Текст книги "Логово горностаев. Принудительное поселение"

Автор книги: Энцо Руссо

Соавторы: Анна Фонтебассо
сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 29 страниц)

Новый отчаянный чих грохотом отозвался в ушах Брандолина. В трубке снова что-то зашелестело, и наконец Лаццерелли заключил:

– Ну, спокойной ночи, старший сержант. Созвонимся завтра утром.

27

Новый день выдался ясным, но холодным, то и дело задувал северный ветер.

Барон встал поздно. Теперь он окончательно разуверился в постоянстве погоды на Севере и решил, что теплые дни начнутся лишь весной, а пока – прощай рыбная ловля и прогулки на свежем воздухе. До тех же пор лучше всего пребывать в спячке, а проснуться в апреле вместе с сурками и кротами. И потому он снова постарался задремать, хотя прежде в это время обычно уже вставал. Но буйный свет, заливший комнату, мешал ему. Комнату исполосовали тени и свет, и он с удивлением понял, что это были острые лезвия солнечных лучей.

Он поднялся с постели, распахнул окно и вдохнул сухой, живительный воздух. Горы, целыми днями утопавшие во влажном тумане, успели переодеться. Теперь они были не красно-зелеными, а пепельными и казались вблизи неровными, в сплошных бороздах. Самые высокие из них водрузили на себя снежную шапку.

– Пожалуй, Фиа не такое уж гнусное местечко, – одеваясь, признал про себя Паломбелла. В такую погоду вполне можно и рыбу половить. Правда, кто знает, долго ли продержится такая чудесная погода. Ему хватило бы и нескольких ясных дней, прежде чем он погрузится в зимнюю спячку.

Но он сразу забыл про рыбную ловлю, когда вдова Косма принесла ему на подносе вместе с завтраком письмо Джулии. Разве он мог надеяться, что день сложится так счастливо!

Он пробежал глазами письмо, даже не налив себе кофе. Затем еще раз спокойно перечитал письмо после завтрака, сидя на подоконнике, обласканный солнцем, одолевшим наконец северный ветер. Паломбеллой с новой силой овладела острая тоска по Апельсиновой Роще, по домашним запахам, по креслу у письменного стола, за которым Джулия писала ему письма. Желание Джулии навестить его вызвало у Паломбеллы противоречивые чувства. Радость от ее близости, самого ее присутствия. Он сможет всласть наговориться с человеком, который его любит, и дать волю своим чувствам, сбросив маску безразличия. Однако его смущало, что, едва Джулия приедет в Фиа, она тоже станет объектом враждебного любопытства и назойливого негласного наблюдения.

Может, им все-таки удастся при хорошей погоде погулять вместе, вдали от карабинеров, от назойливых мальчишек и зануды приходского священника. Да, но все остальное время он останется с Джулией в невзрачной двухкомнатной клетке, и хозяйка дома будет и дальше неловко ухаживать за ним, улыбаясь беззубым ртом, а Джулия наверняка посмеется над этой манерой, обнажив свои изумительно белоснежные зубы. Ведь она-то прекрасно знает, как он привередлив в выборе женщин.

«Я была в Калетте и нашла нетронутым все, что мы там оставили в последний раз», – загадочно писала Джулия.

Барон улыбнулся. Оставили они там страстные поцелуи с привкусом соленой морской воды и нежнейшие объятия на песчаном берегу, мягком, словно двуспальная кровать. Песчинки, щекоча кожу, пробуждали еще более сильную страсть. Какое блаженство: точно ты попал в райские сады.

Дон Джузеппе вздохнул. О, как давно это все было. Увы, теперь компанию ему составляли дон Тарчизио, вдова Косма да девушка Лаурета, которую он, вероятно, больше не увидит, после того как она принесла ему последнее письмо от Коллорини. Тот извинялся, что не обошлось без трупа, но его компаньон внезапно увидел сторожа. Разве синьор Паломбелла не обещал, что на это время им никто не будет мешать? Впрочем, все остальное прошло как нельзя лучше, включая и переброску груза на канадскую лодку за пределами территориальных вод. Таможенная охрана ничего не заметила. Хвала синьору Паломбелле, сумевшему ловко отвлечь внимание.

Барон с трудом удержался от смеха. О времена, о нравы! Филиппика его любимого Цицерона двухтысячелетней давности осталась вполне актуальной, и времена так и не изменились. Все настолько верили в продажность власть имущих и испорченность нравов, что даже случай казался им заранее оплаченным сговором. Впрочем, ничего отрицать он не стал. А легкая улыбка Барона убедила Лаурету, что именно благодаря ему доставка товара прошла так удачно. Она сочла нужным выразить от себя лично благодарность человеку, который столь умело нейтрализовал возможных врагов. Барон ответил ей легкой, едва заметной ухмылкой. Еще бы им не благодарить его! Ведь шуточка с Вичепополо заставила броситься за этим подонком в погоню целую стаю гончих, а тем временем они потеряли след настоящей дичи. Они даже добрались и до двух его комнатушек в Фиа, что лишний раз показало – осторожность никогда не помешает, и он не зря, просмотрев оба каталога музея, немедленно их сжег.

«Сотрудничество оказалось в высшей степени плодотворным», – писал Коллорини. Может, у синьора Паломбеллы есть знакомства и в Национальной галерее? Один его клиент буквально влюбился в картину Брейгеля. На этот раз Барон открыто засмеялся. Стоит воспользоваться удобным случаем – и тебя уже принимают за святого Януария! Всему свое время, не так ли?

Он распрощался с Лауретой, туманно пообещав ей в будущем предпринять кое-что, едва такая возможность представится. И сказал он это с важностью банкира, который советует вложить деньги в дело, проявив, однако, осторожность. Пока хватит и Нумизматического музея. Скуку на время удалось разогнать. Барон совсем недолго думал и о том, что ему перепала огромная сумма после ограбления музея, этого всенародного достояния, и о гибели человека, единственному сыну которого он тринадцать лет тому назад стал крестным отцом. Тогда Феличе Шиельцо, положив новорожденного на руки Барона, пожелал первенцу стать хитрым, смелым и (почему бы и нет?) жуликоватым, как и сам крестный отец. А он прямо в церкви торжественно пообещал защищать мальчугана. Сейчас Паломбелла с досадой отбросил ненужные угрызения совести и особой жалости к погибшему не испытал. Он поможет его семье деньгами, а заранее все предусмотреть и продумать невозможно. Дон Джузеппе не думал больше о звериной ярости Дядюшки Нтони. Пожалев, что Антонио Вичепополо пробыл в тюрьме так мало, Барон рассчитывал на сокрушительность удара, нанесенного репутации этого гнусного типа. Местную мафию Барон знал хорошо – для престижа босса куда менее опасны три года ссылки вместо пожизненного заключения, чего он избежал благодаря своей ловкости и могущественным связям, чем три дня тюрьмы. Да вдобавок и за решетку-то Дядюшка Нтони угодил, словно глупая рыбешка в сеть, из-за преступления, которого он не совершал, и Барон начинал вздрагивать от смеха при мысли, какие проклятия обрушил гневливый и желчный Дядюшка Нтони за своих помощников, адъютантов и даже жалких «шестерок». Повеселился, однако, и будет. Скоро приедет Джулия.

Он сложил письмо пополам и спрятал его во внутренний карман. Пошел закрыть окно, но застыл на месте, заслышав шум шагов, дробных, торопливых. Вдова Косма ходила медленно, а уж после своего падения и вовсе волочила ноги, с трудом одолевая ступеньку за ступенькой. А тут кто-то поднимался по лестнице чуть ли не бегом.

Барон сунул правую руку в карман брюк. Сжал пальцами деревянную рукоятку маленького складного ножа и машинально распахнул дверь, чтобы застать визитера врасплох. Лаурета чуть не упала в его объятия. В руке она сжимала, словно щит, какую-то газету. Проскрипела ему в лицо:

– Видели? Схватили Стефано!

Он выхватил из ее рук «Гадзеттино». В глаза сразу бросился заголовок в целых три колонки:

«Блестящая операция Оперативного отдела полиции Виченцы. В одной из квартир богатого дома на окраине Виченцы сегодня ночью арестован опасный преступник Стефано Коллорини…»

Читая газету, дон Джузеппе заметил, что Лаурета неотрывно на него смотрит. Он кожей ощущал ее пристальный, жуткий взгляд. И резко, грубо обратился к ней:

– Какого черта вы примчались сюда! Ведь это же верх неосторожности!

– Я пришла сказать тебе: вызволи его из тюрьмы!

Он молча поглядел на нее, не веря своим глазам.

– Ты знаешь нужных людей. Ты должен его освободить. Разве ты не обещал ему? Сразу как только с ним познакомился. Сказал, если что-то не заладится в деле с музеем…

«О боже, да она свихнулась! Хочет быть беспощадной бандиткой, а в решающий момент начинает метаться, как испуганная гусыня».

– Слушай, да повнимательнее, – процедил он сквозь зубы. – История с музеем закончилась, и к тому же удачно. У полиции были давние счеты с Коллорини. Вот за это он и должен держать ответ. Никому и в голову не приходит обвинять его в ограблении музея, и ему лучше об этом молчать!

Его внимание привлек шелест у распахнутой двери – облокотившись о косяк, Мариза Косма смотрела на них с немым испугом. Он подошел к вдове, вежливо выпроводил ее на лестничную площадку и плотно закрыл дверь на ключ.

– Если ты не поможешь вытащить Стефано из тюрьмы, я сама расскажу полицейским о твоем фокусе с монетами.

Возбуждение исказило ее лицо, и лисьи, едва не сходящиеся у переносицы глазки следили за каждым его движением и жестом. Но дон Джузеппе, закованный в броню мнимого спокойствия, ничем не выдавал своих чувств.

– Если не ошибаюсь, это шантаж, – с упреком в голосе сказал он. – А против шантажа, дорогая моя, любые средства защиты хороши. В том числе и контршантаж. К тому же убийство сторожа музея больше всего может повредить самому Коллорини.

– Стефано никого не убивал.

– Да, но он там был.

Он умолк, тяжко вздохнул, словно ему вовсе не хотелось защищаться таким неблагородным способом.

– Так же как два месяца назад, он был на вилле Сперони, когда ты дала автоматную очередь по ее владельцам.

Паломбелла испытал то приятное удовлетворение, какое ощущаешь, решив трудный кроссворд, когда увидел, как остекленели ее глазки на побелевшем лице. Она не сумела скрыть своего удивления и ужаса.

Он дал «пробный выстрел» и попал точно в цель.

– Не волнуйся, детка. Если будешь держать язык за зубами, я тоже нигде и словом не обмолвлюсь об этом неприятном факте. Договорились?

Он взглянул на нее насмешливо, но при этом довольно примирительно.

– У тебя есть один серьезный недостаток: ты недооцениваешь других.

– Тебе об этом Стефано сказал? – пролепетала она.

– Сам разузнал. И если захочешь схитрить, то знай, я могу это доказать.

Барон лгал. Не мог он ничего доказать, но она ведь этого не знала. Просто чутьем умудренного опытом человека он обо всем догадался. Он обладал даром видеть чужие карты, не давая заглянуть в свои. Недаром он умел подмечать малейшие подробности и увязывать воедино разные факты. Вот он и сопоставил три многозначительные фразы: «Лаурета – мой лучший адъютант», «Мои помощники улизнули раньше срока» и «Это создало для меня определенные трудности». Еще бы не создало! Улизнули помощники, иссякли деньги, и Коллорини понадобилось раздобыть монету любой ценой. Остальное он вычитал в газетах, которые испытывали особый интерес к тем, с кем никогда ничего не случается. «Ноги слишком маленькие даже для совсем низенького человека» (слова профессора Браццоли), «автомат она держала, как ребенок игрушку» (показания гинеколога, доктора Сперони), «глаза, блестевшие как у наркомана или у пьяницы» (суждение Франческо, слуги профессора). Все трое показали, что сообщник Коллорини все время угрюмо молчал. Они могли бы добавить, что Лаурета так нервничала, что, едва Джованна взбунтовалась, нажала на курок.

Внешне Лаурета казалась образцом ледяного спокойствия. На деле же она была явной неврастеничкой. Паломбелле не хотелось сейчас выяснять, но он не сомневался, что, скорее всего, и сообщником, застрелившим в музее Феличе Шиельцо, тоже была она, Лаурета. Кто бы ни сделал резкого движения, она сразу открывала огонь. Даже при их первой встрече в этой комнате Лаурета вскочила в испуге и приняла защитную стойку, когда он вдруг протянул к ней через стол руку. И наконец, последнее, решающее открытие – похвала тетушки Маризы по адресу своей племянницы, которая лечила ее раненую лодыжку. При такой умелой медицинской сестре можно обойтись без врача. Не в клинике ли Сперони работает Лаурета медицинской сестрой? В клинике она практиковалась прежде, но там ей выделиться не удалось.

«А моя племянница, синьор Паломбелла, женщина с амбициями, она хочет стать ассистентом хирурга. У моей Лауреты храбрости побольше, чем у любого мужчины».

Странным образом храбрая Лаурета готова была вот-вот разрыдаться.

– Уходи, детка, да побыстрей, – настойчиво посоветовал он, опасаясь, что она может забиться здесь в истерике.

Он отворил перед ней дверь.

– Спрячься где-нибудь и не высовывайся. А уж твой Коллорини выпутается из неприятностей сам. Уж какой-нибудь ход он придумает.

Он вытолкнул ее из комнаты и проследил, как она спускается по лестнице.

– Вот стерва так стерва!

Теперь ему, как никогда, захотелось выйти на улицу.

«Воздуха дайте мне, воздуха!» Он надел куртку из оленьей кожи, сунул газету в карман и вышел из дома.

Очутившись на улице, он сразу же ощутил радостное чувство, которое уже испытал сегодня утром, встав с постели. Упругой походкой он направился к центру по платановой аллее, однако из страха наткнуться на дона Тарчизио не стал сворачивать на площадь. Сейчас у него не было ни малейшей охоты с кем бы то ни было беседовать.

В половине одиннадцатого он вошел в бар Мариетто. В этот ранний воскресный час бар был пуст. Хозяин и его сын, сидя за столиком, играли в шашки.

Увидев клиента, Мариетто прервал игру и уже направился было к стойке, но Паломбелла жестом предложил ему продолжить игру. Барон подошел к столику. В шашки он научился играть еще в детстве, но вскоре разочаровался в этой дурацкой, как ему тогда показалось, игре.

– Сидите себе спокойно и доигрывайте партию, – сказал он. – А я посмотрю, время быстрее пролетит.

Он сел между отцом и сыном, оседлав стул и облокотившись на его подлокотники. Мариетто молча сделал очередной ход – «съел» две шашки у потерявшего бдительность Бруно и точно невзначай обронил:

– Вчера вечером, едва кончился ливень, сюда заходил ваш друг и расспрашивал о вас.

– Мой друг?

Дон Джузеппе пристально поглядел на хозяина бара, но сохранил на лице невозмутимое, скучающее выражение.

– Он даже назвался, – пробормотал Мариетто, провел пешку в дамки и взглянул Барону прямо в лицо, словно это помогало ему вспомнить фамилию незнакомца.

– Не то Валлоне, не то Аваллоне.

Мариетто играл свою роль превосходно. Бруно тоже следил за каждым жестом Паломбеллы, и тот по жгучему интересу паренька с мордочкой хорька почувствовал неладное – ведь новость-то была самая заурядная.

На этого парнишку с кроличьими зубками, рыжевато-темными глазами он натыкался постоянно. Но в отличие от Пинина – песика, ждущего ласкового шлепка, Бруно шлепков и теплых взглядов избегал, сразу отходил в сторону, а вот сейчас неотрывно смотрел на него с лихорадочным интересом.

«Ага, ждете, чтобы я разыграл перед вами сценку? Извольте!»

Он выудил из кармана трубку и стал невозмутимо набивать ее табаком. Да так медленно, что Мариетто не выдержал и нервно воскликнул: «Ну держись!» – и пошел дамкой.

Дон Пиппино глубоко, с видимым удовольствием затянулся и словно случайно выдохнул дым прямо Бруно в лицо, но тут же извинился, улыбнувшись уголками губ, и повел бровями: прости, мол, если дым тебе неприятен. И наконец сказал, обращаясь к отцу Бруно.

– Вы сказали «Аваллоне», да? Аваллоне… что ж, у нас это довольно распространенная фамилия, я сам знаю двух Аваллоне. А как он выглядел?

Окутанный голубоватым дымным облаком, он молча выслушал несколько бессвязный рассказ Мариетто, дав понять, что такого человека он, похоже, не знает.

– А почему он ко мне не заглянул? Надеюсь, вы сказали ему, где я живу.

Он ловко взял нить разговора в свои руки. Мариетто незаметно для себя самого из задающего вопросы превратился в ответчика.

– Хочет преподнести вам сюрприз и в один из ближайших дней приехать поудить вместе с вами рыбу.

– A-а, поудить рыбу вместе со мной. – Паломбелла бросил взгляд на доску.

– Не дайте себя обмануть, Марио! Если сейчас сходите дамкой, да-да, этой, сразу выиграете.

Он встал и направился к стойке.

– Как всегда, стакан вермута.

Затем прочистил трубку, вынул из кармана газету и, не спеша попивая вино, машинально пробежал глазами заголовки газет. «Что это еще за друг такой – Аваллоне? Друзья, которые осторожно выспрашивают, где ты живешь, и обещают сюрпризы, – это друзья твоих врагов». Удивляло Паломбеллу лишь одно: зачем незнакомец назвал свою фамилию, пусть даже вымышленную? Разве что сам хозяин бара спросил гостя об этом, но выяснять, так ли все было, опасно – любопытство Мариетто и его сыночка и без того достигло предела. Нет, когда говорят, что хотят преподнести другу сюрприз (а какой – Мариетто даже не подозревает), обычно не называют своей фамилии, таковы правила игры. Так откуда взялся этот Аваллоне? Кстати, эта фамилия ему ничего не говорит.

«Наверняка речь идет о друге Дядюшки Нтони», – решил он. И допил свой бокал. Джулия права, и он только теперь понял истинный смысл заключительной фразы письма: «В Неаполе во время урагана в одном из магазинов взорвался телевизор. Здесь, в Апельсиновой Роще, я велела всем быть поосторожнее, ведь погода портится. Прошу тебя, будь и сам поосторожнее».

Ураган по воле разъяренного Дядюшки Нтони понесся вдаль, сюда, в Фиа. Лучше пока отказаться от рыбной ловли, не то тебя самого на крючок поймают.

Он вновь сунул газету в карман, аккуратно сложив ее вдвое. Расплатился.

– Приятного вам денька! – любезно пожелал он Мариетто и Бруно, покидая бар.

28

– Ну а что он ответил? – допытывался Брандолин.

– Что знает двух людей с такой фамилией. Но так и не сказал, знаком ли ему тот нежданный гость.

Из окна служебного помещения старший сержант увидел, что Паломбелла лениво вышел из бара, и поспешил к Мариетто.

– По-моему, он энтого Аваллоне не знаит, – вмешался в разговор Бруно.

Брандолина это чрезмерное усердие юного сыщика начинало раздражать.

– А почему ты не в школе?

– В школу больши не хажу, – ответил Бруно тоном человека, которому учиться больше нечему и незачем.

– Гм. Если хочешь стать карабинером, то прежде научись писать грамотные отчеты. Иными словами, прежде чем следить за Паломбеллой, тебе надо проследить за грамматикой.

Лицо Бруно запылало. Когда он составлял отчеты, кое-какие сомнения насчет грамматики у него появлялись. Но он не думал, что карабинеры такие придиры, важны-то факты, а не эта дурацкая грамматика. Он готов был сносить насмешливые взгляды «мафиозо» и едкий дым его паршивой трубки. Но уж полицейские-то должны быть ему, Бруно, благодарны за «беспрерывную службу» с самого полудня до позднего вечера. А единственным вознаграждением были старые комиксы, которые ему дарил Траинито, да еще объяснял, как стрелять из пистолета. А самому пострелять так и не дал.

Брандолин допил ликер и угрюмо зашагал к себе, в оставшуюся неохраняемой служебную комнату. Траинито и Сартори помчались на автостраду, где рейсовый автобус сбросил в яму трактор сельского кооператива. Еще на улице Брандолин услышал трель телефонного звонка и в два прыжка очутился в комнате.

– Алло, – прохрипел он в трубку.

– Отличные новости! – В голосе Лаццерелли звучала огромная радость. – Арест Коллорини приободрил все наше управление. Из двух джентльменов, заехавших в Фиа, один зарегистрировался под фальшивой фамилией Куомо. Второй – Аваллоне, мелкий жулик, недавно временно отпущенный на свободу. Достойные друзья вашего Барона! Вы сказали ему, чтобы ждал визита?

Брандолин передал то немногое, что услышал от владельца бара.

– Что вы сделаете с теми двумя гостями? Отправите их домой по этапу? – спросил он в конце.

Лаццерелли засмеялся:

– Э нет, старший сержант. Посмотрим, что они теперь предпримут. Я даже готов выделить пару моих подчиненных для слежки за ними. Может, они приведут прямиком к Паломбелле, и вскроется какое-нибудь его грязное дельце. Тогда уж будут все основания заменить ссылку тюрьмой, и мы избавимся от этого гнусного типа.

Лаццерелли заранее ликовал в надежде наконец-то избавиться от ссыльного. Как ни странно, Брандолин не разделял его эйфории.

– Ну а мы что должны делать?

– Установите и вы беспрестанную слежку. Только будьте в штатском и постарайтесь остаться незамеченными.

– В штатском? – откровенно удивился старший сержант. – Но Паломбелла всех троих нас отлично знает!

– Да я говорю не о Паломбелле, а о двух визитерах, – снисходительно уточнил лейтенант Лаццерелли, что сильно разозлило Брандолина.

– Будет исполнено, лейтенант! – сухо доложил он.

Он хотел уже положить трубку, но его остановил каркающий голос Лаццерелли:

– Какая у вас машина?

– Старый фургон, лейтенант.

– A-а, так держите ее наготове. Не забывайте, у тех двоих есть «опель-кадет».

29

Поедая фасолевый суп по-венетски, Барон обдумывал, как ему теперь вести себя.

Первый вариант – сказаться больным и запереться дома. Но, кроме того, что такую уловку он считал гнусно-трусливой, трудно предусмотреть, как долго наемный убийца пробудет в городке. Вовсе не исключено, что ему надоест ждать и он решит «навестить» его, а двери дома вдовы Косма не стальные. А у него, черт побери, для защиты есть только перочинный ножик.

Второй вариант – признаться в своих страхах сержанту Брандолину и попросить, чтобы тот отправил его в тюрьму Виченцы. Насчет обвинения можно будет договориться: оскорбление блюстителей закона или тайная отлучка из Фиа… Насколько он помнит, за такое преступление дают от шести месяцев до двух лет. Но, если власти захотят воспользоваться удобным случаем и притворятся, будто не знают, что отлучка-то мнимая, отсидишь в каталажке не один месяц. А тогда Дядюшка Нтони если и не порадуется от души его смерти, получит не меньшее удовольствие от того, что сполна расплатился с врагом! И потом человек его грозной славы не мог просить помощи и защиты у не раз обманутой им полиции, не потеряв весь свой престиж.

Оставался третий вариант, самый простой, – быть всегда начеку. Не выходить за пределы городка и по возможности находиться среди людей. Ну, а еще надо позвонить Джулии, чтобы она привезла пистолет и патроны. Это – меньшее из зол. Лучше уж получить небольшой срок за незаконное хранение оружия, чем пулю в лоб.

С пистолетом в кармане он плевать хотел на всех наемных убийц, вместе взятых.

– Вам не нравится фасолевый суп? – заботливо спросила вдова Косма.

Она уже оправилась от потрясений этого утра. Лаурета, вернувшись после разговора с доном Джузеппе вконец растерянной, поспешно с ней распрощалась.

– Мы с тобой ненадолго расстанемся, тетя. Да ведь нога у тебя почти зажила, – сказала она. – Знаешь, из-за этой истории со Стефано мне надо на время исчезнуть. Но я все равно как-нибудь дам о себе знать.

И умчалась на своем велосипеде, поминай как звали. Может, поменять место жительства ей посоветовал он, дон Джузеппе, человек осмотрительный и мудрый.

– Суп отменный, донна Мариза, – ответил Паломбелла, сунув в рот ложку, полную фасоли. – Вот только я люблю понаваристее.

Когда он обращался к ней «донна Мариза», вдова раздувалась от счастья, как голубка в любовной истоме. А Паломбелла, чтобы еще больше польстить ей, добавил:

– Я выпил в баре вермута. Отвратительное пойло. До сих пор тяжесть в желудке.

– Ну почему вы упорно ходите в этот трактиришко? – ласково упрекнула его вдова. – У меня стоят целых три бутылки, и все самого лучшего качества.

Она пожирала глазами этого крупного, но такого подвижного мужчину, так не похожего на ее ленивого, болезненного мужа, мир его праху. Когда дон Джузеппе поселился у нее, она попросила Лаурету купить ей «Крестного отца» и буквально проглотила роман Пьюзо, испытывая при этом греховное наслаждение.

– Хочу, чтобы вы чувствовали себя здесь спокойно и чтобы вам было уютно.

Барон доел суп – эта венетская кухня очень даже недурна, – глянул на вдову своими темными глазами и сказал со вздохом, который она по своей влюбленности истолковала по-своему:

– Я и сам так этого хотел, донна Мариза! Так бы хотел!

30

«Опель-кадет» остановился на автостраде, омытой дождем, в полукилометре от поворота на Фиа-дель-Монте. Человек за рулем, вовсе не худой, как могло показаться на первый взгляд, с грубым лицом, нажал на ручной тормоз – дорога шла под откос – и, повернув маленькую, почти лысую голову, обратился к дружку в белом, заляпанном грязью плаще, сидевшему рядом.

– Микеле, в городке тебе наврали. Паломбелла и не думает отправляться на рыбную ловлю. И если он и удит рыбку, то совсем в другом месте.

Человек в белом плаще нахмурился. Уже третий день, как они приезжают из Виченцы, еще погруженной в предрассветную тусклую дремоту, и добираются до поворота, откуда начинается каменистая, узкая дорога, по которой они доходят до противоположного края холма, и начинают обшаривать пустынный берег реки. Возвращаются назад замерзшие и злые. Лишь однажды небо прояснилось и появилась надежда обнаружить Паломбеллу с удочкой в руках. Чтоб его холера побрала! Хорошая погода продержалась меньше чем полдня, и снова небо заволокли тучи. Все было за него, даже гнусная природа.

– В каком еще другом месте? – вскипел человек в белом плаще. – Река тут одна, других нет. А может, он, по-твоему, на сеновале рыбу удит? Этот сукин сын, пока мы ни свет ни заря шлепаем тут по грязи, лежит себе, наверно, в постели с красоткой.

Лысый постукал пальцами по рулю. Кольцо с огромным топазом сверкнуло желтыми искрами.

– Микеле, – мягко заметил он, – разве тебе в баре не сказали, что он каждый день примерно в полдень заходит выпить рюмочку аперитива?

Он смотрел на дружка, помаргивая ресницами, как это делают люди близорукие, хотя обладал отличным зрением.

– А не заехать ли нам в городок, припарковать машину у бара и подождать? Едва Паломбелла войдет или выйдет, ухлопаем его на месте и помчимся на предельной скорости по автостраде до самой Виченцы. Там оставим эту нашу машиночку и вернемся в Неаполь. Идет?

Вспыльчивый Микеле притворился, будто напряженно размышляет. Он и сам об этом подумал, но ему нравилось, что приятель с опаской и надеждой смотрит на него, боясь, что еще день придется бродить по грязному, крутому берегу. Микеле поднял воротник плаща и стиснул зубы, отчего челюсть обозначилась куда резче. Теперь он походил на беспощадного бандита, охваченного сомнениями, что всегда так впечатляет зрителей в фильмах о гангстерах и в детективных телесериалах.

– Идет! – наконец согласился он.

Сунул руку в карман плаща и вытащил трубку глушителя.

– Лучше много шума не производить, – объяснил он дружку, который и сам отлично это знал.

– Рядом с баром находится пост карабинеров. Если они выстрелов не услышат, то и не примчатся туда, и мы преспокойно улизнем от погони. – Он вынул из «бардачка» пистолет «беретта» девятого калибра, которым вооружена полиция. Вставив в ствол глушитель, он положил пистолет рядом с собой и взглянул на часы. Без десяти одиннадцать.

– Ну, поехали, – заключил он. – Этот Паломбелла изрядно потрепал мне нервы.

Прежде чем машина тронулась, лысый ощупал под пиджаком, на месте ли револьвер «магнум».

Им обоим надо быть готовыми ко всему. Несколькими годами раньше он встречался с Паломбеллой, и тот вовсе не показался ему беззащитным ягненком.

Они проехали по узкой боковой дороге и выбрались на главную площадь городка. Миновали здание муниципалитета, перед которым стоял старый, задрипанный фургон: ни дать ни взять – военный трофей. За рулем сидел мальчишка лет двенадцати с рыжеватыми волосами. Он делал вид, будто ведет машину и, подражая шуму мотора, гудел – брр, брр, брр.

Облака постепенно начали редеть. За площадью начиналась аллея гигантских платанов, уже почти сбросивших листву, а за ними видна была церковь. Человек за рулем залюбовался этими могучими деревьями и вдруг увидел в глубине аллеи Джузеппе Паломбеллу. Он стоял у дверей церкви и беседовал со священником.

– Вот он, вот он! – заволновался лысый. – Незачем даже ждать его у бара.

Микеле Аваллоне опустил стекло кабины и вгляделся в две фигуры в конце пустынной аллеи. Оба были видны отчетливо, словно попали в окуляры бинокля: один – крупный, черноволосый, размахивающий руками, другой – поменьше, в коричневой куртке. Руки он держал в карманах, точно сильно замерз.

– Давай, Чиро! Тихонько обогни площадь так, словно хочешь остановиться возле самой церкви. Когда я выстрелю, сразу жми вовсю, снова несись на аллею и на автостраду. Главное, не паниковать, Чиро! – предупредил он.

– Священник – плохая примета, – сказал Чиро, приближаясь к церкви. Он был суеверен и был истовым прихожанином, несмотря на свое грязное ремесло.

– Начхать мне на твоего священника. Ты лучше веди поувереннее машину.

Микеле сел боком, опустил стекло и крепко сжал в правой руке пистолет.

Миновав аллею, машина медленно обогнула площадь и оказалась в пяти метрах от обоих собеседников. Барон схватил дона Тарчизио за локоть, чтобы отвести его назад, и посмотрел на летевшую на них машину. Прямо в эти темные, зоркие глаза Микеле и выстрелил. Раз, два.

После первого же выстрела Паломбелла упал, увлекая за собой священника. Третий выстрел прозвучал, когда автомобиль уже промчался мимо двух валявшихся на земле людей. Машину на повороте подбросило, и Микеле едва не стукнулся о лобовое стекло. Когда он выпрямился, то увидел, что они уже в центре городка, а на боковой дороге путь им преграждает фургон. Тот самый, который стоял возле муниципалитета.

Он вскинул пистолет, но тут же его опустил. В фургоне никого не было, он лишь перекрыл им дорогу. Если врезаться в этот «танк», их «опель-кадет» разлетится на куски.

– Назад, назад! – завопил он дружку, который зверски матерился.

Но едва «опель-кадет», заскрежетав тормозами, дал задний ход, почти одновременно грянули два сухих выстрела. Машину занесло на обочину. Микеле, который в смотровое стекло видел лишь пустую площадь, обернулся с пистолетом в руке и через стекло заднего обзора различил двух человек в штатском. Один прятался за газетным киоском, второй – за колонной церкви, и оба стреляли по шинам их «опель-кадета».

– Даже мертвым Паломбелла нас облапошил! – прорычал Микеле.

С переднего сиденья он выстрелил в человека, который укрылся за газетным киоском. Сразу за мягким щелчком глушителя загрохотал «магнум» Чиро. Но все шины уже были продырявлены. Оставалось одно – выскочить из кабины. Но едва Микеле распахнул дверцу, как послышался рев сирены и полицейская машина выехала на площадь из ближнего переулка. Приблизилась к «опель-кадету» и остановилась в нескольких метрах от него.