Текст книги "Маска: история Меллисы де Бриз (СИ)"
Автор книги: Эллин Крыж
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)
Глава 11
Мадемуазелью де Бриз Меллиса в цирке звалась недолго. Вернее, вообще не звалась. И время Маленькой герцогини, тем более, герцогини Волчицы, безвозвратно ушло. И Меллисс не жалела об этом. Скоро ей дали новое прозвище: приблизительно через месяц после того, как она попала в труппу Кальяро. Это прозвище произошло от нового номера программы, в котором участвовали Никко и Меллиса.
Но сперва Меллиса выступала вместе с Джамболли и его тигром. А еще помогала, как и другие дети, когда требовалось, в фокусах волшебника Артоданти и вместе с Никко ухаживала за животными.
Никко и его папа жили в первой половине фургона, отделённой от зверинца дощатой перегородкой и дверью. Но большую часть времени дети проводили вне дома, носясь где-то по всему каравану цирка Кальяро. А вечера и тёплые ночи они проводили на крыше зверинца.
Это была идея Меллисы, но Никко горячо подхватил ее, даже притащил на крышу соломенный матрац и два одеяла. Его отец нисколько не возражал. Дети долго не спали и болтали допоздна. В фургоне они мешали Пьеру Маноло уснуть. Тем более, ночи сейчас очень теплые, почти летние, куда лучше проводить их на свежем воздухе.
Ночи часто проходили в дороге, и это нравилось Меллисе больше всего. Видеть, как мимо проплывают черные деревья и огоньки деревень, а над головой качается бархатный купол звездного шатра… что может быть лучше?
Так спокойно и умиротворённо Меллиса себя никогда прежде не чувствовала. Даже сидя на высокой крепостной стене приюта и глядя на звёзды. Ведь там ее терзали сомнения и желания, а мысли о будущем не давали покоя. Леса и парижские улицы тоже не располагали к покою. В то время Меллиса жила как дикий зверёк, оставаясь вечно настороже. А теперь у нее не было больше никаких забот. Она стала свободной певчей птичкой, собиравшейся путешествовать по свету всю жизнь. Прежде она была независима, но одинока. Теперь у нее появились друзья.
Меллиса сразу замечала все перемены в отношении окружающих и в их настроении. К этому приучила ее прежняя бродячая жизнь. Девочка быстро сообразила, что публика (в особенности, богатая публика) их верный друг и источник денег лишь до тех пор, пока их разделяет барьер манежа шапито или пространство рыночной площади. В тот момент, когда артисты, спустившись с высот недостижимых простым смертным (ведь ни одна крестьянская матушка не сделает такого тройного сальто, и ни один высокородный сеньор, будь он трижды дворянин, из воздуха не может доставать золотые монеты и живых голубей), но, когда по окончании представления артисты тоже становятся людьми, им лучше скорее исчезнуть.
Как сон, как видение, развлечение и праздник – их ценят. Но после – публика им больше не друг. Она презирает комедиантов, осуждает их образ жизни, и настолько сомневается в спасении их душ (да и вообще в наличии таковых у артистов), что заставляет их в церкви подходить к причастию в последнюю очередь и часто отказывает в погребении в ограде пристойных кладбищ. Публика обижена, что "такие бездельники живут на свете!" Кроме того, женщинам вредно быть на виду у такого количества мужских глаз. Пока идет представление, всё прекрасно. Но стоит мужчинам опомниться, как они считают: "Раз смотреть позволительно всем, значит и всё остальное можно". А чем зритель богаче, тем меньше он думает, прежде чем протянуть руку к "игрушке".
Любопытство, граничащее с полной бесцеремонностью и презрением, злило Меллису. Ей самой не было от этого никакого вреда: у своих поклонников-сверстников Меллиса вызывала зависть и восхищение, а это почти уважение. Риск же, связанный с вмешательством в ее жизнь могущественных людей, всё равно обличенных властью или богатством, был давно привычен. И прежний воровской опыт ей помогал. Не доверять чужим – давно вошло у Меллисы в кровь. Сейчас ей было приятно и внове, что можно, наконец, доверять своим.
Время для сборов у цирка Кальяро было хорошее. Шли послепасхальные торжества, весенние ярмарки. Народ оттаял после зимы и желал веселиться.
Обилие конкурентов сейчас не смущало. Нарядная процессия – парад-алле, проходящая по улицам нового городка перед выступлением, звуки барабанов и труб всегда собирали публику. На облюбованной площади представление шло иногда с утра до позднего вечера, а то и за полночь, особенно в дни больших ярмарок.
Цирку Кальяро было что показать.
Меллиса знала маршрут, по которому будет двигаться труппа. Никко объяснил ей, что во Франции рассчитывать на хорошие сборы можно либо приближаясь к Парижу, либо кружа вокруг него, ища встреч с королевским двором. Третьего не дано. Удаляться от Парижа в провинцию совершенно бессмысленно. Надо скорее пересекать границу.
11(2)
Поэтому, двигаясь по большому кольцу, цирк Кальяро сначала въезжал с юга в Париж, желательно под Рождество; потом направлялся в сторону Швейцарии, навещая по пути весенние ярмарки; потом, держа курс дальше на юг, колесил по Италии, где любой большой город – столица, что крайне удобно! И после карнавалов в Генуе и Венеции, осенью снова попадал на юг Франции, держа путь на Париж. У всех больших бродячих театров и цирков свои маршруты. И если конкурирующие труппы и проезжают по одним и тем же районам, то в разное время.
Меллисе это показалось разумным и справедливым. Вскоре она имела случай убедиться, что чувство самосохранения, так необходимое в мире, где всегда есть кто-то сильнее тебя (и этих "кого-то" такое множество, что шагу негде ступить), поневоле призывает к благоразумию.
* * *
Синьор Кальяро очень гордился своей конюшней. У него была дюжина превосходных чистокровных и полукровных лошадей и два лошадиных карлика: пегий и белый. Их называли «пони». Впрочем, у Гаррехаса был еще ослик, страшно усиливавший сходство синьора Клоуна и Санчо Пансы. Но этот длинноухий артист, обитавший порой в зверинце, но чаще возле фургона укротителей, в конюшню цирка не входил – у него было привилегированное положение королевского фаворита.
Меллиса любила ходить по ярмаркам и помогать мужчинам делать покупки. Это вызывало у нее приятные воспоминания о собственном богатстве. Кстати, красный бархатный кошелек благополучно здравствовал и вместе со своей хозяйкой отбыл из Парижа. Причём, он не пустовал. Но этих денег Меллиса не трогала и никому не показывала, оставив на "крайний случай".
На конской ярмарке в Дижоне Меллиса сопровождала синьора Кальяро и синьора Клоуна. Директор даже если не собирался покупать лошадь, никогда не мог устоять против этого зрелища. А сегодня господин директор хотел купить ездовую лошадь: ведь кроме конюшни существовали еще десять лошадок, которые тащили фургоны. В первый была запряжена пара, и упряжка зверинца состояла из двух смирных лошадок. Остальные лёгкие фургоны довольствовались и одной лошадиной силой.
На беду недавно пала одна из ездовых лошадей. Требовалась замена. Тащить тяжёлый первый фургон, на крыше которого лежало большинство составных частей шатра шапито, было не под силу одной арденской* лошадке. Хотя она благополучно справлялась с этой задачей последние два дня, требовалось поддержать ее.
Меллиса любила всех животных, но лошади были особой статьей. Друзья и труженики, они не считались "зверьми", и в то же время пропасть между домашними животными, такими как овцы, коровы, свиньи и Лошадью была очевидна. Меллиса следила за тем, как мужчины обсуждают достоинства и недостатки чистокровных жеребцов, безумно дорогих, вместо того, чтобы искать рабочую лошадь. Они с восторгом разглядывали лебединые шеи, шелковистые гривы, точеные ноги, благородные нервные морды и огромные глаза испанских и арабских скакунов. Эпитеты и восхищение красотой были такими же, словно речь шла о женщинах, только гораздо более почтительными.
Лишь одно удивляло Меллису. Самой ей жутко нравились лошади вороной масти, но мимо вороных и серых "господа специалисты" проходили не глядя. Наконец девочка не выдержала подобной дискриминации.
– Почему? – спросила она синьора Кальяро.
Тот уставился на вороного жеребца так, будто только заметил.
– А… – засмеялся господин директор, сообразив, чем вызвано его странное поведение. – Привычка. Вот из-за такого же красавца я однажды чуть не попал в тюрьму.
– Господин директор преуменьшает опасность, – иронично заметил синьор Клоун. – Не верь ему.
– А что случилось? – невинным голоском спросила Меллиса, хотя сразу подумала о краже.
Кальяро понял и отрицательно покачал головой.
– Гораздо проще, деточка. Цирку не следует приобретать лошадей той же масти, какая принята в полку королевских мушкетёров*. Иначе бравые вояки могут соблазниться возможностью получить бесплатно отличного скакуна.
* арденская порода лошадей – выведена в Бельгии, в Арденнах, тяжеловозы.
* в полку королевских мушкетеров не было рыжих лошадей. Роты делились на «серых» и «черных» по масти лошадей у солдат роты.
11(3)
Меллиса шмыгнула носом.
– А тогда… ну в тот раз – получили?
– Ты сомневаешься? – спросил Кальяро.
Девочка вздохнула, понимая, что сомнения неуместны.
– Да, – усмехнулся директор, – ты права. Поэтому серых и черных в нашем цирке не может быть, поняла? Уже лет десять прошло, я за это время просто перестал замечать их.
– А я очень люблю вороных, – печально сказала Меллиса.
– Я тоже, – кивнул Кальяро, – любил…
– Всё равно нас подобная мера предосторожности не спасает, – сказал синьор Клоун. – Заявление, что лошади краденные, я слышу от дворян куда чаще, чем "браво!"
– Потому что работать надо, старый лентяй! – пошутил директор. – Тогда может быть услышишь. Пойдём, вот то, что нам нужно.
Они подошли к низкорослой арденской лошадке рыжей масти. Меллиса отстала и продолжала рассматривать верховых лошадей.
"Когда-нибудь у меня будет собственный конь, и я выберу тот цвет, какой захочу!" – подумала она, со злостью глядя на каких-то военных, ходивших тут же по рынку. Один из них как раз смотрел зубы вороного.
Но Меллисс понимала, что сейчас их не выпустили бы из города с такой черной или серебристо-серой жемчужиной на поводу. Рисковать она не хотела и не одобрила бы напрасного риска других артистов.
«Если бы у нас был слон! – говаривала часто мамаша Кальяро. – Тогда бы нас уважали!»
Но слона не было. Меллисс задумывалась о другом. Акробатка Мари – мать шестерых детей, красавица и кокетка ненавидела, кажется, всех мужчин за пределами цирка. И рассказывала ужасные истории о них. Меллиса как-то спросила своего большого друга синьора Клоуна, что бывает, если какой-нибудь господин желает общества и внимания актрисы вопреки ее воле. Что тогда могут сделать окружающие?
– Иногда – ничего, – просто ответил синьор Клоун. – Но мамаша Кальяро на случай остановки в каком-нибудь замке или имении требует обычно деньги вперёд. И тогда, если господам угодно развлечься за наш счёт дважды: в рядах зрителей и за кулисами, мы сматываемся. Иногда приходится не дожидаться платы за выступление. Впрочем, кто поймёт женщин? Надо оставлять им право на любовные интрижки, а то еще обидятся, чего доброго!
– Значит, если не орать "на помощь!" – бросите на произвол судьбы? – ехидно спросила Меллиса. – Или в любом случае бросите, даже если звать?
– Будь у тебя такая дочь, как Эсмеральда, ты наверняка не стала бы говорить подобные глупости, – сердито проворчал синьор Клоун. – В цирке своих не бросают!
Меллиса, явно подлизываясь к нему, сказала:
– Просто мне очень скоро может понадобиться такой отец как вы, синьор. Я лишь заранее выясняю обстановку.
– Очень правильно делаешь, – одобрил старик. Помолчав, он спросил: – Ты, стало быть, собираешься остаться с нами надолго?
– Я, стало быть, собираюсь поставить собственный номер! – однозначно сказала Меллиса. – И вы мне поможете.
Глава 12
С идеей самостоятельного выступления Меллиса носилась уже давно. Синьор Клоун стал первым, с кем она поделилась своими планами. За те две недели, что она жила с цирком, Меллиса успела хорошенько приглядеться к жизни комедиантов. И, решив окончательно, что несмотря на отношение господ, она согласна стать одной из странствующих артисток, Меллиса начала думать о своем номере. Как ни странно, тигру в нём места не было. Лигар мог бы обидеться, но Меллиса не собиралась прекращать свои выходы вместе с тигром и Джузеппе Джамболли. Однако девчонке уже хотелось большего.
Никко учил ее ездить верхом. И не просто держаться на спине лошади, как многие, а проделывать на полном скаку всякие трюки. Этот, быстро бегущий навстречу круг, зачаровал Меллису. Но ей хотелось сразу всего, и поэтому девочка придумала особенный номер.
Вечная сторонница тактики неожиданных появлений, Меллиса отвела место своему номеру после выхода волшебника Артоданти. Она еще не решила, как именно обставит свое эффектное появление, но была уверенна, что это мелочи. Главное, появившись, она раскланивается; на арену выбегает лошадь (Меллисе так хотелось, чтобы это был вороной жеребец, но увы…). Лошадь делает круг; Меллиса на ходу вскакивает на панно, лежащее на спине лошади, становится в полный рост и начинает демонстрировать, чему научилась. Прыгать через обруч, танцевать, стоя на галопирующей лошади, может быть, со временем и жонглировать, как братья Энрико и Марио. Этому, однако, следует подучиться…
Потом, на скаку, Меллиса хватается за трапецию и взлетает под купол шапито. Оттуда можно разбрасывать цветы и петь романс о нежном сердце, уж это она преотлично умеет!
Синьор Клоун отнёсся к идее девочки с интересом. Сухо заметил, что в цирке Меллиса новичок, хотя и очень хорошенькая. Но это не обязательно гарантирует ей шумный успех. Однако всё, что на пользу сборам и славе труппы должно рассматриваться серьёзно. Стоит посоветоваться с синьором Кальяро в постановке.
– Зачем? – спросила Меллиса таким тоном, который ясно говорил, что она всё решила сама. – Вы не хуже директора разбираетесь в этом. Лучше даже! Помогите мне, а будет готово, тогда и спросим разрешения. Решать всё равно будет синьора Кальяро, а ее вкусы вы хорошо знаете.
– Детка, а ты не много ли на себя взяла? – несколько удивлённо спросил синьор Клоун.
Меллиса резко вздёрнула плечом:
– Я силачом работать не берусь. Гнуть подковы и монеты у меня действительно сил не хватит. А номер у меня будет!
За всё время их знакомства девчонка впервые показала волчьи зубы. До этого Меллиса широко раскрывала наивные глазки и улыбалась, смягчая все свои "прелести", приводившие некогда в ужас воспитательниц приюта Святой Анны. Она отчетливо представляла себя хорошей девочкой, юной бесстрашной артисткой и честно играла эту роль, пока никто не становился поперёк ее решений. Тогда сказалась привычка руководить своими делами и всё решать самой, без советчиков.
Синьор Клоун хотя и казался толстым неуклюжим старым пьяницей, простаком отнюдь не был. Он и славу свою заслужил на манеже за роль умного дурака, шутя и слегка презрительно обходящего законы и мудрецов. Ему вдруг очень захотелось спросить Меллису, отчего ей понадобилось столь поспешно покинуть Париж? Читающий в сердцах сейчас легко мог заметить, что у детки есть не только амбиции, которые есть у всех. Но у нее объявилась вдруг железная хватка и прошлое. Откуда??
Синьор Клоун мгновенно оценил, что у малышки к тому же большое будущее.
– Хорошо, – безразлично и быстро согласился он. – Попробуем.
Меллиса получила всё, чего добивалась от него и снова стала кроткой овечкой, вернее, ласковым котёнком. Овечкой она при самом большом напряжении воли прикинуться не могла.
– Мы начнём завтра же, правда?
– Да, как будет свободное время на репетиции, сразу попробуем.
Но директору об этом разговоре Гаррехас рассказал в тот же вечер. Кальяро сказал то же самое: "Попробуем".
А на другой день как бы случайно явился на репетицию. Он некоторое время молча смотрел, оставаясь незамеченным.
Директор нашёл, что Меллиса очень уверенно держится на лошади. Показывает, будто ей всё легко, а сама настороженно смотрит по сторонам. Пьер и Никко тоже считали, что девчонка очень быстро всё схватывает. Своему другу Никко она объясняла, что просто смотрит внимательно и представляет, будто сама делает трюк, который ей показывают. И тогда, уже пробуя повторить, Меллиса чувствует, будто это не в первый раз. И не боится.
Что правда, то правда, она ничего не боялась. Однако синьор Клоун был недоволен.
12(2)
– Что ты делаешь? – ругался он. – Кто смотрит такими глазами на публику, а? У тебя там все – кровные враги или только несколько? Откуда такая злость? Ты когда прыгаешь, готова всех в дребезги разнести! Пьер, держи обруч ровнее! Так, еще раз… Меллисс, тебе сколько лет, сто? Порхай, порхай, ты ребенок, вспомни наконец! А то словно на абордаж пошла… вот, опять! Стоп!! Иди сюда, маленькая ведьма!
– Чего? – хмуро спросила Меллиса, стараясь отдышаться.
– Иди, – поманил ее синьор Клоун. И когда он взял ее за плечо, Меллиса, раньше, чем услышала, поняла, что он сейчас скажет.
"Опять!" – мысленно вздохнула она, закатывая глаза.
– Ты же девочка, – мягко сказал синьор Клоун.
Меллиса взвилась на дыбы и стала кричать.
– Прекратить шум! – приказал директор. – Меллиса, не спорь, иди работай.
Девочка вернулась и снова вскочила на лошадь.
– Имей в виду, – повторил синьор Клоун, – мне в этом номере нужна la mariposa – бабочка, а не пантера.
– Мне тоже! – сквозь зубы процедила Меллиса и пустила лошадь в галоп.
– Как дело идет? – спросил друга директор, присаживаясь рядом на траву. Репетиция проходила во время остановки на ровной полянке, сбоку от большой дороги.
– Так себе, – ответил синьор Клоун. – Ты видишь?
– Да. Но, по-моему, это в характере.
– Плевать на характер! – взъярился Гаррехас. – Если она с таким характером себе руки-ноги поломает, зачем вообще начинать? Мне в этом номере нужен другой человек, другой! И баста!
Кальяро, улыбаясь, покачал головой.
– Не так. Это ей нужен другой номер. Имею мысль, как превратить ей в бабочку.
– Выкладывай! – велел синьор Клоун, приложившись от души к плоской тёмной бутылке. – О-ой! Так она меня разозлила, что в горле пересохло. Мысль-то скажи.
– Сейчас. Меллиса! Подойди.
– Да?
– Только не злитесь оба, – предупредил директор. – Тебя, детка, тигр явно не научил хорошим манерам, а тебе, старику, грех злиться на девочку.
– Оставьте нотации до ужина, господин директор, – буркнул Клоун. – Мы превратились в слух и смиренно ждём ваших предложений.
И Кальяро выложил свои идеи, относительно постановки номера Меллисы. Во-первых, он предложил им выступать вместе с Никко. Девчонке нужен партнёр не менее резвый, чем она сама, иначе – сказал Кальяро, – никто и не поймёт, что Меллиса – девочка. И, к тому же, хорошенькая. Поэтому есть смысл хорошенькой девочке появляться эффектно и романтично.
Как с самого начала хотела Меллиса, ее выход запланировали после выхода мага Артоданти. В конце своего номера, Артоданти открывает огромную пустую корзину, показывая, что она и правда пуста. Потом, покрывает ее платком. Когда он сдёргивает платок, из корзины вылетают белые голуби. Всё дело в двойном дне волшебной корзины. Что если в другой раз после голубей из корзины выпрыгнет живая девочка?
– Нет, – сказала Меллиса. – Лучше, чтобы корзина висела под куполом… потом Артоданти стреляет в нее, корзина скользит вниз по верёвке, а потом оттуда появляюсь я!
– Неплохо, – одобрил синьор Клоун. – Но это вариант только для шапито. На рынке такого фокуса не покажешь.
– Стрелять можно в любом случае, – попросила Меллиса. Ей нравилось, как громко хлопает длинноствольный мушкет Артоданти. Это только дым и гром и совсем не опасно.
– Пусть, – согласился Кальяро. – Это достойный салют для появления Крошки Из Корзинки.
– Хорошее название для номера, – в раздумье сказал синьор Клоун. – Мне эта идея тоже кстати.
– О чём ты?
– После поймёшь, – отмахнулся синьор Клоун. – Меллиса, давай, работай! Никко, возьми вторую лошадь, попробуйте вместе.
В Безансоне, где цирк Кальяро долго стоял, собирая публику в шапито, Меллиса и Никко дебютировали со своим номером. Там же Меллисс усиленно репетировала и вторую часть, на трапеции. Совсем простую, но красивую. Тогда же, сразу по приезде в Безансон, номер подали на суд мамаше Кальяро. Посмотрев, она разрешила дебют.
– Ничего, девочка, неплохо, – сказала мамаша Кальяро. – Конечно, будь у нас слон, при твоих способностях к дрессировке ты бы сделала такой номер!.. Но так тоже можно смотреть. Можно. Но вторую часть показывать пока рано, я думаю. Выступайте с Никко.
Вторая часть… это номер для мужчин, честно тебе скажу. То есть, смотреть его будут мужчины. И во все глотки орать "браво!" Но это попозже. Сейчас не стоит. Тем более, трапеция только для шапито, а мы сейчас в основном на площадях. Мда… поёшь ты красиво. Красиво… Но этот номер покажем через годика полтора, хотя бы.
– Си, синьора, – Меллиса скромно сделала реверанс.
12(3)
– Сегодня вечером ваш выход, – предупредила юных артистов мамаша Кальяро.
Никко потом всё время до вечернего представления только и знал, что уверять, будто он ничуть не волнуется. Меллиса молчала.
Мадам Жармон – старушка из четы музыкальных эксцентриков, еще раньше сшила Меллисе костюм. Весь в блёстках, с пышной газовой юбкой. Более красивого платья девчонка в жизни не надевала. Ей нравилось всё, и костюм, и балетные туфельки, и усыпанная блёстками алая шёлковая роза, которую Меллиса вколола в свою отросшую гриву. Вертясь перед зеркалом, Меллиса себе жутко нравилась и действительно почти не волновалась. До самого выхода на манеж.
Впрочем, никто в зале еще не знал, что девочка на манеже. Заканчивал свое выступление маг и волшебник Артоданти. Когда по цирку, шелестя крыльями, разлетелись белые голуби, на манеж верхом на ослике выехал синьор Клоун.
– Красота! – громко и с чувством заявил он, следя за птицами.
Артоданти скрестил руки на груди и принял крайне надменный вид.
Задрав голову и ничего не замечая, синьор Клоун слез с ослика и пошёл по кругу, пока не наткнулся на Артоданти.
Публика засмеялась.
Осёл громко заорал.
– Смеёшься? – опомнившись, возмущённо накинулся на ревущего осла синьор Клоун. – Что ты понимаешь в прекрасном, глупая скотина!
– Каков хозяин, таков и осёл, – заявил Артоданти. – Уйдите, любезнейший, вы мешаете моему волшебству.
Синьор Клоун насмешливо свистнул, как уличный мальчишка.
– Разве это называется волшебством? Вот я действительно мог бы показать нечто необычное, будь у меня такая же корзина, как у вас!
– Возьмите ее, – великодушно разрешил Артоданти, небрежно поведя рукой. – Но я уверяю, что без особого заклинания…
– Чур меня! – воскликнул синьор Клоун. – Это уже не фокусы, а нечто неподобающее получится! Я знаю только одно заклинание, которым владеют все великие люди нашего времени!
Гордо выпятив живот, синьор Клоун прохаживался по арене. Ослик трусил за ним, словно тень. Корзину тем временем подняли под купол цирка на жуткую высоту. Сквозь щели Меллиса видела полный зал и множество блестящих глаз.
– Где же то, что вы называете красотой и изяществом? – с пафосом вопрошал Артоданти. – Где оно, самое лучшее и сильное заклинание нашего времени, покажите мне!
– Извольте, – ответил синьор Клоун, вытаскивая из-за пазухи огромный мушкет. – Вот оно. Посторонись!
Делая вид, что с трудом способен поднять столь тяжёлое оружие, синьор Клоун долго целился, при этом дуло мушкета то блуждало по залу, то направлялось на Артоданти. Волшебник в итоге скрылся за кулисами. Синьор Клоун выстрелил в корзину, и та быстро заскользила вниз. Казалось, она сейчас рухнет синьору на голову. Меллиса тоже об этом подумала. Но знала, что Пьер Маноло и Джузеппе Джамболли безукоризненно рассчитали за время бесконечных репетиций, как следует тянуть веревку, чтобы удержать корзину у самой земли. И потом мягко опустить ее.
Зрители были в диком восторге, когда из корзины, раскинув руки, сияя, вынырнула девчонка с алой розой в черных густых волосах. Этого хватило бы с лихвой для аплодисментов. Меллиса могла ничего больше не делать. Но она выскочила из корзины, поцеловала в щёку синьора Клоуна и поклонилась публике.
Под гром аплодисментов, как под военный марш, на арену выбежала белая лошадь. Все стихли, наблюдая за представлением. Меллиса вскочила на спину благородного животного. Синьор Клоун щелкнул шамбарьером, и номер закружился в единую карусель.
Неизвестно откуда появился мальчишка такой же черноволосый, на таком же белом коне. И он, и Меллиса были в красном трико с блёстками. Но она еще и в бело-золотой газовой юбке, взлетавшей и колыхавшейся, словно облако. В таком наряде девочка парила, как и хотел постановщик ее номера. Она была теперь совершенно на своём месте. Даже скользящая в движениях резкость и бесшабашная отвага, не подходящая фее, придавали Меллисе дополнительное очарование.
Никко не отставал от нее. Прыжок в горящий обруч был последним трюком в их номере. После этого дети раскланивались, взявшись за руки. Лошади грациозно преклоняли колено, и вся четвёрка удалялась. Синьор Клоун улыбался аплодисментам, стоя в центре арены. Потом демонстрировал, как умеет кланяться его ослик. Это было ужасно смешно.
12(4)
Номер с корзинкой поставили во второе отделение программы. После него шёл конный аттракцион.
Синьор Кальяро выводил свою великолепную конюшню. Белые, рыжие, пегие лошади вальсировали, выстраивались в узоры и показывали чудеса красоты синхронного танца. Их было двенадцать, в том числе и те две, что выступали с детьми. Музыку менуэта играли супруги Жармон, лошади танцевали, будто бы вовсе не нуждаясь в напоминаниях дрессировщика. Кальяро был только дирижер этого аттракциона.
Лошади еще кружились, когда на арену выходили жонглёры, Энрико и Марио. Они жонглировали факелами, но их основной номер проходил самым первым, в начале представления. А теперь они вышли на завершение.
Постепенно выходили все артисты. Манеж заполнялся людьми; лошади цепочкой исчезали за кулисами. Кальяро поднимал руки, приветствуя публику; артисты делали последний поклон.
Представление окончено.
Меллиса очень любила последний поклон. В этот день она чувствовала свое полное право стоять на манеже рядом со всеми. Она послала публике воздушный поцелуй и грациозно склонилась в реверансе. Ее, всё-таки, столько лет обучали хорошим манерам…
