Текст книги "Логово горностаев. Принудительное поселение"

Автор книги: Энцо Руссо

Соавторы: Анна Фонтебассо
сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 29 страниц)

Да, конечно, она попросит разрешения на поездку в Фиа. Приближается зима, и Джузеппе, верно, совсем невесело среди этих неотесанных горцев. Сам-то он описывал их с иронией, но за этим крылась грусть. Местные жители наверняка настроены к нему враждебно, хотя он об этом и не пишет. Она твердо решила известить его о своем приезде. Интимное письмо она писать не станет. Рокко ее предупредил, что все письма вскрываются полицией. Но несколько подробностей, понятных одному только Джузеппе, она вставит, и письмо превратится из формального, чисто делового в нежное и теплое послание далекому любимому мужу.

Она поднялась в кабинет мужа, где сильнее ощущалось его незримое присутствие, села за письменный стол. Уже одно то, что она сидит за его столом, на его месте, давало ощущение близости, пусть иллюзорной, но теплоты, точно Джузеппе только что ушел и вот-вот снова появится на пороге. Она положила перед собой лист чистой бумаги и написала: «Мой дорогой Джузеппе…»

26

Лейтенант Лаццерелли сидел за письменным столом на обычном месте Брандолина. Сам Брандолин вместе с Траинито стояли по краям ниши для термосифона и казались двумя кариатидами. Но отсюда было удобно неотрывно следить за Паломбеллой, который спокойно, невозмутимо восседал на стуле с подлокотниками.

Лейтенант начал издалека. Спросил у синьора Джузеппе Паломбеллы, как ему живется в городке. Он узнал, что синьор Джузеппе проводит большую часть времени за рыбной ловлей, приятное, успокаивающее нервы занятие. Вот и ему самому так хотелось бы выкроить часок и поудить рыбу.

– Мы нуждаемся в вашем сотрудничестве, – вежливо заключил лейтенант и мысленно никак не одобрил зримое недовольство двух кариатид. – Что вы знаете о некоем Антонио Вичепополо?

Барон взглянул на свои руки, лежавшие на подлокотниках. Они были такими темными, что казались сделанными из оливкового дерева.

– Не его ли обвиняют в краже в Нумизматическом музее? Не тот ли это болван, у которого прямо в доме нашли монеты? – раздумчиво спросил он.

Лаццерелли кивнул головой.

– Видите ли, в свое время мы получили анонимное письмо, в котором синьора Вичепополо обвиняли в организации убийства некоего Калоне из Торре-Аннунциата, чей обгоревший труп был найден в километре отсюда. Помните? Вас тоже попросили опознать труп?

Все трое впились в ссыльного глазами-буравчиками так, словно хотели пронзить его насквозь. Сам Паломбелла в ответ лишь коротко хохотнул.

Помолчав, он сказал:

– Я также получил анонимное письмо с теми же обвинениями в адрес того же лица.

Он окинул трех карабинеров зорким взглядом – его крайне интересовало, насколько ловко умеют притворяться ближние твои. Но эти трое ничем не выдали своих чувств. Разве что Лаццерелли слегка нахмурил брови, спросив невозмутимо:

– Значит, вы даже примерно не представляете себе, кто мог послать эти письма? Или хотя бы почему анонимный автор счел нужным именно вам сообщить подобную новость?

Он сам задавался подобным вопросом, ответил Паломбелла, и пришел к выводу, что, поскольку его приговорили к ссылке, кто-то решил, будто он, Паломбелла, интересуется всеми действиями преступников с Юга.

– Так вот и подрывается репутация честного человека.

Тут уж вскочили все трое разом, лейтенант, старший сержант и сержант, да столь резко, словно их укусила змея. По старшинству ответил Барону лейтенант Лаццерелли, и говорил он жестко, без малейшего привкуса мягкого венетского диалекта:

– Мы предпочли бы, чтобы хоть здесь, Паломбелла, вы не разыгрывали из себя невинную жертву правосудия! Если в данном случае и можно посетовать, так лишь на то, что правосудие… – Он прервался, испуганный смятением своих подчиненных. Хотел же Лаццерелли сказать, что благородную синьору с весами в руках корыстные людишки превратили в слепую и глуховатую проститутку, не способную разобраться, каким именно незаконным делам посвящал все свое свободное время этот сукин сын, увы, очень даже неглупый. Впрочем, бесполезно здесь рассуждать на абстрактные темы.

Глубоко вздохнув, лейтенант Лаццерелли заставил себя успокоиться и вновь перешел на вежливый тон, каким беседовал с этим наглым мафиозо, который вдобавок явно развлекался.

– Уж не думаете ли вы, будто мы поверим, что отсюда по-прежнему не управляете своей армией из шестидесяти тысяч контрабандистов?!

Дон Джузеппе негромко засмеялся, обнажив редкие зубы, но в этот раз – без скрытой насмешки. Просто ему стало весело.

– Если бы так оно и было, дорогой мой лейтенант, мне следовало бы присвоить титул кавалера труда[61]61
  Кавалер труда – почетный титул, который дается в Италии за заслуги в области промышленности.


[Закрыть]! В Неаполе контрабанда – единственная отрасль промышленности, не переживающая кризиса. Ну, как ваш «Пирелли» или «Фиат». На что бы, спрашивается, тогда жили тысячи безработных, начиная от Низиды и кончая мысом Кампанелла? Уж поверьте, стой я во главе всех контрабандистов, сама полиция должна была бы меня поблагодарить. Если эти ваши шестьдесят тысяч не занимались бы торговлей, в сущности нарушающей лишь налоговые законы, знаете, что бы случилось?! Они дружно перешли бы в ряды истинных преступников.

Он посуровел, мрачно прищурился и пояснил свою мысль трем онемевшим от изумления полицейским:

– Занялись бы преступной деятельностью, в которой, похоже, замешан синьор Вичепополо.

Паломбелла откинулся на спинку стула и принялся разглядывать скрещенные пальцы темных рук. Ему доставляло удовольствие, что все трое молча «переваривали» его суждения о контрабанде, и радовала эффектная пауза в стиле Цицерона.

Не поднимая глаз, он все-таки поймал растерянные взгляды двух церберов в нише. Потом оба посмотрели на лейтенанта, который сосредоточенно вертел в руках самописку – личную собственность Траинито.

Да, известная логика в рассуждениях этой собачьей морды есть, и именно они, карабинеры, должны это признать.

Под печальным взглядом обеспокоенного владельца самопишущей ручки лейтенант Лаццерелли стукнул кончиком стержня о стол и оскалил зубы в улыбочке:

– Итак, ваше участие в контрабанде – всего лишь гипотеза?

– Разумеется, всего лишь гипотеза, – уверенно, а точнее, нагло подтвердил Паломбелла.

– Хорошо, вернемся к Вичепополо. Какие у вас с ним отношения?

– Знаю, что такой существует.

– Меня интересует, знакомы ли вы?

– Несколько раз я бывал в его магазине. Телевизоры он продает по вполне сходной цене.

Лаццерелли кипел от бессильной ярости. Ну почему нельзя схватить такого вот подонка и стукнуть его головой о стенку?! И бить, бить до тех пор, пока тот не сбросит с лица бронзовую маску.

Чтобы не поддаться искушению разломить самописку надвое, лейтенант положил ее на стол, и Траинито наконец-то вздохнул с облегчением.

– Вы тоже считаете, что Вичепополо причастен к ограблению Нумизматического музея?

Бесполезный вопрос, заданный больше всего из желания получить хоть один утвердительный ответ. Еще бы он так не считал, этот прохвост!

Между тем ссыльный чуть выпятил губы и с откровенным ехидством во взгляде сказал тусклым голосом, с наигранным безразличием:

– Кто его знает.

Лаццерелли впился пальцами в гриву волос и слегка их подергал, словно он мучительно искал озарения. Но ему ничего не пришло на ум, кроме вялого вопроса, которому он постарался, однако, придать саркастический оттенок.

– Ну, а могу я узнать ваше мнение об этой краже?

– Действие, безусловно, достойное осуждения. Государство обязано лучше охранять музей, да и вообще все художественные сокровища страны.

«У этого выродка еще хватает наглости читать нам мораль», – рассвирепел Брандолин. Лейтенант Лаццерелли тоже начал терять терпение.

– Я спросил мнение знатока, а не рядового гражданина. – Он не пояснил, знатока чего именно, а Паломбелла уточнять не стал.

– Подобное же недовольство уже успели выразить газеты. Насколько мне известно, синьор Паломбелла, вы газеты читаете весьма внимательно.

Конечно, он их читает, особенно те, где упоминается о краже. Произошла-то она в его родном городе, словно бы обреченном на разграбление еще со времен…

Баста, баста! Если этот скользкий угорь не уймется, Лаццерелли за себя не отвечает.

Свой гнев он излил, со злостью постучав ручкой о стол.

– Вы все до единой газеты храните, – вкрадчиво сказал он. И умолк, безуспешно пытаясь прочесть на лице допрашиваемого зримые следы тревоги. – Во всяком случае, со дня преступления на вилле Сперони.

– Мне нравятся детективные истории, – промолвил Паломбелла. – Особенно те, которые полиции не удается раскрыть.

К удивлению подчиненных, лейтенант не рявкнул на нахала, а лишь покачал седеющей головой.

– Не все преступления удается раскрыть за несколько недель. Порой требуется куда больше времени. Но вы, Паломбелла, уж, простите, просто ясновидец, раз уже на следующий день после убийства решили, что полиции этой загадки не разгадать.

– Я этого не говорил, лейтенант. Меня интересуют все таинственные случаи. И потом, я тут изнываю от безделья, и любой предлог для меня хорош, чтобы как-то развлечься. Разве не так? Впрочем, я, наверно, единственный человек, который не должен вызывать никаких подозрений. Разве я не являюсь сюда каждый божий день и не расписываюсь в книге о невыезде? И не предписывает ли закон ссыльному на закате возвращаться домой и сидеть в своей норе до утра? Но разве закон запрещает читать газеты и хранить их?

Эта его уловка словно шлемом прикрываться несвободой человека поднадзорного переполнила чашу терпения лейтенанта Лаццерелли. Внезапно он швырнул ручку, которая покатилась по столу, и, опершись на локти, слегка привстал. Ладно, пусть убирается ко всем чертям этот вонючий мафиозный ублюдок! Ведь даже если и удастся вырвать у него какое-то признание, что маловероятно, протокол допроса, подписанный таким опытным бандитом, постигнет та же участь, что и все другие, составленные ранее честными молодыми офицерами карабинеров и бесследно исчезнувшие в ящиках столов начальников уже немолодых и бесчестных.

– Мне бы хотелось задать вопрос синьору Паломбелле, – строго в соответствии с субординацией обратился Брандолин к лейтенанту. В ожидании его ответа он вышел из ниши, и Лаццерелли с немой покорностью судьбе дал согласие, снова опустившись на стул.

– Несколько недель назад в нашем городе побывал некий Чириако Фавелла из Сан-Джованни-а-Тедуччо. Вы когда-нибудь встречались с этим человеком, и если да, то какими были ваши отношения?

Казалось, он предлагает Паломбелле решить шараду. Дон Джузеппе помрачнел, не скрывая своего огорчения.

– Чириако Фавеллу я знал с пятнадцати лет. Он работал в моем поместье. Паренек был трудолюбивый и добрый. – Он чуть нагнулся, расцепил пальцы и развел руками. – В какой-то момент мои условия показались ему не особенно выгодными. Он искал более перспективную работу. И потому ушел.

– Куда? – спросил Лаццерелли.

– Я потерял его из виду, – солгал Барон.

Теперь, когда Чириако умер, он мог признать, что тот на него работал, но сказать фараонам, что парень связался с Дядюшкой Нтони, означало оскорбить его память. К тому же бедняга Чири с лихвой заплатил за все сразу.

– Я снова увиделся с ним лишь месяц тому назад. У него были дела в провинции, и он заехал навестить меня.

– А об этой своей работе он говорил с вами? – не отступался Лаццерелли.

Он снова взял инициативу в свои руки и был благодарен Брандолину, который помог ему справиться со слепой яростью.

Гнусный ублюдок отрицательно покачал головой, и ему снова захотелось врезать этому Барону по роже.

– Он занимался продажей наркотиков, – сообщил он Паломбелле.

– Так вот почему его убили! – словно опытный лицедей, продекламировал Джузеппе. – Я узнал об этом из газетной вырезки, которую мне прислали из Неаполя. Не получил случайно и ваш участок копию того письма?

Нарочитая наивность подлого вопроса взбесила даже Траинито. Он со страхом и недоверием смотрел, как Лаццерелли оттолкнул стул, обошел вокруг стола и встал прямо напротив допрашиваемого.

– Само собой разумеется, вы не знаете, кто послал вам газетную вырезку.

– Не знаю.

Нельзя было ни стукнуть его головой о стенку, ни засадить в холодный карцер: правосудие с неисправными весами, страдающее вдобавок косоглазием, приговорило его к нежным заботам вдовы Косма, приятным прогулкам по свежему воздуху и к успокаивающей нервы рыбной ловле.

Он уставился полными гнева глазами в красноватые глазки этого сына шлюхи, которого только веселило, что он, лейтенант, беспомощно барахтается в мутной воде. Затем повернулся к нему спиной и снова обошел стол.

– Можете идти.

Он пододвинул к себе пачку бумаг и стал ею обмахиваться, не ответив на прощальный поклон этого ублюдка в пиджаке из оленьей кожи, и его очень разозлило, что подчиненные в ответ все же кивнули головой.

Прошло полчаса. Лаццерелли только что уехал, злой как черт. С этим дерьмом он больше не желает иметь дела. Пусть им займутся те, у кого печень и нервы покрепче.

– Иными словами, мы с тобой, Траинито, – уточнил Брандолин, снова заняв свое место за письменным столом.

Снова зарядил дождь.

Мрачное молчание нарушил телефонный звонок. По краткости ответов Брандолина Траинито понял, что звонили из полицейского управления в Виченце. А по тому, как сердито пыхтел его коллега и какие зверские он корчил рожи, предположил, что начальство держало речь типа обращения министра внутренних дел к бесстрашным стражам порядка.

– Слушаюсь, синьор капитан! – прошипел наконец Брандолин.

Он бросил трубку и с вызовом уставился на Траинито, ожидая его вопросов. Траинито не замедлил их задать, и старший сержант отрапортовал:

– Виченца сообщает, что получена депеша из Болоньи. Коллорини видели на автостраде Флоренция – Болонья, сразу за селением Лойано. Похоже, он возвращался с Юга и ехал на сером «мерседесе».

– Почему же его не схватили?

– Да потому, что дорожный полицейский, который его опознал, уже сдал дежурство. Он был один и без оружия. А Коллорини стреляет молниеносно, не целясь. Помнишь того беднягу из Портогруаро, он едва не ранил его насмерть.

Траинито стукнул себя кулаком по боку.

– Мы искали его в горах, в пещерах, на сеновалах, а он себе преспокойно жил где-то в Тоскане или в Эмилии.

– Ну, не обязательно там. Может, совсем на Юге. В Перудже было совершено нападение, в Терни похитили промышленника Марцаротто.

– А что хотят от нас эти господа из Виченцы?

– Чтобы мы продолжили поиски Коллорини. Капитан вбил себе в голову, что генеральный штаб Коллорини находится в самой Виченце либо в провинции.

Траинито в задумчивости почесал нос.

– Не понимаю все же, при чем тут мы, – промычал он.

– Я тоже, – признался Брандолин. – Так или иначе, бери Сартори и осмотрите с ним все укромные места до самой реки.

Он проследил за унылым взглядом Траинито, обращенным к иссеченным дождем стеклам, и пожал плечами.

– Ну ладно. Завтра пойдете. И тогда успеешь поискать человека, который всего час назад был в Болонье.

Свою радость Траинито проявил в том, что угостил Брандолина сигаретой из только что распечатанной пачки. Давая прикурить Брандолину, он внимательно посмотрел на него и понял, что тот пересказал ему не весь телефонный разговор.

– А больше те из Виченцы ничего не сказали? – полюбопытствовал он.

– Велели глядеть в оба, ведь вокруг Коллорини вьется молодая женщина лет двадцати, худощавая блондинка, личность ее пока не установлена. Похоже, она его любовница.

У Траинито от еле сдерживаемого смеха обе щеки сложились гармошкой.

– Единственная худощавая блондинка в наших местах – это племянница вдовы, которая сдала квартиру Паломбелле. С тех пор как ее тетушка упала с лестницы, блондинка часто приезжает сюда на велосипеде из Виченцы, верно, чтобы помассировать вдове Косма лодыжку.

– Как ни крути, а все нити сходятся к Паломбелле! Это он виноват, что при любом происшествии начальство все соки из нас высасывает, словно во всей провинции Виченца – единственная сахарная косточка, – простонал Брандолин.

Он перестал разглядывать ямочки на щеках Траинито и с преувеличенным интересом принялся наблюдать за дождевыми каплями, хлеставшими стекло. Капли были огромными, величиной с виноградину. Они на какой-то миг повисали на стекле, а затем скатывались вниз, сливаясь в один мутный ручеек.

– Кто следит за Паломбеллой?

– Бруно, старший из сыновей Биджо.

Брандолин вспомнил паренька, самого толкового помощника полиции из малочисленной группки противников мафии. Он работал официантом в единственном баре городка, принадлежащем его отцу, и сам предложил в свободные от работы часы наблюдать за ссыльным.

В такой ливень он наверняка решил прервать слежку. После всех неприятностей – неудачи с Паломбеллой, разносов начальства из Виченцы, да тут еще дождь льет как из ведра – Брандолин был сильно не в духе. Злость обвивала его шею, точно узкий, колючий, черный шарф. Подумать только, им, трем жалким карабинерам, приходится прибегать к помощи добровольцев-мальчишек!

Черт побери, тут можно заболеть комплексом неполноценности! От Траинито не ускользнуло скверное расположение духа начальника, и он постарался, как мог, его успокоить.

– Когда Паломбелла остается дома, наш Бруно сидит в своем подвале напротив. Ведь дом семейства Бьяджи и дом вдовы Косма стоят как раз друг против друга. Прекрасный наблюдательный пункт!

– Будем надеяться, что мальчонка не заснул.

– На Бруно можно положиться. Когда подрастет, хочет стать карабинером.

Недоверие старшего сержанта больно задевало Траинито. Тем более, что он старательно обучал своих юных помощников. А Бруно был усерднейшим учеником.

Траинито выдвинул ящик письменного стола и вытащил пачку листочков в клетку, надежно схваченных скрепкой.

– Он все записывает в тетрадь. Да как точно и аккуратно!

Брандолин протянул руку, придвинул листочки поближе и стал читать записи, сделанные округлым детским почерком. «28 ноября. Полдень. Два часа дня. Насинаю наблудение.

2 часа 15 минут: синора Мариза высла в сад с забинтованой ногой.

2 часа 20 минут – восла синора Мариза.

3 часа 35 минут – П. подосол и смотрел пять минут на дость.

4 часа 10 минут – потух свет в комнате П.

4 часа 15 минут – приехала Лаурета на вилосипеди.

4 часа 45 минут Лаурета усла.

5 часов пиристал дость, висел П. в плаще. Иду внис и я. Он посол потписат к карабинерам. Досол до клатбища, на бес астоновок. Пагаварил с измеником Пинином, вирнулся дамой без пити 6. 6 часов перидаю пост ридавому С.»

Брандолин невольно усмехнулся.

– Черт побери, ты прав. Да он прирожденный сыщик. Вот только орфография хромает. И он ведет свое «наблудение» каждый день?

– Каждый, с двух до шести.

– Что означает «ридавому С.»?

– Рядовому Сартори.

– Как по-твоему, быть может, Лаурета и есть любовница Коллорини?

– Хорошо бы! – воскликнул Траинито. – Но пока это только предположение.

Брандолин отложил в сторону первый лист и принялся читать второй.

«29 ноября, полдень.

2 часа насинаю наблудение.

4 часа 35 минут, высел П. купил газеты в киёске. Пил кофий, пахожу у Ларието. Пагулял с дон Тарчизио до церкви. Он посол потписать к карабенерам.

5 часов 20 минут висла синора Мариза с сумка и палка.

5 часов 25 минут Пиехала Лаурета на вилосипеди. П. закрил ставни на балкони.

5 часов 48 минут Усла Лаурета.

6 часов Пиридаю пост ридавому С.»

Старший сержант взглянул на Траинито.

– Говоришь, что девица приезжает, чтобы полечить тетушку? Тогда объясни, почему она часто приезжает и уезжает в то время, когда тетушки Косма нет дома?

Он сложил листки вдвое, потом вчетверо.

– Черт возьми, почему же ты не вписал эти наблюдения в дело Паломбеллы?

Брандолин излил на подчиненного не только досаду, которая терзала его все время, пока шел допрос Паломбеллы, но и недовольство собой, которое копилось в нем весь этот сумрачный, дождливый полдень. Брандолин забыл, что сам запретил Траинито упоминать в официальных отчетах о дурацкой детской болтовне.

– Тебе не бросилось в глаза, что эта девица приезжает и тогда, когда тетушки нет дома, а Паломбелла сразу закрывает ставни?

– Да, – признался Траинито, он тоже обратил внимание на эти странные совпадения. Однако подумал, что Лаурета согласилась скрасить одиночество этого прославленного бандита. Да к тому же он вовсе не какой-нибудь там дряхлый старикашка, наоборот, мужик в соку, правда, разыгрывает из себя благородного отца семейства. Пока Траинито излагал свои догадки, Брандолин все крепче сжимал самопишущую ручку, вызволенную из рук Лаццерелли целой и невредимой. Наконец Траинито в отчаянии воскликнул:

– И потом, об этой подозрительной блондинке мы узнали только что. Да и вообще маловероятно, что из всех блондинок провинции именно Лаурета и есть любовница Колдорини. Вам не кажется? У нас, в Фиа, черт побери, появился комплекс Скотланд-Ярда!

Брандолин смягчился, даже улыбнулся.

– Согласен. Но все равно постарайся собрать сведения об этой девице. Только смотри соблюдай осторожность. Прежде чем передать сведения в оперативный отдел, надо еще подумать, стоит ли, не то можно оказаться в положении новичков-дурачков. Ясно тебе?

– Да, синьор старший сержант.

Где-то совсем рядом прогремел удар грома и покатился дальше. И вскоре дождь утих и сквозь мокрые стекла пробился призрачный свет.

– Может, скоро совсем перестанет, – задумчиво сказал он. Бросил угрюмый взгляд на подчиненного и, немного поколебавшись, приказал:

– Сегодня уже, пожалуй, поздно, но с завтрашнего дня пусть «ридовой С.» больше не сменяет паренька Бруно в шесть часов, пусть-ка он проследит за Лаурой, когда она выйдет из дома вдовы Косма. И скажи ему, чтобы был в гражданской одежде и ехал на велосипеде.

Однако отчет, который Бруно представил час спустя сержанту Траинито, спутал все их планы.

Ливень унесся дальше, оставив на небе темное облако. В плохо протопленной комнате Брандолин и Траинито с нетерпением ждали, когда Мариетто пришлет им из бара по чашечке горячего кофе – не бог весть какое, а все же удовольствие, скрашивающее долгие часы дежурств. Бруно Биджо надеялся, что отец еще до ужина пошлет его отнести кофе. Тогда он смог бы передать свои наблюдения, старательно написанные им на тетрадных листочках. Он пересек площадь и молча вручил поднос с кофе карабинерам, сидевшим в комнате на первом этаже муниципалитета. Затем бегом возвратился в бар.

На этот раз он немного опоздал – пережидал, пока кончится дождь.

– Вот и я!

Траинито отвинтил крышку термоса, разлил по чашкам кофе и протянул одну Брандолину. Потом достал из-под блюдца сложенный пополам лист и громко прочитал:

«30 ноября, полдень.

2 часа дня, насинаю наблудение.

2 часа 50 минут, висел П; видил как он восол к карабинерам.

3 часа 25 минут, висел П. от караб. вирнулся дамой.

4 часа 10 минут начился ливен. Патух агонь в комнате П.

6 часов Пиридаю пост ридавому С.

Паскри – в бар васол адин чилавек в белом плаше и кажица задает вапросы».

Траинито нахмурился, и на его лбу резко обозначились глубокие бороздки.

– Что означает «паскри»?

– Наверное, постскриптум, – предположил Брандолин. Он мигом осушил чашечку кофе и из-за спины Траинито стал читать донесение.

– Смотри, «паскри» написано карандашом, а не ручкой. Верно, паренек, пока ждал отца с подносом, заметил незнакомца и записал эту новость оказавшимся под рукой карандашом… Ну и молодчина!

– Какие тот задавал вопросы, как вы думаете?

– Откуда мне знать? Но раз Бруно посчитал нужным сообщить об этом нам, значит, они касались Паломбеллы.

Он стер со стола каплю кофе. Траинито смотрел на него снизу вверх, ожидая, не скажет ли его начальник еще что-нибудь.

– Дождь унялся, Траинито, – сказал наконец старший сержант. – Ты вконец продрог, вот и сходи в бар, выпей пунш с ромом.

– Но я…

– Заодно взглянешь на любопытного господина, послушаешь, что за вопросы он задает.

– Траинито! – остановил его старший сержант уже у самого порога. – Надень-ка мой плащ, а фуражку просто не надевай. Думаю, этот господин из тех, что сразу пугаются, завидев карабинера.

Траинито последовал совету начальника. Он и сам считал, что в иных случаях для маскировки полезно одеть карабинеров в гражданскую одежду либо заставить преступников носить мундир.

– Увы, когда сержант Траинито был еще на полпути к бару, он увидел в дверях бара нечто белое. Потом разглядел, что по противоположной стороне навстречу ему идет человек в белом плаще. А прямо за незнакомцем чуть ли не бежит Бруно. Когда он и незнакомец сошлись, Траинито заметил, что тот ниже среднего роста, стройный, а на голове у него мягкая фетровая шляпа. Шел он спокойно, неторопливо. Едва он прошел дальше, Траинито остановился, порылся в карманах, будто что-то забыл, и повернул назад. Бруно, уже настигший его, помахал ему газетой, а зачем – Траинито так и не понял и устремился вслед за незнакомцем по улице, ведущей к шоссейной дороге.

Когда и Траинито добрался до дороги, он только успел увидеть, как серая машина, похоже «опель-кадет», понеслась по направлению к Виченце. Бруно подскочил к нему и помахал книжечкой комиксов.

– Я записал номер! – прохрипел он и показал страничку приключений Летающего Дьявола с цифрами наверху.

– Да ты просто Великий Дракон! – похвалил его Траинито, вырвал страничку с Летающим Дьяволом и сунул себе в карман.

– Прачитали паскри?

– Конечно. Потому-то я и отправился в бар. Что за вопросы задавал незнакомец?

– Хотел знать про мафиозо, где шивет, што делаит, как праводит день.

Оба направились к бару. Отец Бруно все подтвердил. Да, темноволосый, худощавый человек со множеством золотых зубов во рту заказал чашку кофе и, пока Мариетто готовил его, завел беседу. Говорил он на южном диалекте.

Он будто бы слыхал, что в городке поселился ссыльный, не Джузеппе ли Паломбелла его имя?

Когда ему подтвердили, что да, Паломбелла, незнакомец сильно оживился. Значит, это правда? Но разве он мафиозо? Он дона Джузеппе знает еще по Амальфи, опытный землевладелец, цитрусовые выращивает. Вот ведь как несправедлива судьба к порядочным людям! А где он поселился? Почти не выходит из дома? Ну, он всегда был немного нелюдим. Утром часто отправляется на рыбную ловлю? Интересно! А тут бывают хорошие уловы? A-а, в реке за холмами водится форель! В самые ближайшие дни преподнесу ему сюрприз, сам съезжу туда порыбачить. Нет-нет! Не говорите ему, что я сюда приезжал. Не то какой же это будет сюрприз? А я хочу его здорово удивить! Потом выпил кофе и ушел, а следом за ним отправился и Бруно.

– Однажды моему сыну проломят башку, тогда у него пропадет охота играть в полицейских и воров! – с горечью заключил Мариетто.

– Ваш сын хоть сейчас мог бы открыть сыскное агентство! – горячо возразил Траинито. Но отец Бруно остался при своем мнении – лучше не совать нос в чужие дела. С ним самим в баре не раз случались неприятности: тут всякая шваль собирается, а потом его же и обвиняют в сводничестве.

Все же он счел нужным спросить у Траинито, как ему теперь поступать:

– Должен я сказать синьору Паломбелле об этом его друге?

Траинито пожевал губами, подумал и сказал:

– Послушаем, что скажет старший сержант, а потом решим. – У него самого возникла задумка, но простому сержанту не положено навязывать свои идеи.

Пока он рассказывал Брандолину о том, что ему удалось узнать, тот беспрестанно потирал мозолистые ладони. Появление любопытного вознаградило его за все неудачи этого невеселого дня. Он вскочил и стал возбужденно расхаживать по маленькому – четыре на четыре метра – служебному помещению. Его худое лицо с длинным носом раскраснелось от возбуждения. Траинито, низкорослый, со смуглой кожей, рядом с ним казался Санчо Пансой возле Дон Кихота.

– Для начала позвоним в Виченцу. Пусть поищут машину. Если Лаццерелли на месте, послушаем, что он думает о столь неожиданном визите. Невиданное дело, едва этот ублюдок оказался здесь, весь Юг словно невзначай устремился в наш городок!

Он пододвинул к себе листок с пометками Бруно – на серебристом плаще Летающего Дьявола чернел номер «ВИ 76 586».

Уже семь часов вечера. Кто знает, пошел ли Лаццерелли, вернувшись из Фиа, прямо к себе в управление?

Лаццерелли, к счастью, оказался в своем кабинете. Он молча выслушал рассказ Брандолина, записал номер машины и попросил описать внешность незнакомца в белом плаще. На вопрос Брандолина, сообщать ли об этом визите Паломбелле, он долго молчал. Старший сержант даже решил было, что нарушилась связь.

– Алло, алло! – закричал он в трубку, но сразу же устыдился своей нетерпеливости, когда отчетливо и громко, словно тот был совсем рядом, донесся до него голос Лаццерелли.

– Я думаю, да, лучше, если бармен скажет ему о визите. А потом проследите за господином Паломбеллой, его действия могут навести на след.

– Не забудьте сообщить нам, чья это была машина.

– Хорошо, через полчаса я вам перезвоню.

Но позвонил Лаццерелли только в половине девятого. В ожидании звонка Брандолин и Траинито успели подкрепиться сэндвичами, запивая их белым вином. И даже не пожаловались на сей раз на свою несчастную судьбу. Наконец-то они участвовали в деле, от которого мурашки по коже бегают, хотя в больших городах привыкшие ко всему полицейские изумляться и переживать уже разучились. Хоть это дело и приносило им кое-какие неудобства, зато они чувствовали себя словно воины на поле брани в этой атмосфере напряженности и возбуждения. Часы и дни летели незаметно, не то что в удручающе-рутинной, заранее известной до мелочей, сонной службе.

Машина принадлежит конторе автопроката, – сообщил Лаццерелли. – Это «опель-кадет», взятый вчера вечером напрокат неким Микеле Аваллоне – торговцем из Казерты. Та же фамилия фигурирует в водительских правах, предъявленных владельцу конторы. По описанию, похоже, это тот самый человек в белом плаще. С ним был его приятель, тоже из Казерты, – Луиджи Куомо, представитель фирмы. Об обоих мы запросили сведения в полиции Казерты.

Он на секунду прервался. Хлюпнул носом и, судя по звуку, вытер его платком. Потом продолжил уже более звонким голосом.

– Послушайте, старший сержант! Что за человек этот владелец бара? Иными словами, можно ли ему доверять?

– Вполне!

– Ну тогда я бы так его проинструктировал: когда Паломбелла заявится в бар, пусть сообщит ему, что некий тип настойчиво о нем расспрашивал, ясно вам? И пусть будто невзначай обронит, что этот тип назвался Микеле Аваллоне.

В трубке что-то зашуршало, а затем Лаццерелли чихнул прямо-таки оглушительно: промозглый день отыскал-таки свою жертву. Брандолин отставил трубку, но тут же снова поднес ее к уху, чтобы не пропустить ни единого слова начальника.

– Вы уверены, что владелец сумеет точно передать реакцию Паломбеллы?

– Суметь-то он сумеет. Но вы сами сегодня убедились, что наш Барон всегда сохраняет невозмутимое выражение лица.

– Да не только о выражении лица я говорю, – сказал Лаццерелли, занервничавший при одном упоминании о безмятежном спокойствии Паломбеллы и его насмешливой ухмылке. – Важно узнать, как он себя поведет. С кем будет говорить. И что тому человеку скажет.