Текст книги "Маска: история Меллисы де Бриз (СИ)"

Автор книги: Эллин Крыж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 31

На другой день Лоранс с утра укатила в Пале-Рояль. Меллисе пришлось брать наёмный экипаж, чтобы добраться до улицы Сен-Север.

Но Лоранс вовсе не возражала против этого визита и узнала о нём еще вечером накануне. Она не рассказала Меллисе подробностей, но намекнула, что, возможно, здесь затевается крупнейшее дело. И касается оно друга Валлюра – маркиза Соржюса. Неплохо бы разведать всё поточнее.

Меллиса приняла к сведению новый намёк подруги, способный еще раз и, кажется, серьёзно столкнуть их с Валлюром. Но когда она явилась в квартиру маркиза, охота говорить о делах совершенно пропала.

Из чувства внутреннего протеста Меллиса специально опоздала на встречу. Она явилась к половине одиннадцатого. Дюфор встретил ее крайне удивлённо, даже испуганно; похоже, хозяин не предупредил его о визите подобной гостьи. Но, тем не менее, дворецкий учтиво проводил Меллису в гостиную, где был накрыт маленький столик на двоих.

По реакции Валлюра нельзя было понять, ждал он ее слишком долго или отчаянно надеялся, что она не придет. Он просто встал ей навстречу. Поцеловал руку.

– Завтрак будет готов ровно через минуту, – после обычного приветствия сказал маркиз. – Располагайтесь.

Меллиса, оглядев комнату, подошла к высокому витражному окну и села в мягкое кресло. Спиной к окну, лицом к середине комнаты, боком к маркизу.

– Ничего не изменилось, – мечтательно сказала она, имея в виду обстановку в квартире.

– Некому было менять, – откликнулся де Валлюр, усаживаясь на ближний край дивана, в метре от Меллисы.

– Откуда вы взялись, маркиз? Вас давно не было, – с явным любопытством поинтересовалась Меллиса.

– Откуда сейчас все мужчины возвращаются в Париж, – негромко ответил он.

– Из Ла-Рошели? Не может быть! Не станете же вы уверять, будто участвовали в боевых действиях?

– Нет, мадемуазель, – чуть нахмурившись, ответил Валлюр, – не стану.

– Я только хочу сказать, странно, что мы не встретились там, – серьёзно пояснила Меллиса, видя, что шутить ее собеседник почему-то не расположен.

– А я, напротив, не удивлён. Странно, если бы встретились. Я ведь находился при штабе Бассомпьера, в его особом отряде, как переводчик и дипломат. Участвовал в переговорах. Потом, сопровождал обозы с провиантом, после подписания капитуляции, когда открыли ворота города.

– Вы были в Ла-Рошели уже после снятия осады?

– Довелось побывать… – кивнул маркиз, и стало ясно, что Валлюру не хочется дальше развивать эту тему.

– По-вашему, лучше, чтобы пали французские береговые крепости? Сен-Мартен, например? – сурово спросила Меллиса.

– Что для людей – лучше, для войны – нет, – философски откликнулся маркиз. – Если бы англичане захватили нашу военную крепость, то можно было требовать оставить ее, в обмен на снятие осады с города… Но Монсеньор на это не согласился бы. Даже на временное отступление. Такой вариант обсуждался в штабе.

– Вы больше сочувствуете осаждённым гугенотам, чем своим гибнущим на крепостных стенах единоверцам, – предупреждающе заметила Меллиса, снова намекая маркизу, что его откровенность может быть опрометчива, но Валлюр не собирался лицемерить.

С тех пор, как Меллиса официально разоблачила его как шпиона иноземной державы, маркиз обрёл привилегию говорить своей гостье правду в глаза, хотя он и раньше особенно не стеснялся своих политических взглядов.

– В наших крепостях и полках – солдаты, вооружённые мужчины, выбравшие свою судьбу. А не старики и не младенцы, так и не доросшие до серьёзного понимания большой государственной политики, потому что они умерли от голода под крышей собственных домов, в своём родном городе.

Меллиса сказала примирительно, меняя тему:

– Вы настроены слишком мрачно, маркиз, и выглядите больным. Оттого, наверно, что у вас неприятности по службе. Что вы собираетесь делать теперь, когда Бэкингема нет больше?

– Мое положение не зависело от воли герцога, – возразил ей Валлюр. – У него лично я не служил.

– Тогда в чём причина? Вы еще менее любезны со мной, чем обычно. Что-то не даёт вам покоя?

– Нет, всё как всегда, мадемуазель. А если вы правы, отчасти, то причина эта совсем не духовного свойства.

– Вы были ранены? – догадалась Меллиса. Она подумала об этом еще вчера, когда маркиз завязывал плащ. Он свободно действовал только левой рукой.

– Пустяки. Шальная пуля. На войне, знаете, как на войне.

– Жаль, я не видела, как вы истекаете кровью! – не сдержалась Меллиса.

Валлюр слегка улыбнулся.

– Не повезло вам. Упустили момент.

– Отчего же, маркиз. Мне, думаю, еще представится удобный случай.

– Может быть. Мне так лестно, мадемуазель, что вы не забываете меня. Такое внимание к моей скромной особе! Вы уже разыскиваете меня по трактирам, а ведь мы даже не помолвлены!

Меллиса хмыкнула, что могло означать: "Вот это наглость!" Но могло означать и другое: "То ли еще будет, маркиз!"

31(2)

– Скажите, ваше появление вчера в «Жемчужине» было случайным? – вкрадчиво спросил де Валлюр.

– Если вы столь глупы, что осмеливаетесь спросить, отвечаю: совершенно случайным! – резко сказала она.

– Я так и подумал, – с улыбкой кивнул маркиз. – Но я хотел уточнить.

– Можно и я уточню? – таким же медовым тоном спросила Меллиса: – Вы давно знаете своего друга?

– Эжена? Несколько лет. Он понравился вам, графиня?

– О, да. Не скрою, я хотела бы познакомиться с бравым капитаном поближе.

– Я бы не желал другу такого знакомства, – прямо заявил Валлюр, – потому ничем не смогу вам помочь.

– Жаль, очень жаль, – промурлыкала Меллиса. – Но, как знать, может быть, я смогу чем-то помочь маркизу де Соржюсу? Ведь он наверняка даже не представляет, в какую игру его могут втянуть.

– Что вы хотите этим сказать, графиня?

– Ничего. Только то, что сказала. Соржюс показался мне таким простодушным и преданным делу королевской службы…

– Да, в отличие от нас, мадемуазель, Эжен – честный человек и не признаёт лжи и коварства. Он – солдат короля. Я уважаю его позицию.

– Я тоже, – невинно раскрыв глаза, подтвердила Меллиса. – И мне не хотелось бы, чтобы… ну, прямо скажем, не слишком политически благонадёжные люди скомпрометировали этого честнейшего человека.

– Даже так?

– Именно так, маркиз.

– Простите, мадемуазель, – вежливо заметил Валлюр, хотя кожа на скулах у него побелела, – мои друзья – это мое личное дело. Хотя бы во Франции, раз уж вас так беспокоят соседние страны.

– Что вы, что вы, никто не может указывать вам, дорогой маркиз, – примирительно заговорила Меллиса, и Валлюр настороженно поднял голову, узнав в ее голосе интонацию Лоранс, ее серебряные нотки. – Но вдруг ваши личные дела могут заинтересовать и меня? А через меня и других… Монсеньора, к примеру.

– Не люблю угроз, – подойдя, тихо заметил Валлюр, и взял Меллису за локоть. – Прошу к столу, мадемуазель, мы слегка увлеклись беседой.

Меллиса встала и чуть не закричала, когда железный капкан на ее локте сильно сомкнулся, только что не щёлкнул.

– Вспомните Фонтенбло, – сквозь зубы процедил де Валлюр. – Теперь я вас предупреждаю: не вздумайте мне мешать!

Меллиса молча села за стол; Валлюр сел напротив.

После довольно долгой паузы, Меллиса спросила:

– Вы для того, чтобы сказать это и пригласили меня?

– В общем, да, – беззаботно ответил Валлюр своим обычным голосом. – Угощайтесь, мадемуазель.

– Больше спасибо, маркиз.

Пока завтракали, эти двое казались лучшими друзьями. Их интерес к освежающим напиткам и роскошным, но лёгким блюдам был куда больше интереса к политике. Но, взяв сочное яблоко на десерт, Меллиса кокетливо сказала, что ценит дружеское участие маркиза, однако…

– Не могу ничего заранее обещать вам. На войне, как на войне, сами знаете.

Допив вино, Валлюр с грустью посмотрел на нее:

– Мне жаль вас, Меллиса. И всё-таки не могу понять, что заставило вас стать комнатной собачкой Лоранс и хорошенькой умной пешкой в игре Монсеньора?

Нищета?

Как я понял, вам знаком вкус этого блюда, но неужели настолько, чтобы пойти на всё? Вы не кажетесь мне такой уж уступчивой, Меллиса. Я прав? – он пристально смотрел ей в глаза, рассчитывая прочесть даже тот ответ, который она хотела бы скрыть.

– Прекрасно, причина в другом…

Честолюбие?

Честолюбцы не упускают добычу, которую могут загрызть, а вы это делали не однажды. Или вас так радует власть над жизнью и смертью других? Не заметил. Какой странный случай привёл вас на эту стезю?

– А вас? – жёстко спросила Меллиса, не отводя взгляда.

– Меня? Меня – бедность. И, наверное, молодость.

– Но у вас, вероятно, был выбор?

– Конечно. Он есть у каждого, и у вас был, – уверенно согласился маркиз, не собираясь оправдываться. – Только выбор был не блестящий, как я понимаю?

Меллисе не хотелось рассказывать Валлюру о своей жизни. Она только сказала, что прежде у нее было всё, что устраивало ее. Но в критический момент у нее не нашлось могущественных друзей, кроме Лоранс. Потому вот так всё получилось.

Они встали из-за стола, и Меллиса опять устроилась в кресле. Валлюр стоял рядом, облокотившись о резную высокую спинку.

Склонив голову набок, Меллиса посмотрела на него снизу вверх.

– Я могу вас понять, маркиз. Но отчего вы не приняли покровительство Монсеньора? Ведь вы признаёте его таланты в политике?

– Признаю.

– В таком случае, вы просчитались.

– Не думаю. Мне просто не повезло.

Меллиса дёрнула плечом, выражая непонимание – Всё-таки, вы – француз!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍31(3)

Валлюр усмехнулся:

– Но делать выбор мне-то пришлось не во Франции, а в одном из германских княжеств. И Ришелье не был еще кардиналом, не то что Великим кардиналом и главой королевского совета.

– Это в каком же году?

– В двадцать втором. Как раз накануне великих событий в жизни вашего Монсеньора*.

– И где именно в Германии?

– Вам так нужно знать точное место?

– Хотелось бы понять о вашей жизни возможно больше, – любезно сказала Меллиса, но интерес ее был совершенно искренним. Она сравнивала историю Валлюра со своей собственной. – Где происходил ваш выбор, маркиз?

– В долговой тюрьме. Студенческая жизнь как-то не располагает к осмотрительности вообще, с кредиторами, с полицией…

– Разве вы не могли просить помощи у родных?

– У отца, вы хотите сказать? Не смейтесь. Валлюры разорены на протяжении не менее трёх поколений. Не я же один довёл наш род до столь глубокой долговой ямы!

– Однако вы верный наследник семейных традиций!

– Что делать. Nobless oblige*.

– Я поняла, – кивнула Меллиса. – Что дальше?

– Мне предложили помочь в одном деле, оно касалось профессора из университета в том городе, где я учился. Старик кому-то мешал. А я был любимый ученик. Непутёвый, конечно, и вполне подходящий для этой игры. Мне предлагали это очень влиятельные люди, и были они весьма настойчивы и красноречивы. Да и грозил профессору не костёр, не тюрьма… Громкий скандал, потеря места в университете, не более. Отказываться было крайне глупо.

Меллиса снова посмотрела вверх, на его лицо. Валлюр наклонился, перегнувшись через спинку кресла. Их глаза были близко.

– Вы согласились?

Его губы дрогнули в иронической усмешке:

– Нет…

– И что было потом?

Он выпрямился, отдаляясь.

– Ничего. Профессора выжили без меня, притом, очень скоро. Он после скандала потерял кафедру, уехал в другой город. По-моему, здравствует.

– А вы?

– Я, соответственно, остался. Со временем поумнел немного, и когда мне предложили другой вариант, менее личный, согласился.

– И сколько времени вам понадобилось, чтобы "поумнеть"? – почти шёпотом спросила Меллиса, глядя перед собой. – Полгода? Месяц?

– Немногим более недели, – усмехнулся маркиз. – Я, всё-таки, более сообразительный, чем вам кажется. И довольно скоро понял, что упрямство не самая сильная моя черта. В отличие от вас, мадемуазель!

Меллиса почувствовала скрытую горечь в его словах за лёгким ироничным тоном. И, не удержавшись (она сама удивилась), тихо сказала:

– Мне хватило трёх дней.

Валлюр положил руку ей на плечо.

– Можете быть спокойны, я вам не верю. Но это, в общем, неважно. Мне интересно, отчего вдруг я вам всё это рассказываю?

– Потому что я вас спросила об этом.

– Может быть, я снова покажусь вам неучтивым, но если меня спрашивают о чём-то, это еще не основание, мадемуазель, чтобы я действительно отвечал на вопрос, – возразил маркиз. – Почему мне легко говорить с вами?

– Наверное, потому, – нахмурилась Меллиса, – что мы с вами близкие люди – враги.

– Да, пожалуй.

– А вы не хотите, маркиз…

– Перейти на вашу сторону, под крыло алой мантии Ришелье? Вы меня уже спрашивали об этом, Меллиса. Нет, не хочу.

– Воля ваша, маркиз, – кротко согласилась Меллиса, вставая. – Однако Лоранс была бы рада.

– Еще бы!

Валлюр засмеялся. Это прозвучало надменно и не слишком почтительно.

– Она благоволит к вам, – упрекнула Меллиса. – И хотела бы вам помочь.

– Не думаю. То, что Лоранс меня обожает – не тайна. Ее доброе сердце открыто для столь многих мужчин! Нет, я-то ее тоже очень люблю. Давно, нежно и преданно. И знаете, почему нам удалось сохранить добрые отношения? – безмятежно улыбаясь, спросил де Валлюр. – Лоранс – умнейшая женщина, она не могла не догадываться о моих связях. Ведь это она натравила вас на меня. Разве не правда? Так вот, наши отношения никогда, ни при каких обстоятельствах, не касались политики. У нас нет никаких деловых связей. Если я ей что-нибудь должен, то только как давней подруге. Своей, и своего отца. Я ведь мадам Арманд знаю… лет двадцать. – Он снова наклонился и сказал Меллисе на ухо: – А на кардинала мне наплевать. И на все интриги всех политиков – тоже, – добавил он еще тише.

Меллиса почувствовала непреодолимое желание вцепиться ему в волосы и расцарапать ногтями лицо. Она чувствовала, что Валлюр смеётся над ней, и уверен в данном случае в своей безопасности. Но рядом с ним и она чувствовала себя как-то странно, тоже довольно защищённой, хотя и находилась лицом к лицу с опасным противником. Почти так же она когда-то чувствовала себя рядом с тигром. Кроме того, это было чувство сообщничества против окружающего мира, одинаково враждебного им обоим.

31(4)

Меллиса пробыла у него в доме много дольше, чем собиралась. Вернулась она злая и застала дома Лоранс. Мадам кричала на служанку, а Анна-Луиза вместо того, чтобы виновато молчать, беззастенчиво огрызалась.

Наконец горничная яростно затопала по коридору и наткнулась на Меллису. Сделала сердитый реверанс и хотела убежать. Но Меллиса крепко ухватила ее за руку.

Анна-Луиза остановилась.

Меллиса сказала ей что-то на ухо, и горничная растерялась. Потом оглянулась и в слезах побежала просить у Лоранс прощения. Такого с Анной-Луизой прежде никогда не случалось.

Когда мир в доме был восстановлен, подруги, без сил откинувшись в креслах, сидели в комнате Лоранс и болтали, обмениваясь впечатлениями от поездок. Впрочем, говорила в основном Лоранс. Меллиса слушала.

– Всё-таки, что ты сказала Анне-Луизе? – позже стала допытываться Лоранс.

Меллиса махнула рукой:

– Пустяки. Я сказала ей: "Немедленно извинись, мерзавка. Иначе больше в жизни не наденешь господское платье!"

Лоранс фыркнула, потом внимательнейшим образом взглянула на Меллису:

– Тебя нельзя пускать в этот дом. Ты учишься там дурному.

– Что? – возмутилась Меллиса и пружинисто села в кресле.

– Не понимаешь?

Лоранс снисходительно объяснила:

– На тебе, твоём лице, взгляде и в жестах, словно в зеркале отражаются те, с кем ты близко общалась недавно. Разве не знала? И вот это, – (Лоранс взмахнула рукой так, что кисть лениво взметнулась, но не полностью опустилась. Пальцы словно скользнули по струнам и остановились, указывая на что-то незначительное. "Пустяки…") – это, милая моя, жест де Валлюра.

– Не-мо-жет-быть, – удивлённо раскрыла глаза Меллиса.

Лоранс закивала:

– И тон, и голос…

– Это уж слишком! – зарычала Меллиса, вцепившись ногтями в поручни кресла.

– О! Это – ты! Злись, злись, дети всегда злятся на правду.

– Только дети? – мигом успокоившись, переспросила Меллиса.

– Я имела в виду не возраст. Тот, кто не способен взглянуть на себя со стороны и часто капризничает – то есть, погряз в гордыне и себялюбстве – не становится человеком. Он – младенец, которому нужна нянька.

– Ты считаешь, что мне нужна, или нашла повод высказать поучение? – спокойно поинтересовалась Меллиса и прикусила губу, сознавая, что маркиз мог бы сказать то же самое, слово в слово. Будто она произнесла текст его роли.

Лоранс примирительно сказала, что "нашла повод", и стала расспрашивать, что узнала Меллиса из разговора с маркизом. Лоранс интересовали моменты, связанные с Соржюсом, этим толстым капитаном, одевавшимся как богатый вельможа.

– Он и правда несметно богат, – вскользь заметила Лоранс. – Но меня… нас Соржюс интересует в другой связи.

Меллиса узнала, что существуют секретнейшие документы – план укрепления портов Франции, новых укреплений, усовершенствованных после опыта под Ла-Рошелью. Раз в неделю схемы привозят в Лувр, чтобы король одобрил мельчайшие изменения в чертежах. Везёт их в охраняемой закрытой карете сам капитан королевской гвардии – маркиз де Соржюс, верный слуга и защитник интересов своего короля. Скоро документы будут совсем готовы. Их перестанут возить по городу и запрут в каком-нибудь секретнейшем кабинете. Но один из австрийских агентов сообщил, что слуги эрцгерцога Австрийского дорого дали бы за эти бумаги.

– Еще бы! – понимающе кивнула Меллиса. – Ведь это планы военных укреплений. Там всё, как я понимаю: количество людей и пушек, расположение, новые форты и бастионы, склады боеприпасов и их вместительность…

– Ты слишком хорошо разбираешься в военном деле, – заметила Лоранс, – это внушает подозрения.

– Какие же?

– Те, что могут привести к решительным выводам. А именно: Монсеньор мог бы поручить это дело нам. Но это крайне рискованная игра. И, если честно, игра не для женщин.

– В чём же она состоит? – насторожилась Меллиса.

Лоранс отнекивалась, потом всё-таки рассказала.

31(5)

– Существует такой план, Меллисс. Надо выследить тех, кто охотится за схемами, и перехватить их добычу. Но подробности рисуются достаточно рискованные. Здесь сложная политическая игра.

– Против Австрии?

– Вообще против Габсбургов. Они стали теперь нашим главным противником.

Лоранс взволнованно облизала губы, помолчала, потом продолжала. Меллиса слушала, откинувшись в кресле и глядя в потолок, расписанный облаками и ангелочками.

– Во-первых, нужно скомпрометировать Австрию, обвинив ее в недостойных действиях на чужой территории. Для этого, кража должна свершиться. Пусть Европа узнает об этом вероломном похищении секретных документов прямо на улице, перед королевским дворцом. Во-вторых, это очевидно, схемам нельзя позволить уйти из Парижа. Единственный способ – опередить вора. Украсть документы самим, а настоящих преступников тайно убрать. Но для этого… сначала надо узнать, кто они. И потом, охранником придется пожертвовать.

– То есть… Соржюс?..

– Вероятнее всего, он погибнет при нападении. Ведь не отдаст же он схемы добровольно. Никому.

– Я понимаю, но разве нельзя с ним договориться?

– Если бы существовала такая возможность, – назидательно сказала Лоранс, – ее использовали бы австрийцы. И Соржюс не возил бы секретные документы. Правда, он не знает их содержания, зато уверен, что это очень и очень важно для Франции. И он прав. К тому же, если он останется жив – будет ранен или просто исчезнет – на него падут подозрения в сговоре. А допустить этого мы не вправе. Семья маркиза должна получать ренту как семья героя! Только тогда Австрии по-настоящему прищемят хвост. Соржюс должен остаться чист перед королём, да он и сам не допустит бесчестия и покончит с собой, если его оставить в живых, но не выполнившим приказ. Поэтому, ограбление должно быть подлинным. Тогда честный человек поведёт себя так, как велит ему долг.

Меллиса задумалась.

– Ты хочешь сказать, – неуверенно проговорила она, – что Валлюр ходит с ним по трактирам не просто так?

– Ты сказала об этом первой, Меллиса, – серьёзно ответила ее подруга. – И разве маркиз не предупреждал тебя, не вмешиваться в его дела?

– Вот именно, что предупреждал, – прошептала Меллиса. – Но разве я могу не вмешаться? Ты говоришь, схема не должна покинуть пределов Парижа?

– Ни в коем случае, – подтвердила Лоранс.

– А если заменить документы фальшивыми? Пусть похищают, на радость эрцгерцогу?

– Великолепная мысль, я завтра же передам ее Монсеньору! Но и в этом случае, охранником придется пожертвовать. Он не сдастся австрийцам.

Меллиса нахмурилась, сосредоточенно размышляя.

– Ничего не говори пока Монсеньору. Мне нужно всё хорошенько обдумать… Сколько у нас времени для раздумий?

– Месяц.

Меллиса кивнула:

– Месяц… это немало.

* Ришелье был посвящен в 1622 году в сан кардинала.

* Nobless oblige – «положение обязывает» (лат.)