Текст книги "Дочь солнца. Хатшепсут"

Автор книги: Элоиз Джарвис Мак-Гроу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 39 страниц)

ГЛАВА 3

В Черной Земле вновь умер бог Осирис; в наполненном жидкой мутью русле реки виднелась последняя струйка его крови. Вновь его жена-сестра Исида пришла плакать по нему, и от её слёз струйка увеличилась – сначала почти незаметно, а потом всё больше и больше. Наконец весело хлынул быстрый поток мутной от ила воды, и с ним любимый бог возродился. Египет отбросил траур и радовался на улицах. Рыбаки вновь спустили на воду свои лодки, каналы открылись, чтобы впустить на поля животворящее наводнение.

Судно под названием «Лотос Хонсу» возвращалось с юга по надувшейся от наводнения груди Хапи. Это была обычная нильская лодка, груженная содой. На ней было четырнадцать гребцов, которым почти не приходилось опускать вёсла в воду – настолько быстрым был поток, нёсший их в Фивы. Ненужную мачту и парус опустили и принайтовили к плоской крыше каюты, протянувшейся почти во всю длину судна. На носовом конце крыши молча сидели рядком трое пассажиров, глядевших на проплывающие по сторонам крыши Но-Амона.

Все трое были молоды. У одного было квадратное лицо со скорбным выражением и большими чёрными глазами, окружёнными густыми длинными ресницами; второй – обладатель узких продолговатых глаз – сидел в задумчивости, упёршись длинным подбородком в колено. Самый молодой из них сидел чуть сзади, на спущенной мачте, из-за чего находился на одном уровне со своими спутниками и мог показаться на первый взгляд намного выше ростом, чем был на самом деле. Его худое лицо с большим изогнутым носом было туго обтянуто кожей, как после болезни, по-детски припухлый рот был крепко стиснут. Он сидел в напряжённой позе, его миндалевидные глаза поблескивали из-под простой белой головной накидки.

Внезапно он вскочил с мачты, подошёл к низкому фальшборту и принялся рассматривать проплывающие мимо причалы, потом отступил к кормовому концу крыши каюты и принялся беспокойно ходить взад-вперёд. Спутники, тревожно дёрнувшиеся при его первом движении, проводили друга глазами; юноша с длинным подбородком собрался подняться, но третий предостерегающе поднял руку.

   – Пусть побудет один, – понизив голос, сказал он.

   – Я боюсь, как бы он не начал вновь так вышагивать.

   – Он не вышагивает, просто прогуливается. Ты слишком волнуешься.

   – Нет, Рехми-ра. Посмотри. Именно так он и ходит. Четыре шага туда, четыре шага обратно.

Рехми-ра взглянул и отвернулся.

   – Сейчас он не может делать ничего другого, а ведь нужно же хоть что-нибудь делать. Пусть шагает... Нет, я знаю, что он всё ещё не в себе... Но по крайней мере он вырвался из этих нескольких комнат во дворце. Теперь он борется, он может надеяться и строить планы. Взять хотя бы этот его план насчёт Туро.

   – Ну что ж, возьмём...

   – Совсем неплохой план, почти без ошибок.

   – В нём была только одна ошибка: он сорвался.

   – По крайней мере это было действие! Послушай, Амену, сначала я боялся за него. Но, хвала Амону, это время закончилось.

Амену не ответил и вновь упёрся подбородком в согнутое колено; оба молча смотрели на реку, полную ярких парусов, – две неподвижные бронзовые фигуры на крыше старой лодки, погруженные в собственные мысли. Большая каменная статуя какого-то давнего фараона, оставшаяся за кормой на западном берегу, отмечала царский причал, разукрашенный ради недавнего торжества, о котором им ничего не было известно. Позади причала город прорезала широкая аллея, ведущая во дворец; на ней со стен и деревьев свисали знакомые красные и белые вымпелы.

   – Хотел бы я, чтобы и это время тоже закончилось, – пробормотал Аменусер.

   – Какое время?

   – Следующие несколько часов. Возвращение домой с пустыми руками. – Удручённый взгляд Амену пробежал по залитым солнцем крышам. – Без орды солдат за спиной, без сверкающих штандартов, даже без оружия в руке. Во имя Амона, как мог старый Туро не выслушать нас? Пусть Сет уморит его Ка за это! Когда несколько недель назад он сражался на стороне Тьесу...

   – Мы слишком поздно попали к Туро, – пожал плечами Рехми-ра. – Бессмысленно думать об этом. Туро служит фараону, и только фараону. Когда мы попали в Нубию, фараоном была она, а Туро успели об этом оповестить. Сенмут позаботился об этом.

   – Сенмут или Нехси. Нехси! Я до сих пор не могу поверить, что он поддержал её.

   – А эти его друзья в храме... надеюсь, они достаточно сильны, – пробормотал после недолгой паузы Рехми-ра.

Амену задумчиво посмотрел ему в лицо, наклонился поближе и сказал:

   – Рехми-ра, во всём этом есть что-то странное. Хвед, этот Сата – почему мы ничего не слышали о них? Все четыре года, пока мы знаем фараона, он не сказал о них ни слова. Я не могу понять, являются ли они его друзьями, насколько они сильны – при том, что храмом управляет Хапусенеб, – и смогут ли ему помочь, если захотят.

   – Похоже, что он уверен в этом. – Рехми-ра с тревогой взглянул в сторону кормы. – Я знаю, кто они, – он мне сказал. Он считает их своими друзьями, потому что они враги Сенмута. Он сказал... он сказал, что это они заставляют двигаться барку бога и делают предсказания по своему собственному разумению, а не по воле Амона.

Амену смотрел на него, в щёлках его глаз было недоверие.

   – Это он говорит? Он отказывается от доказательства божественного помазания только для того, чтобы добавить себе ещё несколько друзей? Рехми-ра, ты сам не знаешь, что говоришь.

   – Я знаю то, что он сказал.

Судно качнулось на волне прошедшего мимо парома. Аменусер медленно промолвил:

   – Тогда это отчаянное решение. Это всё меняет. Я-то думал, что в этом новом плане, как и в других, не было слабостей именно как в плане. О боги! Даже если оракул вещает именно так, как он говорит, разве можно быть уверенными, что Хапусенеб оставил тех жрецов в храме? Наверняка обнаружится, что они исчезли четыре года назад.

   – Попытка не пытка. – Рехми-ра поглядел на лицо собеседника и вспыхнул: – Ты хочешь, чтобы я спорил с ним? А ведь, насколько я понимаю, он всё ещё царь.

   – Да, он царь.

   – А мы двое – всё его царство, – после небольшой паузы добавил Рехми-ра, в глазах которого мелькнула тень мрачного юмора.

   – Его царство... и совет министров. Ты можешь оценить наше высокое положение в Обеих Землях, друг? За девять минувших месяцев каждый из нас успел побыть казначеем, главным кравчим, блюстителем царских палат, царским постельничьим... да, и ещё целым штатом привратников, стражников и личных слуг. Клянусь рогами Хатор, когда мы сойдём с этого судна, я хочу купить раба или двух, чтобы они разделили мои почести!

   – И тут возникает другой вопрос. – Амену жестом указал на свой широкий воротник, украшенный драгоценными камнями, и браслеты. – Всё своё мы носим с собой, так же, как и он. Больше ничего нет. Рехми-ра, ты понимаешь, что ни у тебя, ни у меня больше ничего нет? Наши состояния нам больше не принадлежат.

Рехми-ра беспомощно посмотрел на него:

   – Но Тьесу...

   – А откуда он возьмёт деньги?

   – Ты что, сошёл с ума? У него есть всё египетское казначейство, откуда он может брать сколько нужно.

   – Да, – терпеливо сказал Амену, – если он поселится во дворце, под крылышком Её Высочества Неферур, и станет тем, кем хочет его видеть Хатшепсут – незаметным человечком, мужем дочери Хатшепсут.

   – Это невозможно! – прорычал после недолгой паузы Рехми-ра.

   – Но так же невозможно, – твёрдо продолжал Амену, – чтобы царь жил на рынке среди простонародья, если не признать, что он не царь. Нехси дал бы ему денег, я уверен, но Тьесу не станет просить его. Я думаю, что Тьесу рано или поздно должен возвратиться во дворец.

   – Не на этих условиях!

   – Он не может диктовать свои. У нас нет ни богатства, ни положения, ни влияния, ни друзей, ни даже дома. Мы – трое смертных, пытающиеся одолеть всю мощь Египта и Хатшепсут, надевшую корону. – Амену помолчал, чтобы дать словам умолкнуть, и категорично закончил: – Пришло время тебе и мне посмотреть в лицо действительности, раз этого не может он.

Они разом обернулись к фигуре, вышагивавшей по корме, и увидели, что Тот остановился. Низверженный царь Египта стоял неподвижно, как скала, глядя на рыбный причал, переполненный его бывшими подданными. Во всём его теле угадывался гнев.

Через мгновение оба спутника оказались рядом с ним.

   – Что случилось, Тьесу? – спокойно спросил Амену.

Тот указал на толпу рыбаков и грузчиков на причале; несколько из них безразлично глядели в их сторону.

   – Посмотрите на них! Они смеются надо мной!

   – Тьесу, они просто-напросто заняты своим делом. Конечно, они провожают взглядами каждое проходящее судно...

   – А скоро один из них схватит другого за руку и скажет: «Смотри, великий воин снова возвращается из Куша! В последний раз его любимый регент ударил его по лицу и отобрал корону, но он поклялся, что на сей раз приведёт с собой армию. Где она? Ты видишь её, дружище? Где армия Его Высочества, которую он привёл, чтобы сражаться с одной женщиной? Она захватила и её тоже? Она...»

   – Замолчите! – взорвался Рехми-ра.

Тот резко повернулся и ответил на реплику гневным взглядом. Амену торопливо вставил:

   – Тьесу, он не может перенести, когда слышит от вас такие речи. И я не могу. Вы напрасно мучаете себя. Та толпа на причале думает о рыбе и торговле, больше ни о чём. Они не знают ничего другого. Они даже не знают, кто вы такой.

   – Они даже не знают, кто я такой? – недоверчиво повторил Тот. – Прошло четыре года, а они даже не знают в лицо своего царя?

   – А у них была такая возможность? Они и не видели вас, лишь иногда вы мелькали в каких-то процессиях, их товарищи прыгали, загораживали вас, и вы исчезали прежде, чем они успевали мигнуть. Они знали, что это проходят царские носилки, возможно, даже успевали заметить профиль под короной. Но тот же самый профиль под простой белой накидкой им незнаком.

Тот медленно повернулся обратно к причалу.

   – Так, значит, для них я без короны ничто? – спросил он. – Значит, без своих лодок и сетей они тоже ничто! Эти люди даже не задаются вопросом, что случилось с их царём! – Его голос окреп от гнева. – Они ждут, что я просто исчезну, как будто я больше не из плоти и крови!

Амену с трудом протиснулся между ним и бортом, чтоб загородить собой причал, а Рехми-ра тем временем попытался сменить тему, небрежно сказав:

   – Почему вас беспокоит, что они думают... если они вообще думают? Они крестьяне, быдло.

   – Нет, они люди. – Тот прошёл несколько шагов рядом с ним и сел на мачту. – Ты не знаешь этого, Рехми-ра, а я знаю – я жил среди именно таких в Вавилоне. – Он задумчиво посмотрел перед собой и непонятно добавил: – Там тоже не верили мне, хотя это было правдой. Или нет? – Внезапно он рассмеялся, заставив своих сидевших рядом спутников обменяться тревожными взглядами.

   – Не важно, – прорычал Рехми-ра. – Скоро вас будет знать весь мир.

   – Да! Это правда, не так ли? Вы оба верите в это. – Настроение Тота снова изменилось; он выпрямился. Его лицо вновь прояснилось, в нём появилась решимость. Внезапно он встал и снова принялся вышагивать – четыре шага вперёд, четыре шага назад. – Сегодня изменится всё! Увидите. На сей раз нам придётся иметь дело не с предателем Туро! Мы пойдём прямо в храм... Нет, о чём я думаю! Хвед должен явиться ко мне, а не я к нему! Мы сойдём на берег на следующей пристани, подождём где-нибудь в городе и пошлём гонца. Рехми-ра, поскорее достань наши вещи из каюты. Я сам поговорю с кормчим.

Он прыгнул на лестницу и исчез на нижней палубе, прежде чем двое его спутников успели подняться на ноги.

   – Подождём где-нибудь в городе? – бормотал Рехми-ра, спускаясь вслед за Тотом. – Он имеет в виду, найдём жильё? Кости Амона! Какую-нибудь крошечную портовую ночлежку с заплесневевшей циновкой вместо кровати и крысой в каждом углу?

   – Ты видишь? Вес именно так, так я говорил. – Амену остановился и закусил нижнюю гу5бу. – Мы должны найти что-нибудь. Это наше дело, Рехми-ра, он знает Фивы не лучше, чем...

   – Чем мы, – с гримасой закончил Рехми-ра.

Они обменялись огорчёнными взглядами.

   – Боюсь, что мы не получили надлежащего обучения для нашего нового образа жизни, – пожал плечами Амену. – Но нам следует приобрести его – и побыстрее.

Через пять минут, разыскивая во мраке каюты свои плащи и поклажу, они вдруг оцепенели от внезапной суматохи, поднявшейся на палубе. Голос Тота, почти неузнаваемый от ярости, изрыгал проклятия; в ответ доносился обескураженный лепет кормчего.

   – Да смилуются над нами боги! Кто-то опять упомянул её имя, – пробормотал Амену, бросил короб и выскочил за дверь как раз в тот момент, когда судно коснулось причала. Рехми-ра с трудом поднял все три короба и, держа их за ремни одной рукой, а другой собирая плащи, выволок всё на палубу. Тот вырывался из рук мускулистого гребца, его перекошенное лицо побелело, глаза горели возмущением.

   – ...а я говорю, что она – не «Его Величество»! – кричал он на капитана. – Пусть Амон проклянёт тебя, пусть Сет иссушит твоё Ка, если ты ещё раз назовёшь её при мне! Я – Его Величество, я, я, я, я...

   – Держите его! – хрипло кричал кормчий. Он пятился от Тота, держась за талисман Глаз Гора, который защищает от дурного глаза. Упёршись в Амену, он отскочил в сторону, а потом вцепился в него, бессвязно бормоча: – Он сумасшедший... я ничего не сделал... в него вселился хефт...

Рехми-ра торопливо прошёл мимо, бросил короба на причал и поспешил назад. Амену, обнимая Тота за плечи, спокойно говорил сквозь шум:

   – Тьесу, пойдемте со мной. Забудьте об этом дураке, он лишь пыль под вашими сандалиями. Давайте сойдём на берег, Тьесу.

   – Да, он дурак, он гораздо хуже, чем дурак...

   – А кто он такой? – проревел кормчий. – Я не сделал ничего, только пожелал ему благосклонности Его Величества Ма-ке-Ра, как подобает вежливому человеку...

   – О боги! Пусти меня! Я убью его!

Рехми-ра протиснулся сквозь возбуждённую команду и схватил кормчего за горло.

   – Замолчи, ты, глупец!

   – Да кто же он? – прохрипел лодочник, вырываясь. – Назвать меня...

   – Прочисти уши, свинопас. Он сказал тебе, кто он такой.

Кормчий перестал сопротивляться. Во внезапно наступившей тишине Амену спокойно повторил:

   – Пойдёмте со мной, Тьесу, прошу вас.

Тот резко повернулся, прошёл мимо кучки уставившихся на него гребцов и бок о бок с Амену сошёл с судна.

Рехми-ра отпустил лодочника, напоследок так толкнув его, что он отлетел к борту и принялся ощупывать горло, уставившись выпученными глазами вслед двоим из пассажиров. Взглянув на гребцов так, что они сразу вспомнили о каких-то неотложных делах в другом месте, Рехми-ра последовал за своими спутниками.

Он нашёл их в закутке за кучей выделанных кож и опрокинутой рыбацкой плоскодонкой. Тот неподвижно сидел на кипе, глядя в пространство, перед ним стоял Амену. Рехми-ра поставил на землю короба, бросил сверху плащи и пробормотал:

   – Лучше поищем жильё.

Тот устало поднял голову.

   – О Боги! Почему я так веду себя? Я должен привыкать к этому! Мне придётся часто слышать её имя. Без сомнения, мне самому придётся произносить его. – Он помолчал. – Хатшепсут. Ма-ке-Ра Хатшепсут. – Судорога отвращения исказила его лицо.

   – Тьесу... сообщение для храма.

Тот механически поднялся. Его спутники опять собрали короба и плащи, и они свернули с охваченного суетой причала в ближайшую из неопрятных кривых улочек.

Вдоль улицы выстроились рыбные прилавки, ноги скользили по гниющим остаткам, вокруг толкалась шумная толпа; воздух был наполнен этим триединым ароматом. Друзья пробрались через толчею, спотыкаясьо рывшихся в отбросах собак, цепляясь за развешанные для просушки сети, уворачиваясь от нищих, которые хватали их за одежду и скулили вслед, и вездесущих мальчишек, то и дело шнырявших под ногами или жестоко дравшихся по углам за кусочек хлеба. Висевшие повсюду гроздья сушёной рыбы были окружены тучами мух; они отлетали в сторону, когда кто-нибудь проходил поблизости, но немедленно возвращались обратно.

   – Кровь Амона! – бормотал Амену. – Эй, там! Уйдите с дороги, вы, порождение хефт.

Рехми-ра, высокомерно сбив с ног пару мальчишек, двинулся к первому же переулку.

   – Давайте попробуем пройти по какой-нибудь другой улице. Я задыхаюсь от этого зловония.

Улица, в которую они попали, была чуть пошире и не менее шумная, хотя зловоние здесь было другим: рыбные прилавки уступили место беспорядочному разнообразию рынка. Улица изобиловала ссорившимися покупателями, по сторонам её тянулись жилые каморки – крошечные тёмные пещеры, где на корточках сидели занятые своей работой ремесленники. Двое молодых вельмож, привыкших проезжать через такую толпу в закрытых носилках, предшествуемых расчищавшими дорогу бегунами с палками, становились всё более высокомерными и напряжёнными, а из глаз Тота, наоборот, стало исчезать отрешённое выражение. Когда Амену наконец остановился, бросил короба, которые нёс, и разъярённо признался, что не знает, как найти жильё в таком месте, Тот внезапно взял на себя инициативу.

   – Я найду, – сказал он гораздо спокойнее, чем говорил весь день. Когда друзья посмотрели на него, он слабо улыбнулся.

   – Для человека, находящегося на рынке, все города похожи. Этот город не так уж сильно отличается от Вавилона, хотя в небе сияет другой владыка Солнца, у людей другие лица и нигде не пахнет влажной глиной... – Он с любопытством заглянул в ближайший закуток, где ювелир усердно трудился над кусочком бирюзы. – В Вавилоне шлифуют драгоценные камни, насыпая их вместе в небольшой глиняный бочонок, камни становятся от этого гладкими, как вода, каждый получает свою собственную форму и не похож ни на какой другой камень на земле...

   – Тьесу, жильё...

   – Найди брадобрея, – приказал Тот. – Пусть он побреет тебя, и ты узнаешь всё, что тебе нужно. Я с нашими коробами буду ждать в той винной лавке. А ты, Рехми-ра, иди в храм.

   – Я? Нет, я не оставлю вас в этой толпе. Мы найдём гонца.

   – Какому гонцу я смогу довериться? – голос Тота опять стал напряжённым. – Ведь от этого зависит всё. Ты знаешь, как войти в храм, не вызвав подозрений, как спросить, не привлекая к себе внимание дюжины глаз. Найди его, Рехми-ра. Его зовут Хвед – высокий измождённый человек. Заставь его поверить тебе и приведи его ко мне! Ты должен сделать только это – привести его сюда. – Он остановился, испустил долгий глубокий вздох и спокойно добавил: – Я буду ждать в винной лавке.

Он протолкался мимо них и скрылся за дверью одной из многочисленных каморок, которые словно соты теснились по сторонам улицы. Спутники торопливо прошли за ним через закопчённый дочерна проход и мгновением позже оказались в освещённой пещере. Посреди комнаты на земляном полу светилась жаровня; тусклые контуры винных кувшинов образовывали пирамиду около озаряемой светом очага стены. В густых тенях вдоль других стен угадывались фигуры сидевших, стоявших на коленях, развалившихся на полу, жестикулировавших людей. Слышался низкий гул гортанных голосов, иногда прерываемый стуком игральных костей; запах прелых тростниковых циновок смешивался с крепким духом дыма и вина.

Когда Рехми-ра и Аменусер стояли в дверях, к ним обернулось несколько недоверчиво нахмуренных лиц. Тот уже шёл к свободному месту в тени.

   – Ради сладкого имени Хатор, позвольте мне остаться с вами, Тьесу! – прошептал Амену. – Здесь могут оказаться воры, головорезы!

   – Нет, нет, клади короба здесь, около меня, и поищи жильё. – Рехми-ра, – Тот сжал ладонь друга в руке и посмотрел ему в глаза, – приведи сюда если не Хведа, то Сату или пророчицу. Приведи хотя бы одного из них, и ты через месяц станешь визирем Египта, клянусь тебе!

   – Тьесу, я сделаю всё, что смогу. – Рехми-ра повернулся и быстро вышел из комнаты. Амену окинул беспокойным взглядом хозяина – бледного как труп ушастого типа, который сам был похож на головореза, и отправился вслед за другом.

Амену вернулся через два часа, когда солнце уже клонилось к закату. На нём не было его роскошного ожерелья, зато он шёл по узкой улице с видом человека, который знает, куда идёт, но не хочет, чтобы об этом знали окружающие. Большинство закутков было закрыто, но из винных лавок доносился запах еды, приманивавший прохожих. Вслед за парой крепких лодочников Амену вошёл в дверь, которую Тот выбрал ранее, и, спотыкаясь, побрёл через темноту туда, где оставил царя.

Тот находился на том же месте. На циновке около него стояли винный кувшин и пустой кубок, короба лежали поблизости. Со вздохом облегчения Амену сел рядом.

   – Вы были правы, Тьесу, брадобрей – кладезь ответов на все вопросы. Эта улица похожа на кроличий садок, все здесь живут за своими лавками. За лавкой мастера париков живёт старуха, которой не нужно на земле ничего, кроме красивого савана, в котором она сойдёт в могилу. – Амену умолк, вглядываясь сквозь полумрак в безразличное лицо напротив. – Короче говоря, она была рада обменять свою лачугу на моё ожерелье, да к тому же будет прислуживать нам...

Тот никак не реагировал на эти слова. Амену наклонился к нему и наконец-то разглядел лицо друга.

Тот был пьян, вдребезги пьян.

   – Тьесу! – воскликнул Амену. Он вскочил, затем вновь опустился на пыльную циновку. – Мне кажется, что вы получили какие-то новости. – На мгновение ему удалось встретиться глазами с тупым взглядом Тота, затем взгляд опять уплыл в сторону. Амену нагнулся и схватил его за плечо. – Тьесу, скажите мне, Рехми-ра вернулся?

   – Нет, – пробормотал Тот.

   – Нет? Тогда почему... – Не успев спросить, Амену уже знал ответ. Он медленно откинулся назад, его тело ослабло, он оперся на согнутое колено. Он смотрел, как рука Тота потянулась к пустому винному кувшину, неуверенно наклонила его над таким же пустым кубком и уронила. Кувшин и кубок покатились по циновке.

   – Принеси ещё, – с трудом сказал Тот.

   – Нет, вам больше не нужно, – мягко ответил Амену. – Чем вы заплатили этим ворам? Вашим золотым ожерельем?

Тот не ответил, но его шея была пуста. Они сидели молча, пока рядом не появилась коренастая фигура Рехми-ра. Он опустился перед своим царём на колени.

   – Тьесу, я не смог найти ни Хведа, ни других. Они пропали! Никто не слышал их имён уже несколько лет...

   – Тсс, мой друг, – негромко сказал Амену. – Он знает. Он уже знает.

   – Он знает? – переспросил Рехми-ра.

   – Посмотри на него. Я думаю, он знал это ещё до того, как ты ушёл... как ты и я.

Рехми-ра хмуро склонился к Тоту, а затем выпрямился.

   – Ты нашёл какое-нибудь жильё? – спросил он Амену после паузы.

   – Да.

   – Тогда пойдём. Хорошо бы забрать его отсюда.

Крошечная лавка мастера париков – сейчас закрытая, ведь небо уже покраснело от заката – была совсем рядом. Тот шёл неуверенно, но обходился без помощи, пока другие сражались с поклажей. Когда Амену через тёмную дверь ввёл их в крошечный внутренний дворик, Рехми-ра остановился.

   – Здесь? – взорвался он.

   – Да, здесь! – свирепо сказал Амену. – Ты ожидал бассейн с лотосами и вереницу рабов?

Они прошли по разбитому каменному полу к большей из трёх комнат, от которой отходили две крошечных спальни.

Глядя на красоты своего нового местожительства, Рехми-ра наморщил нос, но больше ничего не сказал – просто снял с себя поклажу и принялся пристраивать к ней плащ, делая подобие табурета. Обычные тростниковые циновки, приземистая трёхрожковая лампа и несколько полок на стене составляли всю обстановку комнаты.

   – Вы сможете остаться здесь, Тьесу? – пробормотал Амену. – Простите меня... Завтра мы купим стул и какой-нибудь столик. Рехми-ра, узнай, куда пропала старуха.

Тот, покачнувшись, шагнул в лишённый двери проем и опустился на табурет, не взглянув вокруг. Он выказал к окружающему не больше интереса, чем к застенчиво улыбающейся старухе, которая вскоре внесла деревянную тарелку с варёными корневищами лотоса, несколькими сушёными рыбками и несколькими кусками грубого хлеба. Но когда Рехми-ра поставил перед ним вместо стола один из коробов, он поднял голову.

   – Мети, – сказал он низким густым голосом. – Достаньте маленькую галеру. – Не дожидаясь, пока кто-нибудь выполнит распоряжение, он встал, качаясь, прошёл по комнате и открыл крышку короба. Немного порывшись, он достал вырезанное из дерева судёнышко, выпрямился, внимательно поглядел на него и потрогал неуклюжими пальцами тоненькие паруса.

   – Храбрый кораблик, – сказал Амену. – Позвольте, я подниму для вас парус.

   – Нет, нет, пусть останется как есть. Он сейчас не может плыть на войну или куда-нибудь ещё. – Отмахнувшись от Амену, Тот нетвёрдыми шагами прошёл мимо него и поставил галеру на одну из полок, а потом, прислонившись к стене, стал рассматривать судёнышко. – «Дикий бык». Когда-то я научил одного вавилонянина писать эти слова. Старый Инацил. Старик Собачья Морда. – Он со слабой улыбкой повернулся к ним. – Он был угрюмый дядька, но мудрый. «Человек подобен ветру». «Человек должен повиноваться своему богу». «Повинуйся властям предержащим». Повинуйся, повинуйся, повинуйся... Нет, он был не таким уж мудрым.

   – Тьесу, вот еда. Идите сюда, поешьте, а потом поговорим.

Тот рассеянно поглядел на еду и опять обернулся к галере.

   – Я думаю, что мудрым был один лишь Яхмос, – сказал он. – Я убил Яхмоса, вы знаете это? Он собирался что-то мне сказать, а я убил его, прежде чем он успел это сделать.

   – Тише, Тьесу, тише. Поешьте. Вы не убивали его.

   – Нет. Я убил его. Я положил руку ему на грудь.

   – Рехми-ра... – пробормотал Амену.

   – Нет, нет, я буду есть, раз вы так хотите, – с раздражением сказал Тот.

Он вернулся на свой табурет и начал есть из глиняной миски, которую вручил ему Рехми-ра. За едой они почти не говорили.

Было видно, что вино выветривалось из головы Тота; кроме того, было видно, что с трезвостью возвращалось чёрное уныние. Он закончил есть раньше других, поставил на пол свою миску и встал в тёмной арке дверного проёма. Когда старуха улыбнулась и закивала ему, проходя мимо с блюдами, он проводил её горько-ироническим взглядом.

   – Кто это? – спросил он у Рехми-ра.

   – Наша прислуга, Тьесу. Насколько я знаю, её зовут Тия.

   – Ладно, пошли её за вином, – сварливо сказал Тот.

   – Нет, вино оставим для радостных событий. Давайте сначала разработаем план, а потом я с удовольствием напьюсь вместе с вами.

Тот повернулся и некоторое время рассматривал друга. Сейчас он был почти что похож на себя.

   – Каким же дураком ты был, когда в тот день вышел вслед за мной из Большого зала, – сказал он. – Ведь сейчас ты мог бы быть вместе со своим отцом – богатым, удачливым, безмятежным... И Амену был бы уже женат на своей маленькой княжне. Вы оба были дураками.

   – Но не таким дураком, который ведёт разговоры о давно прошедших днях, – огрызнулся Рехми-ра.

   – Они не прошли. Посмотри на себя. Ты не можешь вынести даже упоминания об отце. И Амену напрягся и покраснел, словно я ударил его...

   – Ну и что? – крикнул Рехми-ра. – Вы что, пытаетесь причинить нам боль ради собственного удовольствия?

   – Тише! Я пробую показать вам ваше безумие. Раскайтесь в нём и идите своей дорогой. Ещё не слишком поздно.

   – Я не уйду, пока вы не откажетесь от борьбы, – отрезал Рехми-ра, встав лицом к лицу с Тотом. – Вы мой царь. Я называю вас Тьесу, потому что хочу идти за вами в сражение. Вы хотите вести меня, или мы опускаем знамёна после каких-то двух поражений?

   – Я не опущу мои знамёна перед женщиной, пока Ра сияет в небе! Вы можете усомниться в этом, когда увидите, что великий бог сгорел, не раньше... Но, клянусь Амоном...

   – Если вы кончили ругаться, – перебил Амену, – то можно заняться планами. А потом послать за вином.

Тот взглянул на него, перевёл глаза на Рехми-ра, быстрым движением взял за руку, вошёл в комнату и снова сел на табурет.

   – Ладно, я займусь планами. Но не знаю, какими.

   – А я знаю, – ответил Амену. – Мы должны разработать план на долгий срок. Он вам не понравится, но если вы послушаете, я кое-что скажу. Чтобы возвратить вам корону, нужно произвести наследников. – Он помолчал, дожидаясь реакции, а затем быстро продолжил: – Рано или поздно Египту потребуется царевич, наследник, и только вы один можете зачать его. Нет, дослушайте меня!

Я хорошо знаю, как вы относитесь к Нефер. Но она – ключ ко всему. Пока царица и Сенмут командуют ею, они управляют Египтом и советом. Но в тот миг, когда Нефер рожает малыша, он становится царём-младенцем, а она всего-навсего царицей-матерью. И тогда будущее принадлежит вам, поскольку ребёнок ваш. Совету придётся изменить предмет своей преданности, Нехси заставит их пойти на это...

   – Нехси! – Тот задохнулся от гнева.

   – Да, Нехси! Я готов поклясться в этом. Он ослеплён... вернее, он закрыл глаза. Рождение наследника заставит их открыться. Да, это медленный и долгий план, но...

   – Ты растерял своё остроумие, – перебил Тот. – Кровь Осириса! Что ты обо мне думаешь? Что я поползу на брюхе просить благосклонности удочери Хатшепсут...

   – Нет, не просить! Управлять ими. Ничто так не разгневает Ма-ке-Ра. Если вы ненавидите её...

   – Амену, я её ненавижу, как Амамат[132]132
  Амамат — пожиратель, страшное чудовище, пожиравшее души умерших грешников.


[Закрыть] ненавидит души людей! – Тот умолк, встал и прошёлся по комнате. – Но у меня не будет никаких дел с её драгоценной дочерью.

Эти слова поставили точку. На некоторое время они тяжело повисли в тяжёлой атмосфере отвратительной комнатёнки, пропахшей горевшим в лампе рыбьим жиром. Рехми-ра отвалился от дверного косяка, проплёлся через комнату, чтобы обрезать фитиль, и сел рядом с Амену.

   – Ну что ж, – уступил Амену. – Я говорю о невозможном. Ну а Майет? Вы ведь любите её, и она тоже ваша жена. Правда, вторая жена, но...

   – Майет! Бедная девочка! – Тот вдруг отвернулся. – Не говори больше о Майет.

   – Я знаю, что она ещё ребёнок. Поэтому план займёт больше времени. Но по крайней мере теперь я говорю о возможном.

   – Увы, нет. Клянусь богами, мне не нравятся твои планы! Они слишком долгие и осторожные. Я не стану так долго ждать, чтобы получить назад своё.

   – Быть по сему, – внезапно сказал Рехми-ра. – А теперь, может быть, вы выслушаете мой план. Возвратитесь во дворец...

   – Ноги моей не будет во дворце!

   – Даже для того, чтобы заявить свои права на него?

Тот обернулся и внимательно посмотрел на него.

   – Он принадлежит вам, – продолжил Рехми-ра. – И вы тем не менее позволили ей изгнать вас оттуда. Вы позволяете министрам спокойно пользоваться плодами их преступления. Одно ваше присутствие будет для них обвинением. Какое право они имеют спокойно спать ночами в своих постелях?

   – Да, – медленно сказал Тот. – Какое право они имеют? Какое право имеет она?