Текст книги "Смерть в театре (сборник)"

Автор книги: Эллери Куин (Квин)

Соавторы: Раймонд Чэндлер,Хью Пентикост
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 30 страниц)

Анна могла заранее совершенно точно сказать, как все произойдет. Ее отец и Люси займут места на диване, Джералду предложат сесть напротив в кресло, ну а Анну посадят подальше от него, чтобы он не мог ее видеть. Люси будет разливать чай, а отец начнет «допрос», совсем как в суде.

Вошла Марта, давно уже работавшая в их доме. Она несла на блюде сэндвичи и маленькие пирожные.

Анна сухо спросила:

– К чему весь этот парад? Я же говорила, что мы принимаем не принца крови, и мне хотелось бы, чтобы все было попроще.

Старушка ласково посмотрела на девушку и ответила, покачав головой:

– Миссис Люси...

Анна молча повернулась и побежала на второй этаж. Там, в конце коридора, устланного ковровой дорожкой, находился кабинет ее отца. Она постучала в дверь. Изнутри донесся глубокий музыкальный голос судьи:

– Кто там?

– Это я, Анна. Могу ли я минуточку поговорить с вами?

– Разумеется, дорогая. Входи.

Дарвин Тауэрс сам сознавал, что постарел, хотя и сохранил элегантный вид. Сильно поседевшие волосы оставались густыми, а над верхней губой красовались покрытые бриллиантином маленькие усики. Он великолепно себя чувствовал и отличался по-прежнему острым и ясным умом. Но, пожалуй, с годами сильнее стало проявляться его бессердечие.

Дарвину Тауэрсу исполнилось двадцать лет, когда погиб его отец и он стал главой семьи. Его карьера не вызывала сомнений, а принимая во внимание их огромное состояние, он мог жить так, как ему заблагорассудится.

Дарвин решил, что ему надо жениться и обзавестись наследником. Жену он выбирал тщательно, учитывая все, кроме чувства. Она оказалась доброй женой, подарила ему двух дочерей и, покорно исполняя все его желания, жила в полном довольствии, но не знала, что такое радость. Так она и умерла, скорее, зачахла, но Дарвин считал, что по отношению к ней совесть его совершенно чиста.

Он сам занялся воспитанием своих дочерей.

Из старшей получилась обольстительная, властная красавица, чудовищная эгоистка, как говорил Браун. Младшая же стала чем-то вроде Золушки в их семье, забитая, покорная, тихая. Внук откровенно презирал деда, а как относилась к нему его собственная мать – оставалось для Дарвина загадкой: хотя она и понимала по движению его губ, что он говорит, но подобные «разговоры» требовали от него слишком большого напряжения, и Дарвин старался их по возможности избегать.

Увидев костюм младшей дочери, Дарвин Тауэрс нахмурился и спросил:

– Дорогая, разве у тебя нет более подходящего туалета для сегодняшнего дня? Ведь уже почти четыре часа.

Не разжимая рук, Анна оглядела его полосатые брюки, черный сюртук, светло-серый галстук, заколотый жемчужной булавкой. «Наряд, одинаково пригодный и для свадьбы Джералда, и для его погребения»,– подумала Анна.

Стараясь держаться как можно спокойнее, девушка заговорила:

– Папа, я же просила, чтобы был самый простой прием. Но Люси все изменила. Ведь к чаю мы ожидаем моего гостя, а не ее. Джералд мой друг. Почему ты одет так парадно? Зачем этот серебряный сервиз? Почему в гостиной все как на сцене?

– Ну, ну,– примирительно заговорил доктор Дарвин.– Не надо сердиться. Твой мистер Браун не только стремится стать членом семьи, но он еще претендует и на большой пост в университете.

– И что же, Люси, которая в психиатрии понимает столько же, сколько в приготовлении обедов, будет решать, обладает ли он необходимыми для этого данными?

  Дела университета касаются меня одного,– сказал Дарвин Тауэрс, недовольно хмуря брови,– что же до его отношения к тебе, то в этом мы заинтересованы все, не так ли? Я придаю большое значение этой встрече. Беги переоденься!

Без сомнения, у отца уже побывала Люси, так что настаивать и спорить не имело смысла. У Анны на глаза навернулись слезы, к горлу подступил комок. Она выскочила из кабинета, пробежала в противоположный конец коридора и, не постучавшись, открыла дверь.

В просторном помещении со старинной большой кроватью под балдахином в кресле возле окна сидела старая дама.

Целая система продуманно расположенных зеркал давала возможность глухой старушке сразу же заметить, когда открывалась ее дверь. Незванный приход посетителей неизбежно раздражал ее, она сердилась и возмущалась, что ей мешали вспоминать дорогое прошлое, однако ей отнюдь не было безразлично, кто нарушал ее покой.

Не поворачивая головы, она крикнула:

– Входи, Анна!

В одно мгновение Анна оказалась около нее, опустилась на колени, уткнулась лицом в черную шелковую юбку и неудержимо зарыдала. Несмотря на то, что бабушке было очень трудно все объяснить, она всегда была для девушки последним прибежищем.

Костлявая рука гладила непокорные волосы Анны. Светлые глаза старой дамы слегла заблестели, хотя губы оставались плотно сжатыми. Вроде бы не имея представления о том, что волновало бедную девушку, старушка сказала именно то, что было нужно. Кстати, эта ее способность попадать в самую точку всегда поражала всех членов семьи и друзей Тауэрсов.

– Я решила спуститься сегодня к чаю, хотя меня не приглашали... Скорее наоборот, просили не выходить из комнаты, дабы не смущать твоего доктора Брауна, который по неведению может попытаться со мной заговорить. Да, да, Люси на этом очень настаивала, но я все же спущусь.

Анна обняла бабушку. В те минуты, когда ей казалось, что все уже потеряно, энергия бабушки частенько помогала девушке выиграть дело,

– Выходит, ты очень любишь своего доктора Брауна? – ласково спросила Ада Тауэрс.

Анна несколько раз кивнула головой, утирая платком заплаканное лицо.

– Тогда беги, мне ведь надо переодеться, стать молодой и красивой. И ты приведи себя в порядок.

Она погладила девушку по голове.

– Не думай, у меня есть еще кое-какое влияние в семье. А то возьму рассержусь да и оставлю свои деньги на какой-нибудь приют для бездомных кошек! Исчезни, говорю тебе!

Анна, еще не совсем успокоенная, поцеловала бабушку.

– Я очень люблю тебя!

– Что за сентиментальности,– улыбнулась старушка.

Анна поспешила к себе в комнату, пригладила волосы, подкрасила заплаканные глаза, надушилась. Едва она закончила, как внизу раздался звонок. Джералд!

Вдруг на нее напал панический страх. С бабушкой или без нее, но лучше бы этой встречи вообще не было. Ведь поставлены на карту ее будущее и работа Джералда в университете! Господи, ей надо было уговорить его не появляться в их доме, придумать для этого какой-нибудь благовидный, вполне пристойный предлог.

Анна буквально скатилась с лестницы, опередив Марту, спешившую к дверям. Распахнув обе створки, она крикнула, задыхаясь:

– Уходите, мой дорогой! Нельзя так рисковать! Вы же...

Она остановилась с раскрытым ртом.

Улыбаясь, на ступеньках крыльца стоял мистер Шанс Темпест, директор театра, в котором работала Люси.

Глава VII

– Приятная неожиданность! – сияя, сказал невысокий Шанс, поднимая к ней лицо.

– Мистер Темпест, простите, я думала...

– ...что пришел Джералд Браун?

– Да, и...

– Я знаю, что опередил его. Тем лучше, это даст мне возможность иметь лишнего собеседника за чаем.

– Но...

– Мне известно, ваш сегодняшний прием особенный. У Брауна решается вопрос не только его личной жизни, но и дальнейшей карьеры. Лишний союзник ему не помешает...

– Откуда вы знаете?

– Ко мне приходил Джеф.

– Боже мой, и вы знаете, что случилось?

– Больше того, я его представитель,– уточнил Шанс с открытой улыбкой.– Позвонив Джералду, я узнал и вторую сторону истории. Он писал рецензии на мои спектакли...

– Только вы не оставайтесь к чаю,– испугалась Анна,– это слишком...

– Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, вам с Джералдом придется сражаться против отца и Люси. Уверены ли вы, Анна, что вам не потребуется подкрепление?

– Но...

– Рано или поздно, но история Джефа выплывет на свет. Мне думается, в самый трудный момент я сумею отвлечь Люси, так сказать, принять удар на себя. Да, да, Анна, в ваших же интересах пригласить меня к чаю. Раз уж Люси задумала дать театральное представление, нужна и публика...

Анна приободрилась. С ней впервые говорили о Люси таким тоном. Ей показалось, что Шанс приглашал ее стать соучастницей какого-то забавного спектакля. Все равно, раз неизбежно надвигалась катастрофа, то, собственно говоря, почему бы ей не воспользоваться предлагаемой дружеской помощью?

Она сказала:

– От всей души благодарю за участие, мистер Темпест. Входите же, прошу вас.

– Не стоит благодарности. Это вы мне доставили удовольствие.

После удушливой жары улицы прохлада холла была очень приятной. Анна закрыла дверь. В доме тихо, как в соборе.

– Между холлом и гостиной не подложено мин? – с притворным испугом спросил Шанс.

Анна прямо взглянула в открытое, приветливое лицо Шанса. Она понимала, он старается подбодрить ее. В какой-то мере это ему уже удалось. Взяв его под руку, она серьезно ответила:

– Обратите внимание на радиаторы по правую руку и по левую...

Они вместе вошли в гостиную.

Люси, очаровательная в черном вечернем платье, поднялась с места с повелительной улыбкой, которая, однако, сразу исчезла, как только она узнала Шанса. Судья стоял за дочерью. Появление Шанса заставило его нахмуриться.

– Шанс?

В голосе Люси звучало такое непритворное изумление, будто перед ней на ковре разорвалась граната.

– Добрый день, мой друг, добрый день, мистер советник,– весело заговорил Шанс, думая про себя, что сейчас он увидит Люси в роли «начальника отдела».

– Как я рада вас видеть! – запела Люси.– Скажите, ничего не случилось?

– Меня пригласили к чаю, ну и потом...

– Мистер Шанс – близкий друг Джералда,– вмешалась Анна,– вот я и подумала, что...

– Если вы намерены обсуждать со мной немыслимые костюмы Валери Волмера,– решительно заговорила Люси, обрывая на полуслове сестру,– то только не сейчас и не здесь. Вы попали на особый прием, и я достаточно близка с вами...

– Знаю, знаю, в чем дело,– добродушно сказал Шанс.– Вот я и решил, что Джералду понадобится моральная поддержка, ну а я могу дать о нем любые справки и рекомендации...

Судья откашлялся.

– Сомневаюсь, чтобы доктор Браун в этом нуждался.

– Мадам Тауэрс спускается к чаю,– сообщила с порога Марта.

– Этого еще не хватало! – возмутилась Люси.

Прежде чем войти в гостиную, Ада Тауэрс на минуту прислонилась к стене. Ей надо было передохнуть после тех усилий, которые она затратила, чтобы выйти из своей комнаты, дойти до лифта и спуститься.

Глубоко вздохнув, она выпрямилась и с необычайной живостью вошла в гостиную, не обращая никакого внимания на присутствующих. Перед окнами, выходившими в сад с деревьями, посаженными семьдесят лег назад Хамзи и Адой, было небольшое возвышение, на котором стояло удобное кресло со столиком и множество декоративных растений. Ада прямиком направилась к этому креслу, взялась за ручку, приделанную к стене, и с ее помощью поднялась на платформу. Она уселась в кресло, закрыла на миг глаза и облегченно вздохнула. Каждый раз, спускаясь в гостиную или столовую, она спрашивала себя, не перестанет ли биться ее сердце от такой перегрузки, но все обходилось благополучно.

Открыв глаза, старушка посмотрела на Шанса.

– Вы доктор Браун? – спросила она у Шанса Темпеста.

– Не пытайтесь отвечать,– вмешалась с сердитой миной Люси,– она все равно не услышит...

– Если вы подойдете к бабушке, мистер Темпест, и она увидит ваши губы, то по ним она все поймет. Только не спешите!

Шанс улыбнулся и подошел к креслу.

– К сожалению, мадам, я не доктор Браун, а Шанс Темпест.

– Вы – предмет моего постоянного изумления,– объявила миссис Тауэрс.– После того, как Люси .пятнадцать лет играет в театре, которым вы руководите, я была уверена, что вы не только поседеете, но и облысеете.

– Бабушка, что вы говорите?! – возмутилась Люси.

– Я хочу чаю. Надеюсь, приготовили мои любимые сэндвичи с огурцами? И они достаточно тонко нарезаны?

– Мы ждем доктора Брауна,—прервала ее Люси.

– Учитывая мой возраст, доктор Браун не обидится, что я начала пить чай без него...

– Вы видите,– сказала Люси, обращаясь к Шансу и стараясь совершенно не шевелить губами,– что попали в поистине семейную среду. Будьте же ангелом и...

– Доктор Браун,– доложила Марта.

Вошел Джералд Браун – высокий, широкоплечий молодой человек лет тридцати пяти, с густой шапкой черных волос. Продолговатое лицо, орлиный нос, довольно толстые, четко очерченные губы и темные глаза, во взгляде которых насмешливое выражение как-то странно сочеталось с добродушием, присущим всем славянам, и поэтому трудно было понять, смеется ли он над всем миром или же переживает за всех.

Он подошел прямо к Анне, взял ее руку, поцеловал и, не повышая голоса, тихо сказал всего два слова:

– Моя дорогая!

Затем повернулся, обвел всех взглядом, заметил Шанса и улыбнулся:

– Рад вас видеть здесь.

Его черные глаза встретились с ледяными голубыми глазами Люси.

– Должен вам сказать, мисс Тауэрс, что являюсь вашим верным поклонником, на сцене вы царите как богиня.

При других обстоятельствах Люси была бы польщена, но сейчас чувствовала себя как на горячих угольях и потому холодно ответила:

– Благодарю вас... Мой отец, советник Тауэрс.

Джералд Браун поклонился.

– Мы уже встречались,– сказал он. Потом, повернувшись к Анне, спросил: – Ваша бабушка, несомненно?

И двинулся к старушке.

– С ней напрасно разговаривать,– прошипела Люси,– она ничего не слышит.

Видимо, Джералд Браун был в курсе дела, потому что он несколько несовременно склонился над ее рукой и представился:

– Джералд Браун.

Ада Тауэрс одобрительно кивнула головой.

– Красивые глаза и руки, хорошие руки. Надеюсь, это соответствует и всему остальному. Большинство молодых людей, которые являлись сюда на смотрины, убегали сломя голову до окончания приема.

– Бабушка! – с отчаянием закричала Люси.

– Я не убегу «сломя голову», миссис Тауэрс,– засмеялся Джералд.– Разрешите мне сесть возле вас? – спросил он, устраиваясь у ее ног и нарушая тем самым торжественную «дислокацию» Люси. Та собралась запротестовать, но ей помешал Темпест.

– В таком случае я займу место, предназначенное, по-видимому, для свидетелей,– рассмеялся он,– потому что ваша гостиная сильно напоминает мне сцену суда в постановке нашего театра.

– Чай будет или нет? – осведомилась Ада Тауэрс.

Люси занялась чашками. Джералд с поклоном отнес чай старушке, Анна передала чашку Шансу и взяла вторую себе. После того как чай был разлит, наступило неловкое молчание.

– Пусть кто-нибудь начнет разговор! – раздался приятный голос Ады Тауэрс.

Джералд повернулся к ней и заговорил медленно и четко:

– Я родился в Америке, но мои родители приехали сюда из Чехословакии, эмигрировав в двадцатом году. Я учился в школе в Нью-Йорке, потом поступил на медицинский факультет Колумбийского университета. Работал два года ординатором по психиатрии у доктора Херцлофа. Кроме диплома врача, у меня есть специальный диплом психиатра. Однако должен сознаться, что педагогическая деятельность меня привлекает больше лечебной. Я написал четыре работы, которые приняты весьма благосклонно. Сам я абсолютно здоров. Правда, я не могу предоставить Анне такую роскошную жизнь, как здесь, но бедность ей не грозит. Могу только добавить, что люблю ее, постараюсь окружить ее теплом и заботой, которых здесь у нее мало. Мы бы поженились через две недели, если, конечно, не возникнет никаких серьезных препятствий. До сих пор их не было.

– Очевидно, вы уже считаете, что мы дали согласие на ваш брак? – холодно спросил советник.

– Нет, я об этом не говорю.– Джералд по-прежнему обращался к миссис Тауэрс.– Более того, я приготовился скорее услышать отказ, чем согласие. Я был бы рад, конечно, получить согласие, но, вообще-то, это ничего не изменит.

– Черт возьми! – пробормотал советник.

Шанс Темпест закурил сигарету, внутренне посмеиваясь. Да, малый не из робких. Идя сюда, он знал, что его ждет, и старался предвосхитить возможные возражения, поставив крест на университете. Видимо, для него самым главным была Анна. Он шел напролом, не обращая внимания на ловушки, и поэтому сохранял независимость.

А Джералд продолжал, все еще обращаясь к старой миссис Тауэрс.

– Возможно, мадам, такое отношение покажется вам резким? В таком случае я прошу у вас прощения, мне не хотелось бы вас оскорбить. Но вы войдите и в мое положение: мне приходится бороться с неприязненным отношением ко мне со стороны семьи той женщины, которую я люблю, хотя она в том возрасте, когда имеет полное право сама решать свою судьбу.

– Прекрасно! – одобрила миссис Тауэрс.

– Я считаю, что, объяснившись напрямик, мы выиграем время и сэкономим много эмоциональной энергии, с потерей которой почему-то никто не считается. Возможно, конечно, вы вознегодуете на меня. Но все же в душе согласитесь, что прошло то время, когда можно было распоряжаться судьбой Анны.

– Я уважаю ваши взгляды,– твердо заявила Ада Тауэрс.– Конечно, я могу говорить только от своего имени. Что касается чувств остальных, присутствующих здесь в данный момент, то их состояние точнее всего характеризуется словом «паника». Ну а я за сорок четыре года впервые слышала, чтобы человек разумно и бесстрашно, не боясь гнева олимпийских богов, выразил свои желания...

Джералд улыбнулся.

– Вы оказались точно такой, какой вас описывала мне Анна.

– Надеюсь, эта нелепая сцена скоро закончится? – бледнея от гнева, спросила Люси.

Шанс Темпест лениво поднял голову.

– Прежде чем расстаться, я должен добавить еще одну подробность. Сейчас были бы очень кстати свадебные колокола... Люси, вчера я имел удовольствие завтракать с вашим сыном и его женой.

Люси буквально остолбенела.

– Что он сказал? – обеспокоенно спросила миссис Тауэрс.

– Сказал, что вчера завтракал с вашим правнуком и его женой,– информировал ее Джералд.

Старая дама уперлась обеими руками в подлокотники кресла.

– Неужели Джеф женился?

– Да, на совершенно очаровательной девушке по имени Шарон. Она меня покорила,– с самым невозмутимым видом докладывал мистер Темпест.– Они женаты уже несколько дней, и Джеф просил меня узнать у вас, когда он сможет представить вам свою супругу.

– Невозможно! – воскликнула Люси, вздымая руки к небу.– Он не может жениться!

– Душечка, он уже женат,– улыбнулся неугомонный Шанс.

– Он не может жениться! – упорно повторила Люси.– Он несовершеннолетний. Вызовите нотариуса, отец!

Она повернулась к советнику.

– Пусть он примет меры, чтобы аннулировать этот брак!

– Напрасно. Ведь через несколько месяцев он повторит то же, что сделал сейчас, а весь этот скандал только вас рассорит.

– Он не может жениться! – глухо повторила Люси.

В одно мгновение исчезла вся ее красота, лицо исказилось, она истерично кричала:

– Он не может жениться! Ни сейчас, ни потом!

– Люси, ну что ты говоришь? – возмутилась Анна.

– Я смалодушничала... каждый день откладывала объяснение с Джефом. Мне нужно было, необходимо было рассказать ему правду об отце. Но мне не позволяла гордость... А я все тянула, мне и в голову не приходило, что Джеф способен на такую глупость...

– О чем ты говоришь?

– Отец Джефа, Рекс...– Люси глубоко вздохнула.

Шанс подумал: «Ага, теперь она уже стала Номером Один, актрисой».

А Люси продолжала:

– Рекс вовсе не погиб геройской смертью в Китае, как все считают. Он сознательно, понимая, что делает, врезался в горы... Самоубийство...

– Самоубийство? Но почему? – спросила Анна.

Теперь в голосе Люси звучали глубокие ноты великой трагической актрисы.

– Потому что он знал, что болен, что в недалеком будущем его ждет безумие. Да, да, наследственное, неизлечимое безумие!

В гостиной воцарилось глубокое молчание.

– Теперь вы сами видите,– дрожащим голосом произнесла Люси,– что Джеф не должен жениться.

И снова молчание, которое нарушил резкий, негодующий голос Ады Тауэрс:

– Глупости!

В этот момент тень убийства проникла в гостиную Тауэрсов, но никто ее не заметил, даже сам убийца.

Ч А С Т Ь  В Т О Р А Я

Глава I

За круглым столом в дубовом зале ресторана «Плаза» Анна Тауэрс сидела между Шансом Темпестом и Джералдом Брауном. Они вместе пришли сюда после неожиданной выходки Люси.

– За время работы в театре,– говорил Шанс,– я столько раз сталкивался с необходимостью изобразить на сцене кульминационный взрыв страстей, но ни разу еще не видел такой эффектной бомбы!

– Мы от этого только выигрываем,– покачал головой доктор Браун,– потому что милейшая Люси совершенно забыла о нашем существовании. Успокойтесь, дорогая,– сказал он, взяв ледяную руку Анны.– Лучше попробуйте этот «Мартини», он действительно превосходен.

– Самое ужасное в том, что мы не знаем, правда это или нет. Но она использует это против Джефа. Бедняга, мне его страшно жалко.

– Скажите, Джералд, сумасшествие может быть наследственным? – спросил Шанс, глядя поверх бокала на молодого врача.

– Как знать? Спорный вопрос. Послушать Люси, так все получается как в романах Бальзака. Могут быть повышенная возбудимость, склонность к истерии, но, главным образом, у детей, если их воспитывает мать. С этим я могу согласиться. Но это вовсе не физическая наследственность, а склонность. И только! Так что говорить о неизлечимом наследственном безумии – значит, просто извращать факты.

– Значит, Джеффри вовсе не осужден на безумие?

– Конечно нет. Разве что милейшая мамаша доведет его до такого состояния,– с натянутой улыбкой сказал Браун.

Шанс Темпест знаком попросил официанта наполнить им бокалы.

– Сам Джеф совершенно точно охарактеризовал положение вещей: Люси – специалист мешать другим получить то, чего у нее самой нет.

– А жена Джефа симпатичная? – спросила Анна.

– Чудесная! Молоденькая, влюбленная, искренняя.

– Где они?

– У меня, в коттедже в Нью-Каньон. Я предложил им провести там уик-энд и постараться хотя бы на это время позабыть о существовании Люси. Обещал съездить туда и доложить, как прошел «большой совет».

– Ехать туда с «голыми руками» не стоит,– сказал Джералд.– Прежде всего надо выяснить, как в действительности погиб отец Джеффри. Люди не кончают самоубийством из-за того, что их когда-то в будущем, возможно, ожидает безумие. Чтобы поверить в это, нужны либо точный диагноз компетентного врачебного консилиума, либо мозговые явления, подтверждающие, что заболевание прогрессирует. Так что, по-моему, нужно справиться в его эскадрилье, проверить все донесения о его гибели. Кто знает, может, удастся отыскать его полкового врача? Несомненно, сохранились люди, знавшие его семью. Я попробую добраться до военных архивов... Послушайте, Шанс, не знаете ли вы кого-либо, близкого к этой семье?

– Если бы я знал, с чего начинать!.. Анна, а вам ничего не известно о родственниках Рекса Хандлея?

– Только то, что он учился^ в Йеле, как и Джеф. Именно поэтому Джеф и избрал Йель.

– Тогда дело упрощается,– обрадовался Шанс.– У меня есть приятель в драматической школе университета. Он сможет посмотреть личное дело Рекса Хандлея.

– Только бы нам найти какие-то достоверные факты до того, как Джеф встретится с Люси,– сказал Джералд.– Придется немедленно браться за дело, чтобы не терять время.

Глава II

Ночной сторож в театре «Темпест» был колоритной фигурой. Он уже три года работал в театре, но чтобы вспомнить его имя, Шансу пришлось заглянуть в финансовую ведомость. Все его звали Хемингуэем. Высокого роста, крепкий, с волосами, в которых уже мелькала седина, с квадратной челюстью под черной окладистой хемингуэевской бородой. На великого писателя он походил не только внешностью. Его отличали хороший вкус и широкий кругозор. Настоящее его имя – Лей Кинг.

Шанс предполагал, что в прошлом Кинг имел какое-то отношение к театру. Возможно, был актером или работал в дирекции, но только карьера его была погублена алкоголем. Однако за те три года, которые он прожил в маленькой комнатушке при театре, выполняя самые разные поручения, никто никогда не видел его не только пьяным, но даже нетрезвым.

Иногда, в самый разгар репетиции, Шанс чувствовал где-то в глубине кулис присутствие Хемингуэя. Опыт научил Шанса терпению и молчаливому ожиданию. Рано или поздно Хемингуэй чем-то выдаст себя, и не исключено, что это будет великолепно. Актеры давно заметили, что Хемингуэй был настоящей энциклопедией, когда дело касалось сценариев, особенно пьес Шекспира. Да и вообще выглядел он человеком культурным. С виду ему было лет пятьдесят. Однажды, когда они вдвоем во время репетиции пили кофе за кулисами, Шанс спросил у Хемингуэя о его прошлом. Тот с достоинством ответил:

– Если вы удовлетворены моей работой, мистер Темпест, то для чего вам знать мою родословную?

– Извините меня,– сказал Шанс и больше не возвращался к этому разговору.

Считаясь ночным сторожем, Хемингуэй в действительности имел множество довольно разнообразных обязанностей. По ночам он несколько раз обходил помещение театра, проверял замки, наблюдал, нет ли где признаков пожара. Его работа начиналась после закрытия театра, но на самом деле он был занят с утра до следующего утра. Для него весь мир ограничивался театром и маленькой закусочной напротив, где он обедал.

Случайно Шанс узнал, что Хемингуэй любит музыку, и предложил ему в свободное время подниматься к нему наверх и слушать магнитофонные записи. Постепенно ночной сторож стал как бы своим человеком в квартире директора театра, и поэтому Шанс ни капельки не удивился, когда, вернувшись в тот вечер домой, услышал Первую симфонию Брамса в исполнении Тосканини. Торжественные звуки наполняли всю квартиру. Как часто бывает у любителей музыки, Хемингуэй предпочитал громкое исполнение. Он не слышал, как открылась дверь и вошел Шанс, и остался сидеть на диване в гостиной с закрытыми глазами, позабыв о догорающей сигарете, которая вот-вот могла подпалить его седеющие усы.

– Тысячу раз благодарю,– сказал он.

– Приходите, когда захочется,– произнес Шанс.

– Вам несколько раз звонили по телефону. Я попросил службу связи записывать номера, так как не был уверен, что дождусь вашего возвращения.

Подойдя к дверям, он спросил:

– Ну, все сошло благополучно?

– Что именно?

– Но вы ведь должны были сообщить Тауэрсам новость, не так ли?

– Какую новость и откуда вы это взяли?

Хемингуэй рассмеялся. Несмотря на то, что он много курил, у него были великолепные белые зубы:

– У нас тут всякие новости распространяются с быстротой молнии.

Шанс недовольно посмотрел на Хемингуэя. Он-то прекрасно знал, что никому ничего не говорил. Может быть, мисс Дженсон подслушивала у дверей? В таком случае в будущем придется принимать меры предосторожности.

– Ожидаемый взрыв произошел,– сказал он.

– Для блистательной звезды сцены весьма неприятно иметь взрослого сына,– сказал Хемингуэй,– а если встанет вопрос о появлении внучат, тогда вообще хоть в петлю! Да, да, все стареют... с помощью Бога!

С этими словами он ушел.

Шанс взглянул на часы. Было без четверти семь. Он запросил у службы связи номера тех, кто ему звонил. Оказалось, что он срочно требовался Валери Волмеру и Джо Розену, Тэд Клавер приглашал его на коктейль. И, наконец, звонила мадам Тауэрс.

– Вероятно, мисс Тауэрс.

– Дежурил не я, но она назвалась не мисс, не миссис, а именно мадам.

– Хорошо, а когда это было?

– Минут десять назад.

– Это все?

– Некий мистер Хандлей просил позвонить ему в Нью-Каньон.

Джефа страшно интересовало происходящее, но Шансу не хотелось отчитываться по частям. Заглянув в записную книжку, он позвонил Элу Каравелу в Нью-Хавен.

С Элом они дружили еще с драматической школы в Йеле. Голос Эла звучал очень весело. Чувствовалось, он находится в помещении, где много народу. Шанс объяснил, что ему нужны сведения о Рексе Хандлее в бытность того в университете.

– Я сразу же могу тебе кое-что сообщить,– ответил Эл.– Любопытное совпадение: месяц назад ко мне обратился с такой же просьбой один из студентов, сын Рекса.

– Джеффри?

– Да. Ты его знаешь?

– Это сын Люси Тауэрс.

– Совершенно верно. А ведь она твоя лучшая актриса... Тебе сказать сразу же то, что мне известно, или тебе необходимы разные цифры? Их я могу сообщить только завтра.

– Больше всего мне хотелось бы встретиться с кем-нибудь из членов его семьи.

– Джеф тоже этого хотел. Мы обнаружили только одного живого родственника Рекса, его дядюшку Беверли Уотсона. Тебе известно это имя?

– Нет.

– Какой же ты невежда! Бев Уотсон был преподавателем истории здесь, в Нью-Хавене. Он давно уже вышел в отставку. Сейчас ему более восьмидесяти лет, живет он в Лаксвилле, штат Коннектикут. Старик он бодрый, энергичный, очень подвижный. Настоящий еж! Это брат матери Рекса Хандлея. Если не ошибаюсь, Джеф к нему ездил... Бев его единственный родственник со стороны отца.

– Спасибо тебе, ты очень любезен.

– Всегда рад тебе услужить... Между прочим, как идут дела с твоей новой постановкой?

– Нормально. Посмотрим, что получится...

Шанс повесил трубку, но тут же позвонил в справочное и попросил номер телефона мистера Беверли Уотсона из Лаксвилла. А через несколько минут старческий голос спрашивал его по телефону:

– Кто говорит?

– Вы меня не знаете, мистер Уотсон.

– В таком случае подайте это кушанье позаманчивее,– пробурчал старик.

– Я Шанс Темпест, директор театра в Нью-Йорке и друг вашего внучатого племянника.

– Джефа? Он славный парень. Месяц назад я познакомился с ним впервые... Если не ошибаюсь, от вас зависит карьера его матери?

– Да, но она не доставляет мне никаких неприятностей... Мне бы хотелось поговорить с вами о Рексе Хандлее.

– Ну что ж, говорите...

– Это не телефонный разговор, мистер Уотсон.

– Тогда приезжайте сюда. Скажите, где вы находитесь?

– В Нью-Йорке.

– У вас есть машина?

– Да, мистер Уотсон.

– Не будьте таким чертовски вежливым, это лишнее... На переезд уйдет немногим больше двух часов, если вы опытный водитель.

– Могу ли я приехать сегодня, это не слишком поздно?

– Когда вам будет столько же лет, сколько мне, вы перестанете расходовать время на сон. Мне и так уж остается немного от жизни. Вы что предпочитаете, «Бурбон» или джин?

– И то, и другое.

– Прекрасно, только положите-ка себе в багажник закуску. В нашей дыре нет ничего порядочного... Я жду вас после девяти часов.

Мистер Уотсон сказал все, что считал необходимым сказать, и повесил трубку.

Продолжая улыбаться, Шанс позвонил в свой коттедж в Нью-Каньоне. Никто не ответил. Поколебавшись, Шанс позвонил на квартиру Люси. Ее тоже не оказалось на месте. Тогда он отложил на завтра все дела и позвонил в гараж, чтобы ему подали машину.

В тот момент, когда он выходил из дома, раздался телефонный звонок. Он не стал задерживаться, зная, что служба связи все запишет.

Глава III

Бев Уотсон на самом деле оказался симпатичным ежиком. Он ждал Шанса перед открытой дверью своего красного кирпичного дома рядом с парком института Хоткинсса, наблюдая, как Шанс ловко управляет белым «ягуаром».