Текст книги "Смерть в театре (сборник)"
Автор книги: Эллери Куин (Квин)
Соавторы: Раймонд Чэндлер,Хью Пентикост
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 30 страниц)
Наступило длительное молчание, которое нарушила Анна:
– Если все действительно было так, это многое объясняет.
Но в ее голосе звучало явное недоверие.
Шарон высказалась еще откровеннее:
– Бедный Джеф! Его отец всегда был для него идеалом. Хотя бы ради него надо было пощадить память погибшего... Не знаю, как он все это перенесет.
– Многое зависит от вас, Шарон. Вы должны его поддержать в эту трудную минуту.
Шанс про себя возмутился: какие эгоисты, ни один из них даже не пожалел Люси!
В дверь снова позвонили.
Капитан Полхэм красными от усталости глазами быстро осмотрел комнату.
– Я надеялся застать здесь мисс Тауэрс. Мне необходимо произвести обыск в квартире Хандлея... Все в курсе дела?
Последний вопрос был обращен к Шансу.
– Да... Люси уехала в студию на Бекман-Плейс.
– Она почему-то не отвечает на телефонные звонки...
Полхэм достал из кармана небольшую записную книжку, открыл ее на первой странице и положил на стол.
Там было написано красивым витиеватым почерком: «Лей Кинг – театр „Темпест“. Нью-Йорк-Сити».
– В этой книжечке мало интересного,– заговорил капитан с некоторым раздражением,– однако записи в ней помогли обнаружить еще одну сенсацию. На одной странице записаны крупные суммы денег. Они повторяются: это четыре тысячи долларов, а дата – либо первое, либо второе число каждого второго месяца. Таким образом, за три года Хемингуэй от кого-то получил семьдесят две тысячи долларов.
– Ага, что я вам говорил? – воскликнул Джералд.
– Что вы говорили, доктор?
– Что Люси нам далеко не всю правду сказала. У милейшего Хемингуэя был какой-то серьезный повод ее шантажировать. Согласитесь, те жалостливые истории о ее загубленной молодости не давали ему возможности требовать от нее ежемесячно такую солидную сумму. Значит, в ее прошлом было нечто такое, что она готова была сохранить в тайне столь дорогой ценой. Люси ему платила, вот почему его устраивало место скромного ночного сторожа... Как говорится, работа несложная и спокойная...
Вовсе не такая уж спокойная,– покачал головой Полхэм. Я только что разговаривал с представителями Интеллидженс Сервис. Оказывается, Рекса Хандлея разыскивают уже три года после его отъезда из Китая. Он остался верен своим несколько романтическим идеалам о свободе и демократии и возглавил подпольную организацию, борющуюся с существующим ныне в Китае строем. Я убежден, дорогой мистер Темпест, что ваш подвал был штаб-квартирой этой организации, а мисс Тауэрс, сознательно или нет, ее финансировала.
– Конечно, она ничего не знала! – закричал Шанс.– Я готов отдать руку на отсечение, что она платила ему только за то, чтобы он молчал...
– А о чем он должен был молчать? – спросил Полхэм.– Впрочем, сейчас вопрос не об этом. Важно, что это давало Хемингуэю серьезный повод для убийства миссис Тауэрс. Понимаете? Если ей каким-то образом стало известно истинное лицо Рекса Хандлея, он мог опасаться, что она донесет на него в Интеллидженс Сервис. Либо ее мог убрать кто-то из членов этой тайной организации, когда появилась опасность разоблачения.
Снова раздался звонок в дверь. Приехали Джеффри и советник.
– Где она? – крикнул Джеф.
– Если вы спрашиваете, где Люси, то она у себя в студии, спит, приняв снотворное,– ответил Шанс.
– Нет, она уехала оттуда с каким-то человеком, угрожавшим ей пистолетом.
– С каким человеком? – быстро спросил капитан Полхэм.
– Их заметил частный детектив, нанятый дедушкой, но слишком поздно, и он не смог догнать их – другой машины поблизости не оказалось.
– Быстрее! Как он описал того человека? – спросил Полхэм, поднимая трубку.
– Высокий старик в белом старомодном костюме и фетровой шляпе...
– Великий Боже, это же Бев Уотсон! – ахнул Шанс.– Значит, Шерри была права, и ее тревоги имели под собой почву...
В нескольких словах Шанс рассказал капитану все, что услышал от Шерри о свидании со старым Уотсоном и об ее опасениях.
– Мистер советник, ваш детектив заметил номер такси? – спросил Полхэм.
Нет, к сожалению.
По телефону Полхэм отдал распоряжение о розыске машины. Объявили тревогу. С помощью Шанса он дал довольно точный словесный портрет Уотсона.
– Ничего с ней не случится,– угрюмо сказал Джеф.
К удивлению всех, Шанс дал ему пощечину.
– Молчите, щенок! Как вы смеете осуждать мать, ничего не зная. Когда она вам расскажет свою историю, возможно, вы станете перед ней на колени!
Джеф потер щеку, насмешливо посмотрел на Шанса и холодно сказал:
– Видите ли, мистер Шанс, я мог бы стать перед ней на колени, если бы ее историю рассказала мне не она, а кто-нибудь другой! Как умеет рассказывать мать и что она рассказывает, я знаю куда лучше, чем вы.
Шанс оторопело посмотрел на него и, кажется, впервые подумал: чтобы вынести беспристрастное решение, следует выслушать обе стороны. А в споре между Рексом и Люси одна сторона замолчала навеки. Возможно, они все правы, и рассказ Люси нельзя принимать уж так безусловно...
– Кто такой Уотсон? – послышался скрипучий голос советника.
– Старый безумец, который воспитывал Рекса и который боготворит его как сына. Он тоже ничего не знает и судит, как подсказывают чувства.
– Как вы считаете, доктор, что он с ней сделает? – Полхэм обратился к Брауну, не без основания считая его наиболее разумным из всех присутствующих.– Ведь если бы Уотсон намеревался ее убить, он бы это сделал сразу, у нее же в студии, а не стал бы куда-то увозить.
– Ну, как я полагаю, он не просто хочет ее наказать, а стремится в какой-то мере воспроизвести такое же преступление, в котором он ее обвиняет... Рекс погиб на набережной. Не туда ли они поехали?
– Ради Бога, поедем туда! – закричал советник.
Они бросились к выходу, но, естественно, все не могли поместиться в кабине лифта. Первыми спускались Шанс, капитан Полхэм, Джералд, советник и Анна.
Спуск показался им бесконечным.
Когда они отправляли лифт наверх, Шанс обратил внимание, что дверь в театр открыта. О чем же думал Вуди?
Скорее по привычке, чем от беспокойства, Шанс вошел в зал и собрался покричать «заместителю ночного сторожа», когда услышал голоса, которые буквально пригвоздили его к месту.
Слегка приглушенный голос отчетливо и угрожающе обличал:
– Вы сюда затащили свою бабушку, мисс Тауэрс, и тут вы ее убили. Вообразите, что она пережила! Но этого мало, я хочу, чтобы вы почувствовали и все то, что пришлось вынести Рексу!
Это был старый Бев.
Теперь раздался голос Люси:
– Я ничего не почувствую, так что кончайте скорее!
– Переход! – прошептал Шанс, хватая за руку Полхэма.
Глава V
Полхэм собрался броситься вперед, но Шанс его удержал.
– Так ничего не получится... Он нас заметит! Боже мой, что он задумал?.. Он же на тридцатифутовой высоте!
– Это Уотсон?
– А кто же еще?
Шанс повернулся, зацепившись за что-то ногой. Возле двери, скрючившись в неестественной позе, лежал режиссер Вуди Мейер. Шанс наклонился над ним и осветил пламенем зажигалки. В черепе Вуди зияла огромная рана. Он потерял много крови, лицо его было белым как полотно.
– Быстрее, нужно вызвать «скорую помощь»! – распорядился Шанс.– А мы не можем медлить...
Он вернулся в холл, где его с нетерпением ждали Джералд, Анна и советник.
– Они оба в театре, старый Бев и Люси,– кричал Шанс.– Наверху, на переходе!
– Там, где была моя мать?
– Да, только потише, они нас слышат!
– А старый безумец станет отстреливаться,– добавил Полхэм.
– Анна,– сказал Шанс,– помешайте Джефу и Шарон спуститься. Внизу мы бессильны...
– Да, да, понимаю...
– Где телефон? – спросил Полхэм.
– В кассе.
– Доктор Браун, прошу вас от моего имени вызвать полицейскую машину. Патруль подчиняется только мне. И не забудьте о раненом, ему нужно как можно скорее оказать помощь...
Шанс расшифровал слова капитана:
– За дверью на полу лежит Вуди Мейер. У него проломлена голова. А мы отправимся за кулисы и попробуем что-то предпринять. Только соблюдайте тишину, чтобы не спугнуть Уотсона.
– Ради Бога, поспешите! – умолял его советник.
Шанс с Полхэмом на цыпочках пробрались вдоль стены.
Голос старого Бева гремел на весь театр:
– Вы преступница, мисс Тауэрс! Вы убили Рекса, не подумав, что тем самым убиваете своего сына. А сначала убили бабушку, опасаясь, что она их спасет. Дрожите и кайтесь, почувствуйте хотя бы сейчас, как они, несчастные, страдали все эти долгие годы.
Шанс осторожно поднялся на площадку, с которой регулировали освещение на сцене. Отсюда виден весь зрительный зал, сцена и переход.
Полхэм от него не отставал.
– Тут он нас не видит и не слышит! – сказал Шанс.
Бев и Люси стояли в десяти шагах один от другого.
Вытянув вперед руку, старик размахивал револьвером. Люси, уцепившись за балюстраду, склонилась в сторону Бева, который не умолкал ни на минуту.
Шанс пояснил капитану:
– На переход можно попасть прямо из моей квартиры, но Бев, к сожалению, остановился возле самой двери, так что этот путь для нас отрезан.
– Отсюда я не смогу как следует прицелиться,– пожаловался Полхэм.– Самое простое – ранить его в руку, но не исключено, что я попаду в мисс Тауэрс: они на одной линии.
– Может, попробуете пройти вдоль стены, пока не найдете удобной позиции, а? Я же, чтобы отвлечь его внимание, спущусь на сцену, сделав вид, что ничего не замечаю. Даже заговорю с ним. Кто знает, вдруг вам удастся проскользнуть незамеченным?
– Но он может выстрелить в вас.
– Согласитесь, у нас пятьдесят шансов из ста, что мой план удастся,– засмеялся Шанс,– недаром меня называют «счастливчиком»! К тому же, когда он будет целиться в меня, вы сможете выстрелить ему в руку.
– Хорошо,– согласился Полхэм, вытирая рукавом пот со лба, – только быстрее, а то как бы не было поздно.
Капитан крадучись двинулся вдоль стены. Бев сейчас стоял к нему спиной, продолжая выкрикивать всяческие обвинения, угрозы, перемешанные с жалобами на свое полное одиночество. Шанс понимал: это был своеобразный смертный приговор Люси. Старик безумно волновался, револьвер ходил ходуном в его дрожащей руке.
Шанс находился примерно в таком же состоянии, но он с самым безразличным и одновременно занятым видом двинулся наискосок по сцене, руки у него были засунуты в карманы, он ухитрился даже что-то насвистывать. Так он добрался до середины сцены и оттуда посмотрел на переход.
– Эй, наверху, что вы там делаете?
Старик Бев молниеносно повернулся и взглянул вниз, на Шанса. На какое-то мгновение Шансу показалось, что сейчас последует выстрел. Но все получилось иначе: Бев подскочил к Люси, а потом уж прицелился в него:
– Вот вам сенсационный материал для ваших проклятых газет,– закричал он в исступлении.– В наше время не приходится ожидать справедливого суда, каждый человек может рассчитывать только на самого себя.
Но я хочу, чтобы она почувствовала на своей шкуре, что такое безнадежный страх, когда неоткуда ждать спасения.
– Бев, послушайте меня, она не виновата в смерти Рекса! – страшным голосом закричал Шанс.
Лицо Люси превратилось в застывшую маску. Наверное, она заметила на сцене Полхэма и поняла, что предпринимаются энергичные меры для ее спасения.
– Возможно, она его действительно не убивала,– согласился Бев,– но ведь погиб-то он, в конечном счете, по ее вине! Да, да, удар могла нанести и не ее рука, однако мой мальчик погиб из-за этой размалеванной куклы... Убирайтесь, пока не поздно, сейчас туг будет жарко!
– В таком случае я поднимусь к вам и покурю там,– заявил Шанс, для правдоподобия доставая из кармана портсигар.
– Не вздумайте приближаться, мой друг,– завопил Бев,– иначе я буду вынужден всадить пулю в вашу бедную голову, а мне вовсе не хочется этого делать. О себе я не думаю! Когда я покончу с этим делом, по мне хоть трава не расти! А теперь исчезайте, если только не хотите присутствовать при казни убийцы. Для нее вы ничего не можете сделать, как и ваш приятель, который стоит позади вас. Она убила замечательного парня, героя, которым должна была бы гордиться Америка! При чем тут алиби? Есть старое справедливое правило: око за око, зуб за зуб!
Шанс обливался холодным потом.
Вдруг в конце прохода медленно открылась дверь, и в ее темном прямоугольнике появилась как всегда подтянутая, застегнутая на все пуговицы фигура советника. На голове – шляпа, в руке обязательный зонтик.
Видимо, он не понимал, что здесь творится, но его неведение могло стоить жизни Люси.
– Пусть ваша честь не двигается с места! – заорал Бев.– Вы отец этой девки! Вот и познакомились... Я тоже был отцом моему Рексу. Прекрасно! Вы можете присутствовать при акте возмездия, потому что вы тоже виноваты в случившемся. Это вы воспитали такое чудовище, сделав из обыкновенной женщины эгоистку, которая не любит никого на свете, кроме самой себя.
Вдруг голос Бева осекся, он заговорил робко, нерешительно:
– Уходите... Бога ради, уходите!
Шанс заметил, как в тени перехода за советником появилась миниатюрная, изящная фигурка Шерри Шанс.
Бев закричал в полном отчаянии:
– Шерри, уходите же!
А Шерри, улыбаясь, шла прямо на Бева и весело говорила:
– Вот это мне нравится! Не прошло и двух часов, как вы сделали мне предложение, говорили всякие приятные вещи, я вообразила, что вы и правда без меня жить не можете. Но проходит какой-то час, и вы исчезаете неизвестно куда! Ну-ка, отдайте мне это нелепое оружие, и поедем домой.
– Назад, Шерри, назад! – с отчаянием закричал Бев.
Но Шерри уже обошла советника и приблизилась к Беву.
Шанс затаил дыхание. Он не знал, что может прийти в голову спятившему старику.
– Ну что вы, Бев, если бы я не вмешивалась в ваши дела, это показало бы, что они меня совершенно не интересуют. И, значит, вы ошиблись, делая мне предложение.
– Шерри, Шерри!..– молил Бев.
Но если дело обстоит так, то есть я вас недостойна, я не смогу утешиться до конца своих дней... Уходите скорей! – скомандовала она Люси тихим голосом и тут же спокойно заговорила очень громко: – Мне необходимо поговорить с Бевом, уходите все отсюда!
Она протянула к нему руку и спокойно забрала оружие. Быстро, как стрела, Люси скрылась за дверью. Не выдержав потрясения, Бев Уотсон рухнул к ногам Шерри.
В театр со всех сторон вбегали люди.
Шерри стояла на коленях возле Бева и поддерживала его, чтобы он не свалился с перехода. Только сейчас она посмотрела вниз и крикнула Шансу:
– Поднимайся скорее, дорогой, наверх, у меня силы на исходе...
В ее голосе слышались и смех, и слезы.
Глава VI
Некоторое время театр «Темпест» походил на настоящий сумасшедший дом, в котором царили невероятный шум и суматоха. Здесь метались не только все члены семьи Тауэрсов, но и полиция, работники «скорой помощи», приехавшие за раненым Вудом Мейером, санитары, которые прибыли за Беверли Уотсоном.
Сам Бев стал тихим и покорным и как ребенок соглашался на все, поскольку в лечебницу его поехала проводить Шерри.
Когда волнение немного улеглось, Тауэрсы, Джералд и капитан Полхэм собрались в гостиной Шанса, чтобы обсудить случившееся. Советник сидел, прикрыв глаза дрожащей рукой. Джеф был страшно бледен, но продолжал требовать ответа на все свои вопросы.
Люси успела уже несколько раз повторить все те же подробности. Она находилась на грани нервного припадка.
– Я сразу поняла, что он сошел с ума и задумал меня убить... Сначала он повез меня на набережную, где убили Рекса. Но там оказалось многолюдно. Тогда он решил ехать в театр. Он был совершенно невменяемым. Не он ли сам убил и бабушку, и Рекса?
– Нет! – мрачно отрезал Шанс.
– Я была уже готова к смерти, но когда увидела вас, Шанс, на сцене, а сзади капитана Полхэма, у меня появилась надежда на спасение,– продолжала неестественным, высоким голосом Люси.– Но потом я заметила у вас в руках не пистолет, а сигарету и решила, что все окончательно посходили с ума...
– Люси!
Шанс обратился к ней непривычно грозным голосом, к которому артистка не привыкла.
– Немедленно расскажите все капитану!
– Друг мой, надо ли снова к этому возвращаться? – начала она, нервно дрожа.– Я уже больше не могу... Клянусь, больше ничего не было. Мне не о чем рассказывать...
– Вы рассказали всю правду?
– Да, да!
– И вы не выплачивали Рексу постоянно значительные суммы денег?
– Нет, никогда! Клянусь вам!
– Простите меня,– Шанс повернулся к Полхэму,– что я вмешиваюсь в ваши обязанности, но я в полном смысле слова валюсь с ног от усталости, а с таким грузом на душе я просто не смог бы ни на секунду закрыть глаза.
– Продолжайте, я вас внимательно слушаю,– сразу насторожился Полхэм.
– Разговаривая снизу, со сцены, с этим несчастным Бевом, я внезапно все понял. Временное помешательство Бева, разумеется, не имеет никакого отношения к обоим содеянным преступлениям. И мне открыл глаза на все случившееся случайный жест совсем другого человека...
Шанс подошел к советнику и взял у него из рук зонтик, аккуратно спрятанный в чехол.
– Вам не кажется, что острый конец этого зонтика похож на тот предмет, которым пронзили глаз Рексу и даже проникли ему в мозг? Мы с капитаном видели, как вы собирались пустить его в ход против Бева. Я тогда обратил внимание на то, что вы держали зонтик, как кинжал или нож...
Полхэм взял в руки зонтик и стал внимательно его разглядывать.
Советник потрясенно молчал.
– Кто вам сказал о двери, ведущей на проход? – настойчиво спросил Шанс.– Ведь вы, мистер советник, никогда не бывали ни за кулисами, ни у меня дома! Откуда же вам все это известно?
Советник открыл было рот, но сразу же его закрыл.
Шанс уверенно продолжал:
– Не вы ли регулярно приходили после закрытия театра, чтобы расплачиваться с Хемингуэем?
– Шанс! – закричала Люси.– О чем вы говорите?
Но Шанс жестом приказал ей молчать.
– Нам известно, что за последние три года кто-то передал Рексу Хандлею самое меньшее семьдесят две тысячи долларов. Если ему платила не Люси, тогда кто же? Я только что собственными глазами видел, как советник целился зонтиком в голову Бева Уотсона, защищая Люси... Убежден, именно так он убил Хемингуэя. Прекрасно помню его слова о том, что он заботится только о добром имени своих дочерей. Это совсем не отцовская любовь, а непомерная гордыня, чванство. Скандал в семье мог бы неблагоприятно отразиться на его положении члена правления университета, советника, крупного финансиста. Ради сохранения престижа этот спесивый чиновник способен убить даже родную мать!
Произнося последнюю фразу, Шанс умолк в растерянности, осознав, что она прозвучала отнюдь не иносказательно.
Старый советник напрягся, как струна. В глазах появилось отсутствующее выражение. По-видимому, у него наступил нервный кризис. Во всяком случае, он по-своему воспринял слова Шанса, потому что внезапно заговорил еще более пронзительным, чем всегда, голосом.
– Она всегда обращалась со мной как с несмышленым ребенком, никогда не верила мне и не прислушивалась к моему мнению. Ради Джеффри, ради его счастья она готова была принести нас всех в жертву. Чтобы избавить мальчика от огорчений и переживаний, я должен был мириться с подлым шантажистом и ежегодно бросать на ветер такие безумные деньги! И этому не было конца. Хемингуэй грозил огласить некоторые подробности о своей жизни с Люси и правду о Джеффри...
– Какую правду? – быстро спросил Джеф.
Советник, видимо, опомнился, потому что робко взглянул на Люси и заговорил гораздо спокойнее:
– А я был бы тоже преступником, хотя не имел никакого отношения к той истории!
– К какой истории? – теперь уже спросил капитан Полхэм.
– Ну... я ведь знал все три года, что Рекс Хандлей жив и здоров. Он явился ко мне в контору и пригрозил придать гласности кое-какие некрасивые факты о Люси, если только я не куплю его молчание. Вот я... и платил. Что мне оставалось делать? Думаю, только мы с Люси понимаем друг друга, хотя она-то мне сама ничего не рассказывала... Излишне добавлять, что я не намерен... Короче, Рекс Хандлей меня шантажировал. Я платил ему не наличными, а чеками на имя некоего Джона Смита. В банке на это имя был открыл счет. За год я должен был делать шесть взносов по четыре тысячи долларов каждый, то есть раз в два месяца. Вы понимаете, что это меня разорило бы? Я больше был не в состоянии с этим мириться и предложил Хемингуэю от него откупиться, дав ему единовременно какую-либо крупную сумму. Но он только рассмеялся мне в лицо и имел наглость заявить, что мои деньги идут на правое дело, а если я перестану платить, то тогда вмешается сам Джон Смит и мне не поздоровится...
В прошлое воскресенье вечером меня вызвала мать. Она заявила, что Люси зашла слишком далеко, придумав нелепую историю о наследственном психозе в роду Ханд-леев, и рассказала мне кое-что о Рексе Хандлее, то, что она узнала от самой Люси. Разумеется, далеко не все. Она не знала ни о его вымогательстве, ни о том, что он работал в тайной политической организации, жил в нищете только ради того, чтобы иметь возможность служить делу, которое считал правым и которому отдал жизнь. Он не посмел открыться даже собственному сыну и старику дяде, воспитавшему его, боясь повредить этой организации. Несколько раз он говорил мне, что только это его безумно мучает. Он был человеком одержимым и считал себя обязанным своей жизнью искупить какую-то ошибку, совершенную двадцать лет назад... Мать, конечно, всего не знала и выделила специально сто тысяч долларов для Рекса, надеясь, что сумеет заставить его уехать подальше, пригрозив, что, в противном случае, сообщит полиции, кто он такой в действительности.
Она также считала, что пора рассказать Джеффри всю правду о взаимоотношениях его родителей, потому что он уже достаточно взрослый, чтобы судить и прощать!
Ей было хорошо так рассуждать, она-то не знала всего, что было известно мне! И потом, она не желала считаться с опасностью, которой подвергает меня...
Так или иначе, она поручила мне договориться с Хан-длеем об его отъезде. Я ей это пообещал, лишь бы она успокоилась, но она заподозрила, что я ничего не сделаю... Она всегда все угадывала... Когда через некоторое время я снова зашел в ее комнату, то узнал, что она уехала к мистеру Темпесту. Ее старая горничная Марта страшно волновалась: ведь мать никуда не выходила из дома более десяти лет!
Я помчался вслед за ней. Позвонил. Мне открыл Хемингуэй и сказал, что мистера Темпеста нет дома, моя же мать поднялась к нему в квартиру и ждет его возвращения, предупредив, что расскажет ему решительно все. Хемингуэй посоветовал мне уговорить ее молчать и показал на лифт. Я очень долго стучал и звонил в дверь, зная, что хотя мать и была совершенно глухой, но она как-то умела распознавать звуки. Действительно, она мне наконец открыла.
Советник облизал пересохшие губы.
– «Не стоит меня убеждать, Дарвин»,– сразу же заявила она. Я умолял, спорил, доказывал, но безрезультатно. Исчерпав все разумные доводы, устав от этого утомительного разговора, я ее ударил по голове... Клянусь, это получилось нечаянно, я просто вышел из себя. Мама была очень старая, слабая... Она сразу же свалилась к моим ногам...
Положив голову на плечо Джералда, громко всхлипывала Анна. Все остальные окаменели, только один советник стал самим собой и говорил обычным скрипучим голосом с должными паузами, как будто начитывал речь на диктофон.
– После этого я окончательно потерял голову. Первым моим естественным желанием было спрятать ее тело, а самому скрыться. Я обежал все помещение и ненароком толкнул какую-то дверь, выходящую на узкий металлический балкончик над сценой. Я увидел в этом возможность своего спасения: вытащил тело на переход и сбросил его вниз. Представляете себе мой ужас, когда я услышал внизу дикий женский вопль? Я даже подумал, что мать еще жива и что кричала она...
В тот момент, когда я закрывал дверь квартиры, я оглянулся назад и увидел, что на меня со сцены смотрит Хемингуэй. Он не сделал попытки задержать меня, а только удостоверился, что я вышел из театра через запасной выход, которым я пользовался, когда приносил ему очередной чек.
Вы понимаете, после этого я оказался полностью в его власти, теперь он мог сколько угодно меня «доить», опустошать мои карманы, пока не пустит меня окончательно по миру! – с ненавистью закричал советник.
Снова взяв себя в руки, он продолжал:
– С этой минуты я утратил всякую надежду избавиться от Хемингуэя. Более того, теперь он мог смело начать действовать против Люси, которой не мог простить ее прошлого проступка, я же не мог ее даже защитить, находясь в его власти.
Вот тогда и появились анонимные письма, с помощью которых я рассчитывал привлечь внимание к Хемингуэю, потому что у Люси было твердое алиби.
Когда сегодня утром я вышел от вас, мистер Темпест, Хемингуэй дожидался у подъезда. Он хотел со мной поговорить, но без помех, как он выразился. Мы с ним дошли пешком до набережной, которая в это время пустынна.
На этот раз Рекс предложил мне выплатить ему сразу миллион долларов, поскольку после смерти матери я должен был получить порядочное наследство. Он обещал навсегда оставить меня в покое.
Но я-то понимал, что попал в капкан, что ни о каком покое мне нечего думать. Рекс никогда бы меня не отпустил, вечно вытягивал бы из меня все большие и большие суммы, ибо аппетит, как известно, приходит во время еды... Меня охватила ярость. Мы были одни на набережной, Хандлей смеялся. Я его ударил, не целясь, зонтом в лицо, случайно проткнул ему глаз, и он упал, как подкошенный, в воду...
Все молчали.
Советник смотрел вперед невидящими, пустыми глазами.
Шанс отвернулся. Насилие порождает насилие, одно преступление влечет за собой другое. Конечно, они теперь никогда не узнают, что явилось первой причиной данной цепи злодеяний. Сейчас даже ему было ясно, что советник и Люси что-то скрывают из своего прошлого, ибо история о шантаже Рекса прозвучала совсем неубедительно...
Больше всех потрясен был Джеффри, который, собственно говоря, потерял сразу всю родню.
Впрочем, не один Джеф переживал крушение кумира. Шанс тоже утратил свою веру в Люси. Ему хотелось выйти на свежий воздух, побыть одному, подальше от этой бездушной красавицы, которая, не колеблясь, принесла в жертву своему самолюбию счастье и даже жизнь близких ей людей.