахилли, Калеб ухитрился надиктовать весь текст своего запроса и уже готов переслать его в Ценком. Это не должно случиться... пока что. Нансия немедленно отключила исходящий луч.

– А, мы закончим всю волокиту за один день. Ты уверена, что ты этого хочешь?

– Хочу, – твердо отозвалась Нансия. Надо было спросить мнения и другой стороны, но Рахилли, похоже, не считал это необходимым.

Калеб вошел в рубку. Брови его были нахмурены.

– Икс-Эн, какую цель ты преследовала, отключив мою связь с Ценкомом?

– Твою связь? – переспросила Нансия. – О господи. Все мои внешние системы просто на какой-то момент вдруг оказались лишены энергии.

– Мы немедленно пришлем техников, чтобы они справились с этой проблемой, – заверил Рахилли.

– А... я не думаю, что это необходимо, – возразила ему Нансия. – Пока мы говорили, я исследовала эту проблему и, кажется, нашла ее источник. С нею можно достаточно просто справиться при помощи внутренних средств.

Ну конечно, все, что нужно, – это снова восстановить энергетический поток...

– Отлично, КН-935. – Рахилли изобразил уставный салют Службы, приблизительно адресовав его в сторону титанового пилона Нансии. – Оставшиеся бюрократические процедуры будут проделаны в течение дня, после чего вы и пилот Калеб должны быть готовы получить новое назначение – на самом деле действительно есть одно задание, и Центр будет счастлив, что ему не придется ждать, пока вы выберете напарника.

Он ушел, едва договорив последние слова, и Нансия была ему за это признательна. Калеб озирал рубку с выражением, которое Нансия не могла распознать. Если он разозлился на то, что она все устроила за его спиной, то пусть лучше выскажет ей это наедине.

– Я... не понимаю, – медленно произнес Калеб. – Не нужно ждать, пока ты выберешь напарника? Ты снова собираешься лететь в одиночку?

– Вряд ли, – ответила Нансия. – Спасибо большое, с меня уже хватит одиночных полетов.

– Тогда...

– Ты что, не слышал, что он сказал? Отныне я – КН-935. Я решила, что Психологический Центр был прав, – сказала Нансия. Ей было трудно заставить свой голос звучать ровно и спокойно. – Мы составим хорошую команду.

Калеб стоял, не в силах вымолвить ни слова, и Нансия ощутила, как ее охватывает страх.

– Если... если тебя это, конечно, устраивает.

– Устраивает, устраивает, все устраивает}. – воскликнул Калеб. – Она возвращает мне жизнь, и в придачу дарит идеального напарника, и еще хочет знать, все ли меня устраивает? Я... Нансия... подожди минутку, хорошо? Я должен еще кое-что сделать, прежде чем ты восстановишь внешние коммуникационные лучи.

Он бросился в свою каюту, видимо, затем, чтобы стереть запрос на работу, который так долго надиктовывал. Нансия вывела на все три экрана блистающую панораму из звезд и комет – своеобразный салют. Все будет в порядке!

Более чем в порядке.

«Нансия, – повторила она про себя. – Он наконец-то назвал меня Нансией».

 Глава 6

АНГАЛИЯ, 2750 ГОД

ПО ЦЕНТРАЛЬНОМУ КАЛЕНДАРЮ: БЛЭЙЗ

Блэйз Амонтильядо-Перес-и-Мэдок, не в силах поверить, смотрел на свой новый дом, в то время как за его спиной захлопнулся люк Икс-Эн-935. Срезанная вершина столовой горы, послужившая Нансии посадочной площадкой, была единственным ровным клочком поверхности в пределах видимости. За ней поднимались в самое небо зубчатые пики, заслоняя от Блэйза утреннее солнце. Длинные черные тени тянулись поперек плоской вершины столовой горы и уходили в море исходящей паром жижи. Выглядело это море точь-в-точь как Трясина Отчаяния в последней версии «Разбросанных». Единственным, что разнообразило эту бурую поверхность, были скопления огромных пузырей, которые неспешно поднимались из жижи и лопались, оставляя в воздухе сернистую вонь.

Сбоку посадочной площадки, одним краем опасно нависая над Трясиной Отчаяния, стояло сборное складское здание из серой пластипленки. Набитые чем-то бурые тюки, помеченные аббревиатурой Планетарной Технической Поддержки, свисали с крюков, ввинченных в одну из стен здания, раскачиваясь под ветром, который дул с моря-болота. С той стороны дома, к которой Блэйз стоял ближе всего, с края пластипленочной крыши списали какие-то переплетенные лохмотья; они образовывали что-то вроде ниспадающего тента. Под этим тентом лежал необычайно толстый мужчина, одетый в одни только шорты, на которых красовались темные пятна грязи.

Блэйз вздохнул и поднял два ближайших предмета своего багажа. Чуть пошатнулся под влиянием гравитации, значительно более сильной, чем на корабле, и двинулся по направлению к жирному стражу Ангалии.

– Стажер-техник ПТП Амонтильядо-Перес-и-Мэдок, сэр, – представился он. «Что это за тип? Должно быть, один из шахтеров, добывающий корикий. Это единственные люди на Ангалии – не считая, конечно...»

– И тебе доброго утра, мальчик мой, – радушно отозвался потный человек-гора. – Никогда в жизни никого не был так рад сидеть. Надеюсь, тебе понравится пребывание здесь в течение следующих пяти лет.

– Э... Инспектор ПТП одиннадцатого ранга Хармон? – рискнул предположить Блэйз. «Не считая моего босса».

Крепкий алкогольный выхлоп едва не сбил его с ног.

– Ты видишь здесь кого-нибудь еще, парнишка? Как ты думаешь, кем еще я могу быть?

– Шахта по добыче корикия...

– Сдохла. Не работает. Брошено. Капут, все разбежались, вонючки, – со смаком пояснил инспектор 11-го ранга Хармон. – Прогорело. Прежде чем убраться отсюда, владелец продал мне шахту на случай чего.

– Что же пошло не так?

– Работа. Компания не смогла удержать здесь шахтеров ни любовью, ни деньгами. Не то чтобы они тут предлагали особо много любви – даже шахтеры не настолько дошли до ручки, чтобы заниматься этим с люси, хе-хе-хе! – Еще одна волна насквозь проспиртованного дыхания обдала Блэйза.

– Люси?

– Для тебя – Homosimilis Lucilla Angalii, мальчик мой. Овощеголовые, которых открыла Люсилла Шариф, будь проклята ее душа, и обозначила в ФПК как вероятно разумных, будь она дважды проклята, и за ее грехи мы торчим тут, оказывая Планетарную Техническую Поддержку кучке ходячих баклажанов. И это все, кто составляет мне компанию с тех пор, как закрылась шахта. И все, что ты будешь.видеть в течение следующих пяти лет. Следующим же транспортом ПТП, который прибудет сюда, я улетаю с этой планеты. – Хармон сердито глянул на обтекаемый корпус Икс-Эн-935, блестящий на солнце, который наконец выкарабкался из-за зубчатой скалы. – Вы, детки из Высших Семей, счастливчики – катаетесь на таких корабликах. Не думаю, что ты сможешь уговорить этого капсульника...

– Сомневаюсь, – оборвал его Блэйз.

Хармон фыркнул.

– А чего тут сомневаться? Я ведь видел, как ты выскочил оттуда, крича и оглядываясь, и как следом за тобой вывалились твои шмотки. Это было красиво. Ну, не суть. Следующий рейсовик ПТП может прийти со дня на день. А когда он придет, мое новое назначение уже будет готово. – Он лениво потянулся, сделал хороший глоток из стоящей рядом бутылки и довольно выдохнул. – Полагаю, я заслужил славное длительное путешествие на Центральные Миры, местечко в симпатичном офисном небоскребе с кондиционерами и сервами, без всякой необходимости обращать внимание на гребаную природу, если только не приспичит полюбоваться ею в окошко. Садись, Мадейра-и-Перес, и не надо выглядеть так жалостно. Отсиди тут свои пять лет, и, может, вернешься обратно к цивилизации. Тебе повезло, что ты прилетел тогда, когда прилетел.

– Повезло? – Солнце уже поднялось над скалой, и на столовой горе было жарко. Блэйз поставил в тень навеса ту из своих коробок, что была побольше, и уселся на нее.

– Конечно. Сегодня в зоопарке день кормления. Я покажу тебе настоящее шоу – точнее, люси покажут. – Хармон снова повел рукой, на этот раз словно бы предлагая камням, разбросанным по краям посадочной площадки, приблизиться. Блэйз потрясенно смотрел, как ломкие куски породы отделяются и катятся по плоской вершине столовой горы, дергаясь, словно безумные марионетки, сделанные из камня и проволоки. Странные костюмы... да нет же, эти существа голые; то, что он видит, – это их кожа!

– Эге-гей! Жрать пора! Ого-го! – завывал Хармон, одновременно дергая шнур, протянутый вдоль стены сборного домика. Один из мешков, нависающий над илистым водоемом, открылся, и буровато-серые брикеты рациона посыпались вниз, падая в грязь.

Люси подковыляли к краю площадки и начали сползать в болотистое море, цепляясь пальцами рук и ног за расщелины в камне. Успевшие спуститься первыми набросились на пайки так, словно встретили давно утерянную любовь; слезающие следом плюхались им на головы, беспорядочно размахивая конечностями и извиваясь, чтобы добраться до грязной кучки брикетов.

Блэйз ощутил сквозь подошвы обуви странную вибрацию.

– Смотри! – взревел Хармон.

Блэйз подскочил, и Хармон хихикнул.

– Извини, парень, что напугал тебя. Ты бы, наверное, не захотел пропускать второе крупное шоу на Ангалии. – Он указал куда-то на запад.

Казалось, черта горизонта в той стороне движется.

Это была стена воды. Нет, грязи. Нет... Блэйз пытался подыскать правильное слово и нашел только то, которое пришло ему в голову, когда он впервые увидел это место: жижа.

Люси не обратили никакого внимания на крик Хармона, как будто были глухими, однако что-то – возможно, та же вибрация, которую почувствовал Блэйз, – насторожило тех, кто плавал в болоте. Они принялись карабкаться по склонам столовой горы, держа брикеты в пальцах и в зубах. Последний из люси выбрался наверх лишь за миг до того, как накатывающийся вал жижи ударился о гору.

Вся отчаянная, яростная драка за рационы происходила в пол-пом молчании. И теперь, менее чем через три минуты, все закончилось. Столовая гора была окружена чавкающим, склизким прибоем. И, пока Блэйз смотрел, жижа начала отступать назад, стекая по склонам горы, пока не превратилась в точно такую же скучную болотину, с лужицами и булькающими пузырями, ничем не отличающуюся от той, которая предстала глазам Блэйза по прибытии.

– Маленькая она какая-то была, – с сожалением вздохнул Хармон. – Ну что ж, скорее всего, до того, как ты улетишь, тут будут волнушки и побольше. Обязательно будут, если говорить точнее.

В ответ на вопросы Блэйза он без особого интереса объяснил, что неустойчивые климатические условия Ангалии создают в горах, окружающих этот центральный водоем, постоянно движущийся грозовой фронт. Если гроза некоторое время стоит на одном месте, то дождевой поток превращается в такой вот спонтанный прилив, который несется по равнине, захватывая по мере своего прохождения грязь и ил и сметая все, у чего хватает дурости остаться у него на пути.