Текст книги "Маска: история Меллисы де Бриз (СИ)"

Автор книги: Эллин Крыж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)

У него очень странные руки с длинными белыми пальцами. Меллиса уже видела где-то такие пальцы, тоже с кольцом. Тонкая и нежная кисть совсем не выглядит женственной. Ясно чувствуешь, что эта рука – капкан, и силы в ней, возможно, побольше, чем в пудовом кулаке какого-нибудь признанного силача.

У кардинала и уши острые, как у лиса, плотно прижатые и немного вытянутые вверх. Наверно, и слух превосходный.

Говорит его высокопреосвященство тихо; голос не слишком низкий, но очень приятного тембра. Главная сила, конечно, в его взгляде. Меллиса подумала, что таких глаз обязательно должны бояться. Эти карие глаза то смотрят внутрь и тускнеют, как у дремлющей змеи, когда кардинал размышляет, а то, вспыхивая, прожигают человека насквозь. Он мог повелевать людьми, это ясно читалось у него на лице.

Арман-Жан дю Плесси, герцог де Ришелье, кардинал и первый министр Франции, заслужил титул Великого кардинала не просто "при жизни", а практически одновременно со своим восшествием на министерский пост. Ришелье было сейчас всего сорок лет, неудивительно, что он понравился такой маленькой язвочке, как Меллиса. Кардинал в совершенстве владел искусством очаровывать собеседника, когда хотел; и не колеблясь пускал в ход ледяную твёрдость, когда это было необходимо.

Говоря совсем просто, Ришелье был великим политиком и вёл себя именно как великий политик. Именно поэтому, а вовсе не по доброте душевной, он разрешил Меллисе погладить своего кота.

Вернее, предложил. Его высокопреосвященство даже не рассчитывал, что она так моментально протянет руку.

Кот зашипел и, сверкая жёлтыми глазами, дико взглянул на Меллису. Он столь опешил от подобной наглости, что позабыл вцепиться в ее руку зубами и когтями. Кот напрягся, припав к колену хозяина, а Меллиса уже крайне самоуверенно чесала его за ухом и гладила по широкому плоскому лбу, что-то мягко тихонько мурлыкая.

Возражать было поздно. Кот смирился и тоже заурчал, хотя и не слишком довольно. Монсеньор завёл непринуждённую беседу.

Он попросил Меллису рассказать, как она познакомилась с Лоранс, и с большим интересом выслушал яркую историю, случившуюся за кулисами Венецианского карнавала. Меллиса умолчала о некоторых подробностях, вроде таких, как разбитый нос графа и торг о пятистах золотых. Монсеньор вскользь заметил, что из-за этих событий Меллиса, вероятно, не успела полностью оценить красоту карнавала. Но это пустое: большой карнавал проходит в Венеции зимой, на масленицу. Вот это грандиозное зрелище и правда стоит того, чтобы на него посмотреть и принять участие.

– Но, вероятно, мадемуазель, – заметил со смешком кардинал, – вы теперь питаете отвращение к карнавалам?

– Вовсе нет, монсеньор, – возразила Меллиса. И добавила тише: – Я вообще редко сожалею о сделанном, даже если совершаю явные ошибки.

– Такое смиренное принятие ударов судьбы делает вам честь, мадемуазель. Скажите, вы честолюбивы?

– Да. В меру.

Кардинала позабавила ее оговорка.

– И где же мера вашего честолюбия? – спросил он с лисьей улыбкой, прятавшейся в усах.

Меллиса слегка растерялась.

– Пока не знаю, монсеньор. Но ради себя будущей, я далеко не через всё и всех могу переступить в настоящем.

– Вы молоды, – сказал Ришелье. – Вы, вероятно, просто не пробовали. Скажите, дитя мое, как вы понимаете служение государственным интересам? – спросил он после недолгой паузы.

Меллиса пожала плечами, совершенно забыв, с кем она говорит. Ее больше занимал кот, мурлыкающий уже вполне одобрительно.

– Никак не понимаю, монсеньор. Что государству на пользу, то и в его интересах.

– Но какими средствами должно пользоваться, для достижения этого?

Меллиса подняла глаза и твёрдо встретила взгляд кардинала.

– Любыми. Особенно для защиты. Человек, защищая свою жизнь от другого человека не выбирает средств. Какая разница, соседи – просто люди или главы государств?

– Монархи, действительно, всего только люди. Они подвержены человеческим слабостям. Но человек для самого себя иной раз не сделает того, что готов совершить во имя высшей цели. Вы согласны?

– Да, монсеньор, здесь вы правы.

Кардинал опустил глаза и помолчал, подавляя иронию по поводу уточнения "здесь". Он хотел спросить серьёзным тоном, какую привилегию хотела бы получить Меллиса в жизни вообще. И спросил.

В ее глазах зажёгся дерзкий огонёк.

– Дуэль! – не раздумывая, сказала Меллиса. – Я мечтала бы о праве драться за свою честь с оружием в руках. Если бы, конечно, имела возможность простить что угодно у всемогущего Господа или его представителя в нашем грешном мире, – вполне естественным тоном добавила она, делая реверанс. Хотя фраза, надо признать, была рискованная.

12(7)

«Слишком на публику, могут и не смеяться», – говорил обычно в таких случаях синьор Клоун.

Но Меллиса пошла на риск. Монсеньор понял и оценил. По его губам поползла улыбка, хотя тон остался суровым.

– Дуэль – богомерзкая выдумка греха человеческого, гордыни! Цвет нашего вполне боеспособного дворянства гибнет от этой прихоти, вместо того, чтобы поддерживать своими шпагами мощь государства, обнажая их в крайнем случае только против врагов этого государства! Но женщины, слава Богу, иногда проявляют большую расчетливость в выборе своих противников. Я советую вам, мадемуазель, быть очень осторожной и осмотрительной. Впрочем, не стану говорить, будто в ваших руках может оказаться оружие, но…

– Пути Господни неисповедимы, монсеньор, – подала голос Лоранс, понимая, что это пауза для реверанса и благодарности.

Меллиса догадалась повторить движение подруги и поцеловать кардинальский перстень. После она вышла из кабинета, так как ее попросили подождать в приёмной.

Присев на скамейку, Меллиса почувствовала, что близка к обмороку. Отступившее было волнение и робость снова нахлынули на нее.

Тем временем Лоранс приблизилась к столу кардинала.

– Что вы скажете о ней, монсеньор?

– Горе нашим врагам, – откликнулся Ришелье с полным удовлетворением и насмешкой. – Вы превосходная учительница, Лоранс.

– Скорее, нянька. Вам известно, монсеньор, что это качество у меня по наследству. Но в данном случае, я получила готовый подарок и сделала для его совершенства еще крайне мало.

– Ваша скромность, мадам! – воскликнул Ришелье, обнаружив горячее чувство и еще больше иронии.

Лоранс молча сделала реверанс.

– Ваши прочие трофеи мне доставили утром, – сухим деловым тоном продолжал Монсеньор. – Вижу, несмотря на досадные помехи, дела в Италии шли неплохо.

– Как всегда, монсеньор.

– Что вы хотите за это? У вас есть личная просьба, Лоранс?

– Да, монсеньор. Я хотела бы оставить девочку у себя. Уверяю, она сможет быть нам полезна. Мне нужно ваше благословение и деньги: всего лишь на ее гардероб. Сейчас удивительно тепло для конца октября, но скоро зима.

– Это всё?

– Прошу прощения, нет, монсеньор. Вашему высокопреосвященству ничего не стоит оказать нам еще одну весьма важную услугу.

Кардинал откинулся в кресле:

– Можно подумать, вы ведете им счёт, Лоранс. "Еще одну"! И еще несколько в ближайшее время, разве не так?

– Простите мою дерзость, монсеньор, но я думала, что считаете вы. С удовольствием признаю, что ошиблась.

– Довольно. Какого рода помощь вам требуется?

– Очень просто, монсеньор. Будет лучше, если дю Гартру захочется простить девочку. Воздействуйте на его убеждения, монсеньор, я не хочу терять его как партнёра в делах.

– Что ж, прощать – христианское качество. Я поговорю с ним. Но что, собственно, произошло?

Лоранс рассказала о том, какими средствами Меллиса имеет обыкновение защищаться, еще не получив благословение на право дуэли. Монсеньор кардинал милостиво пообещал свое содействие. Лоранс скоро покинула кабинет и присоединилась к своей подруге. Меллиса думала, они сейчас же отправятся домой, но Лоранс повела ее в казначейство, получила тяжёлый кожаный мешочек с пистолями, а уже после этого карета повезла их домой.

Обратный путь неторопливо извивался по набережной Сены, уже почти ночной и очень красивой. Глядя на проплывавшие мимо башни Консьержери и шпили собора Нотр-Дам, Меллиса думала, что возможно солгала сегодня о своём честолюбии. Ей ужасно нравится ехать вот так по набережной Жесвре в почти что собственном экипаже. И, кто знает, на что она способна ради заботы о собственном благополучии?

Меллисс подумала об этом с опаской. Словно не о себе, а о чужом человеке, от которого можно всего ожидать. Но, вспомнив, что от нее пока ничего особенного и не требовали, юная артистка слегка успокоилась. В конце концов, она сможет сыграть любую роль, это правда. Весь вопрос в том, хочется ли ей вступать в игру или нет?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 22

И Меллиса начала помогать Лоранс, как они договаривались. Она много времени проводила в большом кабинете на втором этаже особняка, разбирая бумаги и отвечая по поручению Лоранс на множество писем.

Покатились дни… Осень не успела толком вступить в бой, осаждаемая с одного бока летом, а с другого зимними холодами. Меллисс неожиданно сообразила, что за последние несколько лет это первые холода, которые она встретит под крышей настоящего дома. Да еще какого роскошного дома!

Меллиса добросовестно изучала придворные интриги, их методы и историю. Совсем так же, как некоторые учат латынь, греческий или математику. Она многое узнала о закулисных механизмах дворцовой жизни. И, нечего скрывать, наука эта постигалась девочкой с интересом.

Меллиса впрочем "девчонкой" и "ученицей" себя не считала. На другой день после аудиенции у кардинала между ними с Лоранс состоялся серьёзный большой разговор. Меллиса говорила, что если она действительно впутается в густую сеть интриг и политики, то скоро у нее возникнет необходимость говорить от собственного имени. Одной ее помощи Лоранс для службы у кардинала, вероятно, недостаточно?

– Признайся, ты хочешь сделать из меня шпионку, ведь правда? – сузив глаза, спросила она.

Лоранс обезоруживающе улыбнулась.

– Конечно. Непростительная глупость, упускать такой шанс. С твоими способностями…

– Думаешь, он хорош для меня, этот шанс?

– Да кто вообще говорит о тебе? Это для меня шанс. Для "Маски", для Франции!

– Для чего? Кроме Франции?.. – переспросила Меллиса, ужасно удивляясь в душе столь огромной значительности, придаваемой ее жалкой персоне.

– Об этом потом, – привычно сказала Лоранс. – Ты как нельзя лучше годишься для подобной работы. Ты умна, решительна и весьма хороша собой. Это как раз то, что нужно.

– Я не хочу быть марионеткой в чьей-то грязной игре, – нерешительно возразила Меллиса. – Я отдаю себе отчёт, что вы меня и так уже ввели в свои планы. Но я не желаю участвовать в том, чего не понимаю.

– Во-первых, стоит тебе напрячь свои умственные способности хоть в четверть силы, как ты поймёшь. Всё поймёшь. А что касается марионеток… Думаю, тоже поймёшь. В наше время (не станешь же ты спорить, Меллисс) для женщины нет иного пути подняться в обществе, кроме как опереться на богатого и всемогущего покровителя. В монастырь ты, кажется, не собираешься; богатого любовника или мужа при деньгах и титуле у тебя пока нет…

– Очень надо! – фыркнула Меллиса злобно. – Я и сама кое-чего стою, без них.

– Да? Так вот, чтобы твою "стоимость" оценивали не в постели, тебе всё-таки нужен покровитель, – тихо и очень уверенно сказала Лоранс. – Монсеньор для этой роли вполне подходит. Он не самый худший и слабый покровитель, которого тебе удалось бы найти. И его высокопреосвященство высоко ценит в женщинах всё, чем они владеют, в том числе, изворотливый ум. Это – союз. Понимаешь ли, что я имею в виду?

– Понимаю, – Меллиса вздохнула. – Но я-то хочу только самой малости, которой здесь нет.

– Какой, интересно?

– Права самой выбирать свои поступки. Вплоть до любовников! У всех людей есть священное право выбора!

– Надо же, какая молодёжь нынче пошла, – с растерянным сожалением в голосе и даже будто с обидой задумчиво сказала Лоранс. – Я в твои годы о священных правах человека как-то не думала. И с покровителями мне не сразу так повезло. Столько усилий было, чтоб из предместья, а потом с улицы добраться до вот этого всего! – (она развела ладони в стороны и вверх, показывая на стены особняка). – А этой предлагают свободу, независимость и богатство на золотом блюде – она капризы строит! Люди добрые, посмотрите только!

Впервые в речи Лоранс проскочила простонародная интонация. Резкий выговор парижанки стал еще заметнее. Меллисе, разумеется, стало стыдно за свою глупость. Если уж кто заговорил о свободном выборе, мог бы вспомнить, как не захотел отправиться из Венеции в тюрьму и заокеанские колонии. А выбрал ехать в Париж. В свите кардинальских шпионов, разве не так? Решительно всем она обязана сейчас Лоранс, которая носится с ней, как с непутёвой младшей сестрой. Чего-чего, а упрёка в черной неблагодарности Меллиса сейчас не желала.

– Я просто хотела понять, зачем всё это, – пробормотала она.

Лоранс, кажется, удивилась.

– Зачем?.. Для блага Франции, разумеется. Всё, или почти всё на свете люди делают не для себя. Лучше всего, если для Бога и для своей страны. Но можно и для друга…

– А ты…? – вдруг почувствовав жаркий прилив крови к щекам, спросила Меллиса. – Ты… для друга?

– Да, – Лоранс скромно опустила глаза. – Мы знакомы, страшно сказать, сколько лет. Монсеньора я знала еще епископом, советником при дворе Генриха IV, покойного нашего короля.

– Ты видела еще старого короля? – искренне изумилась Меллиса, хорошо зная, что король Генрих умер лет пятнадцать назад*.

– Видела. Даже разговаривала иногда. Прежний король был очень простых правил, и мне не был тогда запрещён въезд ко двору.

– А сейчас почему запрещён?

* ровно за пятнадцать лет до описываемых событий, в 1610 году, Генрих IV был убит религиозным фанатиком на парижской улице.

22(2)

– Глупый вопрос, довольно-таки, – засмеялась Лоранс. – Разве тебе неизвестно, что Луи XIII называют Людовиком Целомудренным?* Таким женщинам, как я, то есть всем куртизанкам, запрещён въезд даже в ворота Лувра.

– Я была уверена, что ты дама высшего света.

– Полусвета, Меллиса, – мягко растянув слово, возразила Лоранс, – только полусвета! Это значит, что с моей скандальной репутацией мне нельзя появляться в приличном обществе. – (Она засмеялась). – Зато, это общество не стесняется появляться в моем салоне. Соблюдая все светские условности, я всё-таки бываю при дворе очень часто. Но при этом дворе, королева я.

Меллиса улыбнулась с пониманием. Теперь она уяснила для себя, почему Лоранс не получила до сих пор дворянства. Ей доставляет удовольствие повелевать титулованными особами, не принадлежа к ним. И Меллисс быстро сообразила, что подобное удовольствие доступно и ей. Тем более что для красоты можно назваться любым титулом. Ее прошлое некому злобно обсуждать за ее спиной, пожалуй, кроме дю Гартра. Но если они станут сообщниками, граф, наверное, будет молчать.

И вот Меллиса уже добросовестно изучает сеть мелких агентов всемогущего кардинала. Она и представить себе не могла, что их столько!

"Это только в Италии, – объясняла Лоранс, – и некоторые во Франции. Здесь, близ Парижа. Это мои войска, я их маршал и полководец. Заметила, здесь только женщины…"

Меллиса заметила. Она и ранее слышала от Лоранс объяснения по поводу невидимой армии, ведущей войну собственным секретным оружием.

"От великих царицы Савской и Клеопатры, с самых древних библейских времён женщины ведут эту великую военную кампанию, узнавая чужие секреты и пряча свои. Но, кажется, Монсеньор первым догадался поставить их силы на службу государственным интересам.

Я не говорю о Данаях, Есфири, Юдифи или Далиле, речь об организованной сети, из которой не выскользнуть никакой дичи. В особенности, если упомянутая дичь – мужского рода. Ведь каждая женщина, в отличие от мужчины, это не солдат или полководец, а весь военный гарнизон сразу: с командиром, солдатами и тяжёлыми пушками! Ведь полагаться нам приходится только на самих себя".

О таких военных кампаниях Меллиса хорошо знала. И знала, что самое тяжёлое сражение – это борьба двух женщин. Дуэлью тут не обойдётся. Это затяжная политическая борьба двух держав. Есть такое странное выражение (и как только мужчины додумались до него!?) – "театр военных действий".

Меллиса вынуждена была признать, что эта сцена как раз для нее. Лоранс не долго убеждала свою юную компаньонку. Сказала один раз твёрдо и дала возможность думать об этом самой. Позже, когда Меллиса принялась разбирать ее бумаги (хотя и терпеть не могла всякого чистописания и канцелярских счетов, но старалась на совесть), Лоранс по ходу дела объясняла ей весь механизм сложнейших интриг.

По сути, механизм оказывался простым до чрезвычайности. Главным и решающим был верный прицел на сильную или слабую сторону человеческой натуры.

– Ох, ты бы хоть писца наняла, – иной раз вздыхала Меллиса, но понимала, что в тайных делах случайным людям нет места. И срывала свое раздражение и усталость на адресате.

– Кто эта вдова Шарантон? – спрашивала она. – Спасения от этих вдовушек нету! Вот еще одна – де Лион, и еще какая-то вдова. Или "сестра Магдалены", что за бред? Я уже пять или шесть штук этих сестёр насчитала! Сколько можно писать им, я же не почтовая станция!

– Ты – нет, – улыбнулась Лоранс, – но я – да. Их хозяйка в отъезде, потому письма попали к нам. Мой особняк, а вернее, этот письменный стол в салоне мадам Арманд, в некотором роде и есть почтовая станция. Не понимаешь? Я расскажу.

Меллиса слушала, чуть приоткрыв рот и не выпуская перо из пальцев. Увлеклась.

Она узнала, что мелкие агенты, соглядатаи, приставленные к неблагонадёжным людям, подкупленные слуги – это далеко не все нити в сети слуг кардинала. Есть более значительные люди, их тоже немало. Среди мужчин их ядро составляют в основном бедные наследники дворянских семей, и младшие сыновья, получающие жалование на службе у кардинала. Иногда встречаются ловкие плуты, сумевшие выдвинуться благодаря острому уму и умению держать язык за зубами (за хорошую плату, разумеется). А женщины… Каждая история – особая, и дамы подобрались из самых различных слоёв общества.

Есть молоденькие дочери самых славных семейств, получившие покровительство по наследству. Они всего только слушают, кто о чём говорит, и с кристальной честностью монастырских воспитанниц докладывают о том.

Есть чудовища-отравительницы, прожженные страстями насквозь и, как муха в паутине, погрязшие во дворцовых интригах. Теперь, в своём нынешнем возрасте они заняты отмаливанием грехов и готовы на всё, ради их искупления, как прежде шли на всё, чтобы их совершить. Методы их со временем нисколько не изменились, просто служат для других целей, выгодных Монсеньору.

* еще и Людовиком Справедливым.

22(3)

Есть ярые честолюбицы, идущие к вершине по трупам соперников и соперниц, и есть несчастные запутавшиеся создания, которые оказались пойманы на крючок собственной слабости и, возможно, единственной, случайной ошибки. А есть люди со способностями, которых надо просто уговорить или соблазнить, (а то и заставить) оказать помощь в щекотливых делах, которые им удастся провернуть лучше, чем кому-либо. Часто эти люди свободны и сами не бегут к кардиналу, умоляя о покровительстве. Потому долго приходится изучать их, прежде чем удастся поймать в «союз». Часто непрочный и временный. А иногда и навек.

Если же говорить только о женщинах, еще лучше о тех, с кем в работе постоянно встречалась Лоранс, то наберётся несколько личных знакомств и три связанные для удобства группы. Их участницы подобраны тщательно и надолго. Каждая, получая задание, действует на свой страх и риск, применительно к своим силам. Тогда уж она подкупает слуг, заводит романы или делает еще что-нибудь, что сочтёт нужным, лишь бы успешно выполнить поручение Монсеньора, пришедшее к ней от старшей наставницы. О помощи, награде или изменившихся обстоятельствах сообщается в письмах.

Вот эти-то письма день и ночь разбирала и писала под диктовку Меллиса в те дни, когда не была занята поездками к портным, ювелирам или походами в галантерейные лавки и на рынок с Жаннетой или другой девушкой, Анной-Луизой.

Письма были от самых разных особ. Схожей оказывалась только подпись. А сведения, почерки и печати были совсем разными, как разными, вероятно, были их обладательницы. Лоранс создала сама и контролировала жизнь участниц группы "Маска". Большинство писем от них шло из-за границы Французского королевства. Из Испании, Англии… Немало из итальянских городов-государств.

Еще существовали "Вдовы" – многочисленнейшее собрание кающихся грешниц под вуалью. Преимущественно, титулованных, и поголовно способных на изощрённые заговоры и сведущих в ядах. Их никто и никак не мог сосчитать, даже их "крёстная мать" – маркиза де Шаро, дама-благотворительница, пользующаяся влиянием при дворе, не знала всех участниц большого движения своих "вдов" по Франции. Они подписывались не именем, а названием города или местности, где каждая из них находилась в данный момент: "вдова Шарантон", "вдова Лион", "вдова Монпелье", "вдова Анжу"…

Меллису забавляли письма с корявым почерком и грубыми ошибками от "сестёр Магдалены". Точно так же, как многочисленные вдовушки, они слали письма своей хозяйке и покровительнице мадам де Сольм, но если той не оказывалось на месте, письма приносили в особняк Лоранс. Три дамы-наставницы имели эту общую договорённость, и каждая знала, либо, что отвечать "соседкам", либо, куда переслать их письма.

"Сестры Магдалены", а вернее, "сестры" мадам де Сольм, были единственной группой, участницы которой по большей части прежде были знакомы друг с другом. Они все, (а было сестер не то девять, не то десять) находились в свое время в одном общем заведении – исправительном доме для падших женщин при аббатстве святой Магдалены. Баронесса де Шато-Легран, мадам де Сольм оказывала действенную помощь заведениям такого рода. Она также слыла щедрой благотворительницей и блюстительницей морали. Однако в делах подкупа, соблазна и мелкого воровства ее "сестрам" не было равных. Продолжая грешить, (но грешить ради высоких политических целей) "Сестры Магдалены" приносили куда больше пользы, чем сидя взаперти и пытаясь выучиться шить и ткать, к чему ни у одной из этих бойких девиц не было ни малейшей склонности. Простой труд и суровые условия жизни дальновидная мадам заменила на более привычные для них посильные занятия, и сии заблудшие овцы моментально стали вернейшими дочерьми великой державы.

Их письма были написаны довольно заковыристо, где в очень богобоязненных фразах излагался ход совершенно обыденных, низких дел, обыкновенно успешных. Они так и подписывались – "1-я сестра Магдалены", "2-я сестра…"

Исключение составляли двое: "младшая сестра Магдалены" и "Мать аббатиса". Последней была сама баронесса.

– Так ведь и "вдова Турнель" – это сама маркиза де Шаро – старшая из "вдовушек", – сказала Лоранс, объясняя этот момент. – Когда-то она была единственной, а потом всех, работающих в том же амплуа свели вместе, отдали под ее начало и велели так подписываться. Дом маркизы стоит как раз возле набережной Турнель, она сама придумала указатель местоположения, который теперь используется ее подругами. Да и я сама тоже "маска".

– А как определить, чем характеризуется амплуа "Маски"? – спросила Меллиса. – Я знаю, что "Сестры Магдалены" – разбитные девицы с постоялых дворов или улиц. Их главный арсенал – напоить, затащить в постель, забрать документы, подслушать откровенные пьяные излияния, и всё это без лишних тонкостей и разговоров. Вдова, наоборот, долго остаётся на одном месте, заводит знакомства, собирает общество. Шантаж, сбор сведений, покушения, предотвращение заговора путём собственного заговора – это "Вдовы". А… мы?

Меллиса сперва хотела спросить, "а твои?", но решила показать, что доверяет Лоранс и заранее присоединяется.

– А мы славны и полезны тем, что можем выполнять любые поручения, меняя амплуа, занятия, внешность и документы, как нам угодно, причём, даже в пределах одного задания, – снисходительно, однако со скрытой гордостью, пояснила Лоранс. – Мой "полк" не ограничивается пределами королевства и каким-либо строго очерченным социальным кругом, это его главная стратегическая особенность.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍22(4)

– Но я видела недавно «вдову Нью-Касл», – хитро возразила Меллиса, – и писала ей письмо в Лондон!

– Да, правда. "Вдовы" сейчас выставили активные аванпосты в стане английских войск, – признала Лоранс. – Сама маркиза Шаро тоже в Англии, потому и приходится нам с тобой заниматься ее подопечными.

– Чушь! Могли бы сами связаться с ней в своей Англии, – воспылала праведным гневом Меллиса.

Лоранс тонко улыбнулась:

– Могли бы. Но кто знает об этом? Никто ничего не знает. Это здесь, в Париже и в частности при дворе, дружески беседуя, все видят насквозь сложные политические ходы. А оторвись на секунду от этого письменного стола, от близости Лувра и Пале-Рояля, и ты уже просто пешка. И не на кого рассчитывать, и никто не сообщит последние новости.

– Потому что, пока сообщит, новости переменятся, – буркнула Меллиса, мысленно упрекая себя за глупость. – А какие еще группы есть, кроме ваших? – помолчав, спросила она.

– "Пастушки", кажется, и "Монахини", – без особой уверенности припомнила Лоранс. – Но я совершенно не связана с их делами.

– Ясно. А кто была та "Жёлтая маска", известие от которой мы получили на постоялом дворе?

– Открой второй ящик внизу, там список моих девушек, – сказала Лоранс, указывая на секретер. – Я плохо помню некоторых по именам.

Меллиса знала уже, что подпись "маска" различается цветом. Белая, жёлтая, розовая, красная, лиловая, палевая… Она послушно стала рыться в ящике в поисках списка. Наконец, свёрнутый в трубку жёлтый пергамент нашёлся. (Лоранс то ли из романтических чувств, то ли опасаясь, что важная вещь порвётся, для "архивных" документов обычно брала материал более прочный, чем лист бумаги. Или писала на особо плотной бумаге. В любом случае, так было легче искать нужные документы. Быть может, для удобства Лоранс так и поступала). Меллиса нашла в радужном списке цветов жёлтый и против слов "Жёлтая маска", там, где писалось настоящее имя и некоторые сведения о его обладательнице, прочла:

«Симона-Антуанетта Борли. 1623 год. Италия; цирк».

– Змея! – злобно процедила Меллиса. – А что означает дата?

– Когда эта девица стала работать на меня. Теперь ты мне веришь, что я абсолютно точно знала, состоишь ты на секретной службе или нет. Я хорошо расспросила твою "подружку". Насколько я поняла, вы были не в самых тёплых с ней отношениях?

Меллиса красноречиво промолчала. Лоранс пояснила, что, будучи в Венеции, по долгу службы встречалась с Симоной. Та сама рассказала, что у них в труппе пропала артистка ("сущая ведьма!"), которая ушла во дворец на бал. И весь цирк точно знал, что на ней было синее платье.

Других намёков Лоранс не понадобилось. Остальное она расспрашивала, уже зная, о ком идет речь.

– А почему цирк Кальяро не приедет этой зимой в Париж? – сумрачно спросила Меллиса.

– Не знаю. Симона лишь сообщила мне о планах вашего директора, вряд ли она в них вмешивалась. В любом случае, если бы они появились, гвардейцы позаботились бы вручить им предписание срочно покинуть город. Ты дорога мне, Меллиса, и я отнюдь не собираюсь тебя терять.

Ясное предупреждение с оттенком лёгкой угрозы было Меллисе совершенно понятно. Она снова обратила свой взор и внимание к бумагам, составлявшим счета и деловую переписку Лоранс.

Со своим вольным прошлым действительно пришлось распроститься. Хотя временами дух маленькой дикарки бунтовал против новых правил, навязанных ему жизнью. Но Меллиса была из тех, кто считает настоящее – настоящим, а прошлое – прошлым. Такие натуры легко мирятся с любыми временными трудностями и переменами в жизни. И одному Богу ведомо, что думают они о будущем…