Текст книги "Дочь солнца. Хатшепсут"

Автор книги: Элоиз Джарвис Мак-Гроу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 39 страниц)

   – Как я понял Ваше Сиятельство – возможно, опять не до конца, – это значит, что провозглашение будет отложено на несколько месяцев?

   – Несколько лет, – отчётливо произнесла Хатшепсут.

Неподвижные черты лица жреца не изменились, но взгляд его проницательных тёмных глаз осторожно пробежал по её лицу.

   – Понимаю, – пробормотал он. – Простите моё любопытство, но согласились ли на это министры? Я, кажется, слышал, что господин Кенука говорил...

   – Превосходнейший, господин Кенука – главное препятствие для решения нашей задачи. У него большие обязанности – и малый разум. Разумный человек не станет выступать против решения дочери Солнца. Умный человек – такой, например, как ты, Халусенеб, – не совершает поступков, которые принесут ему страшный вред в будущем, но может понять, что он должен сделать сегодня для того, чтобы потом это принесло ему пользу.

   – Понимаю, – сухо сказал Халусенеб. – А теперь – в чём состоит задача?

   – В том, чтобы избавить меня от вмешательства этого ребёнка – так, чтобы я смогла отобрать у господина Кенуки его хозяйство и титулы и добавить их к твоим.

Хапусенеб посмотрел на неё умными усталыми глазами и слабо улыбнулся.

   – Что-то такое я уже слышал, – сказал он. – Кажется, что подобную задачу я решил несколько лет тому назад.

   – Что ты выберешь? Если ты возьмёшься за неё, твой выбор будет работать на тебя ещё долгие годы.

   – Что я выберу? – задумчиво проговорил жрец. – Я думаю, что человек выбирает раз и навсегда. У него не будет второго шанса, хотя может казаться и не так. – Он снова улыбнулся и пожал плечами. – Я повторяю – мои слабые силы в распоряжении Великой Царицы.

   – Ты будешь делать то, что я скажу?

   – Конечно. Об этом не может быть никаких вопросов, не так ли?

Прежде чем она успела ответить, раздался Стук в дверь и приглушённый голос слуги:

   – Они прибыли, Сиятельнейшая. Меня послали спросить, где вы пожелаете их встретить.

   – Их? Нет, я хочу сначала увидеть одного мальчика! – Хатшепсут стремительно подошла к двери и открыла её. – Они уже здесь? Во дворце?

   – В Большом дворе, Сиятельнейшая.

   – Тогда проводите царевича в маленький сад. Я сейчас же приду туда. Визирь Нехси и благородный Сенмут могут подождать меня здесь.

Когда она закрыла дверь, Хапусенеб посмотрел ей в лицо.

   – Каких действий вы ждёте от меня?

   – Отказаться совершить над дикарём обряд помазания наследника.

   – А потом?

   – Потом я пошлю его в храм, чтобы начать образование. Включи его в число новичков, как любого другого парня, желающего стать жрецом. Тогда он будет принадлежать храму, а не дворцу. И держи его там.

Через пять минут она закрыла за собой ворота Царского сада и направилась к востоку. Её путь был совсем недалёк: на южную сторону дворца и по открытой лужайке маленького садика, примыкавшего к Большому двору. Не давая себе возможности для колебаний, она открыла калитку, вошла и остановилась.

Она вошла через боковую дверь. Усыпанная камешками аллея, бегущая под прямым углом к дорожке, на которой она стояла, вела через центр сада к беседке, находившейся поодаль от входа из внутреннего двора. Посредине этой аллеи стоял мальчик. Это должен был быть Тот – должен, так как не мог быть никем другим. Она недоверчиво смотрела на него, а слово «Вавилон» тем временем постепенно наполнялось тревожной и страшной реальностью.

Она много говорила о дикарях Хапусенебу, но подсознательно рассчитывала увидеть складки на безупречном белье, царский локон, свисающий на щёку, и непокорное высокомерие в хмуром взгляде. Теперь же она потрясённо и недоверчиво рассматривала странную, действительно невиданную фигурку. Такого она не смогла бы вообразить, даже если бы попробовала. В нём не было ничего от Египта, ничего от царевича – кроме носа. Он стоял и медленно осматривал окружающее, без высокомерия, без хмурого вида, но с выражением такой растерянности, что её сердце рванулось было к нему, словно это был простой потерявшийся и испуганный беспризорный ребёнок. Она могла бы поверить, что это действительно был беспризорник, отставший от какого-нибудь купеческого судна, – могла бы, если бы не его нос.

«Я должна с ним говорить? – с удивлением спросила она себя. – Он не видит меня. Я должна говорить, идти вперёд и говорить то, что собиралась, кратко и сухо...»

Это был не тот ребёнок, которого она представляла себе, когда готовилась к встрече. Она не ожидала, что он тронет её сердце... ничего из того, что она ожидала увидеть, совсем ничего. Голосом, столь же странным, как и её собственные смятенные чувства, она, запнувшись, позвала:

   – Тот?

Он повернулся и увидел её. На его лице появилось выражение благоговейного узнавания, отчего оно медленно изменилось.

   – Госпожа Шесу! – прошептал он.

От звука старого имени, которым он когда-то её называл, произнесённого со странным новым акцентом, у неё перехватило горло, словно его стиснули рукой. «Бедный ребёнок, бедный ребёнок! – думала она. – Почему он любит меня так же, как тогда...» Против воли она протянула к нему руки.

Он бросился к ней, его босые ноги замелькали, разбрасывая гравий и тихо прошуршав в траве. Через мгновение он оказался в её объятиях и вцепился в неё своими неловкими руками любящего мальчика, как ни один ребёнок, кроме него, никогда не хватался за неё, как не сможет девочка. Безмолвное страстное проявление его любви полностью обезоружило её. Слёзы обожгли её глаза, она почувствовала, что её лицо исказилось, а горло опять нестерпимо сжалось.

«О Боги. Я должна овладеть собой, – подумала она, – что это со мной, я не должна плакать...»

Она взяла его за крепкие маленькие плечи и отодвинула от себя, искривив рот в улыбке. Его глаза тоже были полны слёз, но он радостно улыбался.

   – Тот, – выдавила она из себя единственное слово.

   – О, я так рад, что вы здесь, я так рад! – выдохнул он.

   – И рад, что попал в Египет?

   – Да! Теперь.

Это всё ещё был детский голос. Он не был и наполовину таким взрослым, как она себе представляла, и наполовину таким высоким; на самом деле он был ростом не выше Нефер, которой было только девять, но плечи, за которые его держала Хатшепсут, были совсем не такие хилые, как у Нефер.

   – Какой сильный мальчик вырос, – продолжила она, не понимая толком, что говорит. – Ты очень изменился с тех пор, как я видела тебя в последний раз. Ты был всего-навсего маленьким мальчишкой…

   – Я плохо помню то время...

   – Но меня ты вспомнил?

   – О, вас я помнил всегда! – Поколебавшись, он негромко добавил: – Вы тоже немного изменились.

   – Я? И как же?

   – Не... не знаю.

Она почувствовала, что его глаза изучают её лицо – те самые тёмные вопрошающие детские глаза, которые так часто беспокоили её. Она быстро выпрямилась и, чтобы успокоиться, провела рукой по его чёлке, неаккуратно свисающей до самых бровей, отвела её в сторону, пригладила обратно, продолжая торопливо говорить:

   – Ну ладно, я вижу, как ты изменился! Ты вырос, да, тебе уже одиннадцать, правда? Это уже серьёзный возраст. И ты совсем не похож на себя. Скажем, эти волосы – нам нужно вызвать цирюльника, чтобы постричь их по-египетски. Ты увидишь, что так гораздо прохладнее и опрятнее...

Она остановилась, переводя дыхание, а её рука замерла на месте, откинув прядь волос со лба. Открытый широкий лоб в сочетании с изогнутым носом полностью изменил всё его лицо. Хатшепсут была вновь поражена. Это было лицо её отца, только без неизбежных отметок от шестидесяти прожитых лет на гладких щеках.

   – Что-нибудь не так, госпожа Шесу? – забеспокоился мальчик.

   – Ничего. Ничего, – быстро сказала она, отдёрнув руку. – Пойдём в беседку, у нас есть много о чём поговорить.

   – Беседка. Я помню беседку! Госпожа Шесу, это тот самый сад, в котором я играл?

   – Да, думаю, тот самый.

   – Я уверен, это он. – Он остановился на пересечении дорожек и медленно осмотрелся, будто искал нечто, ускользнувшее от него. – Но... он как-то изменился?

   – Думаю, что нет. А тебе он кажется другим?

   – Не совсем... – Его голос прозвучал неуверенно. После недолгого колебания он поднял к ней озадаченные глаза. – Это совсем маленький садик. А я думал, что он был очень большим.

   – Ты же был совсем маленьким, когда играл здесь. Я думаю, что тогда тебе всё здесь казалось большим. – Его акцент начат ужасно раздражать её – каждое слово звучало незаметным ворчливым упрёком. Она не удержалась, чтобы не сказать: – Нужно говорить «садик», а не «салдик».

Он быстро взглянул на неё и перевёл взгляд вдаль.

   – Простите, – негромко и очень тщательно выговорил он.

«Теперь я обидела его, – подумала Хатшепсут. – Он похож на своего отца – его очень легко обидеть».

   – Пойдём, – сказала она, размышляя: я должна сказать то, что должна! Но она не знала, как начать, и они в молчании поднялись по лестнице в беседку.

   – Я думаю, что ничего не остаётся навсегда совершенно неизменным, – тихо сказал Тот, следуя за ней. Поднявшись наверх и увидев пустое кедровое позолоченное кресло, стоявшее там многие годы, он внезапно сказал: – Здесь сидел мой отец.

   – Да. – Она не хотела говорить о Ненни. Опустившись в своё собственное кресло, она добавила с улыбкой: – А я сидела здесь и рассказывала вам сказки. Ты их помнишь?

   – Я помню про Страну Богов, – застенчиво сказал он. Он снова повернулся к креслу отца. – Госпожа Шесу...

   – А помнишь, как ты играл вон в том пруду? – быстро сказала она. – И пускал свою лодочку? У тебя когда-то была лодка...

   – Она и сейчас у меня! – воскликнул он.

   – Она всё ещё у тебя? Ты смог довезти её до Вавилона и сохранить все эти годы?

   – Да Эта люди не отобрали её у меня – знаете, бородатые люди. Я думаю, что это были гикеосы, госпожа Шесу.

   – О, Тот, гиксосы ушли навсегда. Господин мой отец загнал их за край мира много лет назад.

   – Нет, я думаю, что он прогнал их только до места, которое называется Кадеш. Госпожа Шесу, – мальчик подошёл ближе к ней и искренне заглянул в лицо. – Люди Кадеша не такие, как вы думаете. Нехси говорит, что они сгибают выи и возносят хвалу славе Черной Земли, но они этого не делают! Я не видел, чтобы хоть один из них так поступал. Они хмуро и сердито смотрят на египтян и перешёптываются, закрываясь руками. Тиах сказал, что если сегодня они непочтительны, то завтра взбунтуются! Он сказал, что если бы туда послать воинов, совсем немного...

   – Ерунда, не нужно никуда посылать воинов. Тебя, как и раньше, переполняют мечты.

   – Нет, это правда! Ведь не только я видел это...

   – Тот, перестань спорить со мной! – резко сказала она. Поскольку на его лице сразу появилось беспокойство, её собственный страх ослаб. Его не будет трудно взять в руки, нужно только быть твёрдой. Уже спокойнее она продолжила: – Будет хорошо, если ты оставишь эти вопросы старшим и более знающим людям. Дети не должны вмешиваться в дела, о которых ничего не знают.

Он молча посмотрел на неё, затем отвернулся, подошёл к лестнице и остановился, глядя на пруд и большое тамарисковое дерево.

   – Простите, – так же негромко сказал он. – Но всё именно так, как я вам сказал. Яхмос понял бы. – Внезапно он обернулся к ней с выражением такой боли, что она была поражена. – Госпожа Шесу, – сказал он. – Пожалуйста, скажите мне, где Яхмос?

   – Яхмос-из-Нехеба? Он... Я точно не знаю...

   – И вы тоже не знаете? – воскликнул мальчик.

   – Он всегда жил где-то около Южных казарм телохранителей, может быть, он всё ещё там. Я не видела его несколько лет. Он стал старым... слишком старым, чтобы... чтобы быть полезным. Когда я отпустила его со службы, то предложила ему дом и землю выше по реке, в Нехебе, откуда он родом, или даже здесь, в Фивах, рабов, чтобы ухаживать за ним, лекарей... было ясно, что он нуждался в них. Но он отказался от всего. Он проспал всю жизнь в воинском гамаке из верёвочной сети, сказал он, и заслужил право умереть в нём. Упрямый старик. Кажется, кто-то говорил мне, что он болен, – и теперь, когда у него нет лекарей...

   – Но... он не умер, правда?

   – Нет, я знала бы о этом.

Тот испустил длинный вздох и облизал губы.

   – Можно мне увидеться с ним? Прошу вас, скоро я смогу поехать к нему?

   – Хоть сегодня, если хочешь. – Она побарабанила пальцами по подлокотнику кресла. Каждый раз, когда она глядела на мальчика, он казался ей всё больше и больше похожим на её отца. Кроме того, она не хотела говорить и о Яхмосе. Скорее для того, чтобы сменить тему, она снова поправила его произношение. – Ты, наверно, хотел сказать «скоро», а не «зугоро», Тот. Я не понимаю, почему ты совсем всё забыл! Разве мать не говорила с тобой по-египетски?

   – Моя мать? Вы имеете в виду Нанаи?

   – Нанаи? Кто это?

   – Моя мать. Моя вавилонская мать.

Она испуганно посмотрела на него.

   – Я говорю про твою мать, Исет. Разве она была не с тобой? Разве не она заботилась о тебе в Вавилоне?

   – Нет, – после колебания ответил он. – Я не знаю её.

   – Но ведь с тобой кто-то был! Я послала... я... У тебя была рабыня-нубийка…

   – Да. Я вспомнил о ней на обратном пути, – голос мальчика внезапно стал жёстким и возмущённым. – В Арваде. Она была высокая и никогда не отвечала мне. Она отпустила мою руку – в том месте, где собирают караваны. А потом она ушла и бросила меня.

   – Она бросила тебя? Но... разве она не вернулась?

   – Нет.

Сильная дрожь пронзила всё тело Хатшепсут, вся её уверенность вновь улетучилась, точно так же, как в миг, когда она увидела Тота стоявшим на дорожке. Исчезнувшая Исет – без сомнения, умерла в морском плавании, – неверная рабыня и пятилетний мальчик, оставшийся один среди бородатых чужеземцев за тысячи лиг от всего, что знал...

«Я не желаю ничего знать об этом, – быстро подумала она. – Я не буду спрашивать его больше ни о чём».

Но она услышала свой вопрос, заданный странным напряжённым голосом:

   – А где ты жил, после этого... в Вавилоне? У этой, как её... Нанаи? С жителями песков?

   – В Вавилоне нет жителей песков, — поправил Тот. – Эго большой город, там есть река – хотя и не такая, как здесь – и башня по имени Этеменанки, туда, на самый верхний ярус, иногда сходят боги... другие боги, вы понимаете...

   – Тот! Нет никаких других богов, кроме наших, египетских, – никаких настоящих богов!

   – Нет, Эа – это бог. Он должен существовать. Эго он отобрал меня у вас и Яхмоса и привёл в Вавилон, чтобы Ибхи-Адад смог заплатить свои долги.

   – Ибхи-Адад? – с усилием повторила она слабо, запинаясь на непривычных слогах.

   – Гончар, который был моим... ну, тем, кто взял меня к себе. Он был очень добр ко мне, они все были очень добрыми. Нанаи... – Он глубоко вздохнул и поспешно продолжил: – Я учился в школе писцов под стеной храма.

   – Тот, послушай! Ты должен забыть всё, чему тебя учили эти дикари. Бог – Амон-Ра, ты слышишь? А не этот... Эа... – она снова запнулась на этом слове.

Он покачал головой с несогласием и беспокойством в серьёзных тёмных глазах.

   – Эа – тоже бог, – негромко сказал он. – Или богов нет вообще.

Ей показалось, что у неё волосы встали дыбом: так это было похоже на какое-то высказывание Ненни.

   – Не говори так! – воскликнула она. – Ты говоришь точно как твой отец!.. – Она резко прервала речь, но заинтересованный взгляд Тота уже перескочил на большое кедровое позолоченное кресло.

   – Там сидел мой отец, да? – задумчиво спросил он.

   – Да, действительно, – пробормотала она. – Целые часы вместе с ним... дни вместе с ним... размышлял и смотрел в пространство.

   – Да, я помню это! – выдохнул Тот. Его лицо вдруг осветилось каким-то внутренним открытием. – Ну да, я знаю, кем он был – он был Одиноким Человеком.

   – Бессмыслица, – начала было Хатшепсут.

   – Он сказал мне, что был одинок, – настаивал мальчик. – Я помню это. Он сказал, что все цари одиноки.

   – Это чушь! Твой отец был полон нелепых идей. Цари не одиноки, как это может быть? Господин мой отец был величайшим из царей, и я точно знаю, что он никогда не был одинок. На самом деле это его кресло, твоего дедушки. Ты знаешь это? Это – его сад... его дворец... его кубок для вина там, на столике; он из сокровищницы побеждённого им государя Нубии. Он превосходил всех государей вместе взятых, господин мой отец... Ты родился в тот самый день, когда он отбыл в сонм богов. Как хорошо я это помню.

   – Где был дворец моего отца? – тихо спросил мальчик.

   – О, здесь живут цари. И твой отец, конечно, жил здесь некоторое время.

Тот молча взглянул на неё, а затем сказал:

   – Госпожа Шесу, пожалуйста, расскажите мне о нём. Я помню так мало, не помню даже, как он выглядел. Нет ли здесь чего-нибудь вроде... вроде этого кресла, этого кубка, что принадлежало бы ему?

   – Нет, ничего. Я даже не знаю, что рассказать тебе о нём, Тот. Он был очень странный человек. – Она сделала паузу, затем резко закончила: – Он болел, болел много, а теперь он мёртв. Кроме этого, о нём мало что можно сказать.

   – Я думал... кто-то сказал мне, что фараоны не умирают.

   – Он... он отбыл к богам, – твёрдым голосом уточнила Хатшепсут.

   – Но он тоже был великий царь, как мой дедушка?

   – Да, он был царём.

Неожиданно она встала и принялась ходить по беседке. «Я больше не выдержу этого, – думала она. – Я должна сказать ему то, что должна, сразу, очень кратко – просто сказать ему, что он должен делать, и уйти, расстаться с ним!»

Она наклонилась, чтобы взглянуть ему в лицо, и её опять поразил вид его безвкусного, но трогательного наряда, и глаза, столь часто посещавшие её в видениях.

   – Госпожа Шесу, – всё так же негромко сказал он, – а я тоже буду царём?

Теперь, подумала она. Вот теперь, быстро.

   – Нам нужно поговорить о этом, Тот, – ответила она. – Прямо сейчас. Я не могу слишком долго оставаться с тобой, меня ждут Нехси и много других дел. Лучше всего поговорить сейчас.

   – Да, – прошептал он. Она видела, что его горло судорожно задёргалось, он сглотнул. Внезапно он вспыхнул: – Госпожа Шесу, я им не нравлюсь, всем этим людям на берегу реки и на пристани, я видел, когда мы причалили. Я им не понравился. Я видел, как они смотрели на меня, – они не хотят, чтобы у них был такой царевич! Скажите, разве мне необходимо сразу, прямо сейчас становиться царём? Я не знаю, как быть царём! Я ведь даже не знаю, как быть царевичем.

Она слушала его изумлённая, ошарашенная.

   – Ты не... не хочешь быть царём?

   – Нет, нет! Я не могу!

   – Ты... совершенно... прав, – выдохнула она, пытаясь не глядя найти кресло. Ближайшим оказалось кресло царя, и она упала в него.

   – Я... я прав? – с трудом повторил Тот, глядя ей в лицо.

   – Да. Да, ты действительно полностью прав. Я совершенно согласна с тобой. Я... очень рада, что ты так точно почувствовал и понял это. – Хатшепсут поняла, как невероятно удачно всё складывается, и к ней стала возвращаться её уверенность.

   – О, я понимаю. Я должен научиться быть царевичем.

   – Прежде всего ты должен научиться быть египтянином, – многозначительно ответила она – слишком многозначительно, она вовсе не хотела, чтобы он так покраснел от болезненного смущения, и торопливо продолжила: – Тебе много нужно узнать – больше, чем обычным мальчикам, в обычных школах для писцов тебя не смогут научить всему этому. Ты отправишься в храм, там тебе дадут полное образование.

   – В храм? В тот большой, что за рекой, по которой мы плыли этим утром?

   – Да, это храм Амона. Там много учёных людей, они смогут научить тебя всему, что ты должен знать. Полезнее всего будет, если ты начнёшь с одной из низших ступеней, как любой другой мальчик, желающий стать жрецом.

   – Но ведь я не хочу быть жрецом, – растерянно возразит мальчик.

   – Это же только для начального обучения, чтобы подготовить тебя к... к освоению других обязанностей. Ты должен научиться выполнять обязанности жреца так же хорошо, как и работу писца; постичь мудрость государственного деятеля. – Она улыбнулась, чувствуя, что очень хорошо высказала всё это, и наклонилась к нему, держась руками за головы золотых соколов, украшавших подлокотники. – У тебя будет достаточно времени, чтобы почувствовать радостную жизнь царевича и обязанности царя. Ты, конечно, понимаешь это?

   – Да, – ответил он после короткого колебания. Как будто для того, чтобы заглушить прозвучавшую неуверенность, он быстро кивнул, но в его глазах мелькнули смущение и тревога. – Я должен буду жить в храме? Но я смогу иногда видеть вас, не так ли?

   – О, ты можешь не беспокоиться об этом! Твоя первая обязанность – это очень старательно учиться. Ты должен заново выучить наших богов и наши обряды – это важнее всего.

Он снова кивнул, на сей раз покорно, хотя продолжал слегка хмуриться.

   – А кто будет править Египтом, пока я буду учиться?

   – Не беспокойся об этом. Ведь я же – дочь Амона. Он отдал Египет под мою опеку уже несколько месяцев назад и сказал, что моё служение всё ещё не закончилось. Я буду знать, когда придёт твоё время... время править, Тот. Тебе нужно положиться на меня.

   – Я готов, – медленно проговорил он. Но его глаза настолько вопросительно изучали её лицо, что она некоторое время ждала, прежде чем поняла, что он сказал всё, что хотел.

Она нервно поднялась.

   – Теперь мне пора идти. Если хочешь, я прикажу кому-нибудь доставить тебя к Яхмосу. Ты хочешь?

   – Да! – Очевидно, он до боли хотел этого.

   – Отлично. – Хатшепсут хлопнула в ладоши, сразу же в дверях, выходящих в Большой двор, появился раб. – Просто скажи ему, куда ты хочешь отправиться...

Тот уже отвернулся от неё и сломя голову бросился по дорожке.

«Действительно, – подумала она, – у него определённо нет никаких манер. Даже не попрощался, хотя, казалось, был так рад встрече со мной...» Она решительно опустилась в отцовское кресло и несколько мгновений сидела неподвижно, глядя на ворота, за которыми скрылся Тот, и ощупывая золотых соколов пальцами, которые, как она неожиданно заметила, стали холодными и непослушными. Царица потёрла ладони одну о другую, подумав: «Как бы ни поступал этот ребёнок, он может свергнуть меня».