Текст книги "Вилла в Италии"

Автор книги: Элизабет Эдмондсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)

4

На следующее утро Воэн приплелась в комнату Джессики, горестно стеная из-за головной боли.

– Будь ангелом, закрой эти ставни. Свет лупит в глаза просто немилосердно.

– Выпей воды. Побольше. Я знала, что ты будешь жалеть о выпитом.

– Я совершенно не жалею, вино было восхитительное, до последней капли. У тебя есть аспирин?

– Да, но прими его после еды.

– Кофе хорошо бы. – Делия болезненно поморщилась, от того что слишком резко дернула головой.

Внизу Люциус, чисто выбритый, с аурой баловня судьбы, который, поднявшись спозаранок, уже успел поплавать в море, вручил Делии бокал с устрашающей красной жидкостью.

– Что это? – подозрительно спросила она. – Выглядит довольно омерзительно и пахнет, как микстура от кашля.

– Итальянский вариант коктейля «Устрица в пустыне». Пришлось довольствоваться тем, что нашлось в шкафчиках Бенедетты, но, думаю, это сработает. Проглотите залпом.

Воэн с сомнением посмотрела на бокал, но послушно выпила. На лице ее появилось выражение омерзения, и она бросилась к двери. Потом остановилась, и выражение шока на лице сменилось удивлением.

– Черт побери, что там было?

– Всего понемножку. А теперь хорошенько позавтракайте, сходите искупаться, потом поспите где-нибудь в тенечке, и к ленчу будете как огурчик.

– Вот что значит молодость, – пробормотал Джордж, глядя, как Делия наворачивает за завтраком.

– А вы потакали себе в молодости? – спросила певица.

– Редко. Конечно, во время войны…

– Алкоголь было не всегда легко достать, – закончила Марджори.

– Я тогда еще училась в школе, – пожала плечами Воэн. – Так что не помню.

Делия воспользовалась советом Люциуса и лежала под двумя зонтиками от солнца, а около нее возвышалась горка книг и кувшин с ледяной водой, предусмотрительно принесенный Бенедеттой. Итальянка также добавила в питье крохотную рюмку какой-то вонючей коричневой жидкости.

Певица пригубила снадобье.

– Яд, – скривилась она. – Бенедетта – это переодетая Лукреция Борджиа и хочет моей смерти.

Джессика понюхала жидкость.

– Действительно, немного похоже на ведьминское зелье. На твоем месте я это залпом проглотила бы. Думаю, Бенедетта прекрасно разбирается в том, что бывает после вчерашнего. Не на собственном опыте, конечно, но бьюсь об заклад, артистические гости Беатриче Маласпины были веселой компанией.

– Разговоры, вино и сигареты далеко за полночь. Богемная жизнь.

– Не смей только курить. Тебе надо беречь голос. – Мелдон разложила шезлонг и устроилась около подруги с книгой.

– Что читаешь?

– Одну из книжек Марджори. Помню, что когда-то читала их с удовольствием, вот и решила перечесть заново.

– Что толку, раз знаешь, кто убийца?

– Они и сами по себе неплохи. Что можно сказать не обо всех детективах, тут ты права. Но книги Марджори остроумны и хорошо написаны, и, честное слово, по второму разу нравятся мне не меньше. Посмотрим. – Джессика раскрыла книгу и разгладила рукой страницу. Потом опустила книгу на живот. – Не могу поверить, что Люциус собирается жениться на Эльфриде. Ни за что пропадет человек! Мы не могли бы что-то предпринять по этому поводу?

– В смысле, все ему рассказать? Попытаться растолковать, что представляет собой Эльфрида?

– Думаю, невозможно втолковать влюбленному неприглядные вещи о предмете его обожания. Начать с того, что он нам попросту не поверит.

– Влюбленному? Люциус не влюблен в Эльфриду, – буркнула Делия.

Конечно, нет, с досадой подумала Воэн. Как может он быть в нее влюблен? Все это опять же часть его бессмысленного самопожертвования.

– Сколько ему, за тридцать? – продолжала певица. – Родители, мать особенно, пилят его, чтобы он, наконец, остепенился. А если у него нет любимой девушки – а возможно, Уайлд и не может ни в кого влюбиться, при той перекошенной, искаженной жизни, которую ведет, – тогда почему бы не Эльфрида? На первый взгляд идеальная жена для банкира, к тому же всю жизнь хочет найти богатого мужа. Можно только удивляться, что до сих пор еще не нашла.

– Он будет несчастен в браке с ней.

Но он будет несчастен и без Эльфриды, подумала Делия, вспоминая горькие слова самобичевания Люциуса.

– Хотя, может, если бы он выбрал какую-то другую… должны же быть подходящие невесты для банкиров: добрые, интересные… ну и симпатичные.

– Ты имеешь в виду, не гламурные стервы вроде Эльфриды?

В дверях появилась Марджори.

– Можно к вам присоединиться?

К удивлению Делии, Джессика улыбнулась гостье:

– Конечно! – По мнению Воэн, подруга согласилась вполне искренне, а не так, словно говоря про себя: «Лучше не надо, сделай милость, иди куда-нибудь еще и оставь нас в покое».

– Вам незачем спрашивать. Смотрите, Джессика взяла почитать одну из ваших книг.

– Ну и напрасно. – Писательница вступила в опасное единоборство с шезлонгом.

– Дайте я, – предложила Мелдон. – Эти проклятые штуковины требуют сноровки.

– Живой упрек мне, – бросила Свифт, усаживаясь в шезлонг, как только его принудили к исполнению долга. – Сейчас даже трудно поверить, что когда-то я их писала. Кажется, за ужином вы упомянули какую-то Эльфриду. Расскажите мне о ней. Я еще вчера была заинтригована и воспылала желанием узнать о ней побольше, но видела, что вам не хочется огорчать Люциуса.

– С чего начать? – спросила Джессика, поправив солнечные очки. – Когда мы учились в школе, она была с нами в одном классе. Нам пришлось выносить ее в течение пяти лет.

– Четырех, – поправила Делия. – Эльфрида ушла на год раньше, разве не помнишь?

– О да, чтобы закончить школьное образование в Швейцарии.

– Я думала, так поступают все девочки из элитарных закрытых школ после их окончания.

– В нашей йоркширской школе для девочек было немного иначе. Да, верно, там училось множество богатых девочек с севера Англии, но в школе присутствовал – думаю, и по сей день присутствует, – так сказать, дух высокого служения и долга. Директриса хотела, чтобы мы потом шли в университет или педагогический институт.

– Или выходили замуж, – добавила Джессика. – Это одобрялось, если кандидатура серьезная, подходящая. Хотя старая миссис Рэдберт считала, что восемнадцать лет – это слишком рано для замужества. «Поживите немного, – говорила она. – Заработайте собственных денег; никогда не знаешь, когда может пригодиться образование. Даже в самых лучших домах дела могут пойти вкривь и вкось».

– Не то, что ее предшественница, которая не принимала в школу детей разведенных родителей, – добавила Делия.

– А, позорное пятно развода?

– В наше время все иначе, – махнула рукой Джессика.

– Только не для принцессы Маргарет, не так ли? – возразила Марджори.

– О, то королевское семейство. Они вынуждены жить по другим правилам.

– Я раньше любила читать повести о школе, – грустно вздохнула Свифт. – Даже после того как вышла из этого возраста. Анджела Брэззл [34]34
  Анджела Брэззл (1868–1947) – автор развлекательных книг о школах для девочек.


[Закрыть]и девочки из школы Святого Павла, забивающие победный гол! Полночные празднования в общей спальне, общее веселье, дух солидарности. Если, конечно, ученица не была школьной ябедой и играла по правилам чести и благородства. В нашей школе было скучно. Большие классы, надо сидеть смирно, быть внимательной, потом держать экзамены. Я никогда их особенно успешно не сдавала, вечно витала где-то в облаках. Что довольно любопытно, как подумаешь, сколько времени я с тех пор провела за самообразованием.

– В школе действительно было довольно противно, – обронила Делия.

– Последний день семестра был хорош, – подсказала Джессика.

– Такое впечатление, что первых дней было куда больше, чем последних.

Воэн тоже читала некоторые из этих книг, перед тем как ее отправили в школу в начале войны. Отец сказал, что будет безопаснее в школе, в провинции, чем рядом с таким большим промышленным городом, как Лидс, который точно сровняют с землей за несколько недель. Она уехала в женскую школу «Йоркшир ледис», в младшее отделение, где атмосфера была несколько более дружелюбная, чем в старшем. Школа располагалась в мрачном готическом особняке, в горах, в районе торфяников.

Девочки надеялись, что школа будет расформирована; циркулировали слухи, как то одна, то другая известная школа – где у многих девочек учились братья – была вынуждена отдать свои помещения правительственным учреждениям, службам Би-би-си, вооруженным силам, госпиталям. Даже психиатрическим лечебницам, как сказала одна девочка. Все они согласились, что из «Йоркшир ледис» получится хорошая психушка.

«Если по ошибке отправят сюда здорового человека, – пошутила тогда Делия, – не страшно, потому что через пару месяцев он свихнется».

Дружба и единение в общей спальне? Только не тогда, когда верховодит Эльфрида.

– Она имела обыкновение устраивать судилища, после того как гасили свет, – усмехнулась Воэн.

– О Господи, еще как! – сказала Джессика. – Эльфрида действительно являлась пределом всему, Марджори. У нее была своя кучка подлиз, и считала она себя настоящей пчелиной королевой. Если ты переходила ей дорогу, тебя тащили на это судилище и приговаривали к наказанию, а уж ее прихлебатели заботились, чтобы оно было приведено в исполнение.

– Например?

– Заставляли стоять за окном в пижаме при температуре ниже нуля. Одна девочка схватила воспаление легких, только тогда это прекратилось.

– А девочка никому об этом не рассказала?

– Не отважилась. Но упросила родителей забрать ее оттуда. Другим любимым наказанием было прижигать провинившимся тыльную сторону ладони спичкой.

– Жаль, что твой братец погиб, – заметила Джессика. – Из них получилась бы подходящая пара.

– Я помню, как меня на ночь заперли в туалете.

– Были у нее и другие фокусы, – продолжила Мелдон. – Они с бандой любили прятать чужое спортивное обмундирование, так что у тебя из-за этого были неприятности. Или проливать чернила на твою домашнюю работу. А уж когда ее сделали префектом, [35]35
  Старший студент; следит за дисциплиной младших товарищей по учебному заведению.


[Закрыть]Бог ты мой! Младшим девчонкам перепало, ой-ой-ой, не так ли? Нет, Люциус тут свалял дурака. Конечно, она могла измениться.

– Бывает, что и коровы летают.

– Ну тогда, значит, он влип. Бедный Люциус.

– Вот интересно, как сложилась дальнейшая судьба Розы и Пенни? – задумалась Делия. – Те просто игнорировали Эльфриду, и каким-то образом им это сходило с рук. Они были лесбиянками.

– Вы имеете в виду, крутили любовь с учительницами? – спросила Марджори, помолчав.

– Нет, друг с другом. Собственно говоря, они были похотливыми лет с двенадцати. Говорили: то, чем они занимаются друг с другом, заменяет им настоящее. Имели обыкновение обжиматься под одеялом.

– Жуткие визги, скрип и все такое, – добавила Джессика.

– Вот мне и стало интересно, что с ними сделалось.

– Могу тебе сказать. Пенни вышла за архитектора, у нее пятеро детей. Я видела ее в Лондоне пару лет назад – делала покупки вместе с мужем. Тот выглядел совершенно изнуренным, бедняга. По-моему, она непрестанно его пилит. А Роза – очень дорогая проститутка.

– Не может быть! Ты все это выдумала. Роза – проститутка?

– Полагаю, она нажила целое состояние. Мы как-то столкнулись в «Хэрродзе» и выпили чаю. Тебе не представить, сколько она берет за ночь. Любит свою работу – так по крайней мере мне сказала – да еще получает кучу денег и подарков.

Марджори выглядела обескураженно.

– Все совсем иначе, чем я представляла. Лучше бы вы ничего не говорили. Теперь вряд ли мне захочется читать школьные рассказы.

– А главное, – добавила Воэн, – там было страшно, невообразимо холодно!

– И вечно хотелось есть. Еда была такой ужасной, что не могу даже думать об этом. При той клейкой, мучнистой пище, которой нас кормили, мы стали пухлыми, одутловатыми и имели бледный, нездоровый вид. Любят говорить, что военная диета была так полезна и благотворна, без этих гадких жиров и без мяса – так вот заявляю: это чушь.

– Морковь, – усмехнулась Марджори. – Правительство всегда убеждало нас есть морковь. Я теперь вообще не могу на нее смотреть, хотя раньше любила. Был какой-то летчик, которого всем показывали, чтобы он говорил, дескать, теперь может видеть в темноте, поскольку съел много моркови.

На террасу по лестнице поднялись Люциус и Хельзингер.

– Вот где вы все. А мы с Джорджем немного прибрались на вершине холма. Докладываю: теперь, когда водоемы наполнились, там возник восхитительный водный пейзаж. Советую сходить и посмотреть.

– Слишком жарко, чтобы тащиться в гору, благодарим за приглашение, – ответила Делия. – Поверю вам на слово. Что до меня, то, покуда будут полниться или хотя бы сочиться нижние фонтаны, я счастлива.

– Мы подумали, что нам надо пойти и посмотреть на следующий этаж в башне, – предложил ученый. – Надо набраться храбрости и увидеть это. А возможно, там отыщется и кодицилл.

– По-моему, лучшее, что можно сделать с этой башней, – махнула рукой Воэн, – это запереть ее и выбросить ключ в море.

– Если мы так поступим, – возразил американец, – Бенедетта купит на рынке жирную рыбу и… Догадайтесь, что дальше?

– Ключ окажется у рыбы в желудке, – закончила Марджори. – Как в той легенде. Мы не можем избежать собственной судьбы. Давайте поскорее покончим с этим делом. Если там больше не будет моих портретов, мне любопытно взглянуть.

– Не могу поверить, что вы сразу не обследовали остальные комнаты, – удивилась Джессика. – Что, если кодицилл находится там и только и ждет, чтобы вы его забрали? Сами будете потом себя ругать, что не отыскали его сразу.

– Мы просто не смогли больше этого выносить, – признался Джордж. – Да у нас еще масса времени в запасе, так что несколько часов и даже дней не имеют значения. Марджори уверена, что следующий этаж будет символизировать Чистилище, а на самом верху окажется Рай. Надеюсь, что она права, хотя боюсь, что Чистилище может тоже оказаться неприятным.

– Обнаружить, что совершенно незнакомый человек так много знает о твоей частной жизни, уже само по себе неприятно вне зависимости оттого, что именно она изобразила на стенах, – поморщилась Делия.

Появилась Бенедетта с корзинкой фруктов, и Люциус заговорил с ней. Марджори наблюдала за его лицом.

– Он расспрашивает ее о башне.

Откуда Свифт узнала? Было необъяснимо и поразительно то, как Марджори мгновенно делала выводы, не основываясь ни на каких логических предпосылках, и то, как часто оказывалась права. Воэн попыталась сбить ее с толку.

– Вы были правы, Марджори, насчет того, что моя мать на фотографии не являет собой воплощение счастья.

– Как-как? – заинтересовалась Джессика. – Там что, есть и портрет леди Солтфорд?

– На фотографии со свадьбы Фелисити – ты же помнишь, какой кислой она была, хотя я не могу понять почему. Все твердили: какая прекрасная пара!

– В вашем голосе слышна горечь, – заметила писательница. – Вам не нравится зять?

Делия быстро сообразила, что чуть не выдала себя.

– Дело в том, что мать не особенно меня любит и никогда не любила. Она слепо обожала моего брата, так что, когда он погиб, думаю, просто отреклась от материнских чувств. Впрочем, она привязана к Фелисити.

Джордж участливо смотрел на нее внимательными темными глазами.

– Не очень-то счастливое начало жизни. Я вырос без отца, так что страдал от недостатка отцовской любви, но меня очень любила мама и, в этом смысле, я был счастлив.

– Зато тебя любит отец, – бросила подруге Джессика. Она сосредоточенно снимала шкурку с яблока, наблюдая, как кожура единым завитком падает на тарелку.

– Он? Любит? Так я и поверила.

Беседовавшая с Люциусом Бенедетта что-то многословно ему объясняла, сопровождая речь энергичными кивками и многочисленными запрещающими жестами.

– Ну, выкладывайте, – потребовала Марджори, когда дверь за Бенедеттой закрылась.

– Она замыкается, когда пытаешься что-то выудить у нее о хозяйке. Однако что касается росписи стен башни – все это собственноручная работа Беатриче Маласпины, в отличие от фресок в гостиной, которые, как вы сами видите, выполнялись разными людьми. Она начала работать в башне сразу после войны – очевидно, по возвращении из Англии. Должно быть, выполнила сначала весь фон, а что касается остального… – Американец помолчал. – Фотографии появились позже.

– Это ее завещание, – заявила Марджори. – Именно это и есть ее истинное завещание, а не то, что хранится в адвокатской конторе.

Джессика обратилась к Люциусу:

– А Бенедетта искала кодицилл в башне, когда адвокат велел его поискать?

– Она говорит, что Беатриче Маласпина не велела ей ходить в башню ни под каким видом. Убеждена, что это опасно, и очень встревожена тем, что мы сняли цепи и вошли.

– «Опасно» – верное слово, – кивнул Джордж. – Я предпочел бы никогда не переступать порог этого сооружения. Какая странная женщина! Пригласила нас сюда и предложила все прелести этой «Виллы Данте», с тем, чтобы потом залепить такую пощечину.

– Лично у меня нет абсолютно никакого желания снова видеть эти ужасные картины. Как и обнаружить новые, – скривилась Делия. – Джордж, почему бы вам с Люциусом одним туда не сходить, а потом рассказать, что вы видели?

– О, но ты же просто обязана сама пойти! – возразила Джессика. – А иначе будешь воображать себе что-нибудь гораздо худшее, чем есть на самом деле. Возьмите масляную лампу, от фонаря всегда жутко.

5

У двери в башню Воэн остановилась в нерешительности, душевные силы ее покинули.

– Вы идите, а мне потом расскажете. Джордж и Марджори нерешительно переглянулись.

– Нет, – отчеканил Уайлд. – Это момент истины для нас всех, будем мужественны. – Он подтолкнул Делию и сам последовал за ней, держа лампу высоко над головой.

Сонаследники стояли в полумраке у подножия лестницы.

– Я пойду первым, – предложил американец. – Один из вас может поймать меня, если свалюсь. Эти ступени выглядят довольно крутыми и опасными.

– Сколько лет было Беатриче Маласпине? – спросила Марджори. – Если она на девятом десятке могла ходить по ним вверх и вниз, то мы и подавно.

Один за другим все четверо поднялись на галерею второго этажа. Какое-то время постояли в молчании, а потом Люциус скомандовал:

– Начнем, пожалуй. – И ухватился за свисающее из пасти льва железное кольцо на двери, более изысканное, чем на нижнем этаже. – Заперто, – объявил он, отступая. – А цветочных вазонов поблизости нет.

– О, действительно! – с облегчением вздохнула Делия. – Какая незадача. Может, ключ обнаружится со временем.

Марджори застыла каменным изваянием.

– Ну же, – подстегнула Воэн, – идемте обратно, на свет.

– Нет, – покачала головой Свифт. – Дайте подумать. Данте… Каким образом Данте с Вергилием попадают из Ада в Чистилище? – Она сама же и ответила на свой вопрос: – Когда доходят до нижнего круга Ада, который представляет собой лед, съезжают вниз по ногам Люцифера, а затем вновь поднимаются на поверхность, через центр Земли, все выше и выше, пока не достигают следующего места назначения. Так что путь в Чистилище лежит через Ад.

– Если вам так угодно это сформулировать, – пожала плечами Делия, горя желанием поскорее покинуть башню. – Только снизу нет прохода наверх. В прошлый раз Джордж освещал фонарем весь потолок, и там не было ничего, кроме жутких изображений.

– Готов поспорить, что ключ где-то внизу, – кивнул Люциус. – Вот подержите это и дайте мне фонарь. – Он вручил лампу Джорджу и метнулся мимо остальных обратно по лестнице.

Они услышали, как внизу открылась дверь, минуту спустя с глухим стуком вновь закрылась, а в следующую секунду Люциус уже поднимался по лестнице.

– Висел на крючке перед очаровательной фотографией с изображением узников в ледяных просторах – по-видимому, в Сибири, – доложил он, вставляя большой и тоже богато украшенный ключ в скважину замка. Американец повернул кольцо, и на сей раз дверь отворилась.

Делия уронила взор на пол, неплохо различимый даже без лампы. В этой комнате было гораздо больше света, поступающего из шести достаточно широких прорезей в каменных стенах, каждая из которых была забрана узким окном. В голове почему-то мелькнул образ завитков яблочной кожуры, струящейся между пальцами Джессики. Потом до нее дошло.

– Спираль на полу в нижнем помещении закручивалась против часовой стрелки. А здесь – наоборот.

– Наконец что-то позитивное, – обронила Марджори.

– Надо открыть окна. – Джордж высвободил шпингалет ближайшего окна и впустил желанную струю свежего воздуха.

Делия стояла в центре, медленно поворачиваясь вокруг. По стенам громоздились друг на друга изображения – точь-в-точь как это было внизу. Но эти картинки были уже иными.

– Повседневная жизнь, – прокомментировала Свифт.

И это было действительно так. Деревенская улица; оживленная лондонская мостовая под дождем; люди, ожидающие автобуса на остановке; старик, дремлющий в инвалидной коляске; ребенок на детском складном стульчике на колесиках; женщина, ныряющая с вышки; собака, лающая на луну; городской дом; коттедж; полуразрушенный пакгауз – сотни накладывающихся друг на друга картин повседневности, картин жизни, протекающей там и сям в бурлящем многообразном мире.

– Так, значит, это и есть Чистилище? Просто жизнь? – спросил Уайлд. – Изящная и лаконичная метафора.

Делия его не слушала. Ее глаза были прикованы к картине, содержащей персонажи, слишком хорошо ей знакомые. Она подошла, чтобы рассмотреть получше.

Рядом с ней оказалась писательница.

– Снова свадьба вашей сестры.

– Другой ракурс, – заметил Люциус.

– Где она венчалась? – спросила Марджори.

Это была большая, пышная, фешенебельная свадьба. Вульгарная – как с желчной лаконичностью определил лорд Солтфорд. Место проведения изначально было проблемой, поскольку Тео настаивал на англиканской церемонии, а отец Делии негодовал по поводу идолопоклонства и папистских ритуалов. Тео решил венчаться в лондонской церкви Темпла, вполне пристойном для юриста месте проведения церемонии. Фелисити, в своем подвенечном платье от Диора, была восхитительна – это Делия была вынуждена признать.

– Обман, – прошептала Воэн. – Все было обманом. Он не любил ее и не любит.

Только Марджори была достаточно близко, чтобы услышать. Писательница окинула Делию внимательным взглядом, прежде чем приблизиться к фотографии.

– Красивая диадема.

– Она принадлежала моей бабушке.

– Вот опять ваша мать. Вы на нее совсем не похожи.

– Нет. На нее похожа моя сестра. Я удалась в отца.

– А он есть на этом фото?

– Нет.

Конечно же, родители невесты обязаны были войти в церковь вместе и сидеть впереди, так чтобы отец, как и положено, мог подвести невесту к жениху. Вместе они и вышли из церкви, принимая поздравления от друзей и родственников, лицедействуя перед камерой. Но этот снимок был сделан в менее официальный момент, когда лорд и леди Солтфорд, которые наедине не разговаривали друг с другом с незапамятных времен, разделились и каждый присоединился к своим друзьям.

Фотографию с изображением писательницы заметил Люциус высоко на стене, возле одного из окон.

– У вас тут несколько затуманенный взор, – отметил он. – Эта фото с какой-нибудь вечеринки?

Как типично это было для Марии, с ее небрежной жестокостью, сбежать с тем человеком в день выхода в свет очередной книги Марджори. Перед этим они ходили по магазинам, и Мария купила себе зеленое платье, очень элегантное, очень дорогое и идеально подходящее к ее эльфоподобной красоте. Марджори выбрала себе бархатное, цвета красного вина.

– Хочу соответствовать. Ведь меня окрестили Королевой преступлений.

На другой день после выхода книги они собирались уехать в короткий отпуск – такой был замысел: провести несколько дней в деревне, отдохнуть в коттедже, который принадлежал одному из их знакомых. Марджори уже вовсю занималась новой книгой и намеревалась взять с собой пишущую машинку, чтобы не терять зря время. А еще – поработать в саду, пока подруга будет слушать радио и стряпать вкусную еду, а по вечерам они будут заводить граммофонные пластинки, под которые Мария будет заниматься своим вышиванием. Марджори очень живо помнила ее руки – тонкие, изящные – и то, как игла с изысканной точностью входит в полотно и выходит обратно.

– Кто это маленькое создание, похожее на ведьмочку? – спросила Делия. – Ее лицо кажется мне знакомым. Она, случайно, не актриса? Уверена, что видела ее по телевизору и в кино.

– Мария Харкнесс, – ответила Свифт, с трудом заставив себя выговорить это имя. – Она была… большой моей подругой.

– Ну конечно! Ее жизнь еще более скандальна, чем у Джессики. Она всегда фигурирует в каких-нибудь шокирующих газетных заметках. То она с кем-то сбежала, то чья-то жена обвиняет ее в неописуемых оргиях и разрушении счастливой семьи.

Джордж заметил душевные страдания Марджори.

– Я думаю, она была больше, чем просто подругой, – заключил он так тихо, что остальные не могли услышать.

Писательница молча кивнула, губы ее были крепко стиснуты.

– Она порвала мою новую книгу, перед тем как сбежать. Ту, что я писала. В клочья. Первый экземпляр и машинописную копию, которую я спрятала для лучшей сохранности. Каждую страницу и все мои записи.

Мария оставила ей записку в пишущей машинке:

«Ты держишь меня в клетке, ты зациклена только на своей работе, ты не желаешь принять, что у кого-то, кроме тебя, тоже есть артистическая душа. Я должна от тебя вырваться. Я должна жить той жизнью, которой действительно хочу жить».

Жизнь, которой она хотела жить. А что за жизнь она вела до того, как поселилась с Марджори? Актриса на эпизодические роли, редко занятая в фильмах, подвизающаяся в жалкой роли официантки. «Временно отдыхающая», как любят говорить актеры.

Это и было, как она поняла, главным козырем Макса. Тот был продюсером, и, конечно, карьера Марии внезапно расцвела. Ее тип красоты вошел в моду; она усиленно старалась создать себе имя. Свифт – ненавидя себя за то, что делает, – сходила на спектакль, в котором подруга была занята. Глупая, банальная салонная пьеса, где Мария играла горничную, субретку. Ей не было суждено подняться до чего-либо выше субретки – душа субретки не пускала. Марджори после антракта ушла домой, в квартиру, которую они тогда делили с Марией, где когда-то были так счастливы. Квартиру, стремительно лишившуюся хорошей мебели и красивых вещей, по мере того как деньги неумолимо таяли.

Значит, это не Ад, а всего лишь Чистилище? Просто неотъемлемая часть обычного житейского страдания, цена, которую платишь за то, что кого-то любишь. Эта реакция на уход Марии принадлежала Аду, о чем каким-то невообразимым образом узнала Беатриче Маласпина.

– А ваша фотография тут есть? – спросила Марджори у Джорджа.

Фотографий с изображением Джорджа было несколько. Школьник в мешковатых, доходящих до колен штанах. Серьезный темноволосый мальчик, похожий на сову, в очках с проволочной оправой, неуверенно глядящий в камеру. На заднем плане виднелись размытые фигуры в движении: другие мальчики, человек в черной сутане. Потом еще один, студийный портрет, выполненный в Париже, где Хельзингера запечатлели с серьезным выражением лица, в академическом головном уборе и мантии и со свитком пергамента в руке. Вот он в Кембридже, выезжает на велосипеде из ворот церкви Святой Троицы, также в совиных очках. Кажется, тогда шел дождь, и развевающаяся мантия свидетельствует о резком ветре, который дул в городок из степей. А вот снимок, сделанный в меблированной квартире на Ричмонд-Террас, обшарпанной маленькой комнатке с кроватью, письменным столом и маленьким окном.

– До чего же гнетущий вид! – импульсивно ужаснулась Марджори, прежде чем успела заткнуть себе рот. Ведь сама только что сетовала по поводу своего убогого, наводящего тоску жилища – так какое она имеет право бросать камни в других?

– Ужасный! – согласился Джордж. – И отвратительная пища. До чего я ненавижу английскую еду. Изгнанник – вот что говорит обо мне эта фотография. Погруженный в свою науку, лишенный всех радостей, кроме интеллектуальных. А когда они исчезают, – сказал он самому себе, – что остается у человека?

Уайлд смотрел на набор фотографий, где был запечатлен он сам. Вот выпускная фотография, их гарвардский выпуск, 50-го года. Вот он в норвежском свитере, опирающийся на костыли; это было в ту зиму, когда он упал на горнолыжном склоне. Вот он входит в двери облицованного мрамором здания банка, в темном пиджаке, неотличимый от остальных мужчин вокруг. Вот он в Белом доме, с родителями, в официальном костюме, на президентском приеме для щедрых меценатов и людей, собирающих деньги на благотворительные нужды. Его мать собаку съела на сборе благотворительных средств.

Чистилище? Хм. Просто жизнь. Эти фотографии не возбуждали в нем никаких эмоций. В отличие от фотографий в нижней комнате.