Текст книги "Вилла в Италии"

Автор книги: Элизабет Эдмондсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)

ЛЮЦИУС

1

Делия проснулась внезапно, словно рывком, и обнаружила, что в комнате стоит абсолютная тишина. Должно быть, ветер стих; ничто не завывало и не стучало в окно. Который час? Оказалось, пять часов. Значит, сочащийся сквозь ставни свет был утренним, и где-то пел петух, хрипло приветствуя зарю.

Очень рано для подъема, но она слишком основательно проснулась, чтобы оставалась надежда уснуть вновь. Отворила окно и откинула ставни. Запах свежей земли после дождя оказался просто поистине опьяняющим, он так и звал выйти на воздух и насладиться новым днем. Ей обязательно надо встать и пробежаться вниз, к морю.

Перед каменной лестницей Воэн помедлила в нерешительности, вспомнив строгие предостережения Бенедетты насчет змей. А, к чертям! Она, верно, просто недопоняла по-итальянски, к тому же всякая уважающая себя змея, заслышав ее, уползет с дороги, как это делают гадюки в торфяниках Англии.

Земля блестела после ночного ливня, и тропинка была усеяна сосновыми иглами и веточками. Оливковые деревья, кажется, не особенно пострадали, хотя, конечно, Делия плохо представляла, как должна выглядеть поврежденная олива. С узловатыми, изогнутыми стволами они уже изначально выглядели потрепанными. Интересно, бывают ли оливы в цвету? И когда у них пора сбора плодов?

«Я чужестранка в чужих краях, – подумала певица. – Далеко занесенная от родных дубов, ясеней и терновника».

После вчерашнего ненастья Воэн ожидала увидеть море вздыбленным: бушующий прибой, с шумом разбивающиеся волны. Но море, хотя и отличалось от вчерашней тихой заводи, вовсе не было бурным. Оно сияло и переливалось розовым и пурпурным, а на безоблачном небе все еще виднелась луна, но уже бледнеющая под натиском восходящего более величественного светила.

Впрочем, на берегу обнаружились кое-какие следы шторма: полоска выброшенного мусора у кромки воды и лежащий на боку оранжевый деревянный контейнер.

Было на удивление мягко и безветренно. Делия ожидала, что шторм оставит после себя прохладу, но легкий утренний бриз был теплым. Она села, прислонившись спиной к валуну, и стала смотреть на море, очарованная переменчивой игрой волн, светом и ритмичным шипением, с каким волны накатывали на берег.

Воэн, должно быть, задремала, потому что вдруг разом очнулась. Что это? Определенно до нее донеслись какие-то звуки, голоса. Неужели остальные тоже спешат на пляж?

Делия недоверчиво прищурилась, вглядываясь вдаль. Там, перед входом в бухту, маячило что-то похожее на рыболовное судно. Как долго оно там пробыло? А шум, который девушка слышала, оказался плеском весел и мерным скрипом уключин. В бухту держал курс ялик с двумя мужчинами на борту.

Господи, неужели она впуталась в какую-то историю с контрабандистами? Делия слышала об итальянских бандитах, и перед мысленным взором возникли гангстеры в больших черных шляпах, перестрелки в узких переулках Неаполя. Мафия. Что ей делать? В данный момент камень, пожалуй, скрывает ее из виду, но как только лодка причалит, моряки заметят случайного свидетеля. Не перебраться ли потихоньку на другую сторону камня и не дать ли деру?

Да и вообще ее попросту раздражали и лодка, и эти люди, подплывающие к берегу все ближе и ближе. Независимо оттого, кто они и чего хотят, их появление нарушило ее утреннее умиротворенное состояние.

Ялик был всего в нескольких ярдах от берега, когда один из мужчин стал сушить весла, а второй выпрыгнул из лодки. Он повернулся, что-то говоря своему товарищу, и по воде разнесся смех. Затем человек зашлепал по мелководью к берегу.

«Заметил ли он меня?» – задалась вопросом Делия. Да, певица была в этом совершенно уверена: незнакомец давно, с самого начала знал о ее присутствии.

Вот послышался его голос, все еще смеющийся, – он говорил что-то по-итальянски. Господи, что это на нем напялено? Драные шорты и цветастая рубашка.

– Доброе утро! – Теперь «контрабандист» говорил по-английски. Интересно, итальянские бандиты говорят по-английски?

Он шагал к ней, приветственно протягивая руку.

– Вы, должно быть, из английских гостей, проживающих на «Вилле Данте». Это ведь пляж «Виллы Данте», не так ли? Рад вас приветствовать.

– Что вы здесь делаете? Это частный пляж.

Конечно, глупый вопрос. Воэн совершенно ясно поняла, что этот человек здесь делает. «Цветастая рубаха» был тем самым таинственным четвертым, как и она, прибывшим сюда по приглашению Беатриче Маласпины.

Люциус увидел женщину с темными, отливающими рыжиной волосами, гордым носом, чуть тронутой загаром кожей и красивой фигурой. Незнакомка взирала на него с самым недружелюбным выражением. Говорила сердито и вызывающе, должно быть, он ее напугал, этаким вот образом возникнув из моря.

Сдвинув на лоб темные очки, Делия смотрела прямо на него. На лице ее не было улыбки, а во взгляде – женского отклика ему как мужчине; всего лишь прямой, оценивающий взгляд. Ястребиный, без намека на гостеприимство.

– Вы увидели яхту из окна и пришли узнать, в чем дело?

– Нет, я уже была на пляже.

– Я видел, как вы спали. Надеюсь, не провели всю ночь на песке?

– Я рано поднялась.

Долгая пауза.

– Давайте попробуем все сначала. Я Люциус Уайлд.

Нехотя певица протянула руку. Ладонь мужчины была твердой, рукопожатие кратким, и она сразу же отняла руку.

– Я Делия Воэн. Полагаю, вас вызвала сюда Беатриче Маласпина. Вы тот самый четвертый.

– Четвертый?

– Так мы вас называем. Нас должно быть всего четверо. Две женщины, двое мужчин. Полагаю, адвокат вас проинформировал.

– Я здесь, бесспорно, согласно воле Беатриче Маласпины.

– Что ж, вам лучше подняться на виллу. Вы завтракали?

– Нет. Скажите, мисс Воэн…

– Можете звать меня Делия. Вы ведь американец, не так ли? Пересекли Атлантику только ради «Виллы Данте»? Это неблизкий путь.

– Я, так или иначе, направлялся в Европу. Последние несколько дней провел во Франции.

– Зачем тогда вам понадобилось сходить на берег таким странным образом, с рыбацкого судна? – нахмурилась она. – И где ваш багаж?

– К сожалению, его нет. Цепь происшествий…

– Каких происшествий?

Англичанка хочет знать? Ладно, он ей расскажет, и тогда, может быть, ранняя пташка улыбнется – ему хотелось увидеть ее улыбку.

– Кораблекрушение, – серьезно ответил Уайлд. – Стычка с пиратами и кораблекрушение.

2

Марджори восприняла появление Люциуса невозмутимо, как должное.

– Привет. Я Марджори Свифт. Так и знала, что вы сегодня приедете, хотя, быть может, не так рано. Почему на вас эти странные тряпки?

Джордж, спеша загладить бесцеремонность Марджори, вмешался с сердечным рукопожатием и тоже поспешил представиться.

– Хельзингер? – переспросил Люциус. – Это английское имя?

– Я из Дании.

– Однако живете в Англии. – Уайлд изучающее разглядывал твидовый пиджак и мешковатые фланелевые брюки собеседника.

– Джордж – ученый-атомщик.

Во всем этом, подумала Делия, есть что-то нереальное. Четверка людей, связанных завещанием, последней волей женщины, которую никто из них… Ах, но, быть может, Люциус-то как раз знал Беатриче Маласпину? Возможно, все вопросы сейчас разрешатся и его прибытие положит конец тайнам и неопределенности.

Но прежде чем она успела спросить, появилась Джессика, извиняясь за опоздание к завтраку.

– Я с головой ушла в последнюю главу книжки и просто обязана была ее дочитать. О! – Опоздавшая открыто уставилась на Люциуса. – Откуда вы взялись? – Она приветственно протянула руку: – Я Джессика Мелдон.

– Из лодки, – ответила за Люциуса Делия. – Высадился на пляже.

Почему он не мог приехать на такси, как нормальный человек? Что-то в этом новоприбывшем ее смущало. Воэн старалась понять, что именно. Напоминал ли он ей кого-то? Кого-то неприятного? Нет, не то. Уайлд был совершенно не похож ни на кого из ее знакомых. Она не понимала, как к нему относиться. Чушь, просто ее выбили из колеи его высадка на пляже и экзотическое одеяние. Вряд ли «четвертый» мог приплыть из Америки прямо в шортах и гавайской рубашке.

– Ну что ж. – Джессика энергично постучала ложкой по скорлупе яйца. – Вопрос на миллион: известно ли вам что-нибудь о Беатриче Маласпине или вы блуждаете в таких же потемках, как и мы все?

Вопрос Джессики поставил его в тупик.

– Вы хотите сказать, что не знаете, зачем вы здесь?

– Ни малейшей зацепки, – пояснила Марджори. – Адвокаты вызвали нас, минимально проинструктировали и оставили в полном неведении.

– К сожалению, не могу вам помочь. Похоже, я в таком же неведении, как и вы. Признаюсь, я и сам очень удивился, когда адвокат сообщил мне о завещании Беатриче Маласпины – женщины, о которой я раньше никогда не слышал. Так что, выходит, это абсолютная загадка для всех нас.

– Это загадка, которая легко может быть разрешена, – сухо произнес Джордж, – если мы припрем к стене скользкого доктора Кальдерини, который является поверенным в этом деле. Теперь, когда вы приехали, уверен, мы сможем уговорить его все прояснить.

Делия привела Люциуса на завтрак, когда Бенедетта была в кухне; сейчас кухарка вошла в столовую и издала громкий возглас изумления. Полился обычный поток непонятных слов, на который Люциус мгновенно отозвался столь же беглой итальянской речью.

– Слава Богу! – обрадовался Джордж. – Наш новый товарищ говорит по-итальянски. Теперь мы сможем расспросить Бенедетту и больше разузнать о Беатриче Маласпине.

Служанка была очарована Люциусом. Лицо ее расплылось в улыбке; она жестикулировала, заводила глаза к небу и, как подозревала Делия, ударилась в рассуждения о тех, кто до него обосновался на «Вилле Данте».

Теперь смеялся Уайлд; похоже, он вообще был очень смешливым. Что же такое рассказывала ему Бенедетта?

А та вдруг заспешила прочь, чтобы сварить еще кофе.

– Вы говорите по-итальянски, – констатировала Марджори после секундного молчания. – Это будет крайне полезно, потому что Делия старается изо всех сил вместе с разговорником и словарем, а Бенедетта, видимо, говорит не на том итальянском, который учила Делия.

– Я воевал в Италии.

– А теперь вы финансист, – заявила сочинительница. Люциус опешил:

– Как вы узнали?

– О, Марджори полна мистических прозрений, – пояснила Делия. – Она говорит, будто слышит голоса. – Воэн понимала, что звучит это у нее насмешливо, и ненавидела себя за это, но Свифт со своими загадочными сентенциями была сейчас совершенно не к месту. Люциус может подумать, что попал в какое-то странное сборище.

– Не обязательно голоса, – ничуть не смутилась писательница. – Просто когда я смотрю на вас, то мысленно вижу знак доллара. Когда я познакомилась с Джорджем, у меня возник образ с рисунков, которые приводят в газетах, чтобы объяснить строение атома.

– А как насчет Делии? – спросил американец, явно заинтересовавшись. – И Джессики… мисс Мелдон?

– Вообще-то миссис Мелдон, – поправила Джессика. – Хотя подойдет просто «Джессика», мы все тут зовем друг друга по имени.

– А мистер Мелдон тоже гостит на вилле?

– Нет, – поспешно ответила она.

– Делия обращена внутрь себя, – продолжила Марджори. – В ней защитная стена, оберегающая ее внутренний мир, так что в отношении ее у меня нет никаких прозрений. Что же касается мистера Мелдона, то Джессика с мужем живут раздельно.

Ученый издал возглас смятения.

– Право же, частная жизнь Джессики…

– Она уже не частная, коль скоро уже несколько недель является предметом газетных сенсаций, – едко возразила Свифт. – Нет нужды черпать подробности жизни Джессики из каких-то внутренних голосов. Я полагаю, мы с вами читаем разные газеты, Джордж, поэтому вы, наверно, не видели бесконечные заголовки и целые колонки, посвященные семейным проблемам четы Мелдон.

– А вы, очевидно, любительница бульварной прессы! – выпалила Делия, рассвирепев. Разве та не видит; какое действие производят ее слова на Джессику, которая сделалась совершенно белой. Конечно, можно было предположить, что другие читали в газетах о семейном разладе Мелдонов, хотя ее не удивило, что Джордж не читал.

– Да, я люблю бульварную прессу, как вы ее называете. Она вся основана на житейских историях, а людские причуды и фобии меня интересуют.

– У нас, конечно, не бывает прозрений, и поэтому мы не знаем, что представляете собой вы, – съязвила Воэн. – Когда-то же, вероятно, вы кем-то работали?

– Не надо, – остановила подругу Джессика, справившись с собой. – Что меня действительно интересует, Люциус, – так это почему вы прибыли морем и почему в такой одежде.

– Ты не поверишь, – начала Делия.

– Все очень просто, – ответил Уайлд, подхватывая себе еще одну булочку. – Я потерпел кораблекрушение.

…Да, он все тщательно спланировал. Неделя на вилле у Форрестеров, в горах под Ниццей, потом поезд до Италии, визит на «Виллу Данте», чтобы выяснить, в чем там дело с этим завещанием.

Вилла во Франции была роскошной, с чудесными видами, а общество состояло главным образом из приятных соотечественников. А еще – Эльфрида.

Все в ней, прекрасно выхоленной и безупречно ухоженной – начиная с той секунды, когда она спустилась к завтраку в платье на бретелях, и до того момента, когда появилась на обеде в платье парижского фасона, – от и до было блестящим и безукоризненным: волосы, ногти, зубы.

– Какая красивая пара, – услышал он слова кого-то из гостей. А другой добавил:

– Какое облегчение для его отца, что Люциус наконец остепенился. Его всегда немного заносило в сторону, но Эльфрида положит этому конец. Что за очаровательная девушка, какой превосходной женой она ему будет! – И неизбежное дополнение: – Жать только, что он не выбрал американку.

– Мать Эльфриды была американкой. Через нее она и приходится родней Форрестерам.

– А кажется англичанкой до мозга костей.

– Только акцент и образование, да еще манеры. Внутри же она стопроцентная американка, будь уверен, – твердая, практичная и своего не упустит. Люциус далеко пойдет с такой женой.

Все это было так ужасающе верно и удручало Уайлда сверх всякой меры. Вот почему он жадно ухватился за приглашение от университетского товарища, который проводил лето на яхте в Средиземном море, сибаритствуя, как он выразился с ленивой улыбкой, которую Люциус так хорошо помнил. Бен был специалистом своего дела, чародеем инвестирования, который бросил тяготившую его карьеру инженера, для того чтобы сколотить состояние на фондовой бирже и в тридцать лет удалиться на покой. Его друзья когда-то смеялись над его планом. Чтобы сколотить и удержать состояние, одних намерений мало, говорили они. Но хорошо смеется тот, кто смеется последним. А последний смешок остался за Беном, который разбогател в мгновение ока, однако затем обнаружил, что в тридцать лет совсем не хочет выходить на покой. Вместо этого он стал проводить половину года, играя на бирже, а вторую – живя в свое удовольствие.

– В прошлом году я ездил в экспедицию в Гренландию, – рассказывал он Люциусу, направляя моторную лодку сквозь скопище судов, пришвартованных в гавани Ниццы. – А за год до этого учился альпинизму в Швейцарии.

Уайлд слушал рассказы приятеля, завидуя его свободе и легкому отношению к жизни, которое в полной мере себя оправдало. И вот тут их согнали с курса албанские пираты.

– Не могу представить, что они здесь делают, – нахмурился Бен. – Обычно эта публика околачивается в Адриатике.

– Мы от них оторвемся?

– Должны. Впрочем, погода портится. Нас ждет хорошая встряска.

Это была очень хорошая встряска, закончившаяся тем, что яхта Бена присоединилась к обломкам судов, покоящимся на дне Средиземного моря, а сами моряки, благодаря любезности капитана проходившего мимо рыболовного судна, сошли на берег у местечка Империя.

– Во всяком случае, у тебя сохранились документы и деньги, – нашелся Бен, когда они бодро шлепали по воде до ближайшего отеля, чтобы получить ванну и кров. – Посмотрю, нельзя ли взять напрокат машину. Ты ведь хочешь вернуться в Ниццу, как я понимаю?

– Нет. – Люциусу и впрямь не хотелось. Ни сидеть на этой шикарной вилле с ее бассейном и предупреждающими каждое твое желание слугами, ни увиваться вокруг Эльфриды. – Я обещал нанести визит тут, поблизости, так что, пожалуй, воспользуюсь случаем.

– В трусах?

– Куплю какую-нибудь одежду.

– …Что оказалось отнюдь не простым делом, – продолжал Уайлд, погружая ложку в мед. – Потому что Империя – городок небольшой, а итальянцы, которые там отовариваются, видимо, ниже меня ростом дюймов на шесть. Так что единственной одеждой, которая мне подошла, оказалась пляжная… – И он указал на свою рубашку.

– Я бы предложил вам что-нибудь из моих вещей, – заговорил Джордж, – хоть мы и не одного размера, но я видел в гардеробах одежду, и, вероятно, там найдется для вас что-нибудь подходящее. Нет греха в том, чтобы одолжить одежду в вашем положении.

– Я спрошу у Бенедетты.

Часом позже Люциус появился вновь, свежевыбритый и облаченный в светло-серый костюм.

Совсем не похож на человека, только что пережившего опасные приключения, негодующе подумала Делия. Свежий как огурчик.

– Это очень старомодный покрой, – нашла она.

– И я так думаю. Я похож на персонажа из старого фильма. Только взгляните на ширину этих брюк. Однако же он мне более-менее впору. С обувью, правда, проблема.

На американце по-прежнему были парусиновые туфли на толстой каучуковой подошве, придававшие ему очень нелепый вид.

– Зато панама новейшего фасона и точно моего размера, так что я чувствую себя готовым встретить мир во всеоружии. Джордж, как вы смотрите на то, чтобы прогуляться до города?

– Прогуляться! – фыркнула Делия товаркам, когда все трое наблюдали, как мужчины, увлеченные беседой, удаляются по подъездной аллее. – По-моему, этот человек ничего не умеет делать медленно.

– Рванули с места в карьер, – добавила Марджори. – Подозреваю, что Джордж ужасно рад мужскому обществу; думаю, ему было неуютно одному с тремя женщинами.

– Вы думаете, он голубой? – нахмурилась Джессика.

– Нет, просто привык общаться с мужчинами. Женщин-ученых очень немного; это мужской мир, довольно узкий.

– Тогда ему тем более невредно узнать, что представляет собой другая половина человечества, – заметила Делия.

Этой репликой она заслужила редкий одобрительный взгляд со стороны Марджори.

– Без нашего четвертого сразу стало как-то тише и скучнее, – заметила Джессика, когда мужчины скрылись из виду. – Какая необычная личность Люциус.

– Он всех нас доведет до белого каления, если придется общаться с ним достаточно долго, – посетовала Делия. – Будем надеяться, что им удастся связаться с доктором Кальдерини, и тогда мы узнаем, что говорится в завещании, и уедем восвояси.

– О, думаю, в ближайшее время мы никуда не уедем, – скептически качнула головой Марджори. – Но убеждена: теперь, когда приехал Люциус, все изменится.

– Интересно, о чем беседуют мужчины, они отправились, болтая без умолку. Кто бы мог ожидать такого от нашего ученого? Он ведь не из говорливых.

– Зато Люциус разговорчивый, – заметила Мелдон. – И к тому же между мужчинами все по-другому. Джорджу будет легче найти что сказать другому мужчине. Интересно, есть ли у него жена или подруга?

– Он так мало говорит о себе. Как узнаешь?

– Я думаю, что они сейчас сплетничают, – улыбнулась Марджори. – Да-да, мужчины еще как сплетничают между собой.

3

– Эти виноградники в ужасающем состоянии, – отметил Уайлд.

– В самом деле? – отозвался Джордж, который ничего не понимал в виноградниках. – Я не заметил.

– Это потому что вы ученый-теоретик, ум которого сфокусирован на той части мира, которая находится за пределами человеческого видения. Вам следует обращать больше внимания на то, что вас окружает. Если возьмете это за правило, то скоро научитесь. Наблюдайте красоты природы, окружающего растительного мира; посмотрите, к примеру, на те поразительные белые ирисы на берегу реки. И всякий раз вы будете возвращаться свежим и обновленным в свой невидимый мир нейтронов, частиц и всех тех опасных штук, которыми вы, ученые-ядерщики, балуетесь.

– Как бы мне хотелось, чтобы нас не называли учеными-ядерщиками, – с оттенком раздражения бросил Хельзингер. – Я специалист в области теоретической физики.

– Именно так. Человек легко подхватывает подобные фразы. Благодаря газетам каждый в наши дни получает какой-нибудь ярлык. Вы совершенно правы – это от небрежности мышления. А теперь я хочу, чтобы вы просветили меня насчет наших сотоварищей.

Джордж был смущен.

– Боюсь, мне известно о них очень мало. Судьба свела нас вместе, и хотя я нахожу их приятными компаньонами, мы не исповедуемся друг другу.

– Нет, конечно, поскольку вы англичане, а это предполагает сдержанность, замкнутость, немногословность.

– Я не англичанин.

– По рождению – нет, но годы, проведенные в Кембридже, не могли не оставить на вас следа. Давайте пойдем в алфавитном порядке. Начните с Делии.

Ученый сдался. Было бесполезно пытаться обойти такого человека, как Люциус, и, в конце концов, что такого он мог рассказать? Особенно было нечего и рассказывать. В любом случае он не выдаст никакой конфиденциальной информации.

– Оперная певица.

– Вы слышали, как она поет? У нее талант, или Воэн просто дилетантка из высшего общества, забавляющаяся музыкой, пока не подыщет себе скучного и степенного мужа?

Джордж горячо вступился за Делию:

– Не могу представить, что она когда-нибудь выйдет за скучного человека; в ней самой нет ничего скучного. Что же до музыкальных способностей, тут я не могу судить, потому что никогда не слышал ее пения. На вилле есть рояль, но, к сожалению, он расстроен.

– В самом деле? Тогда надо этим заняться. А вы сами музицируете?

– Я играю на фортепьяно. Но всего лишь любитель.

– Мы должны позаботиться о том, чтобы на вилле звучала музыка. Что вы здесь делали по вечерам?

– Читали. Немного разговаривали.

– «Вилла Данте» – место, которое должно быть наполнено голосами, музыкой и смехом. А что вы можете сказать о корнях Делии? У нее манера держаться, которую английские высшие классы носят наподобие брони.

– Дочь текстильного фабриканта. Ее отец – Лорд Солтфорд. Это не старинный титул, как я понимаю; она говорила мне, что ее дед купил место в палате лордов. Я полагаю, такое было возможно одно время, когда премьер-министром являлся Ллойд Джордж. Она родом из северной части Англии – из Йоркшира, кажется. Болела всю эту зиму: что-то с легкими или бронхит – проклятие английского климата. Ее брат погиб на войне, и еще Джессика сказала мне, что у Воэн есть старшая сестра. Это все.

– Я понял, что Джессика находится здесь, чтобы составить Делии компанию. А что еще вы о ней знаете?

– Старые добрые подруги знают друг друга со школьных лет. Кроме того, существуют и семейные связи: брат Джессики женат на сестре Делии. Думаю, что при тех матримониальных проблемах, о которых упоминала Марджори, Джессика рада находиться подальше от Англии.

– Мелдон… – произнес Люциус. – Знакомое имя. Не имеет ли ее муж отношения к политике? С военными заслугами?

– Об этом вам лучше спросить у самой Джессики; мне ничего не известно о подробностях ее замужества. Что же касается Марджори, – поспешил добавить Джордж, прежде чем Люциус успел продолжить дознание, – то о ней мне известно еще меньше, чем о первых двух. Она странная женщина; очень несчастная, довольно неуживчивая, ей трудно ладить с людьми. Ее возмущает тот факт, что Делия и Джессика принадлежат к высшим слоям общества. Сильно нуждается, и у нее нет службы, к которой надо было бы возвращаться. Определенно очень умна.

– Она производит впечатление человека умственного труда, которому пришлось самому пробиваться в жизни.

– Что ж, несомненно, это так, но не спрашивайте меня, как именно Марджори зарабатывала себе на жизнь, потому что никто из нас этого не знает. Вы видели за завтраком, как Свифт замыкается, когда затрагивается эта тема.

– А голоса, которые она слышит?

– Знаете, довольно неприятна эта ее манера высказывать все, что думаешь, – с некоторой горячностью бросил Джордж. – Никогда не знаешь, что ей придет в голову изречь в следующий момент. А привычка делать вид, будто она знает больше, чем на самом деле может знать, просто действует на нервы. Бедная женщина! Полагаю, она старается выглядеть более интересной, придать себе значимости.

– Ей незачем стараться. Она и так интересна. И я больше не стану задавать вопросов, потому что мы почти дошли до города. Должен сказать, выглядит он довольно симпатично.

– Когда попадете внутрь, поймете, что он сильно обнищал и находится на грани вырождения.

– Какой лабиринт улиц. Вы были здесь прежде, скажите: где можно найти телефон? Не знаете? Ладно.

Люциус поманил пальцем маленького худосочного мальчика, который торчал в дверях какого-то дома, глазея на них с откровенным интересом. Мальчик подбежал, и американец заговорил на беглом итальянском.

– Он нас проводит. Очевидно, нам требуется бар «Центральный», который держит его тетушка.

Бар «Центральный» располагался на главной площади под названием «пьяцца Гарибальди».

– В каждом итальянском городишке есть площадь Гарибальди, – улыбнулся Люциус. – Не говоря уже об улице Данте.

Бар оказался довольно мрачным, стены были увешаны пожелтевшими фотографиями давно забытых футбольных кумиров и уставлены бутылками, простоявшими здесь примерно с полвека. Люциус приветствовал стоящую за барной стойкой неопрятную женщину жизнерадостным «Buon giorno», а затем пустился в многословные переговоры относительно возможности позвонить.

Джордж подозревал, что мальчик привел их сюда просто затем, чтобы доставить клиентов в бар тетки. Однако оказалось, что нет. Уайлд подтолкнул ему по стойке крохотную чашечку кофе, которую заказал, и исчез в темных недрах бара. Появился он минут через десять.

– Это займет некоторое время. Телефонная связь в Италии не очень современна. Тем не менее, меня обещали соединить с доктором Кальдерини примерно через полчаса. А учитывая, что мы в Италии, это может означать все, что угодно, – от пяти минут до пары часов. Кто это? – спросил он, когда в бар бочком вошел Пьетро и Джордж приветствовал его улыбкой и взмахом руки.

– Пьетро. Работает на вилле вместе с Бенедеттой. Мы не выяснили, являются ли они мужем и женой или просто наемными работниками Беатриче Маласпины. Они, похоже, не очень-то ладят между собой – служанка гоняет его немилосердно.

– Тогда я предположил бы, что они женаты, – усмехнулся Люциус.

Он сразу же вступил в разговор с Пьетро, купил ему бокал вина и вскоре был уже полностью поглощен беседой, как показалось Джорджу, на техническую тему, хотя с таким же успехом они могли обсуждать больное колено Пьетро или погоду – на чужом языке это просто невозможно определить.

Уайлд, как будто прочитав его мысли, прервал оживленную беседу с Пьетро, чтобы ввести спутника в курс дела.

– Очень прошу меня простить, это редкая возможность поговорить по-итальянски. Мы говорили о виноградниках и винах.

Хельзингеру было приятно обнаружить, что его догадка оказалась верна, и он, осушив свою чашку кофе, принялся терпеливо ждать, когда американец закончит, либо будет вызван к телефону. Он ждал возможности несколько минут отдохнуть от энергичной натуры сонаследника – ученый уже отвык от присутствия рядом человека с подобной жизненной силой. Джордж работал под началом такого человека во время войны, но, вернувшись в Кембридж, вновь втянулся в более спокойное и неторопливое существование.

Сейчас у него было беспокойное чувство, что привычная жизнь может снова нарушиться. Хотя, впрочем, нет – ведь их пребывание в Италии скоро закончится, а тогда он вернется в свой университет, где будет принужден заставлять усталый мозг повиноваться. Быть может, пробудь он здесь не несколько дней, а несколько недель, его разумное «я» восстановило бы порядок в этой системе и он смог бы стать тем, кем был когда-то. Ему уже приходилось слышать там, в университете, шепоток за спиной: мол, он уже не тот, что был раньше. Да, когда-то Джордж Хельзингер обладал блестящими способностями; сейчас же даже как преподаватель… Студенты жалуются. Начинает фразу, замирает на полуслове и, похоже, сам не ведает, о чем только что говорил. Неудивительно, когда все время думаешь о…

Физик постарался вырваться из потока неприятных воспоминаний. Не хватало только голосов, беспрестанно звучащих в голове. Кажется, он становится похож на Марджори.

Глава факультета однажды тактично предложил наведаться к психиатру – он-де знает замечательного специалиста…

Но Джордж не имел намерения изливать душу врачам, напичканным фрейдистскими банальностями. Вместо этого он приехал в Италию, зная, что коллеги видели: он уезжает с облегчением.

Тем временем Пьетро, похоже, был очарован тем, что говорит Люциус. Ученый сообразил, что до этого он никогда не видел старика улыбающимся. Да и неудивительно: станешь ли улыбаться рядом с Бенедеттой, которая всякую минуту шпыняет тебя с таким безжалостным энтузиазмом?

– Когда-то «Вилла Данте» имела большой штат прислуги, – сообщил американец, допивая остывший кофе. – Сейчас это немыслимо – в наше время, когда все здоровые и крепкие мужчины уехали. Вот почему здешнее население состоит из стариков, женщин и детей.

– Я это заметил, но предположил, что мужчины на работе.

– Здесь поблизости негде работать, поэтому все трудоспособные мужчины в возрасте от пятнадцати до пятидесяти, что по здешним меркам считается старостью, уехали в Милан или даже в Америку на заработки, оставив здесь матерей и жен. Но не сестер, потому что многие из них тоже отправились в большие города искать работу. Возьмите, к примеру, Доменико, – продолжил американец, кивнув в сторону их юного проводника, который болтался в дверях. – Десять лет, хотя он на них не тянет из-за скудного питания. Внук Пьетро и Бенедетты. Да-да, вы совершенно правы: они муж и жена. Их единственный сын, отец мальчика, уехал в Милан на заработки. Его мать, никчемная потаскуха, если верить Пьетро, три года назад сбежала с солдатом – тоже история весьма знакомая. Так что Доменико утром ходит в школу, а днем валяет дурака, и это продолжится до тех пор, пока мальчишка достаточно не подрастет и тоже не покинет Сан-Сильвестро, чтобы искать работу.

Хотя Джордж ростом был выше своего спутника, на обратном пути ему приходилось удлинять шаги, чтобы не отстать от Люциуса.

– Вы дозвонились до доктора Кальдерини?

– Да. К счастью, в Ла-Специи только один адвокат с такой фамилией. Я было подумал, что нам придется пройтись по целому списку.

– А как бы он узнал, что вы приехали, если бы вы не смогли с ним связаться?

– Думаю, у Бенедетты есть свои каналы. Так или иначе, он сегодня приедет, только чуть позже. Судя по голосу, прыткий тип.

– Прыткий? – усмехнулся Джордж. – Сами сможете судить, когда с ним встретитесь. Мне кажется, он наслаждается таинственностью всех этих манипуляций.