Текст книги "Логово горностаев. Принудительное поселение"

Автор книги: Энцо Руссо

Соавторы: Анна Фонтебассо
сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 29 страниц)

Завидев Чириако, он перестал забавляться. Велел Дженнарино ублаготворить новобрачную, с галантной любезностью ответив на ее слова горячей благодарности, и велел Чириако пройти в заднюю комнату. Пошел за ним следом и, громко хлопнув дверью, отчего у Чириако екнуло сердце, удобно устроился в кресле, единственном в комнате месте, куда можно было сесть.

Это парикмахерское кресло на вращающемся треножнике пользовалось в неаполитанском преступном мире не меньшей известностью, чем сам его владелец. Хотя над креслом и посмеивались (конечно, лишь шепотком), оно считалось символическим троном, овеянным мрачной славой, ведь покачивавшийся в нем с рассеянным видом тучный человек очень часто выносил тут чудовищные приговоры. Сейчас же он словно отдыхал в нем, свесив голову и слегка покачивая ногами.

– Арестовали Спаламуорто, – внезапно сказал он, глядя в потолок.

Сердце Чириако больно сжалось и забилось бешено, рывками.

– Из-за Энцо Калоне? – наконец промычал он.

Выцветшие глаза босса перестали разглядывать низкий потолок и приклеились к Чириако, словно щупальца осьминога.

– По анонимному письму, отправленному из Виченцы. Как раз в тот день, когда ты оттуда уехал. Так говорят мои осведомители из неаполитанской полиции.

Зрачки, утонувшие в зеленоватой пелене, мгновенно уловили, как вздрогнул Чириако: он увидел себя самого опускающим в почтовый ящик два письма, одно – адресованное Бароном себе самому, другое – карабинерам в Фиа.

Значит, это Барон постарался. Неужели он не сообразил, каково придется ему, жалкой пешке на шахматной доске, где король, королева и офицеры могут съесть ее в одну секунду. А ведь Барон не зверь, как вот этот, что рвет ему душу! Ледяные зрачки Дядюшки Нтони пронзали его насквозь.

– Кто бы это мог быть? – спросил он, дрожащим от ужаса голосом, и этот нескрываемый ужас вызвал у человека, развалившегося в кресле, приступ веселья. Дядюшка Нтони откинул назад голову и затрясся от смеха, больше похожего на львиный рык.

– Я же тебе сказал, письмо анонимное, Чири! Иначе говоря, без подписи или же подписанное «один друг», – объяснял он с наигранной ласковостью. Он снова сел в кресле прямо и стал изучать реакцию своей жертвы, причем его широкое, крепкое лицо вдруг утратило всю свою веселость. Оно стало морщинистым, хмурым, и наступившее молчание показалось Чириако бесконечным.

– А у тебя в тех местах один друг есть. Уж не захотелось ли тебе повидать его или даже поболтать с ним? Твоему дружку там малость одиноко, и он был бы тебе рад…

Каждый раз после слова «друг» он делал долгую паузу. Чириако был совершенно подавлен. Эти паузы, когда страх волной приливал и откатывался назад, вызывали у него головокружение, которое испытываешь у края пропасти. Отчаяние Чириако было столь очевидным, что Дядюшка Нтони, похоже, разжалобился.

– Впрочем, Спаламуорто все отрицает. И потом, я его не знаю… ничего страшного, ничего страшного… Знаешь, Чири, когда человек выбирает свой путь, то тут уж быть сентиментальным не след. Я говорил тебе это с самого начала, не так ли? – беззлобно упрекнул он Чириако, как старый опытный дядюшка наставляет неосторожного племянника.

Чириако заморгал часто-часто. Он стоял перед человеком, развалившимся в парикмахерском кресле, которое вовсе не казалось ему смехотворным трончиком, а было для него грозным троном разгневанного монарха. Сам же он чувствовал себя зайцем, за которым гонится охотничья собака, а спасательный прыжок никак не удается. Пожалуй, лучше его и не делать, этот прыжок. Умнее воспользоваться тем, что вопросов впрямую не было, и не давать никаких ответов. Ведь любое неосторожное слово может превратиться для него, загнанного зайца, в высоченную отвесную стену.

Похоже, Дядюшке Нтони пришлось по душе его молчание. Он поднялся, словно судья, уже вынесший приговор и покидающий судейское кресло.

– Ты в горючем нуждаешься? – спросил он.

Вопрос вконец сбил Чириако с толку. Значит, допрос кончился? Можно вернуться к обычной «работе»? Нет, Дядюшка Нтони вовсе не злобное чудище, он все учитывает, все понимает и, если ты провинился, учиняет тебе разнос. Так он прав – нельзя быть чувствительным. Предупреждение это он запомнит навсегда и больше не будет таким наивным и глупым. Да и нет никакого резона – тем, ради кого ты рискуешь головой, не только начхать на тебя, но они еще беззастенчиво тебя используют в своей опасной игре. Ну, а если ты попал в беду, тем хуже для тебя. Он заметил, что хозяин ждет ответа.

– Нет… пока нет.

– Сколько их у тебя?

– Восемьсот.

– О, целых восемьсот! – вроде бы удивился Дядюшка Нтони. – Тогда, Чири, сделаем так. Из Террачины поступил срочный заказ, а новая партия еще не прибыла. Так уж ты отдай эти восемьсот доз коллеге из Террачины. Ждать тебе придется всего два-три дня, а потом тебя первым снабдят товаром. Ты готов сделать мне такое одолжение?

– Конечно, Дядюшка Нтони! Я целиком к вашим услугам! – с искренним энтузиазмом отозвался Чириако. Услуга была совсем крохотной в сравнении с его большущим промахом. Да он готов был отдать Нтони все до последнего, а не какую-то там партию товара неудачливому коллеге. К тому же, пока его снова снабдят горючим, он дня четыре передохнет.

– Нужно отвезти эти дозы в Террачину? – предложил он с готовностью…

– Нет, не утруждай себя. Принеси их мне, а уж об остальном я сам позабочусь.

– Я мигом, – заверил хозяина Чириако.

– Э, особо торопиться нечего. Главное, принеси их до закрытия магазина – Дядюшка Нтони отворил дверь.

Огни магазинных ламп, свет, льющийся с экранов включенных телевизоров, показались Чириако праздничным фейерверком. О, святая мадонна, кошмар кончился.

Он весело поприветствовал Дженнарино, который внимательнейшим образом изучал испорченный транзистор, а его владелица, маленькая женщина, следила за движениями его рук так, словно перед ней хирург, делающий операцию на открытом сердце. Пожалуй, стоило идти к боссу медленно и нехотя, чтобы потом насладиться быстрой и приятной обратной дорогой, думал Чириако, одолевая неблизкий путь к своей машине, которую он нарочно оставил на дальней стоянке. Очень уж не хотелось встречаться с Дядюшкой Нтони, вот он и тянул время. А сейчас ему сильно захотелось есть. Прежде чем сесть в машину, он зашел в бар напротив стоянки и с жадностью умял бутерброд, разглядывая безоблачное, уже начавшее синеть на закате дня небо.

Он быстро проглотил чашку кофе и пустился в дорогу.

Проехать предстояло всего километров десять, но приближался час пик, и он немного припозднился – хорошо, что Дядюшка Нтони его не торопил. И в самом деле, когда Чириако появился в магазине незадолго до его закрытия и стал извиняться за опоздание, тот прервал его кивком головы. Он благосклонно принял все оправдания Чириако: сначала дорогу ему преградила очередная демонстрация безработных, а на обратном пути он попал в автомобильную пробку. Дядюшка Нтони вынул из ящика гроссбух, озаглавленный «Плата за ремонт телевизоров», в котором он отмечал покупку и продажу куда более опасных вещей, и записал, что восемьсот доз возвращены.

– Теперь с тобой все в порядке, – сказал он Чириако. Закрыл гроссбух и положил на него свою грязную, жирную лапу. – Недавно мне подтвердили, что груз прибудет завтра. Ну, некоторое время понадобится на то, чтобы приготовить дозы… Приходи в конце недели, скажем, в пятницу или субботу. А сейчас иди, я закрываю магазин.

Чириако вернулся в центр города, когда уже совсем стемнело. Огни рекламы зажглись все сразу, создав радостное ощущение праздника и мнимого богатства. Чириако немного побродил по длинной, прямой улице Бьяджо-дей-Либрай, в эти вечерние часы полной народа, и добрался до площади Нило, останавливаясь у каждой витрины. Полученные недавно деньги – у него в кармане брюк, и он может купить уйму всяких вещей. Черт возьми, как хорошо не думать о деньгах! Он долго стоял в немом восхищении у витрины ювелирного магазина, где были выставлены запонки с огромными драгоценными камнями. Все прикидывал, купить их или лучше кварцевые часы, пока ювелир не опустил железную решетку, положив тем самым конец его сомнениям.

Рядом была пиццерия. Через неплотно закрытую дверь доносился манящий запах жареного мяса, вызвав у Чириако обильное слюноотделение и призывное бурчание в животе, которому он охотно уступил. Когда час спустя он вышел из пиццерии, подкрепившись двумя стаканами «бьянколелла дʼИския», то едва не налетел на пистолет Томаса Мильяна, который актер наставлял на него с огромной, метр на два, афиши соседнего кинотеатра. Прочел надпись под фигурой актера: «„Оперативная группка“ – блистательный, первоклассный детектив». Он предпочел бы посмотреть «Жена-девственница», там в главной роли Фенеш, и, говорят, она неотразима. Но идти дальше ему не хотелось, и он подчинился приказу сурового стрелка, сжимавшего в руке «пистолет, бьющий без промаха».

Возбужденный и словно невесомый, он сел в свою «127» лишь в полночь и направился к улице Дуомо. Стояла тихая, прекрасная ночь, он спокойно вел машину, не переставая хвалить себя самого. И все вспоминал о колонне безработных, преградившей ему путь, когда он, как и сейчас, спускался к улице Марина. «Все они, черт побери, такие же молодые, как я! А у меня классная машина, и, что захочу, покупаю. Конечно, работа моя рискованная. Ну, и не совсем чистая, вернее даже – грязная и гнусная. Так что с того, я откажусь – и сразу десятки попросятся на мое место. Мудро сказал Дядюшка Нтони – глупо быть сентиментальным. Будь я таким, тоже сейчас плелся бы в той колонне».

Фильм сильно его возбудил и приятно взбудоражил, придав больше смелости.

Машин на улицах было немного, и он довольно быстро добрался до моста Гранили. И, как всегда, когда ехал по окружной дороге, поддался искушению полюбоваться морем, обычно заслоненным портовыми сооружениями. Оно было красивым, красивее, чем днем, ведь не видно ни нефтяных пятен, ни плавающих бутылок и прочих отбросов. Он улыбнулся, вспомнив рассказы своего деда, который упрямо твердил, что в молодости каждый день отправлялся на берег выпить морской воды, чтобы «прочистить кишки». Из внуков никто ему не верил, хоть старикан клялся всеми святыми, что это сущая правда. «Я тоже расскажу своим внукам, будто пил в порту морскую воду и даже тифом не заболел».

Проезжая через мост Франчези, он все еще улыбался. Наконец сбросил скорость – он подъехал к дому, и опять встала проблема парковки. Машины стояли впритык друг к другу – не втиснешься, – пришлось остановиться метрах в ста за домом. Ну что за странная штука? В городе полно безработных, экономический кризис и прочие напасти, а улица на сплошной гараж похожа, попробуй тут припаркуй машину возле дома. За ним шла машина, и ее водитель испытывал те же трудности. Он не ехал, а терпеливо тащился по узкой улочке вслед за Чириако, который бдительно следил за «соперником». Отыскав наконец свободное местечко, он рванулся в проем, боясь, как бы другой его не опередил. «Э нет, дружок, это место я никому не отдам. Езжай дальше и ищи, я-то ведь сколько искал!»

Он вылез из машины, захлопнул дверцу кабины и ступил на тротуар. Но и двадцати метров не прошел. Когда он услышал сзади шорох, было уже поздно. Вместе с шорохом он ощутил сильнейший удар в спину. О мадонна, как больно! Он хотел повернуться, но двое незнакомцев сжали его с двух сторон и давай лупить. Лишь когда сверкнули лезвия, он понял, что это удары не кулаками, а ножами. И еще он успел понять, что защищается плохо, спина вдруг стала мягкой и теплой, он еле удерживался на ногах. Руками он прикрывался от все новых и новых ударов беспощадных, безмолвных убийц и странным образом не ощущал больше боли. Сплошные страшные удары ножей вонзались в его онемевшее тело.

Он опустился на тротуар. Нет, это был не тротуар, а мягкий матрац с темным, беспрестанно подрагивающим балдахином. Ковер-самолет в ночи… Какая темень, темень…

10

В самой дальней комнате отделения карабинеров Траинито занимался важной работой: держал над паром конверт, а в кастрюльке, в которой он обычно варил кофе, когда бар бывал закрыт, вовсю кипела вода.

– Смотри, как бы чернила не расплылись, – предупредил рядовой Сартори, зачарованно наблюдая за поистине чудодейственными манипуляциями старшего сержанта. Впервые ему, простому карабинеру, довелось так близко соприкоснуться с тайнами объединенных мафиозных банд Кампании и Неаполя.

– Да все на машинке напечатано! – рявкнул в ответ Траинито. Этот дурень Сартори временами доводил его до бешенства. Он просунул в проступившую щелочку острие ножичка и стал осторожно вскрывать конверт. Собственно, он поступил точно так же, как и прежде, когда вскрывал анонимное письмо, отправленное этому мафиозо Паломбелле и самим карабинерам. Имя отправителя письма оставалось для них загадкой.

Неаполитанские коллеги, предупрежденные телексом из Виченцы, моментально разыскали этого Спаламуорто, а тот представил алиби, подтвержденное двумя вполне уважаемыми людьми. Но Спаламуорто подвел счет из прачечной, найденный у него в кармане пиджака и врученный ему в Виченце услужливой гардеробщицей одного из тамошних отелей. Портье и служанка на этаже опознали клиента, время совпадало. После этого господа, подтвердившие алиби, заявили, будто они спутали дни, а сам Спаламуорто перед лицом очевидных фактов упрямо отрицал какую-либо причастность к убийству. Он клялся и божился, что ездил в Виченцу, чтобы встретиться с одной «синьорой», имя которой он не назовет, не желая ее компрометировать.

Ну, а о том, чтобы арестовать Антонио Вичепополо, по прозвищу Дядюшка Нтони или просто Дядюшка, и говорить не приходилось. Он об убитом слыхом не слыхал. Да и сами подумайте, может ли порядочный и здравомыслящий человек послать кого-то рыскать по всей Италии, чтобы потом убить незнакомца? Этого предполагаемого наемного убийцу он и в глаза-то не видал. А Спаламуорто в свою очередь, понятно, утверждал, что не имел чести ни познакомиться с синьором Вичепополо и даже имени его не знал.

– Все в порядке! – Траинито осторожно раскрыл конверт с вкусно пахнущей краской печатью «заказное» и двумя пальцами выудил крохотную вырезку из газеты. «Неаполь, 22 октября. Район Нуова-Вилла в Сан-Джованни-а-Тедуччо стал местом кровавой трагедии. На Чириако Фавеллу, молодого человека двадцати одного года, возле самой двери его дома напали незнакомцы и зверски убили его ударами ножей. Ведется расследование среди торговцев наркотиками, с которыми молодой человек, очевидно, был связан. Не исключено, что речь идет о сведении счетов».

– Черт возьми! – воскликнул Траинито, и, подняв голову, едва не уткнулся лбом в порозовевшее лицо стоявшего совсем рядом Сартори.

– Этот мафиозо пустился во все тяжкие… Молодой человек, ну этот Фавелла, приезжал аж сюда, в глушь, чтобы с ним повидаться, и что с беднягой потом случилось?! С ним свели счеты. Ей-богу, прежде чем связаться с этим типом, надо составить завещание.

– С каким же «этим»? – спросил с порога старший сержант Брандолин. Он стряхнул с мокрого плаща капли дождя и вошел в комнату, вытирая лицо платком.

– Его сиятельством доном Джузеппе Паломбеллой. Прочтите сами, старший сержант. Неплохой образчик послания с двойным смыслом.

Траинито протянул Брандолину вырезку из газеты и впился в шефа взглядом, чтобы не упустить малейшую его реакцию. Но тот, читая заметку, лишь слегка прикусил губу.

– Что значит «с двойным смыслом»?

Траинито вскинул брови – учись, мол, дурень, что можно извлечь из нескольких газетных строк анонимного письма. А еще не мешает дурню Сартори послушать, как умно и точно он расшифровывает это тайное послание.

– Либо это подтверждает, что приказ об убийстве выполнен, если Фавелла был врагом и дон Джузеппе приказал его убрать. Или же это грозное предупреждение, если Фавелла был другом дона Джузеппе, за что его и убили.

Не обращая внимания на стекавший за воротник ручеек пота, старший сержант надеялся отыскать в этих строчках непонятно что. Наконец он все свое внимание сосредоточил на конверте – по штемпелю видно, что письмо отправлено из Неаполя днем раньше, необычная резвость для почты, как правило пользующейся для своих нужд чуть ли не каретами. Но не сбылась надежда Траинито услышать мнение начальника о его умной и точной расшифровке письма. Тот лишь сказал:

– Надо все сообщить лейтенанту Лаццерелли в Виченцу. А ты, Сартори, сходи в муниципалитет и попроси сделать фотокопию. Хотя нет, две. И конверта тоже. Потом снова положишь письмо в конверт и отнесешь его на почту, пусть отправят адресату.

– Хотелось бы посмотреть на лицо этого Паломбеллы, когда он вскроет конверт, – заметил Траинито.

– А какое у такого лица должно быть при этом лицо? – отозвался Брандолин. Он нарочно прибег к игре слов, чтобы собраться с мыслями и выразить кратко всю свою досаду.

– Эти молодчики веками учатся сохранять на лице невозмутимость, чтобы ни о чем нельзя было догадаться. Если бы ты даже в тот миг тайком следил за ним, то ничего бы не заметил. Ведь эти мафиози не такие простаки, как мы с вами!

11

Барон подождал, пока вдова Косма, которая услужливо принесла заказное письмо, закроет за собой дверь, и стал его изучать. По темным, еле заметным пятнышкам на конверте он определил, что фараоны опять его вскрывали. Он процедил сквозь зубы свою нецензурную оценку действий цензоров, вскрыл конверт и вынул вырезку. Потом тщательно ощупал изнутри сам конверт.

Брандолин не ошибся. Любой, кто поглядел бы за Бароном, не заметил бы никаких внешних признаков волнения. Разве что дон Джузеппе стиснул зубы от ярости, нахлынувшей, словно могучая и разбившаяся о скалы волна.

Значит, от зорких глаз Дядюшки Нтони не ускользнуло «предательство» Чириако. Со своего гнусного парикмахерского кресла в глубине комнаты, заваленной картонками и ящиками, он тотчас повелел покарать виновного, и с редкой жестокостью, никак не соизмеримой с тяжестью проступка. Ну а цель была двоякой – наказать того, кто рядом, и напугать того, кто далеко. Какая подлость!

Он живо представил себе, как этот человечек усмехается, отправляя заказное письмо с вестью, что нетрудная загадка с анонимным письмом из Виченцы разгадана.

Зря он «подкинул» Дядюшку Нтони карабинерам, эта блоха кусается, и свирепо. Он тут же нанес ответный удар тому, кто находился поблизости, хоть Чириако почти ни в чем не был виноват. В сущности, он лишь открыл человеку, которого уважал, что труп, ему подброшенный, не что иное, как одна из злобных и гнусных шуток этого подонка Нтони, любящего позабавиться.

Но до чего же быстро отреагировали карабинеры! Если б они не действовали столь поспешно, Дядюшка Нтони никак не увязал бы анонимное письмо с приходом Чириако. И тогда этот совсем еще юнец избежал бы преждевременной насильственной смерти. Во всяком случае, раз Антонио Вичепополо смог после ареста Спаламуорто организовать убийство Чириако и отправку письма с этой вестью, значит, он вышел сухим из воды, заключил про себя Барон, весь кипя гневом. «Клянусь богом, пока я, Джузеппе Паломбелла, жив, я не успокоюсь, покуда не упеку вонючего убийцу в тюрягу!» Повторив это несколько раз, он наконец успокоился.

Ярость в первый момент подсказала ему кровавую месть. При желании и Барон мог покарать Дядюшку Нтони руками наемного убийцы. Достаточно было послать в магазин обычного клиента, лучше всего под ручку с красоткой, которая бы отвлекла внимание телохранителей, которых осторожный Дядюшка Нтони всегда держал в доме. Пара выстрелов из пистолета с глушителем была бы достойным ответом на удары ножей. Но привыкший обдумывать все варианты, Барон нашел иной способ мести, не столь кровавый, но зато более унизительный. Таких негодяев куда сильнее ранит собственная промашка, чем выстрел из пистолета, их больше мучает насмешка, чем пулевая рана. Ведь выставленные на осмеяние, они рискуют потерять авторитет босса, а это для них страшнее, чем покушение на их жизнь.

Глядишь, настоящая война начнется, с беспокойством подумал дон Джузеппе, радуясь все же, что может рассчитывать на нежданного союзника в лице Коллорини. Да, если он хочет поймать двух зайцев сразу, надо срочно связаться с Пиццуто. Надо основательно подготовить «дело» с Нумизматическим музеем и узнать, каковы намерения Вичепополо. С тем чтобы в подходящий момент накинуть ему на шею петлю.

Он вынул из заднего кармана брюк бумажник и положил в него письмо. Затем нашел в ящике столика открытку с изображением Фиа – о боже, да это же большой ночной горшок, окруженный огородиками и курятничками! – и написал адрес: «Рокко Пиццуто, управляющему поместьем Апельсиновая Роща, Амальфи (провинция Салерно)». Сам же текст гласил:

«Пришлите мне как можно скорее мешок орехов последнего урожая. Пусть моя жена попросит у Феличе Беллавоче одну из книг, которые он дает почитать клиентам, пока они сидят в очереди. Тут я ничего интересного для чтения не нашел».

12

Рокко Пиццуто был похож на кого угодно, только не на неаполитанца. Может, у него были среди предков французы или нормандцы, и они-то и дали о себе знать в эти тревожные семидесятые годы белокурыми волосами, густыми темно-рыжими усами и светло-голубыми глазами управляющего поместьем. Лишь метр шестьдесят пять сантиметров роста говорили об антропометрической принадлежности к жителям Юга.

Он сидел на диванчике в гостиной Барона, низко согнувшись и положив скрещенные руки на колени.

Резкие слова хозяина вызывали у него немедленную ответную реакцию – указательные пальцы вскидывались и тут же снова прижимались к ладоням. А порой он и вообще прищелкивал пальцами. Сразу по прибытии он доложил об обстановке в Неаполе – Дядюшку Нтони вызвали в полицию по делу Спаламуорто, которого схватили благодаря счету из прачечной, найденному в его кармане.

– А этот полный кретин Спаламуорто даже и не вспомнил, что у него в кармане счет, – с презрением заметил Рокко. – Увы, вызов в полицию не завершился арестом, так как «полный кретин» тут же подтвердил версию Дядюшки Нтони: «Я не имел чести знать и никогда не видел этого синьора». Итак, этот вонючий босс Нтони не имел чести знать нанятого им убийцу. Но этот «оклеветанный» джентльмен кипел от злости – жалкий наемный убийца оказался сущим идиотом.

Дядюшка Нтони без труда увязал приезд Чириако в Виченцу и его встречу с прежним почитаемым боссом и незамедлительно покарал паренька. Этим он хотел припугнуть и самого бывшего босса.

Теперь все чего-то ждали, большинство – ответных действий Джузеппе Паломбеллы, который хоть и находился далеко, но не собирался терять контроль над районом, откуда его изгнали на основании Закона 575. Нет, туча, хотя и неблизкая, предвещала неминуемую грозу для мафиозных банд, укоренившихся в Кампании.

– Чириако мы похороним с великими почестями, – пообещал Барон. Понятно, под словом «похороны» он подразумевал не уже состоявшееся погребение, а церемонию принесения на алтарь жертвы – трупа убитого из мести врага. – Но не сейчас… Торопиться незачем… – Глаза его сверкнули, и он нахмурил брови. – А пока есть у меня интересная задумка, дон Рокко. Надо нам показать, чего мы стоим.

И Барон рассказал ему о плане Стефано Коллорини.

Прошла почти неделя после первой встречи у реки. Лишь два дня назад, когда дождь стих, им удалось встретиться вновь. На этот раз при прямой помощи Лауры – она мой лучший адъютант, сказал Коллорини, – и разговор они вели в густом кустарнике, надежно укрытые от чужих глаз.

Эта встреча была более откровенной и немного более теплой, чем первая в Леччи. Свое предложение Коллорини высказал открыто и четко – он был совсем не глуп, тщательно изучил обстановку и получил подробные и точные сведения. Он знал, как легче всего обмануть охрану, которую охраной можно было назвать только с большой натяжкой. Ведь состояла она всего из двух сторожей, некрепких, небрежных, а может, и просто неспособных бдительно охранять столько залов сразу. Единственную трудность представляло только довольно надежное сигнальное устройство. Его установили недавно, после кражи нескольких греческих амфор, стоивших гроши в сравнении с коллекцией древних монет. Кроме того, ночью обширный музей обходил патрульный, обход занимал час, а то и полтора, если только дежурный не уставал и не ложился отдохнуть в один из древнеримских саркофагов, расставленных в разных залах. При этом дежурный заранее запасался подушкой и электрическим фонариком, чтобы лежа почитать свою любимую книгу «Историю паладинов Франции». Предельным сроком для проведения операции был месяц. В конце ноября заказчик приедет, чтобы купить драгоценную коллекцию, и само место ее вручения подсказало Барону, почему Коллорини так нуждался в его помощи. Нумизматическую ценнейшую коллекцию предполагалось вывезти морским путем. Коллорини рассчитывал на один из быстроходных катеров из контрабандного флота Паломбеллы и на мастерство его экипажа. Ведь груз надо было переправить на борт канадской шхуны уже в открытом море за пределами территориальных вод.

Дону Джузеппе идея сразу же показалась удачной. Он не сомневался в умении своих парней ловко провести таможенную охрану. Но он задумал погрузить в тот же катер и несколько ящиков сигарет, чтобы в случае (пусть маловероятном), если их схватят, это объяснило бы, почему эти молодцы очутились так далеко от берега.

Чем рисковать потерей миллиардов, лучше уж получить срок за контрабанду сигарет и на время лишиться катера – многоопытный Барон знал, как заполучить конфискованный катер назад уже через пару дней. Для монет нужно было подыскать надежный тайник. Их можно уложить в строгом равновесии по обоим бортам катера, замаскировав ложными деревянными переборками.

Дону Джузеппе нравилось, что его участие в деле становилось все более существенным и важным. Это увеличит и его долю в долларах, составившую больше четверти всей выручки. Приходилось учитывать, что Коллорини рисковал жизнью и он же завербовал сообщников.

К удивлению Коллорини, Барон добавил, что за свою долю обязуется употребить все свое влияние, а также дать деньги, необходимые для вызволения из тюрьмы участников налета, если произойдет неприятная случайность.

– Вы готовы вызволить и меня? – с иронией спросил Коллорини.

– Да, и вас. Но это относится лишь к тому, что вы рискуете, сотрудничая со мной.

Ответ звучал почти торжественно, Барон обещал свою протекцию с твердой уверенностью человека, знающего, как вызволить из беды компаньона. Соответственно это повышало и его престиж, которым пользовалось его имя в преступном мире.

Коллорини не стал интересоваться деталями. На формальное главенство и важность роли ему было начхать. Если попугай хочет, чтобы его погладили по перьям, ему за это придется раскошелиться. Его самого условия устраивали, тем более что ему доводилось слышать потрясающие вещи о мастерстве «моряков» флотилии Паломбеллы. А один приятель даже шепнул ему, что у Барона есть связи с такими официальными лицами, которых никто не заподозрил бы в гнилой коррупции, а между тем они внутри гнилые, словно подгнившие фрукты. Вполне устраивало Коллорини и обещание Барона быстро вернуть ему свободу, если он ее, не дай бог, потеряет. Конечно, он не слишком на это надеялся, но люди типа Паломбеллы любят показать свое могущество. Ну, а такие амбиции дают надежду, что Паломбелла не бросит его в случае провала.

Они расстались, договорившись о последней встрече через неделю, после того как Рокко Пиццуто установит в Неаполе необходимые контакты.

– Кстати, музейные каталоги принес?

Рокко, улыбаясь, кивнул. Морщины у глаз стали похожи на глубокие борозды.

– Пришлось спросить у донны Джулии, точно ли, что, написав Беллавоче, вы имели в виду Феличе Шиельцо!

– Тут я под постоянным надзором, дон Рокко. Не хотелось, чтобы фараоны узнали, какие именно книги меня интересуют. И я вспомнил, что в селении моей жены кума Шиельцо называют Беллавоче.

– Вот они.

Рокко наклонился над кожаной сумкой, стоявшей возле дивана, открыл ее и передал хозяину две книжки с яркими суперобложками. Дон Джузеппе прочел названия книг «Путеводитель по Неаполитанскому Нумизматическому музею» и «Список находок при раскопках в Сицилии и в Греции».

Всеми этими вещами он, несмотря на свою любовь к древности, прежде никогда не интересовался.

Он перелистал страницы, задерживаясь на фотографиях монет, одних – весьма древних, ржавых, в виде зубчатых дисков, других – прекрасно сохранившихся, с женским лицом на лицевой стороне и квадригой на оборотной. Попадались тут и золотые статери из Тарента, и тетрадрахмы из Афин. Э-э, оказывается, нумизматика – вещь интересная и для любителя древностей и для «профессионала». Он решил перечитать эти книги, а затем – из соображений предосторожности – уничтожить. Положил обе книги на стол и заключил:

– Думаю, что, кроме кума Шиельцо, потушить пламя расследования помогут Чичилло Маккалузо и Лука Муссо.

Рокко кивнул.

– Будьте осторожны, расскажите им только то, что им знать необходимо. Если спросят о самом деле, вы знаете только, сколько им отвалят за содействие. Деньги-то они получат за болтовню. Вот пусть и болтают, да покрасноречивее. Ну, а потом им представится немало возможностей промолчать! Что же касается нас самих, то нужно произвести свою собственную проверку, хоть этому Коллорини, похоже, и можно доверять. Он будет в Неаполе за день-два до начала операции – раздобудьте ему все, что требуется, но и с ним не больно-то откровенничайте – он не должен знать, кого мы подключили к делу.

Свои наставления Барон давал бесстрастным голосом, а его верный человек слушал внимательнейшим образом и заверил, что все в точности исполнит. Если дон Джузеппе позвонит ему в конце недели, то он, пожалуй, уже и самый подходящий день для «дела» назовет. Вот только может ли дон Джузеппе позвонить так, чтобы его не подслушивали?

Барон плутовато-весело усмехнулся.

– Попрошу дона Тарчизио, чтобы позволил мне поговорить из его дома. Я такие деньги на церковь жертвую, что он отказать мне в междугородном разговоре не решится.

Потом снова перешел на серьезный тон.

– Что же до Дядюшки Нтони, задумка моя такова.

Излагая Рокко теперь уже окончательно созревший план действий, он внимательно следил за выражением лица своего помощника. Ведь тот великолепно замечал слабые места любого плана. Тем приятнее было, что Рокко идея понравилась.

Когда он замолчал, Рокко подергал золотистые усы, чтобы громко не расхохотаться: ему тоже приятнее будет увидеть Вичепополо в бессильной ярости, чем трупом.

– Надо еще покончить с делом Куоко.

Тусклый голос Барона как губкой стер с лица Рокко Пиццуто всю его веселость. В суде над Паломбеллой из всех свидетелей лишь Эрнесто Куоко, хоть он тоже принадлежал к клану мафиози, дал показания двусмысленные, явно повредившие обвиняемому. Непонятно было, вызваны ли эти странные показания личной неприязнью к Паломбелле или же давлением извне. Да никто и не пытался это уточнить. Но после суда все, включая Куоко, принявшего особые меры предосторожности, ждали от дона Джузеппе Паломбеллы ответных действий. К большому удивлению верных дону Джузеппе людей, склонных сурово карать отступников с целью устрашения, никаких акций так и не последовало.