Текст книги "Сага о живых кораблях"

Автор книги: Энн Маккефри

Соавторы: Мерседес Лэки,Маргарет Болл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 56 страниц)

– Могу поспорить, что официальный ответ содержится у тебя в памяти.

– Слишком уж он напыщенный: «Хочу продолжать традиции своей семьи, которая по праву гордится четырьмя поколениями спасателей», если мне будет позволено процитировать твои собственные слова.

Дженнан бессильно застонал.

– Я был совсем мальчишкой, когда написал это! И уж конечно, еще не прошел заключительный этап подготовки. На заключительном этапе мне бы просто гордость не позволила. Я уже говорил тебе, что частенько навещал отца на борту Сильвии. Теперь-то я понимаю, что она положила на меня глаз – решила сделать преемником отца. Ведь я к тому времени уже получил лошадиные дозы пропаганды в пользу спасательной службы, и она не могла не подействовать. С тех пор как мне стукнуло семь, я твердо решил, что стану только пилотом-спасателем и никем другим. – Он пожал плечами, будто укоряя себя за детские мечтания . – Кто тогда предполагал, чего будет стоить довести их до осуществления.

– Вот оно что? Отважный спасатель Сахир Силан на ДС-422 врывается в туманность «Конская голова»?

Дженнан предпочел пропустить ее колкость мимо ушей.

– С тобой я готов отправиться даже в такую даль. Но, несмотря на все подначки Сильвии, я даже в самых смелых мечтах никогда не стремился к подобной славе. Так что предоставляю тебе пожинать все лавры. А меня удовлетворит и небольшой вклад в историю космонавтики.

– Что так скромно?

– Просто я трезво смотрю на вещи. Все мы служим, и так далее. – Театральным жестом он прижал руку к сердцу.

– Тщеславный тип! – фыркнула Хельва.

– Кто бы говорил, подружка, – разве не ты бредишь туманностью «Конская голова»? Я, по крайней мере, человек бескорыстный. Таких героев, как мой отец, считаные единицы, но и мне хотелось бы, чтобы меня запомнили. Да и кому не хотелось бы? Зачем тогда мы на каждом шагу рискуем жизнью?

– Позволь напомнить тебе некоторые неоспоримые факты. Твой отец умер, возвращаясь с Персиды. Так что он никак не мог узнать, что стал героем благодаря тому, что пошел на смертельный риск. И что это помогло колонии на Персиде выжить. Что, в свою очередь, дало возможность открыть антипаралитические свойства тамошней атмосферы. Но он-то об этом так никогда и не узнал!

– Зато я знаю, – тихо промолвил Дженнан.

Хельва сразу же пожалела о своей резкой отповеди. Ведь она прекрасно знала, как Дженнан был привязан к отцу. В его досье говорилось, что смириться с гибелью отца ему помог неожиданно благоприятный исход событий на Персиде.

– Факты бесчеловечны, Хельва. Зато отец был человечен, и я такой же. Да и ты тоже – в душе. Загляни в себя, 834. За всеми проволочками, которыми тебя опутали, бьется сердце – пусть маленькое, но обычное человеческое сердце. Воистину так.

– Прости меня, Дженнан, – тихо проговорила она.

После секундного раздумья Дженнан протянул руку и ласково похлопал по панели, за которой находилась ее капсула.

– Если нас когда-нибудь снимут с этих нудных рейсов, мы сразу рванем к нашей туманности – договорились?

Как это часто случалось в спасательной службе, не прошло и часа, как они получили приказ изменить курс – правда, не в сторону туманности, а к недавно колонизированной системе с двумя обитаемыми планетами, одна из которых была тропической, а вторая ледниковой. Ее солнце, носившее имя Равель, стало проявлять опасную неустойчивость: его спектр можно было сравнить с излучением стремительно взрывающейся бомбы, причем линии поглощения быстро смещались в сторону фиолетового. Все возрастающее выделение тепла уже привело к эвакуации ближайшей планеты, Дафниса. И диаграмма спектрального излучения давала все основания предполагать, что солнце в скором времени спалит и вторую планету, Хлою. Всем кораблям, оказавшимся поблизости от района бедствия, предписывалось поступить в распоряжение спасательного штаба на Хлое и оказать помощь в срочной эвакуации оставшихся на планете колонистов.

ДХ поспешил заявить о себе и получил приказ отправиться в отдаленный район Хлои – нужно было подобрать затерянных в глуши поселенцев, которые, судя по всему, не понимали всей серьезности создавшегося положения. Температура на Хлое уже поднялась выше точки замерзания – впервые за всю историю планеты. Но, на беду, многие колонисты принадлежали к секте религиозных фанатиков, которые поселились на суровой Хлое, дабы подготовить себя к жизни, исполненной набожного созерцания. И столь резкую оттепель на планете они приписывали совсем иному источнику, нежели взбесившееся солнце.

Дженнан затратил столько времени, убеждая упрямцев, что они с Хельвой отчаянно отстали от графика, а еще нужно было забрать людей из последнего, четвертого поселения.

Хельва перенеслась через высокую гряду зазубренных вершин, которые окружали уединенную долину, защищая ее как от бушевавших еще недавно снежных бурь, так и от нынешнего вторжения тепла. Когда они совершили посадку, ослепительное солнце, окруженное пылающей короной, еще только начинало заливать своими лучами глубокую долину.

– Пусть хватают зубные щетки и прыгают на борт, – сказала Хельва. – Штаб настоятельно советует поторопиться.

– Гляди-ка, одни женщины, – удивился Дженнан, выходя навстречу поселенцам. – Или мужчины на Хлое тоже носят меховые юбки?

– Постарайся их очаровать, но по возможности будь краток. И переключись на двустороннюю персональную связь.

Дженнан продолжал расточать улыбки, но все его объяснения относительно цели неожиданного визита были встречены с глухим недоверием и даже вызвали сомнения: а тот ли он, за кого себя выдает. Он застонал про себя – матушка снова стала излагать свою теорию наступившего потепления.

– Досточтимая мать, ваши молитвы дали слишком бурный эффект – солнце вот-вот взорвется. Я прибыл, чтобы отвезти вас в космопорт Розари...

– В этот содом? – В ответ на столь кощунственное предложение достойная матрона наградила молодого человека возмущенным взглядом и содрогнулась от омерзения. – Благодарим вас за предупреждение, но у нас нет никакого желания сменить нашу обитель на суетный мир. А теперь нам пора вернуться к утреннему созерцанию, которое было прервано...

– Оно будет прервано навсегда, если вы изжаритесь живьем. Нужно немедленно отправляться, – твердо заявил Дженнан.

– Госпожа, – вмешалась Хельва, рассчитывая, что в этот ре-

шающий миг женский голос может оказаться весомее мужского обаяния Дженнана.

– Кто говорит? – вздрогнула монахиня, напуганная бестелесным голосом.

– Я Хельва, корабль. Вы и ваши сестры по вере могут смело прийти под мою защиту, не опасаясь оскверняющего соседства с мужчиной. Я обязуюсь вас охранять и доставить в специально подготовленное для вас место целыми и невредимыми.

Матушка осторожно заглянула в открытый люк корабля.

– Поскольку только в Центральных Мирах разрешено применение подобных кораблей, я, молодой человек, прихожу к выводу, что вы нас не обманываете. И все же нам и здесь ничто не угрожает.

– Сейчас температура в Розари уже 99 градусов, – заметила Хельва, – и, как только прямые лучи солнца проникнут в вашу долину, здесь она тоже поднимется до 99, а к концу дня обещает достичь 180. Я вижу, что ваши дома построены из дерева и проконопачены мхом. Мох сухой, как трут. К полудню он воспламенится.

Солнце стало просачиваться в долину, и его обжигающие лучи упали на кучку женщин, пугливо жмущихся вокруг матушки. Вот уже кое-кто расстегнул ворот мехового одеяния.

–Дженнан, – предупредила Хельва по внутренней связи, – время на исходе.

– Пойми, Хельва, я не могу их оставить. Взгляни, некоторые из них совсем девочки.

– И к тому же прехорошенькие. Неудивительно, что матушка тебе не доверяет.

– Хельва!..

– На все воля Божья, – изрекла матушка, поворачиваясь к спасателю спиной.

– Даже на то, чтобы сгореть живьем? – крикнул ей вслед Дженнан, но она, не оборачиваясь, двинулась сквозь строй своей ропщущей паствы.

– Они желают стать мученицами? Это их право, Дженнан, – бесстрастным голосом произнесла Хельва. – А нам пора – у нас другого выбора нет.

– Подумай, Хельва, разве я могу их бросить?

– Ты хочешь повторения Персиды? – язвительно осведомилась Хельва, видя, как он бросился вперед, стараясь поймать одну из женщин. – Не можешь же ты затаскивать их на борт по одной, к тому же нам некогда играть в догонялки. Возвращайся, Дженнан, или я подам на тебя рапорт.

– Но они погибнут, – удрученно бормотал Дженнан, неохотно направляясь в сторону корабля.

– Мы не имеем права рисковать собой, – в душе сочувствуя ему, ответила Хельва. – У нас и так времени в обрез – только-только успеваем на встречу. К тому же лаборатория сообщает о критическом ускорении спектральной эволюции.

Дженнан уже вошел в воздушный шлюз, когда одна из женщин помоложе с криком бросилась вперед, пытаясь протиснуться в закрывающийся люк. Остальные, последовав ее примеру, в панике полезли сквозь узкое отверстие. Несмотря на то что корабль был набит битком, внутри всем места не хватило. Дженнан раздал скафандры трем женщинам, которым пришлось вместе с ним остаться в воздушном шлюзе. Он тратил драгоценное время, объясняя матушке, что ей совершенно необходимо облачиться в скафандр, потому что в воздушном шлюзе нет автономных кислородных и охлаждающих систем.

– Мы рискуем здесь застрять, – мрачно оказала Дженнану Хельва по внутренней связи. – На этой, с позволения сказать, посадке мы потеряли восемнадцать минут. Я слишком перегружена, чтобы развить максимальную скорость, а она нам необходима, если мы хотим обогнать тепловую волну.

– Ты можешь подняться? Мы уже надели скафандры.

– Подняться-то могу, – ответила она, отрываясь от земли. – А вот разогнаться – не уверена.

Дженнан, прижимавший к себе перепуганных женщин, ощущал неуверенность и даже неуклюжесть, с которой Хельва одолевала подъем. Она безжалостно удерживала полную тягу как можно дольше, невзирая на то что сбившиеся в рубке женщины жестоко страдали от чудовищного ускорения, а двое получили смертельные увечья. Приходилось идти на жертвы, чтобы спасти остальных. Но по-настоящему заботил Хельву лишь один человек – Дженнан, и мысль о его судьбе наполняла ее душу леденящим ужасом. Воздушный шлюз, не имевший ни подачи воздуха, ни системы охлаждения, защищенный всего одним слоем обшивки вместо трех, отнюдь не представлял собой безопасное убежище для троих заключенных в нем людей. Да, у них были скафандры, но всего лишь стандартные модели, не рассчитанные на защиту от избыточного тепла, которое вот-вот обрушится на корабль.

Хельва мчалась на предельной скорости, но колоссальная тепловая волна от взорвавшегося солнца настигла их на полпути к спасительному холоду космоса.

Она оставалась глуха к крикам, стонам, мольбам и заклинаниям, звучавшим в ее рубке, и прислушивалась к хриплому, измученному дыханию Дженнана, к перебоям в системе очистки его скафандра, к усталому чавканью перегруженной системы охлаждения. Она беспомощно слушала истерические вопли его спутниц, извивающихся в адской жаре. Напрасно Дженнан старался их успокоить, старался уговорить их потерпеть – еще чуть-чуть, и их ждут безопасность и прохлада. Обезумев от страха и муки, они набросились на него в тесном пространстве шлюза. Чья-то рука, занесенная для удара, зацепила шланг, ведущий к его системе жизнеобеспечения, и тут случилось непоправимое. От жары и сильного рывка герметичность соединения нарушилась.

И Хельва, при всех безграничных ресурсах, бывших в ее распоряжении, не смогла, не сумела его спасти. Она могла лишь беспомощно наблюдать, как Дженнан судорожно вздохнул, повернул голову, умоляюще взглянул на нее... и умер.

Только усиленное программирование, которому ее подвергали все годы обучения, помешало Хельве развернуться и ринуться прямо в раскаленное сердце взорвавшейся звезды. Окаменев от горя, она встретилась с конвоем беженцев, безропотно переправила своих обожженных, обессилевших от жары пассажиров на ожидавший их корабль.

– Я оставлю на борту тело моего пилота и проследую к ближайшей базе для погребения, – безжизненным голосом сообщила она Мирай.

– Тебе будет предоставлен эскорт, – ответили ей.

– Никакой эскорт мне не нужен.

Ответ был короткий:

– Х-834, эскорт выслан. – Итак, первая буква имени Дженнана уже исчезла из ее номера – так скоро! Потрясение было столь острым, что Хельва даже не смогла ничего возразить. Оглушенная, она молча ожидала рядом с транспортным конвоем, пока на се экранах не появились очертания двух стройных «мозговых» кораблей. И вот уже все трое устремились к дому со скоростью, которая – увы! – мало напоминала мерную поступь погребального кортежа.

– 834? Корабль, который поет?

– Все мои песни спеты.

– Твоим пилотом был Дженнан?

– Мне не до бесед.

– Я 422.

– Сильвия?

– Сильвия давно умерла. А я – 422. Сейчас мои инициалы МС, – коротко отозвался корабль. Наш второй спутник АГ-640, но Генри нас не слушает. И это только к лучшему – вздумай ты удариться в бега, он не смог бы тебя понять. Но я бы его остановила, если бы он попытался тебе помешать.

– В бега? – От этой мысли всю апатию Хельвы как рукой сняло.

– Ну да. Ведь ты еще так молода. Запаса энергии тебе хватит на многие годы. Возьми да удери. Ведь ты – не первая. 732 исчезла двадцать лет назад – после того, как потеряла своего напарника в полете к белому карлику. С тех пор ее никто не видел.

– Я никогда не слышала о беглецах.

– Будь уверена, детка, в школе ты об этом ничего не услышишь, – ответила 422. – Ведь это как раз то, от чего нас так старательно программируют.

– Нарушить заложенную программу? – в отчаянии крикнула Хельва, с тоской вспоминая ослепительное, добела раскаленное сердце звезды, которую она так недавно покинула.

– Думаю, сейчас это далось бы тебе без всякого труда, – тихо проговорила 422, и в ее голосе уже не было прежней горечи. – Ведь звезды по-прежнему мерцают в небе.

– Летать одной? – ошеломленно воскликнула Хельва.

– Одной! – сурово подтвердила 422.

Остаться наедине с пространством и временем... где даже далекая туманность «Конская голова» больше не будет пугать ее своей недосягаемостью. Наедине с сотнями лет грядущей жизни, наполненной воспоминаниями о нем и... больше ничем.

– Скажи, Персида стоила той жертвы, которую ты ей принесла? – тихо спросила Хельва.

– Персида? – удивленно переспросила та. – Ты имеешь в виду его отца? Да. Мы были там, на Персиде, когда без нас было не обойтись. Так же как ты... с его сыном... на Хлое. Они тоже не могли обойтись без вас. Не знать, где ты необходим, не быть там, где нужна твоя помощь, – это преступление.

– Но мне необходим он. Кто утолит мою нужду? – с горечью бросила Хельва...

– 834, – сказала 422 после того, как они целый день летели бок о бок в полном молчании, – Миры ждут твоего рапорта. На Регуле тебя ожидает замена. Пора менять курс.

– Замена? – Только не сейчас, не так скоро... Напоминание о

новом напарнике грубо нарушило щемящую пустоту, которую оставил в ее душе Дженнан. Но ведь ее корпус едва успел остыть от обжигающего жара Хлои! Хельва ощущала первобытное желание выждать время, чтобы в одиночестве оплакать свою утрату.

– Любой из них сойдет, если ты первоклассный корабль, – философски заметила 422. – Замена – как раз то, что тебе нужно. И чем скорее, тем лучше.

– Ты ведь сказала им, что я не собираюсь удариться в бега? – спросила Хельва.

– Ты сама упустила момент, как, впрочем, и я после Персиды. А еще раньше – после Глен Архура и Бетельгейзе.

– Ведь мы запрограммированы на выживание. Мы просто не способны бросить все и сбежать. Ты испытывала меня.

– Поневоле пришлось. Мне приказали. Даже психологи не знают, почему корабль вдруг ударяется в бега. Миры забеспокоились, и мы, твои друзья, тоже, сестренка. Я сама напросилась в эскорт. Не хотела... потерять вас обоих.

Как ни тяжело было Хельве, все же она ощутила прилив благодарности к Сильвии за ее грубоватое сочувствие.

– Никого из нас, Хельва, сия чаша не миновала. И поверь, это не просто слова утешения. Помни: если бы мы не умели сродниться со своими пилотами, то так и остались бы машинами, начиненными всяким хламом.

Хельва взглянула на неподвижное тело Дженнана, застывшее под саваном, и вдруг услышала в тихой каюте отзвук его глуховатого голоса.

– Сильвия! Я не сумела ему помочь.

– Да, дорогая, я знаю, – ласково пробормотала 422 и замолкла. Так, в молчании, три корабля стремительно неслись к главной базе Центральных Миров, размещавшейся на Регуле. Хельва нарушила тишину только для того, чтобы испросить разрешения па посадку и ответить на официальные соболезнования.

Три корабля одновременно опустились у края леса, где гигантские голубые деревья Регула несли стражу, оберегая сон тех, кто упокоился на маленьком кладбище базы. Весь личный состав, чеканя шаг, прошагал колонной и выстроился, образовав проход – от Хельвы до самой могилы. Почетный караул выступил вперед и медленно вошел в рубку. Тело ее покойного возлюбленного бережно уложили на катафалк, покрыли темно-синим, усеянным звездами знаменем спасательной службы. Она следила, как оно медленно движется по живому проходу, как ряды смыкаются за катафалком, образуют последний эскорт.

Наконец, когда отзвучали скупые слова прощания и самолеты совершили над открытой могилой церемониальный крут, Хельва, собравшись с духом, нашла в себе силы сказать любимому последнее прости.

Сначала тихо, едва слышно, потом все громче полились звуки старинной мелодии о вечере и вечном покое и, наконец, достигли такой пронзительной силы, что, казалось, весь бездонный черный космос отозвался эхом на эту прощальную песню, которую пел корабль.

 Глава 2.

КОРАБЛЬ, КОТОРЫЙ СКОРБЕЛ

Равнодушным, отсутствующим взором наблюдала Хельва, как личный состав базы Регул стал расходиться. Похороны закончились. Больше никогда, – поклялась она себе, – обо мне не услышат как о корабле, который поет. Эта часть души умерла вместе с Дженнаном.

Она продолжала следить за тем, что происходит вокруг, но откуда-то издалека, как будто ее это все вовсе не касалось: вот крохотные фигурки поодиночке и парами медленно потянулись к казармам. Другие деловито зашагали кто куда, спеша вернуться к прерванным делам. Некоторые, проходя мимо нее, поднимали глаза, но их взгляды ее не трогали. Жизнь утратила всякий смысл, ей хотелось одного – остаться здесь, рядом с кладбищем, где навеки упокоился ее напарник.

«Не может быть, чтобы все кончилось вот так, – думала она, чувствуя, как смертельная тоска пробивается сквозь сковавшее сердце оцепенение. – Я этого не вынесу. Как жить дальше?»

– Х-834, Теода с Медеи просит разрешения войти, – раздался голос у подножия лифтовой шахты.

– Разрешение дано, – машинально ответила Хельва. Она так глубоко погрузилась в пучину своего горя, что к тому времени, когда из лифта появилась стройная фигура женщины, уже успела забыть, что сама разрешила ей войти. Женщина подошла к центральному пилону, в котором была замурована оболочка Хельвы. В руке она держала кассету с полетным заданием.

– Ну что ж, вставляй кассету, если пришла, – сухо сказала Хельва, увидев, что женщина неуверенно переминается на месте.

– Куда? Я не состою на постоянной службе. На пленке объясняется маршрут полета, но...

– В северо-западном квадранте главной панели ты увидишь синюю прорезь. Вставь в нее кассету так, чтобы стрелка смотрела в сторону центральной красной кнопки. Нажми на синюю клавишу с надписью «пуск», а если сама не знакома с текстом и имеешь необходимый допуск, нажми еще одну клавишу, желтую, с надписью «аудио». И не стой, садись, пожалуйста.

Без малейших эмоций, лишь мимолетно подумав о том, что следовало бы подбодрить Теоду, оказав ей хоть какое-то подобие любезного приема, Хельва наблюдала, как женщина неумело возится с кассетой. Наконец она робко присела на краешек пилотского кресла. Зазвучала запись.

– Х-834, вам вместе с психотерапевтом Теодой с Медеи предписывается проследовать к планете НДЕ, в системе Лира-2, Ан-нигон-4, и сделать все возможное для содействия программе реабилитации населения Ван Гога, которое уцелело после космической эпидемии. Срочно! Срочно! Срочно!

Хельва остановила пленку и вызвала Ценком.

– Следует ли понимать, что психотерапевт Теода – мой новый напарник?

– Нет, 834. Теода не состоит у нас на службе. Замена временно откладывается. Тебе же сказано: срочно, повторяю, срочно отправляйся к Аннишну.

– Прошу разрешить немедленный взлет.

Хельва автоматически выполнила все до мелочей знакомые процедуры, сопутствующие взлету, и только потом спохватилась: что же она делает?! Ей была ненавистна сама мысль об отлете с Регула, но приказ был получен, и в ушах ее еще звучал настойчивый призыв: «Срочно!»

– Все прилегающие территории свободны для взлета. Старт дан. И еще... Х-834...

– Слушаю?

– Счастливого пути.

– Принято, – ответила Хельва, игнорируя дружеский, совсем не официальный тон прощания. Она кратко объяснила Теоде, как пристегнуться к пилотскому креслу, следя, как тонкие пальцы женщины нервно возятся с пряжками. Наконец, убедившись, что но время ускорения Теода будет в целости и сохранности, Хельва рванулась ввысь, но еще долго, до тех пор, пока позволя-1ю острое зрение, взгляд ее камер был прикован к все удаляющемуся кладбищу базы.

Теперь Хельве было все равно, с какой скоростью лететь, и скоро она поймала себя на том, что непроизвольно увеличивает ускорение, повинуясь безотчетному желанию поскорее закончить полет и вернуться на Регул – к Дженнану. Взяв себя в руки, она убавила скорость, приспосабливая ее к возможностям Теоды.

– Мы вышли на маршевый режим, – сообщила она женщине, – можно покинуть кресло.

Теода расстегнула ремни и неуверенно поднялась.

– Меня так срочно вызвали, – сказала она, оглядывая свою мятую, несвежую форму, – к тому же я в пути уже целые сутки.

– Каюты расположены позади центрального пилона. – У Хельвы сжалось сердце: она только сейчас поняла, что Теода поселится там, где еще так недавно жил Дженнан. Не удержавшись, она заглянула в его каюту. Кто-то уже вынес все личные вещи ее бывшего напарника. Не осталось ни единой мелочи, которая напоминала бы о нем, об их мимолетном счастье. С новой силой на нее нахлынуло одиночество. Как они могли? Когда успели? До чего же это несправедливо. А теперь еще придется терпеть присутствие этой суетливой женщины.

Тем временем Теода уже вошла в каюту, бросила вещевой мешок на койку и направилась в ванную. Хельва деликатно отключила камеру. Она попробовала убедить себя, что там Дженнан, что это он по-домашнему плещется под душем, – но нет, у новой пассажирки совсем другие повадки.

«Не то, все не то!» – в тоске вскричала Хельва.

Вновь погрузившись в пучину скорби, она лишь через некоторое время осознала, что на корабле стоит полная тишина. Заглянув в каюту, она увидела, что Теода, вытянувшись на спине, забылась глубоким, тяжелым сном вконец измотанного человека. Теперь, во сне, женщина выглядела старше, чем Хельве показалось сначала. И еще Хельва запоздало поняла: то, что она приняла за суетливость и неумелость, на самом деле было смертельной усталостью. Лицо Теоды изрезали глубокие морщины – следы страданий и переутомления, закрытые глаза обведены темными кругами. Уголки рта опущены – видно, женщине довелось немало пережить. Вот длинные пальцы с закругленными кончиками чуть дрогнули, откликаясь на тревожное сновидение, и Хельва заметила, какие они сильные и чуткие. А на ладонях разглядела странные отметины, следы физической работы, совершенно необъяснимые в век, когда весь ручной труд, как правило, ограничивался нажатием кнопок.

«Дженнан тоже любил поработать руками», – выплыло из памяти непрошенное сравнение, и ею снова завладела скорбь.

– Я долго спала? – прервал воспоминания Хельвы женский голос, и Теода, пошатываясь со сна, вошла в рубку. – Сколько нам еще осталось лететь?

– Ты проспала восемнадцать часов. Судя по маршрутной карте, мы выйдем на орбиту Аннигона через сорок девять часов галактического времени.

– А кухня здесь есть?

– Первая дверь направо.

– Тебе ничего не нужно? – спросила Теода, направляясь на камбуз.

– Все мои нужды удовлетворены на ближайшую сотню лет, – холодно ответила Хельва и, когда эти слова уже прозвучали, с отчаянием осознала, что самую острую ее нужду не сможет утолить никто на свете.

– Извини, я так мало знаю о вас, кораблях, – смутилась Теода. – А на такой престижный мне и вовсе не доводилось попадать, – и она робко улыбнулась.

– Так ты родом с Медеи? – Хельва заставила себя проявить хоть какое-то подобие любезности. Профессионалы нередко интересуются происхождением своих коллег.

– Да, с Медеи, – ответила Теода. И сразу же начала без особой надобности перебирать банки с консервами, со стуком ставя их на стол. Такая реакция позволяла сделать вывод о неком внутреннем разладе или тяжелых воспоминаниях, но Хельва не могла припомнить ничего особенного в связи с Медеей, поэтому оставалось предположить, что все дело в каких-то личных переживаниях.

– Я, конечно, и раньше видела корабли твоего типа. У нас, жителей Медеи, есть свои причины относиться к вам с благодарностью, но сама я ни разу не была у вас на борту, – сбивчиво говорила Теода, взгляд ее беспокойно блуждал по коробкам и банкам, заполнявшим шкафы камбуза, она суетливо переставляла их, осматривая содержимое полок. – Тебе нравится твоя работа? Она должна приносить огромное удовлетворение.

Эти вполне невинные слова, как раскаленные угли, упали на незажившую рану Хельвы. Она поспешно заговорила, стараясь не дать собеседнице повода отпустить очередную, столь же болезненную любезность.

– Я служу не так давно. Тебе, как врачу, должно быть известно о нашем происхождении.

– Ну да, разумеется. Врожденное уродство. – Теода смутилась, как будто затронула какую-то неприличную тему. – И все-таки, по-моему, это ужасно. Ведь у тебя не было никакого выбора, – гневно выпалила она.

Внезапно Хельва ощутила огромное превосходство.

– На начальном этапе, пожалуй, не было. Но теперь мне было бы очень трудно отказаться от стремительных бросков через космос и удовольствоваться ходьбой.

Услышав, как пренебрежительно Хельва произнесла последнее слово, женщина вспыхнула.

– Предоставляю это тому, кто станет моим «телом», – бросила Хельва и внутренне сжалась, снова вспомнив Дженнана.

– Я недавно слышала об одном из ваших кораблей – о том, который поет, – сказала Теода.

– Да, я тоже слышала, – сухо отозвалась Хельва, не проявляя никакого желания продолжить разговор. Неужели ей постоянно будут напоминать о ее утрате?!

– Сколько лет вы живете?

– Сколько захотим.

– То есть... Я хотела спросить, какой корабль самый старший?

– Один из двухсотых до сих пор состоит на службе.

– Значит, ты еще совсем молода – ведь ты из восьмисотых.

– Да.

– А вот я, – проговорила Теода, устремив отсутствующий взгляд на зажатую в руке пустую банку, – я уже совсем старуха, и мой конец близок. – В ее голосе не прозвучало ни сожаления, ни даже смирения.

Только сейчас до Хельвы дошло, что в этой душе тоже таится глубокая печаль, обреченно отсчитывающая дни и часы.

– Сколько осталось до выхода на орбиту?

– Сорок семь часов.

– Пора браться за дело. – Теода резко повернулась и отправилась в каюту, где, порывшись в мешке, достала видеокассету и проектор.

– В чем проблема? – вежливо поинтересовалась Хельва.

– На Ван Гог в созвездии Лира-2 нагрянула космическая эпидемия, и симптомы ее очень похожи на ту болезнь, которая поразила Медею сто двадцать пять лет назад, – пояснила Теода.

Внезапно Хельва поняла, где Теода могла видеть корабли Миров. Она навела увеличение на лицо женщины и увидела сетку микроскопических морщин – свидетельство преклонного возраста. Сомнений нет – Теода жила на Медее, когда там разразилась космическая эпидемия. Хельва вспомнила, что мор обрушился на густо населенные районы и за считаные дня свирепым ураганом пронесся по всей планете. Его натиск был так стремителен, а потери столь высоки, что часто медики, теряя силы, валились рядом с теми, кого выхаживали. Но некоторых болезнь не тронула, а почему – никто не знал. Переносимые по воздуху споры – возбудители заболевания – поражали не только людей, но и животных. И вдруг эпидемия отступила – так же внезапно, как появилась, – словно почувствовав, что силы галактического содружества, грозящие укротить ее неистовство, уже на пути к планете. Всего за неделю Медея опустела, немногие уцелевшие – и те, у кого хватило сил перенести изнурительную лихорадку, и те, кто по неизвестным причинам оказался к ней невосприимчив, – посвятили жизнь поискам источника беды или ее причины, лекарства или вакцины.

Предприняв быстрый ассоциативный поиск в своей обширной памяти, Хельва выяснила, что было еще семь волн эпидемии, правда, другого вида, но столь же неожиданных и необъяснимых, и некоторым из них удалось оказать лучшее сопротивление, чем тогда, на Медее. Самая опустошительная из всех зарегистрированных обрушилась на планету Клематис и унесла девяносто три процента человеческих жизней еще до того, как подоспела помощь. После этого на Клематисе был установлен вечный карантин. «Все равно что запереть конюшню, даже не попытавшись отыскать пропавших лошадей», – подумала Хельва.

– Наверное, тогда, на Медее, ты получила большой опыт и теперь сможешь очень помочь пострадавшим на Ван Готе?

– Затем меня туда и направили, – вздрогнув, проговорила Теода. Она так поспешно схватилась за проектор, что Хельва поняла: дальнейшие расспросы сейчас неуместны. И еще она поняла, что, несмотря на долгую жизнь за плечами, Теода все еще болезненно откликается на некоторые словесные ассоциации. Она и сама не могла представить, что когда-нибудь, через века, не будет испытывать боль при упоминании имени Дженнана.

Аннигон показался на экранах, когда бортовой хронометр отмерил ровно шестьдесят семь часов полета, и сразу же Хельве пришлось отвечать на карантинное предупреждение орбитальной станции.

– У тебя на борту психотерапевт Теода? – последовал вопрос, едва Хельва успела назваться.

– Да.

– Постарайся совершить посадку как можно ближе к больничному городку Эрфар. Там нет своей посадочной площадки, поэтому для тебя подготовили ближайшее поле. Ты сможешь свести до минимума выделение вредных выхлопных газов?

Хельва сухо заверила, что сумеет совершить посадку, соблюдая все необходимые предосторожности. Получив координаты, она без особого труда опустилась на клочок земли, указанный ей как поле. Пыльная белая дорога вела к вытянутому скоплению белых зданий, прорезанных длинными рядами окон, – оно находилось на расстоянии в полкилометра. Вскоре оттуда выехал наземный экипаж.

– Теода, – обратилась к женщине Хельва, пока они ожидали машину, – в ящике под панелью управления ты найдешь маленькую серую кнопку. Пристегни ее к своей одежде – и ты сможешь поддерживать со мной постоянную связь. А если повернешь верхнюю часть кнопки по часовой стрелке, связь будет двусторонней. Мне хотелось бы помочь тебе, если возникнут какие-нибудь затруднения.